"Агей" - читать интересную книгу автора (Бахревский Владислав Анатольевич)Предыстория перваяЯк по имени Агей издали смахивал на черный камень. Правда, камень этот был с глазами, с рогами, с бородой. Бородища густая, как тропический лес, шла от подбородка, по груди, по всему брюху, волочилась по земле. Роста Агей был невеликого, обычного ячьего роста, а вот какая в нем сила, лучше всего знали волки. В прошлом году пятеро зверей напали на ячиху с теленком, и все пятеро были убиты подоспевшим Агеем. «Гроза на четырех копытах», – говорил об Агее Виталий Михайлович и еще говорил: «Терпелив, как вулкан. Тысячу лет молчит, сопит… Ну а потом держись!» Агей и впрямь был послушен, как первоклассник, но уж если упрямился, то сдвинуть его можно было разве что вместе с плоскогорьем. Грохот ручья становился все ближе, и мальчик, сидевший на спине яка, пытался не думать о фантастическом Агеевом упрямстве. В эти высокие горы весна добиралась в самом зените лета. Все живое взрывалось жизнью, и человеку следовало быть осторожным. Даже запах цветов мог обернуться бедой. Не ради человека росли здесь цветы. Здесь все было не ради человека. Памир. Вода от нетерпения сбежать с гор в долины клокотала и пенилась. Камни, такие вечные с виду, такие недвижимые, теперь все шевелились, менялись местами, перекатывались… – Ну что, Агей? – спросил мальчик неуверенно. Агей презрительно фыркнул и вошел в поток. Мальчик сделал равнодушное лицо и затаился. Но Агей кожей чувствовал, уловил чрезмерное нетерпение своего двуногого друга и стал. Этого-то мальчик и боялся. Вода была обжигающе холодная, а як прохлаждался. – Смелость, что ли, мою испытываешь? Было обидно: як не понимает – это прощальная, последняя их езда. Не стал ни просить, ни понукать. Подобрал ноги и глядел на горы, чтобы поменьше смотреть на свирепую воду. Все вершины были белы. За зиму уродилось столько снега, что даже дедушка Виталий Михайлович удивлялся. «С Акробатами попрощаться не придется», – подумал мальчик, глядя на сверкающую стол-гору. В пещере этой горы вот уже три, а может, и четыре тысячи лет проживало семейство Акробатов. Толстячков, стоящих вниз головой. Головки у Акробатов маленькие, а руки и ноги длинные. Дедушка говорит: древние подобным образом, возможно, изображали умерших. Возможно! Мало ли, что возможно. А если это – летающие люди? Вот жили такие люди – летающие! Потому и на Памире очутились. А почему вниз головой летали? Смотреть удобнее. Як вдруг пошевелился, пошел, тараня воду, которая груженый грузовик унесла бы, как игрушечный. – Спасибо, Агей! – сказал яку мальчик. Мальчик тоже был Агеем – имя, любимое эхом. Не то что у деда – Виталий Михайлович. Агей – это для гор, поэтому Агеями были все друзья Агея: собака, як, старый вожак архаров, приводивший стадо на их ячменное поле, был и еще один Агей. Надежда на встречу с этим Агеем – ну совсем неразумная. И почему она должна случиться здесь, на леднике? Любая точка в кольце гор годится для этой несбыточной встречи. И все же мальчик шел сюда, словно его позвали. Они остановились на льду. Дальше – снега. Снега, завалившие пропасти, карнизами свисающие с вершин – от слова могут рухнуть. Позвал шепотом: – Агей! Три года тому назад на селевом потоке, сорвавшемся с трезубой вершины, дед нашел пушистого котенка. Это был ирбис – снежный барс. Он всего-то пугался, мягкий милый зверушка, и Агей на ночь брал его к себе в постель. Но котенок рос да рос. Ему был год, когда он задушил старую любимую собаку Виталия Михайловича и пропал из дому. С той поры они и не видались. Правда, летом мальчику несколько раз чудилось, что кто-то очень близко от него. Может, только чудилось. Агей смотрел на белую, нежную кромку снега, за которой чуть ли не самое высокое на земле – небо. В груди яка будто бы закипело вдруг. Мальчик сошел с него, пощекотал за ухом, успокаивая. Сердце дрогнуло от предчувствия. И вот она, встреча! В расселине, раздавив снежную кромку, появилась пятнистая башка. – Агей! – тихонько сказал Агей. – Ты – пришел. Снежный барс улыбнулся, положил на лапы тяжелую свою голову и смотрел на двух Агеев, мерцая глазами. – Спасибо, что пришел, – сказал мальчик. – Я уезжаю, но буду помнить тебя. И он стал отходить, подталкивая своего яка, и они оба пятились, дабы не поворотиться к царствующему в хребтах спиною. Царствующие непочтительных наказывают. Сердце радовалось – пришел! Как же он все-таки учуял, что его хотят видеть? – Я его видел, – сказал Агей деду. – Без ружья? – у Виталия Михайловича даже руки опустились. – Ты ходил к нему без ружья? – Но ведь это Агей. – А если это был его тезка? – Нет, – сказал внук. – Это был Агей. Он поднял тарелку и выпил бульон через край. – Ты опять куда-то? – К синему камню. – Ладно, – согласился дед. – Только быстро. Пограничники звонили: машина вышла от них полтора часа назад. Небо, глядя на Землю, как она творит горы и долы, моря и реки, деревья и травы, из одной только радости видеть чудо творения из сини своей да из облаков выслепило всего один камень – лазурит. Ну, конечно, не удержало, уронило, и одна частица сотворенного небом камня – синее око, величиной с хороший автобус, – ухнула всего-то в полутора километрах от станции гляциологов, или попросту от домика, в котором жили ученый человек Виталий Михайлович и его внук Агей. Впрочем, случилось это несколько раньше, чем люди начали заниматься изучением ледников. Открыл камень Агей. А потом они с дедушкой закрыли открытие. Виталий, Михайлович о науке был очень высокого мнения, а вот в разумности человечества сомневался. – Сколько цивилизаций погубили распри и войны! – восклицал он. – Египет, Эллада, древние индийские государства, Рим! И что же? Миллионы людей, лучшие умы, снова работают на войну. Совершенствуют машину убийства. И еще в одном укорял Виталий Михайлович человечество: в неразумной корысти. – Покажи мы этот лазурит геологам – и начнется! Тотчас все разворочают. Камень распилят на кусочки, увезут, шкатулок из него наделают, каких-нибудь верблюдиков. А он – чудо природы. Пусть лежит в земле, покуда люди не дорастут до мысли, что чудо должно принадлежать тому месту, где сотворено природой. Не обязательно все свозить в города. Чудо на своем месте обязательно родит иное чудо. Ну, например, придет сюда мудрый человек, посмотрит на лазурит, и осенит его счастливое открытие. Агей разгреб слой земли и глядел на синюю, словно бы в изморози, вершинку камня. Взглядывал на небо, на горы, на крошечный домишко станции и ждал, не шевельнется ли в душе какой-нибудь корешочек какого-то открытия? Корешочек сидел тихо-тихо, словно его и не было. – Не время, – вздохнул Агей. Он был уверен: открытие за ним. Знать бы, какое? В биологии, в геологии или, может, это будут – стихи? Стихи, нужные всему миру и каждому человеку, любого открытия стоят. Агей наклонился, прикоснулся рукой к лазуриту. – Ладно, – сказал он точь-в-точь как дед. – Я к тебе приду потом. Думаешь, не понимаю, что учиться надо? Потому и уезжаю. Ты потерпи, вернусь – освобожу тебя. К тому времени люди наверняка поумнеют. Агей забросал лазурит землей, привалил тонкое место камнем. – Ты уж прости нас с дедушкой! – и вздохнул. Целый день вдыхалось. |
||
|