"Заначка Пандоры" - читать интересную книгу автора (Сертаков Виталий)

9

Старика звали Пенчо, по крайней мере, так он представился. А молодой подумал и назвался Хосе. Новый шофер — щуплый, изогнутый, точно коряга, с нездоровыми шишками на суставах — с нами не общался, сосредоточенно следил за дорогой.

Молодому присутствие чужого явно не нравилось, я даже начал прикидывать, насколько он послушен старшему и не придет ли в его перегретую мексиканскую башку идея проявить инициативу и облегчить экипаж на одну персону… Пока что и он, и другие исполняли команды Пенчо с самурайским рвением. Мне позволили сесть позади, Хосе устроился рядом с шофером вполоборота, и неясно было, за чем он следит, за мной или за дорожной обстановкой. Прошманали карманы, отняли ножик, телефон; я проклинал себя, что не захватил рюкзак, хотя, с другой стороны, оно спокойнее даже. Мелочевку молодой покрутил, показал старику и вернул. За паспорт я сильно не волновался, там всё должно было быть в ажуре: вот я, а вот лошадь моя. Беда в другом: никак не позвонить.

«Форд» оказался жутко тесным, дед был вынужден баюкать свой ящик на коленях, раза четыре брал его с собой в туалет. И опять Хосе ему не помогал. Мне показалось, самую малость, что дело не в субординации, а в том, что молодой слегка побаивался. Я припомнил, как мы остановились у заправки. Старик вышел размяться, а точнее от души наорать на кого-то по телефону, не выгоняя нас из машины. Хосе открыл ему дверцу и как-то неловко, бочком отпрыгнул в сторону. Молодой не хотел даже прикасаться к пакету. Я стал прикидывать, что там, в мешке, могло находиться. В первую очередь мне представилась личная коллекция скальпов, которую вождь обязан таскать за собой, дабы не потерять расположения великого Маниту, и до которой не имеют права дотрагиваться другие, не столь наловчившиеся в охоте на людей, члены племени. Потом я вообразил средних размеров подержанную советскую боеголовку килотонн на пятнадцать. Оставалось логичным предположить, что мы дружно движемся в сторону ближайшей атомной электростанции, где пригласим журналистов и попросим выпустить из тюрем наших колумбийских товарищей, обещая в противном случае показать миру, на что способен мирный атом. А мы с Инной зачем? О, мы необходимы, дабы сделать пресс-конференцию на русском, демонстрируя боевое братство наших народов… Потом немецкий спецназ пойдет на штурм, Хосе будет метко отстреливаться и, в конце концов, хорошие парни победят. Правда, мы до заключительного, победного этапа не доживем. В чем-то, впрочем, Пенчо сдержит обещание, диабет у Инки пройдет навсегда.

Исполненный подобных радужных перспектив, я раскачивался, обнимая Инку левой рукой.

Промчались мы в молчании километров двести, не меньше. Не представляю, какие боги берегли наших попутчиков, но нас до сих пор не взяли в оборот. Почти в полной темноте добрались до въезда на очередную скоростную трассу. Хосе трижды сверялся по карте. Навстречу, из черноты прилизанной рощицы, дважды мигнули фары. Радостно скалясь и распугивая шрамами мотыльков, выбежал наш прежний водитель. На сей раз он прикатил в беленьком микроавтобусе. Оживились все, заобнимались, в который раз принялись переселяться. Не планировали, значит, его встретить живым. Меченый махал руками, приплясывал, хохотал, очевидно, делился тем, как он ловко утопил в Шпрее предыдущий автомобиль. На какое-то время нас с Инкой оставили вдвоем.

— Я сказала им, как ты велел. Что ты мой муж, и что не могу без тебя, что ты помогаешь мне с моими болячками и всякими процедурами.

— Какими еще процедурами?

— Неважно. Они верят, что ты мой муж, про Роберта ничего не знают. Пенчо не ожидал, что я не одна. Он на самом деле добрый…

— Ага, я заметил. Дед Мороз.

— Ты не понял. Они же могли меня просто украсть, оглушить, скатать в мешок и увезти. Он объяснил, что не хотел меня пугать и не знал, как меня добровольно уговорить ехать, поэтому и согласился взять тебя. Они не предполагали, что мы вдвоем.

— И не предполагали, что ты согласишься. — Она подняла глаза и оглядела меня со странным выражением.

— Для них важно, что я еду добровольно. Иначе ничего не получится.

— Не получится разбудить дракона?

— Очень смешно? Да, представь себе, не получится.

— Ты сама-то понимаешь, что никакого дракона нет? Ты себя слышишь, какую ахинею ты несешь?

Она не разозлилась, мой запал пролетел впустую, не встретив сопротивления, точно снаряд, проткнувший на своем пути, вместо самолета, секцию дирижабля. Инка, положив подбородок на сплетенные пальцы, провожала взглядом проносившиеся по автобану спаренные огни. Я ничего не знал об этой женщине. До сих пор мне чудилось, что я довольно точно угадываю ее на подсознательном, эмоциональном уровне, что незримые токи наши удивительным образом совпали, дополнили друг друга… А нынче, ловя в ее зрачках отблески фар, я как будто заглянул за край чужой, немыслимой, фантастически далекой вселенной. Вполне допустимо, что в той вселенной царят законы, похожие на те, по которым я привык жить, лишь буквой, но не духом. Невзирая на то, что тамошние аборигенки точно так же, как земляне, мерзнут в сетчатых майках.

Во мне крепло предчувствие, что теряется последний шанс вылезти сухим из заварухи. Можно сейчас же, ночью, не раздумывая, на первом привале отделаться от надзора и махнуть в сторону. Найти телефон, обозначиться. Никто словом не упрекнет, оставят догуливать отпуск. А эта развеселая компания пускай хоть в кругосветку уходит…

Я снял куртку и набросил Инке на плечи. Она прижалась плотнее, запустила ладонь мне под рубашку, устроилась щекой на плече. В автобусе мы разместились просторно. Хосе где-то впереди, рядом с Пенчо, не буравил меня больше своими противными гляделками.

— Не сердись, — вдруг шепотом попросила она и погладила меня в темноте по шее. — Может, и нет никакого дракона. Я тоже думаю, что дело не в этом. Но Пенчо про него знает. Это похоже на то, как… Слышал, есть такая байка про слепых, что щупали слона и никто не мог описать его правильно? Одному привиделось дерево, другому — змея, и так далее…

— То есть вопрос в уровне восприятия?

— Что-то вроде этого… Ты читал про учение тольтеков?

Я пожал плечами:

— Чувствую, мне еще много предстоит прочесть, чтобы говорить с тобой на одном языке…

— Я тебе дам прочитать, обязательно, когда… — хотела по инерции продолжить: «когда вернемся», но споткнулась. Я не стал развивать тему возвращения.

— Так что там, насчет тольтеков?

— Согласно их учению, людей после физической смерти ожидает орел. Он выклевывает душу человека, питается душой. И, если поймает тебя, если выклюет душу, ты не сможешь жить дальше — уже на другом уровне, естественно. И земной путь человека подчинен тому, чтобы научиться обмануть орла. Стать сильнее, чтобы сберечь свое «я» после кончины.

— И ты выбрала себе для веры эту модель бессмертия?

Впереди Хосе зажег фонарик; они вдвоем с шофером, склонясь над картой, обсуждали маршрут. Пенчо, обнимая свою боеголовку, сидел неподвижно, словно маленький копченый сфинкс.

— Да, я верю, что здесь ничего для нас не кончается.

— А где же поместятся наши души? Миллиарды людей уже умерли…

— А ты способен представить, — она махнула рукой вверх, — что там бесконечность? Там хватит места для всех. Я абсолютно уверена, что не может просто так всё взять и закончиться. Иначе нет никакого смысла в моем и в твоем появлении на свет.

— Ха, а как же смена поколений? Мы дадим жизнь новым людям, они следующим, рано или поздно родится гений, который сделает бестолковое человечество счастливее…

— Вот ты и попался. Что в представлении человечества «быть счастливее»? Не по мнению отдельного дяди Васи, счастье которого субъективно, а с позиции всего человечества? Согласись, так или иначе люди стремятся уйти от смерти, продлить жизнь, насколько возможно. Так я тебя теперь спрашиваю, зачем смена поколений, если бессмертие достижимо уже сегодня? Только надо уметь к нему прийти.

— Надо убежать от орла.

— Не будем сейчас спорить. Орел — это пример. Тольтеки ассоциировали его с той силой, которая мешает человеку достичь… Неважно чего достичь. Они руководствовались своими представлениями о мире, орел был для них знакомой фигурой.

— Я осознал. Для тебя знакомая фигура — дракончик.

— Что ж… И я, и Пенчо, мы оба представляем так то, к чему стремимся…

— Вот оно как… — Мои разбухшие мозги выдали новую версию происходящего. — Ты всё-таки ждала их? Вы знакомы заранее? Честно только! Сейчас-то можно честно?

В сумраке лицо ее представлялось светлым овалом, но, по-моему, она посмотрела с сожалением, как смотрят в цирке на безнадежно тупое животное. Мне стало стыдно. Она потянулась и поцеловала меня в утешение.

— Куда мы сейчас едем, ты в курсе? — виновато осведомился я.

— В курсе. Мы едем в больницу. Должны были ехать к друзьям, где нас спрячут, но из-за моей болячки свернули. Мне нужен инсулин.

— Тебе плохо?

— Мне давно уже очень плохо, я же всё оставила дома.

— Что же делать?

— Не бойся, Пенчо всё купит. Меня так трогает, что ты боишься за меня.

Мне подумалось, что, возможно, в ее вселенной не настолько всё запущено.

— Пару часов я продержусь, — она вздохнула. — И потом… Человек в моем положении не умирает так сразу, не переживай.

— А когда… умирает?

— Примерно спустя сутки.