"Апокалипсис от Владимира" - читать интересную книгу автора (Соловьев Владимир Рудольфович)

ГЛАВА 2

От гостиницы до Гефсиманского сада путь недолгий, можно было бы рвануть напрямую через старый город, но как это часто бывает, ближе не всегда значит быстрее. Тем более что после событий последних дней наши перемещения в пространстве перестали быть непринужденными. Это пару лет назад я мог спокойно передвигаться по Иерусалиму. Тогда меня лишь изредка останавливали милые интеллигентные люди, на всякий случай прихватив за рукав, чтобы выяснить, надолго ли я приехал, да и вообще.

— Ой, это вы? А я так и думал, хотя на экране вы и старше, и ростом выше… Ну ничего, хорошо, что вы приехали, а то здесь такое творится! Вы хоть расскажите им там, что все равно ехать надо.

Теперь о нас с Биллом знала каждая собака, и в любом месте, где появлялись мы, избранные, сначала, как сухие листья, гонимые мощным порывом ветра, пробегали охранники с проводками в ушах, профессиональными взглядами, устремленными в никуда, сканируя пространство. Эти безобидные рыбки-лоцманы предваряли следующий за ними пульсирующий сгусток темных костюмов с оттопыренными «глоками» пиджаками. И только потом шествовали мы, правда, не пешим ходом, а в машине.

Мне все это было неприятно. Даниил мог преспокойно переместить нас в пространстве или же просто явиться пред наши очи, а вместо этого он опять почему-то предпочел действовать по старинке. Что ж, Ему виднее, парадный выезд, так парадный выезд. Хоть охранники разомнутся. Все равно скорость наших с Биллом передвижений такова, что они могут в ритме легкого вальса бежать рядом с машиной. Представляю, каких усилий стоило передовому отряду господней СБ рассеять толпу страждущих. Зато телевизионщики оживились — появилась работа! И вот уже идет прямое включение из Иерусалима: нас передают от камеры к камере и комментаторы делают предположения как о конечной точке, так и о возможной цели нашего визита.

А все-таки Господь хорошо позаботился о своих детях — погода в городе прекрасная, виды просто замечательные. Хотя народец шумный. Несмотря на охрану, на нашу машину периодически кидаются отдельные несознательные граждане с просьбами об исцелении и явлении чуда. Э, нет, ребята, вы путаете акты комедии. Это вначале мы были чудотворцы, теперь-то судить будем. Ну, а зачем всех излечивать, если после вынесения приговора и так все станет ясно? А то вдруг вылечишь кого, а ему в Ад — неловко потом будет. Или здоровому больнее мучиться? Но тогда это вообще не по-христиански как-то. Или вот излечишь его, а он на радостях пойдет и согрешит, тем самым испортив себе биографию, да и попадет вместо Рая совсем в другое место. А так — страдание очищает… Нет, я не жмот, мне чудес не жалко. Если б не цейтнот, то шоу устроил бы — будь здоров. Прямо здесь, на крыше машины. Ноги врозь, на ширину плеч, руки, выпрямленные в локтях, вперед, ладони перпендикулярно поверхности земли:

— Потянулись! Вдох-выдох, вдох-выдох, начинаем апостольскую гимнастику! Теперь руки вверх, выше-выше-выше — тянемся, тянемся, тянемся. На мысочки не встаем!

Получили энергию — и резко руки вниз, направляем на толпу страждущих: хватайте, родненькие, божественного света, сколько ваши сосуды готовы принять. Мне не жалко. Сбросьте с себя оковы прошлой жизни, грешники, да возродитесь к жизни вечной. Станьте теми, кем всем вам самим Создателем суждено быть, пока не поздно. А то хуже будет…

Билл усмехнулся:

— Мне эта часть нравится — возродитесь из кокона в бабочку!

— Ну еще бы, — улыбнулся я в ответ, — тебе вообще бабочки нравиться должны. Бабочки-бабешки порой бывают очень даже ничего!

Билл так густо покраснел, что я поспешил его успокоить:

— Да не волнуйся ты так! Считай просто, что нашел еще один путь проникновения света к страждущей душе. Если сам заморачиваться не будешь, то и проблема большой не станет. Надеюсь, не все из этих таблоидов правда? Билл покраснел еще сильнее, но выдавил из себя ответ:

— Конечно, как ты только мог подумать?…

— Понятно. То есть, к счастью, они еще не все раскопали. Да успокойся уже! Раз уж судишь ты, а не тебя, значит, раскаяние твое было принято.

Машина остановилась. Кто-то услужливо открыл дверь, избавив Билла от необходимости продолжать беседу на столь скользкую тему. Мы оказались за кордонами охраны, отделяющими территорию Гефсиманского сада от муравейника современного Иерусалима.

Здесь пели птицы и приятно пахло чем-то неуловимым. Это был не церковный запах ладана, а скорее фимиам, хотя я и не имею ни малейшего представления о том, что это такое. Сад довольно значительной площади занимал весь склон Масличной горы. В глубине сада примостилась часовенка, но главной достопримечательностью этого места была не она, а деревья! Этим молчаливым свидетелям истории было, конечно, не две тысячи лет, но уж точно по нескольку сотен, так что генетическая память о трагических событиях предыдущего пришествия у них определенно была. Должно быть, благодаря резкому переходу от суеты гостиницы и салона автомобиля к открытому и живому пространству у меня возникло ощущение прозрачной нереальности. Будто бы я ехал в лифте, долго-долго, и думал, что сейчас попаду на этаж с невысокими потолками, а двери распахнулись — и вот я стою в гигантском киношном павильоне. Да в таком, что голову вверх до боли в шее закинул, а потолка так и не видно. И воздух такой плотный и вкусный, что надышаться не можешь…

Мягкая трава, высокое, прозрачное, пронзительно голубое небо. Узловатые, старческие, выцветшие ветви масличных деревьев, покрытые молоденькими зелеными листочками. В глубине сада среди растительности виднелся шатер, в котором обосновался Даниил. Должно быть, именно в таких шатрах и Авраам, и Моисей проводили долгие годы в размышлениях над судьбами человеческими. Наша машина медленно вернулась за линию охраны, и мы уже без сопровождения охранников двинулись в сторону шатра.

Стучать не было необходимости — полог был приветственно откинут. Не успев приблизиться к шатру, мы увидели Даниила, выходившего нам навстречу, Я не видел его уже дней пять и не был уверен, в каком настроении его застану. Когда он стоял на Храмовой горе, в лучах славы, лик его светился и был он столь величествен, что я испытал робость в душе, ибо предстал перед нами Царь царей. Сейчас царственность осанки сохранилась, но в выражении лица появилось что-то новое. Даниил все-таки моложе меня, и не на пару лет, потому в моем отношении к нему есть и забота старшего, пусть и только по возрасту. Я отношусь к нему как к брату, который намного талантливее меня, что отнюдь не является предметом ревности, а наоборот, служит источником счастья и гордости. Так вот, на лице предмета моей гордости я заметил следы волнения и бессонных ночей. Даниил выглядел вымотанным, бледным и изможденным.

— С тобой все в порядке? — спросил я.

Даниил попытался улыбнуться, но у него это не получилось. Он обнял меня, потом Билла и, не ответив на вопрос, проводил нас в шатер, пол которого был устлан коврами и подушками. Я по привычке поискал глазами компьютер и, не найдя никакой электроники, понял, что ее нахождение здесь было бы по крайней мере странным — от Даниила и так ничто не может укрыться. По той же причине телевизора здесь тоже не было. Мы с Биллом уселись на подушки, и Даниил налил нам чаю из маленького чугунного чайника в довольно грубые глиняные пиалы. На невысоком столике в простой тарелке лежали фрукты, но было видно, что лежат они там не первый день и к ним никто не прикасался.

Совершенно не вовремя зазвонил мой мобильник. Я посмотрел на Даниила, он усмехнулся глазами и сказал:

— Ответь, все-таки это твой президент! И потом он собирается сообщить тебе известие, ради которого я вас и позвал.

Я достал из кармана выцветших джинсов трубку и нажал зеленую кнопку.

— Владимир Рудольфович! — Голос президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина звучал жестко и четко, как у руководителя спецоперации, отдающего указания своим подчиненным.

— Вам необходимо, не задавая дополнительных вопросов и не тратя время на сборы, немедленно покинуть здание гостиницы, отойдя от него как можно дальше. Так как господин Гейтс находится рядом с вами, то он должен последовать вашему примеру. Я свяжусь с вами через десять минут, когда вы будете находиться на некотором удалении от объекта. Прошу вас, выполняйте немедленно!

— Владимир Владимирович, я не нахожусь в отеле. Полчаса назад нас вызвал к себе руководитель. — Я не без ехидства назвал Даниила именно так. Думаю, что ни ему, ни президенту это не понравилось. — И сейчас мы у него.

— Рад! — ответил Путин. — Последняя информация о вашем расположении поступала час назад.

— А что случилось? — поинтересовался я.

— Ничего особенного, Владимир Рудольфович, простой теракт. Думаю, что если вы недалеко, то и звук услышите через пару минут. Мы получили информацию от своих источников, что в гостинице готовится теракт, направленный против вас с господином Гейтсом, а чуть позже по старому городу и Гефсиманскому саду будет нанесен массированный ракетный удар, причем боеголовки будут атомные. Удар последует с территории Ирана, который уже давно заявлял о своей готовности окончательно решить еврейский вопрос. Конечно, мы можем оказать некоторую военную помощь. Когда я говорю «мы», я имею в виду своего американского коллегу — у нас состоялся телефонный разговор несколько минут назад, и совместным решением было сначала связаться с вами.

— А зачем вначале взрывать гостиницу, а уже потом наносить атомный удар? — спросил я, ошарашенный «приятной» новостью.

— Хороший вопрос! Должно быть, они сомневаются, что смогут преодолеть силы Даниила, а может, хотят использовать разнообразные подходы к проблеме. Диверсификация рисков, знаете ли, что-нибудь одно да сработает. А то ведь ракета все-таки некоторое время летит, да и опыт обстрела Израиля с территории Ирана всегда был не особо удачным. К тому же таких мощных игроков, как ваша троица, лучше истреблять порознь. Так проще! — Президент ухмыльнулся. — Да, кстати, спросите у господина Давида, нужна ли ему помощь в выяснении отношений с Ираном?

Последние слова Путина заглушил гулкий, ухающий звук мощного взрыва. Земля вздрогнула, и за старым городом, на том месте где должен был стоять отель, вверх устремилось злое, темно-серое облако пыли. Даниил вышел из шатра и с печалью посмотрел на Иерусалим. Из города донеслись звуки сирен «Скорой помощи» и пожарных машин, а в клубах пыли появились огненные всполохи. На месте взрыва начался пожар. Судя по всему, заряд террористы использовали огромный — пытались действовать наверняка. Я заметил, что по-прежнему держу телефон в руке. Связь не прервалась.

— Владимир Владимирович, только что произошел упомянутый вами теракт, — мрачно констатировал я.

— Это я слышал, Владимир! Мне очень жаль, что все так начинается. Тем не менее вас ждет еще более страшная угроза! Спросите немедленно господина Давида, нужна ли ему какая-либо помощь с нашей и американской стороны, чтобы разобраться с Ираном?

Не опуская трубку от уха, я повернулся к Даниилу — он отвлекся от вида города и посмотрел на меня. Я ожидал, что на лице его отразится печаль и тревога, но он был на удивление ироничен. Подмигнув мне, он сказал:

— Какие все-таки смешные эти президенты!

Ну зачем задавать детские вопросы, если они еще восемь часов назад привели в состояние боевой готовности все необходимые средства и готовы не медленно нанести превентивный удар по пусковым установкам противника, а заодно и по реактору, а также по всем основным стратегическим объектам Ирана. При этом уже договорились и о послевоенной судьбе государства, и о нефтяных интересах.

Даниил улыбнулся и очень хитро посмотрел мимо меня на телефон, как будто заглядывая через аппарат в глаза Путину.

— Господин Президент, — сказал он, — ведь вам так хочется поиграть в войнушку, да еще и совместно с вашим другом Джорджем. Так не отказывайте себе в удовольствии!

— Насколько я понимаю, это значит «да»! — услышал я голос Владимира Владимировича, и связь прекратилась.

Не знаю, что поразило меня больше — первый теракт и, очевидно, первые жертвы Новой эпохи, или то, как равнодушно ко всему этому отнесся Даниил. Я почувствовал себя обманутым, и у меня на глазах стали наворачиваться слезы. Чем провинились несчастные работники гостиницы? Что сделала та милая девочка на рецепции с открытым выражением радостного удивления на лице, удивительно напоминающая мою дочь? А смешной толстенный портье, да и все те люди, которые просто оказались постояльцами этой злосчастной гостиницы? И чем провинились их близкие, ведь теперь навсегда этот день будет проклят в их памяти? И никакого значения не имеет тот факт, что это «навсегда» уже почти завершилось. Что сможет оправдать мучительную боль потери, надежду, что среди погибших нет их близких, и леденящий ужас опознания останков тех, кто еще совсем недавно был смыслом их жизни?

Зачем ждать прихода Спасителя, если он не останавливает зло и не исцеляет этот мир? Неужели так трудно было предупредить не только нас, но и их, да и в конечном итоге просто повторить чудо «Уэмбли» и уничтожить террористов?! Ведь весь этот ужас и атомная угроза со стороны Ирана — только из-за нас. И почему им понадобились Билл и я, а не Даниил, чем провинились мы?

Я повернулся к Даниилу. В моих глазах было столько ненависти, что он невольно отпрянул:

— Владимир, ты хочешь ударить меня?

— А это что-то изменит? Вернет к жизни невинно павших? Или ты опять ответишь фразой из Писания?

— Отвечу! Сбылось слово Писания: «И к злодеям причислен». И кем — любимым учеником?! Почто слаба вера твоя? Как Петру нужна была рука, чтобы не утонул он в волнах, усомнившись, так и тебе, Владимир, все время нужно слово одобрения и разъяснения. Я все объясню, но сначала напомню тебе слова Иоанна Предтечи: «Порождения ехиднины! Кто внушил вам бежать от будущего гнева?» Ты думаешь, что мир счастлив видеть меня и смиренно готовится к Страшному суду, читая молитвы и творя добрые дела? Глупец, оглянись вокруг, много ли праведников раздали свои несметные богатства и живут по Писанию? Что-то не вижу я их, не слышу слов раскаяния. Лишь все новые замыслы и интриги. Конечно, Иерусалим начал преображаться, и есть дуновения свежего ветра в дальних землях, где верят мне и под крылом моим воспрянут, но ведь сколько вокруг нас детей гиен, смиренно ластящихся, чтобы скрыть свои злодеяния и хоть так, бочком и лестью, пробраться в новое царствование! Пяти дней не прошло, как облепили вас рыбы-прилипалы, жаждущие служить за Царствие Божие, но по дороге туда совершающие злодеяние. Когтями и зубами прорывались они на теплые места, и вот — теперь им жарко. Нет там невинных жертв! Нет! Не уподобляйся Аврааму, не найдешь и одного праведника. Каждого черную душу могу показать, за ангельским взором разврат и похоть. Плотью добившаяся теплого местечка и доносами живущий, по-твоему, обитатели рая? Ведь их ты вспоминал в своей жалобной песне? Будь доволен — для них суд свершился! И не пришлось вам свидетельствовать их грехам, ибо сказано: «…изыдут ангелы, и отделят злых из среды праведных, и ввергнут их в печь огненную: там будет плач и скрежет зубов».

Вы ушли из гостиницы, и не только вы. Те, кто праведны, не оказались там — кто-то задержался в пути, кто-то поменялся сменой, а кто-то срочно должен был покинуть здание по служебным вопросам.

— Но почему взорвали именно эту гостиницу? — спросил я. — Зачем покушались на нас, разве не ты их цель?

— Они думали, что я буду там сейчас, после взрыва, оплакивая вас на развалинах. Сюда они добраться не смогли, попыток было несколько, но охрана замечательно справлялась. Тогда они решили осуществить довольно обычный для палестинских террористов план: взрыв, на него устремляются люди, чтобы оказать помощь потерпевшим, затем вновь по той же цели наносится следующий удар, в нашем случае ядерный, и все — еврейский вопрос решен навсегда! Не могу не отметить тонкости замысла, ведь исчадия Ада не были уверены, что я не скрываюсь в убежище, тогда и ракетный удар был бы бесцелен.

Не могу сказать, чтобы долгие объяснения Даниила меня убедили. Скорее нет. Впервые за все время своего служения я вдруг понял, что это не кино, и никакого хеппи-энда не предвидится. Да, мы с Биллом умеем многое: читаем мысли, говорим на всех языках, творим чудеса, но и расплата за эти дары немалая. Я был уверен, что после явления Спасителя жизнь станет совсем другой: все уверуют и исправятся, так что судить придется больше ушедшие поколения, да и то только тех, чье дело требует рассмотрения. Погибли люди за Родину, в борьбе с фашизмом — все в Рай. Был гестаповцем или расстреливал в подвалах НКВД — быстро в Ад. А вот если жил тихим бухгалтером, то давай полистаем твое дело. Но получается, что я жестоко ошибался. Смерть не ушла, да и зло не бездействует. Ядерная война на носу, а Даниил лекции читает.

Билл, все это время не встревавший в наши разговоры, тихо подошел ко мне и сказал, что объединенные силы готовы приступить к уничтожению целей в Иране, а также в ряде других государств, принимавших участие в заговоре против нас. Я закрыл глаза и увидел командный пункт на одном из военных кораблей ВМС США в Средиземном море. На гигантском панно были видны точки базирования ракет, направленных на военные цели на Среднем и Ближнем Востоке. Так же поддерживалась связь с бомбардировщиками, выходящими на рубеж огня. Царила почти праздничная боевая обстановка. Команды отдавал голливудский красавец с невероятным количеством звезд на погонах. В центре управления также находился и офицер в форме российской армии. Операция проводилась одновременно всеми войсками НАТО, хотя в основном участвовали США и Россия. Красавец повернулся к офицеру связи и спросил его:

— Что там у союзников?

Я подумал о наших военных и увидел командный центр, в котором находился министр обороны. Он ждал какого-то рапорта от одной из групп и нервно крутил в руках карандаш. Недалеко от него сидел офицер связи в натовской форме. Он встал и обратился к нашему руководителю:

— Господин министр! Мы ждем ваших указаний. Все готово!

Министр обороны Иванов улыбнулся, но было видно, что его что-то тревожит:

— Насколько я понимаю, иранские руководители планируют начать ракетный удар через тридцать минут. По крайней мере, до сих пор их установки не перешли в режим боевой готовности, так что мы еще можем подождать пару минут. Как вы знаете, мы не хотим повторения не самого удачного опыта афганской и иракской кампаний союзников, когда после более чем эффектной военной части операции пришлось столкнуться с рядом проблем, вызванных несвоевременной изоляцией лидеров этих государств. Так что мы уж по старинке — сначала ликвидируем верхушку неприятеля, а потом уже нанесем ракетный удар.

Иванов волновался напрасно. Когда он заканчивал свою тираду, его связисты как раз получали шифровку от командира вертолетного звена, который уже не только подобрал на крыше президентского дворца в Тегеране группу офицеров АТЦ, но и успел покинуть опасную зону. В вертолетах было шумно и весело. Лидера Ирана взять живым не удалось, но зато в процессе выполнения задания обошлось без потерь. Во многом это произошло благодаря грамотной подготовительной работе — в течение длительного времени иранцы считали россиян своими союзниками, так что войти в доверие к президенту удалось без особых проблем. Русские и во дворце бывали часто, и принимали там наших по первой просьбе, так что когда пару часов назад группа вооруженных ребят явилась во дворец и передала новость о готовящейся атаке со стороны Моссада, то для доклада их пропустили почти мгновенно. Ну, а все остальное было делом техники. Страна так и не узнала, что практически за пару минут лишилась всего своего руководства, поэтому и отдать приказ о ядерном ракетном ударе физически уже было некому.

Нельзя сказать, что иранцы не сопротивлялись, просто нашим ребятам помог опыт чеченских кампаний. Единственное, на что хватило иранского президента, так это застрелиться из личного пистолета. Никто особенно не печалился, так как команды брать живым не было. Да и сложно сказать, застрелился он сам или кто-то из ребят, увидев в президентских руках ствол, оказался проворней. Но факт остается фактом — президент досрочно отошел от дел. Даже лишних звуков не было. Спецназ работал тихо, так что внешнее кольцо охраны дернется еще не скоро — все привыкли к многочасовым заседаниям Совета безопасности. Конечно, о запланированном ударе знают в Центре управления, но там хватятся минут через двадцать пять, не раньше, так что можно спокойно уходить.

Иванов получил радостное известие и улыбнулся натовскому офицеру:

— Зеленый свет!

Все вокруг ожило, и офицеры в удаленных друг от друга на тысячи километров пунктах управления пришли в движение, наводя на цели ракеты и самолеты. Через несколько минут Иран, а вместе с ним и несколько населенных пунктов ряда арабских стран исчезнут с лица земли. Голливудский красавец с радостью произнес:

— Начинаем операцию «Крестовый Поход»!

Я посмотрел на Даниила. Его, очевидно, забавляло все происходящее. Он напоминал не Иисуса на Масличной горе, а Наполеона на поле Аустерлица.

— Название военной кампании мне не очень нравится! — сказал он. — Точнее было бы «Содом и Гоморра». Как сказано: «Истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому», но у военных свои приоритеты. Говорят, мусульманам была предоставлена возможность отказаться от участия в боевых действиях, и вроде бы даже кое-кто отказался.

Даниил помолчал и добавил:

— Незавидная им доля уготована.

Через несколько минут первые ракеты достигли своих целей. Взрывы их были ужасающими, не говоря уже о последствиях. Ядерные боеголовки, в секрете изготавливаемые иранской оборонкой, от попадания вражеских ракет взрывались, вздымаясь страшным грибом, неся смерть и забвение древней земле. Удар, нанесенный по реактору, был не менее смертоносен. По непонятным причинам термоядерная реакция не остановилась, а стала неуправляемой. Защита не сработала, и вся установка превратилась в гигантскую бомбу, взрыв которой зафиксировали все сейсмические станции на Земле. Таким образом, практически вся территория Ирана оказалась поражена радиацией от взрыва либо самого реактора, либо ракет с ядерными боеголовками, так и не успевшими стартовать на Израиль.

Даниил улыбнулся:

— Забавно! Чем не армия Гога и Магога? Знаешь, Владимир, этот вечный спор о том, кто это такие, что за армии Апокалипсиса поведут они в бой… То ли Гог — царь земли Магога, то ли они отец и сын. А теперь, в зависимости от точки зрения, варианты. Первый: земли Гога и Магога — это территория современного Ирана, и таким образом их попытка уничтожить нас и была атакой армии сил Зла. Либо, извольте, иной подход: как известно, некоторые мудрецы считали, что земля этих милых царей лежит где-то на севере. Поэтому в разные времена считалось, что кавказские народы и есть армия Сатаны. До них страшны были гунны и татаро-монголы, но все сходились на том, что в нынешних географических реалиях все это — территория России. Так что Гог и Магог — это армия Джорджа и Владимира. Забавно — в имени Гог слышится что-то от Джорджа, а в имени вашего президента столь явных намеков не ощущается. В любом случае, у любителей бреда Иоаннового есть поле для бурной деятельности. Уверен, что завтра же появятся умники, считающие, будто бы «первый ангел вострубил, и сделался град и огонь, смешанный с кровью. И пали на землю, и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела». Уверен, они не поленятся посчитать общее количество военнослужащих войск объединенных сил и убедятся, что «число их — как песок морской». Кликушествующие! Вот с ними, и тебе, Владимир, и тебе, Билл, предстоит повозиться.

Я слушал Даниила и думал о том, что история повторяет саму себя. Вечно Израиль не дает покоя врагам своим. Только приняли решение о создании государства — тут же война с арабскими странами. Так и теперь. Ну что им Даниил покоя не дает? Никак не могут успокоиться! Неужели и теперь не понятно, что наступила полная и окончательная победа авраамистического учения. Победа! Победа! Бог есть, и Он здесь. Симпатичный, молодой, худой, но жилистый, не лишенный очарования Бог. Так что теперь, если у кого какие вопросы остались, вы знаете к кому обращаться. Письма можно писать, телеграммы, CMC-сообщения.

Вся эта мыслительная чушь так зачаровала меня, что я даже произнес вслух:

— Даниил, а может, нам пора интернет-сайт завести? С чатом, пусть народ не Деду Морозу пишет, а тебе?

Даниил улыбнулся:

— Видно, слишком много потрясений для одного дня. Нет, сайта пока не будет. Я думаю, нам надо обсудить дальнейшие планы, так как вам с Биллом предстоят поездки на родину, а мне надо пообщаться с премьер-министром Израиля, который уже несколько дней умоляет об аудиенции.