"Здравствуй, земля героев!" - читать интересную книгу автора (Силин Влад)Глава 17 БЕЗУМСТВУ ХРАБРЫХ ПОЕМ МЫ ПЕСНЮВремя перевалило за полдень, а хлопот становилось все больше. В очередной раз наткнувшись на кадета, лопочущего: «Вкусного вам скорпиона, медная щетка для чистки полов», – полковник остервенел. Идея «асурской недели», еще вчера казавшаяся такой остроумной, сегодня вызывала отвращение. Мальчишки совершенно не понимали разницы между звуками «е» и «e'».[21] Между тем от этого зависел смысл фразы. – Напевно! – кричал полковник. – Теемаса е онимеро надо напевать, твою мать! Понятно, господин курсант? От ротного мальчишки разбегались, словно головастики от щуки. А услышав «здравия желаю, господин полковник» на универсальном, Багря разозлился окончательно. – А-атставить![22] Кру-угом! Ка-а мне! Нарушителем оказался офицер-воспитатель Жорж Уфимский. Увидев ротного, он побледнел: – Э-э, прошу прощения, господин полковник… – На асурском, господин капитан. У нас неделя асурского языка. Тщательно подбирая слова, капитан Уфимский сказал следующее: – Скушайте скорпиона, медная щетка для чистки полов. Приношу свои мелкие извинения. Мои познания в асурском не позволяют исполнять танец с веерами, но я постараюсь утопить их как можно глубже в ромашках. – И добавил: – Квел делисьез персон ква цет петит принцесс.[23] Выслушав эту галиматью, полковник вполголоса произнес: – Подавись этим своим скорпионом, элит-трепло вшивое. – Вслух же добавил: – Ваши извинения приняты. Можете идти. …До Лувра Уфимский служил на Таверии-2. Когда-то император присвоил всем войскам Таверии звание «элитных», и Жорж щеголял званием элит-капитана. Плата за это была невелика: требовалось блистать манерами и знать французский. С первым Уфимский худо-бедно справлялся. Что сложного: ручку дамам целовать да рассказывать анекдоты о поручике Ржевском, смысл которых утерян в веках. Второе оказалось труднее. Французский сохранился лишь в сочинениях графа Толстого, и новоявленному элит-капитану пришлось засесть за «Войну и мир». Славные денечки Уфимского кончились, когда произошла некая история, связанная с генеральской дочерью. Недобрые языки болтали, правда, что не с дочерью, а женой, а совсем уж злые поговаривали о сыне. Дело получило огласку. Уфимскому пришлось бежать на пограничные планеты, где он быстренько отыскал теплое местечко в корпусе. В корпусе Уфимского недолюбливали. Он носил изысканный элит-мундир и без нужды изводил кадетов. Так что, поставив «элит-трепло» на место, Алексей Семенович испытал что-то вроде морального удовлетворения. Хоть что-то сегодня вышло удачно. По пути полковнику вздумалось заглянуть в музей. Вахту нес Ваде Михельсон – чернявый кадет из злополучной пятерки. Продравшись сквозь словесных «скорпионов» и «щетки для чистки пола», Багря выяснил, что Тилль уже сменился и ушел неведомо куда в сопровождении гостьи. Это Алексея Семеновича встревожило. Чуть ли не бегом он помчался к башне. Во дворе его ожидал сюрприз. На плитах дорожки валялась изодранная и окровавленная кадетская рубашка. На ходу выдирая пистолет из кобуры, Алексей Семенович бросился в сад. В старой беседке кто-то был. Стараясь двигаться бесшумно, полковник подкрался ближе. – …нет, малыш, – терпеливо объяснила Утан. – То, что ты сказал, означает «позвольте моему скорпиону ужалить вас еще раз»! Попробуй снова. – Ониматеро домо… домо е гокумасай теемаса? – Уже лучше. «Мой большой скорпион благодарит вас за любезность». Задатки у тебя есть, малыш. Ветка алычи мешала полковнику смотреть. Он осторожно отодвинул ее в сторону. Тилль сидел на ступенях беседки без рубашки и ел яблоко. Майя перевязывала глубокую царапину на его плече. – Госпожа Утан, – с дрожью в голосе попросил кадет, – не могли бы вы еще позаниматься со мной? Асурский язык очень сложен. – Отчего бы нет? Приходи ночью… Когда и куда прийти, полковник не расслышал. Самообладание изменило ему. Спрятав оружие в кобуру, он бросился к беседке. – Госпожа Утан, – воскликнул он, – вы!.. Вы!.. Мальчишка дернулся сбежать, но асури шлепнула его по затылку: – Сиди! – приказала она. – Я еще не закончила. – Госпожа Утан, – стараясь говорить спокойным тоном, объявил Алексей Семенович, – потрудитесь объяснить, что все это значит. – Ничего особенного, командор. Зная, что у вас объявлена неделя асурского языка, я решила проверить знания кадетов. – А это? – Багря ткнул в кровавый бинт. – Недоразумение. Зайдя в музей, я поинтересовалась, открыта ли выставка. Кадет отчего-то спутал слова «музейная экспозиция» и «мучительная смерть». В волнении он объяснил мне, что посторонним в музей нельзя, и даже попытался преградить путь. – Благодарю, достаточно. Кадет Брикк, сутки гауптвахты. Наказание за плохое знание асурского я придумаю позже. – Есть сутки гауптвахты! – Идите, кадет. Когда Тилль умчался, полковник вытер пот. – Та-ак, – протянул он, – я приказал вам сидеть в башне. А вы? – Простите, командор. Я трансформировала свой геном и стала жертвой побочных эффектов. – Каких-каких эффектов? – Расширенные зрачки, – охотно объяснила асури, – повышенная потливость, тяга к массовым убийствам… Ничего страшного. Медики в таких случаях рекомендуют не сидеть дома и больше общаться. – И ради общения вы отправились терроризировать кадетов? – Не волнуйтесь, командор. Я себя не выдала. Мальчик уверен, что я аспирантка иняза на кафедре асурского языка. Команидор, у вас отчего-то сделалось южное лицо гнева. – Нет-нет, ничего… Когда вы собираетесь проведать Намсу? – Буду рада отправиться в чертоги смерти хоть сейчас. «Твои бы слова, да Богу в уши», – подумал полковник. Вслух же заявил: – Ну, тогда встретимся под землей. Четверть часа спустя они уже шли подземными ходами Шатона. В отличие от Вельки и Таи Алексей Семенович и Утан выбрали путь через закрытую зону. Дела это не меняло. В потайных коридорах они оказались примерно тогда же. Потрескивали лампы люминесцентного света. Под ногами шуршала бетонная крошка, где-то капала вода. Полковник едва успевал за асури. Майя никогда не была в подземельях Шатона, однако ориентировалась здесь, как у себя дома. – Скажите, Майя, – поинтересовался полковник, чтобы не молчать, – а Намсу вы хорошо знали? – О да. Мы с ним одного садка головастики. – Как интересно… А в детстве каков он был? – Очень способный. Наш садок, – асури доверительно понизила голос, – считался неудачным. У большинства головастиков не то что разум, вторая пара рук не прорезалась. Помню, когда я получила татуировку титана – вот эту, – мои братья в один голос сказали: «Зачетные сиськи». Намса единственный понял, что это для меня значит. – Расскажите о нем побольше. Майя задумалась. – В детстве он был очень болезненным. Когда в его семье кончились деньги и мать решила продать часть детишек в рабство, его забраковали. Он очень переживал. Из-за этого занялся спортом, начал закаляться. А потом получил назначение в Северный дом. Мы все им очень гордились. – Представляю… – Да. А потом случилась эта история. Оказалось, что Намса в тот день стрелял из дуэльного пистолета. Пули не нашли, убитый пропал… Тоже мне дуэль! Намса, его учитель стрельбы, любимая асури учителя стрельбы, уборщик Северного дома и любимая асури уборщика Северного дома оказались опозорены. – А любимая асури Намсы? – У него не было любимой. Он как раз собирался принести мне череп белой уховертки. Некоторое время они шли молча. Полковник раздумывал об удивительной судьбе асуров. Майя скорбела о несовершенстве Намсы. – А скажите, Майя, – осторожно спросил Алексей, – мог ли Намса убить ученого? Асури замедлила шаг. – Да он и убил, больше некому! Но вышло некрасиво: труп исчез, записи в файл мудрейший сохранить не успел. Все открытия пропали. Уж мы так Намсу ругали, так ругали, вы представить не можете! – Да уж… – Намса и сам переживал. Хотел зарезаться, да мама отговорила. Сказала, что ему надо к Оракулу дивов слетать. – Голос Утан дрогнул:– Командор, вы видели последние минуты Намсы. Скажите, как он погиб? – Мне, право, неудобно… – Ничего. Забудьте, что я дама. – Намса сделал передо мною северное лицо. – А вы? – Дал пощечину. – Вы страшный человек, команидор. Я вас боюсь. – Хм… Комплимент настолько поразил Алексея Семеновича, что он упустил миг, когда асури шагнула в скрытую маскировочным полем расщелину. – Не расшибитесь, здесь темно! – послышалось из тумана. Полковник потер ушибленный локоть. Майины глаза горели зеленым огнем, она скользила по тоннелям, безошибочно угадывая повороты. Полковнику, не обладающему ночным зрением, пришлось достать наладонник и включить подсветку. У него мелькнула мысль, что если кто-то прячется в подземных ходах, то, увидев женщину со светящимися глазами, умрет от страха. – Быстрее, команидор! Не отставайте. Легко сказать «не отставайте». Потеряв Майю из виду, полковник решил осмотреться и перевести дух. Подсветку он выключил – та только мешала смотреть. Перед глазами плыли туманные огни, плясали линии, как на старинной кинопленке. Без света ориентироваться оказалось легче. Скоро Алексей Семенович увидел зеленые глаза асури. Хорошо. Страшно, страшно, а вон как удобно. – Куда вы так спешите, Майя? – крикнул он. – Я же не мальчик за вами гоняться. Асури не отвечала. Тогда полковник шагнул к ней и потряс за плечо. Под ладонью хрустнуло, и лица Алексея коснулось что-то легкое, мягкое, как пыльная паутина. Полковник отступил на шаг и включил наладонник. Призрачное сияние рассеяло тьму. У стены стоял скелет асура. – Команидор, я все понимаю, но зачем так кричать? – Простите, высокая кровью. Это древний обычай людей – приветствовать умерших печальным и мелодичным криком. – Преклоняюсь перед вашей деликатностью, команидор. Оказывать почести чужому мертвецу… Поможете потом запихнуть его в чемодан? Нет-нет, сперва переставим его. Вдвоем они вынесли скелет в проход. Алексею показалось, что эхо от его крика только сейчас вернулось в пещерку. Неужели он кричал таким тонким девчоночьим голоском? – Дакини лучше не пугать, – объяснила Майя. – Долгие годы одиночества плохо отражаются на психике. Помогите повернуть. Ага, хорошо… Они становятся нервными, впечатлительными. Боятся собственной тени. – У него рука отломилась. – Положите в карман. – Майя вытерла лоб полой безрукавки. – И вот еще: перед тем как говорить с покойником, надо вывести его из депрессии. Новые впечатления, яркие краски, смена места… – Понятно. Вам не тяжело? – Нет, спасибо. Дайте сюда руку… Да не свою, его. Майя примотала отломанную кость Намсы скотчем. Ногой придвинула чемоданчик. – Достаньте алтарь мертвых. Он напоминает вашу подставку для зимнего дерева. Алексей и Утан установили скелет_на елочную крестовину. Майя вытащила коробку с елочными игрушками и журнал. – Вот это надо перелистать у него перед глазами. – «Плэйасур»? – А что вы хотели? Сборник проповедей Полиграфа? Намса шесть лет простоял в темном тоннеле. Вот асурские газеты с последними новостями. Только поклянитесь, что не станете их сами читать. – Слово офицера. Пока Майя украшала Намсу елочными игрушками, Алексей листал перед ним журнал. Сам он старался туда не заглядывать. Мало ли, что там? Может, античеловеческая пропаганда. – Скажите, Майя, а мишура зачем? – Для хорошего настроения. Подайте вон тот шарик. Не пойму, что с этой игрушкой? – Там переключатель есть. Поставьте в положение «рад». Или даже «очень рад». – Спасибо, помогло… А знаете, команидор, в детстве нас приглашали водить хороводы перед правительством. Как сейчас помню: автобус, кофе, утренник в мавзолее Великого Вождя. Я всегда была принцессой-муреночкой. – Ваш вождь – дакини? – Да. Он создал теорию идеального политического устройства. Поклялся, что сделает асуров счастливой расой, и умер на этапе массовой концлагеризации общества. – Асури отошла на несколько шагов, любуясь своей работой. – Ну вот, можно приступать. Намса, ты слышишь меня? Откликнись! Огоньки новогодних гирлянд замелькали, словно электроны вокруг ядра. Скелет мигнул и превратился в четырехрукого здоровяка. – Майя?! – Да, любимый. Извини, что не целую, – губы обветрила. – Святая бабочка! Но откуда ты здесь?! – Я тебя искала. С того самого мига, как ты улетел на Дивиан. – Ох, Майя… Но что с твоими нижними руками? – Я отрезала их, чтобы проникнуть на планету людей. Опустилась тишина. Слышно было лишь, как бьются три сердца: два Майиных и одно полковника. Дакини вздохнул: – Что уж теперь. Дело прошлое и ничего не исправишь… Ты плачь, плачь… Потому что я плакать уже не могу. – Намса, милый… – А как родственники? Ньяша, Таша, Варуша, Иша, Камса, Хамса, Ураши-Кубури и остальные семьсот девяносто три головастика нашего садка? – О, они в порядке. Пятьсот, как ты помнишь, были съедены щуками, восемьдесят погибли от рыбьего гриппа. Сорок три попали в рестораны асурской пищи. Остальные влачили полунищенское существование, барахтаясь в сетях наркомании и детской преступности. Сейчас обитают на социальном дне. – Рад, что с ними все хорошо. Знаешь, Майя, я часто вспоминал тебя. – Я тоже, Намса. И влюбленные заговорили – взахлеб, перебивая друг друга, стараясь выплеснуть то, что не успели сказать друг другу раньше: – …а помнишь, пятнистый бородав откусил тебе ноги? Ты плакал и не мог уснуть… – …а ты читала мне самоучитель народных танцев на ночь… – …потому что других книжек не было… – …и подарила скакалку на день рождения… – …ее я украла в магазине. А потом я спросила, можно ли забрать твой велосипед, если ноги никогда не вырастут… – …а они все-таки выросли. И мы пошли в парк кормить монстров живыми крольчатами… – …лопоухими кареглазыми симпатягами. Майя опустила ресницы: – Как давно это было… Знаешь, Намса, повзрослев, я научилась притворяться. Лгать, изворачиваться, делать западное лицо ради выгоды. Сейчас мы говорим о пустяках, и я понимаю, что пустяки – это главное. Я люблю тебя, Намса. Мне хочется вновь стать маленькой девочкой со смешными косичками. Наивной, доверчивой, открытой радости и свету. Призрак вздохнул: – Посиди со мной, Майя. Как тогда, помнишь? – Я помню. Мне было так уютно с тобой. Асури уселась у ног призрака. Достала книжку: – Хочешь, я прочту тебе сказку про гадкого мальчика, принцессу и рентгеновские очки? Или о маленьком вампире, которого заперли в склепе? Намса улыбнулся: – Ты до сих пор помнишь, какие сказки я любил? – Я знаю их наизусть. Так же, как любовные письма, которые ты мне писал. – Ты получила их? – Совершенно случайно. Я нашла их в архиве почты, вскрывая корреспонденцию законопослушных граждан. Ты писал мой адрес с ошибкой, заменяя «е» напевное на простое. И знаешь… Омерзительные человеческие детеныши там наверху напомнили мне тебя. Только поэтому я не убила их. Скажи, Намса: если ты останешься дакини навсегда, можно я унаследую все твое многомиллионное состояние? Лицо призрака затуманилось: – Котенок мой ненаглядный… Пусть богомол простит меня, а не ты. Я разбазарил свое состояние. На последние деньги я купил тебе велосипед и отправил по почте. – Правда? Намса, милый! Это лучший подарок в моей жизни! В архиве его не было, значит, украли почтальоны. Я вернусь и уморю их в камере пыток. Скажи, а почему ты стал дакини? – Путь бабочки – беспокойный путь. Человек, который сидит у стены, тебе еще нужен? – Пока да. Он следит, чтобы меня не схватили местные спецслужбы. – Тогда пусть закроет уши. Или нет. Пусть даст слово не подслушивать. Майя повернулась к Алексею Семеновичу: – Команидор, умоляю, оставьте нас наедине. Дело – Не беспокойтесь, сударыня. Я вернусь к предыдущему повороту и буду ждать вас там. – Может, стоило перерезать ему слуховой нерв? – предложил призрак, когда полковник удалился. – У меня нет скальпеля. Да ты не волнуйся, милый. Доминион людей – доминион людей чести. Команидор не станет подслушивать. – Что ж, тогда все в порядке. Слушай же, Майя. Я расскажу тебе о своем неоконченном деле. |
||
|