"Черная Леди" - читать интересную книгу автора (Резник Майк)

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ИСКАЛ

Глава 13

Хит вошел с деревянной веранды, откуда открывался вид на заснеженные горы, энергично растер руки и направился к бару.

— Чудесный день! — воскликнул он с восторгом. — Несколько морозно — но красота!

— Если вам холодно, зачем выходить? — спросил я без особого интереса.

— Вы знаете, во что мне стал этот дом? — смеясь, спросил он. — Агент по продаже недвижимости только и говорил, что о климате да пейзаже. Может быть, климат время от времени оставляет желать, но пейзаж определенно великолепен.

— Сколько еще нам придется еще здесь сидеть?

— Леонардо, есть люди, готовые отдать все за шале в горах на Граустарке. Просто отдыхайте и наслаждайтесь.

— Есть известия от ваших адвокатов? — спросил я.

— Им еще осталось облагодетельствовать одного или двух правительственных чиновников, — объяснил он. — Все идет прекрасно. Еще день-два, в крайнем случае три, и мы сможем вернуться на Шарлемань.

— Я не хочу возвращаться на Шарлемань.

— Так оставайтесь здесь.

— Мы улетели с Ахерона уже девять дней назад. Я должен вернуться на работу.

— Мы свернули на Граустарк именно потому, что Тай Чонг предложила вам несколько дней отдохнуть.

— А я думал, потому, что вы скрываетесь от властей, — сказал я.

— Это вторая причина, — согласился он, скривив губы. — Все-таки, раз уж вы здесь, почему бы не проникнуться духом этих гор?

— Не надо начинать все сначала, — устало попросил я.

— Конечно, не надо, — сказал он, — но я же знаю, что вы впали в уныние, потому что ваша матушка написала вам…

— Моя Мать Узора, — поправил я.

Он пожал плечами.

— Пусть так. Может быть, пройдемся, пока снова снег не пошел?

Снаружи просто великолепно!

— Я хуже приспособлен к экстремальным температурам, чем вы.

— Оденьтесь потеплее.

— Тропы извилистые и узкие, я упаду.

— Ладно, — сказал он и взглянул на меня. — У меня есть другое предложение.

— Какое?

— Сидите здесь и жалуйтесь на судьбу.

— Вы просто не понимаете весь ужас того, что случилось, — сказал я.

— Ваша мама на вас разгневалась, — ответил он. — Ну и что?

Переживет. Тай Чонг уладила дело с полицией, никто больше не считает вас вором или похитителем, вы продолжаете работать на Клейборн и сидите в шале на самом первоклассном курорте самой первоклассной планеты в скоплении Квинелл.

— Мне надо работать.

— На коллекционера-миллионщика, который вас видеть не может? — усмехнулся Хит.

— Тут ничего не изменить.

— Еще как изменить, — сказал Хит.

— То есть?

— Пошлите его к черту. Будьте мужчиной!

— Я не человек, — возразил я.

— От этого вы не хуже, чем Аберкромби, — сказал Хит. — Вы не должны плясать перед ним.

— Он мой наниматель.

— При этом он самый некомпетентный коллекционер, о котором я когда-нибудь слышал, — возмутился Хит. — За четверть столетия он нашел тридцать портретов Черной Леди, а вы нашли три уже в первый месяц работы.

— Я знал о двух из них, — ответил я. — Потому он меня и нанял.

— Но третью вы нашли сами, — продолжал Хит. — И что более существенно, вы нашли оригинал.

— Вообще-то оригинал нашли вы, — заметил я.

— Вы, я, какая разница? — сказал он. — Главное, что ее нашел не Аберкромби. Он ее и не искал. Он даже не думал о том, чтобы ее разыскать. Он сидит у себя дома с баснословной коллекцией, которой даже не способен по-настоящему насладиться, и заставляет других работать на себя.

Хит сделал паузу.

— Убейте, не понимаю. Вы сидите у пылающего камина, на вершине самой красивой горы в Галактике — и рветесь назад, к нему на службу.

Зачем?

— Друг Валентин, — сказал я, переходя на диалект дружбы и симпатии, потому что в самом деле чувствовал к нему симпатию. — Почему бы вам просто не сказать, чего вы хотите?

— Кажется, я вас не понял, друг Леонардо, — ответил он, хотя веселые искорки, мелькнувшие в его глазах, говорили об обратном.

— Вы надеетесь убедить меня, что Малькольм Аберкромби — пример, достойный порицания, и что мои услуги приносят ему намного больше, чем оплачиваются, после чего я опишу вам самые ценные предметы его коллекции и расскажу, как лучше их украсть.

Хит усмехнулся.

— Значит, вы признаете, что в его коллекции есть ценные предметы?

— Я этого никогда не отрицал.

— Мне кажется, вы говорили, что среди авторов портретов Черной Леди почти нет художников.

— Это правда, — согласился я. — Но у него в коллекции около четырехсот картин и голограмм, большая часть из них — вовсе не ее портреты.

— Морита у него есть?

— Я не стану рассказывать вам об его коллекции, друг Валентин.

— Поможете вы мне или нет, друг Леонардо, я все равно что-нибудь оттуда украду, — пообещал он. — Но вы могли бы значительно облегчить мне жизнь, предоставив нужную информацию.

— Это было бы неэтично.

— Действительно, — признался он, — Зато это было бы выгодно. Я даже возьму вас в долю.

— Не хочу ни половины прибыли, ни половины вины, — ответил я.

— Нет проблем, — не задумываясь, отозвался Хит. — Если вам больше нравится пятая часть вины, я возьму вас на двадцать процентов.

— Нет.

— Вы абсолютно уверены?

— Абсолютно.

— Категорически? — настаивал он.

— Да!

— Хорошо, потом обсудим еще раз.

— Мой ответ будет тот же, — ответил я.

— Вы не можете быть настолько ему преданы.

— Он мой работодатель.

— Клейборн — ваш работодатель.

— А Клейборн требует, чтобы я работал на Малькольма Аберкромби, — ответил я. — Я обязан соблюдать контракт до последней буквы.

— Чтобы убить себя, когда закончите? — резко произнес он.

— Откуда вы знаете? — вздрогнул я.

— Мне сказала Тай Чонг.

— Она не имела права.

— Мы старые друзья, — объяснил он. — У нас нет секретов друг от друга.

— Она виновна в злоупотреблении доверием, — сказал я.

— Потому что она не хочет, чтобы вы убили себя, — наступила неловкая пауза. — И я не хочу, особенно если вы собираетесь поступить так из-за того, что произошло на Шарлемане и Ахероне.

— Я говорил с ней до поездки на Шарлемань, — добавил я искренне. — С тех пор не произошло почти ничего, что могло бы поколебать мою решимость.

Хит расхохотался.

— Вы мастер все преуменьшать, друг Леонардо.

— Вам не обязательно называть меня другом, — попросил я.

— Почему? — спросил он. — Мы ведь друзья, не так ли?

— Лишь до тех пор, пока вы не обокрали коллекцию Аберкромби.

Он пожал плечами.

— Ничто не вечно.

— Вы не правы, друг Валентин.

— Да ну? Что же, по-вашему, вечно?

— Черная Леди.

Он раздраженно фыркнул.

— Вечная, как же! Она не дотянула даже до Дальнего Лондона.

— Она жива, — сказал я.

— У меня ужасное предчувствие, что вы правы, — признался он и замолчал. Потом сказал:

— Интересно, к какой расе она принадлежит на самом деле?

— К вашей, — сказал я.

Он энергично затряс головой.

— В который раз повторяю вам, Леонардо: она не может быть человеком. Она принадлежит к расе, которая умеет телепортировать. Это единственный способ исчезнуть с корабля.

— А я в который раз хочу вам заметить, что единственная раса настоящих телепатов — дорбаны, они дышат хлором и так велики, что не поместятся в вашем корабле.

— Значит, должна быть еще раса телепортеров, о которой мы просто не знаем.

— Будь по-вашему, друг Валентин.

— Вы ни на йоту этому не верите? — спросил он.

— Нет, — сказал я. — А вы?

Он глубоко вздохнул.

— Честно говоря, тоже, — и задумался. — Кем бы она ни была, я хотел бы знать, что в ней такое. Что заставляет людей вдруг рисовать ее портреты, не имея ни малейшего представления о живописи?

— Даже на мой нечеловеческий взгляд, она очень красива, — сказал я.

— И все же в ней есть нечто неуловимое. Может быть, они стремятся запечатлеть ее образ, потому что знают, что скоро ее не станет.

— Большинство из них, кажется, погибли очень страшной смертью. Я вот думаю, может быть, они рисовали ее потому, что знали — их самих скоро не станет?

— Не думаю, — ответил я. — Многие из них умерли естественной смертью. И мне кажется, если они предчувствовали свой конец, вряд ли это обязывало их писать ее портреты.

Хит вздохнул.

— Думаю, что нет. Во всяком случае, я ее видел, и у меня пока не возникло никакого желания заняться живописью или скульптурой.

Он сделал паузу и вдруг подозрительно посмотрел на меня.

— А у вас?

— Я сделал набросок тушью, — признался я.

— Когда?

— Вчера вечером, когда вы пошли спать.

— Где он?

— Из меня не очень хороший художник, и получилось не очень похоже.

Я его порвал, — и я грустно вздохнул. — Когда-то я вот так же не смог передать красоту «Моны Лизы».

— «Мона Лиза», — повторил он. — Поэтому у вас такое имя?

— Да.

— Просто из любопытства, Леонардо: почему вам хочется рисовать Черную Леди?

— Она самая интересный человек, кого я знаю. И самая красивая.

— Если она человек, — заметил он.

— Если она человек, — согласился я.

— А кто была самой интересной и красивой женщиной из людей, прока вы с ней не встретились?

— Тай Чонг, — ответил я, не задумываясь.

— Вас когда-нибудь тянуло написать портрет Тай Чонг? — спросил он.

— Нет.

— Тогда я вернусь к первоначальному вопросу: что заставляет людей садиться и рисовать Черную Леди?

— Не знаю, — ответил я. — Может быть, я хотел сохранить в памяти ее лицо.

— Но вы можете любоваться им, когда захотите, — подсказал Хит. — Заставьте ближайший компьютер найти ее изображение и сделать для вас распечатку.

— Это покажет мне то, что видели другие, — сказал я. — Я хотел нарисовать то, что увидел я.

— Это слова художника, — хитро заметил он.

— Я не художник, — ответил я. — Я хотел бы быть художником, но мне не хватает таланта.

— Маллаки тоже не хватало таланта, но он все равно написал ее портрет, — Хит нахмурился. — Хотел бы я знать, почему.

Он встал.

— С ума можно сойти, пытаясь найти ответ. Не знаю, как вы, а я пошел на прогулку.

У двери он задержался.

— Вы совершенно уверены, что не хотите со мной?

— Уверен, — ответил я. — Тропинки очень скользкие, а у меня неважная координация.

— Ну и что? — сказал он. — И у меня неважная.

— В вас много грации, — сказал я.

Он презрительно фыркнул.

— Вы всегда хотели стать художником. Ну а я всегда хотел стать взломщиком, ночным котом на крыше, одеваться в черное и взбираться по стенам в дамские будуары в поисках драгоценностей.

Он криво усмехнулся.

— Единственный раз попробовал, сорвался с крыши на балкон и сломал ногу в трех местах.

Он пожал плечами.

— Вот вам и грация, и вся романтическая жизнь ночного взломщика.

Он открыл дверь, и в комнату ворвался порыв ледяного ветра.

— Если не вернусь через полчаса, звоните властям, пусть ищут мое замерзшее тело. Хороните скромно: венки из живых цветов, четыре-пять сотен, видео, в общем, ничего лишнего. И не сообщайте семье — Хиты умирают в постели, а не падают с гор.

— Я исполню ваши пожелания, — пообещал я.

Он скорчил гримасу.

— Это была шутка, Леонардо.

— А-а.

Он пробормотал еще что-то, утонувшее в шуме ветра, и закрыл за собой дверь.

Я минуту помедлил, потом прошел к столу в гостиной, достал письменный набор и перо, решив закончить письмо, начатое еще утром.

Досточтимая Мать Узора!

Да, вы были правы. Связь с людьми осквернила меня. Я не отрицаю этого… хотя уверен, если бы вы сжалились и согласились просто выслушать меня, я бы объяснил, как оказался в настоящей ситуации.

Тай Чонг убедила меня, что неприятностей со стороны человеческих властей у меня не будет. Хотя я оказался невольным участником событий, я не был инициатором и не способствовал ни краже предметов искусств на Шарлемане, ни похищению Черной Леди. Как только я понял намерения Валентина Хита, я сделал все, что было в моих силах, чтобы разубедить его. Таков Закон Чести; я следую Закону Чести.

И все же вы говорите, что я осквернен настолько, что мне нет искупления и нет возврата на Бенитар II. Вы — моя Мать Узора, ваш голос — голос Дома Крстхъонн, и я повинуюсь вам.

Однако, пожалуйста, знайте: несмотря на то, что мое поведение опозорило Дом, я постараюсь вести себя в дальнейшем так, чтобы не навлечь больше бесчестья на расу бъйорннов в те несколько месяцев, которые остались до окончания срока моего контракта с галереей Клейборн.

И все же у меня ужасное предчувствие, что это окажется совсем не так просто, как я в неведении своем предполагал, покидая Дом. Мне кажется, что я провел в чужих мирах галактики целый век, хотя на самом деле прошло не больше пяти стандартных галактических месяцев. И чем больше я общаюсь с людьми, тем меньше их понимаю.

Тай Чонг, например, почти во всем заменяла мне Мать Узора. Она не забывает заботиться о моих нуждах, помнит о моем благополучии, и постоянно настаивает, чтобы я следовал моральным требованиям своей совести. Однако я начал подозревать, что она прекрасно осведомлена о том, что некоторые картины, которые она покупает и перепродает, добыты нелегально, и при этом не выдает нарушителей властям и не отменяет сделок. Гектор Рейберн всегда мил и сердечен, но считает, что несоблюдение контракта и следующее за этим увольнение — дело обычное, и самый факт его не ужасает, а забавляет. Валентин Хит — самый обаятельный человек из всех, кого я встречал, и в то же время я не могу придумать преступления, которого он не согласился бы совершить. Малькольм Аберкромби жертвует миллионы кредитов на благотворительность, и при этом, что самое невероятное, напрочь отвергает свои обязательства перед Домом и Семьей.

Как мне понять этих странных созданий, Мать Узора? Как мне очиститься, если я должен постоянно находиться среди них? В то время, когда я больше всего нуждаюсь в вашем наставлении, мне в нем отказано.

Единственный путь, открытый мне в данной ситуации — ритуальное самоубийство, и этот единственный выход недвусмысленно запрещен вашим настоятельным требованием полного выполнения контракта между Домом Крстхъонн и галерей Клейборн. И вот, изгнанный и оторванный от всего, чем я дорожу, я должен в одиночестве продолжать свой путь среди представителей этой непостижимой расы.

Но самое непостижимое — Черная Леди. Во вселенной, в которой я вижу все меньше логики, она не поддается вовсе никакой логике. Я называю ее человеком, но на самом деле это ни человек, ни не-человек, ни реальность, ни призрак, ни материальная сущность, ни духовное проявление. Она существует в нашем времени, однако она жила и восемь тысячелетий назад. Она не перевоплощение, ибо перевоплощения родятся, живут и умирают, а не исчезают из замкнутой среды в космическом вакууме.

Я видел ее, встречался и говорил с ней, но вопросов о ней у меня накапливается все больше: почему она появляется именно тогда и там, где ее видят? Кто она? Что она такое? Что заставило ее вести к смерти своего любовника? Что за связь существовала между ней и малоизвестным ботаником, жившим на далекой Земле шесть тысяч лет назад? Почему люди верят, что ее призрак является на кладбище космонавтов на Пелоране VII?

Какое отношение она имела к цирковому акробату, искалеченному при падении с трапеции триста лет назад?

И что я скажу Рубену Венциа, когда он обнаружит, что я вернулся с задания, и снова предложит обмен информацией о Черной Леди? Если я скажу правду, он решит, что я лгу; если я не скажу правду, это в самом деле будет ложь. И в том, и в другом случае бесчестье ляжет на Дом Крстхъонн.

А если я откажусь разговаривать с ним после того, как Тай Чонг приказала мне, я тоже опозорю Дом.

Мне необходимо этическое наставление и запрещено обращаться к вам, поэтому я вынужден положиться на Тай Чонг, которая принимает краденые картины и нарушает тайну признания. Теперь, когда мне запрещено любое общение со своей расой, она остается единственной женщиной, которую я знаю. Остается еще Черная Леди, но я не знаю, где искать Черную Леди.

Поэтому Тай Чонг придется быть для меня Матерью Узора до тех пор, пока я не выполню все обязательства перед галереей Клейборн и не совершу ритуал.

Пожалуйста, поверьте, я глубоко огорчен, что причиняю вам боль. Я никогда, никогда не собирался…

Налетел порыв холодного воздуха, и я отложил перо. В комнату вошел Хит.

Он топал ногами, пока с них не осыпался весь снег, потом снял рукавицы и стал дуть на руки.

— В самом деле, начинается снегопад, — объявил он, подходя ко мне.

— Остаток дня я, наверное, буду наслаждаться величием и великолепием окружающего из окна, с бокалом в руке.

Его взгляд упал на недописанное письмо.

— Можно?

— Если хотите, — сказал я.

Он взял листок и уставился на него.

— Что это за чертовщина? Не разберу ни слова.

— Мое письмо Матери Узора.

— Самый странный почерк из всех, которые мне случалось видеть, — сказал он. — Больше похоже на рисунки.

— Я писал ей на языке бъйорннов, на диалекте раскаяния.

Он протянул мне письмо обратно.

— Я думал, вы опять рисуете Черную Леди.

— Я не такой хороший художник, — сказал я. — Может быть, когда-нибудь в будущем мне удастся создать изображение, достойное оригинала.

— Конечно, чтобы этого добиться, вам, вероятно, надо будет еще раз взглянуть на нее? — спросил Хит многозначительно.

— Может быть, — согласился я. — Хотя у нее очень запоминающееся лицо. Когда я закрою глаза и вспоминаю ее, я до сих пор вижу каждую черточку.

— И я тоже, — признался Хит. — Но память может изменить. Мне кажется, портрет вам удался бы лучше, если бы вы увидели ее снова.

— Друг Валентин, — сказал я устало. — Я не буду помогать вам обкрадывать коллекцию Малькольма Аберкромби.

— Разве я это предлагал? — невинно спросил он.

— И не один раз.

— Вы очень недоверчивый парень, Леонардо.

Тут на высоких тонах три раза взвыла механическая сирена.

— Что это было? — спросил я, вздрогнув от неожиданности.

Хит нахмурился.

— Система охраны. Кто-то подходит к дверям.

— Кто это может быть?

— Кто знает? — сказал Хит. — Я кое-что заказал для кухни, но трудно вообразить, чтобы кто-то отважился на доставку в такую непогоду.

— Мы здесь совершенно одни, — сказал я. — Что, если это грабитель?

Хит хохотнул.

— Мы пригласим его и обменяемся байками.

— Не приготовить ли вам оружие? — предложил я.

— Мне казалось, что вы не выносите насилия, — сказал он с довольным видом.

Я побледнел до оттенка унижения и возблагодарил судьбу, что моя Мать Узора меня не видит. И понял, что ее решение единственно верное: я осквернен настолько, что не осталось никакой надежды на искупление.

— Вы совершенно правы, друг Валентин, — сказал я, запинаясь от смущения. — Предложение было совершенно аморальным, и я прошу прощения за то, что его высказал.

— Прощаю вам это предложение, — сказал он, вынимая из кармана маленькое ручное оружие, — если и вы простите меня за то, что я его принял.

— Вы никогда не говорили мне, что носите оружие, — сказал я.

— Вы никогда меня об этом не спрашивали, — ответил он, улыбаясь. — Если вам от этого станет легче, признаюсь, что я никогда им не пользовался. Даже не знаю, как это делается.

Два раза прозвенел колокольчик.

— Ну, в конце концов, он не пытается проникнуть в дом тайно, — прокомментировал Хит. — Открыть.

Дверь поползла в стену, и весь в снегу, с заледеневшими усами, на пороге появился Рубен Венциа.

— Вы, — произнес он, глядя прямо на меня, — вы самый недоступный инопланетянин в этой забытой Богом галактике!