"Появляется всадник" - читать интересную книгу автора (Дональдсон Стивен)

44. Пешки движутся вперед

Териза и Джерадин хотели побеседовать с Артагелем им хотелось во всех подробностях знать, что делалось в Орисоне во время их отсутствия, — но большую часть дня им было некогда. Артагель был занят делами Норге, поддерживая авторитет нового Смотрителя и Тора, грозно глядя на всякого сомневающегося. Он, конечно, не получил официальный пост и не обладал властью. Но это лишь увеличивало доверие к нему. Он был Артагелем, лучшим фехтовальщиком Морданта — сыном Домне. После заката звезды короля Джойса он был первым претендентом на роль всеобщего героя Орисона. Кроме того, он не состоял в страже — и не подчинялся Норге. Его слово и само его присутствие рядом с Норге было весомее полудюжины катапульт.

Потерпев неудачу с Артагелем, Териза и Джерадин безжалостно вцепились в Мастера Барсонажа. Но и магистр был занят. Он готовил Гильдию к битве. И ему же приходилось готовить все, чтобы обеспечить снабжение армии. На деле это означало необходимость выяснять с заместителями Норге, что именно потребуется и в каком количестве, и затем давать подробные указания, как упаковать эти припасы и расположить в обширном бальном зале близ рабочих помещений.

С тех пор как Гильдия вновь обрела смысл своего существования, Мастера трудились не покладая рук. Работая с формулой, позволившей Мастеру Барсонажу получить предсказание, одному из Воплотителей удалось изготовить плоское зеркало с изображением бального зала. Работая как можно быстрее, два других Мастера в точности повторили это зеркало; одного зеркала было бы явно недостаточно, к тому же это вконец измотало бы Мастера, сделавшего его. Среди прочего оружия Гильдия хотела отправить в поход и эти зеркала. Тогда припасы, сложенные в бальном зале, можно будет воплотить в армии.

Так как магистру необходимо было проследить за всем этим, Териза и Джерадин остались и без этого надежного источника информации.

Рибальд был несомненно рад видеть их. В особенности после смерти Леббика, которую он не смог предотвратить. Покрытый шрамами ветеран сам вызвался защищать их. И был не прочь поболтать. От него они и услышали о судьбе Саддит. С другой стороны, он не мог ответить на некоторые вопросы — не мог объяснить, почему служанка стала звеном в цепи событий, повлекших за собой уничтожение зеркала Джерадина. Он ничего не знал о том, что больше всего хотели услышать Териза и Джерадин.

Большую часть дня — во всяком случае оставшуюся — им пришлось провести в обществе друг друга.

Но нельзя сказать, что они были недовольны этим.

Они приказали привести к Тору врача, который уверил их, что старый лорд здоров как бык и наверняка придет в форму, едва только начнет разнообразить свою исключительно винную диету другой, более полезной пищей, — и успокоил, сказав, что удар Гарта не вызвал внутреннего кровотечения. После того как врач развеял их беспокойство, Териза и Джерадин отправились в ее бывшие комнаты в башне, в павлиньи комнаты. Они объяснили Рибальду, что хотят поговорить с Артагелем или Мастером Барсонажем, и Рибальд пообещал доставить Артагеля и магистра к ним. Затем они закрыли дверь и заперли ее на засов. Внезапно, смеясь от облегчения (чуть истерически), они вдвинули кресло в шкаф, где до сих пор висела одежда, чтобы блокировать тайный ход внутри стены.

— Всякий, кто попытается проникнуть отсюда, — сказал он, — ноги себе переломает.

Смеясь, чтобы не заплакать, они обнялись, словно не виделись долгие месяцы.

— О, любовь моя, — пробормотал он некоторое время спустя, когда слегка успокоился. — Я почти добрался до тебя. Это было хуже, чем полная беспомощность. А когда я сделал нечто поразительное, перевернувшее наши представления о Воплотимом, Эремис обессмыслил мои старания, просто погасив свет. — Он замолчал, а потом признал: — Хэвелоку пришлось усесться на меня, чтобы я не отправился за тобой наперекор всему.

— Но ты ведь не был беспомощен, правда? — Ей было важно услышать это.

Как всегда, то, что говорила Териза, было ему интереснее самокопания.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не мог добраться до меня, — пояснила она, — ты не мог прямо спасти меня. Но, обладая такой силой, можно было сделать множество вещей. Ты мог бы воплотить рядом с Эсмерелем стражников, чтобы они отправились спасать меня. Не меньше сотни. Он уставился на нее так, что ей снова захотелось его обнять, потому что он уже не мучил себя, не воспринял ее слова как критику. И ответил: — У меня не было времени.

— Я знаю, дурачок. — И вместо того, чтобы обнять, она защекотала его. — Но ведь речь не об этом.

Он перехватил ее кисть и наказал за коварное нападение, нежно целуя кончики пальцев. — А о чем речь?

— Речь о том, — сказала она, поражаясь, насколько ей трудно сосредоточиться, пока Джерадин целует ей пальцы, — что ты не беспомощен. Если бы мне не удалось изменить изображение, ты нашел бы способ нанести ответный удар. Обязательно нашел бы. — Решив быть серьезной, она повторила: — Ты не беспомощен.

— Нет, я именно что беспомощен, — ответил он, не отрываясь от ее пальцев. — Отдан тебе на растерзание.

— Дурачок, — повторила она снова.

Но перестала думать о другом, пока он был отдан ей на растерзание.

Еще через некоторое время, когда пережитый ею страх совсем рассеялся, Териза спросила:

— Ну и что бы мы делали? Он задумался и сказал:

— Не пойму, о чем ты.

— Если бы Тор не согласился с нами, — пояснила она. — Или если бы Норге не согласился с ним. Если бы не они, а кто—то другой взял на себя управление Орисоном?

Он уставился на украшение из павлиньих перьев на стене.

— Ну, /сто—то же взять бы на себя командование. Мы бы убедили его.

— А вдруг бы он не послушал нас? Джерадин задумался над этим вопросом.

— Я думаю, тогда мы остались бы с принцем Крагеном. Попытались бы убедить его — или Элегу — а может быть, самого Маргонала — помочь нам.

Я знаю, — добавил он, когда Териза хотела возразить, — принц Краген хотел остаться здесь. Но лишь потому, что Тор хочет выступить в поход. Если бы у него не оставалось никакой надежды на союз с Орисоном — если бы он сознавал, что не сможет попасть сюда, не погубив множества людей, которых мог бы сберечь, и это значительно ослабит его, — то, может быть, нам удалось бы убедить его выступить. Если бы Элега стала на нашу сторону. Если бы он считал, что ему не остается ничего другого.

— А что, — не успокаивалась она, — если нам не удалось бы убедить и его? Джерадин пожал плечами.

— Тогда, вероятно, мы вернулись бы в Орисон. Нашли бы кого—нибудь, кто согласился с нами — Артагеля, может быть, кого—то из Мастеров, может быть, каких—то приятелей Рибальда — и использовали бы зеркала Знатока Хэвелока, чтобы воплотиться в Эсмерель. И попытались бы застигнуть их врасплох.

Он обняла его.

— Значит, мы бы не сдались.

Он крепко обнял ее в ответ. И пробормотал сквозь зубы:

— Ты же знаешь, я бы не сдался, даже если бы пришлось идти в Эсмерель в одиночку и освобождать Найла лишь с помощью зубов и ногтей.

Именно это Териза и хотела услышать. Чувствуя себя более спокойной и готовой к битве, она спросила небрежно:

— А тебе не приходит в голову, что нам более везет, чем кажется на первый взгляд?

— Везет? — переспросил он.

— Или королю Джойсу. Если бы не Элега, то мы, вероятно, не попали бы сюда. Если бы не Смотритель… — она чувствовала укор совести всякий раз, как вспоминала Леббика, — Гарт, наверное, убил бы тебя, Артагеля, принца Крагена и Тора. Орисон сейчас был бы погружен в хаос. Эремис еще не победил. Мы еще можем позволить себе лежать здесь, заниматься любовью и говорить о битвах. — Джерадин поцеловал ее, но она не замолкала: — Нам улыбнулось счастье. Неожиданно серьезно он ответил:

— Или король Джойс разбирается в этой игре лучше, чем нам представляется.

Она кивнула.

— Странно только, почему он не может обыграть Хэвелока в перескоки. Джерадин быстро посмотрел на нее.

— Интересный вопрос. По—твоему, дело в том, что бóльшую часть времени Хэвелок не в себе? Это звучало убедительно. Териза хотела сказать: да. Но потом вдруг вспомнила, как Знаток Хэвелок тайным ходом пришел в ее комнаты и отвел ее к Мастеру Квилону, чтобы Квилон мог из первых уст сообщить ей о нуждах Морданта. Момент просветления у Хэвелока не наступил И тем не менее, он сказал…

Она напрягла память, и фраза припомнилась так отчетливо, словно была выбита в камне. Никто не понимает, как правильно играть в перескок* Король пытается защитить свои шашки.

Король Джойс оберегал ее, оберегал Джерадина. Старался поберечь Тора. Несмотря на личные страдания, он сделал все возможное, чтобы уберечь жену и дочерей. Несомненно, он пытался уберечь и Смотрителя Леббика.

Отдельные шашки. Но что в них пользы? Все дело в стратегии. Нужно принести в жертву правильные пешки, чтобы поймать в ловушку противника.

Может быть, в этом и заключалась правда. Может быть, король Джойс не мог переиграть Знатока, потому что не мог сравниться с ним безжалостностью.

Может быть, именно поэтому он и исчез. Может быть, он отправился в безумную погоню за Торрент и королевой Мадин, движимый желанием защитить отдельные пешки, презрев стратегию.

Неужели это его недостаток? Не потому ли была порочна его политика, что базировалась на принципе приносить в жертву отдельные фигуры во имя чего—то большего?

Джерадин, вероятно, ощутил ее дрожь; внезапно он крепче обнял Теризу.

— Териза, — пробормотал он. — Любовь моя. В чем дело? Она не могла объяснить, во всяком случае прямо; мысль, пугавшая ее, с трудом поддавалась изложению, была почти метафизической. И она сказала:

— Ты помнишь тот раз, когда король Джойс попросил меня найти выход из пата? За день до того, как Мастер Гилбур воплотил своего Воина. — Это воспоминание не улучшило ей настроения. — Ты спас меня от Смотрителя, убеждая Тора послать за мной от имени короля Джойса. Джерадин кивнул.

— Помню.

— После того как ты привел меня в комнаты короля, — продолжала Териза скорее для себя, чем для него, — он показал мне задачку из перескоков. Пат. Он сказал, что ее ему задал Хэвелок. Он сказал, что выход есть, только он не может его найти.

Ее затрясло сильнее.

— Тогда я смахнула с доски все пешки. И ликвидировала пат.

— Помню, — повторил Джерадин, пытаясь успокоить ее.

— Мне показалось, что его едва не хватил удар. Он чуть не плакал. Он сказал: «Для вас это всего лишь игра. Для меня это разница между жизнью и обращением всего в руины».

А после добавил: «Я прошу вас тщательно подумать, прежде чем пытаться отвести угрозу пата, смешивая шашки».

Джерадин, а если мы этим и занимаемся? Трясем доску?

Вместо того чтобы делать то, чего хотел король Джойс.

Защищать пешки. Или то, чего хотел Хэвелок, принося в жертву нужные пешки.

— Ты думаешь, мы можем бороться в одиночку? — спросил Джерадин. — Против Эремиса, Гилбура, Вагеля, ужасов Воплотимого и двадцати тысяч человек?

Внезапно ее дрожь прекратилась, ушла, словно растворяясь во мраке.

— Нет, — сказала она уверенно. Это привело бы к беспричинной жертве пешек. — У нас не было бы никаких шансов. Даже если бы нам удалось победить все Воплотимое, мы не сумели бы остановить верховного короля Фесттена.

Джерадин принялся изучать ее лицо. — Териза, это не имеет смысла.

— Я знаю. — Она предприняла новую попытку объяснить, что у нее на уме. — Я когда—нибудь рассказывала тебе о преподобном Тэтчере?

— Человек, который управлял «миссией», где ты служила, пока я не пришел за тобой?

Она быстро поцеловала Джерадина в нос.

— Я, наверное, говорила тебе, что он был безнадежен. Печальный… беспомощный. Он, должно быть, считал себя таким. Но он кое—чему научил меня… Тому, чего я долго не понимала.

Он пытался помочь самым несчастным людям в городе. Отребью. Бездомным. Сумасшедшим. Пьяницам. Старался раздобыть для них пищу, и одежду, и крышу над головой. Это давалось трудно, потому что никто не хотел давать для этого денег. Если ты дашь им сегодня пищу, одежду и пристанище, чего ты достигнешь? Всего лишь спасешь им жизнь, и завтра им потребуется больше пищи, больше одежды и новое убежище. Так что если у тебя есть деньги и ты хочешь принести какую—то пользу, то, отдавая их миссии, ты явно выбрасываешь их на ветер. Есть сотни способов потратить деньги так, чтобы это принесло хоть какую—то пользу городу.

— Да, но… — начал Джерадин.

— Да, но… — согласилась Териза. — Занимаясь благотворительностью ко всему городу, невозможно помочь конкретным людям. Я не могла не жалеть их. А преподобный Тэтчер не мог перестать заботиться о них. Если бы ты предоставил ему выбрать между… — она задумалась, подбирая пример, — не знаю, между бесплатным образованием для всего города и помощи всего одному пьяному, который на следующий день все равно получит горячую пищу, он бы помог пьянице. Не потому что он считает образование пустяком, а потому что не может не заботиться о пьянице.

Может быть, это печально. Может быть — глупо. И наверняка безнадежно.

Но кроме того, это — замечательно.

Она остановилась, словно все уже объяснила.

Джерадин несколько минут раздумывал и наконец пришел к выводу, который Териза не смогла сформулировать сама.

— Король Джойс, — медленно сказал он, — убедил тебя, что у него есть право бросить нас. Он отправился вслед за Торрент — спасать королеву Мадин. Когда кто—то, кого он любит, оказывается в опасности, он забывает о Морданте — обо всех своих планах спасти королевство.

Он оставляет это нам. Не потому что считает Мордант пустяком, а потому что не может не заботиться о королеве.

Териза приободрилась.

— Он не идеалист — ни в коем случае. Если кого—то и можно назвать идеалистом, так это Хэвелока. Король Джойс создал Мордант и Гильдию в результате абстрактных раздумий. Он сделал это потому, что люди, которых он знал и любил, страдали от войн — страдали от Воплотимого. Он хотел спасти мир, мир, состоящий из отдельных фермеров, торговцев и детей, которые не могли защититься сами.

Не забывай, что он рисковал многим, пытаясь защитить нас. Обращаясь с нами так, как обращался, он ошеломил нас — даже причинил нам боль. Но именно это дало Эремису основание не убивать нас. Мы получили возможность сделать собственный выбор. Чтобы сохранить нам жизнь, король Джойс рискнул тем, что мы можем отвернуться от него. Только для того, чтобы спасти нам жизнь и дать возможность выбора.

И, — закончила она, — он верил, что мы отнесемся к нему так же. Он верил, что мы спасем вместо него Мордант, пока он будет спасать жену.

Узел напряжения наконец был развязан, и Джерадин повалился на кровать. Он довольно сказал:

— Я знал, что неспроста люблю этого старика.

— А еще, — сказала Териза, уже уверенная в себе, — мы не единственные, кто хочет тряхнуть доску. Именно этим и занимается Эремис. То, что мы делаем, может быть, неправильно, но это не ошибочное решение.

— Нет, — подтвердил Джерадин. Глаза у него горели радостью и оживляли лицо, делая его необыкновенно дорогим для Теризы. — Мы не сделаем такой ошибки.

И на время она успокоилась.

Как раз, когда Териза уже не беспокоилась ни о чем в Орисоне, Мастер Барсонаж откликнулся на приглашение Рибальда и пришел к ним. Они с Джерадином продержали магистра под дверью ровно столько, чтобы одеться, а затем пригласили его в гостиную.

— Вы, как я вижу, спите целый день, пока весь Орисон гудит как улей. — Он сел, посмотрел на пустой кувшин из—под вина, нахмурился и пожал массивными плечами. — Мне не терпится услышать, что происходит с остальным Мордантом. Осада полностью отрезала нас, — пояснил он. — Мы ничего не знаем сверх того, что услышали от вас и от принца Крагена.

Териза вздохнула.

— Это дело долгое, — сказала она; Джерадин улыбаясь подошел к двери и попросил Рибальда принести еды и вина.

Рибальд что—то ответил, что именно, она не расслышала; Джерадин вернулся.

— Рибальд сказал, что мы получим все, что хотим, но придется подождать. Свободных слуг больше чем нужно. Но на кухнях творится светопреставление—готовят припасы, — он с улыбкой посмотрел на Мастера Барсонажа, — на завтра.

— Да, — кивнув ответил магистр. — Ужасная ситуация.

Никто не знает, что делать. Принимать мало—мальски ответственное решение должен Норге или один из капитанов. Мне кажется, что Смотритель Леббик подготовился ко всем неожиданностям, исключая только поход.

Само собой, каждый, кто несет пакет с едой, или кувшин воды, или каравай, заходит в бальный зал, трясясь от страха за свою жизнь, в любое мгновение ожидая воплощения в безумца. — Мастер Барсонаж позволил себе недовольно хмыкнуть. — Не будь Норге столь невозмутим — и если бы Артагель не поддерживал его так яростно, — мы были бы в ужасной опасности и ежеминутно ожидали нового бунта.

Териза и Джерадин переглянулись.

— Как сказала Териза, — обратился Джерадин к магистру, — наша история займет определенное время. Почему бы не подождать ужина? — Он поставил два кресла напротив Мастера Барсонажа и сел в одно из них; следуя его примеру, Териза села в соседнее. — Может быть, заодно Артагель присоединится к нам и нам не придется рассказывать одно и то же дважды. А пока вы можете рассказать нам, как идет подготовка к походу.

Мгновение магистр с сомнением смотрел на Джерадина; ему показалось, что Джерадин уклоняется от ответа. Но почти тут же он глубоко вздохнул, покачал головой, словно собираясь с мыслями, и улыбнулся. Пока Териза и Джерадин внимательно слушали, узнавая информацию, которая могла им пригодиться, Мастер Барсонаж описал, как Гильдия собирается транспортировать зеркала — задача непростая, учитывая, что зеркала будут перевозить по плохим дорогам и просто по бездорожью в повозках. С полной открытостью — вероятно, в пику Джерадину — он рассказал о главном оружии, которое создали Мастера, и о вспомогательных действиях, которые они собирались предпринять. От этих новостей блеск в глазах Джерадина стал еще ярче, да и Териза с трудом сдерживала восторг; но ни один из них не перебивал, когда магистр пояснял, какие приказания отдал для подготовки снабжения армии в бальном зале, чтобы люди Орисона могли пополнять запас продуктов, не рискуя угодить в воплощение.

Покончив с описанием своих обязанностей, он рассказал все что мог о происшедшем в замке. Пока власть Тора и Норге принимали без сопротивления и даже с радостью — большинство стражников и люди, которые любили перемены, ибо новые властители обещали решительные действия. Радовались слуги, для которых уход шести тысяч солдат означал намного меньший объем работы. Пришлые люди из Орисона представляли об отсутствии короля Джойса чисто теоретически. А многочисленные малые лорды короля Джойса и его чиновники, чье положение целиком зависело от короля, к примеру начальники складов, секретари министерства внутренних дел или сборщики податей, приуныли. В общем, большая часть социальной машины Орисона продолжала нормально функционировать без активного участия Тора и Норге. Еду готовили, несмотря на хаос, о котором упоминал Рибальд. Коридоры патрулировали, охраняя их от смут—и от атак Воплотимого. Дежурства продолжались, стены и ворота охранялись.

Короче говоря, благодаря быстрому вмешательству Тора, демонстративному подчинению Норге и всяческой поддержке Артагеля в Орисоне сохраняется полный порядок, несмотря на исчезновение короля Джойса.

— Да будут благословенны звезды, — выдохнул Джерадин, когда Мастер Барсонаж закончил. — Ты права, Териза. Нам везет больше, чем кажется. — Затем его глаза стали задумчивыми, и он прикусил губу. — Интересно, сколько раз Эремис думал, что может оставить Тора в покое, потому что тот превратился в посмешище. Если бы он видел нас сейчас, он бы не смеялся.

— И он не смеется, думая о Гильдии, — вмешалась Териза, отчасти для того, чтобы доставить удовольствие Мастеру Барсонажу, а отчасти потому, что магистр действительно произвел на нее впечатление. — Он не будет смеяться, когда узнает, что идет против него.

— Благодарю вас, миледи, — спокойно ответил Барсонаж. — Мы долго были бесполезны, пока не доверяли как королю, так и себе. Очень приятно думать, что наконец—то мы можем приносить пользу.

— Если бы только принц Краген слышал нас, — заметил Джерадин.

— Или изменил бы свое решение… — добавила Териза, вспомнив противоречивые чувства, которые прочла в глазах принца.

Мастер Барсонаж переводил взгляд с одного на другую.

Джерадин сжал кулаки, словно пытаясь обуздать нелепую надежду.

Териза хотела что—то сказать об Элеге и Маргонале, но промолчала, потому что услышала голоса за дверью.

Кто—то — Рибальд? — захохотал неожиданной шутке.

Не постучавшись, Артагель распахнул дверь и вошел. Он улыбался; в его глазах сверкала сталь. Если бы не испарина на лбу, бледность на щеках и едва заметная хромота, он выглядел бы титаном, готовым взгромоздить весь замок себе на плечи и отправиться на битву. Он рвался в бой, измученный долгими днями вынужденного бездействия, унынием, с которыми ничего не мог поделать, предательствами, сомнениями в самом себе и печалью. Увидев его, Териза тотчас поняла, что он не колеблясь выступит против целого отряда пригодников Гарта.

При одном взгляде на него она почувствовала себя увереннее.

И это испугало ее. Она поняла, что если он в своих действиях зайдет слишком далеко, то это будет попросту разновидностью самоубийства.

Она вдруг заметила, что солнечные лучи, проникающие в ее комнату, покраснели, как на закате.

Предоставив Рибальду закрывать дверь, Артагель подошел к Джерадину. Джерадин вскочил, и Артагель сжал его в объятиях, ничем не выказав слабости или боли. Затем он подошел к Теризе, опустился на колени, чтобы схватить обе ее руки и поцеловать. Прежде чем она успела запротестовать или увернуться, он снова оказался на ногах, заглянул в пустой кувшин из—под вина, весело выругался и развалился в ближайшем кресле.

— Да сохранят нас зеркала, — продолжал он тем же шутливым тоном. — При виде вас двоих у меня кружится голова. Не думаю, что мне когда—нибудь захочется повторить этот танец между надеждой и отчаянием. Сначала вы исчезли навсегда. Затем появились… с принцем Крагеном, пусть у него до конца жизни болит череп. Затем он вызвал драку с королем Джойсом, и появился Гарт, а король исчез, а вас похитили, — он показал на Теризу, — а ты, — на Джерадина, — куда—то сбежал с магистром. Тогда Тор попытался заключить союз с принцем Крагеном, и ему казалось, что ничего не выходит лишь по одной причине — из—за того, что я сшиб принца с ног. Но внезапно вы оба вернулись, и все стало на свои места, и меня не заботит, что решит этот тупоумный алендец. Меня даже не волнует, где король Джойс. Уверен, все случившееся имеет какой—то смысл.

Кстати: я был не слишком осторожен, когда объяснял людям, что им не следует волноваться. — Под словом волноваться он, очевидно, подразумевал засыпать вопросами Норге и Тора. — Но больше всего их напугала мысль, что воплощения происходят в самом Орисоне. Чудовищные монстры из Воплотимого, огонь, несколько сотен тысяч кадуольцев и все такое прочее. — Он посмотрел на Теризу. — Я всем рассказал, что вы с легкостью можете решить эту проблему. Я сказал, что вы в силах изменить зеркала Эремиса, и они не смогут никого воплощать сюда. Если это неправда, можете оставить эту новость при себе.

Изменить зеркала Эремиса, подумала Териза и почувствовала тошноту. О, дьявольщина.

— Скажите мне только одно. — Артагель заставил себя сесть прямо и улыбнулся. — Что, во имя разума, здесь происходит?

— Я бы мог объяснить, — ответил Джерадин, улыбаясь брату в ответ. — Ты, главное, заткнись. И довольный Артагель снова рухнул в кресло. Но тут же опять выпрямился — и сгорбил плечи.

— Нет, — сказал он и радость покинула его. Улыбка сменилась бледностью и испариной. — Расскажи, что случилось дома? Ты сказал, что Хауселдон уничтожен.

Джерадин сделал резкий жест, заставляя брата замолчать.

И тут же раздался стук в дверь.

Рибальд открыл, и появились двое слуг с подносами, уставленными едой и вином.

Артагель еле сдерживался, его глаза горели, словно факелы, пока слуги расставляли еду, наливали вино, разносили бокалы. Мастер Барсонаж с благодарностью взял свой бокал, опорожнил одним глотком и протянул, чтобы его снова наполнили. Джерадин и Артагель отставили бокалы в сторону не пригубив, глядя куда угодно, только не друг на друга.

Пока один из слуг не взялся разводить огонь в камине, Териза не обращала внимания, что стало прохладнее.

— Сегодня никакого света, — заметил Рибальд. — Нет масла. Мы израсходовали его, защищая ворота. Осталось ровно столько, чтобы в течение нескольких дней освещать покои короля и общественные коридоры.

Так что не позволяйте огню погаснуть.

Выпроваживая слуг из комнаты, он остановился и добавил:

— Тор хочет поговорить с вами. Перед выступлением. Смотритель пришлет кого—нибудь за вами утром. Рано. И на этой оптимистической ноте он с ними расстался. И тут же заговорил Мастер Барсонаж:

— Вы сказали «Хауселдон разрушен», — промолвил он спокойно, чтобы Артагель не кричал. — «Стернваль скоро пожрут огненные ямы, людей Файля пожирают упыри». Все, кто слышал вас, хотели бы услышать объяснения, Джерадин.

Джерадин не колебался; у него было время подготовить ответ.

— С Домне все в порядке, — сказал он коротко. — Во всяком случае все было в порядке, когда мы уезжали. Наша семья в безопасности. Большинство знакомых выжило. В данных обстоятельствах наши потери минимальны.

Но сам Хауселдон сгорел дотла.

Сжимая кулаки, потому что у него не было меча, Артагель вслушивался в каждое слово, словно изучая своих врагов и вырабатывая наилучшую тактику борьбы с ними.

Джерадин угрюмо рассказал о своем появлении на Сжатом Кулаке, описал, как появилась Териза, объяснил последствия их визита для Хауселдона. И заметил:

— Именно поэтому Найл и согласился. Именно поэтому он сотрудничал с Эремисом. Ему пригрозили подобной атакой.

Но, когда мы уезжали, Домне и его люди собирались спрятаться на Сжатом Кулаке. Если Эремис снова попробует угрожать, отец посоветовал не принимать его угрозы во внимание.

В этот миг Териза позабыла, что Джерадин обещал называть Домне папа.

Артагель медленно выдохнул, освобождаясь от жажды насилия в груди.

— Тольден оказался куда более крепким парнем, чем ему всегда казалось.

— Как и Тор, — пробормотал Джерадин.

— Но вы вернулись в Орисон не с помощью воплощения, — заметил Мастер Барсонаж. — Я подозреваю, что леди Териза тогда не знала, что ее талант действует на расстоянии.

Териза кивнула, а Джерадин сказал:

— Нам бы не помогло, даже если бы она знала. Она может воплотить себя посредством плоского зеркала, но если проделает это со мной, я лишусь рассудка.

— Понимаю, — сказал магистр. — По этой причине вы решили пересечь весь Мордант верхом. И выбрали дорогу, которая привела вас в Стернваль и Ромиш.

— Да, — ответил Джерадин. — И случилось так, что мы оказались в Низинном Доме, когда похитили королеву. Мы искали поддержки королю Джойсу — пытались уговорить Термигана и Файля выступить против Эремиса.

Он как можно короче изложил историю их возвращения в Орисон, пытаясь справиться с яростью по поводу тактики Эремиса. Териза сначала слушала его, но постепенно отвлеклась. С заходом солнца комната начала погружаться во тьму. Несколько темно—красных лучей продолжали освещать стену, но свет уже почти исчез. Темнота сгустилась вокруг Орисона. Она не хотела вспоминать о ямах с огнем или упырях. Она хотела вспомнить Файля. Вечером после битвы за Найбель, сидя рядом с ней и Джерадином в своем лагере, отец королевы Мадин говорил о короле Джойсе. За все годы войны против Аленда, Кадуола и Воплотимого он никогда не просил лорда о помощи в тот момент, когда провинция лорда подвергалась нападению. Он приходил ко мне, спасал моих людей, И не просил меня ни о какой помощи, пока он не освободил провинцию.

Он не будет просить меня и сейчас. Он не захочет разбить мое сердце.

Сейчас Териза лучше понимала Файля. Ее печалили его потери, его неспособность в одиночку победить упырей, но она понимала его. Ей просто хотелось поверить, что он и Термиган поступали правильно, отказывая в помощи королю Джойсу. Они хотели защитить свои пешки.

Я не оставлю своих людей умирать без защиты. Ей хотелось верить, что король Джойс не совершил чудовищную ошибку.

Джерадин закончил рассказ. Он выпил немного вина и жадно накинулся на еду, словно его история оставила во рту неприятный привкус.

— М—да, — пробормотал Мастер Барсонаж. — М—да. Вы сотворили чудеса, чтобы доставить нам новости, Джерадин… миледи. Но я, как и все в Орисоне, должен признать, что хотел бы услышать более приятный рассказ. Мы все мечтали, что Пердон придет нам на помощь. А вы сказали «уничтожен». — Магистр нахмурился. — И сейчас подтвердили, что все наши надежды на Термигана и Файля по сути напрасны.

Плохое же время для исчезновения выбрал король Джойс.

— Он не выбирал его, — вмешался Артагель. — Не бывает удачного времени для похищения жены.

— Вы верите, — осторожно спросил Мастер Барсонаж, — что именно за этим и отравился король? Спасти королеву Мадин?

Артагель выразил куда большую убежденность, чем Териза и Джерадин. Он ответил:

— Без сомнения.

Магистр на мгновение задумался. Затем сказал:

— Надеюсь, вы правы. Надеюсь, что он не прячется где—то, ошеломленный последствиями своих действий. Преследовать похитителей королевы в такой момент глупо, но это хотя бы понятно.

Не ожидая возражений на этот счет, Барсонаж поднялся.

— Поскольку я не так уж голоден, оставляю вас ужинать… — он с трудом подавил улыбку, — и заниматься всем прочим. С вашего разрешения, Джерадин, я перескажу вашу историю Гильдии. — Джерадин снова кивнул. — И Тору. Никакого толка не будет, если мы выйдем в поход, полные ложных надежд. Джерадин в ответ пожал плечами.

— И еще одно маленькое дельце, — добавил Мастер, подходя к двери. — Вы хотите мантию, Джерадин? А вы, миледи? Я могу собрать Гильдию в любой момент, когда вы пожелаете.

Предложение показалось Теризе очень странным. Но когда Джерадин услышал это предложение, его лицо стало багровым, словно лучи заката. Мастер Барсонаж предлагал исполнить мечту всей его жизни. На глазах у Джерадина проступили слезы, и он смутился.

— Потом… — пробормотал он. — Может быть, потом. — Он энергично потер ладонями глаза и только после этого встретился взглядом с магистром. — Все, чего я хочу в настоящий момент, — остановить Эремиса. Мастера Барсонажа такой ответ устроил. — А вы, миледи?

Териза покачала головой. Она никогда не стремилась стать членом Гильдии.

Но она с удовольствием увидела, что магистр не воспринял ее отказ как обиду. Слишком о многом ему еще приходилось думать. И, сказав лишь:

— Как пожелаете. Увидимся утром, — он вышел из комнаты.

Териза, Джерадин и Артагель переглянулись.

Ей хотелось есть, но это могло и подождать. Отблески огня в камине заливали лицо Джерадина красным светом. Поднявшись, она зашла за спинку его кресла и положила руки ему на плечи. Мышцы были твердыми, словно сталь. Мантия; мечта всей его жизни. Сейчас это не имело никакого значения. Он не нуждался в ней. И Териза невольно вдавила пальцы в эту закаменевшую плоть, пытаясь размять ее, чтобы она расслабилась. Артагель открыл рот, словно собираясь сказать нечто насмешливое, может быть, пройтись насчет магистра; но брат опередил его.

— Сейчас твоя очередь, — сказал Джерадин, сдерживая чувства. — Я хочу, чтобы ты рассказал нам обо всем, что случилось, пока нас здесь не было.

— Обо всем?

Териза почувствовала руками дрожь, которой не было в голосе Джерадина. А он насмешливо заявил:

— Можешь не рассказывать, как ты отказывался есть овощи и пить слишком много вина. И умучивал служанок. Расскажи обо всем остальном.

Артагель коротко, невесело хмыкнул. Пытаясь смягчить свой голос, он предупредил:

— Это тебе может не понравиться.

— Я знаю. — Дрожь Джерадина постепенно успокаивалась. — Если бы я думал, что мне это понравится, то сначала поел бы. Но вряд ли выдержу твой рассказ на полный желудок.

Териза, перегнувшись через кресло, поцеловала его в лоб. И села на свое место.

— Смотритель Леббик, — произнесла она так, словно с трудом нашла в себе силы произносить его имя без страха, ярости и печали. — Что с ним случилось?

Артагель мрачно кивнул. Он наполнил бокал, словно нуждался в подкрепляющем средстве, но пить не стал. И как умел рассказал о судьбе Леббика.

Во время рассказа он конечно упомянул о Саддит. Рассказал о своих попытках убедить Мастера Барсонажа, что Эремис — предатель. Рассказал о популярности Эремиса, после того как тот наполнил резервуар. Описал долгое беспробудное пьянство Тора и внезапно проснувшийся интерес короля Джойса к фехтованию. Рассказал, как протекала осада, — и об обороне Орисона, как с помощью Знатока Хэвелока, так и с помощью стражников.

Но большей частью он говорил о Смотрителе Леббике. С его точки зрения, история Орисона была историей об отчаянной и заранее обреченной борьбе Леббика с распадом. Смотритель был в полном отчаянии и в конце концов выказал невероятный героизм — героизм, заключавшийся не в том, что он сразился с Гартом, а в том, что ему удалось балансировать на грани безумия и здравомыслия, — и практически единственный в замке боролся с предательством Эремиса. И с отказом короля Джойса заниматься делами королевства.

Ценивший героизм Артагель, который видел, что происходит с Леббиком, старался отодвинуть неминуемую развязку. И сейчас не знал, помог он или, наоборот, ускорил ее.

Слушая его, Териза обнаружила, как в ней снова поднимается гнев на короля Джойса. Предоставить такому человеку, как Леббик, свободу действий — лишь по соображениям своей стратегии, только потому, что Смотритель был слишком прост и не умел лгать…

Может быть, короля не интересовало спасение пешек. Может быть, история Мастера Квилона была ложью. Может быть, исчезновение короля — и все, что он сделал, — означало нечто совершенно другое.

Териза удивлялась, как Артагелю удалось сохранить веру в короля Джойса.

Но мысли Джерадина были совсем о другом. Когда брат закончил рассказ, Джерадин при неверном свете пламени пробормотал:

— Трудно чувствовать к нему жалость. После того как он поступил с Саддит. После того, что собирался сделать с Теризой.

— Нет, — мгновенно возразила Териза. — Все очень просто. Его жена умерла. Она, Орисон и король Джойс были тем, что удерживало его на этом свете. — Проклятие старому королю, проклятие ему. — Король Джойс поступил бы благороднее, если бы отрубил ему ноги.

— Я понимаю, о чем ты, — пробормотал Артагель. Джерадин тем временем с отсутствующим видом изучал Теризу. — Смотреть на это было тяжело. Я не мог заставить его смотреть на вещи так, как смотрю на них я.

— А как смотришь на них ты? — спросил Джерадин.

Артагель приподнялся в кресле, несколько смущенный.

— Ну, возьмем к примеру вас двоих. — Териза подозревала, что Артагель вспоминал печальные дни, когда засомневался в своем брате. — Все доказательства свидетельствовали против вас. Эремис немало потрудился, чтобы представить вас в самом кошмарном свете. И лишь две вещи говорили за вас. Леббик видел, Териза, — он посмотрел на нее, — как ты исчезаешь в зеркале без Мастера Гилбура. Что бы вы не предпринимали вместе, исчезали вы раздельно. И легко было догадаться, что идея забраться в постель Леббика пришла в голову Саддит не без участия Мастера Эремиса. Но этого оказалось достаточно. Потому что мы знали вас. Мы знали, что вы не таковы, какими пытается представить вас Эремис. Нам нужно было не много, чтобы понять положение дел в целом.

И я предложил ему, — Артагель сглотнул, чтобы успокоиться, — подобным же образом взглянуть на короля Джойса. Мы знали короля. Мы знали, что он вовсе не такой, каким пытается себя представить. И нам довольно было малейшего повода, чтобы поверить в него.

— Какого повода? — спросил Джерадин, уже справившийся с ужином.

— Вы двое, — повторил Артагель. — Почему Эремис боялся вашего таланта, миледи? Почему он боялся тебя, Джерадин? Ну почему? Да потому что знал, вы—его враги. Он знал, что вы преданы королю Джойсу. А почему вы ему преданы? Мы не знали. Но наверняка причина была. Я не сомневался в этом. И этого было достаточно. Вы знаете, я не могу похвастаться особым умением анализировать. Вероятно, существует множество такого, что я никогда не пойму. Но у вас были разумные основания. — Он сделал жест сомнения и в то же время уверенности. — И для меня этого оказалось достаточно.

Но Леббик не мог поступить так же. Мне кажется, он принимал все происходящее чересчур близко к сердцу. Боль… — Артагель споткнулся об это слово, — проникла слишком глубоко. Он держал себя в руках, потому что ему не на что было надеяться. Но под конец… — внезапно Артагель пожал плечами; он схватил бокал и залпом осушил его. — Под конец, подозреваю, он радовался возможности быть убитым.

Немного погодя Териза шепнула Джерадину:

— Вот видишь? Все просто.

Джерадин кивнул. Его взгляд не отрывался от углей в камине.

Неожиданный холод в комнате заставил Теризу пододвинуть кресло поближе к огню.

Артагель остался и беседовал с ними еще какое—то время после ужина. Он хотел подробно узнать новости из Домне; хотел узнать о здоровье Домне, о том насколько выросла Руша, не надумали ли Тольден и Квисс завести нового ребенка; хотел узнать, удалось ли разъяренным мужьям вбить немного ума в голову Стиду и удалось ли жене Миника хоть чуть—чуть избавиться от застенчивости. От этих разговоров Джерадин оттаял. Они доставляли удовольствие и Теризе, возвращая ее к воспоминаниям, которые она так ценила, которые не давали ей забыть, для чего нужно идти в бой — и против чего. Но день выдался длинный, не говоря уж о том, что трудный. Наконец она почувствовала такую усталость, что не смогла сдержать зевоту.

Артагель мгновенно засобирался. Пообещав увидеться с ними завтра утром, он оставил их с Джерадином одних.

Им не пришлось долго уговаривать друг друга, что пора в постель.

В павлиньих комнатах Териза чувствовала себя в безопасности. Если Эремис собирался атаковать здесь, то должен будет замешкаться в нерешительности — ведь невозможно представить, какой ответный удар могут нанести Териза или Джерадин. Кроме того, она уже давно забыла, что такое паника.

Едва она убедилась, что Джерадин достаточно измучен и заснет — а не вылезет из кровати, чтобы просидеть всю ночь за размышлениями, — она позволила себе погрузиться в сон. Сначала видения были приятными, несущими отдых; в них Териза видела, что спит. Но постепенно ритм их изменился — снова и снова повторялись медленные удары. Ритм становился быстрее. В темноте она что было силы пнула Эремиса, так, что заболела нога; и отскочила подальше от его ненависти, прижалась спиной к стене, чтобы пройти сквозь зеркало. Но на этот раз зеркала не было, не было и воплощения. Ее сердце слишком переполняла ярость, чтобы исчезнуть, раствориться, а стена не позволяла проникнуть сквозь нее; она удерживала Теризу там, где Эремис мог до нее добраться. И она ударила снова и снова отскочила; а он прыгал на нее вновь и вновь, полный жажды насилия, совершенно невменяемый, человек, который знал, как справиться со всяким; и в ее душе начал расти ужас, словно плач, ведь Териза знала, что не может бороться с ним, не может победить его…

…пока Джерадин не затряс ее за плечо, шипя:

— Териза! Тебе приснился кошмар!

Тогда она услышала твердый деревянный стук, который она издавала, когда боролась с простынями, стук, которым она, казалось, приколачивала себя к матрасу. Стук…

Внезапно она замерла, обильно покрывшись испариной; но звук не затух — деревянный стук, но не от ее борьбы с кроватью.

Кто—то колотил в дверь, спрятанную в одном из шкафов. Она почувствовала, как кровь молотом застучала в висках.

Териза приподнялась.

И тут же испарина словно замерзла на ее коже.

Слабый свет шел от угольев в камине, которые Джерадин раздул, когда выпрыгнул из постели. Он схватил свою одежду натянул ее, подбросил в огонь поленьев. Пошел в гостиную, отодвинул засов и предупредил стражника снаружи.

Стук сейчас звучал спокойнее, чем стук ее сердца. Маленький огонек пламени заплясал на дереве. И от потрескивания горящего дерева, от проблеска света Теризе стало спокойнее, и она спустила ноги с кровати.

К счастью, халат оказался в другом шкафу, безопасном. Дрожа, словно ее босые ноги ступали по льду, Териза вытащила халат, просунула руки в рукава, завязала пояс.

Стук повторился. Кто бы ни скрывался в тайном ходе, он, как видно, решил стучаться всю ночь, если потребуется.

— С тобой все в порядке? — шепотом спросил Джерадин. Она кивнула.

— Просто дурной сон. — Она посмотрела на шкаф. — Давай откроем.

Дверь шкафа и так была приоткрыта. Джерадин резко распахнул ее, затем нагнулся и вытащил кресло, блокирующее вход.

Когда потайная дверь открылась, сквозь висящую в шкафу одежду пробился свет, словно солнечные лучи в лесу.

Знаток Хэвелок.

Свет шел от его небольшого зеркала, кусочка с воплощением солнца — того же зеркала, которое он использовал, чтобы сжечь существо с рыжим мехом, напавшее на Джерадина.

Увидев Знатока Хэвелока, Джерадин облегченно вздохнул. И тут же вышел из спальни. Териза слышала, как он велел стражникам успокоиться, слышала, как он запирает дверь на засов. Хэвелок держал свой источник света дрожащей рукой. Мечущийся свет зеркала и танец пламени в камине бросали на его лицо странные тени — словно менялись разные выражения: ухмылка, печаль, вдруг — маска смерти. Его безумие казалось полным.

— Сними с себя все одежды, — скомандовал он, скалясь словно собака. — Я давно уже не видал шикарные дойки. И не задавай никаких вопросов.

«Не задавай…» — она внутренне застонала.

Чтобы почувствовать большую безопасность, она зажала руками вырез на своем халате, прикрываясь.

Вернулся Джерадин.

— Ты слышал? — сказала она, опасаясь, что вопрос может вывести Хэвелока из себя.

— Слышал, — пробормотал Джерадин. — Никаких вопросов. Похоже, это будет еще то развлечение.

— Вы трахались, — спросил Хэвелок. Он снова заговорил грубо, с полной уверенностью в себе. — Нагие яко звери? Похотливые яко козлы? — Его самоуверенность без перехода сменилась жалостью к себе. — А что жменя не позвали?

Териза почти не обращала внимания на слова старика. Она смотрела, как свет покачивается, покачивается—поглощает свет, идущий из камина; смотрела на темноту, сгустившуюся за рукой Знатока.

— У вас была причина прийти сюда. Важная причина. Вы поранились, пока мы обратили внимание на ваш стук. Скажите, в чем дело.

— Причина? — захохотал он. — У безумца, такого, как я? — И так же быстро его веселость исчезла. Он убрал свет, засунув зеркало в карман, поднял руку и слизнул с нее кровь. Кровь запачкала его губы и щеку; капля крови оказалась на носу.

Продолжая лизать руку он сказал:

— Верьте мне.

Териза смотрела на него, ожидая объяснений. Хэвелок промолчал, и она покачала головой. Воздух был холодным — слишком холодным для этой поры года. Даже камни под ее босыми ногами казались более теплыми. И она разозлилась.

— Я приходила к вам за помощью. Мастер Гилбур гнался за мной, а мне больше некуда было идти. Вы мне отказали.

Скажите, как я могу верить вам?

К ее удивлению, глаза Знатока внезапно наполнились слезами, а лицо сморщилось, словно у обиженного школьника. Его голос дрожал.

— Я знаю, это трудно. Я ведь безумец, не так ли? Вагель похитил мой разум. Он показал мне, как можно все понять. Но большую часть времени я не в силах отличить божий дар от яичницы.

А вот Джойс может, — пытаясь вытереть слезы, Хэвелок размазал кровь по лицу. — Джойс может.

— Скажите… — осторожно начал Джерадин, — скажите нам, где он.

Один глаз Хэвелока повернулся к Джерадину; второй, казалось, смотрел на Теризу.

— Он не разрешил мне рассказывать.

— Хэвелок… — Териза не справилась со своим гневом. Насколько она понимала, не было никакого объяснения, почему она не превратилась в такую же, как он, безумную, когда родители запирали ее в шкафу. И может быть, некоторые виды безумия позволяли выигрывать в перескоки с людьми вместо пешек.

— Хэвелок, вы убили существо в подземелье. — За решеткой, беспомощное; оно было сожжено. — То, которое напало на Джерадина. С помощью зеркала. Но когда Гарт пытался напасть на меня, вы оставили его жить. Даже не причинили ему вреда. Только на время ослепили его.

Я хотела бы поверить вам. Он старался убить меня. Скажите, почему вы не причинили ему никакого вреда? Джерадин выдохнул сквозь крепко сжатые зубы.

— Ах, это. — Знаток непонятным образом без труда перешел от печали к задумчивости. — Вы разочаровываете меня. Давным—давно должны были догадаться. Сколько раз Джойс призывал вас подумать? Териза молча ждала.

— Это же очевидно. — Хэвелок принялся размахивать руками, словно собрался пуститься в пляс. — Если бы я обезвредил его — если бы действительно ослепил, — его бы схватили. И тогда он уж точно не привел бы нас к своим союзникам. Если бы я убил его, мы оказались бы перед той же проблемой. — Вдруг Знаток захохотал. — Подумайте, насколько все обстояло бы хуже сейчас, если бы Гарт случайно не выдал Эремиса, придя сюда.

И, — добавил он, — если бы я убил его, то всякий бы считал, что это сделали вы. Попытайтесь представить, сколько вы прожили бы, если бы все решили, — он снова хихикнул, — что вы достаточно могущественный Воплотитель, чтобы обратить в пепел Бретера верховного короля.

Нет, вы непроходимо глупы. — От печали и смеха он перешел к издевкам. — Я зря трачу время. Если вы не позволяете мне насладиться красотой вашей женщины, то хотя бы узнайте нечто полезное. Джерадин грубо спросил:

— Скажите нам то, ради чего пришли. Что мы должны узнать?

Мгновение Знаток смотрел на Джерадина так, словно не мог сосредоточить на молодом человеке взгляд ни одного из своих глаз; затем пробормотал:

— Болван. Это не так—то просто, — и направился обратно в шкаф.

В отчаянии Териза крикнула ему вслед:

— Вы сказали, что видели в предсказании дочерей короля. — Ей в голову просто не пришло ничего лучшего. — Скажите, что делала Элега.

Натянув себе на голову хламиду, сжимая ткань в кулаках, он ответил:

— Раздвигала ноги перед принцем Крагеном.

Это поразило Теризу; на мгновение ее мозг был парализован. И она обессилено повторила слова Джерадина:

— Скажите нам то, ради чего пришли.

Знаток стянул хламиду с головы. И грубо отшвырнул ее на пол.

— Я хочу, чтобы вы верили мне!

И, хлопнув дверью, исчез в темноте потайного хода.

Териза смотрела ему вслед, ошеломленная.

Раздвигала ноги. Перед принцем Крагеном. Значит, король Джойс знал. Еще до того, как принц приехал в Орисон послом монарха Аленда. Король Джойс знал, что алендский претендент и его старшая дочь станут любовниками. И допустил это. Выходит, король Джойс знал, что дочь предаст его.

Значит, он позволил ей это предательство.

В таком случае его послание имело смысл. И куда бы она ни направилась, с ней пребывает моя гордость. Он сам выбрал для нее путь. Чувство Теризы, что Элега играла жизненно важную роль в планах короля, наконец—то подтвердилось. Несмотря на то, что она сейчас узнала, ей показалось, что она не поняла смысла визита к ним Хэвелока. Тогда, отбросив все, что случилось, отбросив мысли, она пробормотала:

— Что все это значит?

Нахмурившись, Джерадин задумался. Затем, к ее удивлению, его лицо прояснилось, и он улыбнулся, словно истинный сын Домне.

— Думаю, он просто хотел, чтобы мы поверили ему. Поверить ему? Человеку, который советует принести в жертву пешек, чтобы победить в игре? О, дьявольщина.

Честное слово, пора пополнить словарь ругательств. Повторяя то и дело «о, дьявольщина», Териза уже не могла достаточно ясно выражать свои чувства.

Вскоре они с Джерадином вернулись в постель.

Утром стражники разбудили их слишком рано. Когда Джерадин спотыкаясь прошел в гостиную, чтобы ответить на стук, стражник протянул ему поднос с завтраком и сказал:

— Тор хочет видеть вас через час. В покоях короля.

Снаружи небо было темным, слишком густо заполненным ночью, чтобы показались хоть малейшие проблески света. Сегодня должен начаться поход. Воздух был невероятно холодным. Териза сонно спросила:

— Есть ли какая—нибудь возможность получить воду для мытья?

— Пользуйтесь водой сколько заблагорассудится, миледи. — Она не узнала голос стражника; вероятно, ночью он сменил Рибальда. — С нынешнего утра никаких ограничений. Но вам придется самостоятельно нагреть ее. Ни у кого нет времени делать это для вас.

— Спасибо, — пробормотал Джерадин.

Он закрыл дверь, поставил на стол поднос и отправился в ванную.

— Я поставлю ведро на огонь, — предложил он. — У нас действительно нет времени подогреть воду, но во всяком случае не замерзнем до смерти.

Завернувшись в простыню, Териза заставила себя спустить ноги с кровати. Несмотря на отсутствие ковров, камни пола были теплее, чем воздух. Прогулявшись подложить дров в камин, Териза спросила:

— Что случилось с погодой?

В голосе Джерадина слышалось сомнение: — Была ранняя оттепель. Сейчас, похоже, надвигаются поздние заморозки.

Отлично. Великолепно. Обожаю мерзнуть. Когда она положила на угли в камине спальни три новых полена, то едва сама не свалилась в камин, пытаясь раздуть огонь.

Поленья тут же запылали, обогревая комнату, и Териза отправилась искать одежду.

Не обращая внимания на холод — а может быть, желая сэкономить для нее теплую воду, — Джерадин плескался в ванной; он вышел, обмотавшись полотенцем. Все еще завернутая в простыню, сжимая в руках вещи, которые сшил для нее Миндлин, она села завтракать: горячий чай и теплая каша. Когда они с Джерадином поели, Териза сняла ведро с огня и сама отправилась в ванную.

Принимая ванну (какую можно было в таких условиях) и одеваясь, она вдруг заметила, что все ее вещи слегка пахнут кровью.

Все вещи, которые у нее были, — все те вещи, что она могла надеть для езды верхом во время похода, — были испачканы кровью Хэвелока или пахли ею.

На мгновение ей захотелось отчаянно разрыдаться. Ночь, казалось, отняла у нее всю смелость и лишила невосприимчивости к панике. Но визит Хэвелока что—то значил. Знаток хотел, чтобы ему верили. Или обещал, что ему можно поверить. А король Джойс знал заранее, что Элега и принц Краген станут любовниками.

Териза смыла с лица остатки страха холоднющей водой. И надела поверх шелкового нижнего белья Мисте шерстяной костюм для верховой езды.

Кровь Хэвелока оставила крестообразный след на ткани возле ее левой груди; но с этим ничего нельзя было поделать. И как только Териза перестала думать об этом, запах крови ослаб.

Джерадин улыбнулся, когда она вышла из комнаты. Он уже приготовил ее кожаный плащ и сапоги.

— А что наденешь ты? — спросила она. Он спокойно сказал:

— Возьму что—нибудь у стражников.

Кто—то снова постучался — раньше, чем она ожидала. На этот раз Рибальд. Он принес кольчугу и двуручный меч в ножнах для Джерадина и вдобавок зимний плащ. Что—то в том, как он не глядел на Теризу, и то, что он не принес никакой защиты и оружия для нее, заставило ее изумиться; но он заговорил о походе, и она забыла о своем вопросе.

— Шесть тысяч человек, — сказал он, натягивая кольчугу на Джерадина. — Две тысячи лошадей. Четыре тысячи ног. Смотритель сказал, что мы достигнем Эсмереля за три дня. Всего шестьдесят миль, переход Бродвайн, но дорога — отвратительная. Но нам не придется везти с собой припасы. Если воплощение сработает, это будет величайшим прогрессом в военном деле после арбалетов. Путешествовать быстро и налегке.

— Солдаты готовы? — спросил Джерадин. Рибальд кивнул.

— Это не самое трудное. Армии зависят от провианта. Если бы мы ждали, пока приготовят припасы, нам бы пришлось потерять два или три дня. Сберегая время, наши припасы будут воплощаться сразу на месте. А Орисон будет готовить для нас и после того, как мы выйдем в путь.

Желая узнать как можно больше, Джерадин спросил:

— Как там Тор?

— Врач утверждает, что старику следует лежать в кровати. Но у него больше мужества, чем у всех нас вместе взятых. — Рибальд хмыкнул. — Он на всех орет. Внезапная мысль встревожила Теризу:

— Он остается здесь, правда? Кто—то должен защищать Орисон, а он не в том состоянии, чтобы ехать верхом. Рибальд намеренно не встречался с ней взглядом.

— Вот вы ему это и скажите, миледи. С тех пор как Леббик спустил с меня семь шкур за то, что я оберегал вас от Гарта без его приказа, я перестал спорить с лордами и Смотрителями.

Черты Джерадина заострились.

— Кого он собирается оставить старшим в замке? Рибальд пожал плечами.

— Спросите сами. Пусть орет на вас, а не на меня. Джерадин посмотрел на Теризу.

— Мне, кажется, не нравится то, что я слышу.

— Пошли. — Она подошла к двери. — Посмотрим сами. Джерадин последовал за ней с мечом, болтавшимся у бедра так, словно он знать не знал, как с ним обращаться.

Рибальд последовал за ними, довольно поглаживая шрам.

Как только они вышли из павлиньих комнат, к ним присоединились четверо стражников, эскорт, который должен был защитить их от неожиданностей, может статься, подготовленных Эремисом, — существ из Воплотимого, Бретера верховного короля, плоских зеркал. Териза обнаружила, что не верит, что атака случится здесь. Если бы Эремис хотел этого, он давным—давно напал бы. Она считала его настоящие планы гораздо более мерзкими. И беспокоилась о Торе…

Когда они с Джерадином дошли до покоев короля, она обратила внимание на огонь, пылающий в камине. Видно, лорд страдал от холода не меньше ее.

В комнате было четверо: сам Тор, Смотритель Норге, Мастер Барсонаж и Артагель. Норге стоял привалившись к стенке, ни на кого не обращая внимания, и походил на человека, который вообще не нуждается в сне, потому что постоянно дремлет. Мастер Барсонаж, напротив, заламывал руки и глядел то на Артагеля, то на Тора со странным выражением — словно хотел вмешаться, но не знал, что сказать.

Тор и Артагель враждебно смотрели друг на друга. Старый лорд, красный от вина или от усилий, выпятил массивный живот. Артагель стоял в отлично сбалансированной позе фехтовальщика, готовый схватиться за меч или кинжал. Когда Териза и Джерадин вошли, Артагель обернулся к ним. От его улыбки ей стало дурно. Он определенно был готов к поединку, такой же опасный, как его оружие — и в определенном смысле потерянный, словно человек, нуждающийся в помощи, которую ни за что не получит. — Как раз вовремя, — сказал он, не проявив даже простой вежливости и не давая Тору заговорить первым. — Милорд Тор этим утром плохо соображает. Он даже не осознает, что я ваш телохранитель. Скажите—ка ему сами. Я ваш персональный телохранитель.

Мастер Барсонаж уныло посмотрел на Теризу и Джерадина и отступил на шаг, давая им приблизиться к Артагелю и Тору.

— Артагель, — прогремел Тор, словно готов был взорваться от ярости, — отказывается подчиняться приказам. Отказывается подчиняться мне.

Териза посмотрела на Джерадина, удивленная враждебностью атмосферы в комнате и знакомым настораживающим ощущением в животе. Взгляд Джерадина скользнул к Артагелю и перекочевал на Тора.

— Не говорите ничего, милорд Тор, — сказал он с горечью. — Позвольте, я сам догадаюсь. Вы хотите, чтобы он остался здесь.

— Я хочу, — сказал Тор, с трудом сдерживаясь, — поручить ему управление Орисоном в мое отсутствие. Управление Орисоном?..

Артагель выругался.

— Это то же самое! Он считает меня калекой.

Териза посмотрела на него, на Тора, чувствуя удивление, облегчение и ужас одновременно. Мысль оставить Артагеля в Орисоне никогда не приходила ей в голову.

— Нет! — буквально завопил Тор. — Далеко не то же самое! Я прошу вас остаться не потому, что вы не годитесь для похода. Я приказываю вам остаться потому, что вы здесь нужны!

Мне приходится оставить в Орисоне менее двух тысяч солдат для защиты. Мы не заключили союз с алендским монархом. Он позволит нам выйти, в этом я уверен. Однако когда мы удалимся, он не колеблясь возобновит осаду. Принц Краген признал, что по его мнению замок—лучшая защита.

И если Орисон не будет защищаться — и хорошо защищаться, — он будет взят.

Артагель не мог сражаться. Но плата за то, что он останется в тылу — цена, которую он заплатит в Орисоне, пока судьба Морданта будет решаться без него — будет огромной.

— После короля Джойса, — закончил Тор, — вы единственный, на кого можно рассчитывать. Вы сохраните эти стены в неприкосновенности и не сдадите замок армии Аленда.

— Каким образом? — огрызнулся Артагель. — У меня нет никакой власти. Я даже не состою в страже. Я никогда не умел отдавать приказы. Как, по—вашему, я справлюсь с этим?

— Благодаря собственным заслугам, — многозначительно ответил Тор. — Как любимец Орисона.

Териза подумала, что старый лорд прав. Конечно, солдаты не задумываясь пойдут сражаться под руководством Артагеля. И половина населения замка тоже. Он был лучшим фехтовальщиком в Морданте; его подвиги были легендой. И он приходился сыном Домне. Из—за простой симпатии к нему он мог управлять Орисоном лучше, чем Смотритель Леббик. Снова выругавшись, Артагель обернулся к брату:

— Скажи ему, — потребовал он. — Я отправляюсь с вами. Я вам нужен. Когда вы начнете охотиться на Эремиса, то понадобится кто—нибудь прикрывать вам тылы. Я хочу…

Выражение лица Джерадина заставило его замолчать.

— Ты хочешь снова сразиться с Гартом, — тихо сказал Джерадин, — так?

Ярость и отчаяние исказили черты Артагеля.

— А твой бок еще не зажил? — продолжал Джерадин тихо, мягко. — Ты решил сразиться с человеком, который побеждал тебя дважды, хотя меча не можешь поднять, не скривившись от боли?

Артагель вздрогнул от бессильной ярости или разочарования; он отступил на шаг.

— Я все равно отправлюсь с вами, — процедил он сквозь зубы. — Яне останусь здесь.

— Нет, останетесь, — прохрипел Тор. — Вы заставили меня выслушать ваши возражения, но уверяю вас, что вы останетесь здесь.

Артагель бросил на старого лорда взгляд, похожий на вызов.

— Вы намерены заставить меня, милорд Тор?

— Нет, Артагель. Я не намерен «заставлять» вас. Это сделает Норге. Он поддержит меня в этом.

Новый Смотритель на своем месте у стены спокойно кивнул. Его спокойствие было убедительнее любого крика.

— У вас есть выбор, — закончил Тор, — остаться командовать Орисоном — или остаться гнить в темнице.

Артагель посмотрел на Тора, на Норге — и бросил умоляющий взгляд на Джерадина. В ответ Джерадин жалобно пробормотал:

— Неужели ты не понимаешь, полудурок? Ты слишком ценен, чтобы бросать тебя в бессмысленную схватку с Гартом. Тор хочет, чтобы ты взвалил на себя самую тяжелую работу. Ведь королю Джойсу нужно куда—то вернуться. Если все остальное не удастся, ему для последней обороны Морданта понадобятся замок и люди. И кто—то, кто даст ему все это. Он не сможет устроить это самостоятельно. Он нуждается в человеке вроде тебя, способном заставить стариков, служанок и детей сражаться за него, смеясь над врагами.

На мгновение Териза испугалась, что Артагель разразится протестами, выкинет нечто дикое. Он был боец по нраву и опыту и не привык отсиживаться за крепкими стенами во время осады. Но внезапно на его лице появилась улыбка, какой она еще никогда не видела, — более кровожадная и горькая, чем его воинственная улыбка, почти гримаса, и при виде ее сердце Теризы замерло. Он сказал Норге:

— Я хочу взять кольчугу Леббика… Я хочу взять одежду, в которой он был, когда Гарт убил его. Я хочу взять его символы власти — пояс и ленту на голову. Чем больше на них будет крови, тем лучше. Всякий, едва взглянув на все это, поймет, клянусь звездами, почему я остался.

Норге посмотрел на Тора. Тор кивнул; его глаза остекленели от боли. Норге флегматично сказал:

— Пошли, — и оторвался от стены.

Выходя вслед за новым Смотрителем из комнаты, Артагель не взглянул ни на Теризу, ни на Джерадина.

Ей не нравился настрой Артагеля. Но что толку расстраиваться? Тор прекрасно решил проблемы Орисона — и проблемы Артагеля, — лучше, чем она могла представить. Джерадин сказал правду брату. Она могла понять, что чувствовал Артагель — ну и что? Он…

— Вы тоже, миледи, — сказал Тор так тяжело, словно у него в животе перекатывались булыжники, — останетесь здесь.

Что?..

Она оглянулась. Джерадин ошеломленно уставился на старого лорда. Лицо Мастера Барсонажа побелело от внутреннего протеста.

Она расслышала правильно. Тор решил оставить ее в Орисоне.

Так вот почему Рибальд не принес ей кольчугу и оружие. Вот почему он избегал ее взгляда, ее вопросов. Ну конечно.

Она посмотрела на лорда неожиданно спокойно. В ее взгляде была решительность, сердце билось ровно. Джерадин заговорил, опережая ее, но когда увидел ее лицо, то прикусил язык.

— Милорд Тор, — сказала она мягко, словно он был безумен, как Хэвелок, и ему нельзя было задавать никаких вопросов. — Вы не хотите, чтобы я ехала с вами.

Ее поведение, казалось, отчасти смягчило его. Громко, скорее всего для того, чтобы укрепить свои позиции, он заявил:

— Вы — женщина.

Так как он повысил голос, Териза голос понизила:

— И это в корне меняет дело.

— Я лорд провинции Тор. — Лицо старика покраснело: он разрывался между яростью и недоумением оттого, что она не кричит на него. — И советник короля в Орисоне. Его честь в моих руках, как и моя. Вы — женщина.

Бессознательно избегая сарказма, она тихо ответила:

— Пожалуйста, говорите более прямо, милорд. Я хочу понять вас.

И словно это стало последней каплей, он сорвался на крик:

— Клянусь небесами, миледи, я не поведу в битву женщин!

Несмотря на свою решимость не реагировать, Териза улыбнулась.

— Тогда не думайте обо мне как о женщине, милорд. Думайте обо мне как о Воплотителе. Спросите Мастера Барсонажа. Он хотел сделать меня Мастером. Я пойду не с вами. Я пойду с Гильдией.

Тор набрал побольше воздуха, готовясь возразить.

И тут же вмешался Мастер Барсонаж:

— Миледи Териза совершенно права. — Он говорил самым убедительным тоном, на какой был способен. — Не забывайте, что она Воплотитель и, по сути, член Гильдии. Вполне возможно, самый могущественный Воплотитель, о каком мы когда—либо слышали. Я не верю, что мы можем сражаться с Мастером Эремисом, Мастером Гилбуром и Архивоплотителем Вагелем без ее помощи.

Сотрясаясь от ярости — а может быть, боль заставила его обширный живот заколыхаться, — Тор спросил:

— Вы возражаете мне, магистр? Мастер Барсонаж развел руками.

— Конечно нет, милорд Тор. Я просто заметил, что леди Териза без сомнения относится к Гильдии. Независимо от того, какую роль мы изберем для нее для поддержки Орисона и Морданта, она не запятнает вашу честь — или честь короля.

Джерадин осторожно заметил:

— А король Джойс без колебания использовал женщин, когда это было нужно. Прошлой ночью Знаток Хэвелок сообщил нам, что король Джойс давно знал, что леди Элега и принц Краген станут любовниками. Он ожидал предательства с ее стороны — практически толкнул ее в объятия принца. Но не думаю, что принц позволил бы мне или Теризе попасть в Орисон, если бы не леди Элега. И кроме того, она может помочь нам еще и в другом.

Милорд Тор, без Теризы нам не обойтись.

Тор переводил взгляд с Мастера Барсонажа на Джерадина, его глаза выкатились и набрякли, став напоминать свинячьи. Лицо было багровым от переполнявших его чувств. Тем не менее, он молча согласился.

Он медленно осел в кресле и слабо замахал руками, прогоняя всех с глаз долой. Териза поняла, что она не единственная и даже не главная причина того, что он выглядит побежденным.

— Оставьте меня, — пробормотал он. — Мы выступаем на рассвете. Мне нужно хоть немного покоя.

Она чувствовала, что кому—то следует остаться с ним. Старик, похоже, нуждался в общении. Он страдал слишком долго и совершенно напрасно. С того дня, как он появился в Орисоне с мертвым старшим сыном на руках, и по сей день он жил словно обреченный, в борьбе с собственным сердцем и махинациями короля, пытаясь утишить свои страдания. Ему наверняка требовалось больше, чем несколько минут «мирной обстановки».

Но Мастер Барсонаж направился к выходу, а Джерадин положил ей руку на плечо, подталкивая к двери.

— Пошли, — выдохнул он, — пока он не передумал.

И она покорно последовала за Джерадином и магистром.

Снаружи, пытаясь объяснить свою печаль, она сказала:

— Гарт, должно быть причинил ему ужасную боль. Он не производит впечатление человека, который долго продержится на ногах.

Когда они покинули Тора, лицо у Джерадина стало менее решительным.

— Неважно. Король Джойс причинил ему гораздо больше боли, чем Гарт. — И он объяснил Мастеру Барсонажу: — Артагель сказал, что Тор практически все время напивался до скотского состояния.

Магистр угрюмо кивнул.

— Это его и держит, — продолжал Джерадин. — То, что он чувствует свою необходимость. Пока он верит, что нужен, он способен вытерпеть любую боль. Вот почему он так страдал, когда мы спорили с ним… Даже если он неправ. У него не останется сил, решительности или надежды выжить, если он будет сомневаться в себе.

Териза обняла Джерадина, благодарная за то, что тот все понял.

Пока они спускались из башни короля, Мастер Барсонаж на мгновение задумался. Затем, понизив голос, пытаясь отстраниться от собственных чувств, заявил:

— Я же, в свою очередь, люблю во всем сомневаться. Не могу без этого. Вот почему я пытаюсь окружить себя такой солидной оболочкой. — Он насмешливо обвел пальцем вокруг талии. — Он прав, как вы думаете? Вы уверены в том, что мы делаем? Мы на том пути, который избрал бы король Джойс, если бы был здесь?

— А если и так, — возмутился Джерадин наполовину всерьез, — сам—то король знает, что делает? Он когда нибудь знал, что делает? Кто—нибудь из нас хоть сколько—нибудь представляет последствия своих действий? Нет, простите меня, Мастер Барсонаж. Я не скажу вам ничего умного. Мы поступаем так, потому что других возможностей я не вижу.

Териза мрачно кивнула, подтверждая его слова. Магистр вздохнул.

— Нам следует удовольствоваться этим, как мне кажется.

Быстрее, чем требовали обстоятельства, они спустились вниз. Когда они миновали один из выходов на площадь, им показалось, что снаружи похолодало. Сомнений не оставалось; в Морданте начались поздние заморозки. Дыхание Теризы стало превращаться в пар задолго до того, как они вышли наружу. Она чувствовала, как холод ползет по ее лицу, словно знамение чего—то. Коридоры Орисона были по сути пусты, зато площадь оказалась заполнена до отказа. Териза слышала крики и шорох сотен — нет, тысяч — сапог, спешащих в самых различных направлениях. В дверном проеме мелькнул слабый свет факелов, падающий на людей и лошадей, снующих в утреннем мраке, словно эскадрон ведьм, готовых отправиться на разрушение и кровопролитие. Из обширных конюшен Орисона лошадей выводили на площадь и седлали. Множество факелов освещало проход, где собрали коней. Люди, которым придется путешествовать на них, чья жизнь зависела от скакуна, успокаивали их. Возле внутренних стен замка формировались пехотные взводы и роты — их формировали из обычных людей, вырванных из повседневности. Им предстояло выдержать трехдневный марш, а потом нанести удар по численно превосходящей их армии, в пропорции четыре к одному. Чего ради? Териза знала ответ на этот вопрос. Чтобы люди вроде Эремиса и верховного короля Фесттена не посягали на непорочность Морданта. Но, чтобы сказать такое, она должна была верить, что Гильдия, и стража, и они с Джерадином могут добиться успеха.

Поражение будет означать уничтожение. Для всех этих людей.

Плотнее кутаясь в плащ от холода, она последовала за Мастером Барсонажем и Джерадином (Рибальд шел позади), по замерзшей за ночь грязи к месту рядом с воротами Орисона, где Гильдия возилась со своими животными и телегами.

Мастера кивали и бормотали приветствия магистру. Некоторые приветствовали Джерадина взмахом руки или улыбкой, казавшимися странными в неверном свете факелов; остальные, слишком обеспокоенные и задумчивые, помалкивали; один или двое ясно дали понять, что не верят слухам о демонстрации силы Джерадина. Но все они встречали Теризу очень вежливо, насколько позволяли обстоятельства. И, возвращаясь к работе, вновь принимались закреплять груз на телегах.

Она насчитала девять больших упаковок по типу контейнера: зеркала Гильдии. Каждое зеркало было завернуто в тряпки, вставлено в защитную деревянную раму, снова обернуто в тряпки и крепко привязано к боку телеги. Да и сами телеги выглядели необычно; внутри бортов сделаны новые стойки, чтобы удобнее было крепить зеркала, причем стойки съемные, чтобы вынимать зеркала и ставить наместо.

Постукивая носками сапог от холода, пробравшегося внутрь, Териза посмотрела на небо.

Серое в преддверии рассвета, оно было безоблачным, полупрозрачным и темным одновременно, словно зеркало, на котором долгие годы собирались паутина и пыль.

Поход должен был начаться в самое ближайшее время.

Будь проклят этот холод! Вчера она готова была выступить немедленно. Но сегодня, в холоде… Странно, неужели кто—то может быть готов к походу? И еще люди. И еще лошади. Со стен неслись крики: вопросы, приказы, сообщения. Вся базарная площадь была заполнена солдатами и лошадьми. Гарт когда—то совершил нападение именно здесь; принц Краген воспользовался базарной толчеей, чтобы скрывать свои встречи с Найлом. Сейчас, во всяком случае в данный момент, это место не могло служить своему прямому назначению. Да нет, разумеется, в условиях осады, когда замок отрезан от источников снабжения, оно еще долго не будет использоваться по назначению.

Грумы подвели лошадей Теризе и Джерадину. Териза с подозрением посмотрела на выделенную ей старую бесцветную клячу, животное, вгоняющее в тоску любого, кто хоть мало—мальски разбирался в верховой езде. Джерадину, напротив, достался жизнерадостный мерин со странными белыми точками на обеих щеках. Видя выражение лица Теризы, он насмешливо спросил:

— Хочешь меняться?

— Эта кляча и так едва жива, — хмыкнула она. — После того что мы пережили, я, пожалуй, могу ездить верхом даже на огненном коте.

Шрам Рибальда исказился ухмылкой.

Териза не хотела меняться. Она инстинктивно почувствовала, что опасно переоценивать свои способности.

С рассветом шум на площади усилился, в окнах на внутренних стенах Орисона начал загораться свет — дети вытаскивали родителей из постелей, желая взглянуть, что происходит; лорды и леди поднимались, чтобы узнать последние новости; жены, дети и любимые хотели попрощаться с солдатами.

Постепенно мешанина людей и лошадей начала упорядочиваться. Все больше воинов садились на лошадей. Мастера вскочили в седла — за исключением тех, кто собирался ехать в телегах, чтобы присматривать за зеркалами. Пар, вырывающийся из лошадиных ноздрей, стал серым, словно туман, освещаемый скорее рассветом, чем факелами. Джерадин взял Теризу за руку и показал на их лошадей; но она не двигалась, пока не увидела, как из дверей появился Тор и направился к своей лошади. Она вскочила на коня.

Медленно, сопровождаемый личной охраной — людьми, которые прибыли с ним из его провинции, Смотрителем, Норге и Артагелем, — Тор подъехал к воротам, чтобы, когда их поднимут, первым встретиться с армией Аленда и первым отправиться в поход. Черный плащ с капюшоном — траурные одежды, в которых он привез в Орисон сына, — каким—то образом принижали его. А может быть, при взгляде с высоты лошади изменялось восприятие массивности его фигуры. Он выглядел недостаточно внушительно, чтобы занять место короля, и совершенно не годился на роль грозы врагов короля Джойса. Но когда он возвысил голос, сердце ее дрогнуло, словно она припомнила песню рога.

— Мы бросаемся в опасное предприятие. — Каким—то образом старому лорду удалось сделать так, что его слова раскатились по площади и эхом прокатились по всему Орисону. — Нас всего шесть тысяч против Кадуола и коварного Воплотимого, ждущего нас на выбранном ими поле битвы. Кроме того, у нас в тылу армия Аленда—возможно, мне не удастся в последнюю минуту убедить алендского монарха. Может быть предпринята попытка захватить Орисон в наше отсутствие. Король Джойс не с нами, а мощь, противостоящая нам, головокружительно сильна.

Мы бросаемся в опасное предприятие.

Но это лучшее, что мы способны сделать.

С нами отправляется Гильдия. В нашем распоряжении силы, о которых не подозревают наши враги. Артагель сохранит для нас Орисон — а верховный король Фесттен окажется слабее, чем рассчитывает, поскольку будет отрезан от снабжения. Король Джойс долгие годы боролся в ожидании этого часа. И мы не проиграем. Это опасное и долгожданное предприятие. Я горжусь тем, что принимаю в нем участие.

Тор взмахнул рукой. И тут же замковый трубач сыграл сигнал, который эхом отразился от стен и вознесся ввысь.

Пока ворота открывались, Тор повернул свою лошадь к проему и неизвестному будущему — так, словно никогда не боялся за свою жизнь.

Когда ворота открылись, трубач сыграл новый сигнал. И, оставив позади Гильдию и шесть тысяч солдат, Тор выехал из Орисона.