"Зловещее проклятие" - читать интересную книгу автора (Гладкий Виталий Дмитриевич)Глава 11. АРТУР ТИХОВДубравин торопился на похороны Новосад. Они немного задержались с обыском у Басалыго, и теперь майор ехал на городское кладбище на таксомоторе. И все же опоздал – могилу уже готовились засыпать землей. Людей было много: артисты театра, жильцы дома – Дубравин некоторых узнавал – родственники. Майор с удивлением отметил про себя, что здесь был и Ольховский – неестественно прямой, задумчивый, с аккуратно подстриженной бородкой, в тщательно отутюженных брюках. Он один из немногих не торопился надеть шапку, хотя снег сыпал, не переставая, и его не по сезону легкое пальто уже изрядно промокло. С не меньшим удивлением Дубравин узнал в мужчине, который плакал, не стесняясь окружающих, того самого симпатичного молодого человека, товарища Ольховского. “Не Тихов ли?” – подумал майор. И протиснулся к Ольховской – она поддерживала совершенно обессилевшую от слез Алифанову. – Простите… Майор дотронулся до рукава пальто Ольховской. – Это Артур Тихов? – спросил он актрису. И кивком головы указал на плачущего молодого человека. – Он… К Тихову майор так и не подошел, хотя сначала намеревался. Дубравин лишь посетовал на себя – он вызвал его сегодня повесткой к концу дня в управление. Но что можно было спрашивать у него в таком состоянии? Впрочем, менять что-либо было уже поздно, да и не хотелось – неумолимо подстегивали сроки. Положив на могильный холмик букет живых цветов, Дубравин направился к автобусной остановке… Тихов все же явился в управление, правда, с получасовым опозданием. – Извините… Я вот… Он нервно хрустел пальцами. – Ничего… – сказал Дубравин. И с пониманием ободряюще кивнул. – Раздевайтесь, – сказал майор. – Садитесь… Тихов, сумрачно посмотрев на Белейко, – тот начал копаться в бумагах, – снял черный кожаный плащ с меховой подстежкой, повесил его на спинку стула и сел, безвольно опустив руки на колени. Даже сейчас, с осунувшимся и каким-то потускневшим лицом, он был очень красив. До неприличия красив, с неожиданным неприятием подумал Дубравин. Казалось, что молочно-белой бархатной кожи на щеках Тихова никогда не касалась бритва. Резко очерченные губы, немного тонковатые для удлиненного овала лица, были свежи и будто накрашены блестящей помадой. Прямой, правильной формы нос был ни велик, ни мал – в самый раз. Светлые глаза (Дубравин никак не мог понять, какого они цвета; временами глаза казались ему серыми, а иногда голубели холодными льдинками) смотрели на майора с выражением горестного недоумения, изредка прячась под припухшие веки, опушенные длинными ресницами. С крепкой шеей, ладно скроенный – изысканный дорогой костюм темно-синего цвета с искрой плотно облегал широкие, мускулистые плечи, – он был живым воплощением идеального мужчины в представлении Дубравина. – Артур Вениаминович, насколько мне известно, вы знали Новосад, как никто другой… Майор начал осторожно и издалека. – Она была моей невестой, – просто ответил Тихов. – У нее были враги? Или, скажем точнее, недоброжелатели? – Сложно ответить на ваш вопрос… Недоброжелатели, в общем-то, были. Мир артистов – это сложный мир. Высока конкуренция всегда предполагает конфликты – явные или тайные. Но враги, и чтобы так… – В тот день она была у вас? – Да. После того, как я уехал от Ольховского – надеюсь, вы помните нашу первую встречу? – мы с ней виделись. Она забежала ко мне на квартиру буквально минут на десять, а затем ушла. И больше я ее не видел. – В котором часу это было? Тихов задумался. – Нет, точно сказать не могу, – сказал он спустя некоторое время. – Хотя бы приблизительно. – Кажется… где-то около двух часов дня… В голосе артиста слышалось сомнение. – Странно… – Что именно? – спросил Тихов. – Алифанова утверждает, что в это время они были еще в театре. По-моему, так… Сейчас проверю… Майор полистал папку с делом. – Да, все верно, я не ошибся. – Честное слово, не помню. Может, немного позже. Если бы я знал, что это когда-нибудь понадобится… – Если бы… Дубравин сокрушенно вздохнул. Все мы сильны задним умом, подумал он. – Артур Вениаминович, а как она выглядела? Я имею в виду не внешний вид, а настроение. Не была ли она взволнована, встревожена? – Нет. Даже наоборот – смеялась, шутила. – Может, таким образом Новосад маскировала свое истинное состояние? – Ни в коем случае. Она не умела притворяться. Что на уме, то и на языке – так говорят про подобных людей. – О чем вы говорили? – Разве теперь вспомнишь… Я угостил ее чаем… Тихов в задумчивости потер висок. – Ах, да, она говорила мне что-то о своей новой роли. В тот день режиссер театра предложил сыграть ей главную героиню в одной из пьес репертуарного плана на будущий сезон, и Валя была на седьмом небе от счастья. Помнится, я ее поздравил… – Значит, она ушла, а вы? Что потом делали вы? – Вскоре мне позвонил Ольховский, и я поехал к нему. – Зачем? – Тогда вы, простите, нам помешали. Мы собирались сыграть в преферанс, ждали еще одного товарища. Но – увы… – Каким транспортом вы ехали? – Извините, но я не понимаю, зачем вам это нужно? – Артур Вениаминович, у нас работа такая; знать по возможности все, что касается обстоятельств дела. – То есть, вы хотите сказать, что проверяете мое алиби? Вы… меня… подозреваете!? – Ни в коем случае. С какой стати? Но все-таки, как я говорил ранее, для нас все нужно и важно. Мы ведь как сборщики часов: пока на место не будет поставлен последний винтик, стрелки не закрутятся. Думаю, вам ясно. – Если так… Тихов успокоился. – Я хотел поймать такси, но погода помните, какая была… Поэтому пришлось ждать троллейбус. Затем я пересел в автобус. Вот так и добрался к дому, где живет Ольховский. – Игра состоялась? – Конечно. – Сколько времени она длилась? – Закончили мы часов в одиннадцать… Тихов ушел. Дубравин посмотрел на задумчивого Белейко, за время допроса не проронившего ни единого слова, и спросил: – Что ты о нем думаешь, Бронек? – Холеный парнишка. Артист, одним словом. – Считаешь, что и здесь играл? – Не похоже. Переживает здорово. – Еще бы. Потерять невесту. И какую… – Как ты насчет чаю? – спросил Белейко. И включил чайник. – С удовольствием, – ответил Дубравин. – У меня, кстати, бутерброды есть. – Не откажусь… Друзья налегли на бутерброды с сыром и ветчиной. В окно кабинета вместе с метелью заглянули ранние сумерки. |
||
|