"Пророчество Двух Лун" - читать интересную книгу автора (Ленский Владимир)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ТАНЦОВЩИКИ НА КРАЮ БЕЗДНЫ

Глава седьмая ЗАПИСКА И КОЛЬЦО

Владения герцога Вейенто были невелики, если сравнивать их со всем королевством, и вряд ли могли по-настоящему удовлетворять претензии герцога, потомка старшей ветви правящей семьи. И все же замок, выстроенный в горах еще первым герцогом, Мэлгвином, не мог не поражать воображение. Старинная твердыня сама рассказывала свою историю, пользуясь для этого выразительным и лаконичным языком архитектуры.

Темные от времени башни, квадратные в сечении, приземистые и крепкие, восходили к самым древним временам. Они составляли костяк, основу замка. Более новые, облицованные светлым камнем, создавались в эпоху, когда в цене было все изысканное, тщательно и продуманно обработанное.

Внутри замка также можно было найти помещения на любой вкус: от грубых казарм, лишенных какого-либо «украшательства», до женских покоев, где находились огромные коллекции предметов роскоши, безделушек и настоящих произведений искусства.

Причудливое строение просто завораживало Ингалору. Танцовщица со своим напарником Софиром обитала в той части замка, что была отведена госпоже Эмеше, любовнице герцога Вейенто.

Эмеше знала, что никогда не станет официально признанной женой: герцог в своих матримониальных планах метил гораздо выше, нежели женитьба на дочке простого дворянина. Когда-нибудь Вейенто введет в свой дом по-настоящему знатную девушку, и тогда Эмеше придется уйти.

Но пока этого не случилось, она была единственной полноправной хозяйкой большей части замка и в печальные минуты находила утешение в искусстве.

Пригласить танцовщиков было ее идеей. Выписали самых лучших, по рекомендации доверенных лиц. Госпожа Эмеше не была разочарована: оба артиста, и мужчина и женщина, выступали прелестно и совершенно очевидно обладали и вкусом, и мастерством.

Она почти не разговаривала с танцовщиками, лишь иногда присылала к ним слуг, дабы те передали пожелания госпожи. И поскольку эти пожелания исполнялись в точности, то все остальное время Ингалора и Софир были предоставлены сами себе и могли развлекаться сообразно своим наклонностям.

Софир предпочитал отдыхать в отведенных ему покоях, зато Ингалора без устали бродила по замку. Она быстро примелькалась всем его обитателям. На кухне и в казарме, в дамских апартаментах и даже в комнатах личной прислуги герцога – везде видели гибкую фигурку танцовщицы, ее длинные желтые косы со вплетенными в них многочисленными украшениями, что при малейшем ее движении принимались плясать на спине между лопаток.

Она была податлива на ласку и никогда не отказывала мужчинам, а если уж отказывала, то так, чтобы не обидеть. Ингалора хорошо помнила один из уроков Лебоверы, великого человека, воспитателя множества танцовщиков, создателя праздников. Лебовера, большой любитель и девушек, и юношей, говаривал, бывало: «Если хочешь добиться успеха, то говори «нет» лишь тому, кого все терпеть не могут…»

У Ингалоры была клетка с почтовыми птицами. Она объяснила госпоже Эмеше, что птицы нужны ей для выступлений: она предполагает показать танец с ручными голубями. Госпожа Эмеше как будто поверила, так что танцовщица без всяких затруднений смогла отправить послание господину Адобекку в столицу и оповестить его о готовящемся покушении на принца Талиессина. Она угадала будущего убийцу в Радихене и описала внешность этого человека, каждый его шрам, каждую отметину на его теле.

А после этого начались неприятности.

Ингалора как раз возвращалась в свои покои после одного из вздорных приключений, на которые она была горазда в последние дни, когда услышала взволнованный голос Софира и воркующий говорок госпожи Эмеше.

Девушка отдернула тяжелый занавес, отделявший ее покои от большого зала, где жили «хозяюшки» – прислужницы госпожи Эмеше, – и увидела…

Софир, заламывая руки, бегал по комнате и хватался то за одну безделушку, то за другую, благо здесь их имелось предостаточно.

– Госпожа, но эти птицы нам жизненно необходимы! – заклинал он.

В расстроенных чувствах Софир взял какую-то тяжелую шкатулку и, даже не замечая того, что делает, попытался сломать ее замок. Затем он случайно нажал потайную пружину, и из дна шкатулочки высыпалось два десятка тонких золотых колечек. С криком ужаса Софир бросился подбирать их с пола.

– Мой дорогой, – говорила госпожа Эмеше, вынимая из клетки одну птицу за другой, – мой дорогой, ни одно живое существо не должно находиться в неволе. Мне подсказало это мое сердце.

Она взяла очередную птичку в ладони, погладила перышки и ласково выпустила в окно.

Софир застонал сквозь зубы, как от приступа отчаянной боли.

– Госпожа, это чудовищно – то, что вы творите! Ни одна из этих птиц не страдала. А вот мне вы причиняете неимоверные страдания. За что? Разве мы дурно вас развлекали? Мы старались выполнить малейшее ваше желание.

– И я благодарна вам за это, – подхватила Эмеше. – Именно в знак моей благодарности я избавляю вас от тяжелого бремени – владеть кем-то живым…

– Это невыносимо! – закричал Софир. Он сцапал за горло какой-то декоративный кувшин, украшенный эмалями, и сильно тряхнул. В кувшине зазвенело: там хранились порванные бусы, и сейчас они громко напомнили о себе.

Ингалора остановилась в дверях. Эмеше живо повернулась к девушке.

Возлюбленная герцога была довольно привлекательной полной женщиной средних лет. В иные минуты Ингалора думала о ней с симпатией: танцовщица видела, что эта дама действительно любит своего герцога, а искренняя любовь, на кого бы она ни была направлена, заслуживала, по мнению Ингалоры, глубокого уважения.

Тем не менее поступки госпожи Эмеше не всегда встречали у Ингалоры понимание и участие. Сейчас танцовщица была попросту возмущена до глубины души.

– Моя госпожа, Софир прав: ваш поступок чудовищен! Я хорошо относилась к моим птицам, и они были мне необходимы… Они такие же полноправные участники празднеств, как и я.

– Но вас никто не держит в клетке, дорогая, – возразила Эмеше. – Между тем как они сидели взаперти.

– Я сама держу себя в клетке, – возразила Ингалора. – Никуда не ухожу из замка, не покидаю вас, покуда вы сами не пожелаете со мной расстаться… Разве это не заточение своего рода?

Эмеше выпустила последнюю птицу и уселась в кресло. Она выглядела уставшей, ее широкоскулое лицо покраснело, щеки чуть вздрагивали от волнения. Блестящими глазами она посмотрела сперва на огорченного вконец Софира, затем на Ингалору, бледную, с красными пятнами гневного румянца.

– Я открою вам мою тайну, – проговорила она. – Обещайте молчать… Впрочем, это не важно, потому что мои тайны совершенно никому не интересны.

Ингалора опять почувствовала то, что сама называла «приступом доброго отношения» к госпоже Эмеше. Ей с трудом удалось подавить желание подойти к ней и погладить по руке.

– Вы, наверное, уже поняли, что господин Вейенто присматривает невесту, равную себе по положению, – выговорила Эмеше, краснея, как девочка. – Я не осуждаю его. Он, разумеется, прав. Особенно если учесть его происхождение – от старшей ветви, от Мэлгвина. Я полюбила человека, который знатнее правящей королевы!

Из ее глаз брызнули слезы, но она быстро совладала сними: привычка человека, который часто плачет и может внезапно разрыдаться просто от мимолетной мысли, пришедшей в голову.

– Мне было видение, – сказала Эмеше тихо. – Сон. Может быть, меня посетил призрак… или просто то был ответ на мои мольбы… Не подумайте, я вовсе не желаю препятствовать счастью моего Вейенто: он заслужил всего, к чему стремится. Но… – Она помолчала и беспомощно заключила: – Но как же я?

Ингалора приблизилась к ней и присела перед ней на корточки. Уставилась на плачущую женщину горящими базами. А затем быстро наклонила голову и – не поцеловала, а остренько клюнула – губами ее руку.

Эмеше вздрогнула.

– Вам было видение, госпожа, – напомнил Софир тихонько. Бусины опять протестующе звякнули в кувшине, который он по-прежнему держал в руке.

– Да. Возможно, Вейенто останется со мной еще на долгие годы… Но я не должна никого неволить. Никого ни одно живое существо…

Софир поставил кувшин на место. Подобрал с пола брошенную Ингалорой пряжку. Несколько раз открыл и закрыл застежку.

Ингалора встала, отошла от Эмеше.

– Вы в своем праве, госпожа, – проговорила она ровным голосом. – Я придумаю какой-нибудь другой номер для следующего выступления.

– Я рада, что ты меня понимаешь, – величественно молвила Эмеше. Слезы высохли на ее глазах, она почти улыбалась. Успокоенная, она благосклонно кивнула Софиру, послала Ингалоре ласковый взор и выплыла из комнаты.

– Проклятье! – шепотом проговорила Ингалора, с силой ломая в пальцах дешевенький, но весьма милый браслет – подарок ее последнего «приключения».

– Совершенно с тобой согласен.

Софир уколол палец пряжкой, выронил ее, вскрикнул и показал Ингалоре капельку крови.

– Что ты мне демонстрируешь? – скривилась она.

– Ты что, не видишь? – Он с ужасом уставился на свой тонкий ухоженный палец.

– Ну и что?

– Пряжка медная. Вдруг я заразился? Я знаю, что бывает, если уколоться медной иглой. Рука может распухнуть. Ингалора, ты меня слушаешь?

– Да, – рассеянно отозвалась она. – Вероятно, ты умрешь. Но это не решит главной проблемы: как мы без почтовых птиц будем отправлять сообщения в столицу?

– Мы ведь уже отправили… ты бессердечная дьяволица! – Он упал на ее постель, держа кисть руки кверху.

Ингалора взяла его за запястье и сунула пораненный палец себе в рот. Софир вздрогнул.

– Что ты делаешь? – вопросил он.

– Отсасываю зараженную кровь, – ответила она невнятно.

– Это поможет?

– Нет, но, надеюсь, немного успокоит тебя.

– Жаль, что ты не мальчик. – Он закрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. – В конце концов, почему я так разволновался из-за этих птиц? Человек, который должен совершить покушение, обнаружен, его описание составлено… И Адобекк обо всем оповещен.

Он сладко зевнул.

Ингалора устроилась рядом с Софиром на кровати, обняла его, положила голову ему на плечо. Желтые косы расползлись по всей постели, одна улеглась поперек горла молодого человека, точно намеревалась его придушить.

– Софир, – тихим голосом заговорила Ингалора. Он ощущал ее дыхание у себя на ухе. – Мы здесь для того, чтобы присматривать за герцогом и сообщать господину Адобекку малейшие подробности. Убить Талиессина – только часть интриги. Смерть наследника не возведет Вейенто на престол. Требуется что-то еще.

Софир содрогнулся всем телом.

– Убить ее величество? – прошептал он.

– Думаю, да.

– Ты так легко говоришь об этом! – Он приподнялся, посмотрел на нее возмущенно. – У меня дух захватывает, когда я только представляю себе подобное святотатство… – Он поднес к глазам свой раненый палец и с укоризной уставился на него. Кровь почти перестала идти, но теперь палец начал болеть. Плачущим голосом Софир добавил: – Одна только капля ее крови – и весь мир наполняется любовью и сладострастием. Желанием размножаться, если угодно. Я никогда не испытывал таких сильных эмоций, как во время ежегодных жертвоприношений.

– О чем мы говорим? – осведомилась Ингалора. – О твоих эмоциях или о нашем деле?

– Одно неразрывно связано с другим, – сказал Софир, опять укладываясь на подушки. – Отправишь донесение с каким-нибудь торговцем. В конце концов, они сюда приезжают довольно часто.

Аббана ни разу еще не пожалела о том, что избрала для себя военную карьеру. Жизнь жестоко обманула эту девушку. Ни привлекательная наружность, ни образование, полученное в Академии Коммарши, не открывали перед ней настоящей дороги к успеху. Все, на что она могла бы рассчитывать, было место домоправительницы у какого-нибудь землевладельца средней руки. Ну и, если повезет, – брак с означенным землевладельцем или с его сыном.

Записавшись в армию, Аббана только выиграла. Она была грамотна и хорошо считала, поэтому ее быстро сделали сержантом и дали ей в подчинение десять человек. Точно такой же путь прошел и друг Аббаны, ее возлюбленный, человек, который был ей ближе, чем брат, – Гальен, другой неудавшийся студент Академии.

Сейчас они оба, в составе армии герцога Ларренса, временно находились на землях Вейенто.

Ларренс со своими людьми двигался к Саканьясу, укрепленному городку на границе с пустыней. Саканьяс был ключевым пунктом, и каждый раз, когда кочевники пытались оторвать от королевства клочок плодородной земли, они подходили к этой крепости.

Несколько отрядов армии Ларренса остановились в самом замке Вейенто, и Аббана с Гальеном оказались в их числе. Встреча с Ингалорой и Софиром оказалась для наемников полной неожиданностью. В тот день, когда они увиделись во дворе замка, Аббана долго не могла успокоиться.

– Что они здесь делают? – бормотала она, когда они с Гальеном уже отправились отдыхать в комнаты, отведенные для солдат: небольшие помещения в толще одной из древнейших стен замка. – Мы ушли из Изиохона, надеясь никогда больше не видеться с подобными людьми, а они тут как тут!

– Ты считаешь, что они нарочно нас преследуют? – удивился Гальен.

В полумраке он услышал, как Аббана отчетливо скрипнула зубами.

– Я ненавижу таких, как они! – выговорила девушка. – Считают себя артистами! Дешевые фигляры… Какую нужно иметь душу, чтобы вести подобную жизнь? Иногда я думаю об этом, знаешь?

– Нет, – сказал Гальен. И потянулся, чтобы обнять ее. – Аббана, с каждым днем ты удивляешь меня все больше! Как ты можешь думать о… о душе таких, как Ингалора и Софир? Они ведь… доступны.

– Да, – сказала она с силой, – а держатся как аристократы.

– Просто фигляры, ты же сама говоришь.

Он погладил ее по плечу.

– Давай будем спать, Аббана.

Она улеглась рядом, прижалась к нему всем телом, и он с удивлением почувствовал, что она дрожит.

– Ты плачешь?

– Нет, – отозвалась она голосом, который не оставлял никакого сомнения в обратном. – Не плачу. Мне просто обидно. Я никому бы в этом не призналась, кроме тебя, потому что это стыдно. Но я обижена, смертельно обижена! Они отвернулись от нас там, в Изиохоне, как от грязи.

– Ты опять за свое, – с тяжелым вздохом проговорил он.

– Но я чувствую! – Она взметнулась на постели, устремила на него страстный взгляд. – Я чувствую, что в них есть какая-то гнильца! Такие люди не могут просто так. У них есть тайна. Гаденькая, отвратительная тайна, я уверена.

– Аббана, я сплю…

Гальен закрыл глаза и действительно вскоре тихо засопел. Она гневно слушала его ровное дыхание. Сердце ее колотилось у самого горла.

Ингалора, тощая, как прут, похожая на вечно голодное животное, рыскающее в поисках пищи, – Ингалора, актерка, уличная танцовщица, семнадцатилетняя девчонка, которая не отказала, наверное, ни одному мужчине из встреченных ею, – Ингалора посмела издеваться над Аббаной, над девушкой из хорошей семьи, над образованной женщиной, над сержантом армии Ларренса!

– Я с тебя глаз не спущу, шлюха, – прошептала Аббана, обращаясь к пустоте. – Я выведу тебя на чистую воду. Я еще увижу, как тебя потащат на виселицу. Шлюха, шлюха, шлюха!

Минуло несколько дней после пиршества, которое герцог Вейенто устроил в честь доблестных воинов Ларренса. То и дело Аббана видела Ингалору во дворе замка: желтоволосая танцорка гуляла под руку то с одним, то с другим солдатом, смеялась с младшими офицерами, болтала с прислугой. Она выглядела веселой и общительной и, что самое неприятное, не испытывала ни малейших неудобств при встречах с Аббаной: не отводила глаз, не пыталась увильнуть. Танцорка попросту смотрела сквозь Аббану, точно не замечала ее.

Наконец Аббана нарочно преградила дорогу ей и какому-то белобрысому солдату, который угощал ее фруктами и время от времени трепал по спине. Ингалора водила плечами, щекотала ладонь солдата острыми лопатками, жевала, смеялась – все одновременно.

Очутившись у них на пути, Аббана насмешливо смотрела на парочку.

– И что все это значит? – вопросила она.

Ингалора высоко вскинула брови, а солдат, ничуть не смущаясь, сказал чужому сержанту:

– Отойди-ка, хорошо? Мы ничего дурного не делаем.

– Так уж и не делаете? – Аббана издала нервный смешок. – Кто тебе это сказал? Ты разлагаешься.

– Что я делаю? – изумился солдат.

Ингалора расхохоталась.

Аббана, однако, нимало не смутилась.

– Мы находимся в состоянии войны. Сейчас не до женщин.

– Ну, тебе, может быть, и не до женщин, – все еще дружески отозвался солдат и подмигнул Аббане, – а мне, подруга, очень даже до них. То есть до вас.

Аббана зашипела:

– Как ты разговариваешь с сержантом?

– Ну, извини. – Солдат пожал широкими плечами. – Разговариваю, как получается. Ты ведь тоже не слишком стесняешься в выражениях, правда?

– Я тебя! – закричала Аббана.

Солдат подошел к ней вплотную, заглянул в лицо.

– Что ты меня? – передразнил он. – Что ты мне сделаешь? Мы не на поле боя, не командуй. А если ты моей подружке позавидовала, то приходи к вечеру: меня на всех хватит.

Он мягко отодвинул Аббану в сторону и прошел мимо вместе с Ингалорой. Танцовщица ловко вильнула бедрами, чтобы не задеть взбешенную Аббану, и удалилась вместе со своим поклонником. Аббана долго смотрела ей вслед, кусая губы и давая себе клятвы отомстить, одну страшнее другой.

Случай поквитаться, как ни странно, представился Аббане гораздо быстрее, чем она рассчитывала. Ближе к вечеру, когда девушка вышла с кувшином молодого вина чтобы отдохнуть перед завтрашними учениями – командование настояло на небольшой тренировке в окрестностях замка Вейенто, – она увидела странную картину Ингалора, гибкая, как ящерица, карабкалась по стене замка. Внизу стояли несколько человек, трое солдат и один работник из числа замковой прислуги. Задрав головы, они наблюдали за танцоркой.

Косы Ингалоры струились по плечам, цеплялись за булыжник стены, они то повисали отвесно, когда она, запрокинув голову, смотрела вверх, то принимались ползать по спине и обвивать руки. Зрелище завораживало; казалось, Ингалора исполняет какой-то немыслимый танец, распростертая на фоне серого булыжника. Ее босые ноги без труда находили опору в малейшем выступе, в любом промежутке между крупными камнями. Длинные пальцы ног хватались за стену, руки буквально приклеивались к вертикальной опоре. Создавалось такое впечатление, будто Ингалоре не составляет труда подниматься и передвигаться по стене. Танцовщица сделалась частью замка, его живым украшением.

Затем она подобралась к окну и замерла там. Несколько раз она изменяла позу: то поднимала согнутую ногу, то откидывалась назад, держась одной рукой за выступ у оконного проема, то продвигалась взад-вперед, изгибаясь всем телом.

Зрители внизу свистели и хлопали в ладоши. Ингалора время от времени посылала им воздушные поцелуи.

Аббана тянула вино из кувшина и завороженно наблюдала за девушкой. Отсюда, снизу, Ингалора не представлялась больше обычным человеческим существом. Она выглядела странно разумным животным, ручным зверьком, на которого невозможно сердиться. Хитреньким, вечно голодным, сладострастным зверьком.

Хитреньким… Очень хитреньким…

Аббана медленно перевела взгляд на окно. Ингалора как раз в очередной раз сделала танцевальное па, лицо танцовщицы на мгновение заглянуло в окно и снова скрылось, прижатое щекой к стене.

«Чье это окно? – подумала Аббана. – Проклятье, я поклялась уничтожить актерку, и я это сделаю… В чье окно она заглядывает? О, очень умно придумано! Устроить настоящее представление на глазах у всех, не таясь, в открытую. Забраться на стену и выплясывать у герцогского окна. А заодно и подслушивать. Наверняка она шпионка. Нет сомнений, она шпионка. Подлая, низкая тварь! Впрочем, я никогда в этом не сомневалась…»

Аббана задохнулась от своей догадки. Ее бросило в жар, и она поскорее отхлебнула еще из кувшина, чтобы немного успокоиться.

Следовало рассуждать логически. Она – сержант, потому что у нее имеется какое-никакое образование. Она не позволит эмоциям взять верх над разумом. Следует поразмыслить. Выстроить цепочку.

Ингалора – низкая тварь. Это данность. Ингалора смеет презирать Аббану. Еще одна данность.

«…И не важно, в чью пользу она здесь шпионит! – вдруг оборвала все логические цепочки Аббана. – Для меня это не имеет ни малейшего значения, потому что я желаю только одного: увидеть, как эту девку схватят за ее желтые косы и потащат вешать. Ничего более».

Она допила вино, аккуратно водрузила пустой кувшин на первую ступеньку лестницы, ведущей на замковую стену и отправилась спать. На сегодня ей было достаточно: Аббана видела все, что ей требовалось.

– Это слишком опасно, – шептал Софир.

Ингалора смотрела не на своего собеседника, а куда-то вдаль.

– Опасно? – Ее губы едва шевелились, она цедила слова сквозь зубы, так что любой посторонний наблюдатель вряд ли догадался бы, о чем идет речь. – Любовь моя, здесь все опасно… Ты забыл, зачем мы сюда приехали?

– Любовь моя, я согласен, что быть шпионом – рискованное занятие, – шелестел он в ее ухо, – но у всего есть предел. Я не стыжусь признаться в том, что побаиваюсь. Да-да. – Он с вызовом двинул плечом и снова прижался к Ингалоре. – Ты собираешься довериться совершенно незнакомому человеку.

– По-твоему, у меня есть выбор?

– Изумительная фраза, – фыркнул Софир. – Достойная Аббаны.

– Проклятье, я слишком часто встречаюсь с ней в последнее время, – вздохнула Ингалора. – По-моему, она следит за мной.

– Вот еще один довод против твоей затеи, – сказал Софир.

– С другой стороны, она просто-напросто завистливая дура, – вздохнула Ингалора. – У нее не хватает воображения.

– Жизнь у Лебоверы тебя разбаловала, – заметил Софир. – Да, впрочем, и не тебя одну. Отвыкаешь от заурядностей. Становишься высокомерным. Начинаешь отказывать бездарным людям в праве на существование. А ведь таковых большинство… Что же, пусть остаются только талантливые? Это по меньшей мере неосуществимо.

– Мне приятно слышать, как ты называешь меня талантливой, – сказала Ингалора, потягиваясь.

Софир выглядел страшно удивленным.

– Разве я сказал, что ты талантлива?

– Ты ведь сам только что говорил… – начала было она, но он перебил:

– Я имел в виду исключительно себя самого, если ты о моей последней фразе. Впрочем, в данном случае это не имеет большого значения. Важен принцип: бездарностей много.

– Согласна, – быстро кивнула Ингалора. – Важен принцип. Герцог действительно намерен довести начатое до конца. Помимо Радихены, о котором мы выяснили очень многое, он отправил в столицу еще двоих. Он разговаривал об этом с одним своим приближенным. Помнишь, такой, с напомаженными волосами? У него под левым глазом бородавка.

– Под лед бородавку, – сказал Софир, отмахиваясь. – Это отвратительно. Продолжай. Что нового о покушении?

– Если говорить честно, то они обсуждали не столько покушение, сколько предстоящий брак герцога.

– Что? – ужаснулся Софир.

– Все сходится, – быстро проговорила Ингалора. – Он действительно намерен перейти к решительным действиям. Когда ее величество и ее сын будут… устранены… – Она качнула головой, как бы отгоняя самую мысль о подобных вещах, но Софир больно стиснул ее пальцы:

– Продолжай. Не стесняйся в выражениях, сейчас некогда.

– Ну да, – кивнула Ингалора. – Словом, когда путь к трону будет свободен, Вейенто будет уже женат. Законным браком на юной, девственной аристократке. Он очень серьезно настроен, Софир! Кроме Радихены он отправил в столицу еще двоих. Я слышала их имена: Алатей и Сафрак.

– Кошмар, – поморщился Софир. – Отвратительные имена.

– Софир, душенька, ты ведь не будешь мне мешать, правда? – Ингалора поцеловала его в висок.

Он отстранился, махнул рукой и ушел в свои апартаменты. Ингалора положила ладонь на грудь, где прятала листок с запиской, адресованной Адобекку, и быстрым шагом направилась к воротам замка.

Торговца звали Эвремар. Он не был ни особенно богат, ни слишком удачлив; впрочем, там, куда он приходил, его всегда встречали с неизменным радушием. Он выполнял заказы. Привозил красивую посуду или модную одежду, доставал редкие книги, высматривал, где продаются драгоценности. Ему доверяли подчас немалые суммы денег, и не бывало такого случая, чтобы Эвремар подвел своих клиентов.

Госпожа Эмеше пользовалась особым его расположением. Он готов был, по его собственным словам, пройти по любым дорогам, на любое расстояние, лишь бы угодить ей.

На сей раз он привез своей любимой клиентке роскошный альбом в бархатном переплете. Альбом содержал пятнадцать самых редких растений королевства, тщательно засушенных и приклеенных к страницам. Рядом имелись прориси тех же растений и пояснительные подписи. Вещь исключительно дорогая. Госпожа Эмеше пришла в восторг и щедро наградила торговца, так что он, распродав попутно кинжалы, чаши с лихими надписями и два десятка пряжек, уходил из замка страшно довольный.

Ингалора догнала его уже на дороге.

Заметив бегущую девушку, торговец, правивший небольшой повозкой, натянул поводья. Флегматичная лошадка остановилась и сразу потянулась губами к пыльному пучку травы. Эвремар с удовольствием смотрел на Ингалору: она бежала легко и красиво, ее распущенные желтые волосы развевались как флаг, напоенный солнцем.

– Добро пожаловать, – сказал ей Эвремар, когда Ингалора, ничуть не запыхавшись, подлетела к телеге и схватилась обеими руками за бортик. – Чем могу служить, красавица?

– Вы торговец? – заговорила она, быстро водя из стороны в сторону диковатыми глазами.

– Этому ремеслу я отдал большую часть моей никчемной жизни, – степенно согласился Эвремар.

Девушка стремительно сдвинула брови.

– Отчего же ваша жизнь никчемна?

– Просто так говорится… На самом деле я нахожу ее весьма содержательной.

Он с усмешкой глазел на нее. Такая вряд ли что-нибудь купит, но деньги у нее водятся, это точно. Обычно девушки подобного рода просили Эвремара выполнить сугубо личное и страшно тайное поручение. Скрытно передать письмо или навести справки о каком-нибудь человеке. И поскольку платили они щедро, Эвремар никогда им не отказывал.

Ингалора облизала губы, отбросила со лба волосы. Пробежала пальцами по бортику телеги так, словно пыталась играть на невидимых клавикордах.

– А куда вы направляетесь? – спросила она.

– Как получится, – отозвался торговец уклончиво.

Не следовало сразу называть место назначения. Если девице, скажем, потребуется, чтобы он сделал для нее кое-что в Мизене, нужно дать понять ей, что его незамедлительно ожидают совсем в другом месте. Тогда она заплатит за Мизену дороже.

Но с Ингалорой этот номер не прошел.

– Нет уж, не «как получится», а просто говорите, куда едете! – рассердилась она. – Знаю я вашего брата, я ведь и сама такая. Никогда правды не скажу, а буду плясать вокруг да около. Отменный способ набить себе цену.

– Голубушка, я отправлюсь туда, куда ты захочешь, – сдался торговец. – И в зависимости от того, сколько ты заплатишь, – скоро или погодя.

– И почем же ваши услуги? – спросила она жадно. И тотчас предупредила: – Если я услышу, что они бесценны, то…

Эвремар махнул рукой и засмеялся:

– Они-то как раз все оценены, и не по одному разу.

Ингалора тоже засмеялась, только неискренне, и вытащила сложенное в несколько раз маленькое письмо.

– Это адресовано господину Адобекку, королевскому конюшему, – сказала она. – Его дом в столице, недалеко от дворца. Спросите, вам покажут. Он великий интриган, бывший любовник королевы и вообще… богат. Он щедро наградит вас, и за скорость, и за участие. Ну и за молчание, конечно, тоже.

– А, – уронил торговец, напустив на себя суровость. – А ты-то сама что, ничего мне не заплатишь?

– У меня почти ничего нет, – ответила Ингалора. – Герцог, прямо скажем, скуповат, а госпожа Эмеше осыпает меня подарками, но не деньгами. – Она стянула колечко с пальца, вручила торговцу. – Разве что вот это. Неплохое.

– Милая безделушка, – согласился торговец, опуская вещицу в кошель.

– Адобекк заплатит гораздо больше, – заверила Ингалора. – Только молчок, хорошо? Иначе будет беда для всех: и для Адобекка, и для меня, да и для вас, пожалуй, тоже.

– Интриги? – Торговец подмигнул ей. – Ладно, красавица, сделаем. Ничего не знаю, ничего не желаю знать, послание передам и обо всем забуду. Поцелуешь старика на прощание?

– Вы не старик, хоть и противный, – сказала Ингалора, охотно подставляя ему губы.

Эвремар шевельнул поводьями. Лошадка поспешно оборвала последние травинки и зашагала по дороге. Скоро телега скрылась за поворотом, а Ингалора, снова бегом, возвратилась в замок.

У нее было назначено свидание с белобрысым солдатом. Помимо всего прочего, он нравился Ингалоре тем, что смешил ее: иногда они не столько занимались любовью, сколько лежали обнявшись и хохотали – а над чем, она и сама не могла бы сказать.

Софир назвал бы это «переизбытком жизненных сил». Подобные определения он изрекал с видом глубочайшего отвращения, поскольку считал, что артист обязан жить в состоянии постоянного морального упадка и разложения.

«Иначе не получится искусства, – пояснял он. – Искусство требует внутренней трагедии, а таковое невозможно при наличии здоровой натуры. Пора бы тебе обзавестись каким-нибудь извращением, Ингалора, не то на тебя смотреть, уж извини, отвратительно».

Ингалора пересказывала эти речи своему простецкому любовнику, и они смеялись над ними без удержу…

Эвремар услышал за спиной стук копыт и понял, что его нагоняют несколько всадников. Он не сделал ни малейшей попытки уйти от погони – это было бы попросту бессмысленно и к тому же вызвало бы лишние подозрения. Нет, он натянул поводья, остановился и подождал, пока маленький отряд поравняется с его телегой.

Грабителей Эвремар не боялся. Здесь, на территории королевства, подобные случаи были весьма редки. Да и поживиться у Эвремара особенно нечем – во всяком случае, так его облезлая телега выглядела со стороны.

Лошадка – пожилая, пожившая; с первого же взгляда становилось очевидно, что это животное предпочитает передвигаться размеренным шагом. Телега хороша разве что для перевозки хвороста, навес над ней многократно зашит и заштопан. И сам возница – немолодой, с обширной загорелой лысиной, с грубыми руками.

Требовалось знать Эвремара в лицо, чтобы догадаться о том, что он возвращается к себе домой, в Даркону, с неплохими деньгами.

А на землях Вейенто грабителей вообще не бывало никогда. Герцог очень строго следил за порядком в своих владениях. Это была еще одна причина его популярности в народе, и его сиятельство тщательно заботился о том, чтобы ничто не вредило его репутации.

Поэтому Эвремар чувствовал себя совершенно спокойно, когда пятеро всадников окружили телегу. Их предводитель, рослая женщина с суровым лицом, остановилась прямо перед торговцем.

– Вы Эвремар? – спросила она резким тоном.

Ее конь поднялся на дыбы, заржал и опустился перед самым носом у лошадки торговца. Кроткая лошадь несколько раз моргнула, но в целом эта великолепная жеребячья демонстрация не произвела на старушку ни малейшего впечатления.

– Да, я Эвремар, – охотно ответил торговец. – С кем имею честь?

– Мое имя Аббана, я – сержант в армии герцога Ларренса, – отрывисто сообщила женщина. – Сейчас мы временно стоим в замке Вейенто. Возможно, вы даже видели нас там.

– Возможно, – согласился Эвремар. – Хотя сомневаюсь. Если бы мне довелось повстречаться лицом к лицу с такой воинственной красоткой, я бы наверняка запомнил.

Аббана дернула углом рта.

– Я не красотка, и лесть вам не поможет. Я превосходно осведомлена о своей наружности, так что можете не стараться.

Эвремар пожал плечами.

– Да я особенно и не стараюсь… Перейдем прямо к делу, хорошо? Надеюсь, вы не имеете намерения ограбить меня? Потому что в таком случае я вынужден буду подать жалобу его сиятельству…

– Ограбить? – Аббана оскорбленно побледнела. – За кого вы меня принимаете?

– Пока вы не перешли к делу, дорогая, – за кого угодно, – ответил Эвремар. Впервые за время их разговора его лицо стало жестким, и Аббана поняла, что этот человек умеет при необходимости ставить других на место.

Ей совершенно не хотелось, чтобы какой-то торговец посадил ее в лужу при ее же подчиненных, поэтому она заговорила резким, официальным тоном:

– Когда вы покинули замок, господин Эвремар, были ли у вас какие-либо встречи на дороге?

– Голубушка, на дороге постоянно происходят разные встречи, – добродушно ответил Эвремар. От жесткости не осталось и следа, он разговаривал с ней чуть покровительственно, как и положено пожилому мужчине в беседе с молодой женщиной. – Взять, к примеру, то, как мы с вами встретились… Разве это не чудо, не утешение для меня на старости лет?

Аббана надвинулась на него.

– Кто нагонял вас на дороге? Спрашиваю в последний раз, потом перейду к действиям.

– Кажется, это театральный прием, – сказал Эвремар. – Герои сперва объявляют о своих намерениях, чтобы зрители, даже самые тупые, не ошиблись, а потом делают то-то или то-то… Вы любите театр, сержант?

– Ненавижу, – сквозь зубы ответила Аббана.

– Что ж. – Эвремар вздохнул. – В таком случае перейду к вашему делу. Да, неподалеку от замка меня действительно нагоняла какая-то девушка. Забавная. Знаете, у таких девиц всегда бывают разные таинственные надобности. По любовнику в каждом городе и все такое… И каждому она хочет скрытно передать весточку. Иногда подобные вещи не заканчиваются даже после замужества. Можете себе представить?

– Могу, – во взгляде Аббаны вдруг мелькнула симпатия к торговцу, и Эвремар поежился. Последнее обстоятельство насторожило его куда больше, нежели напор и грубое обращение, проявленные Аббаной в самом начале их встречи.

– Эта девица с таинственными надобностями – она передавала вам что-нибудь? – спросила Аббана.

– Только колечко, – сказал Эвремар. – Я должен вручить его в Мизене одному парню. Сын содержателя трактира. Уж не знаю, чем он привлек такую девушку. У этих харчевников от волос всегда воняет кухней. Позвольте…

Он забрался в свой кошель и извлек оттуда колечко, которое Ингалора сняла с пальца.

– Узнаете? Его подарила нашей девице сама госпожа Эмеше, но, видать, юная особа слишком заинтересована в своем парне из Мизены, так что не пожалела ради него подарка госпожи…

– Дайте. – Аббана выхватила кольцо у торговца, попыталась нацепить на палец, затем, спохватившись, сжала в кулаке. – Это не то, – сказала она. – Я уверена, что у нее имелось письмо. И не в Мизену, а куда-то еще. В столицу, например. И адресованное отнюдь не харчевнику.

– Моя дорогая, давайте не будем рассуждать о чужих письмах, – предложил Эвремар с кислым видом. – Вы спрашивали о послании, я ответил. И даже отдал вам кольцо. Кстати, за него можно выручить неплохие деньги, если удачно продать… Что-нибудь еще?

Аббана, не отвечая, повернулась к своим людям.

– Обыскать его! – крикнула она. – Просмотрите все его вещи, только ничего не берите. Мы ищем письмо. Все документы, какие найдете, показывайте мне.

Эвремар схватился за кнут, но двое солдат, внимательно наблюдавших за торговцем, опередили его. Один вырвал у торговца кнут, второй скрутил пленника и бросил лицом вниз на дорогу. Эвремар едва не задохнулся, глотая пыль, пока чужие руки бесцеремонно обшаривали одежду и сумки.

Письмо Ингалоры было совсем маленьким. Эвремар положил листок в потайной кармашек на поясе. Некоторое время торговец надеялся, что до этого тайника солдаты не доберутся, но он недооценил Аббану.

– Поднимите его, – приказала женщина-сержант. – Клянусь тьмой, я разыщу письмо, даже если мне придется раздеть этого странствующего разносчика блох и осмотреть каждую щель на его теле!

– Сильно сказано, – заметил Эвремар, за что получил удар тяжелыми перчатками по губам.

– Молчать! – резко произнесла Аббана. – Молчать! Перед вами – младший командир.

– О! – высказался Эвремар, облизывая разбитую губу.

Аббана повернулась к нему спиной.

– Снимите с него всю одежду, – распорядилась она.

Солдаты замешкались. Один высказал общее мнение:

– Ты слишком круто взяла, Аббана. В конце концов, это просто торговец, а мы на землях Вейенто. Если мы ничего не найдем, герцог спустит с нас шкуру.

– Мы на войне и подчиняемся не Вейенто, а Ларренсу, – сквозь зубы проговорила она.

Солдат подошел к ней совсем близко.

– Аббана, мы рискуем.

Глядя прямо ему в глаза, Аббана заорала:

– Именно! Рискуем! И если мы не найдем письмо, нам конец. Ты понял? Нас вздернут за грабеж на большой дороге. И колечко госпожи Эмеше нас не спасет. Колечко ничего не означает. Девка действительно могла переслать его какому-нибудь из своих любовников. Письмо – другое дело. Письмо докажет…

Аббана задохнулась. Солдат, несколько ошеломленный ее напором, отошел и сказал вполголоса остальным:

– Сделаем, как она велит, ребята. В конце концов, если что, ей и отдуваться.

С Эвремара сняли пояс и распустили завязки на штанах. Он предвидел, что с этого начнут: уж если солдаты решились обобрать мирного торговца, то постараются унизить его как можно сильнее. По неизвестной причине это обстоятельство помогало им в обыске. Вероятно, потому, что к человеку со спущенными штанами трудно относиться как к чему-то заслуживающему уважения.

Сделав подобный вывод, Эвремар закрыл глаза. Он вдруг понял, что созерцание Аббаны причиняет ему почти физическое страдание.

Аббана стояла вполоборота к торговцу. Это была рослая женщина с прямыми плечами и узкими мальчишескими бедрами. Она выглядела бы довольно привлекательно, если бы не лицо: напускная суровость делала его фальшивым. Казалось, для нее составляет мучительную трудность держать брови постоянно нахмуренными, а уголки губ – опущенными.

Один из солдат возил пальцами за низенькими голенищами сапог торговца, другой мял сдернутую с него шапку.

Аббана проговорила сквозь зубы:

– Все самое интересное мужчины обычно держат в области пояса.

И подтолкнула ногой снятый с Эвремара пояс.

Повинуясь намеку, тот солдат, что пытался возражать Аббане в самом начале этого бесцеремонного обыска, взял пояс и принялся ощупывать его пальцами. Эвремар похолодел, и сердце у него болезненно сжалось, когда он услышал удивленное:

– Нашел!

Из кармашка вытащили несколько листков: два рекомендательных письма и записку Ингалоры. Аббана метнулась к солдату, выхватила у него бумаги.

– Давай.

Она быстро пробежала их глазами (Эвремар не без удивления отметил хорошую грамотность сержанта), рекомендательные письма скомкала и бросила на дорогу. Донесение Ингалоры исторгло из груди Аббаны громкий ликующий крик.

– Я ведь говорила!

Она быстро повернулась к торговцу и сказала своим людям:

– Отпустите торговца. Пусть едет по своим делам. – А затем обратилась к самому Эвремару: – Я не советую тебе рассказывать об этом эпизоде кому бы то ни было. Ты хорошо меня понимаешь?

Эвремар молча смотрел на нее.

Аббана досадливо топнула ногой.

– Мне некогда! Отвечай, понимаешь ли ты меня, и уезжай.

Тогда Эвремар проговорил вполголоса:

– Ты плохо закончишь свои дни, Аббана.

– Не смей обращаться ко мне по имени! – вскипела она. – Про обыск – молчать! Все. Вон отсюда!

Однако торговец не тронулся с места. Он даже не спешил подтягивать штаны. Сверкая голой задницей, наклонился, подобрал свой пояс. Затем, путаясь в спущенных штанах, прошел несколько шагов, чтобы взять с земли рекомендательные письма. Разгладил их.

Повернулся к Аббане.

– Посоветуйте мне, дорогая, как быть: меня ведь спросят, отчего столь ценные для меня бумаги находятся в таком плачевном состоянии. Смяты, испачканы. Что мне ответить? Что меня пытались ограбить?

Аббана невольно опустила глаза и увидела, как на курчавых волосках внизу Эвремарова живота поблескивают капельки пота. Она ощутила во рту соленый вкус и поскорее отвела взгляд.

И встретилась со взглядом Эвремара. Торговец хоть и был немолод, но еще не утратил способности вожделеть женщину. И сейчас он смотрел на сержанта вполне откровенно. Даже чуть приоткрыл губы.

– Вы и вправду весьма миловидны, сержант, – произнес он.

– Я сказала вон отсюда! – рявкнула Аббана.

Но она убралась с места происшествия первой, как будто отдала приказание самой себе. Вскочила на коня и помчалась прочь. Эвремар, неторопливо затягивая завязки на штанах, смотрел ей вслед.

– Какова бестия, – проговорил он, покачивая головой. – Колечко-то прикарманила! Тьфу ты, а изображает из себя важную птицу…