"Здравствуй, земля героев!" - читать интересную книгу автора (Силин Влад)Глава 19 АСУРСКИЙ ЯЗЫКПосле этой прогулки Тае не очень-то и попало. Нет, должно-то было очень: день проболтаться черт-те где голышом, превратить ночную рубашку (подарок благодетельницы) в веревочки, одеяло порвать – практически нервущееся. Фрося и за меньшее съедала живьем. Но вышло иначе. Когда Тая вернулась домой, ее встретила непривычная тишина. Алексей Семенович одиноко ужинал в холле первого этажа. При этом он горбился, вздыхал и был похож на вымокшего под дождем воробья. – Добрый вечер, папенька. – Тая сделала книксен, и одеяло при этом нескромно распахнулось. – Приятного вам аппетита. – Спасибо, – отвечал полковник. – Доча, мне нужно с тобой поговорить. Тая чинно, словно бальное платье, огладила одеяло и уселась за стол. Носик ее брезгливо сморщился: от сложенных на столе коробок несло тухлятиной. – Позвольте осведомиться, папенька, – спросила она, с трудом вспоминая обороты ослябийской речи, – откуда доносится это непрезентабельное амбре? – Вот, полюбуйся, – полковник пододвинул коробки. – Реблягу-аши семнадцати сортов. – Как сие понимать, папенька? – Так и понимай. Ефросинья заказала на всю семью реблягу-аши. Вот счет из ресторана. Вот записка. В записке Фросиным почерком сообщалось, что отныне семья переходит на новую диету. Пора, мол, брать на вооружение достижения науки чужих доминионов. Таины глаза округлились: – Обалдеть, папенька! – Это еще не все. Пойдем. – Полковник поманил ее пальцем: – Пойдем-пойдем. На цыпочках они вышли на задний двор. Там им открылась и вовсе удивительная картина. Посреди грядок с сельдереем восседала Фрося. Но какая! В цветастом саронге. С браслетами на голых руках и ногах. Окруженная птицами и зверями: попугайчиками, мышами, ящерками. Из пруда выглядывали любопытные рыбьи мордочки. – …и вопросил пророк Полиграф, – донеслось до Таи, – где двери?.. Двери где?.. Но сторож зоопарка оказался нищ духом и ответствовал: «Вот же они, человече. Или слеп ты, что не зришь очевидного?» – Проповедует, – шепнул Алексей дочери. – Зверям и птицам проповедует. Тая кивнула. Текст этот она слышала не раз: то была притча из «Книги шуток и реприз Полиграфовых», канонический текст. – …и вновь вопросил Полиграф: «Да нет! Двери где? Тлоны, тобатьки, тутлики?» Фросины слушатели затявкали, засвиристели, закурлыкали. Даже карпы в пруду булькнули одобрительно. – Она что, – также шепотом спросила девочка, – вроде этого?.. Франциска Ассасинского?.. – Ассизского, доча. – В глазах полковника читалась растерянность. – Подойдем ближе? Но ближе подойти не удалось. Из травы выскочил попугайчик-часовой и отчаянно заверещал. Звери прыснули в разные стороны. Фрося оглянулась, и Таю ждало очередное потрясение. Лицо благодетельницы блестело, словно намазанное ваксой. Черные короткие волосы курчавились, в носу медью сверкало кольцо. Более наблюдательный Алексей Семенович успел заметить, что чернота распространяется по телу жены неравномерно: лицо темное, а шея еще нет. Голые руки и ноги сияют белизной. Полковница кротко улыбнулась и погрозила язычникам пальцем. Миг – и она унеслась в небо, словно гигантский кузнечик. – Мать кинкара! – только и смог вымолвить полковник. – Что это было? – Н-не знаю. Я правда ни при чем! Отец и дочь переглянулись. – Может, поищем следы? – предложила Тая. – Давай. Следы скоро нашлись. Отпечатки Фросиных сапог вели в заброшенный сад – обратно домохозяйка шла босиком. Полковник с дочкой протиснулись в пролом в стене. Там, среди истоптанной травы, валялась уже знакомая Тае шкатулка. Бабочка-инжектор сидела на яблоневой ветке, равнодушно складывая и раскрывая крылышки. – Вот оно, – полковник поднял шкатулку. – Все ампулы пусты. – А что здесь написано? – Это… – Вопрос застал полковника врасплох. Он замялся, не зная, как сказать. Наконец ослябийская правдивость победила: – Это асурские геном-трансформеры. Помалкивай об этом, ладно? Девочка кивнула. Алексей Семенович повертел одну из ампул в пальцах: – «Обратное колено кузнечика». Понятно, отчего она так сиганула… – А это? – «Язык птиц и зверей». – Ой, а вот еще такая же! А это? – «Непредсказуемый облик». – Полковник попытался вспомнить, в какой цвет последний раз красилась Ефросинья. Вроде в рыжий… Оставалась последняя ампула. Один из асуроглифов Алексей Семенович узнал сразу: «лицо». Остальные два переводились как «Истинный Полдень» – мифическая пятая сторона света. – История… – Полковник обернулся к дочери: – Только никому, хорошо? – Да что я, маленькая, па? – обиделась та. – Можно я книжку в твоей библиотеке возьму? – Бери. – И Алексей Семенович вздохнул, обрадованный, что так легко отделался. На вечер Тая устроилась на подоконнике своей комнаты. Усталая крепость отходила ко сну, разогретые за день камни отдавали тепло в надвигающуюся ночь. «А Велька сейчас в кубрике, – подумала она. – Все-таки нехорошо в корпусе… Все по струнке, по-военному, и родителей рядом нет. Пусть даже таких, как Фрося». Зря она с ним так… «Ничего, – мелькнула сердитая мысль, – ему полезно. Выпендриваться меньше будет. Помучаю денек-другой и прошу». От этих мыслей Тая повеселела. Влезла в аську, поболтала с подругами. Туманно («у нас с одной девчонкой такое случилось!») обсудила сегодняшние события. О подземельях, скелете и Фросе, конечна, ни слова – что она, дурочка? Зато о Вельке посплетничали всласть. Каждый шаг обсудили, все фразочки и интонации. Выходило странное: не то Велька безумно влюблен и только ждет, как бы признаться, не то играет с ней, словно с куклой. Ирка даже стихи написала: Хорошие стихи. Ирка вообще лучшая на свете поэтесса. Вот только Тае что делать? Так и не придумав ничего, она отложила ноутбук в сторону и взялась за книжку, которую отыскала в библиотеке отца. Это были «Истории и сказки о дакини», перевод с асурского. В предисловии говорилось, будто книжка предназначена для асурят младшего школьного возраста. Бр-р-р! Если в детстве такое читать, заикой станешь. «История об отрубленной руке», «Девочка – пожирательница головастиков», «Дакини сорока островов», «Мобильник с деревянной карточкой», «Мертвый журнал». Вот, например «Мертвый журнал»: «…Одна девочка любила заходить в асурнет с папиного компьютера. У нее даже была ЖЖшка,[28] где она размещала свои сокровенные мысли и переживания. Только ей комментариев не писали. А она от этого очень страдала. И вот однажды в ее журнал занесло одного мальчика. Девочка обрадовалась, тут же занесла его в друзья и принялась читать его ЖЖшку. Ну, и комментировать конечно же. И это несмотря на то что записи в нем были сделаны красными буквами на черном фоне, а сам журнал назывался «Мертвым». А телефона ей мальчик не давал. И в аську не приглашал. Так продолжалось несколько дней. Однажды девочка зачиталась и не заметила, как настала полночь. Вдруг зазвонил видеофон, и чей-то страшный голос сказал: «Девочка-девочка, не читай мертвый журнал, худо будет!» Но девочка не послушалась. Тогда за окном раздался вой, и в комнату вбежал отец девочки. – Девочка! – закричал он. – Чудовище проглотило твоего маленького братика! – А че я сразу? – отвечала та. – Сижу вот, домашку делаю. – А может, ты трогала мой компьютер, сидела в асурнете и читала мертвый журнал? – Не, папа. Я только в «Doom» с одноклассниками по сетке резалась. Так и отвертелась. А на следующий день шасть в отцовский кабинет и – вновь за компьютер». Следующие двадцать страниц Тая пролистнула. Братьев и сестер у девочки нашлось сотни три. Все они погибли страшной смертью. Рассказчик ни разу не повторился: кого-то из детей затянуло в стиральную машину, кто-то отравился свежей реблягу-аши. Тая представила себе бедняжку, почти год трудолюбиво наколачивающую по ночам смертоносные асуроглифы, и хмыкнула. Вот из таких девочек Майи и вырастают. «Наконец настала последняя ночь. Не в силах бороться с собой, девочка открыла кровавый сайт. Там горела новая надпись: «Если хочешь, приходи ко мне на свидание, я тебя мороженым угощу. Но сперва пройди тест, который я сейчас запушу». И в журнале появилась запись с тестом. Девочка начала его проходить. Вопросы оказались такими жуткими, что она поседела. А последним заданием было: «Погляди в зеркало». Девочка поглядела в зеркало и увидела в нем себя. Она была дакини и стояла в шкафу у своего папы. Братья, сестры и родители ее были живы. А потом ее забросали солью, и она рассыпалась». – Бррред! Тая отложила книжку. Из возраста страшилок она выросла еще на Версале. Пиратский мир оказался настолько жуток, что лишний раз пугаться было глупо. «Сказки и истории» же входили в обязательную программу асурской литературы. Та представила класс, четырехрукую учительницу, дающую сочинение на тему: «Образ бесплотного голоса в „Истории об отрубленной руке“, и хихикнула. Какой ерунды в школе не придумают! Часы на планшетке показывали полночь. Тая потерла затекшую шею. Как-то уж она засиделась… Спальня, еще недавно такая родная и уютная, показалась ей враждебной. С улицы потянуло холодом. «Ну, да, – подумалось Тае, – не хватает только под одеяло спрятаться. Как последней трусихе». Она перегнулась через подоконник. За окном мерцали звезды. В лунном свете парапет крепостной стены казался облитым маслом. Меж зубцов набухла шишка. Вот она выросла и превратилась в крохотную мальчишечью фигурку. Кто-то из кадетов отправлялся в самоволку, подумала Тая, и от этой мысли стало легче. Дакини, асуры и прочая жуть отодвинулись и стали неважными. «Я буду держать за тебя кулаки», – пообещала она смельчаку. В этот момент затрезвонил видеофон. От неожиданности Тая даже взвизгнула. Фон попугайчиком выпорхнул в окно и шлепнулся в траву. Мдя… Ваша треуголка, сэр! Тая перегнулась через подоконник. Видеофон – прибор прочный, вряд ли так легко сломается. Но мало ли кто его отыщет? А если Фрося? Или пацаны? А она разговор с подругами не стерла: хотела стихи на ноутбук переписать. Вот будет потеха. Как ни жутковато было выбираться из башни в полночь, а терять фон еще хуже. Тая потосковала немножко и потом спустилась вниз. Там оказалось не так жутко, как думалось. Темноту прорезали полосы лунного света. Пахло лилиями и медом, ночные птицы переговаривались сонно и успокаивающе. Истории о дакини показались Тае несусветной глупостью. Она даже развеселилась: надо же так перетрусить от обычного звонка! Тая принялась шарить по траве. Внезапно послышался шорох. Лунную дорожку прочертила длинная тень. – Это ты, человеческий детеныш? – спросил знакомый, чуть хрипловатый голос. – Я, госпожа Утан. Теемаса е онимеро. Асури засмеялась. Тая вжалась в землю, моля, чтобы трава скрыла ее с головой. Лишь сейчас она поняла, кто перелезал парапет несколько минут назад. Тилль. Скромняга, аккуратист Тилль. И шел он не куда-то, а в гости к Майе Утан. «Ну, дела!» – пронеслось в голове у девочки. Что ему от дылды нужно? Стараясь двигаться бесшумно, она подползла поближе. Крохотный Тилль едва доставал титаниде до подмышки, однако держался с достоинством. – Я пришел, – чуть запинаясь, объявил он. – Вы обещали, что научите меня асурскому языку. «Такая научит», – хмыкнула Тая. Асури же ответила с неожиданной серьезностью: – Чтобы понять язык, недостаточно запомнить слова и научиться произносить звуки. Ты должен отчасти стать асуром. Готов ли ты к этому, малыш? Тилль выпрямился и дернул подбородком: – Не называйте меня малышом! – Тогда пойдем. Тая дождалась, пока они исчезнут в проломе забора, потом вскочила и побежала в обход по ей одной известной тропинке. Сад она знала лучше, чем кто-либо другой. «Ну, дела! – вертелось в голове. – Да у них заговор!» Наблюдательный пункт она выбрала удачно. Тилль и Утан были видны как на ладони. Об этом вскоре пришлось пожалеть. Уроки асурского языка Майя понимала довольно своеобразно. Тилль и сам не заметил, как оказался полураздет. Асури сидела рядом, обняв мальчишку за плечи. – У асуров, – объясняла она, – нет правил, кроме правил крови. А правило крови одно: возможно все, что ведет к совершенству. Выяснилось, что к совершенству вела Майина нагота. «Е» напевные, возмущенные «ию», безнадежно-сладостные «а» – урок асурского перешел в бог знает что. Тая смущенно отвернулась. Нет, она придерживалась широких взглядов. Никто не мог назвать ее ханжой. Просто секс без любви, считала она, это ужасненькая мерзость. А любовь возможна лишь при гармонии душ. И вот так вот, с крабихой и дылдой реблягу-шистой – это ужасно. А как это безобразно выглядит!.. Тая готова была бежать, но тут Майя и Тилль закончили возню (пожалуй, чересчур быстро, если верить Иркиным рассказам). Асури вновь рассмеялась и спросила у мальчишки что-то на асурском. Тот ответил, с трудом подбирая слова. Жаль, что браслет-переводчик остался в комнате. – Благодарю тебя, маленький человек, – сказала Утан на универсальном. – Ты открыл мне свое тело и подарил часть души. Но скажи ради бабочки, что тебя тревожит? Тилль долго молчал. Наконец буркнул: – Ничего не тревожит. С чего вы взяли? – Ты был во мне. Четыре руки, четыре ноги, одно тело. Позволь стать нам одной душой. Что случилось? – Ничего, – повторил Тилль. – Ничего, кроме того, что я предатель и трус. – Рассказывай, маленький человек. – Из-за меня человек попал в беду. Ну, этот… Бурягин в карцере сидит. – Бурягин? – Асури задумалась, словно что-то припоминая. – Это юноша в каменном кубе среди подземелий? – Да. – Не бойся. Скоро ему не будет дела до твоего предательства. Обещаю. – Ой, правда? Спасибо! Это будет очень порядочно по отношению к нему. А я еще Лютому на ребят стучал. Начповосу. Тая зажала себе рот, чтобы не вскрикнуть. Тилль! Так вот кто выдал ребят! – Это человек крика, южного лица? – поинтересовалась асури. – Он никому не скажет, клянусь числом крови. – Вы так добры ко мне! Мало-помалу Тилль рассказал все. И о пуле Кассада, и о том, как юнги отобрали амулет. Постепенно он перешел к последним событиям: к неудавшейся засаде, к вызову юнг. Майя слушала очень внимательно. – Значит, ты боишься, – сказала она наконец, – что, увидев своих врагов, не сможешь сделать южное лицо гнева? – Ну… – А скажи… в том месте, где вы встречаетесь, найдется девять скал? – Ну, да, это же Скалища. – А восемь трав и пять головастиков? Впрочем, что ж я спрашиваю… Так вот, милый детеныш, знай: искусство доблести – древнее искусство. Я помогу тебе. Я научу тебя, как бить без промаха, как сражаться не думая. Но для этого ты сделаешь все, как я скажу. Обещаешь? – Да, госпожа Утан. Ой… спасибо вам большое! – Тогда слушай. И она принялась что-то рассказывать на асурском. Тилль не перебивал, лишь иногда вставлял несколько слов. Тая могла поклясться, что слышала слово «Берику», что по-асурски означает «Велька». А потом Тилль и Майя вновь занялись глупостями, и Тая потихонечку сбежала. Главное она выяснила. Ей следовало как можно скорее найти Вельку. «Семейные» ссоры лучше было оставить до спокойных времен. |
||
|