"Древо жизни. Книга 3" - читать интересную книгу автора (Кузьменко Владимир)

ВОЗМЕЗДИЕ

Сак с удовлетворением осмотрел комнату. Минут десять тому назад он отпустил женщину, которая обычно приходила к нему убирать дом, после того как он расстался со своей очередной женой и жил один в своём особняке. На этот раз он велел ей прийти на два часа раньше и тщательно все вымыть и вычистить.

Зашёл в ванную и удовлетворительно хмыкнул. Голубой импортный кафель сиял и приятно контрастировал с белой эмалью ванны. Вернулся в комнату и стал собирать на стол. Вынул пару бутылок вина, добавил к ним бутылку «Игристого», затем открыл холодильник, достал зернистую икру, крабов, копчёности, нарезал последние тонкими ломтиками и довольный собой оглядел стол. Подумав немного, положил на стол коробку конфет.

К этому вечеру он готовился долго, может быть, лет десять, а то и больше. Ни одна женщина не вызывала у него такого страстного желания, которое в последнее время переросло в чувство мести. Именно мести. Он не раз представлял себе, как она будет лежать перед ним, – униженная и оскорблённая, потоптанная… именно потоптанная, думал он, и от этой мысли сладостная дрожь пошла по всему телу. Сцены, одна другой соблазнительнее в своей откровенности и мерзости, представали в его воображении. «Пусть почувствует», – теперь он её ненавидел, пожалуй, больше самого Эла. Чувство зависти к Элу, которое он испытывал раньше, как-то за шесть лет притупилось. «Скорее всего, – думал он, – Эл погиб». Он знал о его побеге и что след его и бежавших с ним преступников затерялся в лесных дебрях. Все эти шесть лет он пытался овладеть Молли, но каждый раз терпел неудачу. За это время у него было много женщин. Значительно моложе Молли и, наверное, красивее. Но с Молли была связана его первая неудовлетворённая любовь, первые его чувства и первое отчаяние. И чем больше Молли сопротивлялась его натиску, тем больше он желал её. Он знал, что все это пройдёт и исчезнет после того, как он достигнет желаемого. Но именно этот момент и был ему нужен. Овладеть, унизить и прогнать с презрением…

Как хорошо, что ему тогда досталась эта карикатура. Он смог подсунуть её мэру, а тут ещё история с этим… как его… ага! Горчичником. Полгода назад он сунул взятку заведующему бензоколонкой, и Олга вскоре, придравшись за что-то, выгнали с работы, записав в трудовую книжку статью. После этого тот никак не мог устроиться на новую службу. Сак «принимал самое активное участие» в его трудоустройстве, поэтому был осведомлён о всех попытках Олга поступить на работу и каждый раз мешал ему это сделать. Когда Молли совсем отчаялась, так как случалось, что ей нечем было платить за квартиру, предложил устроить Олга к себе в магазин. Но Молли должна прийти к нему сегодня вечером и «обсудить» этот вопрос. Он был уверен, что она придёт. В доме у Молли не было сейчас и копейки, она задолжала за три месяца за квартиру. Все, что ещё можно было продать, уже продано. «Итак, сказал он себе, – вперёд, Сак. Ты порядочный мерзавец, это говорил тебе ещё отец. Но ты знаешь, чего хочешь, а это главное».

Молли явно запаздывала. Свидание назначено на семь, но вот уже часы пробили восемь, затем девять, а её все не было. «Не придёт», – с тоской и злостью решил Сак, но в это время прозвучал входной звонок. Сак бегом кинулся открывать многочисленные запоры. На пороге стояла Молли.

– Извини, что запоздала, Сак!

– Ничего! Важно то, что ты пришла, – радостно ответил Сак, помогая ей снять пальто.

– О! Какой стол! – радостно и удивлённо воскликнула Молли, прижимая к груди руки.

– А, ерунда! Маленькая закуска! Прошу, садись сюда, – он придвинул ей кресло. Молли села, но тотчас же встала.

– Я пойду сниму сапоги. На улице дождь, а у тебя такие ковры… Не беспокойся, я сама… включи лучше музыку.

Молли вышла в прихожую, а Сак, удовлетворённо хмыкнув, стал перебирать пластинки. Затем, найдя то, что искал, поставил и включил стереопроигрыватель. Потом налил в бокалы вина и зажёг свечи, потушив электричество.

Молли не жеманилась и выпила полный бокал. Сак тут же налил ей второй.

– Подожди, Сак, – улыбнулась она. – Я буду пьяной…

– Ты закусывай, – он придвинул ей тарелку с икрой.

– Я её не ела уже лет восемь. Помнишь, ты тогда принёс мне баночку на день рождения?

– Если ты захочешь, то будешь есть её каждый день!

– Что с работой для Олга?

– Успеем об этом поговорить. Как я рад, что ты пришла!

– Я тоже рада видеть тебя, Сак. Ты всегда был настоящим другом мне и Элу.

– Забудь про Эла! Его уже нет! Есть только ты и я. Надо жить, Молли.

– Надо…

Сак подвинулся к ней ближе и положил руку на плечо. Молли не протестовала. Рука Сака поползла вверх, до обнажённой шеи. Ощущение пальцами обнажённого тела вызвало дрожь. Он нетерпеливо дотронулся до пуговицы ворота и расстегнул её.

– Не спеши, Сак! Ещё есть время, – спокойно заметила Молли. – Дай мне поесть, – засмеялась она. И отодвинься, ты мне мешаешь. Какая у тебя осетрина! – она зацепила вилкой кусочек и отправила в рот. – О! И крабы!

Пластинка кончилась и из стереофонических колонок послышалось шипение.

– Поставь ещё что-нибудь, – попросила Молли.

Сак переменил пластинку и, извинившись, вышел. Зашёл в ванную комнату и открыл кран. Он решил не тянуть времени. В спальне снял пиджак и остался в рубашке. Снял покрывало с кровати и откинул одеяло. Затем из тумбочки вытащил пузырёк и накапал себе двадцать капель в стоящую здесь рюмку. Запил из графина водой. Снял туфли и одел тапочки. Подумав, переоделся в спортивный костюм. «Пусть пока поест», – подумал он. Потом, вспомнив, включил озонатор. Оглядев ещё раз внимательно спальню, вернулся в гостиную и замер с открытым ртом. За столом, рядом с Молли, сидели двое мужчин. Один был совершенно незнаком. Грузный, широкоплечий, великолепный импортный костюм был ему явно мал в плечах. Через щеку и губу шёл шрам, несколько маскирующийся усами. Второй сидел к Саку спиной. Заслышав его шаги, он встал и, повернувшись к Саку, тихо и спокойно сказал:

– Здравствуй, Сак! Вот мы и встретились.

– Здравствуй, – пролепетал Сак, узнавая в нем Эла. Эл, правда, отпустил бородку, но Сак его сразу же узнал, несмотря на то, что Эл сильно похудел и лицо его прорезали морщины.

– Вот пришёл поблагодарить тебя за заботу о моей семье, – продолжал Эл, беря Сака за плечо и усаживая рядом с собой. – Познакомься! Это мой друг Дон – специалист по особо важным делам. Итак, что будем пить? О! Да у тебя только дамские напитки… Где у тебя водка? В баре? Да ты не суетись. Дон, достань вон из того шкафчика две—три бутылки водки и стакан.

Дон поднялся и, открыв шкафчик, вытащил три бутылки водки по 0,75 каждая. Налил стакан и протянул его Саку.

За все это время Сак не проронил ни слова, до того он был ошеломлён внезапным появлением Эла, которого он считал мёртвым.

– Выпей, Сак, за моё благополучное возвращение, – указал Эл на стакан, стоящий перед Саком. Тот взял стакан в руки и, ещё не решаясь выпить его, спросил:

– Ты давно вернулся, Эл?

– Неделю назад, – спокойно ответил тот, смотря Саку в лицо.

Сак от неожиданности чуть не выронил стакан.

– Ты, я вижу, не особенно мне рад, дружище? – нахмурился Эл.

– Нет! Рад, конечно.

– Ну так выпей, что же ты медлишь?

Сак выпил. Крепкая водка, обжигая, полилась в желудок. Сак закашлялся.

– Закусывай, Сак! – Молли протянула ему бутерброд, густо намазанный икрой. Тот машинально взял его и стал есть.

Дон между тем снова наполнил до краёв стакан. Эл вынул из кармана пачку кредитных билетов и положил на стол.

– Это тебе маленький долг за Олга, – пояснил он. – Ты тогда потратился на заправочной станции.

Несмотря на выпитую водку, Сак побледнел.

– Пей, Сак, пей! – Дон встал со стула, подошёл к нему сзади и ласково потрепал по плечу. – Ишь, как побледнел. Холодно? Да ты согрейся. – Он взял бумажную салфетку, обернул ею стакан, приподнес его к губам Сака. – Пей! Вот молодец… Теперь закуси.

От выпитого второго стакана водки у Сака зашумело в голове. Он подцепил вилкой кусок ветчины и отправил его в рот.

– Где теперь Пак? – поинтересовался Эл. Ты с ним больше не виделся?

Сак чуть не подавился куском ветчины.

– Да ты прожуй сначала.

– Теперь запей, – Дон налил ему водки и поднёс ко рту. Сак отрицательно замотал головой.

– Ай-ай-ай! Сак! Не хочешь выпить с друзьями? Смотри, мы можем обидеться. – Дон вытащил из кармана нож и щёлкнул пружиной. Из рукоятки выскочило блестящее острое лезвие…

– Теперь закуси, – Дон протянул ему на вилке кусок осетрины. – А то совсем опьянеешь.

Вторую бутылку Сак закончил, уже не сопротивляясь. После шестого стакана он сполз со стула и свалился на пол.

Дон встал и вышел, минут через пять он вернулся вдвоём с Коротышкой.

– Наш хозяин сильно выпил, – сказал он, – отнеси его в ванную, раздень и пусть он в ней протрезвится.

Коротышка подхватил Сака под мышки и потащил в ванную.

– Подожди! – остановил его Дон. Он взял со стола бутылки, тщательно вытер их полотенцем и подойдя к беспомощно повисшему на руках Коротышки Саку, наклонился над ним. Затем, держа бутылки через полотенце, поставил их на стол.

Молли тем временем вымыла на кухне всю посуду, кроме стакана, из которого пил Сак и тарелок со снедью, так и оставшихся стоять на столе.

Ещё через полчаса все трое покинули дом.

Майор милиции Френ проснулся от резкого телефонного звонка. Он снял трубку и, включив ночник, бросил взгляд на лежащие рядом с телефонным аппаратом часы. Было четыре ночи. Жена, привыкшая к частым ночным звонкам, повернулась только на другой бок и снова мгновенно заснула.

«Что там ещё произошло?» – подумал Френ и, прикрыв микрофон рукой, тихо, чтобы не будить жену, сказал:

– Френ слушает!

– Сейчас тебя арестуют, Френ, – ответил голос.

– Что за дурацкая шутка? Кто говорит? – повысил голос майор.

– Это не шутка, Френ. Машина уже выехала. А кто говорит… Если помнишь, десять лет назад… подъезд с крутыми ступеньками и два парня, возвращавшихся навеселе со дня рождения одной симпатичной девушки…

– Ничего не понимаю! Какой подъезд? Какая девушка? Перестаньте меня дурачить… Я вешаю трубку и не смейте больше звонить. – Он положил трубку и снова лёг.

Телефон, однако, зазвонил снова.

– Френ, не клади трубку, – строго сказал голос. – Это в твоих же интересах.

– Говорите толком!

– Я и говорю. Если помнишь, ты тогда получил «сотрясение мозга». Липа, конечно, но это поможет тебе все вспомнить.

Френ вспомнил.

– Меченый?

– Он самый.

– Бежал снова? Напрасно ты скрываешься. Мы тебя все равно поймаем. Лучше явись сам.

– Не болтай чепухи, Френ! Сейчас дело идёт о тебе.

Сон окончательно прошёл.

– Ну говори, говори. Интересно, что ты скажешь?

– Ты помнишь, Френ, когда я сидел в ящике, а ты бил меня по печени, что ты предложил мне? Не помнишь? Я уверен, что ты вспомнил, но не хочешь говорить. Ты предложил мне выложить тебе пять «кусков». Может быть, если бы мой отец не был тогда в экспедиции, ты бы их получил, а я бы тебе сейчас не звонил. Ты не получил денег, а я получил пять лет.

– Что же ты хочешь?!

– Я… Послушай сначала, – голос стал называть фамилии и суммы.

– Теперь ты понимаешь, на что это тянет, Френ? Все эти лица дали добровольные показания.

– Ты врёшь!

– Ай-ай-ай, Френ! Ты же прекрасно знаешь, что нет! Я вот почему тебе звоню. Мне жалко твоих детей. Если будет суд, то твоё имущество и сбережения… сам понимаешь. Так что, подумай! – в телефонной трубке раздались короткие гудки…

Чуткий слух Френа уловил шум подъехавших к подъезду дома машин. По звуку мотора он безошибочно определил: оперативные. Встал и выглянул в окно. Из двух оперативных машин, как он и предполагал, вышли несколько человек и скрылись в подъезде дома.

Он пошёл в комнату детей. Две дочери, одной было восемь, другой, постарше, двенадцать, мирно спали в своих постелях.

На лестничной клетке послышались шаги. Звук дверного звонка совпал с выстрелом…

Говорят, одно несчастье приносит другое. А счастье?.. Руки Брюла дрожали. Всего месяц назад ему присвоили очередное звание, а вот теперь… Он никак не мог унять дрожь в руках. Буквы прыгали перед глазами. Полтора года назад он послал в журнал свои стихи и вот теперь «Факел» опубликовал их. Целых две страницы журнала занимали его… его, Брюла… стихи. Вместе с журналом почта доставила и конверт с обратным адресом редакции. Конверт был вложен в журнал и Брюл только сейчас его заметил. Дрожащими руками он разорвал его. В конверте на бланке редакции отпечатан короткий текст: редакция, – гласил текст, – ознакомилась со стихами автора, нашла их оригинальными и колоритными и предлагает, если у автора есть ещё такие же, прислать незамедлительно. Если стихов много и они заслуживают внимания, редакция предлагает ему приехать со своими произведениями для заключения договора на издательство книги. Далее следовала подпись и пожелание дальнейших успехов. Вместе с бланком из конверта выпала записка. Брюл поднял её и прочёл. Зав. отделом поэзии «Факела» просил, если Брюл надумает приехать, не откладывать это надолго, так как он собирается в заграничную поездку. Числа десятого следующего месяца зав. отделом с удовольствием бы встретился с автором. В конце записки давался номер телефона. Если приедете, писал зав. отделом, – позвоните и вас встретят.

Все складывалось хорошо. У Брюла был неиспользованный за три года отпуск. Он позвонил в управление лагерей и, получив устное согласие, стал собираться в поездку.

Весть о литературном признании быстро обежала весь лагерь. Офицеры охраны устроили своему начальнику пышные проводы. Хор зеков исполнил песню на слова Брюла:

Музыку написал к словам свой же лагерный композитор, бывший режиссёр оперного театра, осуждённый на восемь лет за совращение малолетних. Он уже давно отбыл свой основной срок, но так как Брюлу не хотелось с ним расставаться, он руководил всей художественной самодеятельностью лагеря, то ему устроили «постой-погоди». Впрочем, по сравнению с остальными зеками ему жилось в лагере неплохо. Его не гоняли ни на лесосплав, ни на лесоповал. Брюл ценил искусство и умел беречь нужных людей. Вторым его любимцем среди зеков был повар, который бесподобно умел приготовить фаршированную рыбу. За что сидел повар, никто толком не знал. Но сидел он уже так долго, что даже старожилы лагеря не помнили, когда и по какой причине тот сюда попал. Брюл, естественно, не вдавался по этому поводу в подробности. Поговаривали, что Брюл привёз с собой повара из другого лагеря, в котором он был начальником раньше.

Что хотелось Брюлу, так это заполучить себе художника. Но пока не удавалось. Он уже не раз обращался в соответствующие распределительные пункты с заказом, но то ли живописцы не совершали преступлений, то ли что другое, на художников был острый дефицит. Мечта оставить своим потомкам портрет, выполненный кистью мастера, так и оставалась пока несбывшейся мечтой. Одно время ему чуть было не повезло. Сосед почти согласился променять своего живописца на двух врачей. Те схлопотали по восемь лет за взятки во время работы в приёмной экзаменационной комиссии. У соседа вдруг начался мор среди зеков, и лагерный врач не мог ничего такого предпринять, чтобы прекратить распространение болезни. Брюловские же врачи были остепенённые кандидаты наук. Один даже в звании доцента. Однако обмен не состоялся. В самый последний момент сосед решил, что сделка невыгодна. Впрочем, это, может быть, случилось и к лучшему. Мор вскоре перекинулся к Брюлу. Остепенённые врачишки быстро нашли причину, и у Брюла умерло всего лишь пять зеков. У соседа же эпидемия унесла три четверти. На этом его карьера кончилась. Его понизили в звании и затем куда-то перевели. Живописец же отсидел свой срок и вышел на волю. «Стерва, – мысленно выругал Брюл своего бывшего соседа. – И сам не гам и другим не дам!»

Про этих врачей Брюл вспомнил, садясь в аэросани, которые доставят его до ближайшей воинской части, а оттуда по договорённости его должны были вертолётом подбросить до аэропорта, находящегося ещё километров триста южнее.

Он подозвал своего заместителя, и когда майор подошёл, дал ему инструкции задержать полезных для лагеря врачей ещё года на три.

– Не беспокойтесь, все будет сделано! – заверил его помощник, крепко пожимая на прощание руку. – Будем с нетерпением ждать выхода первой вашей книжки, – добавил он, подсаживая начальника в сани.

– Постучи по дереву! – крикнул на прощание Брюл. Сани тронулись и заскользили по замёрзшей реке, увозя полковника к славе и известности.

– Везёте ли меха, икру, золото и другие запрещённые для перевозки товары? – спросил его на контрольном пункте аэропорта молодой черноусый таможенник с симпатичной родинкой на левой щеке. Брюл возмущённо фыркнул.

– Откройте чемодан!

– Пожалуйста! – рассердился Брюл, щёлкая замками чемодана.

Таможенник стал перебирать вещи, придирчиво осмотрел домашние тапочки, затем, торжествующе улыбаясь, вытащил два увесистых свёртка, перевязанных шпагатом.

– А это что?

– Тетради. Можете посмотреть.

Таможенник развязал шпагат и действительно увидел пачку толстых тетрадей в коленкоровом переплёте. Недоуменно перелистал их, силясь разобрать мелкий, убористый почерк.

– Это что, стихи? – удивлённо спросил он. – Я думал, золото…

– Это подороже золота, – проворчал Брюл, укладывая в чемодан вещи. – Можно сказать, плод всей моей жизни, а вы так… – он осуждающе посмотрел на таможенника.

– Извините, полковник! Знаете, всякое бывает на нашей службе.

– Пора научиться отличать порядочного человека от жулика, – назидательно сказал Брюл, закрывая чемодан, и направился в освободившийся проход.

Сидя в кресле самолёта, Брюл вынул из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок со списком заказов на покупку необходимых вещей в столице. Первыми шли заказы жены. «Так, парфюмерия… бельё… где это? Ну, да ладно, спрошу…» Список жены вызвал у него тёплые чувства. Брюл был отличный семьянин и любил жену, с которой прожил вот уже пятнадцать лет душа в душу. «Бедняжка, – подумал он с нежностью. – Хоть бы один раз пожаловалась. Где нас только не носило? Куда ни забрасывала судьба… из одного лагеря в другой. Надо, – решил он, – купить ей что-то такое… особенное… например, серьги с драгоценными камнями… денег хватит. Сыну? Ну, ему можно кассетный магнитофон и книжки приключений. Любит читать, шельмец, способный парень. Дочке? Что же ей? А, куплю то же, что и жене…»

Незаметно для себя Брюл заснул. Снился ему берег южного моря, тот самый, где они три года назад отдыхали всей семьёй. Сын барахтался в воде. Дочь, почему-то уже взрослая, полулежала в шезлонге и рядом с ней стоял стройный молодой мужчина в белоснежной форме капитана дальнего плавания.

– Выдадим замуж дочь, – тихо шепнула ему жена, – ты пойдёшь на пенсию, и мы переберёмся сюда, построим домик, заведём небольшой сад…

– Гражданин! Гражданин! – он проснулся, над ним склонилась миловидная стюардесса. – Идём на посадку, пристегните, пожалуйста, ремень…

В здании аэропорта Брюл быстро нашёл телефонные кабины, зашёл в одну из них и набрал номер редакции. Ему ответил женский голос.

– Это редакция? – спросил Брюл.

– Кто говорит? – деловито осведомилась женщина.

– Извините, я приехал издалека, по вызову редакции. Моя фамилия Брюл, – запинаясь от охватившего волнения, торопился полковник.

– Это какой Брюл? Полковник? – переспросила женщина.

– Да! Да! Совершенно верно. Мне дали ваш номер телефона.

– Сейчас соединю вас с редактором, если он ещё не ушёл.

Брюл стал ждать. Внезапно в трубке послышались короткие гудки. Брюл растерянно оторвал трубку от уха и тут понял, что телефон отключился, так как он не положил через положенные три минуты монету в кассу автомата. Он торопливо стал рыться в карманах. Нужной монеты как на зло не было.

Возле телефона уже скопилась очередь. Кто-то нетерпеливо стучал по стеклу кабины. Брюл вышел и, подойдя к аптечному киоску, попросил разменять монеты. Пока он менял, прошло ещё несколько минут. «Что, если редактор уедет?» Брюл заметался по залу в поисках свободного автомата. Возле одного из них очереди не было, но в кабине стояла женщина. Она довольно эмоционально, поминутно вскидывая широкие чёрные брови, громко, так что все было слышно сквозь стены кабины, пела беседу с подругой. Брюл подождал минут десять и за это время невольно получил сведения о муже женщины, о её начальнике по службе и даже узнал адрес знаменитого столичного гомеопата. К кабине подходили прибывшие в столицу пассажиры. Они становились в очередь за Брюлом, но, прислушавшись к разговору, доносившемуся из кабины, безнадёжно махали руками и становились в очередь к другой кабине. Минут через двадцать Брюл заметил, что те, кто занимал за ним очередь, уже разговаривают в других кабинах. Накатило возмущение, он не выдержал и стал стучать в стекло кабины. Женщина бросила на него недоуменный взгляд через плечо и презрительно повернулась к нему спиной. Не выдержав, Брюл рванул дверь.

– Послушайте, гражданка, нельзя же так…

– В чем дело? Подожди, милая, – проговорила она в трубку, – тут какой-то хам… – она высунулась из кабины и, схватив ручку двери, с силой её захлопнула.

– Сама стерва! – выругался Брюл и встал в другую очередь. Минут через десять он набрал нужный номер. На этот раз трубку снял мужчина.

– Говорит Брюл… Извините, я…

– Брюл! Голубчик! – обрадовался на другом конце провода мужчина. – Приехал! Ну, молодец!

– Да, по вашему вызову, – заулыбался полковник.

– Где вы находитесь? – деловито осведомился телефонный собеседник.

– В аэропорту. Я решил позвонить вам сразу же после прилёта.

– Правильно сделали. Сейчас вышлем машину, никуда не отлучайтесь. Запомните номер машины: 17—83.

– Мне бы сначала в гостиницу, – робко начал Брюл, но собеседник перебил его: – Не беспокойтесь. Мы сразу же из редакции закажем вам номер.

– Вы очень любезны, я вам крайне признателен.

– Благодарить будете потом! – редактор повесил трубку.

Брюл вышел из здания аэропорта и направился к площадке возле небольшого скверика, где обычно останавливались машины.

Ждать пришлось довольно долго. Пошёл снег, захотелось есть, но Брюл боялся уйти со своего поста и пропустить машину редакции. Он поискал вокруг глазами и увидел поблизости торговый лоток. Подле него стояла пожилая женщина в грязном белом халате, надетом на чёрное драповое пальто, в платке и в валенках. Время от времени она стучала валенком о валенок, согревая ноги. Брюл подошёл.

– Пару пирожков, – протянул он ей деньги.

– Пирожков нет, мороженое.

– Вы что? Поодурели здесь, в столице? Кто же мороженое продаёт зимой?

– Чего ругаешься? Что дают, то и продаю. Не хочешь, иди в ресторацию, там тебе бульон с фрикадельками предложат, а тут мороженое. Кому мороженое? – закричала она. – Сливочное, пломбир, фруктовое!

– Черт бы вас подрал, – проворчал Брюл, возвращаясь на свой пост.

Мимо прошли два парня, в которых Брюл намётанным глазом сразу же определил будущих преступников. Их выдавало наглое выражение лиц и вихляющая походка. Парни на ходу ели пирожки. От пирожков валил пар. Брюл почувствовал, как тошнота подкатывает к горлу. Подхватив чемодан, он догнал парней. Те уже успели удалиться шагов на двадцать.

– Постойте! – изнемогая от тяжести чемодана, крикнул Брюл. Парни обернулись и, увидев догоняющий их милицейский полушубок, быстро пошли в разные стороны.

– Да подождите же, я только хотел спросить… – но те лишь ускорили шаг.

Минут через десять рядом с Брюлом остановилась машина. Брюл посмотрел на номер.

– Наконец-то! – радостно вздохнул он. Из машины вышел широкоплечий высокий бородатый шофёр в тёмных очках.

– Брюл? – хрипло спросил он и, получив утвердительный ответ, взял чемодан полковника.

Брюл с наслаждением откинулся на спинку заднего сидения и закрыл глаза.

Ехали долго. Постепенно начало смеркаться. Утомлённый за день, Брюл клевал носом. Если бы не чувство голода, которое мешало заснуть, он вздремнул бы, убаюканный мерным движением автомобиля.

– Что, – спросил он шофёра, пытаясь завязать разговор, – редакция так поздно ещё работает?

– Угу! – кратко ответил тот.

– Мне бы в гостиницу. Как из редакции туда проехать?

– А гостиница там же, – хрипло ответил шофёр.

– Вот как? Замечательно! А ресторан там есть?

– Что? Проголодались? – почему-то развеселился шофёр.

– Признаться, очень. Не успел поесть перед отлётом.

– А там вам обед приготовлен… в редакции.

– Вы серьёзно? – смутился Брюл. – Это для меня большая честь. Чем обязан?

– Ждали вас очень. Редактор особенно. Стихи ваши уж очень ему понравились. Много вы привезли?

– Все!

– Вот это правильно сделали. Редактор даже беспокоился. Вдруг, говорит, не все привезёт. Самые лучшие оставит…

– Все! Все привёз!

Шофёр не ответил. Он круто свернул в переулок и въехал под арку по двор трехэтажного серого здания.

– Приехали! – сообщил он, останавливая машину.

– Так это редакция? – удивлённо спросил Брюл, рассматривая невзрачное здание.

– Редакция сейчас на капитальном ремонте, и нас раскидали по разным зданиям. Здесь отдел поэзии.

– Пожалуйста, сюда, – предупредительно отступил в сторону шофёр, пропуская Брюла в узкую дверь. – Парадное уже закрыто, – пояснил он, – редактор специально задержался, чтобы увидеться с вами.

Вниз шли крутые ступеньки. Шофёр зажёг фонарик, подсвечивая сзади под ноги осторожно спускающемуся по обледенелым ступенькам полковнику.

– Осторожно, не поскользнитесь, – беспокоился шофёр, поддерживая его сзади под локоть.

Вошли в длинный, тускло освещённый коридор. Шофёр задержался, запирая на засов входную дверь.

– Куда теперь? – спросил Брюл.

– Сюда, пожалуйста, – шофёр открыл одну из дверей. В комнате было темно.

– Сейчас зажгу свет. – Он посветил фонариком и, найдя выключатель, щёлкнул им. Вверху зажглась тусклая лампочка. Брюл недоуменно осмотрелся. Он находился в маленькой комнате, довольно грязной, без окон и без малейших признаков того, что её открывали в течение года, Комната была абсолютно пуста. В ней не было даже стула, чтобы присесть.

– Что это? Куда вы меня привели? – возмутился Брюл.

– Вам разве здесь не нравится? – раздался сзади насмешливый голос. Брюл обернулся. В дверях стоял высокий мужчина в элегантном темно-синем костюме, с небольшой коротко подстриженной темно-русой бородкой, слегка тронутой сединой. Сзади него выглядывал ещё один, приземистый и полноватый. На его красном полном лице блуждала довольная ухмылка. Высокий посторонился, пропуская низкорослого вперёд. Брюл заметил, что у того в руках верёвка. Короткий вошёл в комнату, деловито посмотрел на идущие под потолком толстые трубы отопления и, подпрыгнув, закинул конец верёвки за трубу, потравил верёвку, ещё раз подпрыгнул, поймал свободный конец и подтянул к себе. Брюл увидел, что второй конец верёвки представляет собою скользящую петлю.

– Очень сожалению, – глядя прямо в глаза Брюлу, произнёс высокий, – но должен вам сказать, что эта комната – последнее пристанище в вашей жизни.

– Да, Брюл, сейчас мы тебя повесим, – спокойно, как будто дело шло о чем-то обыденном, сообщил шофёр, опуская на пол чемодан полковника, который он ещё продолжал держать в руках.

– Что за дурацкие шутки? Кто вы такие? – взревел Брюл.

– Вы нас не узнаете? Конечно! Где среди тысяч узников узнать трех. Но я напомню вам: мы те, кто бежал с вашей каторги полтора года назад. Если вы ещё не вспомнили… хотя, по глазам вижу, что вспомнили… Вы мне добавили пять лет. Вспомнили?

– Аааааа! – взревел Брюл, бросаясь, нагнув по-бычьи голову, на высокого, но тут же растянулся на полу, получив удар в лоб от «шофёра».

– Какое это удовольствие – заехать в морду мусору, – отряхивал тот ушибленный кулак.

Коротышка, ибо это был он, воспользовавшись тем, что полковник на минуту потерял сознание, перевернул его на живот и быстро связал руки за спиной. Затем подтащил на середину комнаты и надел на шею петлю.

Брюл пришёл в себя.

– Пощадите! – взмолился он, – все что угодно… берите деньги… у меня есть около десяти тысяч…

– Грязная свинья, проклятый рабовладелец, ты принимаешь нас за бандитов и грабителей? Твои деньги останутся с тобой, никто к ним не притронется. Это грязные деньги, заработанные тобой издевательствами над людьми. Вспомни лучше перед смертью, скольким ты увеличил срок…

– Это незаконно, – захныкал Брюл.

– Какое нам дело до законов, если вы поставили нас вне закона? Это ты и тебе подобные делаете из людей преступников, убивая у них веру в справедливость. Вы звери и делаете из людей таких же зверей! Ты что думал? Твои издевательства и твои преступления сойдут тебе с рук? Думал, что тебя защитит закон? Если закон терпит таких ублюдков, то на черта он нужен, такой закон? Люди имеют право на самооборону и право на возмездие за издевательства и насилие. И если закон этого не делает, то это вынуждены делать сами люди. Во имя справедливости, правды и человечности. И так будет до тех пор, пока существуют два закона. Один – для таких вот, как ты и тебе подобных, а другой – для всех остальных. Такой закон, Брюл, хуже всякого беззакония. Тяните! – распорядился он. Дон и Коротышка, ухватив свободный конец верёвки, приготовились тянуть её.

– Подождите! Ради Бога! Ради детей моих, не сиротите!

– А ты думал о моих детях? О детях тех, кому ты прибавлял срок?

– Ну, ради Бога! – плакал Брюл.

– Вспомнил Бога? Все перед смертью его вспоминают, – Эл задумался. Видя его колебания, Брюл усилил свои мольбы. Эл молчал, гляди мимо Брюла на его кожаный чемодан.

– Хорошо! – прервал он излияния Брюла. – Пусть нас рассудит Бог. Ты слышал что-нибудь о Божьем суде? Давным-давно, тысячу лет назад, осуждённому на смерть предлагали испытание. Если он его проходил, его отпускали. Ты согласен на такое испытание?

– Согласен! Ради Бога…

– Дело вот только в чем… У нас здесь нет ни раскалённых углей, по которым должен был пройти испытуемый, не получив при этом ожога, ни кипящего масла, ни раскалённого железа… Я даже затрудняюсь что-либо придумать… – Эл бросил взгляд на верёвку. Брюл проследил его взгляд и снова завопил, умоляя придумать что-нибудь…

– Придумал! – оживился Эл. – У нас нет углей, но зато есть твои стихи. Как же я сразу не догадался? Кстати, ты не знаешь, почему некоторые из них опубликованы? Не думай, что за их гениальность. Мне пришлось выложить за это довольно крупную сумму. Что делать? В нашем мире все продаётся и покупается. Можно приобрести должность завмага, пост руководителя области, а можно и литературную славу. Все дело только в сумме. Но мы отвлеклись! Ты, говорят, привёз все свои стихи. Сколько их?

– Десять тетрадей!

– Тетради толстые?

– По сто страниц.

– Думаю, что достаточно. Дон, вытащи их, пожалуйста, а ты, Коротышка, развяжи полковника.

Дон открыл чемодан и вытащил две толстые пачки.

– Проверь, нет ли у него в карманах зажигалки или спичек. Когда имеешь дело с нечестным человеком, то надо быть начеку.

Дон обыскал полковника и вытащил у него спички.

– Хорошо, полковник! В своё время я не смог переварить твои стихи. Надеюсь, что у тебя желудок менее деликатен, хотя ты не портил его лагерной баландой. Сейчас около восьми вечера. Если к семи утра ты сможешь сжевать и проглотить все свои поэтические опусы, то в восемь будешь свободен. Если же здесь, в комнате, останется хотя бы один листок бумаги или кусок обложки, то…

– Мы тебя повесим! – закончил его мысль Коротышка.

– В этом доме никого нет. Но не вздумай орать. Если до нас донесутся твои вопли, то… сам понимаешь. Итак, приступай. – Эл взял одну из тетрадей и протянул её полковнику. – Мы тут немножко понаблюдаем, а потом ты уже самостоятельно продолжишь.

– Рви листки на мелкие части – легче глотать будет, – сочувственно посоветовал Дон, видя как полковник с трудом жуёт бумагу.

– Гы-гы, – присел от смеха Коротышка.

– Вот это лишнее, – строго сказал Эл. – Нехорошо смеяться над чужой бедой. Принеси лучше воды полковнику, запить свои произведения.

– Ты что, его отпустишь? – спросил Дон.

– Я же дал слово. Если к утру он справится со своими поэмами, то пусть идёт на все четыре стороны.

– Я бы его все-таки…

Эл пожал плечами.

– Знаешь, Дон, если он сможет, пусть у полковника останутся приятные воспоминания об этой ночи. Надеюсь, что он навсегда излечится от зуда рифмоплётства… Поэзия и палач – несовместимы…