"Половое покрытие" - читать интересную книгу автора (Пресняков Владимир, Пресняков Олег)Действие третьеИгорь Игоревич: Изрядно его накормили, прежде чем убить… Николай: Я больше не могу… Игорь Игоревич: Тихо, тихо, тихо… Сейчас передохнём – и на полосу, на взлётную полосу, здесь же самолёты не летают, кто его здесь переедет… Николай: Я больше не могу… без меня… Андрей: Нет, ну, как, – мы его не осилим одни… Николай: Попросите помочь кого-нибудь… попросите, а я здесь вас подожду… Игорь Игоревич: Кого, кого мы попросим, – сейчас столько жестоких людей, никто не поможет! Никто не поможет… кинуть его под самолёт… Андрей: Никто не поможет ближнему своему… Игорь Игоревич: Как часто вы слышите слово «добрый»?! Когда сейчас говорят о человеке… «добрый», а?.. Сейчас никто не говорит… «добрый»… говорят – «целеустремлённый», «решительный», «интеллигентный», «деловой», но никто не говорит – «добрый»!.. Мальчик: Я могу помочь! Андрей, Игорь Игоревич: Да?! Николай: Ну, вот, вам поможет мальчик, а я посижу здесь… Игорь Игоревич: Подожди, подожди… мальчик, а ну-ка иди сюда! Мальчик: Я могу вам помочь, только если вы ответите на мой вопрос… Андрей: Интересно… Мальчик: Я помогу, несмотря ни на что, но только если ответите… хотя, навряд ли вы сможете ответить! Игорь Игоревич: Интересно, и что же ты хочешь у нас спросить? Николай: Да? Мальчик: В 1856 году известный русский пианист Антон Рубинштейн гастролировал по Европе. Любая страна, где играл Антон Рубинштейн, оказывала ему всевозможные почести и в буквальном смысле слова боготворила великого музыканта. Когда же тур окончился, Антон Рубинштейн поехал обратно в Россию. Но на самой таможне вдруг выясняется, что у пианиста нет паспорта, он потерял его, где уже и сам не помнил, – ведь никто в европейских государствах давно не спрашивал у Антона Рубинштейна паспорт, все и так знали его в лицо, – настолько он был популярен. Но на Российской таможне у него всё-таки попросили предъявить документы. Со свойственной великому пианисту галантностью и всё же с небольшой капелькой снобизма Антон Рубинштейн сказал полицейскому на таможне, что он – Антон Рубинштейн, а паспорта у него нет. При этом музыкант изящно скривил губки в улыбке, точно такой же, которая озаряла его измученное партитурами лицо на многочисленных фотографиях в газетах. Наверное, Антон Рубинштейн сделал это, чтобы полицейский поскорее узнал великого музыканта и пропустил обратно на родину. Когда через месяц Антон Рубинштейн очнулся в тюремной камере, он не сразу вспомнил, что же с ним произошло в тот памятный вечер в день возвращения его на родину. Оказывается, полицейский, досмотр которого должен был пройти пианист, не только не читал газеты, но ещё и неважно относился к фамилиям типа Рубинштейн. Хотя, в принципе, полицейский действовал согласно букве закона, – он арестовал гражданина, пытавшегося без документов проникнуть на территорию России. И Антон Рубинштейн знал об этой жестокой правоте полицейского. С другой стороны, Антон Рубинштейн по-прежнему знал, что он – Антон Рубинштейн, поэтому он впал в депрессию… Тянулись долгие дни заточения. Великий пианист с мировым именем был вне себя от ярости, – вот-вот должен был решиться вопрос об этапированнии никому неизвестного нелегала в кандалах в Сибирь. Но каким-то образом царская семья прознала, что прославленный русский пианист Антон Рубинштейн томится в каземате за попытку незаконного въезда на родину. Высочайшей милостью было написано письмо на имя Начальника Тюрьмы, где уже больше месяца сидел великий музыкант, с настоятельной просьбой немедленно отпустить гения. Начальник Тюрьмы был очень недоволен, прочитав эту депешу. С одной стороны, он понимал, что действует по закону, арестовав гражданина пусть даже и Рубинштейна, но всё-таки без паспорта, с другой стороны, не подчиниться Царю Начальник Тюрьмы не мог. И Начальник Тюрьмы избрал третий, очень необычный ход. Он доверил судьбу уже очень ненавистного ему музыканта в руки своего пожилого Помощника. Начальник вызвал Рубинштейна и сказал: «Вот тут мне написали, что ты – великий пианист, и тебя никак нельзя держать в моей тюрьме… но ведь паспорта-то у тебя нет, – как я узнаю, что речь в письме идёт именно о тебе, и ты на самом деле пианист?!» Антон Рубинштейн гордо молчал. Он на личном опыте убедился, что будет себе же дороже вступать в полемику с таким жестоким принципиальным человеком. «Но я придумал, как узнать, что ты – пианист, – продолжал Начальник Тюрьмы, – сейчас тебя отведут в залу, где стоит фортепьяно, и ты сыграешь для моего Помощника, он в этих звуках разбирается и знает, что есть музыка. Так вот, если он доложит мне, что услышал, что ты пианист, я отпущу тебя, и ты станешь Антоном Рубинштейном, а если же нет, – идти тебе завтра в Сибирь в кандалах!» Помощник отвёл несчастного музыканта в залу, где стояло старое разваливающееся пианино. Антон Рубинштейн стоял перед инструментом и долго думал, потом, что есть силы, ударил по клавишам и не то, чтобы заиграл, а просто окончательно надругался над и так уже измотанным неумелыми аккордами инструментом. Великий пианист не смог побороть свою злость и гордыню, Антон не захотел, как он про себя решил, унижаться перед жалкими людьми, поэтому из-под его пальцев раздавалась не музыка, а какая-то страшная безумная какафония. Пианист подпрыгивал и с силой ударял по клавишам; подпрыгивал и ударял, и так снова и снова, пока не прошёл час и он, подпрыгнув в очередной раз, упал, обессилев, на инструмент. Старый Помощник Начальника Тюрьмы подошёл к безумцу и осторожно, так, чтобы никоим образом не разволновать вконец издёрганного человека, погладил Антона по голове. Пожилой Помощник знал, что от его решения зависит судьба человека; пожилой Помощник знал музыку; пожилой Помощник знал, что только что звучала не музыка, а беспомощный хаотичный набор нот. Вот сколько всего знал пожилой Помощник, но знание это не добавляло счастья в его жизнь. Антон Рубинштейн поднялся и пошёл вместе с Помощником в комнату Начальника. Невозможно передать, что чувствовал он по пути в эту комнату. Вся жизнь, включая победоносный тур по Европе, пронеслась в эти мгновения перед внутренним взглядом заключённого… «Ну, что,– спросил строгий Начальник своего Помощника, – что услышал ты, – музыку или страшную безумную какафонию?» «Музыку…» тихо ответил помощник… Во второй раз спросил Начальник своего пожилого Помощника, – «Что услышал ты, – беспомощный хаотичный набор нот или музыку?!.» «Музыку», – чуть громче ответил Помощник. «В третий раз тебя спрашиваю, что услышал ты от него?!!» «Музыку!» Уверенно и громко отвечал пожилой Помощник… В тот же день Антон Рубинштейн был признан Антоном Рубинштейном, выпущен и отправлен на лечение в Карловы Вары… Но почему пожилой Помощник признал его нервный срыв музыкой, – из жалости или он знал, что перед ним великий пианист, который просто не захотел играть?! Вот на какой вопрос хочу получить я ответ… Андрей: А не пойти ли тебе на хуй, мальчик, мы сами дотащим! Игорь Игоревич: Так, надо пойти глянуть, как его безопаснее протащить на полосу… и рейс выбрать, под какой его пхать… Когда тут чё летает… Андрей: Да, надо выбрать маршрут, а то так с ним тыкаться будет тяжело… Игорь Игоревич: Николай, Николай! Игорь Игоревич: Коля-а-а-а! Николай: А?! Игорь Игоревич: Посиди здесь, покарауль его, – мы сейчас! Николай: Хорошо… Николай: Мама-мама… Сашка вернулся… вернулся… и если сложится… удачно… он снова уедет… наконец, уедет… Николай: У меня всё нормально… нормально, насколько это может быть… нормально… не так, чтобы, как вы с папой планировали, но нормально… плохо, но всё же получше… получше, чем у Сашки… для вас это, наверное, новость, но вот так сложилась жизнь, вы думали, что поставили на правильную лошадку, – на Сашку… Афроамериканка: Я вам мешаю?.. Николай: Ха!.. Николай: Не-е-е-т… Афроамериканка: Просто у меня сейчас… сейчас мой рейс… мне лететь… а я не могу… мне страшно… но если не полететь я… я лишусь всего… это мой последний шанс… у меня работа, чтобы работать, я должна лететь… моя работа связана с перелётами, а как, если я не могу… может, если я выговорю свой страх, мне станет легче… Николай: Д-а-а-а-а-а-а… Афроамериканка: Я выговорюсь, если я выговорюсь… прямо здесь, я вам не помешаю? Николай: Не-е-е-т… Николай: …вы поставили не на того сына… все эти шёпоты вечером в кровати о том, как растут ваши дети, и какой Коленька дурной, я никогда не думала, что наш сын будет такой, никогда-никогда… никогда не говори никогда, мама… был такой фильм, мама, из вашей молодости, такой фильм… у меня сейчас не жизнь, а кино, а у вас не кино, а жизнь, на детей лучше не ставить… мама… койка ведь не ипподром, даже в первый год замужества!.. Надо позволять себе шалости… буйности, чудить… до свадьбы надо позволять себе чудить, тогда после свадьбы будешь чувствовать себя хорошо, таким спокойным конезаводчиком, а не участником родео! Вы с папой ничего такого не позволяли себе до свадьбы, не позволяли – не позволяли, я же знаю… вот у вас после и началось… родео, и в итоге – страх!.. Да, мама, если до свадьбы вести жизнь лупана, – после – начинаются страхи, ведь жизнь с живым человеком, когда всё в диковинку, – это пещера ужаса! Ты боишься мужа, – что выкинет он в эту ночь, какую грязную прихоть придётся удовлетворять… боишься, потому что раньше не занималась этим, и он боится, думает, какая грязная прихоть придёт мне на ум в эту ночь, боится, потому что раньше она к нему не приходила, а страх-то, мама, страх-то передаётся по наследству, да… Я всего боялся, с детства всего боялся из-за вас с папой, ваш страх передался мне, да-а-а-а… и не надо спорить… жестокие слова, но я не могу не сказать их тебе, потому что кому как не матери об этом говорить?! С детства, ты приучила меня, с детства говорить с тобой, но никак не с чужими, обо всём личном, только маме, – о каникулах, о девочках, о желаниях – всё маме, если узнает чужой, – что-то будет! А что?! Что будет, кому до нас было дело?! Что, кто считывает мой геном, генокод, что?! Что могло случиться, если б я рассказал другу, что поеду летом на море?! Нет, ты меня учила, – зачем ему об этом говорить, ведь узнает, что ты поедешь на море! Ну и что?! Как что? А он, может, не поедет на море, а ему хочется, ты поедешь, и он будет тебе завидовать и потом из-под тишка сделает тебе пакость! Ненавижу! Ненавижу все эти мысли и советы! Ненавижу, ты научила меня верить, что в этом во всём есть смысл!.. Афроамериканка: Понимаете, мне важно самой понять чего я боюсь… Когда самолёт взлетает, сразу наступает такое чувство, как… я не знаю, как-то и рёбра приподнимаются, и все внутренности начинают свободно… им слишком свободно… там внутри тела… такое же в лифте происходит, когда он резко стартует, но в лифте-то это на секунды, а тут на часы… причём, мне не тошнит, голова не болит… никакой боли вообще… только панический страх… небо за окном, и ты уже на небе, но вместе с телом… в этом, наверное, есть что-то ненормальное… если без тела… тогда не было бы такого страха, наверное, это тело сопротивляется, что его забрасывают в небо… у меня от одной мысли, что сейчас я окажусь там, холодеют руки… тут, на земле, тут ещё можно храбриться, забивать себе голову, что всё будет хорошо… но, когда ты уже там, и это чувство подкатывает… когда самолёт отрывается от земли… когда нет под ногами, ничего нет, ничего кроме коврика на полу и под ним… пустота… когда там, то всё… там уже никто не поможет… помочь могут здесь, а там… там кто? А если надеяться только на себя, то как быть там?.. Хотя мне и здесь никто не помог, психиатр сказал, – попробуйте сочинить юмористический стих о вашем страхе, относитесь к этому спокойно, вы не уникальны и ваш страх не уникален… Ну и что?! Мне-то на данный момент всё равно, – уникальна я или нет!!! Мне страшно, даже если я самая типичная в этот момент! Страшно! И стих… какой стих, – я сочинила сто стихов, но все они получились не про страх и мне стало ещё страшней, мне стало страшно перед сном, потому что я посмеялась, посмеялась, когда писала стих и подумала, а что если чувство, что ты в самолёте, который отрывается от земли, что если это чувство будет с тобой и на земле, даже, допустим, перед сном, за обедом… что если с посадкой оно не пройдёт, я подумала и мне стало ещё страшней, а он сказал, – не думайте о таком, возьмите себя в руки, просто выговаривайтесь и не думайте… меня очень интересует механизм вот этого, – «возьмите себя в руки»!.. Как это, как это можно взять себя в руки, так, чтобы успокоиться, а?! Мама мне всегда говорила, – успокойся, возьми себя в руки, – а как?! Как?! Кто мне расшифрует?! Ненавижу все эти советы! Что это значит?! Успокоиться, значит поверить, что в моих мыслях нет смысла! Во всём этом нет смысла!.. Афроамериканка: Спасибо… Николай: А?.. Афроамериканка: Спасибо вам за всё… Николай: А-а-а-а-а… Афроамериканка: Я думаю, вы тоже в чём-то правы… Николай: Я тоже так думаю, иначе мне было бы совсем тяжело… Афроамериканка: Я не знаю, может, может, всё это… все мои страхи, всё это из-за работы… Николай: Не думаю… Афроамериканка: Может быть, я не должна заниматься этим… Николай: Но вы же работаете за деньги? Афроамериканка: Да, конечно… Николай: Точно за деньги или за деньги и по убеждению? Афроамериканка: Нет… только за деньги… Николай: Понимаете, я хочу, чтобы вы разобрались… ведь здесь можно ошибаться… Давайте разберёмся… давайте так… А не было у вас такой ситуации – к вам подходит ваш начальник и говорит, – знаешь, этот месяц придётся поработать бесплатно, или, понимаешь, зарплату выплатят не вовремя, потерпи, – а ты соглашаешься и работаешь… работаешь несмотря ни на что… не бывало такого? Афроамериканка: Нет… Николай: Точно?.. Афроамериканка: Да… Николай: И вы не получаете никакого удовольствия? Там, типа, что, вот сделали и рады, – такое чувство, знаете, как иногда говорят, – я живу своей работой! Нет? Только деньги? Афроамериканка: Никакого удовольствия, только деньги! Николай: Это вас и должно спасти… Афроамериканка: Да?.. Правда? Николай: Конечно! Понимаете, одно дело вера, убеждения, а другое – деньги, –такой пустяк… За деньги, если вы и вправду что-то делаете за деньги… за деньги можно делать всё… даже работать палачом… это не страшно… и проблемы никакой не должно быть… Я не думаю, что всё это с вами из-за работы… Афроамериканка: А я хотела… хотела послать эту работу!.. Николай: Не стоит… все работы хороши, я вам больше скажу… вот я, – у меня тоже были проблемы, и я тоже, как вы, решил, что это из-за работы, я бросил работать, – и что?! Проблем стало ещё больше, потому что ещё больше стало времени, чтобы задумываться о них… Ни к чему хорошему это не привело, пришлось пойти учиться, чтобы вообще не думать!.. Афроамериканка: Вы добрый… Николай: Нет, вы ошибаетесь… Афроамериканка: Нет, вы добрый, я же вижу… Николай: Вы ничего не путаете, может, вместо слова добрый вы хотели сказать решительный, деловой… целеустремлённый… Афроамериканка: Нет, я хотела сказать, что вы добрый… прежде всего вы добрый! Да, да, да, не спорьте… Николай: Добрый… Хорошо… Я добрый… добрый и целеустремлённый, – у меня есть цель, я должен избавиться вот от него… Николай: Уменя есть цель, и я к ней устремлён… Афроамериканка: Но это не мешает вам быть добрым, да… я же вижу… Мачо: Ты чё здесь делаешь, чучело?! У тебя уже регистрацию объявили!.. Афроамериканка: Не ори на меня, не ори на меня, ты понял, ты! Мачо: А это кто?! Афроамериканка: Не твоё дело! Мачо: Я тебя спрашиваю, кто это?! Афроамериканка: Отстань от него, он просто прохожий! Мачо: Прохожие проходят, а этот сидит и треплется с тобой! Ты кто, э? Афроамериканка: Отстань от него, понял, если б не он, я бы вообще уже свалила, понял, и летай тогда сам, понял! Мачо: Чего?!! Афроамериканка: Того!!! Мачо: Так, ну-ка парень… Афроамериканка: Отстань от него, я сказала! Этот человек, этот человек объяснил мне всё, понял!! Я готова, понял! Я готова лететь, но если ты не отстанешь от него, я выблюю всё прямо тут, на тебя, и глотай тогда сам, понял! Глотай и вези свои вонючие резиновые шарики-контейнеры!!! Мачо: Ты, чё, ты чё орёшь… Афроамериканка: Я тебя предупредила, ты меня знаешь, ещё хоть слово… Мачо: Да ты.. Афроамериканка: Одно слово и всё!! Я всё брошу, ты понял!!! Афроамериканка: Ещё раз спасибо вам за всё! Николай: Да… пожалуйста… Афроамериканка: Не знаю, как я себя сейчас буду чувствовать… там… в небе… но, хотя бы первые полчаса… первые полчаса я буду думать о вас, и мне будет не так страшно… до свидания… Николай: Да… всего хорошего вам… Мачо: Когда я служил на Кубе – я служил на Кубе, я был водителем машин, больших грузовых машин, которые развозили ракеты с атомными боеголовками, когда я служил на Кубе – я развозил ракеты с атомными боеголовками, а после отбоя я ездил к кубинским женщинам в посёлок, они отдавались нам за цветные тесёмочки, метр тесёмочек – час, два метра – два часа, когда я после отбоя набирал тесёмочки и ехал к кубинским женщинам в посёлок, чтобы они мне отдались, я брал машину, на которой до отбоя развозил по острову Свободы атомные боеголовки, развозил вихляя, чтобы со спутника не смогли вычислить местонахождение атомных боеголовок, которыми кишил остров Свободы, когда же я ездил в посёлок, мне опять нужно было вихлять, потому что, даже несмотря на то, что дорога лежала по прямой, в кузове у меня было полно атомных боеголовок, и я ехал, вихляя, по прямой, через джунгли – я ехал по прямой, вихляя через джунгли, к кубинским женщинам с тесёмочкой после отбоя и представлял, как они будут мне отдаваться, и об кузов тамтамами стучались боеголовки, потому что машины на ночь не разгружали, ведь вдруг ночью их бы пришлось поперемещать, вихляя, по острову Свободы, чтобы не засекли спутники, я ехал и давил пальмы, образовывая новые просеки в кубинских джунглях, а на следующий день там вырастали новые пальмы, и мне снова приходилось продираться сквозь джунгли с моими тесёмочками и атомными боеголовками, и когда я приезжал в посёлок, я разряжал боеголовки на все пятнадцать метров моих тесёмочек, и кубинские дети просили у меня порулить грузовиком, пока я разряжался с их маммами… Николай: Мма… мма… мми… Мачо: …и я разрешал кубинским детям порулить моим грузовиком с атомными боеголовками, и пока кто-то чужой давил моим грузовиком пальмы, образовывая новые просеки в кубинских джунглях, я образовывал новые просеки в кубинских маммах, и одну из таких мамм я привёз с собой… Николай: А дети… Мачо: Что дети? Николай: Ну, когда вы давали им порулить… вы им объясняли, что надо вихлять, иначе спутники засекут, ведь, в конечном счёте, я слышал, – Карибский Кризис… спутники, американские спутники засекли атомные боеголовки на острове Свободы, это, наверное, потому что вы забывали объяснять детям, что надо вихлять?.. Мачо: Ты не видел нас… а мы.. тебя… понял?! Николай: Да! Мачо: Да… я всё вижу…да… Игорь Игоревич, Андрей: Ха! Игорь Игоревич, Андрей: Ха! Игорь Игоревич: Коля-Коля, что ж ты нас не предупредил… мы же не того киданули… Николай: Предупредил – о чём предупредил? Андрей: Как о чём? Ты не видел что ли, как мы его вытащили? Николай: Ничего не видел, я и сейчас плохо вижу… вот тебя совсем не вижу, Игоря Игоревича так… смутно… Игорь Игоревич: Да… история… Николай: А что, вы кого-то уже?.. Игорь Игоревич: Кого-то уже, только вот кого?! Этот -то наш! Я точно знаю! Андрей: А почему же мы того выкинули?! Игорь Игоревич: Потому что он сидел так же, как мы нашего оставили, – больше ведь никто так не сидел! Андрей: Никто… подожди, я запутался, ведь он был точно, как этот, – и одежда, и лицо… синее… это точно наш? Игорь Игоревич: Не знаю, этот – точно труп, значит наш… Короче, что щас-то делать?! Может, хотя, нет… так хрустнуло, тот теперь тоже… труп… давайте и этого туда подкинем, какая теперь разница, будет, как-будто что вдвоём они пошли и попали под самолёт!.. Андрей: Вдвоём!.. Я устал, это, в конце концов, стресс! Не каждый день, знаете ли, тела под самолёты подкидывать приходится!.. Игорь Игоревич: Давай отдохнём! Андрей: Давай… Игорь Игоревич: Давай отдохнём… оба слюнявые, как из одной пробирки!.. Этот устал, тот устал… все устали… Мог бы ведь отвлечься… сидел трещал с кем-то… Кто хоть она?! Николай: Что? Игорь Игоревич: Что!.. Что за женщина тут сидела?! Николай: А-а-а… Стюардесса… наверное… Николай: Боялась… боялась лететь… я её подбодрял… Андрей: Молодец, чужим людям всё готов сделать… Николай: Да!.. Андрей: Щас потащишь, – да! А я буду сидеть, с чёрными женщинами трепаться об их чёрной жизни!.. Игорь Игоревич: Ладно… ладно други… отдохните, нам понадобятся силы! Игорь Игоревич: Этот ещё тяжелее, чем тот, втроём потащим… Труп: Неправда… я легче… Игорь Игоревич, Андрей,Николай: А-а-а!!! Труп: Ну, что, может, хватит? Андрей: Он жив-жив-жив! Он – жив! А-а-а-а!!! Труп: Ваше? Николай: Да… спасибо… Труп: Поаккуратнее надо… там всё-таки личное… Андрей: Может, это тот, а мы выкинули нашего? Игорь Игоревич: Нет… нет… это наш… Труп: Ваш-ваш… да, Игорёк? Игорь Игоревич: Да… папа… Николай: Как… папа, а как же… Андрей: М-да… Труп: Доигрался?.. Игорь Игоревич: Папа, прости, папа, – я не знал, что делать, как в таком случае поступают… Труп: Конечно, проще всего мёртвого отца под линолеум закатать… Где ты хоть жил-то? Игорь Игоревич: Я квартиру снял, а нашу этим сдал… ребятам… Папа: Ребятам… а они в чём виноваты?! Игорь Игоревич: Я думал, они тебя не найдут, зачем они ремонт начали делать?! Никто их не просил!!! Папа: Ох, Игорёк… Игорь Игоревич: Я думал… думал так всё устаканится… сам я не мог там жить, с тобой… Папа: Что за время пришло? Вот в чём-то вы глотку рвёте, – самостоятельные! А как до дела настоящего дойдёт, – всё – в кусты! Ничего сами не можете! Вот сейчас, ты хоть понял, что с тобой произошло, а?! Игорь Игоревич: Что… мне стыдно, папа… ну, хочешь пойдём, я тебя предам земле?! Папа: Да дурак ты! Я сам о себе позабочусь! С тобой что, – я спросил, – с тобой и вот с ними?!. Игорь Игоревич: А что? Это друзья… Андрей: Спасибо – друг… Игорь Игоревич: А что такое… я так поступил… я не мог иначе, у меня так всё, – импульс и всё, а потом сам не знаю, почему так сделал! Папа: Игорь… Игорь… сейчас ведь не о том, Игорь! Ведь вы все отъехали, все, втроём! Как вы ещё не допёрли-то! Тут даже и то мне подсказывать приходится, что за поколение!.. Андрей: Подождите, уважаемый, вы что?! Совсем уже что ли?! Папа: Я-то – совсем, – две недели, как совсем, а вы – вот-вот… Андрей: Ага, конечно, щас-с! Папа: Я с вами спорить не буду… вы просто спокойно вспомните, что с вами сегодня происходило, а?! И почему вы меня, мертвеца, слышите и видите, почему, – не догадываетесь? Потому что сами… Андрей: Сами с усами, папа! Не надо тут весь этот экзольтированный оккультизм разводить! Игорь Игоревич, что вообще происходит?! Как вы всё нам объясните?! Мы кого под шасси выкидывали?! И что здесь делает ваш батенька?! Игорь Игоревич: Он здесь… я не знаю, но ещё недавно он был… вернее, его уже не было… совсем недавно… Папа: Мальчик к вам приходил? Андрей: Ну, допустим… Папа: Вопрос задавал… надо было отвечать, когда такой мальчик спрашивал… сами виноваты… Андрей: Да кто он такой, – сфинкс что ли?!. Игорь Игоревич: Да, действительно!.. Папа: Ладно… мне с вами тут некогда, пока до вас допрёт… я и так задержался… Игорь Игоревич: Задержался? Папа: Задержался, сынок… сначала ты меня замуровал… потом таскали меня, придурки, щас хоть всё, – я свободен, могу сам о себе позаботиться… Игорь Игоревич: А как? Папа: Как… пойду в самолёт… он же в небо летит… мне туда и надо, щас-то – через две недели – за мной никто сам не прилетит, поздно, придётся самому до неба добираться, и всё из-за тебя, сынок… Игорь Игоревич: А мы?.. нам как, в смысле, куда? Что делать-то… Папа: Можете со мной… Игорь Игоревич: А билеты? Папа: Ты чё, ты не понял, придурок?! Всё – теперь можно без билетов, по особой льготе и в кино, и в солярий! Андрей: Здорово… Папа: Здорово, только смысла теперь в этом нет… впрочем, это же было и в жизни… я когда рос, так женщин хотел, а когда вырос – они мне разонравились… казалось бы всё готово, – аппарат, возраст, социально приемлемый для половых актов, а уже не то, пропало желание… да, ну что, кто со мной? Андрей: Я остаюсь… мне никуда не нужно, я лучше тут… и вообще, всё гоны', – всё! Я никому не верю, вы чё, не-е-е-т!.. Николай: Я тоже… Игорь Игоревич: Папа, ты там не говори, что я так тебя… под линолеум… Папа: Да кому там какое дело, – всё ведь от тебя зависит, тебе если стыдно – мучайся, а нет, – живи… всё равно мучаться придётся, не от этого, так от другого, просто так легче… знать, что ты нигде ни при чём, но это непросто, очень непросто… Понимаешь, в принципе, пока мы живём, у нас есть право на всё… человек имеет право на всё… Просто многое зависит от того, как ты сам к этому относишься… ладно… Ты, я понял, с друзьями остаёшься?.. Игорь Игоревич: Да, пожалуй… Папа: Ну, гляди, я своё дело сделал, – информацию довёл, а дальше сами… Николай: Подождите, я что-то не всосал,– отец твой на что намекал щас, что мы как… трупы? Андрей: Да вы что, я же молодой!!! Уменя кровь с молоком! У меня!.. Игорь Игоревич: Да, в кино как-то это всё по-другому, как-то как событие, что ли… а тут, я даже ничего не почувствовал… не то, что, там, боль или страх, а вообще ничего… Андрей: Подождите, бред какой-то, даже если так, – когда мы успели-то? Что, нас кто-то убил? Или нас задавило? Как? Где? Никто ведь не помнит! Игорь Игоревич: Вот именно… погибли и не заметили, потому что были увлечены… делом… знаете, такое выражение, – сгорел на рабочем месте, – такое, обычно, сослуживцы говорят, когда человек работает-работает, ничего не замечает… увлечённо так… несмотря ни на что… и дальше бы работал, если б добрые коллеги некролог не вывесили… на первом этаже… родного предприятия… на доске объявлений… Николай: Мы, наверное, на свадьбе умерли… я когда салат попробовал, мне сразу поплохело… Игорь Игоревич: Ага… только я салаты не ел… я вообще сегодня не ел… Андрей: Вы, Игорь Игоревич, молчали бы, уж вам-то с вашими привязанностями и удивляться, что вдруг отъехали! 2-й милиционер: Гарвард, Гарвард, приём, Гарвард… Я Кембридж, приём, Гарвард! Ситуация три пять перед входом в аэропорт, приём!.. Высылайте машину, приём… Трое Гарвард, приём, трое, три товарища, приём… совсем никакие, нет, Гарвард, это ваши клиенты, мы таких не принимаем, нам за это не платят, ну, всё – на западном фронте без перемен… 2-й милиционер: Ну, что ты, Анатоль, совсем испачкался… 1-й милиционер: Я не могу, Антон… не могу привыкнуть к этому ко всему… 2-й милиционер: Ну-ну-ну… пойдём, пойдём, я приведу тебя в порядок… Андрей: Так, нужно что-то делать, – слышали, он вызвал машину, сейчас приедут и загребут нас… Игорь Игоревич: Кинут в общую могилу, вместе с бомжами, никто и документов не проверит, сволочи! Николай: А у меня и нет документов… у меня только письмо… к маме… Игорь Игоревич: Ладно, други, ладно, надо найти выход…он должен быть… раз мы способны анализировать ситуацию, значит вполне реально найти выход даже в нашем случае!.. Андрей: Нет, ну, как так?!. Игорь Игоревич: Это не продуктивно! Ещё идеи? Николай: Слушайте, передвигаться же мы можем, – давайте возьмём и уедем!.. Андрей: Да, и везде нас будут принимать как трупов, не здесь, так где-нибудь ещё подберут и зароют… Николай: Тогда надо, я не знаю… спрятаться… Игорь Игоревич: Куда ты спрячешься?! А за едой ходить, а девчонки, – как жить-то теперь, если ты умер?! Никто ведь с тобой с трупом спать не будет и на работу не возьмут! Андрей: И это мы ещё не вступали в контакт с потусторонними силами, нами ещё всерьёз не занялись! Николай: А ты думаешь они есть? Андрей: Но мы же умерли… умерли и общаемся, значит есть что-то такое… раз это всё с нами происходит… то, что мы раньше не знали, не чувствовали… Николай: Да?.. А я вот и сейчас ничего не чувствую… я имею в виду, нового – ничего… я даже, когда меня девушка бросила, сразу так, после обиды, через день, ощутил, что вот она – новая жизнь, это конечно тоже ненадолго, но всё-таки, было что-то новое в ощущении, а сейчас всё по-прежнему… всё как раньше… Игорь Игоревич: Как раньше!.. Андрей: Что?.. Игорь Игоревич: Смотрите, мы всё делаем, всё как раньше, правильно, значит, как и раньше мы можем умереть, а раз так, значит, если мы будучи мёртвыми умрём, значит, следуя обратной логике, – оживём! Пока мы в сознании, надо срочно отъехать, чтобы вернуться обратно, к жизни! Андрей: Ну, не знаю… это уж слишком, – два раза за один день… я могу не выдержать… Николай: И как это вы себе представляете? Игорь Игоревич: Как? Ну, я не знаю, прыгнем под машину… Николай: Нет! Я против, – под машину это ж надо будет самому сделать этот роковой шаг… нет!.. Лучше как-нибудь, чтоб не страшно… чтобы за одну секунду, а машина, она ведь может не насмерть переехать… Андрей: Да и будем так кочевать на грани двух миров!.. Игорь Игоревич: Так, по-любому тогда надо валить отсюда, гоним домой, там решим как убиться! Николай: Не знаю… а может тоже на самолёт… в небо… Игорь Игоревич: Я лично – пас, рановато как-то, – я ещё не догулял… Андрей: И я многого ещё, так сказать, не попробовал… Банально, конечно, – избитая фраза, пошлая, но насколько верная… хотелось бы рискнуть… Николай: Ну, давайте… рискнём… Игорь Игоревич: Не отчаивайтесь, други… В конце концов, у всех у нас высшее образование, что-нибудь придумаем! |
||
|