Владимир Угрюмов Боец. Частный детектив по-русски Роман-боевик

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Впереди нашей группы, ловко орудуя тесаками-мачете, продвигаются сквозь непроходимые заросли колумбийской сельвы четверо нанятых нами индейцев. За ними движется проводник-латинос Мендос, а уж после топаем мы. Мы — это я и пятеро моих парней. Вернее, не моих, а выделенных напрокат в джунгли «заботливым» моим новым шефом Полынским Геннадием Борисовичем, чтоб он так жил, как я хотел, как говорят в Одессе. Я и мои орлы увешаны килограммами всевозможного железа, которое способно стрелять, летать, взрываться, разносить к чертовой матери различные цели как на земле, так и в воздухе. Если будет нужно, можем раздербанить что-нибудь или кого-нибудь даже под землей. Вот такая, значит, тут у нас «мирная» экскурсия в экзотику Нового Света. Тропим мы эту малярийную местность вторые сутки.

Проводник, он же заинтересованное лицо от друзей моего шефа, выполняет также роль переводчика и надсмотрщика за индейцами. Мендос подобрал рабочих, исходя из каких-то своих, одному ему известных соображений. Мне он пояснил, что двое работяг будут из коренного племени уитото, а двое из чуахибов, а значит, в этом варианте они станут работать лучше и быстрее, так как никто из них ни в коем случае не захочет показать свою слабость перед представителем чужого племени. В общем, своего рода социалистическое соревнование теперь у товарищей индейцев, но, как я подозреваю, закончится оно отнюдь не вручением победителям переходящего вымпела, а длинной очередью из короткого автомата Мендоса.

Но вот это меня не касается. Это местные дела. И если Мендос решит, что индейцев в его стране стало слишком много, а их тут действительно порядком: племена чибчи, карибы, ара-ваки, уитото, тукано, гуахибо, да плюс негры и креолы, значит, так и будет. Подавляющее большинство аборигенов работают на плантациях коки — пашут ребята задарма на местных воротил наркобизнеса, к одному из них у моего шефа возникли небольшие претензии. Вот поэтому, собственно, я и шагаю, увешанный неимоверным количеством оружия, шагаю вместе с пятью бойцами сквозь малярийные дебри в постоянном ожидании автоматной очереди откуда-нибудь из зарослей. Также не исключается возможность нарваться на заботливо установленную добрыми руками «растяжку» и взлететь выше застилающих свет многоярусных растительных крон. Действительно, и какого только говна здесь не растет. Помню, когда в спецчастях на государевой службе изучал теорию работы в джунглях, в башке отложилось утверждение некоего исследователя, что в джунглях на три квадратные мили топорщатся около четырехсот видов растений. В общем, мама не горюй! А чертовы пальмы здесь в вышину достигают шестидесяти метров. Здесь это все и без Варминга видно. Кстати, пальмы пальмами, а вот это что такое?.. Вскидываю винтовку.

Американская М-16/78 армейского длинноствольного образца хищно вякает у меня в руках, одновременно в густую листву древесного папоротника отлетает пара потемневших горячих гильз.

Сквозь прорехи в листве вижу, как подстреленный мной тип в тропическом камуфляже, изображавший до этого времени обезьяну на пальме, мешком валится вниз, догоняя падающий автомат. Вот вроде мы и прибыли. Мендос быстро отгоняет окриком рабочих в тыл нашего маленького отряда.

Без слов, жестами, показываю своим парням, что нужно делать. Ребята у меня понятливые. В пампасах уже побывали в свое время, поэтому без лишних слов быстро рассредоточиваются. В этом месте, где мы теперь торчим, джунгли не так и густы. Впрочем, может, мне это кажется? Или я уже успел привыкнуть к труднопроходимым зарослям и теперь лучше ориентируюсь в них, используя для наблюдения каждую прореху, каждое не заполненное проклятыми растениями пространство? Все может быть. Может, сейчас более прозорливые и завалят нас. Нужно немного подождать в укрытиях. Как раз подходящее время, чтобы вспомнить, каким образом я вообще попал сюда, в эти проклятые джунгли. Началась вся эта история в городе Питере, наверное, тысячу лет тому назад…

Узким переулком по большим лужам в выбоинах асфальта выпуливаюсь на проспект, нагло распихивая плотный поток направляющегося к центру города транспорта. Настроение у меня сегодня хреновенькое, и если люди во встречных лайбах не самоубийцы, то лучше им меня все-таки пропустить. Таких злобных водителей, как я, на проспекте больше не видать, поэтому с некоторым даже сожалением паркуюсь у тротуара перед зданием постройки тысяча восемьсот затертого года, в котором теперь весь первый этаж занимает новый и из дорогих ресторан. Кабак этот успел, по слухам, завоевать некоторую популярность у питерских гурманов. Мне лично гурманы по фую — я хочу жрать.

Хлопаю дверцей своей замызганной, когда-то красной «восьмерки». Сейчас у нее цвет кровавого поноса. Машина — дерьмо и в дерьме грязных улиц напоминает мне всем своим видом, что и вообще-то все в жизни — дерьмо.

Скользнув хмурым взглядом по наручным часам, отмечаю: половина третьего дня, точнее, четырнадцать тридцать три по московскому времени в городе Питере. Очень хочется что-нибудь сожрать. Или кого-нибудь.

На мне мягкие кожаные черные ботинки, темные свободные брюки с идеальными, конечно, стрелками. Кожаная канадская куртка, темно-коричневая, на меху, — короткая, а потому и удобная. Прикид, в общем, не ресторанный, но меня это не колышет. Я хочу есть, и все остальное мне сейчас по фигу. Мелодично дзинькает колокольчик над входной дверью, и я оказываюсь в просторном зеркальном коридоре. Гардероб не хуже, чем в каком-нибудь солидном театре. Прохожу в зал — ноль внимания со стороны гардеробщика и охранника в пятнистом камуфляже. Вот это мне никак не понять, ну никак до меня не доходит идиотизм наших бизнесменов из охранных структур, выставляющих эти пятнистые пугала даже в элитных местах и заведениях наподобие этого. Кого, интересно, может в наше время отпугнуть вид полевой формы, кроме как бабу лек, шарахающихся от собственной тени? Брали бы уж тогда в охрану зеков с особого режима в полосатых бушлатах, с полным комплектом фикс во рту и Третьяковской галереей на теле. Идиоты долбаные эти наши коммерсанты!

Народу в ресторане нет. Оно и к лучшему. Еще не вечер, поэтому на меня внимания не обращают. Я для местной обслуги нечто вроде дневного фона с улицы. И хрен с ними! Нет у меня пока желания самоутверждаться. Я голоден. Интерьер большого зала поражает роскошью. Дураку понятно — тут даже за чашку кофе с тебя сдерут втридорога. Заваливаюсь на мягкий стул за столиком возле окна в небольшом втором зале. Здесь мне кажется немного уютней. Пока достаю пачку сигарет, зажигалку и выкладываю все это на столик, появляется официантка. Смотрю, как она подходит к моему столику. Подходит девочка красиво. Во мне даже что-то начинает шевелиться. Беру себя в руки. Спокойно, В лад, спокойно. Я сейчас другой. Вернее, тот же самый, но одновременно и другой… В общем, кому непонятно, идите на фиг, объяснять некогда. Униформа официантки вполне подошла бы уличной «бабочке», настолько все коротко и открыто. Сама же девушка слишком хороша собой, чтобы это было правдой, и я быстренько закуриваю сигарету, дабы успокоить позывы мужского естества.

— Добрый день! — обворожительно улыбается официантка.

Мне показалось, что она вот-вот сделает книксен. Но нет, такому их, видимо, еще не учат. Обворожительно хмурюсь в ответ.

— Привет, крошка, — бурчу недовольно, как будто мне президент Соединенных Штатов задолжал пару миллионов, да все никак не соберется вернуть. — Пожрать что есть в вашем сарае? — спрашиваю, не очень-то заботясь, какое произведу впечатление своим поведением.

Вижу, что малышка прилагает усилия, дабы продолжать мне улыбаться. Представляю, куда она меня сейчас мысленно посылает. Ох как далеко. К тому же на пустой желудок… Мой базар даме не по душе. Ну и плевать, что ей по душе, а что нет. Мне тоже многое не по душе, и сегодняшний мой день мне так же не нравится, как и предыдущие и, видимо, последующие.

— Извините. Один небольшой нюанс… — говорит она, пытаясь казаться милой. — Вы не могли бы расположиться в большом зале? Видите ли, в это время дня этот зал у нас обычно зарезервирован. Уверяю вас, что в другом зале будет так же удобно.

Я морщусь от ее слов, как от зубной боли.

— Нет! Не могу! И что за дела?! Я хочу наконец-то поесть, а не перемещаться по вашему кабаку туда-сюда! — рычу ей очень даже неласково и, затянувшись сигаретой, небрежно стряхиваю пепел на ковровое покрытие.

Девушка, покраснев, смотрит на серые комочки пепла под ногами.

— Вы и дома так себя ведете? — вдруг спрашивает она тихо, и мне кажется, что еще немного, и девушка заплачет. А что я могу сделать, мать твою, если мне нужно быть таким. Не объяснять же ей, почему я так себя изволю вести! Черт побери! Попадутся же чувствительные барышни на такой поганой работе. Мысленно я ей аплодирую, но только мысленно.

— Кыш, пернатая! — рычу вслух. — Не можешь работать зови сюда кого-нибудь из ваших мудаков, кто будет таскать то, что я скажу. — И небрежно машу рукой, мол, вали отсюда, коза драная…

Из большого зала слышны голоса мужчин, и в зальчик проходят пятеро каких-то барбосов, судя по штанам и рожам мужского пола. Видно, прибывшая крутизна и бронирует это уютное помещение. Двое впереди всех — солидняк из «новых». Следом шествуют «многостворчатые шкафы» с перебитыми рожами, понятно — охрана. А тощий вертлявый засранец, преданно заглядывающий в глаза широкому ухоженному мужику в сером костюме, — это, скорее всего, директор ресторана, в котором меня до сих пор не накормили.

Мужик в сером костюме скользнул по моей фигуре взглядом и уверенной походкой хозяина жизни прошел к заранее сервированному приборами столику на двоих в углу зала. Телохранители остались позади и, дождавшись, когда хозяин устроится, взгромоздились на стулья за свободным столом.

Вертлявый склонился перед посетителями, видимо, справляясь о меню. Телохранители, сидя вполоборота к залу, пристально и цепко изучают мою особу. Наконец и вертлявый повернулся ко мне, смерил гневным взглядом мой столик, меня самого и поникшую духом официантку. Девушка под его взглядом смутилась еще больше, голову опустила, глаза с длинными пушистыми ресницами потупила.

— Ну вот… — тихо и еле слышно произнесла она, как провинившаяся в чем-то школьница.

В свою очередь небрежно оглядев вновь прибывших, я уже собрался снова потребовать себе обед, но тут лощеный холуй открыл свою пасть:

— Марина! Почему вы не сообщили посетителю, что в этом зале в эти часы клиенты не обслуживаются! Ну и голосок! Как у педераста со стажем.

Девушка, вся красная, теребит передник, который сантиметров на десять длиннее ее юбки (или слишком короткой комбинации?). Молчит и ни черта не может ответить этому мудаку.

— Она мне все сообщила, что нужно… — бросаю я через зал педерасту. — Но мне нравится именно здесь. А так как я хочу пожрать именно в это время суток, то сижу там, где мне это нравится. И кстати, теряю время. Ты, что ли, мне его оплатишь?!

Директор-педик окидывает меня уже беспокойным взглядом, но, чувствуя за своей спиной серьезную поддержку, фыркает:

— Здесь вас не обслужат. Я же сказал!.. Если хотите, можете пройти в другое помещение…

Телохранители с интересом слушают нашу перепалку, а их хозяин, наоборот, делает вид, что полностью игнорирует все, что происходит в этом заведении. Он продолжает разговор со своим компаньоном или кто он там на самом деле, этот его спутник?

Я, лениво развалившись на стуле, смотрю сквозь директора.

— «Я сказал!» — передразниваю его. — Кто сказал? Ты, что ли, чмо трахнутое?! — говорю это, в общем-то, тихо и бесцветно. — В твоих интересах, мудила, чтобы я сытно пообедал… Так что у тебя, мужик, еще есть время исправиться…

Лощеный беспомощно смотрит на громил охранников. Босс ихний тоже обратил на меня внимание. Взгляд у него тяжелый, как у удава. Но это мне не страшно. Если я даже и не поем сегодня в этом заведении, то хотя бы разомнусь, разнесу весь этот чертов кабак к едреной фене.

Один из телохранителей встает и, слегка отстранив директора рукой, похожей на лопату, катится, как танк на пехоту, к моему столику. В этом быке килограммов сто двадцать, не меньше. Да и рожа у него разрисована внушительно, как у индейца на тропе войны, правда, не краской, а всевозможными шрамами. Боксерская походка и повадки душегуба с большой дороги. Детина даже пиджак на груди не может нормально застегнуть, настолько он широк для своей одежки.

— Ты чей, парень? — спрашивает он, подходя и грузно присаживаясь рядом на стул.

С удивлением отмечаю, что стул выдерживает его нешуточный вес. Голос у монстра вполне нормальный и даже интонации спокойные. Умеет держать себя в руках. Парень, понятно, решил для начала выяснить, не принадлежу ли я к какой-нибудь из питерских группировок, чтобы на всякий случай избежать ненужного конфликта в будущем. Время теперь такое — считаться со многими приходится, даже если этого и не очень хочется.

Смотрю ему в глаза, они у него серые и невыразительные. Чего-то в них не хватает. Ума, что ли?

— Ничей я, дядя. Сам по себе. Понял? — говорю тихо. — О чем у тебя базар, мальчик?

Бык не дергается, уверен в себе.

— Просто перейди в другой зал. Какая тебе разница? — просит он дипломатично и даже по-доброму.

Официантка испарилась. Значит, кормить меня сегодня не собираются. Мотаю головой отрицательно.

— Не… Слышь, мне и здесь неплохо, приятель. Я — буду — кушать — здесь, — чуть ли не по слогам отвечаю и тянусь за пачкой сигарет, лежащей на столе передо мной.

Бык протягивает свою лапу и накрывает мою кисть. Лапка у него — мама не горюй! Чувствую, как моими же пальцами пачка раздавлена всмятку. Бычара продолжает давить на руку — весь напрягся и внимательно наблюдает за моей реакцией. Я улыбаюсь. Ну не совсем, конечно, улыбаюсь — скорее скалюсь, как волк перед прыжком. Улыбка у меня явно не голливудская, но быку это, собственно, по барабану. Одна рука у меня свободна, ее я и пускаю в ход. Действую, как всегда, эффективно. Промышленный пресс перестал работать над моей рукой, и весь его механизм вместе с внушительным корпусом загремел со стула на пол. Теперь это просто металлолом. Пока приятель рухнувшего быка сообразил, что произошло, и рванулся ко мне через зал, я успел взглянуть, как обстоит дело с моей рукой, побывавшей в тисках. Вроде функционирует. Вижу вытянувшуюся морду директора ресторана и удивленный взгляд босса в сером костюме.

Гостей встречают по-разному. Кого с радостью, как старых друзей, кого с кислой миной и так далее. Я встречаю второго охранника благожелательно, принимаю его на правую ногу, слегка обрабатываю голову с двух сторон и отправляю бычка в обратную дорогу.

Маршрут бычара выбирает произвольный, сносит три столика по пути, прежде чем устраивается возле дальней стены, грохнувшись спиной о решетчатую деревянную стенку, с которой тут же в соответствии с законами земного притяжения ему на голову падает здоровенный цветочный горшок с геранью. Горшок разлетелся вдребезги, вывалив кучу влажной земли на морду охранника, и прикрыл ее заботливо зеленым растением. Маленькие похороны большой головы. Небольшой разгромчик, который я тут учинил, принес мне некоторое облегчение. Ну а что еще делать, раз не кормят, сволочи?

Мужик в сером смотрит на меня уже с интересом. Его компаньон вжался в стул и думает-гадает, наверно, кому из них, оставшихся, придется первому получить на орехи. Директор исчез. В зал влетели охранник и швейцар. У охранника в руке пушка «Макаров». Неплохая машинка для ближнего боя, если ею умело пользоваться. Охранник, судя по его движениям, мало что умеет. Во всяком случае, пока он строил из себя крутого мэна перед безоружным посетителем, резко стартовала, не без моей, конечно, помощи, с одного из столиков тяжелая хрустальная пепельница и вошла в контакт с его рожей. Пятнистый супермен, хрюкнув, развалился на полу, потеряв и пистолет, и сознание. Швейцар, молодой парень, похоже, знает толк в восточных единоборствах. Приняв стойку и прокричав что-то устрашающее, парнишка подпрыгнул и в воздухе попытался провести удар ногой мне в голову. Задумано было неплохо, а вот исполнение… Я даже разрешил ему приземлиться и лишь после того, как он коснулся подошвами пола, влепил дурачку ладонью в лоб. Приятных сновидений, малыш из гардероба! Пусть тебе приснится Брюс Ли или Чак Норрис. Пожалуйся им на меня.

Приглушенный топот ног по мягкому покрытию пола в большом зале вызывает у меня некоторый интерес. Ба! Знакомые все лица! Я несколько удивлен — три милиционера влетают в зал. Очень оперативно работают блюстители порядка. У всех троих в руках дубинки. И надо полагать, дубинками этими они намерены поколотить именно меня. Сержантский состав патрульно-постовой службы горит справедливым гневом по отношению к нарушителю спокойствия. И сейчас они будут окучивать меня, почковать, заковывать в железо. Посмотрим, как это у них получится. Раз-два — начали? Ухожу влево и, пропустив над собой со свистом рассекшую воздух дубинку, слегка упираюсь напряженными пальцами в солнечное сплетение сержанта. Этот теперь не боец. На выходе из нижнего положения корпуса отработал ногой нижний уровень второго и, легко выбив дубинку у третьего, коротким тычком пальцев в шею возле уха отправил его досматривать утренние сны, уж больно вид у парня был вялый и сонный. Хрен с ними, пора уходить. Помахав пальчиками сидящим в ступоре бизнесменам, я уж было собрался отчаливать, но передумал. Поднимаю руки вверх над головой. Делаю я это, конечно же, лишь потому, что на меня серьезно смотрит ствол автомата — это в дверном проеме между залами появился еще один, четвертый, мент. Выходит, пэпээсников было четверо.

Похоже, мент плохо понимает, что ему делать в сложившейся ситуации.

— Руки над головой! Лечь на пол! — хрипит он с каменным, неестественно побледневшим лицом и весь трясется, и, если я промедлю хотя бы полминуты, он точно нашпигует меня свинцом под завязку. Такое удовольствие я ему доставить не могу и не хочу, поэтому послушно выполняю приказ. Покрытие пола ворсистое и теплое, но, блин, брюки ведь помнутся! Пэпээсник, не приближаясь ко мне, окликает своих поврежденных приятелей. Те, кого я слегка приглушил, начинают шевелиться. Пока я прикидываю, что может быть дальше, получаю, нехилый удар дубинкой по почкам. Это, конечно, только начало… Прихожу в себя уже в ментовской машине. Ощущение такое, будто по мне полдня ходили демонстранты, а потом проехал бульдозер.

В «козле» растрясло основательно, и, когда подкатили ко входу в отделение, я почувствовал даже некоторое облегчение — наконец-то можно будет выбраться из этого дребезжащего всеми своими железяками совдеповского рыдвана. Наручники, сцепившие руки за спиной, не дают никакой возможности почесать нос, который чешется, зараза! Пытаюсь успокоить зуд о воротник крутки.

— А ну давай вылазь, сучара! — рявкает мент, открывая дверцу «стакана» «уазика» и держа наготове в одной руке «калаш». Бздит, и правильно делает — это тебе не торговок обносить на бабки и фрукты.

— Сучара — это ты, козел, — мило щерюсь ему в ответ, ставя одну ногу на потрескавшийся, в мелких выбоинах асфальт.

Взбешенный мент пытается схватить меня за воротник куртки — ага, схватил, рванул… По идее, я должен был упасть. Перебьется, я и пешком постою, тем более уже пришел в себя. Скованные руки за спиной — это, конечно, неудобно, но координацию я пока не потерял. Второй сержант приготовился сбоку огреть меня дубинкой.

— Сщас, падла, разберемся, кто и что… — шипит мент мне в лицо. Рожа у него деревенская, вся в веснушках. От сохи в город подался, после службы в доблестных российских вооруженных силах захотелось стать крутым мэном, то есть бомбить рынки, жрать спокойненько водку и иметь какую-никакую, а вооруженную власть. Тема известная.

Тычок ствола автомата в почку указывает направление движения.

— Вперед! — рычит рыжий сержант.

Вперед так вперед. Нос чешется, спасу нет. Наверняка по шнопаку мне колонут сегодня еще не раз. Ладненько, там поглядим.

Поднимаемся по ступенькам мимо дежурного автоматчика в каске и бронежилете. Проходим внутрь. Толчками «калаша» меня вталкивают в дежурную часть. Народу здесь как на демонстрации. Половина ментов в форме и штатском, половина каких-то бичей, «синяков» и прочего гражданского люда. Присесть негде.

— Сюда иди! — тявкает рыжий и пропихивается к дежурному капитану за столом с пультом. Тот что-то орет в телефонную трубку.

Запашок в ихнем помещении аховый. Воняет грязной одеждой, нестираными носками, мочой. Как можно находиться целый день в таком гадюшнике, не представляю.

Сержант что-то говорит капитану и показывает на меня свободной от автомата рукой. Капитан в мятом кителе, с испитой рожей бросает в мою сторону хмурые взгляды, кивает и снова берется за телефон.

Второй сержант, тот, который с дубинкой, разговаривает у меня за спиной с подошедшим к нему третьим ментом. С интересом рассматриваю публику, набившуюся в дежурку. Вдруг с удивлением отмечаю приезд Барина. Барин, он же солидняк из ресторана в сером костюме, появляется во входных дверях дежурной части в сопровождении уже известного мне бычары, голова которого оказалась крепче цветочного горшка, поэтому выглядит он уже сравнительно бодро. Правда, увидев меня, почему-то хмурится. Наверное, по большому счету он не любитель таких развлечений, какие предложил я ему в ресторане. Ну что же, на вкус и цвет…

Барин в сером костюме подходит к столу дежурного, что-то говорит капитану, и меня выталкивают из вонючего помещения и ведут в не менее вонючий подвал. КПЗ как КПЗ, то бишь камера предварительного заключения, чтоб всем было понятно. Судя по выходящим в узкий коридор обитым железом дверям, в наличии имеется пять камер. Почему-то слово «камера» у меня всегда ассоциируется с камерной музыкой. Странно. Пора бы уже привыкнуть, что Вивальди здесь не услышишь. Дежурный по КПЗ, старшина лет под пятьдесят, отрывается от бутылки пива «Балтика» и поднимается нам навстречу из-за грубо сколоченного, обтянутого непонятного цвета клеенкой стола. Почему, интересно, у него дверь не заперта, как положено по инструкции? Может, уже и задержанных не имеют? Нет, судя по дежурке, вряд ли в подвале пусто.

Еще раз получаю тычок автоматным стволом в поясницу. Терпеть можно. Главное, у рыжего, я видел, пушка стоит на предохранителе — значит, случайно не пальнет, сопляк.

— Николаич, принимай еще одного… — говорит рыжий старшина, протолкнув меня к камерам.

Старшина окидывает мою персону опытным взглядом старого тюремщика, поворачивается к сержанту:

— Как оформлять его? За кем?

Тот пожимает плечами:

— За дежуркой. Гаршин сказал: сюда его пока. У них там запарка полная.

Выходит, меня не пэпээсники брали, а местные менты. Тоже неплохо. Впрочем, какая разница?

— Ладно… — хмурится старшина. — А чего он натворил-то?

Сержант закидывает автомат за плечо и злобно смотрит на меня. Я ухмыляюсь, глядя, как злится рыжий.

— Гляди, щерится, падла! — закипает рыжий. — Дали бы мне волю, я бы тебя, падла, расшмалял еще там!.. — Он достает сигареты, придерживая одной рукой АКМ. — Еле взяли его, Николаич, — объясняет старшине, прикуривая сигарету от его зажигалки. — Он нас чуть не уделал и уже почти ушел, но под стволом обосрался…

Старшина, кинув на меня недоверчивый взгляд, хмыкает. Затем, вытащив ключи от наручников, подходит и освобождает мне руки. Отходит к столу. Молодой, заметив, как я не спеша растираю запястья, снимает автомат с плеча и берет его поудобней. Старшина снова хмыкает.

— Ты потише с пушкой-то… — говорит он наставительно. — Некуда ему уже рыпаться…

Молодой поморщился, но автомат оставил перед собой. Послышались шаги со стороны лестницы, и в дверь позвонили. Старшина поплелся открывать. Я достал измятую пачку, нашел целую сигарету, закурил.

— Тебе што, разрешили?! — окрысился рыжий.

Обыскали меня поверхностно, их интересовало только оружие, а всякую мелочевку оставили в карманах, в том числе и сигареты. Забрали только радиотелефон и документы. Документы, один черт, левые, пусть порадуются, придурки.

Ответить салаге я не успеваю, входит какой-то майор — форма на нем как с иголочки и сидит словно влитая. Имеет, наверное, лавэ на хорошего портного, что, собственно, неудивительно, так как появился мент не один, а с Барином в сером костюме. На пристальный взгляд Барина я презрительно усмехаюсь и выпускаю в его сторону обильный клуб дыма от затяжки. Майор что-то шепчет старшине, а Барин прямиком направляется ко мне. Подойдя почти вплотную, говорит так, чтобы слышал только я:

— Запомни номер… — и называет цифры, которые я автоматически запоминаю. — Назовешься, а дальше решим… Да, насчет твоей машины… Я уже навел о тебе справки. Машина у нас… Вытаскивать тебя отсюда я, парень, не стану. Сможешь выбраться, тогда ты мне подойдешь. Не сможешь — сам понимаешь…

Усмехаюсь, отвечаю мысленно: «Ладно, мужик, было бы сказано…» Зажигалка у меня «ронсоновская», тяжелая; запускаю ее из-за плеча Барина, и она четко втыкается в висок рыжего сержанта. Три шага в прыжке — и старшина падает кулем возле замызганного пивом и чаем стола. Майор даже еще не успел удивиться, как я рывком развернул его мордой к стене и слегка припечатал к оной, но так, чтобы не попортить бравому вояке фейс. Обыскал — оружия нет.

— Стоять, не двигаться… — говорю спокойно майору и, отойдя, наклоняюсь и выдергиваю из кобуры у валяющегося на полу сержанта табельный ПМ. Вооружен рыжий был до зубов. Но не помогло ему пока все это железо. Возвращаюсь к Барину, с интересом наблюдающему за происходящим. Он еле заметно улыбается. Мне нравится его выдержка.

— Позвоню… — говорю ему тихо и вырубаю коммерсанта молниеносным ударом напряженных пальцев под ухо. Барин медленно заваливается на грязный пол. Ничего — почистится.

— Вы думаете, что вы делаете? — бубнит от стенки майор, не оборачиваясь.

— Соображаю, а как же иначе… — серьезно отвечаю, досылая патрон в патронник. — Пойдем-ка, командир, прогуляемся из твоего бардака на свежий воздух, уж больно тут воняет гнилью. Надеюсь, ты понимаешь, что при хреновом твоем поведении мне придется сделать?

Майор кивает. Вот и ладушки, понятливый попался. Не зря, стало быть, до седых волос дожил. Не дурак, будем надеяться.

На улицу выходим без каких-либо задержек, плечом к плечу, болтая, как старые друзья. Дежурный автоматчик смотрит на меня с некоторым недоумением, но козыряет майору и отходит в сторону. И опять же — умно делает. Так, глядишь, и живым останется.

На проспекте останавливаю частника, и мы с майором — он ведет себя смирно — проезжаем некоторое расстояние, подальше от его отделения. Отпустив машину на улице Восстания, я смотрю на мента. Тот молча ухмыляется.

— Неплохо… Неплохо… — говорит он уважительно. — «Макара» только подкинь где-нибудь… Мне за это ЧП отдуваться еще полгода придется, но главное, чтобы ствол не потерялся…

Я усмехаюсь:

— Бандероль получите. Пошлю с кем-нибудь… — обещаю ему и, кивнув на прощание, отваливаю.

На снятой заблаговременно квартире с удовольствием плюхаюсь на диван. Мышцы тела ноют. Прошлись по мне сегодня от души. Как говорится, издержки производства.

Немного полежав и выкурив сигарету, иду на кухню заварить себе кофе. Приготовив крепчайший, возвращаюсь в комнату с подносом и, усевшись перед телевизором, достаю из-под тумбочки маленькую аптечку. В течение десяти минут тщательно обрабатываю руки раствором, а потом отслаиваю специальное покрытие на кистях, благодаря которому я нигде сегодня не оставил отпечатков пальцев. Некоторые манипуляции с лицом — и я вновь тот же, что и был раньше. Узнать можно, но оперативная ментовская ориентировка по городу ни черта не даст. Документы у меня другие. Машина другая. Все другое. Интересно, что на это скажет Барин? Теперь сам выпячиваться я не буду и посмотрю, что там придумает для меня заинтересованный во мне «папик» из ресторана. Придется работать уже под своим именем. Мне, собственно, разницы нет при такой, мать ее, «интересной» жизни. Служба Родине в спецчастях военной разведки кажется уже чем-то из прошлого века, и даже мое детективное агентство сейчас отодвинулось во времени куда-то лет на — дцать назад. По легенде Румянцева, я при расследовании частным порядком одного из заказанных мне дел ухлопал пару человек, совершенно не соблюдая при этом буквы закона (честно говоря, там не «пара человек» пострадала, шинковал я тогда мальчиков, как капусту).

И вот теперь некий Влад находится в розыске, и, надеюсь, никто его не поймает до тех пор, пока розыск не отменят свыше. Если, конечно, отменят… Румянцев мне друг, но… работа у нас такая… Ладно, не будем пока о грустном. Приманку мы Барину подбросили сегодняшними моими выходками при самом «папике». По сведениям из компетентных источников, у Барина дефицит на профессионалов. Ну а то, что он за меня уже зацепился, о чем-то говорит. Барин — человек серьезный и проверит меня еще не один раз, я в этом уверен. Достаю из «дипломата» небольшой ноутбук и, введя код, вытаскиваю на дисплей досье Барина. Как личность он действительно заслуживает внимания. Геннадий Борисович Полынский родился, учился, потом уже крестился — это не столь интересно, хотя, впрочем, уже и тогда характер будущего Геннадия Борисовича формировался в определенном направлении, и тут уж немалая заслуга его родителей, ничего не скажешь. Папа был ответственным партийным работником на уровне райкома. В этом позже Геннадий Борисович обскакал папочку на белом коне. Мать была домохозяйкой, но с влиятельнейшими связями в тогдашнем Ленинграде, с детских лет приучала Гену выгодно и оптимально использовать нужные знакомства. Начав карьеру с пионерской дружины, Гена быстро дорос до звания комсомольского вожака районного уровня, а позже занял ответственный пост в Ленинградском городском комитете партии, заимел отдельный кабинет в Смольном. Все у Геннадия Борисовича катило в жизни по наезженной колее, с которой брать влево или вправо не то что неудобно, а просто нельзя. И последующие перемены, изменившие существовавший в стране строй, практически не коснулись его общественного статуса, наоборот, более точно обозначили место господина Полынского среди народа. Теперь уже официально он стал одним из самых богатых людей в городе. Каким образом? А вот это — партийные секреты. То есть вы можете задавать вопросы, но вот всерьез ответить на них так никто до сих пор и не решился. Да и вряд ли что-то получилось бы путное от копания в заранее сделанных (и сделанных грамотно) бумагах, которые подтверждают собственность Геннадия Борисовича на два деревообрабатывающих завода и парочку казино в Питере и Москве. Да, еще несколько крупных агентств недвижимости, рестораны, клубы, не считая мелких баров и кафешек. География интересов Полынского и сфера его финансовой деятельности обширны. Указанные в досье связи за рубежом — внушительны. Интересен один нюанс: Полынский не контачит напрямую ни с одной из криминальных группировок ни в Питере, ни в Москве. Связи с криминалитетом только косвенные и только через подставных людей, когда идет разговор о сбыте наркоты или оружия. Может, я и ошибаюсь, конечно, но Полынский в своем роде уникум: проворачивать, крутые дела, вертеться с криминальным товаром и быть свободным от серьезных неприятностей как с бандитами, так и властями — это нужно уметь. Но досье, которое у меня перед глазами, — все-таки неполное, иначе мы не стали бы заваривать всю эту кашу. Моя новая задача — стать незаменимым помощником Полынского и выйти на каналы поставок оружия и наркотиков, которые пока неизвестны организации Румянцева, но реально где-то существуют, а также и на остающихся до сих пор в тени людей, прикрывающих эти самые каналы. В общем, работка у меня, как всегда, не для слабонервных. Но на том и стоим, для того меня и натаскали в свое время матерые волчары в специальных, закрытых для постороннего глаза и слуха школах, которые не имеют даже почтового номера и нигде и никак не обозначены. Убираю компьютер в кейс. Теперь мне необходимо принять душ. Холодная, а затем горячая вода приводит меня в пригодное для работы состояние. Со вчерашнего дня я нахожусь в автономном «плавании», то есть лишен телефонной связи и возможности пользоваться вообще какими бы то ни было контактами по городу. Подготовку к этой операции мы начали два месяца назад, и пока Румянцев химичил на своей «кухне» все необходимое для моей будущей работы, я входил в курс дела, возился с компьютером и изучал все, что имелось у Валерия по Полынскому и его организации. Теперь я знаю многих серьезных людей Геннадия Борисовича, но пока, конечно, заочно. Знаю, что они могут и умеют в этой жизни.

Приняв контрастный душ и переодевшись, отправляюсь в город. Полынскому следует звонить с улицы. Использую ближайший телефонный автомат. Мне отвечает голос незнакомого мужика. Говорю:

— Передай шефу, что звонил его знакомый по подвалу…

Называю номер своей новой трубы. Человек на связи ничуть не удивлен и заверяет, что передаст поступившую от меня информацию по назначению.

На улице льет дождь, зима никак не может закрепить свои позиции на питерской территории. Трудновато у нас с зимой, особенно в последние годы. Говорят, начинается глобальное потепление на всем шарике. Куда мы катимся, один Господь, наверно, знает, да и то, мне кажется, Всевышний должен быть всерьез озадачен тем, что происходит в подконтрольных ему владениях. Впрочем, насчет контроля тоже сомнительно. А может, на нас, и в особенности на Россию, вообще все уже плюнули? В России, во всяком случае, ничего нельзя контролировать полностью. Россия, как питерская погода, непредсказуема.

Забираюсь в свою новенькую черную девяносто девятую модель «жульки» и отруливаю от тротуара. До звонка от Полынского, если, конечно, такой звонок вообще состоится, у меня уйма времени, и мысли лезут в мою бестолковку самые непутевые. Например, о моей личной жизни, которая складывается не слишком удачно. Вроде бы пора как-то определиться, да все уводят в сторону мужские игры, затягивает хаос жизни, подвергая постоянному риску потерять свою, кстати, единственную голову. Хоть и не Змей я Горыныч, ан нет, неймется.

Румянцев и тот семьей давно обзавелся и, как говорится, совмещает. А у меня ни черта не получается. Светланку снова пришлось отправить к ее родителям. Бедная моя белокурая секретарша. Не могу понять, как она еще терпит мои похождения. Это для меня такая же загадка, как мексиканские пирамиды. Почему-то она продолжает верить, что у нас все наладится. Да я и сам в это верю, ведь я оптимист. Вот никак не выходит из головы тот домик в пригороде и спокойное, без пальбы, житье-бытье в добром семейном кругу да выращивание каких-нибудь редких сортов роз в собственных теплицах и саду. Почему именно розы? А хрен их знает. Начитался, похоже, иностранных детективов. Там всегда бывшие менты или гангстеры выращивают на пенсии цветочки в собственных садиках. Наверное, цветы как-то благотворно действуют на нервную систему. Другого смысла в занятии садоводством я не вижу.

Блинькает сотовый телефон, который я бросил подзаряжаться на сиденье рядом с собой. Ливень со снегом разошелся не на шутку. Ну и погодка у нас в зимний период. Беру трубку:

— Да…

— Вы недавно напомнили о себе… — вещает опять же незнакомый голос. Сколько же их там, этих посредников, у Барина?

— Звонил. Говорите, — бросаю резко и сухо. Нечего им там расслабляться и понты колотить, конспираторы хреновы.

— Ресторан «Глория» в Зеленогорске. Восемь вечера.

— Понял.

Выключаю трубку. Ну ничего себе, ближний свет! Смотрю на циферблат: полтора часа в запасе у меня есть. Завалиться в какую-нибудь кафешку или подождать до Зеленогорска? Если встречу назначили в ресторане, это еще не значит, что я смогу там поесть. Решено — перекушу где-нибудь по дороге.

Пробираюсь к выезду из города в сплошном потоке транспорта и воды, льющейся с неба. Мне нужно на Приморское шоссе. Все время удивляюсь: телевидение и газеты кричат о задержках с выплатой денег народу, о безработице и тому подобных ужасах, а машин на улицах с каждым днем все больше, да и люди вроде ходят не грустные. Молодняк в «Кэрролсах» сидит и по ночным клубам шатается. А если верить прессе, так у нас в городах все давно вымерли, кроме правительства, бандитов, ментов и проституток. Пьют не меньше, службы все работают, и в магазинах людей, как и у ларьков на рынках, всегда полно. Кому-то, выходит, нужно жуть вбивать в головы общественности, что все у нас хреново, а будет еще хуже… Я лично уверен, что, как бы паршиво в России ни было, все равно мы выживем. Россия, мать вашу, есть и будет всегда. Когда все остальные провалятся в тартарары, она, родная, останется. Теперь многие свалили и продолжают сваливать за бугор. Конечно, деньги, благополучие, минимум проблем. Неплохо так пожить, без проблем-то. Кто-то рыдает, мол, утечка мозгов! Так это ж, в сущности, дохляки и укатили. Предатели. Ну а как их иначе назовешь? Они, видите ли, Родину любят, но жить здесь не могут… Вот, б ля, отмазку придумали! Да и пусть валят все на фуй, без заморышей обойдемся. После сами же еще на карачках приползут — принимайте «блудных сыновей». Шансонье да шансоньетки уже обратно потянулись. Деньжат в России подзаработать. Конечно, кому они там нужны, кроме своих, таких же русских? Не каждый здесь выдюжит, вот потому слабаков у нас и не любят. А что до дураков, ну дураков в России всегда хватало. Но больше у русских авантюристы в чести, потому как от простого бича до президента или царя на Руси все такие. Для России законы не писаны, какими их хорошими или плохими ни делай. Волюшка в нас крепко сидит. А отсюда и тюрьмы переполнены. Сидим, родимые, или уворачиваемся от тюрьмы на каждом шагу, потому и ума в голове у наших больше, чем денег в карманах. А если наличествует в кармане монета звонкая, тогда — гуляй, босяки! Один раз живем, мать вашу!

И таращатся на нас Европа и Штаты, и не понять им со всеми их вестернами, с кетчупом вместо крови, что такое жить «от вольного» — так у нас говорят, меняя новый рожок и передергивая затвор. Пропадать — так с музыкой, да чтоб весело было! Россия — это триллер вживую…

Уворачиваюсь от «опель-кадетта», ведомого прямо в ад молоденькой девчонкой. Права ей выдали в ГАИ, а ездить она научится лишь на том свете. Сейчас таких ездоков полгорода. Опять же, какой русский не любит быстрой езды? Действительно — какой? Вон «восемьсот пятидесятая» «вольвуха» застряла в куче строительного мусора метрах в двадцати от трассы. Не рассчитал водила или вообще не заметил, что в этом месте дорога поворачивает немного влево, и пошел, родимый, сшибать кустарник по обочине. Но вроде живые остались. Двое бритых крепышей ходят вокруг покореженной тачки, пинают ногами кузов. Ясное дело, отмудохать ее, хренотень нерусскую, раз на танк не похожа и мнется от легкого удара о бетон… Подумаешь, дороги не хватило. Нам никаких дорог не хватает, не любим наезженное и опробованное. В кайф ездить только там, где нельзя и опасно. Вот тогда по-нашему, по-русски. А иначе и жить неинтересно — это я вам точно говорю.

Не доезжая Сестрорецка, сворачиваю с трассы к небольшому кафе. Запарковав машину и уже было собравшись пройти в помещение, слышу, как меня окликают:

— Эй, мужик!

Не очень-то вежливое обращение. Оборачиваюсь. Возле черного «гранд чероки» двое типов с короткими стрижками и в спортивных куртках, недобро ухмыляясь, смотрят в мою сторону. Они только что свернули с трассы следом за мной. Их тачку я заметил еще от Ольгина, и, пока парковался, ребята выжидали, встав наискосок к дороге.

— Говори… — киваю доброжелательно крепышу с массивной золотой цепью на бычьей шее.

Крепыш хмурится, услышав мой ответ, а второй парнишка, чуть повыше своего приятеля, демонстрируя ухватки доморощенного каратиста, медленно так, на мягких лапах, как кот, приближается ко мне.

— Тебе не кажется, мужик, что ты воткнул свое «ведро» на чужое место? — интересуется он, уверенный, что от одного вида его злобной рожи я упаду в обморок, а очнувшись, отдам все, что у меня есть в карманах и на лицевом счету. Пацанам лет по двадцать с небольшим, они решили поиграть в гангстеров.

Я посмотрел на свою «жульку» — свободного пространства на стоянке хватит, чтобы разместить парочку «бэтээров» из близлежащей воинской части да штуки три городских хвостатых «Икаруса».

Пожимаю плечами. Парни чувствуют себя хозяевами положения. Их ошибочное представление относительно меня основывается, видимо, на том, что на моей машине — белорусские номера. Молча иду обратно к «Жигулям» и, забравшись в салон, отъезжаю, разворачиваясь к выезду на трассу. Возиться мне с ними лень. Мы люди негордые, перекусим и в другом месте.

Двое придурков, увешанных цепями, браслетами, провожают мою машину хмурыми взглядами. Черт с ними. Выхожу на прямой участок трассы, впереди уже видны огни высотных домов Сестрорецка. В зеркало заднего вида замечаю севший мне на хвост все тот же «гранд чероки». Парни держатся метрах в пятидесяти от меня, прикрываясь идущим между нашими машинами японским микроавтобусом (маршрутное такси). Мысль о том, что меня ведут люди Полынского, отпадает. Скорее всего, придурки самостоятельно решили потрясти прикатившего из Белоруссии коммерсанта, но сначала все-таки хотят выяснить, куда и к кому я направляюсь.

Уйдя к мосту вправо, объезжаю вечерний Сестрорецк по Приморскому шоссе. На выезде из черты города сворачиваю к стоящему у трассы большому жилому дому, в торце которого высится пристройка ресторана. Тут же внизу — помещения автосервиса и еще одного ресторанчика поменьше. Припарковав машину между двумя иномарками, спускаюсь вниз по пандусу. Краем глаза отмечаю, что джип с бычками тоже пристраивается на стоянке, выбирая место ближе к выезду. Стоянка бесплатная и не охраняется, а время позднее, темное и вредное для здоровья в наших краях. Но это, конечно, еще вопрос, для чьего здоровья оно окажется вредным.

Ресторанчик корейский и довольно неплохой по интерьеру, с кабинками. В первую очередь заказываю горячее и кофе, расслабленно откидываюсь на удобном сиденье, закурив сигарету. Народу в зальчике немного, в большой кабине у входа сидит компания из четырех парней и двух размалеванных дам. Компашка навеселе, и в их громком разговоре довольно часто проскакивает отборный мат. Местная бандитская «элита» изволит гулять. Мне иногда кажется: у нас, куда ни ткни пальцем, в нормального человека не попадешь — это будет или мент какой-нибудь коррумпированный, как у нас теперь легавых называют, хотя, по-моему, других и не было, или пройдоха коммерсант, или бандит. Нормальный народ можно увидеть только в час пик в общественном транспорте. Как говорит один мой знакомый пьяница: «В метро, как в зоопарке, встречаются редкие виды человека разумного». Наверно, он прав. Бычки из «гранд чероки» устроились чуть позади моего столика, и я чувствую спиной, как они меня внимательно изучают.

Пока пил кофе, принесли горячее. Что-то с мясом, лапшой и бульоном в глубокой чашке. Вкусно.

Быстро поев, закуриваю еще одну сигарету перед дорогой. Бычки терпеливо пьют кофе, ожидая моего выхода. Времени до встречи у меня еще достаточно. До встречи с кем? Приедет ли сам Полынский или опять пришлет посредника, которых у него, судя по всему, хватает. А может, вообще пуля откуда-нибудь прилетит? Хотя, собственно, что-что, а пулю я вроде еще не успел заработать. Но это мое мнение. Кто знает, как думают другие? Оружия у меня с собой нет. Но не это пока важно. Полынский сказал, что проверил мою машину. Та «восьмерка» проведена по липовым документам. И сейчас у меня тоже все документы липовые, но липа хорошая, качественная. Настоящий владелец «восьмерки» заинтересовать Полынского, конечно, мог, но вряд ли его люди способны так быстро получать информацию на любого, кем вдруг заинтересуется их босс. С другой стороны, мы с Румянцевым и планировали серию точных ходов, чтобы я смог сблизиться в деловых отношениях с Геннадием Борисовичем. Сработала самая первая встреча, на которую вообще-то мы не рассчитывали. Странно? И да, и нет. Судя по всему, Барин знает толк в специалистах разного профиля. Но почему тогда он, сука, сразу же за меня зацепился? Только потому, что я рубанул при нем кучу народа? Неужели все-таки просочилась какая-то информация с «кухни» Румянцева? Ну что же, тогда я, скорее всего, и еду за своей пулей. Ладушки, там посмотрим. Игра есть игра, тем более обратку включать и проверять возможные каналы утечки информации уже нет времени. Значит, буду втройне осторожен.

Тушу окурок в пепельнице и поднимаюсь. Бросив на стол деньги, не спеша иду к выходу. Пасущие меня бычки идут следом. Похоже, они не из местных, не из Сестрорецка. Потому что с парнями из матюгающейся компании не здоровались при входе. Впрочем, матюжники тоже могут быть не местными. Определить сразу трудно, да и лень думать об этих сопляках, честно говоря. На улице темно, сыро и неуютно. С затянутого тучами неба валит крупный мокрый снег. Поднимаясь вверх по пандусу, слышу, как хлюпают сзади лужи под ногами двух бычар. Надоели мне уже эти мальчики, а им, в свою очередь, видно, надоело быть здоровыми. Бычки нагоняют меня возле машины. Я специально медлю у багажника, делаю вид, что осматриваю заднее колесо. Чем-то якобы недоволен. Может быть, тем, что оно круглое?..

Бычары подходят почти вплотную, и я поднимаюсь с корточек.

— Вы что-то забыли мне сказать? — с усмешкой интересуюсь у них.

Ко мне осторожно приближается худощавый. Похоже, я не ошибся — он учился какому-то виду восточных единоборств. Начинать будет он…

— Ты чего скалишься, козел? — зло спрашивает худой, отставив левую ногу на место посуше — выбирает твердую опору.

Все это мы уже проходили, и очень давно. Пацаны — обычные гоп-стопники, задумали поживиться на шару, благо клиент, то есть я, приезжий. Делаю вид, что словечко «козел» я не расслышал.

— Ты к кому приехал, бульбаш? — басит крепыш, пробивает обстановку.

— Да я транзитом тут, парни. Через Питер в Финляндию… — отвечаю застенчиво, якобы ни сном ни духом не ведая, о чем сейчас пойдет разговор.

Тощий и его приятель быстро переглядываются. Надо же, сообразили: если я рулю из Белоруссии в Финляндию, значит, деньжата у меня имеются. Чем не добыча?!

— А ты знаешь, мужик, что за проезд платить надо? — спрашивает худой, склонив голову набок. Издевка в его голосе слышна явственно. Ребята сами нарываются на скандал.

Я пожимаю плечами:

— И сколько?

Худой, видимо, не ожидал, что я так быстро сдамся, нахмурился, прикидывая, сколько же действительно может стоить такое дело.

— Плати тонну баков и можешь дуть спокойно… — наконец решает он финансовую задачу.

Ничего себе у ребят запросы. Выложи ему вот так запросто тысячу долларов и будь после этого счастлив. Мне смешно. Бычки, однако, ждут моего решения, ждут, когда я собственноручно и без всяких фокусов отдам им требуемую сумму. Видимо, парни не всегда прибегают к насильственным методам при изъятии валюты у граждан, но, наверно, о таких, как эти ублюдки, сказал когда-то О'Генри: каждый доллар в кармане ближнего они принимают за личное оскорбление. Без насилия, вроде как сейчас, даже проще: мужик сам отдал, и все тихо-спокойно. Увы, ребята, сегодня вам не повезло.

Тянусь правой рукой под куртку к пиджаку с явным намерением достать лопатник. Худой поощрительно улыбается, следя за движением моей руки. Я же с ними просто играю. Рановато парни расслабились. Впрочем, дилетант он и есть дилетант, даже если таковым себя не считает. Удивительно, как это два таких барана сумели заработать столько денег, чтобы купить отнюдь не из дешевых и совсем новый джип? Очень удивительно. Может, отняли у кого-нибудь?..

С интересом наблюдаю, как парней начинает бить мелкая дрожь при виде моего пухлого от денег бумажника. Тощий шевелит губами — возможно, уже решая про себя о повышении тарифа на проезд мимо них. Помечтай, помечтай, парниша.

Молниеносным ударом левой руки в висок достаю худого. Пока он еще собирается завалиться в лужу, делаю прыжок и оказываюсь перед крепышом. В его глазах сначала отражается недоумение, затем вспыхивает злоба. Сейчас она погаснет. Злобствовать крепыш будет несколько позже, когда оклемается.

— Лови! — говорю балбесу, кидая ему бумажник.

Реакция крепыша на нестандартную ситуацию соответствует уровню школьника начальных классов. Крепыш ловит бумажник. Жадность фраера сгубила — так вроде говорят в их среде. Два удара (в горло и в висок) крепыш ловит также без проблем.

— Молодец, засранец, — хвалю крепыша, растянувшегося без сознания в большой луже возле моей машины.

Он так и не выпустил из рук мой лопатник, поэтому тот не запачкался и не намок. Прячу портмоне в карман. Внезапно ситуация усложняется. Два чудика, как на пляже, развалились у моих ног, и в этом нет в сущности ничего предосудительного, местечко-то здесь курортное, но на стоянку, как всегда не вовремя, выруливает ментовский «уазик». Там, где я стою, свет от уличного фонаря слабый, но то, что менты видят меня и отдыхающих барбосов тоже, сомневаться не приходится. Машина, скрипя колодками, тормозит. Ну вот, опять начинается… Из «уазика» выскакивают трое с автоматами и в бронежилетах и быстро рассредоточиваются возле своей машины. Один из них, держа «калаш» наперевес, командует мне:

— Подними руки! Ладони вперед! Подойди сюда!

Выполняю команду без пререканий, так как на меня нацелены два ствола «акаэмов». Дергаться бесполезно. С такого расстояния эти молокососы сделают из меня решето, что меня не устраивает. В нескольких шагах от них останавливаюсь, демонстрируя одни только добрые намерения. При столкновении с противником необходимо делать так, чтобы он сразу оказался в нестандартной, труднопредсказуемой ситуации. Криво улыбаясь, говорю тихо, но так, чтобы менты у машины слышали:

— Ребята… Все нормально… На меня напали… с ножом… У меня что-то со спиной…

Закатываю глаза и, простонав маловразумительное, валюсь на мокрый асфальт, сделав вид, что потерял сознание.

— Эй, мужик! Ты что? Что с тобой?! — Менты забывают об опасности и кидаются ко мне. Вокруг меня собираются все трое.

— Ранен? — спрашивает один другого.

— Он сказал — у него что-то со спиной… И про нож… — отвечает склонившийся надо мной.

Кто-то дотрагивается до моей шеи, проверяя пульс. Жаль, но придется парней поучить. Я, даже не открывая глаз, только на звук голоса, резким ударом по горлу выключаю первого. Серия быстрых ударов в подскоке в разных направлениях — и, как былинки, падают остальные. Вырубил я парней капитально, но на их здоровье это не отразится. Зато урок получили хороший.

Быстро проскальзываю в свою машину и выгоняю ее на трассу. Времени у меня не то что в обрез — его, можно считать, вообще уже нет. До Зеленогорска километров двадцать, не меньше. Менты сейчас очухаются и быстренько допросят парней, а те номер моей лайбы знают, наверняка запомнили. Надеяться на то, что он вылетел у них из головы, не приходится. Тут уж как повезет. Но на пути до Зеленогорска меня могут перехватить легко. Набираю номер телефона одного из посредников. Отвечает уже знакомый мне голос. Говорю, кто я, и сообщаю ему, что появились некоторые осложнения с сестрорецкими ментами и возможен вариант, что я или задержусь в дороге, или не смогу приехать вовсе.

— Нужна помощь? — спрашивает голос бесстрастно.

— Какая помощь? — удивляюсь я. — Я сейчас отваливаю по трассе…

— Понял. Передам.

Выключаю трубу и закрепляю ее на своем поясе, мало ли, придется сваливать быстро от машины, а связь мне еще пригодится. Ну и денек у меня выдался. От развилки ухожу вправо на Средне-Выборгское шоссе. Приморское слишком петляет, и на такой мокрой дороге по нему трудно держать высокую скорость, а трасса, идущая вдоль железной дороги, прямая и удобная. Солнечное и Репино проскакиваю без задержек. В Комарове сворачиваю с трассы и углубляюсь через поселок в сторону Финского залива. Миновав правительственную дачу, выворачиваю вправо на узкую асфальтовую дорогу. Эта дорога тянется через лес и выходит к дачам и дому отдыха «Джузеппе ди Витторио» уже в Зеленогорске. Места мне знакомы как свои пять пальцев. До встречи минут пятнадцать, это если быть, конечно, пунктуальным. Со стороны бывшего садово-паркового хозяйства выезжаю на Комсомольскую улицу и, оставив машину возле первой точечной девятиэтажки недалеко от проспекта Ленина, уже спокойно направляюсь к ресторану. Ресторан «Глория» расположен в современном двухэтажном здании на втором этаже. Первый этаж занимают два магазина — продуктовый и вещевой — и небольшой кафетерий, где можно перекусить по пути. Всем этим хозяйством заведует жена моего старого знакомого Комарова Юрия Даниловича. Юру я не видел лет сто. По слухам, он теперь респектабельный человек, весьма авторитетный на всем пространстве от Выборга до Питера, а может, и дальше. Юра малым никогда не довольствовался: «Пить — так бочку, иметь — так миллион…» Дай Бог, чтобы все это у него получалось.

Поднимаюсь на второй этаж, в ресторан. Отделка, интерьер — все солидно и вместе с тем уютно. На входе на меня внимательно смотрит какой-то тип с подозрительной рожей.

— Меня ждут… — говорю ему небрежно.

— К кому? — спрашивает он.

— К Барину твоему в сером пиджаке.

Он кивает, дескать, понял, больше вопросов нет, и, посторонившись, дает мне пройти, но идет следом. Навстречу мне из-за столика поднимается еще один тип и протягивает руку.

— Лева, — представляется он.

— В лад… — называю себя.

— Не будем терять время, нас ждут… — говорит Лева и выходит в проход.

Я жду, что еще он мне скажет. На Леве хороший, из дорогих, костюм, и тянет от него престижным одеколоном. Парнишка он непростой, мне это сразу видно и по его уверенным движениям, и по легкой кошачьей походке, и по цепкому взгляду. Взгляд как у кобры. Рука у Левы жилистая и крепкая, словно из железа. За этим парнем нужно будет приглядывать особо…

— Иди за мной, — говорит Лев и быстро выходит на улицу.

Иду за ним. Ресторан был использован только как место встречи. Полынский, скорее всего, находится достаточно далеко отсюда. Подойдя к БМВ (семисотая серия, из новых моделей), пакуемся внутрь. Едем мы с Левой вдвоем. Я пока молчу в тряпочку, как говорится. Лева выруливает из Зеленогорска в направлении поселка Первомайское. Он тоже пока молчит, ставит кассету с песнями Розенбаума. Песни из ранних — «Глухари на токовище…». Мне эти вещи Розенбаума нравятся. Слушаем. Я курю, Лева рулит, Сосредоточив внимание на извилистой дороге.

— Тачку бросил? — вдруг спрашивает он.

— Угу… — киваю.

— Следов не оставил?

Дымя сигаретой, я саркастически хмыкаю. Гляжу на летящую под колеса темную мокрую дорогу.

Понял, лишний вопрос… Ты, кстати, одного ухлопал…

Как же это я не рассчитал? Пожимаю плечами:

— Мне все равно.

Теперь уже хмыкает Лева.

— Сержант из патруля окочурился, — делится он со мной свежей информацией. — Куда-то ты его в репу сильно приложил… Не повезло парню.

— Не повезло, — соглашаюсь я.

— Менты теперь рыщут по всему пригороду… — Лева ржет.

М-да, не думал я, что так получится. А хотя попробуй точно рассчитать, когда три «кала-ша» тебе в пузо смотрят. Тут уж действительно кому как повезет. Сегодня повезло мне.

Лев снова замолчал. Меня на разговор тоже не тянет.

Едем мы уже порядком. Лева в который раз сворачивает на какие-то второстепенные дороги, где указатели или оторваны, или настолько старые и грязные, что прочитать на них что бы то ни было не представляется никакой возможности.

Наконец БМВ замедляет ход и сворачивает на узкую дорогу, ведущую в глубину соснового бора. Проезжаем по дороге около километра и упираемся в высокие металлические ворота. Забор метра три высотой, кирпичный. Замечаю над воротами две следящие камеры. Створки разъезжаются, уходя в стены забора. Только теперь мне становится видно, что кирпич — это просто облицовка мощной бетонной ограды. Неплохо. Подъездная асфальтированная дорога к дому проходит через большой сад. Дом выглядит очень даже внушительно. Очень похож на старинный замок. Хрен с ним, с этим замком. Меня интересует, что дальше. Некоторые технические моменты охраны территории и дома я уже отметил. Здесь применены и новинки компьютерного обеспечения безопасности. Народец тут собрался, видимо, серьезный. Что-то в досье Румянцева об этом домике ни черта не сказано. В просторной прихожей, которая напоминает небольшой зал какого-нибудь поселкового клуба (конечно, только по площади, а не по интерьеру), встречает нас знакомый уже мне тип из охраны Полынского, которого я выключил утром в ресторане, когда он попытался раздавить мне руку. Охранник, оглядев меня с ног до головы, усмехается.

— Обыскать мне тебя, парень, придется… — басит он внушительно, но не зло.

Лева стоит со мной рядом. Отмечаю, что он не напряжен. Правда, это ничего не значит. Лев прошел где-то отличную подготовку, он боец особой породы. Таких парней я отличаю среди прочих шестым своим чувством.

— Ищи… — говорю я спокойно охраннику.

С моими способностями он уже знаком, поэтому не торопится — обыскивает меня досконально, только что в задницу не заглядывает. Дураков, я вижу, здесь не держат и Джеймса Бонда не ждут. После осмотра охранник отступает, и Лева проводит меня в гостиную. Роскошь этого удивительно просторного помещения описывать не имеет смысла. Все равно мне здесь не жить. Все в этих апартаментах на самом высоком уровне, можете не сомневаться. В мягких креслах утопают двое. Полынского я уже знаю, второй дядя мне пока не знаком.

Оба смотрят на меня с интересом.

Усаживаюсь в кресло напротив них. Устраиваюсь поудобнее, не отводя взгляда от этих двух типов, достаю сигареты и зажигалку.

— Добрый вечер, господа! — здороваюсь с ними.

— Добрый вечер, Влад… Если он и правда добрый… — приветствует меня Полынский. Тоже мне ослик Иа.

Его сосед ограничивается кивком. Аккуратная причесочка, посеребренные сединой волосы зачесаны назад. Вид у этого мужика солидный. Одна только заколка в его галстуке стоит целое состояние. Но меня интересует другое. Леве я представился, а вот Полынский не мог знать моего настоящего имени, если только на самом Льве не было передающей аппаратуры.

— Мы уже в курсе, Влад, что у вас были неприятности в Сестрорецке. Может быть, вы нас просветите, что там случилось? — Геннадий Борисович предлагает мне высказаться.

Пожимаю плечами:

— Два отморозка хотели снять с меня лавэ на трассе. На моей тачке висели белорусские номера. Когда я разобрался с мальчиками, подскочили менты. Пришлось их тоже до кучи…

Полынский кивает. Седой мужик все так же таращится на меня, словно хочет загипнотизировать. Его лицо не выражает никаких эмоций.

— Эй, парень! — говорю седому. — Перестань на меня пялиться. Мне это начинает надоедать…

Полынский смотрит на своего приятеля. Тот открывает рот и отчеканивает:

— Ты, сучонок, не тот, за кого хочешь нам себя продать. Мы точно знаем, что ты — из спецподразделения по борьбе с международным терроризмом. Советую тебе подумать и рассказать все самому, иначе мы будем вынуждены тебя обработать… Кто послал? С кем взаимодействуешь? Цель, задача?

Столбик пепла на моей сигарете даже не дрогнул, хотя все у меня внутри всколыхнулось и отпало. Похоже, в этот раз я вляпался.

Лева стоит сбоку, метрах в пяти, и с интересом меня рассматривает. Оружия у него в руках нет. Ни у кого в этой гостиной в руках нет оружия, но я знаю, что за каждым моим движением следит не одна пара глаз. Стоит только дернуться, и от меня останется пыль, мокрая пыль…

— Моя задача не общаться с такими кретинами, как ты… — говорю седому, ухмыляясь. — Если не нравится мое общество, можете отвезти меня обратно к моей машине.

Седой вопреки ожидаемой вспышке гнева откидывается расслабленно на спинку кресла.

— Хорошо. Мы именно так и сделаем, — говорит он спокойно.

В зале появляются трое вооруженных «кипарисами» парней в масках.

— Ребята тебя проводят, — говорит седой и вдруг оскаливается.

Похоже, что именно так он улыбается. Веселый парень. Поднимаюсь с кресла, затушив в пепельнице окурок. Один из автоматчиков рукой показывает мне, чтобы я следовал в направлении одной из дверей. Правда, никто не пытается надеть на меня наручники. Неужели все здесь настолько уверены в своих силах? Ну уж хрен вам, ребята, просто так закопать я себя не дам и вас возьму с собой столько, сколько смогу.

Идем по длинному коридору, совершенно пустому и ослепительно белому от ламп дневно: го света. Я — впереди, трое топают за мной на небольшом расстоянии. Они меня не боятся — у них артиллерия. Не боятся? А зря. Бояться иногда очень даже полезно. На шаге правой ноги, только коснувшись пола и тут же спружинив, делаю сальто назад. Удары двумя ногами в головы конвоя достигают цели — двое тут же отлетают на пару шагов по коридору, роняя оружие. Коснувшись руками пола, бросаю тело в немыслимую вертушку по ногам третьего. Как мне это удается — вряд ли сумею объяснить. Хочешь жить — умей вертеться. Парень падает с перебитыми ногами, головой таранит стену. Его «кипарис» уже у меня в руках. В коридоре появляется четвертый охранник с «макаром» в руке. Рывком за шиворот поднимаю одного из вырубленных мной мальчиков, прикрываясь им как щитом, говорю горилле:

— Бросай пушку. Лапы вверх.

Горилла выполняет команду. Забираю автоматы у остающихся отдыхать в коридоре и, держа на мушке гориллу, приказываю ему возвращаться назад. Охранник подчиняется.

В гостиной все те же: седой, Полынский и Лева, он теперь занимает кресло, в котором недавно сидел я. Останавливаюсь возле шкафа, а охраннику приказываю подойти к своему шефу. Громко советую присутствующим не делать резких движений.

— Лева, положи, пожалуйста, руки на стол, чтобы я их видел. Это моя личная просьба, — говорю я достаточно дружелюбно.

Этот парень не вызывает у меня муторных ассоциаций. Не ошибусь, если скажу, что мы с ним одного поля ягода. Лев спокойно выполняет мою просьбу. Все смотрят на меня с холодным интересом. Надо же, ничего они не боятся. Или тут собрались только парни без нервов?

Обращаюсь к Полынскому:

— Я сюда приехал не воевать, я рассчитывал получить поддержку и работу. Твой компаньон, — киваю на седого, — сказал правильно. Я действительно бывший капитан спецназа в отставке. Совсем недавно у меня было свое детективное агентство в городе, но с некоторого времени я опять не у дел. Судя по тому, как вы меня встретили, дороги у нас разные. Подозревайте меня, мать вашу, в чем угодно, но я, господа, сейчас отваливаю, так как накопилось чертовски много дел. Надеюсь никогда больше не лицезреть ваши гнусные рожи.

Кивнув им на прощание, отхожу в сторону дверей, ведущих на улицу. Я, конечно, не рассчитываю уйти отсюда без осложнений, но кучка стволов на мне придает гораздо больше уверенности. Стук створок напротив, и в зал влетают двое с автоматами Калашникова. Тут же срезаю их короткой очередью. Парни остаются стоять, держа меня под прицелом. Выпускаю в них еще полрожка и в бешенстве швыряю автоматы на пол. Меня все-таки переиграли. Патроны в «кипарисах» оказались холостыми. В гостиной уже полно боевиков, и сейчас из меня сделают дуршлаг. Так мне и надо. И профессионализм иногда подводит, потому что рассчитываешь на то, что другой профи не допустит грубой ошибки… Долбаные стандартные ситуации, на которые легко и сам попадаешься. Надеюсь, что тех парней в коридоре я все-таки достал серьезно.

Полынский хохочет и вытирает платком слезы. Надо же, какой юморист, сука. Лева тоже смеется и встает. Даже седой перестал щериться, на лице у него некое подобие улыбки. Громила охранник от смеха сбил со стола вазу с фруктами, зацепив ее своей обезьяньей рукой.

Ситуация действительно обхохочешься. Меня держат под стволами «калашей» человек девять боевиков. Лева подходит ко мне.

— Расслабься, — говорит он, улыбаясь, и хлопает меня по плечу. — Все отлично, братишка.

Полынский, отсмеявшись и, вытерев слезы, поднимается с кресла.

— Не обижайтесь, Влад, — говорит он, — это была небольшая проверка. Хотелось по смотреть, как вы поведете себя в экстремальной ситуации. А заодно убедиться в вашей лояльности. Все в порядке. Вы нас устраиваете. Присаживайтесь, прошу вас…

— Инструкторы, мать вашу! — бурчу я.

Лев обнимает меня за плечи, сажает в кресло и садится рядом.

— В свете всех последних событий мы можем заключить, что не ошиблись в вас, — говорит мне седой. В его голосе слышится одобрение.

Боевики исчезли из гостиной. Как я успел заметить, жильцов в этом коммунальном замке хватает.

Полынский подзывает своего охранника и что-то говорит ему на ухо. Тот быстро выходит из зала.

— Этот человек, Влад, мой хороший друг, — обращается ко мне Полынский, кивком указывая на седого, но не называя его имени. — Он недавно в наших краях, но в курсе всех дел. У нас, Влад, бизнес серьезный, и люди, стало быть, нужны серьезные. Я думаю, что вы сможете дать правильный ответ на некоторые вопросы…

Я киваю:

— Если это в моей компетенции…

Вернулся охранник и шепчет что-то на ухо Полынскому. Тот кивает и взмахом руки отправляет гориллу из зала. Затем смотрит на меня изучающе:

— Трое моих людей, с которыми вы, Влад, только что пообщались, отправлены в больницу в очень тяжелом состоянии.

— Это мне без разницы. Или мне поплакать?

Полынский усмехается. Он, конечно, понимает: его люди — его и проблемы. Сам же затеял проверку. Меня-то волнует совсем другое: в окружении Полынского я вижу человека, о котором нет никакой информации в материалах Румянцева. Я бы сказал, что мне здорово везет, если бы все не было так хреново…

— По нашим каналам, — начинает седой, — с абсолютной достоверностью выяснены многие позиции по вашей, В лад, деятельности в разные периоды времени. Человек вы непростой, это ясно, поэтому вы нам и интересны. Вопросов у нас к вам немного, но они есть, и продиктованы они оперативной необходимостью. Надеюсь, вы меня понимаете?

Чего уж тут не понять. Теперь мне ясно, откуда взялись этот седой и его Лева.

Седой, несмотря на большой опыт, все-таки не может пересилить себя, как это сделал я, не может отказаться от специального жаргона спецслужб. Эта лексика выдает его с головой. Вот только откуда он, такой красивый, нарисовался, и насколько этот дядя загружен информацией о моей скромной персоне?

— Один из наших агентов, курировавший в свое время серьезную операцию, столкнулся с вами, Влад, — говорит седой, пристально наблюдая за моим лицом. — Нам пришлось смириться с отрицательным результатом операции, а также с гибелью этого агента. Вы для нас олицетворяете погрешность в реализации отлично разработанной акции…

Я уже понял, кого он имеет в виду, говоря о гибели их агента. И сразу прикинул, насколько я был завязан и насколько я в свое время доверял майору Саше. Получается, не очень много Саша мог от меня узнать. Почти ничего. Эту версию мы отрабатывали с Румянцевым. Тогда Александр вместе со мной принял участие в деле с коллекционером. Он знал, что я бывший спец, но был уверен, что это в прошлом и работа частного детектива — все, что мне осталось в жизни…

— Вас опознал в ресторане мой человек. Все произошло совершенно случайно, но это и хорошо, что так получилось, — продолжает седой. — Сейчас меня интересует, насколько вы дружны с генералом Румянцевым.

Кажется, можно расслабиться. Не так уж много эти ребята разнюхали.

— Одно время мы действительно были дружны, да и теперь я не считаю генерала своим врагом, — отвечаю, прикуривая сигарету. — Но после того как у меня случилась неприятность с парой трупов, Румянцев отказался мне помогать. Поэтому теперь я не поддерживаю с ним никаких отношений. Дружба дружбой, а служба службой. Он мне ничем не обязан, а служба у него такая, что и старого приятеля из целесообразности может сдать с потрохами под горячую руку. Меня жизнь научила не доверять людям в погонах до конца. Вам это должно быть знакомо… Седой кивает:

— Я вполне согласен с вами. Что вы нам еще можете сказать о своем бывшем друге? — буравит он меня змеиными глазками.

— Во-первых, Румянцев — человек другой службы. И о его непосредственной работе я почти ничего не знаю. Так же как не делился бы с ним своими разработками. Несколько раз мы сталкивались по службе, и пару раз он помог мне, когда я занимался частным сыском. Вообще-то мы знакомы с детства, потому что дружили наши родители. Он старше меня, а в детстве разница в возрасте особенно чувствительна. Помнится, я с ним частенько дрался. Мы жили тогда в одном доме.

Полынский усмехается, думая о чем-то своем. Седой слушает внимательно, а Лева наливает мне в бокал минералки.

Закуриваю новую сигарету, но вовсе не потому, что волнуюсь. Из фильтра, когда сигарета у меня в зубах, выдавливаю в рот маленькие горошины с особым составом. Если мне с минералкой подадут «эликсир правды», я, конечно, буду говорить правду, но только придуманную мной и Румянцевым.

— Румянцев настырен в работе, — продолжаю я сдавать своего друга, не испытывая ни малейших угрызений совести, так как этот вариант у нас предусмотрен. — Он постоянно конфликтует с начальством, которое его ценит, хотя и не любит. Сейчас он почти не касается серьезных дел, работает в основном с агентурой, собирая информацию. Иногда его приглашают в качестве консультанта. Силовой, оперативной работой уже давно не загружен. Это все, что я могу о нем сказать.

— Неплохо, неплохо. — Седой улыбается. — В случае какой-либо необходимости, как вы думаете, В лад, через вас можно подкинуть информацию Румянцеву, чтобы он воспринял ее как достоверную?

— Нет проблем. Он знает, что мне необходима помощь, и если я дам ему что-то интересное, он расценит это как мою попытку заработать себе пару очков в плюс.

— Прекрасно! — выражает свое мнение Полынский.

Седой кивает удовлетворенно, вытаскивает из кармана пиджака золотой портсигар, достает из него небольшую сигарку. Полынский смотрит на седого, отпивает из своего бокала, переводит взгляд на меня.

В гостиной тишина. Я выпил минералку и снова откинулся на спинку кресла. Гляжу на Полынского ожидающе.

— С какой целью вы открывали свое детективное агентство? — наконец спрашивает он.

Я саркастически усмехаюсь:

— А вы на моем месте, наверно, пошли бы работать на завод?

Геннадий Борисович шутку не принимает:

— С вашими данными вы могли пойти работать и в милицию, и в ФСБ. Они сейчас неплохо зарабатывают на коммерсантах.

Я морщусь:

— Ментом нужно родиться. У меня таких задатков нет с детства.

Седой хмыкает. Лева откровенно ржет. Полынский пожимает плечами.

— Пять тысяч баксов в месяц… Не считая оплаты отдельных поручений. Вас это устраивает? — спросил он.

Я развожу руки:

— Без проблем. Была бы работа. Но у меня на хвосте милиция. Вы видите выход из этой ситуации?

Полынский и седой переглядываются.

— Мы в курсе ваших проблем на сегодняшний день, Влад, — снова вступает в разговор седой. — И мы можем их решить. Остальное зависит только от вас. Если вы окажетесь полезным для нас, то и мы…

Я киваю. Почему бы и не стать полезным, если я этого и добиваюсь, в конце концов?

— Хорошо, — говорит седой. — Лев введет вас в курс дел. Отдыхайте пока, присматривайтесь.

Я гляжу на Леву. Тот улыбается и показывает глазами в сторону выхода из гостиной. Действительно, делать здесь нам больше нечего, пора принимать на свои плечи груз текущих дел этих двух «папиков», остающихся в гостиной. Относительно моей работы у Полынского я и Румянцев иллюзий не строили. Тут все ясно. Не запачкаешься — не победишь. Мочилово мне предстоит наверняка серьезное. Уповаю лишь на то, что нормальных людей оно не затронет. А так, собственно, меня для этого дела и готовило наше государство в свое время. С чем, с чем, а с подобной работой мы знакомы досконально…

С утра отправляемся в сторону Гатчины. Лева за рулем, я рядом. На заднем сиденье развалился Седой. От Левы я так и не узнал, как зовут его шефа. И вообще я ни черта еще не знаю об этой компании. Едем мы на какую-то встречу. Оружия у нас с собой навалом, и можно не бояться, что нашу машину будут шмонать, потому что на лобовом стекле болтается прилепленная бумажка с российским флажком, на которой для любого барана в форме ясно накорябано, что жулики в БМВ катят «по делам Президента Российской Федерации».

Лева поставил кассету со сборником студии «Криминал рекорде». Лева прется от блатняка. Да и мне такие темы не давят в уши. Это песни «жизненные», они гораздо лучше, чем новомодные компьютерные миксы, которые уж точно музыкой не назовешь. Для молодняка они, конечно, в самый раз — обдолбаться кайфом и под «интс, интс, интс» «поколбаситься на „скачках“».

— Послушайте меня… — подает голос Седой с заднего сиденья.

Лева вырубает автомагнитолу. Ждем, какую такую светскую новость сообщит высокопоставленный громила. Он сообщает:

— С теми, с кем встречаемся, разговор длинным не будет… Но просто так нас оттуда выпустить не захотят. Смотрите в оба.

Я молча принимаю услышанное к сведению. Лева улыбается и тоже молча кивает, не отрывая взгляда от дороги. «Смотрите в оба». Ясен хрен, а как иначе живыми уйти?

Седой снова откидывается на заднем сиденье. Умных слов больше от него не слышно. А ведь волнуется, змееныш, отмечаю про себя. Могу сто к одному поставить, что я прав. От этой мысли мне почему-то становится легче. Лева снова врубает музыку.

Гатчину минуем транзитом и катим в направлении Никольского. За Новыми Черницами сворачиваем вправо. Похоже, скоро будем на месте. Миновав Рябизи, выезжаем к озерам. Когда-то я уже бывал в этих местах, но это было давно.

Лева останавливает машину на лесной дороге. Жду, что будет дальше.

— Нужно приготовиться, — бросает мне Лев и вылезает из машины.

Приготовиться, оно никогда не помешает. На улице не погода, а просто помойка. Снег не снег, дождь не дождь. Что у нас с природой творится в последние годы — не угадаешь наперед. Живем уже как на бочке с порохом или на ящике с динамитом. Ну и мысли у всех у нас соответственные — один черт, все равно в конце концов все в ящик…

По одному стволу у нас с Левой под левыми подмышками. У него «беретта», у меня «стечкин». Открыв багажник, Лева выкладывает еще небольшой арсенал, упакованный в пластмассовом чемоданчике с кодовыми замками.

Скинув пиджаки, надеваем шлейки с заспинными чехольчиками для метательных ножей. Такие же ножи крепим на руках.

Под штанину к икре надевается небольшая кобура с компактным «глоком», и такой же «глок» закрепляю у себя в области паха. Теперь порядок. Лева забрасывает пустой чемоданчик в утробу багажника, с сожалением хмыкает:

— Надо было по паре «эргэдэшек» взять… — Захлопывает крышку багажника.

— Ага! — поддакиваю я. — Не мешало бы по парочке подствольников, да еще по «стингеру» на рыло и БТР к парадному подъезду.

Лев смеется и подмигивает:

— А как насчет вертолетной поддержки?

— Ты маньяк, — говорю снисходительно, идя к своей дверце с правой стороны.

— У тебя рукоятка из-за воротника торчит, — подсказывает Лев серьезно через крышу машины.

Не ожидая подвоха, вскидываю руку, проверяя, какого дьявола вылез нож. Нож на месте.

— Один — ноль, — ржет Лева и падает внутрь машины.

Устраиваюсь рядом:

— Чтоб тебе всю жизнь на зайцев охотиться, — желаю ему добра.

— Ага, на твоей ферме, где ты будешь выращивать кукурузу, — не теряется напарник, заводя двигатель.

— Тебе глушитель в зубы не положишь, — оцениваю Левину находчивость.

— С твоей реакцией он обязательно будет без пистолета, — не сдается Лева хохоча.

Парень он что надо. Это я уже понял из нашего недолгого общения. Хотя практически ничего о нем не знаю. Смеюсь вместе с ним.

— Будьте серьезней, — советует нам Седой с заднего сиденья.

— Слышишь, что тебе говорят, трепло? — спрашиваю Леву.

— Да пошел ты!.. — отвечает он, посмеиваясь.

— Да пошел ты сам… — прикуриваю сигарету.

— Ну тогда уходим вместе, — крякает Лев и рвет «бомбу» с места в галоп. Последнее слово он всегда старается оставить за собой.

Наша цель — стильный коттедж с невысоким забором, который, собственно, оградой не является.

Вокруг растут редкие корабельные сосны, и, насколько можно видеть окрестности, других подобных строений нигде не заметно. Возле коттеджа две иномарки: серебристый «пятисотый» «мерседес» и «восемьсот пятидесятая» «вольво». Нас уже встречают, но не с помпой. Молодой парень в спортивном костюме вышел из дома и, спустившись по нескольким ступенькам вниз, рукой показывает, куда поставить машину.

— Ага, сейчас!.. — бурчит Лева, комментируя жест парня, и, выключив музыку, выруливает совершенно в другую сторону. Паркует БМВ, развернув ее в сторону выезда.

— Стоило ли демонстрировать? — спрашиваю Леву серьезно.

— Перебьются, суки… — говорит он и выходит из машины, оставляя ключ в замке зажигания.

Этот ход вкупе с некоторыми премудростями, установленными в автомобиле, гарантирует, что к электрике БМВ мину не присобачат. Программа компьютера предусматривает прогрев двигателя, а заодно всегда способна предупредить, если к выхлопной трубе привинчен какой-нибудь подарочек. Ну и работа специально вмонтированного сканера обеспечивает в отсутствие хозяина третий вариант защиты, чтобы и с дистанционным управлением «сюрприз» нам не преподнесли. БМВ стоит метрах в пятнадцати от «мерса» и «вольвухи», и сканирование вокруг нашей машины не затрагивает сигнализации тех тачек.

Относительно безопасности нашего возможного отступления на первом этапе все нормально. «Спортивный» не стал возражать на самовольную парковку и предлагает пройти в дом.

— Оружие есть? — спрашивает он нас с Левой, пропустив вперед Седого.

Мы не отстаем.

— Обязательно! — хмыкает Лева и, быстро обойдя «спортивного», пристраивается сбоку от Седого.

Я держусь рядом со «спортивным». Интуиция мне подсказывает, что ничего хорошего нам здесь не светит. Седой не ошибся в своих догадках. Так друзей не встречают. Желанных гостей выходят обычно приветствовать сами хозяева, не посылая для этого подручных. Проходим в просторную гостиную, где моментально прощупываю взглядом помещение — нет ли сюрпризов. Пока все спокойно. На большом диване светлой кожи комфортно расположились трое. Каждому уже за пятьдесят, и форму они свою поддерживают только за столом с обильной жрачкой. Три толстяка с типично совдеповскими мордами, которые тянут на весь комплект статей Уголовного кодекса. Жаль, что кодекс этот их так ни разу и не коснулся, лишь безобидно завис дамокловым мечом где-то далеко в стороне. Приподнять свои задницы троица все же соизволила, но этим толстяки и ограничились. Обошлось без рукопожатий и теплых дружеских объятий. Один из толстяков, видимо, старший в этом кругу, пробубнил что-то вроде приветствия — мол, они рады видеть Седого снова в их обществе. Если у этих дяденек таким образом выражается радость по поводу прибытия старого друга, то, мне кажется, честнее было бы без лишнего разговора сразу дырявить нам черепа.

Судя по Л евиному лицу, он тоже так считает. Лицо у него стало каменное, и хотя по нему напряга не видно, но парень, я чувствую, уже готов перестрелять здесь всех, кто только попадется в прицельную линию его пистолета.

— Пусть твои люди отдохнут в другой комнате, — говорит Седому один из жирных, потянувшись к небольшому столику, уставленному подносами и вазочками с фруктами и пирожными. Блеснув бриллиантовой запонкой в ослепительно белой манжете рубашки, толстяк взял короткопалой пухлой лапкой пирожное и с удовольствием его сначала оглядел. Седой кивнул нам, полуобернувшись. Уходим вслед за «спортивным». Помещение, в котором мы с Левой оказываемся, предназначено, скорее всего, для отдыха охранников дома. Здесь их уже семеро. Парни, понятно, приехали со своими боссами. Трое играют в карты. Четверо смотрят по «ящику» тупейший голливудский боевик. Не хотелось бы, но, похоже, тут у нас скоро раскрутится тема покруче, чем на экране телевизора. Лева подходит к играющим в карты, я располагаюсь в кресле за спинами любителей американской кинематографии, но так, чтобы видеть всех этих ребят еще и сбоку. От «спортивного», я замечаю, наш маневр не ускользает, но он виду не подает и молча покидает комнату. Интересно, сколько человек имеет хозяин этого сарая. Его людей, кроме «спортивного», мы пока не видели. Скорее всего, они появятся, как только начнется стрельба. А стрельба будет, я в этом уже ни на грамм не сомневаюсь. Итак, люди «спортивного» вне нашей видимости, и в этом есть их преимущество, если ребята действительно профессионалы.

Обмениваемся со Львом быстрыми взглядами через комнату. Лева берет со столика красочный журнал и отходит с ним к стене. Делаю вид, будто с удовольствием смотрю телевизор. Нас как бы никто не замечает, только, когда мы вошли, все обернулись в нашу сторону, а потом вновь занялись своими делами. Это правильно. Разговор по душам сегодня все равно не получится.

Ненавязчиво окидываю взглядом комнату. Следящих приборов не видать, но, уверен, они здесь имеются, хитро замаскированные. Гадать нет смысла. Мне достаточно чувствовать, а я чувствую, что за нами наблюдают. Закуриваю сигарету, глазея на экран и усмехаясь, изображаю живейший интерес к происходящему в ящике с названием «Sony». Стоп! Что-то мне становится тревожно. В чем дело? Пока не понимаю. Парни за картами одеты в обычные будничные костюмы, а ведь играют азартно, спорят, пытаясь переорать друг друга, дым сигаретный висит пластами, и если бы не отличные кондиционеры, то наверняка здесь просто нечем было бы дышать, — короче, странно, что они парятся в пиджаках… Хотя что ж тут странного. В принципе охрана есть охрана, а где еще прятать пушку, если не под пиджаком? Тем более эти мальчики не у себя дома. Что же мне здесь не нравится и почему? Сейчас разберемся. Ага! Те, кто у телевизора! Вот они мне не внушают доверия. Ребята смотрят фильм уж как-то слишком серьезно. Как будто на экране не развлекаловка, а попытка художественными средствами решить жизненно важные вопросы. У парней напряжены спины и шеи. Это не профи. Лева перелистывает журнал, стоя у стены. Надеюсь, он оценил обстановку правильно. Жаль, что у нас не было времени отработать совместные действия в возможных боевых ситуациях. Остается уповать на его профессионализм, который не позволит ему под горячую руку ухлопать своего напарника.

Адреналин пошел в кровь. Мне уже чертовски хочется заварушки. В ладонях — зуд, они тоскуют по рифленым рукояткам пушек, дергающихся при четком ритме работы затворов. Мое шестое чувство подсказывает — скоро! Я привык ему доверять. Значит, скоро…

В помещении три выхода, из двух появляются вооруженные люди. Считать, сколько их, некогда. Все отработано за годы вооруженных стычек. Парни бросают карты и начинают подниматься из кресел, пихая руки за пазуху. Ну вот и наш выход, господа артисты.

Краем глаза отмечаю, как Левин журнал падает и тут же из его руки рвется огонь выстрелов. В тот же миг в моей руке начинает дергаться, привычно отдаваясь в мышцах мощными толчками, двадцатизарядный «стечкин».

Когда картежники поднимались из кресел, я резко присел и, выдернув пистолет, открыл пальбу по ворвавшимся в комнату, прикрываясь за толстыми спинками кресел. Избиение младенцев, да и только. Я вижу тех, кто падает под точнейшими выстрелами Левиной «беретты», и сам быстро «выбираю» остающихся. По нам лишь пару раз успели вякнуть, да и то, скорее всего, выстрелы были сделаны уже агонизирующей рукой одного из нападавших. По комнате сразу же распространяется знакомый до боли запах сгоревшего пороха и свежей крови. Спустя минуту все кончено, и никто более не пытается зайти к нам на огонек.

Лева поднимается из-за дальнего дивана и, кивнув мне, направляется к дверям. Я спешу туда же. Лев отпрыгивает влево к косяку, я занимаю позицию справа, немного присев. Лева бьет ногой в дверь, и она распахивается, открывая нам перспективу гостиной.

Толстяки отвалили за диван, а Седого держит под стволом, прижимаясь к нему, уже знакомый нам «спортивный». Больше никого, похоже, в доме нет. Тем лучше.

— Бросьте оружие, я его убью!!! — кричит нам «спортивный», приставив дуло пистолета к виску Седого и выглядывая из-за его головы.

У двоих толстячков артиллерия тоже имеется. Двое держат в руках что-то похожее на «вальтеры» карманного варианта. Скорее всего, ППК.

Я успел перезарядить «стечкина», и в этой ситуации длинноствольный братишка как нельзя более кстати.

— Возьму, — коротко бросаю Леве в спину, который вышел чуть вперед за проем дверей.

Лева тут же делает несколько шагов влево, освобождая мне обзор, и тем самым на секунду отвлекает «спортивного». Я стою уже за левым косяком и знаю, что ни толстяки, ни «спортивный» пока не решатся выстрелить, так как они меня не видят. Хорошо, что комната для отдыха охраны не имеет окон, — неизвестно, кто еще остался снаружи. «Спортивный» лишь на долю секунды замешкался, следя за перемещением Левы от дверей, а мой «стечкин» тут же выплевывает гильзу, и пока она падает, горячая и темная, на пол, череп «спортивного» уже разлетелся вдребезги. Все вокруг заляпано кровью. Костюмчик у Седого испорчен.

Толстяки быстренько избавляются от своего оружия, бросая его к моим ногам. Они сдаются на милость победителя — жить и жрать им еще хочется.

Седой совершенно спокоен, он лишь брезгливо поморщился, стирая платком со щеки брызги крови.

Лева скользит к большому окну, задрапированному светлыми гардинами. Я быстренько считаю трупы в комнате. Седой садится в кресло, пристально смотрит на перепуганных насмерть толстяков.

— Тут одиннадцать жмуриков, — говорю, обращаясь к толстякам. — Есть еще кто-нибудь на территории? — спрашиваю их, не повышая голоса.

Толстяки дружно кивают головами. Этакие китайские болванчики. Кто-то еще, значит, ошивается во дворе, имея наглость не зарегистрироваться в нашем списке.

— Сколько? — спрашивает Лев от окна.

— Двое… — сипит толстый. Этот тип, скорее всего, и является хозяином коттеджа.

— Где они? — спрашиваю его, не выходя в проем дверей.

Толстяк шевелит губами и разводит руки.

— Громче! — рычит на него Лева.

— Я не знаю… — торопится с ответом пухлый. — Где-то рядом.

— Снайперы? — спрашивает Лев, слегка отводя край гардины.

— Кто? — спрашивает толстяк испуганно.

— Хрен в пальто! Люди твои, баран, которые во дворе! — рычит Лев, оборачиваясь.

Седой, пока продолжается содержательная беседа, раскуривает свою сигарку.

— У них есть ружье с оптическим прицелом, — сообщает толстяк.

— Ружье или винтовка? — переспрашивает Лев.

— Длинноствольный карабин, — проявляет вдруг неожиданные познания в оружии пухлый.

Объяснять ему, что такое карабин и что такое винтовка, смысла нет. Лева смотрит на меня многозначительно. Мне-то уже ясно, что где-то на территории засели двое и у одного из них, скорее всего, СВД. Значит, самое серьезное у нас впереди. Да никто, собственно, нам и не обещал, что будет легко. Пальбу в доме наверняка слышали на улице. Если никто из своих до сих пор из дома не вышел, тут и дураку будет ясно, что дела обернулись не так, как было запланировано. Теперь они, те, кто на улице, готовы отстреливать всех подряд, не разбираясь. И могут, если имеют связь, вызвать подкрепление.

— С ними есть связь? — спрашиваю у толстяка.

Он отрицательно мотает головой.

— Их выставлял вот он… — кивает пухлый на труп «спортивного». — Даже если и есть, то мы этого не знаем.

Компаньоны толстого мнутся перед креслом Седого, как напроказившие пацанята, напряженно слушают наши переговоры. Седой пока в разговор не лезет, предоставив нам самим оценивать обстановку.

— Где выход на чердак? — спрашиваю хозяина коттеджа.

Он объясняет:

— Из той комнаты нужно пройти вправо, там есть лестница на второй этаж, оттуда по винтовой лестнице попадете на чердак.

Смотрю на Леву. Он молча кивает. Надеюсь, в одиночку Лев тут справится.

Прохожу через комнату, обходя лужи крови на полу. Запашок кондишены пока не вытягивают. Подбираю у одного из убитых автомат Калашникова и поднимаюсь на чердак. Посторонних по пути не встречаю.

Чердак представляет собой вполне обжитое помещение. Такое лее благоустроенное, как и все остальные в этом доме. Тут и книжные полки, и холодильник-бар, и так далее. Здесь тепло и сухо.

Скошенные окна повторяют линии крыши. На окнах, достаточно больших и светлых, жалюзи. Сквозь щели в углах оконных рам осматриваю территорию вокруг коттеджа. Обзор отличный, но никого заметить не удается. Схоронились снайпера капитально. Придется вычислять, выжидая, хотя время работает против нас.

Седой, конечно, может созвониться с нашей базой и вызвать людей, но он пока этого не делает, значит, уверен, что мы со Львом справимся своими силами. Что ни говори, а хладнокровия Седому не занимать. Тертый мужик. Интересно все-таки, кто он такой?

Пасу окна. Этот домик опять же в румянцевских информационных каналах не значится. Кто такие эти толстяки? Хрен их знает. А знать надо. Развелось теперь мафиози: куда ни плюнь — в ответ пуля прилетит. Проверяю «калаш». Шмальнуть из него так и не успели. Поработали мы со Львом неплохо. Думаю, зачеты я сдаю с высокими баллами. Зарабатываю себе авторитет. Всматриваюсь в лес, подступающий к коттеджу. Подъездная дорога здесь только одна. Уже лучше. Значит, сектор обнаружения противника становится тождественным полукругу, который рассекает пополам дорога. Осматриваю местность с точки зрения выгодной позиции снайпера (как я бы сам выбирал место для засады). Через несколько минут тщательнейшего осмотра близлежащих окрестностей намечаю в лесу подходящие три точки. Пронаблюдав за каждой по очереди, прихожу к выводу, что, скорее всего, противник находится правее, градусов тридцать от дороги. Падает некрупный снег, и хотя это несерьезная помеха, тем не менее видимость при возможном расположении снайпера на приличном удалении от коттеджа затруднена, вдобавок следует учитывать и мешающие стволы деревьев. Тем самым сектор обзора для меня сокращается приблизительно до пятидесяти метров. Натыкаюсь взглядом на небольшой занесенный снегом завальчик из кустарника и деревьев неподалеку от дома. Завал находится как раз в удобном месте на небольшой высотке или холме. Следов человека на снегу возле холма не замечаю, но ведь они могли зайти и с другой стороны. Пытаюсь обнаружить хоть какие-то признаки засады. Всматриваюсь, пока падающий снег не начинает рябить в глазах с интенсивностью помех на экране телевизора. Приходится ненадолго отвлечься. Нужен бинокль, да где его взять? Регулирую жалюзи, улучшая себе видимость, чтобы можно было в случае необходимости стрелять, отойдя от окна на пару шагов. Прицел у гипотетического снайпера, скорее всего, четырехкратный, стандартный для СВД, и через окно плюс снег да жалюзи он меня засечь в глубине помещения не может.

Ага, вот он, родимый! И не один! Замечаю шевеление в темном проеме за старым стволом поваленной сосны. Там они, голубчики. Вот теперь я знаю, где их искать. Всматриваюсь внимательнее и уже точно определяю месторасположение снайперов.

О'кей, ребята, вы мне помогли… Спускаюсь на первый этаж и подзываю Леву. Седой что-то выспрашивает у смиренно сидящих напротив него толстяков. Просто идиллия какая-то домашняя, если не знать, сколько жмуриков в комнате охраны. «Спортивного» Лева уже вытащил из гостиной.

— Ну как? — спрашивает тихо Лев, подходя.

— Я их засек.

Проходим к окну. Объясняю Леве, куда ему нужно будет смотреть. Затем он аккуратно высовывается из-за гардины, замирает на пару минут. Отойдя, показывает мне большой палец:

— В яблочко! Сейчас мы их уделаем.

Объясняю ему свой план. Лева согласен. Другого выхода у нас нет. Он остается внизу, я снова поднимаюсь на чердак, прихватив еще пару автоматных рожков охранников дома; у всех были автоматы Калашникова, и если толстяк говорит о длинноствольном карабине, то наверняка это «эсвэдэха». У окна нужно вести себя поаккуратней — коттедж выложен из бруса и от выстрела СВД стена не спасет. На тысячу двести метров СВД пробивает бронежилет, на двести метров кирпичную кладку толщиной в двенадцать сантиметров минимум, а эту стену прошьет, как картонку. Если за завалом действительно опытный снайпер, он уже мог бы заметить изменение в расположении планок жалюзи чердачного окна. Я бы заметил.

Прохожу вдоль стены и, просунув лезвие ножа между планками, пробую стекло на звук. Все нормально, стекло ничего выдающегося собой не представляет. Если уж стены не из бетона, то и стекло нет смысла бронировать. Рамы двойные, но наружное стекло сомнений не вызывает. Отхожу в глубину помещения на пару шагов. Люди за завалом на месте. Теперь, когда я обнаружил их лежбище, мне легче различить контуры двух голов. На парнях, видимо, маски.

Сейчас важно, чтобы Лева успел добежать до завала, — а для этого мне придется израсходовать парочку рожков, стреляя без перерыва и как можно точнее. Именно потому, что стрелять мне придется по возможности прицельно, я буду с минуту открыт для тех парней. Автомат, который у меня в руках, не пристрелян мной, и судить о его бое я смогу лишь, так сказать, «в процессе», после восьми-десяти выстрелов, учитывая жалюзи как реальную помеху. Вскидываю АКМС к плечу. Задерживаю дыхание, подвожу планку под бревно — поехали! Первая серия — три выстрела. Стекла лопаются и осыпаются вниз. Разрываю пелену осколков стекла и жалюзи длинной очередью. Подбегаю ближе к окну, быстро сменив рожок, бью уже прицельно, накрывая завал свинцовым ливнем. Лева по-спринтерски несется не пригибаясь к обнаруженной засаде. Втыкаю новый рожок. За завалом тишина. Прикрываю Леву почти до самой точки его подхода. Лев с двумя пистолетами в руках, промчавшись по неглубокому снегу, в прыжке скрывается за завалом. Слышна серия его быстрых выстрелов с двух рук. Через несколько секунд над завалом появляется голова Левы, — подняв руку известным жестом, он показывает мне, что все в порядке. Вот и ладненько. Можно и перекурить это дело. Спускаюсь к Седому. В гостиной толстяки сидят как на иголках. Седой резко оборачивается, но, увидев мою расслабленную походку, автомат в руке — стволом вниз, молча кивает. Ему очень некогда, он занимается своими жирными баранами. О чем же они разговаривали? Жаль, не слышал.

Возвращается Лева, довольный и румяный, как после лыжной прогулки.

— Я в них всадил по парочке, да это уже было лишнее. Ты их, судя по всему, первой очередью срубил. Все в голову, как в аптеке… — ржет Лева, хлопая меня по плечу.

Седой упруго поднимается с кресла и идет к двери.

— У нас все… — бросает он на ходу. — Приберите здесь…

Толстяки застывают в ужасе от его слов.

— Женя! — кричит пронзительно один из них, вскакивая с дивана. — Я ведь тебе еще нужен!!!

Седой, которого, оказывается, зовут Евгением, хмыкает, не оборачиваясь, и выходит из гостиной. Один из толстяков вдруг срывается с места. Такой прыти я от него не ожидал. Куда толстяк спешит, я знаю. Решил подобрать с пола пистолетик. Лева поднимает свою «беретту».

— Подожди, дай ему шанс, — говорю спокойно Льву.

Напарник опускает «беретту».

— А если у него были призы по стрельбе? — беспокоится он за возможный исход эксперимента.

Толстый, пыхтя, добегает наконец до пистолета и с довольной рожей поднимает его с пола.

— Все может быть, — пожимаю плечами, наблюдая за дальнейшими действиями толстяка.

А занимается он ерундой. Впрочем, это, может быть, нервы у него сдали.

Наставив на нас ствол, он жмет на курок. Выстрелов нет. Мы стоим, не двигаясь, ждем.

— Может, ему подсказать? — спрашивает Лев, повернувшись ко мне и показывая на толстого рукой.

Двое других пухляков оцепенели в ожидании.

— Скажи ему, — разрешаю Леве, — а то он его сломает…

Лева кричит толстяку:

— С предохранителя, мать твою, сними!

Толстяк наконец понимает, что нужно сделать, но, пока он возится с пистолетом, тот чуть не вываливается у него из рук.

Я жду. Лева, опустив голову, проверяет патроны в обойме «беретты», вытянув ее из ручки пистолета. На толстого он не обращает внимания. Два хлопка, и пули, подвякнув, проносятся рядом с нами. Срезаю толстяка короткой очередью навскидку. Лева быстро всаживает по пуле в головы оставшимся двоим.

— А ты азартный, Парамоша… — говорит он мне словами булгаковского генерала Чарноты. — У тех, за завалом, был сотовый…

Насколько я только что уяснил, Лева азартен не меньше.

Понятно. Прихватываем с собой еще один АК и подбираем рожки. На выезде можем и нарваться.

Седой ждет нас в машине. Забираемся на свои места.

— Неплохо поработали, мальчики, — одобрительно говорит Седой. — Но, возможно, это еще не все.

— Посмотрим, — отвечает ему в тон Лев, выводя БМВ на дорогу с территории коттеджа.

Вытащив из «бардачка» изоленту, скрепляю по два рожка вместе для своего и Левиного автомата. Насколько я знаю, наша «бомба», сделанная по спецзаказу, имеет бронированную защиту по шестой степени. Такую броню возьмет только пулемет. Эта мысль немного успокаивает, но ровно настолько, чтобы не чувствовать себя в тачке как в мышеловке. Не будем пока думать о гранатометах и прочей пакости помощнее, способной превратить и броню в груду обожженного металлолома.

У выезда на основную трассу, вливаясь в поток транспорта, видим, как мимо нас проскакивают несущиеся со стороны города три джипа «шевроле блейзер». Стекла у них слишком затонированы, чтобы была возможность увидеть, сколько там народа и какого. Но, собственно, это уже и не важно. Ребята опоздали. Кто не успел, тот точно опоздал… Умная мысля идеально отражает ситуацию. Смотрю в зеркало заднего вида — джипы скрываются за поворотом дороги. Даже если они сообразят развернуться и пустятся в погоню, нас им определенно не догнать. Рвем когти.

Две недели отдыхаю без проблем. Однако из дома-замка после нашего вояжа под Гатчину выезжал пока только раз — сопровождал Полынского и Седого в аэропорт. Лева тоже остался в «замке». Наши мафиози улетели с какими-то двумя типами, которых ни один словесный портрет не возьмет, настолько они безлики. Скорее всего, эти двое выполняют функции охраны наших шефов за рубежом. Если верить Полынскому, то он каким-то образом устроил мои «старые дела» так, что теперь мне можно не опасаться преследования ментов. Проверить я это еще не могу. И на связь с Румянцевым выходить тоже рано. Возможно, его люди где-то рядом, но обнаружить их трудно. Во всяком случае, ни я, ни Лева слежки за нами не замечаем. Может, ее просто нет? У меня пока мало свободы в передвижении, поэтому, если я попытаюсь связаться со своими, риск будет неоправдан. Не верить Полынскому у меня оснований нет. Что ни говори, а он и Седой — люди дела и слов на ветер не бросают, в этом я убеждаюсь все больше.

Дни проводим в совместных тренировках в изумительно обустроенном тире. О таком тренажере даже спецслужбы могут только мечтать. Здесь реально можно модулировать практически любые возможные огневые контакты с любым количеством противников и в таких условиях, какие только способна создать наша фантазия. Тир имеет несколько залов, рабочая площадь его как два хороших ангара в длину и столько же, если не больше, в ширину. Высота варьируется в зависимости от предназначения зала, где могут имитироваться тренажерные куски высотных домов. Из закрытых тиров я нигде подобного еще не встречал.

Для меня и Левы тренировки — сплошное удовольствие. По двенадцать, а то и четырнадцать часов не вылезаем из тренажерного уровня и даже едим здесь, как в полевых условиях, но, правда, с комфортом. Пару раз в неделю с нами тренируются и другие парни из охраны. Полынский лично попросил, чтобы мы поднатаскали их, привили им необходимые профессиональные навыки, которые ни в армии, ни даже в спецназе не подают на блюдечке.

Кто-то из ребят служил в диверсионных подразделениях десантуры и морпехов, кто-то во внутренних войсках. Почти все они — бывшие офицеры, брошенные родиной на произвол судьбы. Я, разумеется, не особо стараюсь пополнить запас знаний и умений этих мальчиков. Полынскому это, может, и надо, а вот мне ни к чему. Лева видит, что я филоню, но понимает это по-своему, он думает что я, серьезный спец, не желаю делиться секретами искусства выживания со случайными людьми. Он мне иногда подыгрывает, и мы преподносим самые простые вещи, неизвестные этим мальчикам, как нечто из ряда вон выходящее. Леве это нравится. Из разговоров с ним я понял, что он прошел подготовку в спецназе бывшего КГБ, а потом работал на ФСБ. Да это и заметно по уровню его тренировок, во время которых он иногда проделывает почти невозможное. Обо мне Лев составил положительное мнение после операции с толстяками. Мы не спрашивали друг друга, кто чем занимался раньше, но в тире поделились кое-каким опытом, приобретенным в тех или иных операциях.

Уезжая, Полынский сказал, что и в дальнейшем нам придется работать с Левой в паре, и это устраивает нас обоих. Мы понимаем друг друга с полуслова, полужеста. Лева балагур и любит жить весело. Я уверен, мы сработаемся. Единственное, чего бы мне не хотелось, так это оказаться с ним по разные стороны барьера. Мне кажется, если такая ситуация возникнет, я не смогу выстрелить в этого парня, ставшего мне другом. Готов поручиться, что и Леву посещают аналогичные мысли. Спецы нашего профиля и класса думают одинаково, иначе слаженная война в четыре руки не получилась бы. Отличаемся мы друг от друга лишь скоростью мысли и исполнения. Побеждает среди нас тот, кто сможет оказаться быстрее во всем.

Для себя в качестве постоянного оружия я выбрал хорошо знакомый «Глок-18», и Лева, поработав с этой машинкой, в конце концов отказался от своей тяжелой «беретты».

Австрийский «глок», кроме боевых его частей, сделан из суперпрочной армированной пластмассы, поэтому его корпус не подвержен быстрому износу и ржавчине. В разборке он очень прост, так как не имеет ни одного узла с винтами. Ствол длинный, как у ТТ. При боевом комплекте с девятнадцатью патронами весит не больше «макара». А скорострельность в автоматическом режиме сравнима только с авиационным пулеметом — тысяча триста выстрелов в минуту при установке обоймы на тридцать три патрона. Такой скорострельности нет даже у современных автоматов. Имея по «глоку» в каждой руке, можно и в одиночку вести серьезные боевые действия. Бой этого пистолета настолько точен, что я не перестаю им восхищаться. Наверно, мы все-таки больные люди, если с таким подозрительным интересом относимся к оружию. Впрочем, каждому свое. Кто-то работает с иголкой, кто-то нажимает на курок. Почему бы и нет? И там и там нужна голова, а коэффициент полезного действия везде измеряется необходимостью и спросом… Се ля ви — такова жизнь, и именно она диктует нам свои законы.

Полынский и Седой появились неожиданно, не сообщив заранее о своем возвращении. Оно, конечно, и правильно с точки зрения конспирации. Мафиози чертовы, разбудили ночью, позвали пить чай. Просыпался я тяжело: как говорится, поднять — подняли, а разбудить забыли… Не дремали в этот момент только мои рефлексы. Охранник, посланный за мной, имел неосторожность не постучать, как это полагается у всех нормальных людей. У него, как у дежурного, был электронный ключ от всех дверей этажа, и вот он ничтоже сумняшеся ввалился ко мне в комнату да еще вдобавок хлопнул меня в темноте по плечу: мол, подъем! Бедняжка теперь валяется возле моей кровати без сознания. Черт бы побрал этих молодых самоуверенных балбесов. Вызываю по селектору врача — пусть подлечит юношу, а сам топаю в душ.

С вечера мы со Львом устроили себе бешеный тренинг, «перебив» в смодулированных техниками домах жилого типа всех «врагов» до единого и не понесли «потерь». А «врагов» хватало. Еще бы, три пятиэтажных дома! Представьте количество квартир, подъездов и лестничных пролетов, не говоря уже о крышах, — тренировка вымотала нас до предела. Так что сами понимаете — человек лежит пластом, отдыхает от выстрелов и беготни, а тут на тебе — ночной визит идиота вместо будильника…

Выхожу из душа и вижу, что у меня в апартаментах уже все прибрано. Надеваю спортивный костюм и спускаюсь в гостиную. Лева уже там, в обществе Седого и Полынского — расселись в креслах у камина. Кивком хмуро приветствую всех.

Лева, как всегда, в хорошем настроении. При виде меня начинает ржать:

— Чтобы тебя разбудить, нужно посылать народ в глубоководных скафандрах.

Полынский усмехается. Седой, как обычно, серьезен. Усаживаюсь в кресло и беру из вазы большую гроздь винограда. Люблю черный виноград и апельсины.

Седой указывает рукой на коричневую с золотом папку на столе:

— Здесь все данные. Работать начнете завтра с утра. Срок на все — одна неделя. Изучайте пока материалы здесь, и если возникнут вопросы — задавайте.

Седой предельно лаконичен. Полынский подтверждает его слова кивком, отпивая из маленькой чашечки мелкими глотками кофе. Лева пододвигает кресло ближе ко мне и, взяв папку, открывает первую страницу. Я ем виноград и искоса поглядываю на содержимое. Начало обычное. Фотографии клиента, отражающие различные ситуации его повседневной жизни. Также зафиксировано его постоянное окружение: друзья, охрана. Вот клиент выходит из подъезда, вот он садится в машину. Выходит из ресторана, из казино и так далее и тому подобное. Дядя все время в сопровождении охранников, количество коих варьируется, видимо, в зависимости от степени опасности места, которое он посещает. Обычно — это видно по фото — охранников семь человек. И три машины. Иногда численность телохранителей будущего покойника доходит до девятнадцати человек, об этом есть отдельная сводка и схемы. Клиент — мужик солидный, из «новых». Лицо интеллигентное, но с какой-то гнильцой, это «чувствуется», но скрыто где-то под оправой модных очков, которые несколько облагораживают лицо этого типа. Биографии клиента нет. Это у Седого, видимо, считается излишним.

Его охрана нанята в известной московской охранной фирме, и вдобавок с ним всегда несколько его доверенных телохранителей из бывших спецназовцев внутренних войск, которые прошли дополнительно школу бодигардов в Лондоне. Ну что же, скоро эти ребята останутся без работы, или, если сказать точнее, без своего шефа.

Все фотографии сделаны в Москве: на машинах московские номера. Далее идут уже фотографии Питера: какие-то дома и парадные подъезды гостиниц. Но на этих фото клиента нет. Лева тыкает пальцем в питерские фотографии и спрашивает Седого:

— Он собирается в Питер?

Седой молча кивает, раскуривая свою сигарку. Пока мы были заняты просмотром материала, он о чем-то вполголоса переговаривался с Полынским.

— В конце найдете схемы его будущих маршрутов по Питеру, — говорит Седой и снова отворачивается к Полынскому. — Геннадий, — спрашивает Седой Полынского, — где остановится наш друг?

— Номер забронирован в «Паласе», но он может и изменить намерения. Впрочем, все равно жить будет точно в одной из этих гостиниц.

Лева кивает, мол, все понял, и находит схему маршрутов. Я доедаю виноград. Черт, руки липкие, хочется их помыть и выпить минералки. Поднимаюсь с кресла и прохожу в ванную комнату. Что это за человек из досье? Стоит ли им заниматься или нужно его как-то предупредить? В голове сотни вопросов и ни одного ответа. Сполоснув руки, возвращаюсь в гостиную, плюхаюсь в кресло. Мафиози разговаривают между собой, Лева наливает себе кофе. Я берусь за минералку.

— Кто он? — интересуюсь у шефов, имея в виду клиента.

Шефы затыкаются и удивленно смотрят на меня.

— Тебя, Влад, как я понимаю, интересует моральная сторона дела? — спрашивает Седой после продолжительной паузы.

Я молча киваю, подтверждая, мол, вы не ошиблись, господа.

Лева тоже смотрит на меня озадаченно.

— Насколько я помню, относительно тех людей в коттедже у тебя подобных вопросов не возникало, — говорит Седой, помолчав, и в упор глядит мне в глаза. Взгляд у него, бляха, мертвый какой-то.

— Там нас хотели убить, мы защищались. Здесь другое… — говорю это, понимая, что сильно рискую, но стою на своем. Натура у меня, что ли, такая?

Выдерживаю взгляд Седого. Уступив, Седой отводит глаза и ухмыляется, качая головой. По его ухмылке узнать, что он думает, трудновато.

— А ты фрукт еще тот, — говорит он то ли с неодобрением, то ли с уважением. Мне его пока понять сложно. — Хорошо, — кивает он как бы в ответ своим мыслям и хлопает себя по коленям обеими руками. Резко поднимается с места, как человек, который что-то для себя решил, и выходит из гостиной.

— Ну, бля… — тихо говорит Лева, глядя ему вслед. — Короче, парень, если что, я с тобой…

Я и раньше был уверен, что не ошибся в напарнике. Друзья в такой ситуации не предадут. Не предадут ни в какой. Вижу, как По-лынский напрягся и замер в кресле, ожидая, что будет дальше.

Седой снова появляется в гостиной, держа в руках еще одну папку. Проходит на свое место и кидает папку на стол.

— Можете обсудить все это между собой. Праведники… — усмехается он и вновь отворачивается к Полынскому.

Напряжение разрядилось. Убираю руку с подлокотника, которая с момента выхода Седого из комнаты лежала у меня в режиме ожидания, готовая выхватить из-за пояса «глок-компакт».

Лева уважительно передает папку мне, как мой личный трофей, добытый с боем.

Открываю первую страницу. Снова фотографии, личные данные клиента — в общем, его подноготная. Вот клиент где-то, возможно, даже в Колумбии с тамошними наркодельцами, и перед ним стол, заваленный пакетами кокаина. А вот он же в Чечне балуется с оружием, которое туда поставляет, в кругу дудаевцев и чуть ли не под ручку с улыбающимся генералом, провозгласившим самостоятельность Ичкерии. Фото, где клиент над какими-то трупами стоит с «акаэмом» и лыбится в объектив. Бегло просмотрев текст, считаю, что увиденного мне уже достаточно. Передаю папку Леве, тот с живейшим интересом углубляется в материал.

— Никаких проблем, — говорю Седому, вперившему в меня свой змеиный взгляд.

— Если и будут еще клиенты, то только такие… — говорит он сухо. — Потому как мы и сами такие…

Сделав это признание, он снова отворачивается. Больше я ни о чем его не спрашиваю. Седой высказался откровенно, и я его понял. Седому можно верить. Даже в таких делах он ведет игру без обмана. Твердый орешек. Полынский гораздо проще. Хотелось бы когда-нибудь узнать, кто такой этот Седой, откуда он и кто за ним?.. Хотя желание получить сведения такого рода может дорого стоить. Очень дорого. Но тут уж как кому повезет. Будем надеяться, что повезет все-таки мне.

Лева, просмотрев материал, отложил папку на стол. Потянулся. Я уже выпил крепкого кофе, ожидая, когда Лев закончит с бумагами. Полынский с Седым удалились по своим комнатам отдыхать, и в гостиной остались только мы с Левой.

Лев положил ноги в кроссовках на стол, расслабился.

— С чего начнем, парень? — улыбаясь, спрашивает он меня.

— Убьем кого-нибудь, — бурчу я, прикуривая сигарету.

— Лихо это ты потребовал разъяснений… Я думал, шеф тебя тут же и прихлопнет. Или, по крайней мере, поучит уму-разуму с помощью пионеров в шортиках…

Лева почему-то всех охранников и боевиков низкого уровня подготовки называет «пионерами в шортиках».

Я молчу, потом залпом выпиваю высокий стакан минералки.

— Ладненько… — говорит Лева и убирает ноги со стола. — Пойдем, что ли, готовиться?

Гашу окурок в пепельнице, киваю в ответ:

— Пойдем.

В начале восьмого часа утра выезжаем на БМВ Седого в город. «Портянка» с лобового стекла снята, но в машине есть тайники, до которых черта с два кто докопается из любопытных парней в форме. Документы у меня новенькие, своими я не пользуюсь пока будет лучше работать под прикрытием. Минут сорок тратим, чтобы только добраться до города. База наша достаточно удалена от Питера, и в этом есть свои плюсы и минусы. Город уже живет рабочей жизнью, набирает обычный темп дневной суеты. Едем по схемам-маршрутам, по которым может впоследствии двигаться наш клиент. Останавливаемся в местах возможного пребывания гостя, прикидываем, откуда удобней «дотянуться» до клиента. Если у него охрана состоит не из лопухов и он будет двигаться исключительно по маршруту, разработанному профессионалами из охранной конторы, нам предстоит довольно трудоемкий процесс, чтобы суметь реально нейтрализовать приезжего. Маршруты продуманы серьезно. Остальное зависит от охраны. А наша задача — где-то улучить момент и подсечь «окошко», из которого клиента легче будет ликвидировать. Тактика, конечно, однобокая, и применяется она в тех случаях, когда не хотят лишних жертв. Мы не хотим.

К двум часам дня, достаточно намотавшись по городу, заезжаем в небольшой ресторанчик на Петроградской стороне.

— И как тебе? — интересуется Лев насчет нашего сегодняшнего турне.

Мы уже сделали заказ, ждем, когда принесут поесть, а пока закуриваем и попиваем минералку. Пожимаю плечами на Левин вопрос:

— С одной стороны, ничего сложного нет, а с другой — у меня появились некоторые сомнения…

Лева, улыбаясь, смотрит через стекло на улицу. На тротуаре напротив нас остановились две симпатичные девушки, и одна из них усиленно роется в своей сумочке, безуспешно ищет какую-то вещицу.

— Классные телки! — восхищается Лева, потом, посерьезнев, говорит: — У меня тоже есть кое-какие сомнения.

Смотрим на девушек. Они стройные и высокие. Обе с распущенными белыми волосами, в норковых шубках и модных итальянских сапожках на тонком каблуке. Выглядят они замечательно, но я отворачиваюсь от окна, а вот Лева продолжает на них пялиться. Появляется официантка с подносом, на котором тарелки с рыбным супом (из осетрины). Только теперь я чувствую, насколько проголодался.

Официантка ставит заказ на столик и, улыбнувшись мне, так как Лева смотрит в другую сторону, спрашивает, когда нам подать цыплят.

— Сразу после этого, — киваю на тарелки с супом, — а пока, будьте добры, принесите кофе.

Девушка уходит. Мне почему-то хочется перед супом выпить кофейку. Все равно нужно подождать, так как я люблю осетрину, когда она слегка остынет.

Девушки за стеклом наконец нашли то, что искали, и теперь весело хохочут. Нас они видеть не могут — стекла у ресторана зеркальные. У Левы с сигареты пепел падает на костюм.

— Эй! Дон-Жуан, извольте жрать, моишер… — пытаюсь отвлечь Леву.

— Зараза! Живем как монахи, мать его! жалуется Лев, пересилив себя и повернувшись к тарелке с супом.

Официантка подает кофе.

— Это еще зачем? — спрашивает он удивленно.

— Я заказал, хотел кофе, пока суп остынет… Спасибо, — говорю официантке.

Лева берется за кофе, продолжая коситься на девушек.

— Что ты влип в них, как собиратель открыток? — спрашиваю его.

Лев усмехается:

— У тебя давно бабы были?

Вспоминаю Светланку и тоскливо гляжу в окно на зимнюю питерскую слякоть:

— Да уж…

— Вот и у меня похожие проблемы… — поддакивает Лева.

Девушки уходят.

— Ну вот, всегда так!.. — обижается Лева, глядя им вслед. — А ты заметил, что они близняшки? — вдруг спрашивает он.

Я пью кофе и отмалчиваюсь.

— Эх, сейчас бы снять этих девочек, завалиться с ними куда-нибудь, а после… — мечтает Лева и начинает гнать мне пургу, объясняя, куда бы мы могли завалиться с этими девочками.

Я курю и, усмехаясь, отвечаю напарнику: Ты все еще можешь поправить…

Лева моментально затыкается, смотрит на меня, потом поворачивается к окну. На улице машины, толпа, — в общем, уже ничего интересного. Даю направление:

— Они только что зашли сюда.

Лева сидит спиной к выходу, а мне видно через зал, как белокурые двойняшки оставляют свои шубки в гардеробе.

Лев мгновенно оборачивается, чуть не зацепив рукавом пиджака чашку с кофе.

— Й-й-й-я! — кричит Лев, изображая высшую степень удовлетворения на японский манер. — Влад! Прикрывай, я атакую!..

Он резко поднимается и, поправив костюм и галстук, рвет легким шагом навстречу близняшкам. Те еще не успевают пройти в зал, как Лева, изображая из себя администратора, проводит их к столику, расположенному неподалеку от нашего, не давая девушкам опомниться. Сначала на лицах блондинок — спокойная настороженность, но вот одна засмеялась, а вслед за ней и ее сестренка. Я принимаюсь за суп. Девушки уже вовсю хохочут. Лева неотразим, особенно когда в ударе. У него долго не было женщин, поэтому сейчас он выкладывается. Интересно, где мы будем сегодня ночевать?

Лева подводит близняшек к нашему столу. Встречаю их стоя. Лева знакомит нас:

— Это Влад, мой друг, отличный парень. Это Вера и Лера… Или… — Лев делает вид, что запутался. — Лера и Вера.

Близняшки хохочут. Усаживаем девушек. Появляется официантка. Столик придется пересервировать. С сожалением провожаю уплывающий от меня обратно на кухню суп из, мать его, осетрины.

Лева заказывает обед уже по желанию девушек. Я вдруг начинаю чувствовать себя неловко. Даже не представляю, о чем я могу разговаривать с женщиной. В оружии девчонки наверняка ни черта не смыслят. Тем более в том, как лучше ухлопать заказанное лицо. Мура какая-то лезет в голову. Смотрю на Веру… или Леру?.. Не важно. Личики у них кукольные. Лет им по двадцать с небольшим, но выглядят они действительно первоклассно. Хорошо, что Лева занимает трепом обеих. Может, эти девочки из «бабочек»? Если да, то из дорогих. В общем, пусть это выясняет Лева, а то брякну что-нибудь лишнее и все испорчу. Денег у нас в карманах до черта, и тратить их все равно некуда. Пусть будут сегодня дамы. Почему бы и не оттянуться один раз по-человечески за все эти месяцы?

— Вы занимаетесь бизнесом? — вдруг спрашивает меня блондинка, сидящая рядом со мной.

— Как вас зовут? — отвечаю вопросом на вопрос. Невежливо, конечно, получилось, но очень трудно общаться с девушкой, не называя ее по имени.

— Вера. — Улыбка у нее очень приятная и доверчивая.

— Да, мы занимаемся делом, — говорю я, и говорю правду. А вот как вести себя дальше — не знаю.

Меня выручает официантка, принесшая заказ. Помогаю ей расставить все на столе. Она отправляется за новой партией заказа, а я возвращаюсь к прерванному разговору. Лучше спрашивать самому.

— Вы с сестрой откуда? — Вопрос, наверно, глупый, но хрен знает, как еще и о чем спрашивать.

Я довольно долго не общался с женским полом, поэтому чувствую себя полным идиотом. Мне кажется, Вера понимает мое состояние.

— Мы приехали из Минска. На неделю. Просто походить, посмотреть на город, как он изменился. Мы ведь родились здесь, в Ленинграде, — говорит Вера с ноткой грусти в голосе. — Родители переехали в Белоруссию еще в те времена. А сейчас у нас отец — достаточно высокий чин на белорусской таможне, так что, может быть, в скором времени снова переберемся в Питер. — Она плутовато улыбается — и дураку понятно, что их папик, курируя таможню, всяко будет иметь немалый капитал. По его дочкам, одетым с иголочки, это уже видно. Соглашаюсь, что кому-кому, а им Петербург светит уж точно… Вера смеется:

— У моего отца есть смешной приятель, он всегда путает названия городов…

Вера красочно и смешно описывает мне генерала Румянцева, который действительно путает названия городов. Я всегда шутил над ним по этому поводу. Аи да Румянцев! Такого сюрприза я от него не ожидал. Значит, теперь связь будет четко налажена. Настроение у меня начинает набирать обороты. Но эмоции свои я сдерживаю, потому что на самом-то деле радоваться еще рано. Седой Валеру тоже знает. И неплохо знает. Мне нужны доказательства того, что Вера — не подставка Седого. Если все нормально, то мне что-нибудь должны будут предъявить. Думаю, Румянцев все обдумал, и, как всегда, досконально.

Вера с улыбкой смотрит мне в лицо и кладет свою руку на мою.

— Вы нам покажете город? — спрашивает она лукаво.

— И не только… — успокаиваю я ее, плотоядно сверкая глазами.

Просыпаюсь с чувством выполненного долга. Вот, бляха, слова какие из меня прут. Именно с чувством и именно — долга… Сечете момент? То-то. Рядом со мной в шикарной постели номера «люкс», или как его там? — «президентского», что ли, посапывает чудесная блондинка Вера, у которой папа действительно «шишка» на белорусской таможне. Таможня дает «добро»… Что-то из меня с утра пошлость поперла. Глотнув из бутылки на столике минеральной воды, закуриваю сигарету. Вчера мы покуролесили «от вольного». Прокатились по трем клубам, побывали в двух казино, и Вера подарила мне безумную ночь. Судя по моим часам — одиннадцать утра за бортом. Потягиваюсь и топаю в душ. Хорошо бы пожить так с годик, прокатиться по миру туристом, поглазеть на все глазами простого, вернее, богатого человека, не думая о делах. С головой окунуться в бездумный отдых, чтобы проблема была только одна — где лучше провести день или вечер и в какой стране. Да уж, мечтать не вредно.

Лева с Лерой где-то рядом на этаже, в похожем на наш номере. Все, что необходимо по текущим делам и на будущее, мы с Верой обговорили ночью, выйдя из отеля и прогулявшись по Невскому. В гостинице всегда рядом лишние уши. Валера передал в качестве подтверждения полномочий девушки старую игрушечную машинку-брелок, которую я когда-то давно подарил ему. С этой машинкой у меня связаны воспоминания, о которых Валера в курсе. Осмотрев игрушку, я вернул ее Вере, пусть отдаст обратно Румянцеву. Валера правильно использовал именно эту вещицу в качестве пароля когда-то я всюду носил ее с собой как амулет, прицепив к брелоку.

Приняв душ, заказываю по телефону завтрак в номер. Вера проснулась и, с улыбкой пожелав мне доброго утра, упархивает в ванную, прихватив с собой халатик. Фигурка у новой моей подруги обалденная. Спокойно на Веру смотреть невозможно. Никак не проходит ощущение ее мягкой бархатистой кожи в моих руках. Пересилив себя, принимаюсь одеваться. Завтра в город приезжает наш клиент, а мы еще с Левой не решили, из-за какого угла будем стрелять. Расслабляться долго не дело, не бизнес, мать его. Впрочем, я вроде и при деле, уж так получается. У меня здесь, в отеле, шпионское рандеву, как пишут в романах.

Нахожу на столике номер Левиных апартаментов и звоню. Трубку снимает Лев, судя по голосу, он уже в форме. Договариваемся встретиться через полчаса внизу, у выхода к стоянке машин. Вера еще плещется в ванне, когда приносят легкий завтрак.

Мы прощаемся с девушками, у нас работа. Лева отводит меня в сторону.

— Слушай, Влад… — Он мнется, не зная, как сказать.

Тогда говорю я:

— Я тут и сам подумал… А почему бы нам не погулять еще пару деньков с нашими дамами до их отъезда?

Лева улыбается, подмигивает мне:

— А ведь это хорошая мысль, парень! — Он отходит к своей Лере и начинает оживленно ей что-то рассказывать.

Я, обняв Веру, тоже говорю ей какие-то глупости. Наконец мы уезжаем, договорившись, что сестрички подъедут в условленное место в центре часам к пяти вечера.

— Так в чем ты сомневался? — спрашиваю напарника о прерванном в ресторане разговоре, когда мы отъезжаем от гостиницы.

Лева пока еще не перенастроился.

— О чем ты? Ах да! — вспоминает он. — Мне кажется, что здесь клиента будет охранять гораздо больше людей, нежели мы думаем. Всюду, куда он только ни пожелает направиться, для нас все уже будет перекрыто.

— Я думал о том же… — признаюсь я.

Маршруты клиента и места его встреч с партнерами выбраны очень грамотно — ни время, ни условия не позволяют сделать гипотетическому снайперу ни одного выстрела. Каким образом удалось Седому добыть разработки маршрутов — не наше дело. Нам нужно просчитать, где могут быть расставлены люди клиента. По всем прикидкам получается, что для нас не остается ни одного нормального угла атаки.

— Попробуем с вариантом, когда объект перемещается, — говорю Льву.

Он кивает и подруливает к тротуару. Тут же к машине подваливает тип в форменной одежде — содрать деньги за стоянку. Остановились мы у ДЛТ на Большой Конюшенной. Лева рассчитывается, и дальше передвигаемся на своих двоих. Пройдя дворами, выходим на набережную Мойки.

— Они выедут со стороны Невского, — говорю Льву. — Здесь мы можем его подсечь. Машины быстро тут не пойдут — километров тридцать, не больше. Работаем здесь и сразу же уходим в ДЛТ. Там затеряться просто, а девочки могут в это время погулять по магазину.

Лева улыбается и, глядя на пролетающие мимо машины, мысленно прокручивает возможные варианты. Мне почему-то кажется, что ему не хочется переключаться на разговор о клиенте. Мысленно он все еще с Лерой.

— Возможно, ты и прав, — говорит он наконец. — Большая часть охраны будет ждать своего шефа там, куда он направляется. С ним пойдет по городу две-три машины. Вопрос в том, что мы ни черта не знаем о его машине. Наверняка броня на тачке будет висеть. И как здесь быть? Это ведь город, а не войсковая полевая операция… Мы, конечно, можем использовать и «муху», но тогда нам просто так уйти не дадут. Сам понимаешь, что здесь начнется…

Все верно. В такой ситуации мы можем перебить зря лишнего народа, а главное, тут гуляет много детей. Но как бы то ни было, а клиента нужно убирать.

— Тогда поехали на Каменноостровский. С крыши ДК Ленсовета…

Лева, подумав, кивает, соглашаясь, что мысль неплохая.

— Возможно, нам и повезет, — говорит он.

— Сработаем под работяг, проверяющих кровлю.

— Попробуем, — размышляет Лев. — Что у нас по времени с его каменноостровским маршрутом?

— Послезавтра.

— Оружие?

Идем не спеша по узкому тротуару набережной.

— Подойдет «вээсэска» с патроном СП-6.

— Есть такое дело, — кивает Лева.

— Ну что, поедем глянем на этот ДК?

Возвращаемся к машине.

Дом культуры Ленсовета расположен напротив станции метро «Петроградская» на Каменноостровском проспекте, который при большевиках назывался Кировским. С крыши ДК отлично просматривается площадь Льва Толстого, и если повезет и машина нашего клиента притормозит у одного из светофоров, то лучше и не придумаешь. С Каменноостровского машина клиента по маршруту должна уйти вправо на проспект Медиков, ведущий к Кантемировскому мосту. По Медиков и Кантемировской улице за мостом зацепить клиента негде. Там везде натыканы заводы, НИИ, НПО и НПК, а жилых домов подходящих нет. Наш клиент доезжает только до научно-исследовательского института на углу Кантемировской и Белоостровской улиц, а потом шурует обратно в центр. Выверено все у этого мужика, очень здорово выверено.

Проходим в ДК. Тут — на всех этажах — как в муравейнике. Несколько залов отведены для концертов, дискотек, детских утренников, семинаров. На этажах масса всевозможных офисов, фирм и прочего. В здешней суматохе на нас никто не обращает внимания. Через пятнадцать минут возвращаемся к машине. Как пройти к выходу на крышу, мы посмотрели. Замок там — раз плюнуть.

— Завтра смотаемся за стволом, — говорит Лева, устраиваясь за рулем.

— Ты, похоже, скоро патрон спутаешь с презервативом, — подкалываю его.

Но Лева реагирует на мою шутку необычно, он говорит задумчиво и серьезно:

— Ты знаешь, Влад, а я действительно поменял бы все патроны хотя бы и на эту штуку.

Я удивленно смотрю на него. Охренеть, как его проняло. Неужели Лева влюбился?

— Не хочешь ли ты сказать, что эта девушка…

— Ни слова больше! — прерывает меня Лев, улыбаясь. — Пока я сказать этого не хочу, но… — Он хмыкает и выводит БМВ со стоянки.

Я, покачав головой, прикуриваю сигарету.

— Ну дела… — не выдерживаю и произношу вслух: — На свадьбу-то пригласишь?

Лева ржет, перестраиваясь в средний ряд. Едем, конечно же, в центр и, конечно же, к нашим дамам.

— Могу себе представить, что ты мне подаришь на свадьбу, — прикалывается Лев.

Я усмехаюсь:

— Не беспокойся, то, что я тебе подарю, стрелять не будет.

— И на том спасибо. — Лев доволен моим обещанием.

— Договорились, — хмыкаю про себя. Я знаю, что ему подарить, чтобы не стреляло и нравилось, но до этого еще нужно дожить.

— Чем займемся сегодня? — интересуется Лева.

— А почему бы нам не сходить в театр? Ты когда там был в последний раз?

Лева чешет левой рукой затылок.

— Куда, козел, прешь?! Баран, чайник долбаный! — вдруг обрушивает он град проклятий на внезапно подрезавшую нам дорогу новенькую «хонду».

Я смеюсь:

— А представь, как бы это сказал Шекспир?

Лева косится на меня, хмурясь, но вдруг оживает:

— Во! Точно! Пойдем на Шекспира! Я «Ромео и Джульетту» читал, там в конце всех замочили. Если честно, я уже и не помню, когда в театр ходил. Может, когда в школе учился…

Идея культпохода в театр целиком захватила Леву. Почти час мы проторчали в театральной кассе на Невском, где Лева достал весь персонал вопросами, что идет сейчас из Шекспира и где… Выяснив наконец где, он замучил кассира просьбами, чтобы та выбрала нам места обязательно самые лучшие, самые удобные. Такого «театрала», как Лева, я думаю, в этой кассе будут помнить еще лет десять, не меньше. Столько шума и энергии, какую выделил в этом маленьком помещении Лев, хватило бы на пятиминутные овации всего зала Мариинки. Ну что ж, сегодняшний вечер у нас начнется с театра.

Девушек мы проводили в аэропорт. Оружие — в тайнике, и пора уже ехать, полюбоваться на нашего клиента. Когда Лева прощался с Лерой, Вера сказала мне, что ее сестренка влюбилась в моего приятеля, и, кажется, всерьез. Я успокоил Веру, заверив, что хуже от этого точно никому не будет. Мы договорились с сестрами созвониться, и Лева взял их минский телефон. Бурное прощание, цветы, и две шпионки, сделав свое дело и наладив связь, укатили.

Интересно, Л ера действительно влюбилась в Леву или это только ход конем? Ход конем по голове или в ту часть тела, что у Левы ниже пейджера?.. Там видно будет.

Возвращаемся в город. Лев закаменел за рулем и на мои попытки его расшевелить ограничивается короткими «да», «нет» и «посмотрим». С ума сойти. Вот уж чего не ожидал от напарника. Не перестаю удивляться силе женских чар. Пытаюсь определить, действует ли вся та канитель на меня? Наверно, со мной женщинам потруднее, я толстокожий. Ладно, потом разберемся.

Паркуемся напротив «Паласа» на Невском, но отсюда ни черта не видно. Непрекращающийся поток транспорта по центральной артерии города заслоняет вход в отель. Лева за время, пока мы возвращались из аэропорта, вроде немного ожил.

— Может, зайдем внутрь? — спрашивает он меня.

Я безразлично пожимаю плечами:

— Пойдем посмотрим.

Лев бросает взгляд на часы, потом листает свой блокнот.

— Если он придерживается графика своей службы безопасности, то через двадцать минут у него обед.

Люблю, когда наши клиенты придерживаются графика. Нам это облегчает жизнь. Правда, клиентам — укорачивает… Топаем до перекрестка улицы Маяковского, чтобы перейти на другую сторону.

В потоке людей нам навстречу с двумя охранниками идет мой старый приятель Евгений из Пушкина. Этого мне еще только не хватало. Женьке я всегда рад, но не сейчас. Не важно, что Лева и его шеф Седой знают кое-что о моем прошлом. Евгений может ляпнуть что-нибудь, чего знать Льву не обязательно. Мы встречаемся с Женькой взглядами, и я слегка морщу нос, отворачиваясь, и вроде как смотрю через поток транспорта на другую сторону проспекта. Евгений знаком с Румянцевым, но ведь мне неизвестно, предупрежден ли он о возможности встречи в такой неожиданной ситуации и как при этом должен себя вести я. Я звонил ему перед началом операции и говорил, что, возможно, укачу из города на несколько месяцев. Евгений проходит мимо, даже не поздоровавшись. Одного охранника я знаю хорошо, но и тот лишь скользнул по мне взглядом, ничем себя не выдав. Молодец Женька. Я снова спокоен. Лева, задумавшись, наступил на пятку идущей впереди толстой тетки, которая тут же проявляет незаурядное знание русского мата, исполняя свою арию во всю мощь голосовых связок. Лева дважды извинился, но его слова пролетели мимо толстой транзитом, и тогда он разразился злобным полушепотом:

— Слушай сюда, ковырялка! Засунь свою метлу себе в … или я тебе, падаль, сейчас пером сало на ходули солью!

Баба, резко заткнувшись, шарахается в сторону, встретившись с диким Левиным взглядом. Глядя на нас с ужасом, она бросается наутек, словно таран раздвигая толпу.

— Она сейчас кого-нибудь задавит, сучка! Смотри, без габаритных огней пошла! — ржет Лева, глядя вслед скандалистке.

Я смеюсь.

— Где это ты так выучился? — спрашиваю его, удивленный Левиным знанием тюремного жаргона.

Лева подмигивает многозначительно:

— Одно дело по уголовникам раскручивали. Ну так я два месяца по этапам шел и полгода еще в зоне чалился, как и все зеки, — со статьей на шее. Работал под прикрытием. А банда была из Уфы. Мощная. Они своих людей из зон легко доставали. Выдернут — и снова в дело. А дела у них — сплошь мокруха и захват заложников. Детей мочили, гады…

— Понятно, — говорю посерьезневшему от нахлынувших воспоминаний напарнику.

Могу себе только представить, сколько за Левой теперь «числится» беспределыциков из Уфы… Заходим в отель и поднимаемся в ресторан. Помещение здесь чересчур просторное, но, думаю, дядя наш не затеряется. Заказываем себе перекусить, устроившись так, чтобы видеть вход и по возможности большую часть зала. Закуриваем, официантка подает нам пока кофе.

Ненавязчиво рассматриваю посетителей.

— Мне Вера сказала, что некая блондинка, которую ты знаешь, в тебя влюбилась по уши… — словно невзначай говорю Леве между затяжками сигареты.

Реакция у него мгновенная. Глаза вспыхивают, он тянется через стол ко мне:

— Ты серьезно?

Мне его даже жалко стало. Совсем башню заклинило у парня.

— Не шучу я такими вещами… — говорю серьезно, потому что могу все-таки его понять. Парню за тридцать, а он еще, по большому счету, и жизни не видел нормальной — осточертели ему, надо полагать, спецзадания разных ведомств, а теперь еще и Седой. Лева, собственно, как я сам, только и умеет, что разрабатывать и выполнять «мокрые» заказы, — сначала это были так называемые задания государственной важности, а теперь у него хозяева — мафиози, которым время от времени требуется устранить того или иного конкурента. А тут вдруг любовь и вообще приятная не известность дальнейшей жизни… И такой не известности, я уверен, ему лишаться не хочется.

После моего заверения он расцвел и как-то странно оглядел зал. Народу здесь немного, но я подозреваю, что Лева их всех уже любит, а такое расположение духа обеспечивает клиенту шанс на отсрочку с билетом в потусторонний мир.

Нам приносят горячее, и Лева о чем-то уже весело шутит с официанткой. Я наблюдаю за посетителями. По времени клиенту пора бы уже появиться — проголодался небось.

— После обеда у него встречи. У нас есть время, — говорит мне Лев. Вижу, что все у него в башке устаканилось, он снова готов говорить о деле.

В ресторан заходят двое парней. Почему мне знакомы их лица? Вспомнил: я же видел этих ребят на фотографиях, они из охраны клиента. Быстро оглядев зал, охранники проходят в дальний его конец и усаживаются за столиком у стены. Глазами показываю Леве, где они расположились. Он все понял. Принимаемся за еду. Через две минуты в ресторане появляется клиент с пятью охранниками. Это хорошо, что он не любит обедать в номере. Спокойно, не торопясь едим.

Гость нашего города устраивается неподалеку от нас. Вижу, что заказ он сделал довольно скромный, значит, долго здесь сидеть не собирается. Его охрана как бы мельком оглядела нас — нет, мы у них не вызвали подозрений. Сразу видно, что телохранители у клиента грамотные: не пялятся нагло на народ и ведут себя очень пристойно. Такая охрана даже в небольшом количестве стоит двадцати придурков, которые строят из себя крутых мэнов. Уважаю профессионализм. Эти мальчики будут стрелять быстро, а цели выбирать хладнокровно и без лишней суеты.

Мы с Левой рассказываем друг другу анекдоты, и наш хохот слышен окружению клиента. За пять минут до его выхода заканчиваем трапезу и, рассчитавшись, покидаем ресторан. Останавливаемся в вестибюле и, закурив, продолжаем похохатывать. Появляется клиент. Лев говорит швейцару:

— Подгони нам такси, приятель.

Швейцар в галунах и странной униформе, непривычной для Питера, кивнув, спешит к стоящим неподалеку у тротуара «мерседесам», на крышах которых пришпилены шашечки такси.

Клиент в сопровождении семерых охранников выходит на улицу, и тут же к подъезду подкатывают два черных «шестисотых» «мерседеса». Номера у них московские.

— Ваше такси, господа! — приглашает нас швейцар к машине.

Проходя к такси, запоминаем, в какую тачку садится клиент. Лева не скупясь дает швейцару на чай, и мы отчаливаем в казино. Все, что нам было нужно увидеть, мы увидели. Объект вряд ли станет менять машины, недаром ему пригнали его московские, привычные для него тачки. Правильно мы сделали, что не стали дожидаться приключений на свою задницу, высматривая, не имеются ли у клиента еще какие-то машины сопровождения, припаркованные где-нибудь поблизости и набитые охранниками про запас. И головы мы тоже не задирали, пытаясь обнаружить его людей, оккупировавших крыши близлежащих домов. Нам все это ни к чему. Нам засветка не нужна. Пару часов проводим в казино, а потом, взяв частника, отваливаем за своей машиной.

У Левы есть ключи от квартиры, которую нам предоставил на время операции Седой. Девушек мы, естественно, туда не возили. Катим на квартиру. Завтра ответственный день, необходимо отдохнуть и приготовиться к нему.

К двенадцати дня мы уже во всем своем маскарадном великолепии. Рожи наши описывать не стоит, потому как на себя мы не похожи.

Лева ржет, стоя перед зеркалом, из которого на него глядит типичный алкаш, готовый за бутылку барахтаться по уши в дерьме. У меня вид такой же бравый. Оба мы в робах и фуфайках. Под просторной и в меру грязной рабочей одеждой на нас надеты совсем другие шмотки, в них нам предстоит уходить после акции. У Левы большая рабочая сумка, на самом дне которой лежит разобранная на три части компактная снайперская винтовка, заваленная сверху грязными тряпками и рабочим инструментом. Еще в сумке имеется старая электродрель, термос и пакеты с бутербродами. У меня на плечах сумка поменьше, тоже полная разнообразного металлолома в виде разводных ключей и обычных гаечных, отверток, кусков провода, рукавиц и еще черт знает чего. На плече бухта тонкого троса, а в кармане фуфайки пол-литра водки, уже початая. Кто догадается, что мы отнюдь не работяги, тому без разговоров дам тонну баксов. Ей-богу, не пожалею. Но, думаю, конкурс по этому поводу мы устраивать не будем.

— Театр, грим… — ржет Лева. — Влад, может, нам с тобой устроиться в театр высокооплачиваемыми гримерами?

Я отмалчиваюсь. В театре, может быть, работа похлеще нашей, так что лучше делать свое дело.

Добираемся до «Петроградской» общественным транспортом, поверху. В метро себя не затягиваем, там стоят видеокамеры. В случае какого-то нашего прокола у сыскарей появится хоть и минимальный, но шанс сесть нам на хвост. Возможные описания, где сели, куда доехали и т. д. Нам этот шанс давать кому бы то ни было ни к чему. Что до меня, так я вообще не любитель сниматься…

Совершенно спокойно проходим в ДК и уже через шесть минут оказываемся на его плоской крыше, равной размерами небольшому вертолетному аэродрому. Быстро выбираем укромное местечко, чтобы нас никто не засек со стороны. Нам превосходно видна проезжая часть Каменноостровского проспекта. В запасе еще минут тридцать. Оглядев окрестности и убедившись, что на крыше мы одни, устраиваемся поудобней и перекуриваем это дело. Курим молча. Разговаривать неохота. Так почти всегда перед серьезной операцией. Каждый мысленно еще раз прокручивает возможные варианты действий в случае провала. Это маловероятно, но не исключено. Но вообще-то подумать всегда есть о чем. Гляжу на Льва и могу поручиться, что думает он сейчас не о предстоящей ликвидации объекта, а об улетевшей в Минск Джульетте.

Смотрю на часы. Пора. Перчатки мы так и не снимали с четырех часов утра, когда начали укладывать инструменты и прочий наш багаж. Наши пальчики никому знать не обязательно. Достаю винтовку и собираю ее, пристегиваю ствол-глушитель и приклад.

Лев отрешенно наблюдает за моими манипуляциями с оружием. Вытаскиваю из коробки бронебойные патроны СП-6 и заряжаю ими магазин.

— Знаешь, дай-ка я займусь этим фраерком… — говорит, подходя, Лев.

Пристегиваю вместо обычного ПСО-1 оптический прицел «симмэнс» с мощным увеличением и превосходной световой разрядкой, которая и нужна при имеющихся тонированных стеклах «мерседеса». Передаю приготовленное к стрельбе оружие Леве, а сам с портативным цифровым биноклем в плоском, как карманная фляга, футляре просматриваю уходящую к Петропавловке перспективу. Лева тем временем устанавливает на сошках винтовку на карнизе выступа вытяжной шахты. Ждем, кажется, уже целую вечность. Наконец в потоке машин замечаю знакомые «мерседесы» с московскими номерами.

— Цель… — говорю Леве тихо.

— Вижу.

Машины приближаются к светофору у площади Льва Толстого.

— Он во второй машине, — говорит Лев, прильнув к окуляру оптики. — Зараза! Троллейбус!

Я тоже отлично вижу, что троллейбус, совершенно не к месту остановившись, тут же закрывает собой «мерседес».

— Спокойно. Ждем светофора, — говорю Льву.

Машины встали на красный, и «мерс» прикрыт теперь уже тремя троллейбусами на двух полосах.

— Сука! — цедит сквозь зубы Лев. — Теперь только на площади…

Ждем переключения светофора. Желтый, зеленый… Транспорт пошел. Вижу, как тронулся «мерс». Стоящая перед ним «пятерка» ушла резко вправо. «Мерседесы», рванув в образовавшуюся пустоту дороги, почти мгновенно пересекли площадь и скрылись за Домом мод. Все. Попасть на такой скорости невозможно. А продырявить машину и вспугнуть клиента было бы плевым делом.

Лева разбирает винтовку, бормоча ругательства. Упаковав снаряжение в сумку, присаживаемся и закуриваем. Дымим и озабоченно смотрим друг на друга. Вдруг Лев усмехается. Мне, кстати, почему-то тоже становится смешно, и мы ржем на этой чертовой крыше — ну надо же, прокололись из-за обычного городского троллейбуса, которому по барабану наши заботы и сроки. Действительно смешно. Ну а клиент, он, родимый, все равно никуда от нас не уйдет.

— У тебя в кармане, кстати… — говорит, отсмеявшись, Лева.

Вытаскиваю початую бутылку водки. Лева делает глоток и передает мне. Я чисто символически прикладываюсь к горлышку, не проглотив ни капли. Пить не хочу. Возвращаемся на квартиру. Что ж, придется начинать все сначала и решать эту задачку по-другому…

Дома, переодевшись, быстро разрабатываем новый план. Этот вариант будет тактически дерзок, но, надеюсь, более эффективен. Больше часа прикидываем, как могут развернуться события на этот раз. Задача усложняется — нам предстоит атаковать клиента в окружении его охраны. Эти парни наверняка таскают на себе бронежилеты постоянно — когда мы их с Левой видели вблизи, я заметил, что у охраны броники сделаны под обычные костюмы-тройки. Отстреливать охрану мы не собираемся, но если по нам начнут лупить из всех стволов, то жалеть, конечно же, не станем. Что делать: у них своя работа, у нас — своя. Если стреляем по охране, решаем так: целим в плечевой пояс (сила удара пули, один черт, выводит человека из строя и на то время, которое нам потребуется, чтобы уйти). Количество же охранников нами до конца так и не выяснено. Мы видели только семерых. Может, их больше? Придется быть втройне осторожней и действовать в десять раз быстрее…

Гримируемся. У меня теперь усы, темный парик, шрам на щеке. Контактные линзы меняют цвет глаз. Лева делает почти то же самое, но только дополняет свой портрет очками. Также специальным поясом Лев немного увеличивает свой объем — у него появляется животик, как у солидного бизнесмена. Используя имеющиеся у нас образцы, подделываем бейджи с наклеенными теперь на них нашими фотографиями с вымышленными фамилиями и пояснением на карточке, что мы являемся штатными работниками службы безопасности отеля.

Время за подготовкой к операции пролетает незаметно. Берем с собой по два «глока» и по четыре обоймы к ним на тридцать три патрона каждая и по пистолету ПБ. Этот модифицированный пистолет выполнен на базе «макарова», только с интегрированным глушителем. Кисти рук покрыты специальным составом, не дающим отпечатков пальцев. Так будет лучше, нежели таскаться все время в перчатках. Надеваем на костюмы легкие китайские пуховички, бейджи пока прячем в карман. Выходим на вечернюю улицу и, пройдя несколько кварталов, ловим частника, который довозит нас до отеля.

Минуем холл, уверенно проходим к лифтам. У нас есть еще двадцать пять минут. Поднимаемся на нужный этаж, идем по коридору, где номера по возрастающей уходят вглубь. Номер нашего клиента должен быть по левой стороне коридора, но он отсюда не виден.

Нацепив карточки службы безопасности, подходим к дверям номера по правой стороне в самом начале коридора, и Лев стучится. Открывает мужчина. По его голосу, который он подал вначале из-за двери, понимаем, что перед нами — немец. Я представляюсь еще раз (говорю на его языке):

— Служба безопасности отеля. Извините, но у нас есть сведения, что система противопожарных средств в вашем номере неисправна. Разрешите, мы пройдем и осмотрим ее. Уверяю вас, это не займет много времени…

Жирный ганс колеблется. В коридоре никого нет. Но лишний шум нам пока ни к чему. Немец видит карточки, прицепленные к лацканам пиджаков, удостоверяющие наши полномочия в этом заведении. Он все-таки пропускает нас в номер. Думаю, у него все равно уже не было выбора, просто он об этом не знал. Кроме фрица, в номере никого. Не испытываем долго его терпение. Времени на разговоры у нас мало, поэтому Лева мигом вырубает ганса, приложившись к его жирной шее ребром ладони, и затаскивает бедолагу в ванную комнату. Оставляем его там, прицепив наручниками к батарее. Питер немцу, наверно, запомнится надолго. Но если этот бюргер, похожий на борова, очнувшись, попытается выбраться из ванной самостоятельно, то ущерб отелю он причинит немалый — массы и силы у него хватит, чтобы вырвать трубы с корнем. Да и фальшоблицовка пострадает не меньше. Впрочем, нам до этого нет никакого дела.

Скидываем куртки и подготавливаем тумбочку из-под телевизора к выносу из номера. Нет, грабить гостиницу мы не собираемся, просто у нас с Левой такое хобби — нам в прикол двигать вещи. Как вечер, так обязательно нужно что-нибудь передвинуть или перенести. Дверь номера открыта нараспашку, и тумбочка наполовину выдвинута в коридор. Быстро скидываем с кровати одеяло и простыни и, поставив ее на ребро, двигаем также поближе к выходу. Подготавливаем свои ПБ и кладем их на пол под тумбочку, каждый со своей стороны (мне при этом приходится довольно далеко высунуться в коридор).

Наконец появляются двое из охраны клиента и быстро подходят к нам. Парни, видя наши карточки службы безопасности, доброжелательно улыбаются.

— Что тут у вас случилось? — спрашивает один из них, пытаясь заглянуть в номер, но кровать солидно перегораживает вход, и номер со стороны коридора не просматривается.

Я улыбаюсь и вроде как устало жалуюсь:

— Фриц тут один погулял с девочками, зараза! Все, что только мог, попортил, кроме телок, наверно. Пришлось его переселить в другой номер. Ему-то что, он за все заплатил, а нам теперь возись тут…

Охранники улыбаются:

— Вы с него содрали за беспокойство?

Я ехидно ухмыляюсь:

— Да уж не без этого. Теперь ему русскую шубку не купить для своей фройлен…

Парни хохочут вместе с нами. Один подносит к губам портативную рацию и сообщает, что все в порядке, просто здесь местная СБ успокаивала хмельного немца. Ему отвечают, что они выходят.

— Неплохо у вас с этим… — киваю на рацию у парней.

Тот молча соглашается и смотрит уже в сторону лифтов, а второй замер в ожидании, когда появятся их люди, сопровождающие клиента. Охранники отходят в сторону, освобождая место для нашей «работы». Появляется эскорт. Я молю Бога, чтобы в коридоре не появились постояльцы, которые могут стать лишними жертвами начинающих стремительно разворачиваться событий. Эскорт приближается. Метров семь до нас. Я и Лев беремся за тумбочку и начинаем ее поднимать.

— Подождите немного, мужики, сейчас только наши пройдут… — просит охранник.

Я киваю, обернувшись к нему, а сам в это время выхватываю из-под тумбочки пистолет. Глаза охранника округляются, и он судорожно лезет за оружием под свой пиджак. Да, я согласен с ним, все это так неожиданно… Но поздновато, батенька, пить боржоми;.. Захлопал Левин ПБ, я тоже быстро простреливаю плечи парней, стоящих передо мной, и тут же переношу огонь на охрану клиента. Лева выкосил почти всех. Только двое успели выхватить оружие, но воспользоваться им… увы. Лев стреляет быстрее. Луплю по замершему столбом клиенту и вижу, как на его груди мгновенно появляются алые точки. Бронежилет он не носит, да это, собственно, и лишнее. Пока клиент падает, перезаряжаю пистолет. Сделав три шага до груды раскинувшихся на полу тел, контрольными выстрелами разношу башку клиента вдребезги.

— Уходим, — спокойно говорит Лева, глядя на мою работу. — Если он выживет, то тогда я тоже Змей Горыныч…

Направляемся к лифтам. Пока все тихо. Вниз едут какие-то люди. Спокойно доезжаем до первого этажа, но тревога уже поднята. На этажах, наверно, все-таки есть видеокамеры. Быстро идем к выходу. В холле нам наперерез вдруг выбегают с «МАКАРАМИ» трое. Без предупреждения открываем огонь, мгновенно положив всех троих. Народ с визгом разбегается, а кто поопытней, тот падает на пол. Прорываемся в начавшейся суматохе на улицу. Швейцар тут же получает пулю в ногу — решил, дурачок, грудью загородить проход. Тоже мне герой на амбразуре… Еще двое из обслуги бросились в разные стороны по тротуару. Народ на улице быстро оценил обстановку и шарахается от парадного входа.

Лев, отшвырнув ПБ, выхватывает «глок». Правильно, шуму теперь все равно достаточно, а «глок», он будет надежнее. Вышвыриваю на дорогу водителя такси и падаю за руль. Судя по грохоту выстрелов за спиной, Лева по кому-то шмаляет безо всякого сожаления. Секунда — и он в машине. Отрываю «мерседес» от тротуара. Лязг металла, скрежет — это какая-то «девятка» нарвалась на бок нашего такси. На Невском уже куча мала из легковых машин. Но этот бардак происходит уже за нашими спинами. Набираю скорость. Пока нам везет — на светофорах еще зеленый свет. Куда-то с угла Маяковской убрались все гаишники. Им, похоже, стрельба не в кайф — облом для работы… Давлю по газам и, задев правым боком белую иномарку, шедшую навстречу от Лиговского проспекта, вылетаю на улицу Восстания, которая, как всегда, загружена транспортом по самое не могу. Больше всего мешают проезду тачки у тротуаров. Ездить по этой довольно узкой улочке вообще затруднительно, и особенно в самом ее начале, у Невского, где по обеим сторонам — магазинчики и офисы. Утыкаюсь в поребрик, и мы выскакиваем из машины. Почти бежим по тротуару, расталкивая прохожих. Перед рестораном уйма всяких тачек. Двое навороченных парней собираются сесть в «лексус». Уехать им сегодня на своей машине не суждено. Я занимаюсь водителем, Лева — вторым пацаном. «Качки» легли на тротуар как подкошенные. Я уже за рулем. Разворачиваю машину, треснув багажником чей-то припаркованный с другой стороны дороги «форд». Несемся в сторону станции метро «Чернышевская».

Везение кончается на Кирочной. Вылетев на дорогу против всяческих правил и светофоров, я по касательной тараню японский микроавтобус. «Лексус» — машина не из слабеньких. Минуем проспект Чернышевского, двигаясь все так же по Кирочной. Сзади противно воет сирена и моргают синие маячки милицейской машины. Я пытаюсь оторваться, втопив акселератор до пола, но что-то разладилось в нашей помятой тачке, ее тянет вправо к тротуару.

— Водитель машины «пятьсот тридцать семь»! Немедленно остановитесь! — гавкает матюгальник ментов, когда мы уже воткнулись в поребрик.

Ага, как же! Сейчас и лапки вверх поднимем…

Лева, выскочив на тротуар, открывает огонь по двигателю полицеского автомобиля. Я также покидаю автомобиль. Менты открыли неприцельный огонь из двух автоматов. Чем мне нравится короткий АК, так это тем, что из него, если человек нервничает, он в цель попадет часа через два, не раньше, пока не успокоится… Пули бьют в стену здания, где-то за нашими спинами слышен звон разбитого стекла. Пара наших ответных очередей из «глока» быстро затыкает автоматчиков. Лева, сделав еще несколько выстрелов по машине, отскочил за «лексус». Ментовские строчилы вроде заткнулись навсегда. На тротуарах по обеим сторонам дороги визжат женщины, и видно, как по плохо освещенной улице разбегаются люди, похожие на тени. Бросаемся бегом через дорогу. Я для верности посылаю еще несколько кусочков свинца в милицейскую машину. Вбегаем в переулок Радищева, чтобы попытаться выскочить к дороге у Спасо-Преображенского собора. Лева, вдруг застонав, падает на асфальт. По стене дома дубасят, кроша старую известку, автоматные пули. Не заткнулся все-таки мент! С асфальта, лежа в мокрой грязи, луплю очередями по вспыхивающим огонькам. Автомат замолк. Теперь все. Лева, держась за бок, сидит на проезжей части. Подхватываю его и, взвалив себе на плечо, бегу по переулку.

— Кончай, В лад! Уходи! — хрипит Лева.

— Заткнись! — рычу ему в ответ.

Взмах рукой на повороте, и под пистолетным стволом останавливаю «девятку». Мужик выпрыгивает или почти вываливается из дверцы машины и пятится от нее.

— Ребята, все нормально! — орет он.

— Пошел на хер! — рычу на него и загружаю Леву на заднее сиденье.

Водитель моментально испаряется.

Рву «девятку» с места. Нужно срочно выбираться из города. Хорошо, что темно. На углу Пестеля и Соляного резко подрезаю дорогу таксисту. «Волжанка» вынужденно тормозит. Таксист выскакивает из машины, я тоже. У него в руках монтировка, у меня «глок». Монтировка падает на асфальт. Таксист, увидев наставленный на него ствол, в шоке. Вытаскиваю Льва и быстро перегружаю его на заднее сиденье такси. На Литейном уже воют сирены.

— Быстро за руль! — ору таксисту.

Тот бросается на водительское сиденье. Мужик он вроде пожилой, седина на висках, так что дурака валять не станет, если хочет вернуться домой. Устраиваюсь рядом, прислонившись к дверце машины плечом.

— Езжай быстрее! — говорю, наставив на него пистолет от бедра.

«Волга» объезжает «девятку» и, набирая скорость, проскакивает мимо Летнего сада, вливаясь в поток транспорта, идущего по набережной к Троицкому мосту. Мост проезжаем нормально, без помех, и катим по Каменноостровскому проспекту.

— Ребята, отпустите меня! Ну что вы, ей-богу! — просит водила. — Я заявлю только через полчаса. Клянусь, скажу, что отходил перекусить… — ноет мужик. — У меня трое детей и двое внуков…

Проезжаем станцию метро «Горьковская». Таксист уже плачет, размазывая слезы рукавом старой куртки.

— Меня же с вами убьют как пить дать! Ну я вас умоляю, ребята!!! — скулит он.

Лева, похоже, вырубился на заднем сиденье.

Не знаю, куда его зацепило, и оказать ему помощь пока не имею возможности.

— Ладно, черт с тобой! Проваливай! — рычу на водилу.

Не доезжая Австрийской площади, он резко тормозит и тут же выскакивает из машины, не обращая внимания на проносящиеся мимо автомобили. Совсем от страха голову потерял! Перебираюсь на его место, захлопнув неплотно прикрытую дверцу «Волги». Таксист, выскочив на тротуар, чешет прочь, как будто я его сейчас давить буду. Идиот! Но, вообще говоря, с нами он точно мог бы попасть в переплет.

Мосты проезжаю спокойно и вижу, как гаишники, уже усиленные ОМОНом, шмонают иномарки и простые тачки. Такси пока не трогают. Проскакиваю на Приморское шоссе и доезжаю до поворота на Липовую аллею. Все мысли сейчас — как там Лева. Я несколько раз пытался посмотреть назад, но Лев скатился на пол и там затих. Если погиб парень, то жаль, чертовски жаль!

По Торфяной рву к Комендантскому аэродрому. На углу улицы Шаврова, почти перед выездом из города, веселая компания грузится в джип «гранд чероки». Место здесь глухое. Подрезав, бросаю «Волгу» наперерез. В джипе двое парней и две девчонки. Вылетаю из такси и, наставив «глок» на лобовое стекло джипа, ору, чтобы все выметались из машины к такой-то маме.

Народ послушно вылезает.

— Ты чего, парень, перегрелся? спрашивает крепыш в кожанке, который сидел за рулем.

— Быстро из машины! Ключи в зажигание! Ну! Быстро! — ору им.

Компания отходит на обочину. Открываю заднюю дверь «Волги» и, прикинув, подзываю парней. Те быстро подходят. Делаю пару шагов назад.

— Вытаскивайте его! Ну! Живее!

Пацаны, заглянув внутрь салона «Волги», принимаются извлекать оттуда Леву.

— Тише вы! Щекотно… — доносится до меня его хриплый голос. Живой, значит, бродяга! Живой!

Парни аккуратно несут моего напарника. У Левы весь правый бок в крови. Все происходит в темноте, лишь метрах в десяти от нас неярко горит уличный фонарь.

— Где это вас так? — спрашивает меня парень, поддерживая Льва за спину.

Лева так и держит свой «глок» в правой руке, которая от крови в темноте кажется чужой.

— Собаки покусали… М-м… М… — пытается шутить он сквозь боль. — Их… м-м… сейчас тут много… сук…

— Не болтай! — рычу на Льва, теряющего силы. — Быстрее, ребята! тороплю пацанов.

Парни аккуратно пакуют моего напарника на заднее сиденье джипа.

— Там одеяло есть… и аптечка, — вдруг говорит крепыш в кожанке.

— Спасибо! — бросаю ему на ходу, устраиваясь за рулем.

Девчушки, словно озябшие воробышки, стоят, переминаясь, на обочине. Я собираюсь захлопнуть дверцу. Крепыш снова советует мне:

— Уходи по старой дороге на Каменку… Знаешь?

Кивнув ему, хлопаю дверцей и, заведя двигатель, быстро разворачиваю джип. А ничего ребята попались. Сразу просекли тему и помогли без вони. Наверняка из братков парнишки — без нервов. Я уже давно прикинул, куда рвать когти. Дорогами сейчас уходить бесполезно, до базы будет не добраться. Где-нибудь да перехватят. Остался один путь — по воздуху. Для этого нужно попасть к вертолетчикам под Левашово.

— Ты как? — спрашиваю Леву, не оборачиваясь.

— Лучше некуда… — хрипит он в ответ. — Съездим, В лад, потанцуем с девочками?

Лева в своем репертуаре даже в таком состоянии, как сейчас.

— Попробуй перевязаться. Возьми аптечку. Держись, парень! — рычу я, впиваясь взглядом в освещенную только нашими фарами разбитую грузовиками проселочную дорогу, на которую я и стремился через весь город. Осталось еще немного, еще чуть-чуть…

Перед аэродромом помогаю Льву сделать перевязку. На этом поле я уже бывал раньше, когда состоял на государевой службе. Тут мы отрабатывали некоторые тактические задачи, используя аэродром и вертолеты в тренировочных целях.

Прорываю джипом сетку забора и рулю к вертушке у заправки. Несколько дежурных «бортов» здесь всегда готовы к полетам. Они то рыбаков снимают, то еще что-нибудь… Техники копошатся у машины, их трое. Пилотов нет. Ребята, увидев направленный на них ствол, молча отходят и встают в ряд, как я им и приказал, перед МИ-8. Выгружаю Леву из машины и перетаскиваю его в вертолет.

— И не вздумайте поднимать «стрекозу» следом! — предупреждаю технарей. — Собьют еще над полем…

Блефую, но в такой ситуации сойдет все, что ни скажу.

Загружаю Леву, захлопываю дверь. Быстро прохожу в кабину. Технари стоят так, чтобы я их видел. Срываю со столика штурмана несколько карт. Бегло просматриваю их — сойдет. Полетка по области у меня теперь есть. Пробегаю пальцами по тумблерам верхней панели и падаю в кресло командира. С горючкой порядок, масло в норме — винт на старт. Даю движку прогреться. Давление в системе в порядке. Техники отошли подальше, стоят смотрят.

Поднимаю слегка машину. Грузовой отсек пустой, там только Лева лежит возле скамейки на полу. Машина незнакомая для первого полета, поэтому пару раз пробую ее с подскоком и после — поднимаю «борт» над полем. Беру курс. Идти предстоит низко, чтоб не засекли радары.

Жму на грани риска, чуть не по верхушкам деревьев. По летку особо изучать некогда, но я уже понял приблизительное направление. Ничего страшного, найдем, что нам нужно. Лететь — не ехать: недолго, тем более по прямой. Через тридцать минут беру ориентиры — справа Вуокса. Сверяюсь еще раз с картой — по времени вроде нормально, но немного отклонился от курса. Забираю влево и выхожу к Мельниково, где развилка дорог. Беру еще левее, идя над главной дорогой. Вот он — справа! Зависнув над поляной на территории дома, опускаю вертушку. От дома-замка к вертолету бегут люди. Открываю дверь и аккуратно выг таскиваю Леву. Винты я не глушил. Подбегают охранники. Кричу в ухо узнавшему меня громиле из охраны Полынского:

— Я увожу «борт» на фиг отсюда! Вышли сейчас же машину! К перекрестку дороги от Бородинского на Михалево!

Горилла кивает, мол, все понял, и орет уже мне в ухо так, что я чуть не глохну:

— Понял!!! Сейчас же выедем!!!

Трясу головой и, запрыгивая в вертолет, пытаюсь сглотнуть, чтобы восстановился слух. Голосина у парня, что твой двигатель, будь они неладны, эти двигатели и все вертолеты, вместе взятые, чтоб они… Ругаюсь, отводя душу, и поднимаю вертушку в воздух.

Бочину Льву продырявили неслабо, но жизненно важные органы не задеты. Сейчас он уже приходит в норму, и мы с ним гуляем по заснеженной территории дома-замка. Болтаем о жизни и слегка разминаемся в тире. Лечат Льва капитально. Седой с Полынским постарались: лучшие врачи — у Левы.

После Левиного рассказа о нашем приключении в отеле и как мы прорывались из города, Седой сказал, что я могу делать все что пожелаю. «Только не угрохай наших охранников и нас самих», — пошутил он. Юмор у Седого тоже своеобразный, но зато теперь у меня неограниченная свобода в передвижении.

Седой и Полынский опять куда-то умотали, и уже недели две о них ничего не слышно. Звонили с Левой в Минск нашим блондинкам. Трудно сказать, выдержит ли бюджет Полын-ского оплату Левиных телефонных переговоров? Как-то я уходил от Льва часов в девять вечера, когда он набирал номер телефона Леры, а в семь утра, зайдя забрать его на разминку, понял, что придется полдня провести в занятиях одному. Лева все еще болтал с Лерой, и если бы я не грохнул ногой по открытой двери, он бы и не заметил, что кто-то вошел. Слетел совсем парень с катушек. А может, это и правда любовь?

Завтра — Новый год. Хеппи нью… В доме предпраздничная суета. Мы всей вооруженной общиной замутили такой стол, что и пригласить какого-нибудь премьер-министра Англии было бы не стыдно со всеми ихними пэрами и сэрами в придачу. С неделю почти все занимались пиротехникой. Каждый готовил свой сюрприз. Я тоже кое-что придумал, но частично использовал и Левины советы. Он в этом деле, оказывается, спец. Паршиво, что не будет дам. Но мне не привыкать. Еще на службе я встречал этот праздник так, в мужской компании, только стол был попроще да обстановка победнее. Ближе к празднику прибыли Седой и Полынский. Как Деды Морозы… Правда, что касается Седого, то из него добрый Дедушка Мороз, как из удава бабушка для кролика. Но подарки принесли эти дедушки, что да, то да… Все охранники получили серьезные суммы денег наличными. Мне же Полынский вручил чековую книжку Австрийского банка, где теперь на моем счету сто тысяч долларов и ни центом меньше, а также выдал двадцать тысяч на карманные расходы. Для меня это, конечно, крутовато. Лев тоже не остался обиженным. Но сюрпризы, похоже, еще не закончились. Седой с Полынским держат что-то про запас, о чем, скорее всего, мы узнаем только после Нового года.

Прошел праздник, народ напился, нагулялся, встретил Новый год, мысленно послал подальше Старый и на этом успокоился, увидев, что в карманах пусто. Нужно работать. Старые долги и все старые заботы, к сожалению, перекочевали в новый год.

С Румянцевым связаться я не пытался, так как смысла в этом пока не вижу. Это только в фильмах шпион постоянно выходит на связь, надо это ему или не надо; он выходит на связь и докладывает, что еще ни черта не сделал и не узнал, и на этой мутоте героически проваливается.

У меня с Румянцевым своя игра, которую мы ведем спокойно и основательно, не отчитываясь за каждую выплюнутую стволом гильзу. Игра большая, ставки серьезные, как на войне, значит, потери и жертвы неизбежны, они были, есть и будут независимо от нашего желания. На казенном языке это обычно называется: погиб при исполнении, или выявлен и нейтрализован, или проведена зачистка, или неблагоприятный исход операции. Специалистами госспецслужб, часто по спецзаказу правящих кругов, делаются все эти вещи спокойно и хладнокровно.

Жизнь — это игра. Игра всех со всеми. Мы играем кто в политиков, кто в блюстителей закона, кто в добропорядочных граждан. А вот бандиты не играют, потому как они вне закона, они хищники и знают настоящую цену себе и остальным игрокам.

Я пока в игре на второстепенных ролях, но моя задача — вырваться вперед. Нам нужна не приблизительная схема действий Полынского и Седого, нам необходимо знать, что внутри, кто и какими средствами двигает эту огромную законспирированную машину теневого бизнеса, кто руководит этой мощной и не подконтрольной государству организацией, в которой Полынский и Седой не на последних, но и не на первых ролях. Вся сеть должна быть известна нам как свои пять пальцев. А вот тогда посмотрим, что с этим хозяйством можно сделать…

Сегодня я с Седым и Полынским еду на какую-то встречу, похоже, очень важную для моих теперешних шефов. Впрочем, для них все важно, насколько я уже успел это заметить.

Лева по причине своей временной неполноценности остается дома. Лев жутко на такое обиделся, и я посоветовал ему подать рапорт об отставке. Он меня послал подальше, и мы провели в тире динамичную дуэль со световыми пистолетами. Через пятнадцать минут ползания и беготни по смодулированным «руинам» мне удалось нашпиговать Леву условным «свинцом» в таком неимоверном количестве, что он сдался. Я попал в него аж четыре раза, он в меня — ни одного.

Во дворе собрались уже почти все, не хватает Полынского и Седого. Едем на двух машинах, где помимо меня и шефов еще семь человек из охраны.

— Ты «компакт» взял? — спрашивает меня Лева озабоченно.

Мы стоим у машины и курим, ожидая выхода боссов.

— Да взял, взял, — успокаиваю его.

Лева осматривает салон машины, зачем-то заглядывает под днище. В общем, производит массу ненужных действий.

— Запасные обоймы к «глокам» есть? — достает он меня.

— Да, есть. Взял я все. — Откидываю окурок щелчком пальца, и тот, описав длинную дугу, улетает метров на пять и тонет в глубоком снегу. Лева следит за полетом бычка.

— Аптечка с собой? — не унимается он, видимо, усвоив из недавних событий, что индивидуальную компактную аптечку необходимо иметь всегда при себе.

— Взял я все, Лева, успокойся…

На пороге дома появляются шефы, спускаясь по чистым от снега и льда ступенькам к машинам.

— Смотри за парнями, чтоб не зевали… — говорит Лев. — Вон Колька с Серегой, они подрыхнуть любят на дежурстве, — тыкает он пальцем в сторону молодых парней, о чем-то оживленно спорящих возле капота первой машины. — Ты их вместе не ставь…

Я киваю ему, мол, понял, не поставлю.

— Иди лучше в дом и позвони Лере. Теперь можешь звонить хоть до утра, — подсказываю приятелю.

У Левы рот расползается до ушей. Упоминание о его даме ему приятно.

— Позвоню обязательно! — смеется он и тут же спохватывается, сообразив, что я ему заговариваю зубы: — Ты ножи взял?! — чуть ли не орет он.

— Да взял я! — рявкаю в ответ, выведенный из терпения.

— Покажи, — требует Лев.

— На, смотри! — Достаю из-за воротника лезвие метательного ножа. Убираю его обратно и задираю рукава пальто и пиджака, показывая прицепленные к предплечьям лезвия.

— Ну, вижу, — сдается Лев, отмахиваясь.

Шефы проходят к машинам. Парни замерли в ожидании. Мороза почти нет, градусов шесть, семь в минус. Нормально, в общем, для января. Седой и Полынский, оглядев нас всех, подходят к «бээмвухам».

— Ну что, поехали? — говорит, обращаясь сразу ко всем, Седой.

Парни рассаживаются по машинам. Мое место рядом с водителем во второй тачке, где Полынский. Седой в первой машине. Подхожу к дверце.

— Стой! — кричит Лев, подбегая, когда я уже сажусь на переднее сиденье.

— Ну что еще?

— «Эргэдэшка» есть? — спрашивает Лева, проницательно всматриваясь в меня.

Делаю отрицательный жест.

— Ну вот! Видишь! Забыл!!! — орет Лева и кричит водителю: — Стой на месте и не вздумай отъехать!!! Я сейчас!

Он бросается в дом.

— Что там такое? — спрашивает меня Полынский с заднего сиденья, зажатый между двух охранников.

— Сейчас поедем, только Лев успокоится. Я там кое-что забыл…

— Ну что там у вас?! — раздается по рации нетерпеливый голос Седого.

— Ждем. Лев что-то должен принести Владу, — отвечает ему Полынский.

— А… Ну хорошо, подождем, — соглашается Седой и отключает связь.

Шефы теперь не лезут в наши дела и соглашаются со всем, что мы желаем сделать или делаем.

Выхожу пока из машины и от нечего делать утаптываю носком ботинка отвалившийся с краю дороги пласт снега.

Лева пулей вылетает из дома и подбегает ко мне.

— Вот. Давай распихивай… — говорит он, доставая из карманов куртки четыре гранаты РГД.

Послушно рассовываю их по своим карманам. На мне уже всевозможного железа — мама не горюй!

Лева, как заботливый папаша, поправляет на мне лацкан пальто и застегивает верхнюю пуговицу.

— Ну ладно, братишка, давай, что ли, езжай тогда, — говорит он, хмурясь.

Я, улыбаясь, хлопаю его по плечу.

— Лады. Не забудь позвонить в Минск, и от меня там привет передай! — говорю ему, садясь в машину.

Лева подходит к дверце, опирается на нее руками:

— Смотри там аккуратней. Ну все. — Он захлопывает дверцу и, не оглядываясь, топает в дом. Не оглядываться — это тоже примета, чтобы снова увидеть друзей.

Теперь, пока мы ездим, он будет бродить по дому и волноваться. Уж лучше было бы его взять с собой. Но Седой сказал, что о встрече, возможно, пронюхали и нужно быть наготове, а Лева действительно еще не в форме, и нельзя рисковать им, как простым охранником. Но все-таки вначале мы с Румянцевым ошибались: у Полынского и Седого врагов оказалось достаточно, и живут эти двое в постоянном напряжении. Я пока так и. не смог выяснить, откуда приехал Седой. Но враги у них есть, и серьезные. А если у интересующих тебя людей есть враги, и ты помогаешь этим людям не вляпаться в дерьмо и охраняешь их бизнес от посягательства конкурентов, то, естественно, рано или поздно будешь знать о них все. Варианты шантажа своих клиентов очень часто используют многие охранные фирмы. Их сотрудники, охраняя богатых подопечных, знают все об их личной жизни, знают, от кого следует охранять коммерсанта, почему на него могут покушаться, требуя деньги, которые, значит, где-то по налоговым документам не проходят, и так далее и тому подобное. Бизнесмен конфиденциально дает весь расклад о себе и своей работе, то есть сам же и сажает себя на крючок, начинает зависеть от тех, к кому он обратился за помощью, и платит за это немалые деньги. Кому-то доверять все-таки хочется… Получается, что дельцам гораздо проще жить и работать, если у них своя мощная команда. Можно, разумеется, и пахать честно, без левака, но таких в России и на процент не наберется. Также без хлопот живется тем, кто уже четко под гангстерской «крышей» и выплачивает «крышакам» стабильный процент ежемесячно. Получается, что бандиты честнее, чем все госслужбы, вместе взятые, с их госналогами, где чем больше заработал, тем больше отдай. Да плюс вымогатели в форме. Или без нее, но тоже под флагом. Чиновники, как паразиты, только забирают. Бандиты поумнее отдают деньги в дело тем же коммерсантам, разрешая им прокручивать средства. Выходит, помогают на всех уровнях. От государства же помощи не дождешься, пока сам не заберешь.

Небо хмурое, по-зимнему серое. Но для нашей северо-западной зимы это нормально. На дорогу много времени не затрачиваем и уже через полчаса подъезжаем к воротам, на которых сбоку висит табличка, поясняющая, в какое охотничье хозяйство мы только что благополучно прибыли. Охотнички… Ха! Сюда все такие добрые приезжают, чтобы замочить какую-нибудь зверюшку и под водочку ее зажевать. Охота в городе посерьезнее будет, а здесь — отдых, и без криминала к тому же. В основном сюда приезжают как раз городские охотнички, которые устали от перестрелок в мегаполисах, — на природе они только пьют и шмаляют на спор по пустым банкам и бутылкам. Убивать животных не хочется, почему-то их жалко, да и не трогают они нас, в самом-то деле…

Охотхозяйство богатое. Есть все: и комфортные номера, и сауна, и залы для отдыха, и бильярд. Все как у людей. На огороженной территории кирпичные здания, но есть и кемпинги. Заходим в двухэтажный кирпичный дом. Здесь на первом этаже большой банкетный зал. Перед домом четыре «пятисотых» «мерседеса». Кто-то уже прикатил пораньше. Нас встречают на входе. Седой и Полынский тепло здороваются со своими друзьями (или компаньонами? Бог знает как их называть).

Я быстро оцениваю охрану этих бизнесменов и обстановку вокруг. Напряга никакого не чувствую. В таких ситуациях я полностью полагаюсь на интуицию. Чужаки расслаблены и спокойны. Расслабленность не наигранная, я это ощущаю и посему доверяю процедуру встречи нашим охранникам, а сам иду осматривать территорию, местные достопримечательности да заодно и помещения.

Насколько я понял из своего обхода, сегодня посторонних в охотхозяйстве не будет. Мафиози все продумали и за все заплатили. Пять человек обслуги, из них один повар и две официантки. В двухэтажном особняке идет банкет-совещание, или, как такое мероприятие иначе называется, деловой обед. В общем, чтобы пожрать и поговорить чисто по-русски. Охранники почти все торчат в бильярдной, играют, пьют пиво. Забираю двоих своих парней и выставляю их на улицу. Нечего расслабляться, пусть патрулируют вокруг особняка и пялятся хотя бы на целину снега, идущую от леса, чтоб вдруг не появилось лишних следов. Если приезжим на «мерсах» все равно, что делают их люди, то это их проблема. А пока мы здесь, никого из наших мочкануть не должны. Проглатываю парочку бутербродов с горячим чаем и снова выхожу на улицу. Осмотрев еще раз довольно обширную территорию охотхозяйства, возвращаюсь к своим. Боссы заседают. Напоминаю Шурику — так зовут гориллу из охраны Полынского, — чтобы он, оставаясь за старшего, менял парней на улице и присобачил к этому делу ребят из приезжих. Нечего им балдеть, когда наши работают. Я же хочу часика два подремать, так как мое дело будет смотреть за хозяйством с началом темного времени суток. Шефы сказали, что задержатся здесь до завтрашнего дня, так как ночью кто-то должен еще подъехать из Москвы.

Шурик заверяет, что, пока я отдыхаю, все будет тип-топ, в смысле правильно. Хлопаю его дружески по железобетонному плечу и отваливаю наверх в комнату с кроватью. Засыпаю быстро, только коснувшись щекой подушки, приказав себе проснуться через два с половиной часа. Этому я учился несколько лет, и пока «все в системе работает».

Просыпаюсь и резко поднимаюсь на кровати, глядя в окно, за которым уже темно. Проспал два с половиной часа. Хотя я лег не раздеваясь (только скинул пиджак и ботинки да ослабил узел галстука), чувствую себя достаточно бодрым и способным провести напряженную ночь. Сполоснув лицо и приведя себя в порядок, спускаюсь вниз. Мафиози еще заседают, парни без устали гоняют бильярдные шары и без конца носятся в сортир — последствия выпитого за день пива.

— Пацаны дежурят без базара, и наши, и их! — докладывает слегка захмелевший от выпитого «Туборга» Шурик; он отсидел три года за драку и, нахватавшись на зоне блатного жаргона, заменяет им весь русский язык. Но сам по себе он парень неплохой. Просто мозги отбиты на ринге. — Никакой козлотни вокруг не ошивается. Кофе будешь? — без перехода спрашивает он, зная, что я спиртного не употребляю.

— Давай, — соглашаюсь, оглядывая парней за бильярдным столом.

Вроде все трезвые.

— Может, пожрать чего, Влад? — спрашивает Шурик.

— Чего-нибудь можно.

Горилла уходит, а я подхожу к бильярдистам. Забыл уже, когда в последний раз катал шары.

— А ну-ка, дай! — говорю одному из наших парней и, взяв у него кий, жду, когда пробьет соперник.

Партия у них только началась, и еще ни одного шара не забито. Парнишка бьет по шару, пытаясь загнать «свояка» в центр. Не попал. Укладываю два в дальние лузы. В середину загоняю «чужого» и «зайцев» по короткому борту. Отдаю кий, слыша восхищенные реплики охранников.

— Учитесь, сынки! — смеюсь и отваливаю к креслу за невысокий столик, куда из кухни мне принесли ужин: рыбку с Ладоги в супе и пельмени из кабанчика.

Все приготовлено отменно, и Я с удовольствием набиваю брюхо. Можно подкрепиться и поплотнее. Шурик притаскивает к кофе бутерброды с красной и черной икрой и яйцо в майонезе, тарелочку нарезанных ломтиками апельсинов и зелень.

— Ну как? — улыбаясь, спрашивает он.

Я только развожу руки.

— Если охотники здесь всегда так живут, то я, пожалуй, вступлю в охотничье общество.

Шурик доволен, что сделал мне приятное. Уважать меня он стал с нашей встречи в ресторане. Он мне после признался, что у него из двухсот сорока боев только три было проиграно, и то в самом начале его карьеры на ринге. Посмотрев пару раз, как мы со Львом тренируемся в тире, он готов теперь сделать для меня все, что я только ни попрошу. Шурика и его приятеля Гошу я весь последний месяц учил правильно и умно стрелять и грамотно вести себя в критических ситуациях. Шурик также благодарен мне за то, что во время «проверки», когда он вышел в коридор с «макаром», я не стал в него стрелять, и хотя в автомате патроны были все равно холостые, он считает мой поступок благородным. Уважение теперь от этих ребят бесконечное. Они только сейчас открыли для себя, что стрельба из отличных пистолетов может быть искусством, которое доставляет незабываемое удовольствие, как и само оружие. Я выпил кофе и, откинувшись в кресле, собираюсь закурить после сытного ужина, но тут меня зовут к боссам.

— Влад, — говорит, не желая тратить время на предисловия, Полынский, едва я вхожу в банкетный зал, — сейчас мы должны съездить в одно место. Машина на подходе. С нами едут ты и Шурик.

Молча принимаю к сведению его сообщение. Боссы не пьяные. На столе — папки и разложенные бумаги, которые сейчас и собирают мафиози. Я киваю Полынскому, мол, все понял.

— Ты как? — неожиданно добродушно интересуется у меня Седой, забирая со стола свою папку.

— Порядок, — киваю ему. — Что за машина? — спрашиваю у Полынского.

— Микроавтобус или как там его… «Тойота», в общем, — отвечает Полынский, он путается в марках машин. — Должен уже подъехать.

— Это все? — спрашиваю у него.

Он кивает:

— Пока все.

Поворачиваюсь и выхожу на крыльцо. Вдалеке от въездных ворот замечаю одиночные фары автомобиля. К крыльцу подходят охранники, наблюдающие за улицей.

— Это кто? — спрашивает меня один из них, кивая на приближающиеся фары.

— Это машина… — отвечаю ему содержательно. — Смотрите лучше вокруг дома.

Охранники, хмыкнув, топают по дорожке за угол особняка. К подъезду выруливает «тойота», минивен, стекла салона, мне кажется, у нее чересчур затонированы. В машине только водитель. Открываю боковую дверцу и заглядываю внутрь салона. Пусто. Стекла действительно слишком затемнены, и за сиденьем водителя, как в «кадиллаке», имеется перегородка из бронированного стекла, через которое тоже почти ни черта не видать.

На крыльцо выходят наши и чужие мафиози. Водитель минивена здоровается с ними за руку, и вся компания проходит к машине.

Я забираюсь с шефами в салон, Шурик садится рядом с водителем — так распорядился Полынский. Интересно — при всем ко мне доверии боссы не хотят, чтобы я запомнил дорогу. Интересно, черт их возьми.

Усаживаюсь на свое место около перегородки и тут же отключаюсь от всех посторонних звуков. Я решил подремать. Меня никто не беспокоит разговором. Время я засек. Теперь включаю свое внутреннее, данное мне от природы, «оборудование». Машина трогается, и я начинаю определять направление, засекаю время поворотов и мягких отклонений курса автомобиля, соответствующие сторонам и направлениям компаса. В машине это делать сложнее, чем на воздухе, поэтому начинаю слегка потеть от напряжения. Расслабляться нельзя, через стекла ни черта не видно, и я не расслабляюсь.

Время, затраченное на дорогу, — один час двадцать семь минут. Машина останавливается. Мафиози зашевелились на местах. Уходит вниз стекло перегородки.

— Приехали. Все нормально, — объявляет Шурик.

Поработал я неплохо. Выхожу из «тойоты» первым и осматриваюсь. Морозец, небо звездное, вокруг темный застывший лес. Мы возле невысокого, но добротного дома с обширными хозпостройками на солидно огороженной плетнем территории. Снега тут навалило порядком. К дому дорога расчищена достаточно широко, ко всем сараям и каким-то маленьким, похожим на игрушечные, домикам ведут только узкие тропинки. Нас встречают двое крепких мужчин лет под сорок в камуфлированных одеждах. В руках у них помповые ружья, но я замечаю, что у каждого под распахнутой фуфайкой заткнут за пояс многозарядный пистолет. Слева слышу хмыканье. Рядом со мной остановился Седой, смотрит на меня улыбаясь.

— Зачем это тебе? — вдруг спрашивает он, нарушая затянувшееся молчание.

Я действительно удивлен его вопросом и чувствую подвох.

— Что ты имеешь в виду? — не очень дружелюбно переспрашиваю у него. Не нравятся мне такие улыбки.

Седой еще раз хмыкает. Все уже прошли в сторону дома, поздоровавшись со встречающим.

— Это наше лесничество, — поясняет Седой, делая ударение на слове «наше». — А вот зачем ты пытался определить направление движения, это мне очень интересно…

Умный он, зараза, умнее, чем я предполагал.

— Ради спортивного интереса… — отвечаю спокойно. — Не люблю, когда меня вслепую таскают по дорогам черт знает куда и зачем.

Ну и как? — спрашивает он с неподдельным интересом. — Определил? Пожимаю плечами:

— Нужно смотреть по карте, но не ошибусь, если скажу, что мы где-то в нескольких километрах от финской границы. Направление движения легко уточнить позже, с погрешностью во времени на две-три минуты… Седой удивленно качает головой.

— Лихо… — говорит он.

Я пока закуриваю и жду его выводов. Моя сообразительность может мне дорого обойтись. Хотя это мы еще, как говорится, будем поглядеть…

— Я даже наполовину не верил тебе, — говорит Седой задумчиво и вдруг выдает перл: — Восемьдесят восьмой год. Камбоджа. Операция «Зевс». Группа семь человек. Имя командира известно. Четыре рейда — три уничтоженных лагеря террористов… Группа ни одного человека не потеряла. Командир представлен к «звездочке» и новым погонам.

У меня чуть не вываливается сигарета изо рта. Секретнейшая операция, которую проводила моя группа! Там мы отметелили наших бывших союзников — кубинцев, начинавших специализироваться на международном терроризме. Об этой операции знали единицы.

— Круто… — только и могу ответить Седому.

— Это я планировал вашу операцию, капитан. Пошли, а то действительно подмораживает.

Не удостоив меня ответом, Седой идет в дом. Следую за ним. За кого же здесь меня держат? Седой, похоже, знает больше, чем мне хотелось бы. Но, может, и не все так плохо, как я думаю? Ладно, пока будем считать, что ничего не произошло. А что касается осведомленности Седого и кем он был раньше, то, похоже, к организации Румянцева это не имеет отношения. Хотя он ведь меня уже спрашивал, могу ли я подкинуть Румянцеву дезу. Да, загадочки. Хуже нет такой вот неизвестности. Ладно, поживем — увидим…

Прохожу вслед за Седым в дом. Лесников пятеро, и все такие вот здоровые и очень неплохо вооруженные. Мне кажется, даже по нашим смутным временам их трудно назвать лесниками. Похоже, они такие же лесники, как я, допустим, пачка печенья…

Здесь территория погранзоны, и какого вообще черта они сюда приперлись? Охотиться? Ну-ну.

Боссы о чем-то коротко посовещались с «лесниками», и все снова засобирались на выход. Может, нам сейчас предложат лыжную экскурсию по местным пенатам? Нет, лыжи не дают, и по тропинке выходим к лесу. Тут есть, оказывается, неширокая, но все же реальная дорога, расчищенная от снега и уходящая в темноту. По ней и двигаемся, сопровождаемые двумя «лесниками». Чем-то мне они напоминают мальчиков из спецподразделений, которые задавили и перестреляли столько народа, что даже черти их не примут, потому как опасно для рогатых… Их выдает хотя бы походка, которая вырабатывается при специальной подготовке, и уж никак не в балетном кружке. Идем долго. Фонарики никто не включает, хотя они у «лесников» имеются. Дорога неплохо видна на фоне темных сосновых стволов.

Наконец упираемся в холм. Могу даже разглядеть виднеющиеся за ним темные силуэты невысоких скальных образований. Вдруг откуда-то появляется свет, и вижу проход, достаточно широкий, чтобы в него въехал грузовик. То ли пещера, то ли тоннель. Похоже, все-таки тоннель. Заходим внутрь и продолжаем движение под каменными сводами. Похоже на шахту метро. Ребристые стены, кабели, и кажется, вот-вот появятся из-за поворота метростроевцы. Пол чем-то выложен, и видна узкоколейка для подвода платформ. Метров через двести дорогу нам преграждают стальные ворота. «Лесники», повозившись, открывают их, и мы идем дальше. Нравится мне это лесничество, ей-богу, нравится.

Полынский, шедший впереди, слегка приотстал и, дождавшись, когда я его догоню, идет теперь рядом со мной.

— Как тебе это все, Влад? — спрашивает он.

Послать его подальше, что ли?

— Вы что, лес тут воруете и под землей в Финляндию возите? Контрабандой? — интересуюсь у него с усмешкой.

Полынский хихикает многозначительно, показывая рукой на тушенку:

— Скоро узнаешь, в чем дело…

Тоннель начинает разветвляться. Вижу в стенах запертые, крашенные в черный цвет, видно красили недавно, металлические двери. Стало теперь попросторней. Тоннель уходит дальше, а мы сворачиваем — «камуфлированные» открывают тяжелую стальную дверь. Заходим в помещение — это, похоже, огромный склад. Аккуратно разложены на полках ящики, пакеты, плотно упакованные и законсервированные. Обращаю внимание на то, что упаковки все современные.

Мафиози уходят куда-то в глубину склада, а я останавливаюсь и рассматриваю тару на полках. Цинковые ящики с буквенными обозначениями, полиэтиленовые пакеты с неизвестным содержанием. Что тут хранится — ни черта не понятно. Подходит Полынский.

— Здесь, Влад, ничего интересного, — говорит он, показывая на ящики и пакеты. — Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Проходим среди стеллажей. Стеллажи тоже современные, из алюминиевых сплавов. Полынский замедляет шаг напротив небольшого закутка, забитого банками армейской тушенки.

— Вот… — говорит он многозначительно.

— Спасибо, я уже сыт… — благодарю его.

Полынский смеется:

— Здесь на миллионы долларов, Влад! Перед тобой — наркотики.

Я уже все понял, но делаю вид, что не верю:

— Да, у хохлов сало — тоже наркотик… Полынский недоумевающе смотрит мне в глаза.

— Я серьезно, Влад! — говорит он как бы даже обиженно.

— Да понял, понял, — успокаиваю я его. — Но я-то здесь при чем?

Полынский улыбается:

— Такие люди, как ты, В лад, имеют право знать больше. Ты нам нужен. Здесь и твои деньги, — показывает он снова рукой на банки.

Я пожимаю плечами и устало говорю:

— Это все хорошо, Геннадий Борисович, но владеть деньгами недостаточно, нужно еще иметь возможность их тратить. Дожить до этого момента не всегда и не всем удается. А вы как считаете?

Полынский кивает:

— Вот поэтому ты нам и нужен. Понимаешь меня?

Я, конечно, все понимаю. Чего уж тут не понять…

— Ладно, Геннадий Борисович, а дальше что?

Он улыбается:

— Дальше?.. Знаешь, пойдем-ка я тебе еще кое-что покажу. Это тебе точно понравится.

Иду вслед за ним заинтригованный. Проходим небольшим коридорчиком, и Геннадий Борисович, открыв стальную мощную дверь, приглашает меня зайти. Прохожу внутрь и слегка обалдеваю. Такого арсенала я никогда не видел. Даже на армейских складах. Здесь есть все, что только может пожелать душа такого придурка, как я. Поддоны с ящиками боезапаса и упакованного оружия. На стеллажах, словно на выставке, различные модели стрелкового и прочего вооружения. Гляжу на все это великолепие, и просто глаза разбегаются. Полынский, видя мое застывшее лицо, улыбается.

— Посмотри все сам, — говорит он, — а я пойду займусь делами. Мы здесь еще часик пробудем, так что не спеши.

Геннадий Борисович уходит. Часик? Да мне тут и двух дней не хватит, чтобы все осмотреть. Медленно иду мимо стеллажей. Наше оружие, китайское, итальянское, немецкое, израильское, любое, какое только захочешь!

От пистолетов самых разных систем до стационарной легкой установки «стингер» на две ракеты «земля — воздух», которые устанавливаются на бронемашинах. Потрясающе.

Пока я, подбирая кое-что для себя и Левы, ползаю по складу, время пролетает незаметно. За мной заходит Седой. Поглядев на груду железа, которую я сложил у выхода, он усмехается.

— Запасаешься? — спрашивает Седой, глядя на меня снизу.

Я устроился на самом верху штабеля из ящиков, ищу детонаторы с дистанционным управлением для чешской пластиковой взрывчатки.

— Стараемся помаленьку, — отвечаю ему осторожно.

Седой понимающе кивает, глядя на отобранное мной оружие.

— Неплохой вкус, капитан, — делает он мне комплимент.

— На том стоим, командир… — говорю, усмехаясь, и вдруг чувствую, что лечу.

Встал я на ящик не очень удачно, и вот при моем резком движении его повело вниз. Держа в руках довольно объемистую коробку, я не смог устоять и сверзился со штабеля. Приземлился на ноги, подняв руки над головой, чтобы, не дай Бог, ненароком не задеть что-нибудь взрывоопасное, иначе искать нас нужно будет уже за пределами Солнечной системы… Наблюдая мои акробатические упражнения, Седой только головой покачал.

— Пора возвращаться, — говорит он. — Я пришлю Шурика, чтобы он тебе помог.

Седой уходит, а я до прихода гориллы Шурика прибираюсь здесь, ставлю на место поваленные мной ящики.

Шурик появляется вместе с Полынским. Похоже, боссы решили меня опекать по очереди.

— Ого! — восклицает Геннадий Борисович, увидев, какое количество оружия я собираюсь утащить с собой в машину. — В лад, ты сейчас возьми самое необходимое, а остальное завтра же привезут, — обращается он ко мне таким тоном, каким разговаривают с ребенком, которого запустили в игрушечный магазин и разрешили выбрать себе столько игрушек, сколько ему захочется. Я, конечно, жадничаю, что верно, то верно. С сожалением гляжу на груду остающегося железа и забираю с собой только короткоствольный автомат «вихрь» с глушителем и с десяток полных обойм к нему.

Шурик с нездоровым интересом дилетанта рассматривает оружие на складе. Мыс Полын-ским выходим в коридор.

— Саша, догоняй нас! — кричит в дверной проем Полынский охраннику, который не может отвести глаз от стеллажей.

Идем на выход.

— Куда ведет этот тоннель? — спрашиваю у мафиози, кивая на участок тоннеля, теряющийся во мраке метрах в ста позади нас. Полынский поднимает многозначительно палец вверх.

— В этом весь фокус, — говорит он с улыбкой. — Кое-что идет отсюда туда, а кое-что оттуда — к нам.

Оригинально, Ватсон. Я схватываю на лету, но продолжаю работать под дурачка.

— В смысле? — спрашиваю, надеясь, что босс все-таки разоткровенничается.

— Вот это все, — Полынский показывает на стены тоннеля, — строили немцы еще в войну. Выходы есть и на нашей территории, и на территории Финляндии.

Понятно. Я угадал. Шефы действительно неплохо устроились.

Нас догоняет Шурик с гранатометом за спиной.

— Тебе это зачем? — удивленно спрашивает Полынский, глядя на гранатомет.

Шурик растерянно пожимает плечами:

— Нормальная штука. Я такую в кино видел.

— Я ее отложил. Пусть заберет, — выручаю гориллу.

Трубу эту я и не думал брать, там были вещи поинтереснее. Полынский кивает в знак согласия, и мы идем к выходу.

На улице, отведя Шурика в сторону, я интересуюсь у него:

— А чем стрелять будешь? — Дело в том, что гранатомет незаряжен.

Горилла удивленно смотрит на гранатомет:

— А че, в нем ни хрена нет, что ли?

Я смеюсь, глядя на разочарованную морду гориллы.

— Вояка, тоже мне. Ладно, после закажем боезапас. Когда привезут, шмальнем пару раз. Я тебе покажу, как с ним обращаться.

Шурик благодарно кивает. Догоняем ушедших вперед. Все возвращаются к машине.

— В лад, езжай с водителем, — говорит мне Седой. — Дорогу ты уже знаешь.

Я не удивлен его словам. Похоже, даже начинаю привыкать, что от Седого можно ждать любой выходки, и притом в самый неожиданный момент. Во всяком случае, я не чувствую, чтобы от наших мафиози исходила угроза. Я уже говорил, что во всем полагаюсь на свою интуицию. А вот как только услышу сигнал моего второго «я», так сразу же и драпану из этого бизнеса. Куда? Куда-нибудь в тихий, укромный уголок. Выращивать розочки и писать мемуары.

Подъезжаем к охотхозяйству и заруливаем на его заснеженную неосвещенную территорию. Что я там говорил о своей интуиции? Так вот, впереди все очень хреново. Внешних признаков опасности вроде не замечается. Чужих машин нет перед входом, как нет и чужих людей на территории, но где же свои? Могут ребята, конечно, и расслабиться, но я сомневаюсь, чтобы наши позволили себе вот так запросто покинуть пост и уйти, скажем, пить пиво. Все эти мысли мгновенно проносятся у меня в голове. И еще нарастает тревога. В доме что-то неладно, там очень паршиво и пахнет трупами. До парадного входа в особняк метров сто.

— Езжай чуть тише, — быстро говорю водиле и, опустив стекло перегородки, объявляю в салон: и- Господа, в доме нас ждет сюрприз. Поворачивать назад уже поздно, иначе нашу лайбу расстреляют на дороге. Приготовьтесь…

— Ты серьезно? — спрашивает Полынский со своего места, привстав и глядя через лобовое стекло в сторону дома.

Не отвечая на его вопрос, поворачиваюсь к Седому. Встречаюсь с ним взглядом.

— Скажите всем, — говорю Седому, что бы вели себя спокойно. Я надеюсь, что, как бы скверно ни сложились обстоятельства, мы сумеем выкрутиться.

Седой молча кивает, соглашаясь с моими словами. Я вижу, он меня понял, и мне этого достаточно.

Машина медленно подъезжает к дому. Никто не выходит нас встречать, что само по себе уже странно. На улице ночь. Кроме наших «бээмвушек» и «мерседесов», больше машин во дворе нет. Мое наработанное годами звериное чутье выдает сигналы предупреждения: «Опасность!» Как будто красная лампочка мигает в мозгу. Ага, замечаю подтверждение своим опасениям. Недалеко от крыльца — углубление в снегу и в свете фонарей от парадного входа темное пятно на белом снегу. Кто-то там упал, истекая кровью. Убрать тело убрали, а следы замести не пожелали. Выхожу из машины. Наши мафиози тоже выбираются на воздух, вижу их побелевшие лица. Только Шурик и Седой держатся собранно и спокойно.

— Ты уверен, Влад? — переспрашивает меня Полынский.

Его друзья также смотрят на меня с надеждой, как будто ждут, что я сейчас рассмеюсь и сажу: да что вы, ребята, это шутка. Ответить Полынскому я не успеваю: на крыльце, как я и ожидал, появляются вооруженные люди. В масках, камуфляже и с автоматами Калашникова. Их можно было бы принять за ОМОН, но это не омоновцы. Автоматчики быстро рассредоточиваются по территории двора, и сразу же следует команда:

— Всем руки на голову! Стоять на местах! Не двигаться!

Выполняем приказание. Слышу, как друзья Полынского тяжко вздыхают у меня за спиной. Согласен с ними — попались мы качественно.

— Кто это, Влад? — спрашивает меня вполголоса Полынский.

За кого он меня принимает, болван?

— Это группа «На-На», Геннадий Борисович. Сейчас нам сыграют и споют… — отвечаю ему серьезно.

К нам подбегают несколько человек и быстро обыскивают, поставив враскоряку, мордами в кузов машины. У меня забирают два «глока» и автомат из салона, где я его оставил специально, чтобы не схватить глупую пулю. С ноги снимают «глок-компакт». Тычок автоматного ствола в спину указывает направление, куда двигаться. Входим в дом, где нас тут же сортируют. Бизнесменов отправляют в банкетный зал, а меня, Шурика и водителя заталкивают в комнату отдыха, где находятся оставшиеся в живых наши парни. Их только четверо. Геннадий, приятель Шурика, лежит на диване с обмотанной полотенцем головой. Возле него еще двое парней из охраны боссов, прикативших на «мерсах», и один наш, из молодых. Серегой его зовут или Колей, не помню точно.

— Где остальные? — задаю в общем-то дурацкий вопрос.

Шурик уже подскочил к своему раненому другу и осматривает его.

— Остальных всех… — начинает говорить молодой парнишка, охранявший чужих боссов, и чуть не плачет. Опускает голову, и еще не много — распустит сопли.

Все понятно. Вдаваться в подробности, как их тут уделали, не имеет смысла. Да и нет времени.

— Сколько было нападавших? — спрашиваю и чувствую, как во мне поднимается волна ярости, — черт побери, парни, в общем-то, не дилетанты, прошли в свое время каждый свою маленькую войну! Вот такие, мать их, и проигрывают большие войны, таких и лупят в «горячих точках» в хвост и в гриву. Просрали, расслабились, идиоты! Что ж это за охранники, если даже за самих себя постоять не могут?! Вслух я все это не говорю.

На мой вопрос парень пожимает плечами:

— Не знаю точно… Человек пять я видел. Они нас застали врасплох. А тех, кто схватился за стволы, тут же завалили.

Смотрю на раненого Геннадия. Он-то точно схватился за ствол, поэтому сейчас и лежит здесь. Глаза закрыты, из-под век катятся слезы. Может, от боли, может, от обиды. Не знаю и знать не хочу. Упустить такую удобную позицию, облажаться, когда им было все разжевано и даже в пасть положено! Я же всем им объяснил уезжая! Ладно, не время обижаться. Обижаться будут наши враги, а если нет масла в «чайнике» — получай туда «маслину»!

Оглядываю просторную комнату. Мягкая мебель. Окно забрано узорчатой, но крепкой решеткой. За дверью, понятно, наши опекуны в камуфляже, но есть и другая, которая ведет в коридор, через который в свою очередь можно проникнуть на кухню. Иду к этой двери и, присев, заглядываю в замочную скважину. Хорошо, замки здесь старые, еще при Брежневе ставили, — обзор, как в. оптическом прицеле. Так вот, в коридоре темно и пусто. С той стороны охранников не наблюдается. Рассматриваю замок. Ключей и отмычек ни у кого нет, проволоки тоже. Стоп! Проволока!

Вытаскиваю из рукава нож, который мальчики в масках не нащупали, обыскивая, — их у меня, кстати, три — и подхожу к дивану. Диван старого типа, с кожаной обивкой, пружинный, и, возможно, подойдет для моего плана. Примериваюсь, где резать.

— Хочешь достать проволоку? — спрашивает Шурик, следя за моими действиями. Быстро соображает. Молодец.

Молча киваю. Горилла встает и подходит к двери, ведущей в кухню. Некоторое время он задумчиво смотрит на нас, затем идет в противоположный угол комнаты и останавливается возле камина. Я, оставив диван в покое, жду, что он будет делать дальше. По-моему, он прав. Шурик вытаскивает из стойки у камина толстую кочергу и возвращается к двери, по пути прихватывая с каминной полки призовой кубок на толстой мраморной подставке. Я отгибаю край пышного ковра возле дверных створок, чтобы в щель между дверью и полом было удобнее просунуть кочергу. Намерения гориллы я разгадал сразу.

— Тут, видишь, две створки, — объясняет мне Шурик свой план. — Вот под эту подставишь прут, а за эту, которая с ручкой, я дерну, только ты тяни кочергу на себя, чуть приподнимая.

— Шумно будет… — недоверчиво подает голос парень с дивана и тоже подходит к нам.

— Тут иначе никак, — авторитетно заявляет Шурик.

— А если попробовать надавить на дверь и поддеть снизу, можно снять ее с петель, — предлагает парень свой вариант.

Осматриваем дверь — петли очень глубоко утоплены в дерево. К нам подходит водитель минивена и тоже осматривает дверь.

Я решаю повременить с активными действиями, жду, может, в шелухе этого консилиума начинающих взломщиков блеснет алмаз дельной мысли. Закуриваю сигарету. Зажигалки у нас отобрали, сигареты оставили, а на каминной полке лежат спички. Водитель, окинув дверь изучающим взглядом, отходит на несколько шагов в сторону и смотрит теперь уже на нас, как-то странно смотрит, как бы жалея. Потом говорит с деланным сочувствием:

— По-моему, ребята, вам в эти игры играть не стоит. Вы, похоже, со своей крышей не очень дружите. — Он подходит к двери и отодвигает втопленные вверху и внизу левой створки шпингалеты, слегка потянув на себя дверь за ручку. Потом дергает посильнее: с тихим скрипом она отворяется. С трудом сдерживаю смех, глядя на застывших в изумлении парней. Да, взломщики из нас те еще. Парни тоже несколько ошарашены. Спокойно, в жизни еще не то бывает.

— Слушайте все сюда! — говорю негромко, но внушительно, дабы предотвратить шумное изъявление восторга по поводу «дня открытых дверей». — Я сейчас ухожу, а вы закрываете двери, как они были. Если через полчаса ничего в доме не произойдет, попытайтесь вырваться сами…

— Я с тобой, Влад! — подхватывает Шурик.

Отрицательно мотаю головой:

— Нет, на этот раз, братишка, тут ставки на других лошадей. Подготовка у тебя не та. Только в случае моего провала вы будете действовать на свой страх и риск. А сейчас я иду один.

— Да уж видели мы, какая у тебя подготовка, — с усмешкой говорит водитель, презрительно глядя на меня.

Я не успеваю прикрыть его — огромный кулак Шурика обрушивается на голову водилы. Клацнув зубами, он без сознания валится на пол.

— Давай, В лад. Мы будем ждать. Удачи!

Я пожимаю протянутую Шуриком необъятную его «лопату» и, кивнув всем, выхожу в коридор, на ходу доставая второй нож из рукава. Не такие уж они и профи, эти мужики в масках, если обыскали меня столь небрежно. Шурик закрывает за мной дверь. Крадусь по коридору в темноту, словно кошка, — ступаю мягко и пружинисто. Останавливаюсь у входа в кухню, прислушиваюсь. Двери прикрыты неплотно, и слышу, как переговариваются два охранника. Сколько их там? Не важно, так как другого шанса уже не представится. Определяю по голосам, где они находятся. Рывком бросаю свое тело вперёд и тенью проношусь по кухне. Двое сидят за небольшим столом и пьют что-то из фарфоровых чашек. Секунда — и оба, хрипя и хватаясь судорожно руками за свои пробитые ножами горла, валятся на пол. В дальнем закутке открывается дверь, из нее выходит еще один тип, сопровождаемый звуками сливающейся воды. Парень посетил сортир, не лучше бы там и оставался. Он не успевает даже осознать, что происходит, — тяжелый разделочный тесак, с хрустом проломив грудину, входит ему в сердце. У этого охранника оружия при себе не имелось. Можно было, конечно, нейтрализовать его без крови, но ведь наших парней они положили без сожаления. Поэтому никого я брать в плен сегодня не намерен. Забираю у одного из приконченных АПСБ — «стечкина» с глушителем и три запасные обоймы к нему. Проверив, убеждаюсь, что обоймы укомплектованы под завязку. Подхожу к дверям в банкетный зал. Приникаю глазом к замочной скважине, но ни черта не вижу. Какой-то идиот вставил с той стороны ключ. Ладно, переживем. Вдох-выдох, распахиваю дверь и, влетев в зал, тут же срезаю экономными очередями двоих охранников — они восседали на стульях напротив парадного входа. Третий сидит у окна и тоже ничего не успевает — три девятимиллиметровые пули прошивают ему грудь. Стрелял я ниже уровня оконной рамы и целился не в голову, чтобы не разбить стекло позади этого придурка. Шума от моего глушителя пока никакого.

С разворота посылаю в ад еще двоих за столом, тех, чьи люди нас захватили. Оставлять их в живых я также не намерен. Наши мафиози сидят за столом, руки скованы за спинками стульев. Показываю им рукой, чтобы не шумели, и, быстро обыскав охранников, достаю ключи от наручников. Отцепив «папиков», поднимаю автомат одного из охранников с теплым южным названием «кипарис». Мне нравится эта игрушка, тем более она с глушителем. Засовываю «стечкина» за пояс и, взяв в левую руку парочку запасных рожков, подхожу к двери, ведет она не в страну чудес, а, скорее всего, наоборот. Но кто знает, может, все именно так и есть? Вылетаю в коридор и вижу, что в дальнем его конце, возле двери в комнату отдыха с запертыми нашими ребятами, торчит охранник. Он как раз вытаскивает из кармана пачку сигарет. Бесшумно даю охраннику прикурить, и, по-моему, даже слишком. Голова у него раскалывается, как перезрелый арбуз. Лечу по коридору и, свернув влево, заскакиваю на огонек к мальчикам в бильярдной. Привет всем! У нас гастроли! Только один день, проездом!.. Мое выступление, кажется, не очень по душе этой публике. Крошу всех присутствующих. Лопаются лбы, летят куски дерева и лоскуты материи, брызгает фонтанчиками кровь, разлетаются вдребезги стекла в стенном шкафу и с грохотом разваливается большое оконное стекло. Вот тут я не рассчитал, увлекся немного. Меняю рожок и, с удовлетворением оглядев пять полноценных трупов в бильярдной, снова выскакиваю в коридор. Никого. Пробегаю к выходу на улицу, но дверь не открываю. Со второго этажа по деревянной винтовой лестнице слышен топот быстро спускающихся людей.

Не всегда следует спешить навстречу гостю с таким рвением, как делают эти парни. Навскидку разряжаю весь боекомплект удлиненного рожка снизу вверх. Слышу грохот скатывающихся по ступенькам тел — значит, я не промахнулся. Будем надеяться, что друзей среди них не было. Бегу наверх, перепрыгивая через трупы. Один вроде еще жив. Выскакиваю на второй этаж и быстро осматриваю комнаты. Выглядываю осторожно на улицу. Никого. Чисто. Возвращаюсь назад, к нашим баранам на лестнице. Наклоняюсь к раненому — у него начинается агония.

— Сколько вас было? — спрашиваю его.

Он силится что-то сказать, но слова из него не идут. Я жду.

— Шест… н… а… ть… — слышу невнятный ответ, но это все-таки ответ. Тут же у парня с бульканьем идет горлом кровь, тело его изгибается в агонии, и он еще долго сучит ногами по ступенькам.

Быстро прикидываю, что если приплюсовать его к боссам, то действительно все сходится — шестнадцать. Стало быть, двое еще пасутся где-то, и, скорее всего, на территории. Мою догадку подтверждает доносящийся с улицы легкий шум покрышек по снегу. Вылетаю в дверь и, уже скатываясь на брюхе по ступенькам, вижу отъезжающий «пятисотый». Луплю ему вдогонку по колесам и бензобаку. Хрен там! Для того машина и выполнена по спецзаказу, чтобы ее не взял даже пулемет, не то что мой «кипарис». «Мерседес» уходит, набирая скорость. Встаю и, плюнув машине вслед, возвращаюсь в дом. Наши парни вместе с боссами уже осматривают помещения.

— Влад, — обращается ко мне Седой, выходя из бильярдной, — скоро должны приехать москвичи, здесь необходимо все прибрать. — Седой медлит, вижу, он что-то хочет сказать еще. — В общем, спасибо… — наконец выдавливает он и, словно испугавшись своей слабости, уходит.

Что ж, «спасибо» от Седого — это неплохо.

Подзываю парней, собирающих оружие. Ко мне подходит Шурик.

— Перенесите всех жмуриков в первый отсюда коттедж. Да постелите там что-нибудь на пол, чтобы не пачкать… — Шурик кивает. Он все понял и преданно смотрит мне в глаза.

К нам подходит водитель минивена и, немного смущаясь, протягивает мне руку.

— Дима… — представляется он.

— Влад… — пожимаю его лапу.

— Ты извини, что я тогда брякнул… — говорит Дмитрий. — Круто ты здесь в одиночку разобрался. В Афгане был? — Понятно, парень — бывший «афганец».

— Легче спросить, чем ответить… — уклоняюсь от прямого ответа.

— Ясненько… — качает головой Дима. — Значит, ты из ТЕХ «волкодавов»… — говорит он задумчиво, но тут же вскидывается: — Приказывай, командир!

Я улыбаюсь, показываю кивком на Шурика:

— Он все объяснит.

К нам подходит Полынский. Он бледен — наверно, насмотрелся на останки моих бывших клиентов.

— Влад, я вызвал подкрепление. Скоро наши подъедут. Встретишь их, объяснишь, как и чего…

— Сделаем, Геннадий Борисович, — обещаю ему и собираюсь уйти, но он меня останавливает:

— Влад…

— Да?

Полынский, как и Седой, почему-то немного тормозит в словах. Шурик с Димой уже отвалили наводить порядок. Хорошо, что обслуга охотхозяйства ушла домой раньше, чем началось все это безобразие. Мне хочется взглянуть на кочегара. Когда мы уезжали, он со стаканом в руке предлагал мне выпить с ним, но уже еле держался на ногах.

— Ты… это… здорово тут с ними разобрался. Спасибо, Влад… — Полынский с жаром трясет мне руку.

— Все путем, Геннадий Борисович. Так я пойду?

— Да, да! Конечно, Влад. Делай, что считаешь нужным.

Кивнув ему, иду к дверям на улицу.

— Я ведь сразу понял, что ты нам нужен… — говорит мне вдогонку Полынский.

Не оборачиваясь, поднимаю руку в знак того, что все слышу, и выхожу на крыльцо. Котельная расположена на удалении от особняка, за коттеджами. По тропинке, пробитой в снегу, иду туда. С собой у меня только «кипарис». Зараза, забыл найти в доме свои пистолеты. Проникаю в котельную не очень и таясь. Интуиция подсказывает, что здесь все в порядке. Так и есть. На грязном топчане, зарывшись в какие-то удивительно мерзкого вида тряпки, спит вдрабадан пьяный его величество — оператор котельной. Так их теперь называют. Интересно, если бы в объявлениях писали: требуется оператор метлы, понятно было бы, что имеется в виду дворник? В общем, кочегар пьян, в помещении тяжелый храп и вонь винных паров. На сколоченном из неструганых досок столе стоят пустые бутылки, вскрытая банка рыбных консервов, валяются ломти зачерствевшего хлеба. Подхожу, убеждаясь, что кочегар действительно спит: об этом свидетельствуют его пульс и спокойные глазные яблоки под закрытыми веками. Похоже, и те, в масках, увидев, в каком состоянии пребывает работяга, не стали его трогать. Алкашам частенько везет. Прохожу к котлам. Два дэкавээровских котла с мазутными форсунками на небольшой объем. Киповская аппаратура новенькая, четко работает в автоматическом режиме. Смотрю на манометры экономайзера и отваливаю из котельной. Здесь все в ажуре, если, конечно, не считать в жопу пьяного кочегара.

Возвращаюсь к особняку. Парни вытаскивают из дома жмуриков, уложив их в скатерти. Уборка помещения идет полным ходом. Закуриваю у крыльца и жду, когда появятся на дороге машины с подкреплением. Седой, конечно, мужик умный, и все такое, но по большому счету все же болван. Это ж надо было так облажаться при возвращении! Должна быть постоянная связь с временной базой, пароль на случай неприятностей и тому подобное. Даже сейчас ни у кого нет раций. Их просто не взяли. Только у Седого и Полынского два радиотелефона. Нет, тут надо многое менять. С такими проколами я быстренько вместе с шефами переселюсь отсюда на тот свет, а мне пока и дышать, и ходить не трудно, да и не надоело…

От ворот к дому быстро приближаются фары. Отхожу и, сняв «кипарис» с предохранителя, прячусь за «мерседес». К парадному подъезду подлетают семь машин. Все наши «бээмвухи». Первым выскакивает из машины, чуть ли не на ходу, конечно же, Лев. Он увешан железом, в руках у него такой же, как и у меня, автомат. Он замечает меня и летит навстречу. Обнимаемся, как однополчане. Да, в общем-то, все так и есть — воюем потихоньку.

— Слава Богу, живой! — говорит Лев радостно, отстраняясь и осматривая меня с головы до ног. — Не ранен? — спрашивает озабоченно.

— Ты же знаешь, в меня попасть можно только случайно и то с моего разрешения, — смеюсь я.

Лева улыбается и хлопает меня по плечу.

— Вопросов нет, братишка! — смеется он и говорит уже серьезно: — Ну давай, Влад, командуй!

Парни, высыпавшие из машин, ждут моих приказаний.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ