"Афёра" - читать интересную книгу автора (Силкин Владимир)

12

А полученная из Москвы информация была крайне любопытной и полезной. Это стало ясно Алексею ещё до того, как он успел ознакомиться с содержанием тонких белых листов бумаги, отпечатанных с помощью лазерного принтера (ничто другое не может обеспечить такого насыщенного отпечатка букв). Едва Макаров взрезал острым перочинным ножиком край конверта, проштампованного печатью с гербом, и перевернул его, чтобы вытряхнуть на стол содержимое, из конверта сами собой выскользнули и плавно опустились на гладкую поверхность две фотографии с увеличенными портретами мужчины, анфас и профиль. Даже небрежного взгляда на одну из них хватило для того, чтобы Алексей, собиравшийся просмотреть присланные ему документы бегло, стоя, а более тщательно изучить их вечером или ночью, изменил своё решение. Вместо того, чтобы запереть документы в «дипломат», принять душ, переодеться и отправиться на улицу, капитан отодвинул от стола стул, уселся на него и сначала минут пять-шесть — не меньше — изучал выпавшие из конверта фотокарточки, а затем столь же внимательно прочитал вложенную в пакет сопроводительную записку полковника Воронцова.

Закончив читать записку, Макаров открыл стоявший рядом «дипломат» и вытащил оттуда конверт с фотографиями, привезёнными из Москвы. Его интересовали те снимки, где был запечатлён с покойным ныне Гостениным и другими людьми седоволосый мужчина с весёлыми глазами. На снимках, присланных полковником Воронцовым, этот солидный человек не выглядел столь импозантно и уверенно — на фотографиях такого типа вообще редко кто получается сколь-нибудь симпатичным. Снимки были сделаны для картотеки МВД, после объявления очередного приговора, перед отправкой преступника для отбытия назначенного ему судом наказания. В сопроводительной записке к фотографиям полковник вкратце сообщал Алексею следующее: седой человек рядом с Гостениным на фото — Иваненко Сергей Николаевич, вор-рецидивист, кличка Красавчик, сорока восьми лет. В местах заключения побывал пять раз, три из них — за грабёж с убийством. Во всех случаях получал минимальные из возможных сроки, так как, как правило, не оставлял свидетелей. Между тем следственным органам было доподлинно известно, что именно Красавчик совершил три убийства, но авторитет Иваненко в уголовном мире был столь высок, что самые тяжёлые статьи брали на себя его подельники. И поскольку на Иваненко работали сильные адвокаты и большие деньги, доказать его виновность суду не удалось ни разу.

Из трех снимков, на которых Красавчик был запечатлён вместе с Гостениным, Макаров в конце концов выбрал и положил перед собой один: на нем эти двое сидели, полуобернувшись к снимавшему, за столом, на котором в художественном беспорядке были разбросаны карты и денежные купюры. Похоже было, что игроки только что закончили очередную партию и никто из них на этот раз не был в крупном проигрыше: все трое широко улыбались. Сидящий вполоборота к объективу Иваненко небрежно положил волосатую кисть, украшенную золотым браслетом, на плечо расположившегося поблизости от него, на диванчике, Павла. Московский студент с покровительственной улыбкой что-то говорил, подняв указательный палец правой руки, обернувшись к темноволосому парню, сидевшему в кресле напротив него. Лицо последнего не попало в кадр — он находился к объективу спиной, но в нем можно было узнать того, кто на другом снимке поднимал в спортзале тяжёлую штангу, а ещё на одном — вместе с теми же Гостениным и Красавчиком пил из высоких кружек пиво.

Знакомство, и очевидно довольно тесное, погибшего парня с рецидивистом очень заинтересовало Макарова. А то, что Павел проводил вместе с вором и убийцей ночи за картами, — не на щелбаны же играли! — заставляло отнестись к проверке возможной связи нежданной смерти Гостенина с криминальным авторитетом очень серьёзно. Ведь может быть, вполне может быть, что совсем не долгожданная встреча с прекрасной дамой погнала Пашу на взморье в этом году. Игра в карты шла, конечно же, не по мелочам — отношение к деньгам у Красавчика специфическое, если они у кого-то есть, то в конце концов должны оказаться у него! Дружеские жесты, улыбки и объятия этого волка могли обмануть разве только самоуверенного студента из Москвы, папенькиного сынка, приехавшего немного покутить на Балтике, но отнюдь не прослужившего в органах больше десяти лет капитана Макарова. Если Красавчик «доил лоха», развлекаясь игрой в карты в прошлом году, то Павел неожиданно для себя мог под занавес оказаться в крупных должниках, а такие «добряки», как Иваненко, долгов не прощают никому…

Присутствие среди прошлогодних курортных знакомых Гостенина вора в законе сразу же обостряло вопрос о личности третьего мужчины, присутствовавшего на фотографиях, взятых у родственников Гостенина. Уголовные авторитеты — такие, как Иваненко, — редко допускают в своё ближайшее окружение случайных людей, и темноволосый парень скорее всего был «его» человеком. То, что Воронцов не прислал по нему никакой информации, подобной той, что была собрана по Красавчику, ни о чем не говорило. Парень мог не иметь ни одного срока и, следовательно, в милицейских картотеках не числиться, но тем не менее быть членом криминальной структуры.

Помимо записки полковника Воронцова, в конверте нашлась ещё выборка данных по Иваненко из картотеки ГУВД, в которых сообщались его приметы, привычки, краткое описание совершённых им преступлений и возможные места проживания в то время, когда Красавчик не отбывал очередной срок. Мест проживания было много, практически по всей стране, но калининградских адресов Макаров среди них не обнаружил.

Были ещё данные — довольно скудные — по женщине, из-за которой, как считалось, погибший студент и приехал в этом году в пансионат «Янтарный залив». Она действительно была женой начальника штаба крупного ракетного соединения (сведения, очевидно, были получены по запросу местной милиции, так что часть работы, которой надлежало заняться Макарову, была уже выполнена). Звали женщину не Элина, а Элла, Элла Соловьёва, и было ей тридцать два года). Прошлым летом женщина находилась в пансионате одновременно с Павлом — правда, он приехал на семь дней позже, но потом почти две недели они находились на янтарном берегу вместе. В этом году — и этот факт не мог не заинтересовать Макарова — она в городе (или, во всяком случае, в пансионате «Янтарный залив») так и не появилась. В своей записке, приложенной к данным по Элине, полковник Воронцов обещал навести справки, где женщина находится в данный момент и где была в то время, когда погиб Гостенин, но тут же оговаривался, что вряд ли это удастся сделать быстро (гарнизон её мужа довольно отдалённый, действовать надо осторожно, чтобы не опорочить человека, да и связь у нас в стране — никуда…). Впрочем, полковник высказывал ещё предположение, что последняя информация вряд ли необходима Алексею. И Макаров был с ним согласен.

Алексей теперь сомневался в правильности версии о роковой страсти, приведшей к гибели Гостенина. Тем более что женщины этой, которой московский студент якобы собирался преподнести в качестве платы за любовь ожерелье из королевского янтаря, оказывается, в городке в этом году и не было. Этот факт укрепил начавшую зарождаться у Макарова мысль, что гуляка и не собирался встречаться с этом году с нею, а тем более — дарить драгоценную вещицу. По-видимому, вся эта рассказанная Пашей сердобольной тётке и другу детства романтическая история — лишь повод, очень удобный повод, чтобы сбежать от беременной жены к морю, а заодно и разжиться крупной суммой денег. В связи с таким поворотом, на второй план отодвинулось и великолепное ожерелье, а вместе с ним — и вопросы о его подлинной ценности, реальной цене и возможности покупки. Наиболее важным теперь казалось изучение связи Гостенина с Красавчиком и темноволосым брюнетом.

Оставался ещё последний непрочитанный листок из присланной полковником Воронцовым информации. В краткой справке, составленной экспертом, сообщалось следующее: визуальное изучение фотографического изображения позволяет предположить, что вещь очень дорогая, ручной работы, а метод изготовления золотой оправы и цепочек не похож на те, которые используют современные мастера. Утверждать это с абсолютной гарантией, имея лишь фотоснимок, невозможно, но похоже, предполагал составитель справки, вещь довоенной или сразу послевоенной работы, немецких мастеров. Вполне возможно, из музейной коллекции.

Последняя фраза заставила Макарова вспомнить слова хозяина бара «Золотой краб», произнесённые им в электричке. Теперь Алексею оставалось выбрать в качестве объяснения всей истории с ожерельем одно из двух: либо Гостенин оказался хитрым, циничным ловкачом, сообразившим, как можно с помощью обычной, отлично выполненной фотографии выманить приличную сумму у друга и тётки, ещё и заставив ту повлиять на родителей, чтобы его отпустили на море; либо тут была какая-то слишком уж головоломная комбинация, включавшая торговлю драгоценностями (возможно, музейными) или крупную афёру.

— Фу… это уж слишком для первого дня, — вздохнул Макаров и осторожно покрутил головой из стороны в сторону. — Так можно и того… бог знает что нафантазировать, — сказал он с упрёком самому себе. — Музейные ценности, афёры… А на самом деле все просто — тебе ж объяснили: музеям в наше время тяжело жить стало, денег не хватает, зарплату сотрудникам платить не из чего — вот и сдают себе экспонаты во временное пользование фотографам. Вот оно, истинное место музейного экспоната во всей этой истории: сфотографировалась прекрасная Эллочка в одном из местных салонов, подарила своему курортному приятелю на память о двухнедельном романе, а тот при необходимости сообразил, каким образом можно использовать щедрый дар любовницы. Конечно, все надо уточнять, и совсем забывать о драгоценном ожерелье и Элине Макаров не собирался, и все-таки теперь у него были дела и поважнее. Сначала Алексей собирался выяснить, не видели ли нынешним летом здесь, в Янтарном, Красавчика; и если да, то не был ли он замечен в компании с Гостениным. На первый взгляд задача выглядела слишком сложной, но если начать не с первого, а со второго вопроса, путь поиска ответа представлялся ему коротким и ясным.