"Московский бенефис" - читать интересную книгу автора (Влодавец Леонид)

КОРАБЛЬ-ПРИЗРАК

Расстроенная похоронами Рамона, я долго мучилась бессонницей и смогла заснуть лишь под утро. Однако поспать вволю мне не удалось. Незадолго до рассвета прибежал Мануэль, который, видимо, вообще не знал, что такое усталость, и закричал:

— Сеньора! Сеньора! Проснитесь!

— Чего тебе? — пробормотала я, не открывая глаз.

— На стену, на стену надо! — Мануэль тащил меня с такой силой, что я вынуждена была ему повиноваться. Он заставил меня подняться на крепость и показал рукой в сторону бухты. На темном фоне скал и воды неясно рисовалось что-то мрачное, большое…

— Это корабль, сеньора! Он уже вошел в бухту…

— Черт побери! — сказала я. — Будет нам покой или нет?! Каждый день кого-нибудь нелегкая приносит. То корабль, то индейцы, то опять корабль…

На стену поднялся Карриага, одетый в дворянское платье, которое ему все-таки шло больше, чем ряса священника.

— Чудная посудина, — покачал головой он» — Не пойму я, что они там вытворяют…

— Вам тоже так показалось? — воскликнула я. — Мне, глупой женщине, ничего не смыслящей в морском деле, все кажется странным. А как вы находите этот корабль?..

Карриага глянул, посмотрел внимательно на судно и прохрипел преспокойным голосом:

— Сеньора, поверьте старому моряку, капитан этой посудины, по-моему, вдрызг пьян. Только осел, войдя в такую бухту, не отдаст якоря сразу же. Да и влезать в эту щель, которая здесь заменяет пролив, не убрав хотя бы половину парусов… похоже на сумасшествие… Впрочем, я бы сошел с ума, если бы был на борту этой лоханки. Когда мы сюда пролезали на нашей, царствие ей небесное, я и то все время зажмуривался, хотя и ветер был послабее, и парусов у нас не стояло никаких, кроме блинда и косого бизаня…

— Как вы думаете, почему он не отдает якоря?

— Ума не приложу. Либо все пьяны, либо сошли с ума… Дрейфовать в бухте, где совсем мало места, к тому же на всех парусах… Ничем это объяснить нельзя, кроме…

— Что «кроме»?.. — удивилась я.

— Это мертвый корабль, на нем нет живых людей… Слыхал я, что такие иногда встречаются в море.

— Как это? — леденящий страх прополз по моей спине. — Отчего так бывает?

— Первый случай: зараза. В этих жарких странах, сами знаете, подцепить заразу не трудно. Иногда она бывает не сразу заметна, а потом от нее люди мрут как мухи. Матросы живут кучей, все на корабле едят одну пищу, болезнь быстро переходит от одного к другому. У них может не быть сил убрать паруса, помочь друг другу… Судно носится по океану туда-сюда, пока его не разобьет где-нибудь о камни… Второй случай: люди. Мы, кабальерос де фортуна, иногда бываем в таком положении, когда нам не везет. Это значит, что не мы берем на абордаж, а нас… Обычно после такого дела нас остается немного. Победившая сторона может развлечься тем, что перевешает всех пленных на реях и пустит побежденное судно, увешанное трупами, на волю ветра и волн. Так делали и пираты, если им везло… Ну и еще один случай: голод. Так тоже бывает, но уж совсем редко, разве что корабль собьется с курса и потратит все запасы раньше, чем доберется до земли.

Мануэль тем временем разбудил всех, на стену вылезли и Росита, и пираты.

— Фрегат! — воскликнул Хесус Бартоломео. — Французский фрегат! Не пора ли нам выйти в море, ребята?!

— Дуралей, — сказал Карриага, — похоже, что этот корабль совершенно пустой…

— Ты что, там был?

— Нет, конечно, но стоит на него глянуть…

— Это даже в трубу не разглядишь… — сказал Альфонсо Диас, — два года назад нас таким образом надули. Тоже все подумали, что корабль дрейфует пустой. Подошли к нему на ружейный выстрел, а он как рубанет всем лагом! Еле удрали.

— Правильно, Альфонсо! — сказал мулат. — Взберешься на палубу и через полчаса попадешь на рею!

— Веселый вы затеяли разговор, — проворчал Карриага, — слезайте-ка со стены и за мной!

Он сказал это так угрюмо, что все немедленно ему подчинились.

Лодка подошла к борту дрейфующего фрегата. Видно было, как Карриага, приподнявшись, хватается за какую-то веревку, свисавшую с борта. Солнце уже вышло из-за края скал и вовсю освещало бухту. Мне даже было видно, что Карриага держит в зубах тесак. Выбравшись на палубу, он махнул рукой, и наверх полез Санчес. Лопес сидел в лодке и придерживал ее у борта фрегата. Санчес тоже забрался на корабль, и вместе с Карриагой они скрылись из виду, потерявшись среди переплетения канатов, блоков и парусов.

— Они уже на корабле! — сказала я. — Похоже, их никто не тронул.

— Забавно, — хмыкнул Хесус. — Если их через пять минут не сцапают, я готов поверить, что корабль пустой.

С корабля донесся скрип брашпиля, а затем в воду с шумным плеском бухнулся носовой якорь. Еще через какое-то время с кормы тоже отдали якорь, и фрегат замер посреди лагуны.

— То-то они помучаются вдвоем, убирая паруса! — заметил Альфонсо. — Надо бы им помочь…

— Да, там и впятером возни много, — кивнул мулат. — Смотри, вроде бы Лопес сигналит… Ага, Карриага полез на фор-марс, сейчас тоже начнет махать… Понятно, Лопес отваливает, плывет за нами, стало быть…

Пираты поспешили на берег, Мануэль убежал следом, и на стене я осталась одна. Мне было видно, как лодка вновь направилась к кораблю, причалила к борту, а все сидевшие в ней люди стали карабкаться наверх. Карриага руководил ими, что-то орал, но разобрать слова было трудно. Паруса корабля стали один за другим сворачиваться. Снова загрохотала якорная цепь, и в воду плюхнулся еще один якорь. Меньше чем через час все паруса были собраны. Потом я увидела, как пираты лазают по реям и что-то подвязывают. Это продолжалось долго. Наконец Карриага и все остальные спустились в лодку и поплыли к берегу.

Какой дьявол заставил меня закурить сигару? Я втягивала жгуче-сладкий дым, а шапка пепла на кончике сигары при каждом вдохе краснела ярким огоньком. Она все удлинялась и удлинялась, но никак не отваливалась. Я с интересом глядела на эту огненную палочку хрупкого пепла, ожидая, когда же она оторвется. И это случилось! Но как!

Все произошло настолько быстро, что я даже испугаться не успела. Слабый, почти незаметный порыв ветра обломил тлеющий кончик сигары и рассыпал ее на маленькие искорки-огонечки. Этот же порыв отнес их вниз со стены, и один или два летающих светлячка, не успев догореть, попаши в запальное отверстие той самой мортиры, которая позавчера утопила пиратское судно! А мортира была заряжена!

Грохот выстрела едва ли не сбросил меня со стены, горячая волна воздуха отшвырнула меня к зубцам и вышибла из рук сигару. Где-то совсем близко от меня с воем промчалась бомба, а вслед за этим со стороны бухты донесся гулкий взрыв и шум взметнувшейся и обрушившейся воды. Я, видимо, на секунду потеряла сознание, потому что очнулась я, сидя у стены, рядом с пушкой, кашляя и чихая от едкого порохового дыма, окутывавшего двор. Дым развеялся довольно быстро. Черная широкая пасть мортиры все еще дымилась. Лодка исчезла с поверхности воды…

— Вы стреляли? — спросила Росита, выскочив из дома с половником в руках. Я не в силах была ответить…

Росита взбежала на стену и глянула на воду, где уже исчезли круги, оставшиеся после взрыва.

— Кто-то плывет! — воскликнула она, приглядевшись.

— Где?! — встрепенулась я.

Действительно, довольно далеко от места катастрофы, среди волн мелькала крупная черная точка, приближавшаяся к берегу. Наведя на нее трубу, я увидела лысую головку Мануэля. Он плыл медленно, видимо, выбиваясь из сил.

— Господи! Он может быть ранен! — воскликнула я и, не чуя под собой ног, стремглав понеслась вниз по лестнице, со стены, потом вылетела как пуля из ворот, обежала стену вдоль рва и ринулась к берегу. Не помню, как добежала я до воды, как скинула одежду и бросилась в воду. Плавала я довольно плохо, вероятно, хуже, чем Мануэль, но тем не менее я очень быстро оказалась около него и потянула его к берегу.

— Донья Мерседес, — сказал Мануэль, — зачем вы всех убили?

Я выволокла его на берег и понесла на руках к дому. По дороге я оглядела его. Крови не было, но он был явно не в себе. Должно быть, его оглушило взрывом. А может быть, он просто испугался. Так или иначе, но, видя его пусть и не совсем здоровым, но живым, я разом позабыла о всех прочих. Те пришли и ушли, пусть это даже звучит и ужасно, но они все, даже Карриага, были для меня чужими и ненужными людьми. Да простит мне Бог это жестокосердие, но такова уж моя натура!

Мануэль довольно быстро пришел в себя, его напоили теплым вином, накормили и уложили отдыхать. Он проспал часа четыре, а затем открыл глаза и вытаращил их на белый свет с восторгом и удивлением.

— Зачем я лежу? — спросил он. — Ведь уже день?

— Ты был болен, сильно болен… — сказала я, боясь напугать его, но Мануэль, оказывается, все отлично помнил.

— Нет, сеньора, — усмехнулся он, — я просто чуть не убился, но теперь я совсем здоров! Знаете, как все было? Хотите расскажу?! Ну, вот. Поплыли мы на этот корабль. Он такой же, как тот, что у капитана О'Брайена. Или даже больше. Как только мы подъехали, сеньор де Карриага сбросил нам лесенку из веревок, она называется шторм-трап, и мы все вылезли наверх. На корабле не было никого, кроме сеньоров де Карриаги и Санчеса. Они тянули за веревки, и от этого паруса собирались, как на нашей лодке, помните? Им стали помогать другие пираты и даже краснокожие тетеньки. Я тоже хотел помочь, но Карриага сказал, чтобы я не путался под ногами. Я пошел гулять. Корабль ведь большой. Там много-много пушек. Больше, чем здесь. И сами пушки тоже больше, но мортир нет. А куда все люди подевались непонятно. Даже сеньор де Карриага не знает. А он знает все. Как зовут каждую палку и веревку на корабле. Например, грот-брам-контр-штанг! Или фор-стень-фордун! А паруса, они тоже все с именами. Сеньор де Карриага их всех знает… Бом-брам-стень-стаксель! А мачта, оказывается, и вовсе не просто мачта. Вот ведь как. Мачта это только самое нижнее бревно от палубы до первой площадки. А дальше уже стеньга, а потом брам-стеньга, а еще выше бом-брам-стеньга… Вот как! А то, что спереди, лежачее бревно, его зовут бушприт. А еще к нему поменьше бревно, тоже вперед глядит, так его зовут утлегарь. А поперек них жердина, так ту зовут блиндарей!

Нет, ей-Богу! Я до сих пор еще думаю, что этот младенец был одарен всевышним! Его сообразительности мог позавидовать любой белый, и не только ребенок его лет… Слезы как-то сами собой просохли, я обрела какую-то странную подвижность и жажду действия.

— Ладно! — воскликнула я почти весело. — Мы оставляем этот остров! Но прежде чем покинуть его, надо позаботиться о нашем имуществе. Само собой, крепость и дом мы с собой брать не будем. Но все, что в нем есть, мы должны погрузить на судно.

— А кто же будет управлять кораблем? — удивилась Росита.

— Господь поможет нам! — сказала я уверенно, точно Господь впрямь ниспослал мне уверенность. — Там на берегу есть еще две шлюпки. Мы будем возить на фрегат все, что сложено в подвалах нашего дома, а потом то, что есть в его комнатах. Мы оставим здесь только сами стены…

— Сеньора! — ахнула Росита. — Да ведь нам это и за год не перетаскать!

— Зато будет чем заняться, — сказала я. — А за год нас еще не один корабль навестит…

— Для начала, сеньора, надо перекатить все бочки к берегу, — заметил Мануэль, — а уж потом возить их на корабль!

— Прекрасно! — поддержала я его. — Вот прямо сейчас и начнем!

Мы решительно двинулись в подвалы. Самое трудное было повалить тяжеленную бочку на бок. А их у нас в общей сложности была не одна сотня. Я знала, наверняка знала, что погрузку мы будем вести очень долго, может быть, бесконечно долго, возможно, даже дольше, чем год. Но это было занятие, дело, которое поглощало нас, все наши тревоги и страхи, это было спасение для наших душ, погрязших во грехе.

Первую бочку — она была дьявольски тяжела — мы только полчаса валили на бок — никак не могли к ней подступиться. Но все же, соорудив рычаг, мы свалили ее и с превеликим трудом по пандусу выкатили из подвала. Потом мы почти час катили ее по двору, по мосту через ров, а затем к берегу. Там мы бросили ее вблизи от пляжа, но так, чтобы до нее не доставал прибой. Передохнув, решили попробовать закатить ее в шлюпку. Сперва хотели просто поднять ее на руки — о, наивность! Весом она была не под силу и трем здоровенным детинам, не то что двум женщинам и слабому ребенку, к тому же еще не оправившемуся от потрясения. Затем здравая идея пришла в голову Мануэлю. Он вспомнил о недостроенной нами хижине, которую начинали сооружать в самый первый день нашего пребывания на острове. Из приготовленных для нее кольев он смастерил мостки, по которым мы и закатили бочку в лодку. Около часа мы спихивали эту посудину в воду, пока нам не повезло и не начался прилив. Наконец, мы начали грести и выяснилось, что мы не можем сдвинуть лодку с места. И здесь нам с Роситой пришел на помощь Мануэль.

— Надо грести, как сеньор Карриага, по счету «раз» опускать весла, а по счету «два-а-а» вынимать их из воды! — наставительно сказал он, будто и впрямь был боцманом.

Мы с Роситой послушались его совета, и дела пошли на лад — лодка двинулась вперед. Спина у меня заболела, но до борта мы добрались.

— Теперь надо подняться наверх, — озабоченно сказал Мануэль, — там, чуть подальше остался штормтрап…

Царапая ладони о скользкий и вместе с тем шероховатый борт корабля, мы с трудом подтянули лодку к шторм-трапу, свисавшему с борта. Такую лестницу я когда-то пересылала в тюрьму дону Мигелю, нынешнему капитану О'Брайену.

— Там еще есть балка с блоком и веревкой, — сказал Мануэль, цепляясь за деревянную ступеньку веревочной лестницы, — я залезу и попробую повернуть ее так, чтобы можно было зацепить бочку…

Надо сказать, что мне случалось видеть, как грузили на корабль бочки. Обычно их закатывали по наклонному помосту, примерно так, как мы это делали, когда доставали ее из погреба. Как поднять бочку на высоту второго этажа, без наклонных сходней, я не знала. Однако то, с какой уверенностью действовал Мануэль, придало мне силы, и я принялась объяснять Росите, как мы обвяжем бочку веревкой и поднимем на палубу. Между тем Мануэль уже залез на борт корабля, и над нашей головой заскрипела, поворачиваясь, какая-то деревянная штуковина с железными блоками, соединенными пропущенными через них веревками. К последнему, самому нижнему из блоков был приделан толстый кованый крюк, а на крюке висела связанная в широкое кольцо веревка. Мануэль перегнулся через борт своей лысой головой с оттопыренными ушами и распорядился:

— Протяните веревку под бочкой и зацепите за крюк, когда я опущу…

Бочка лежала поперек лодки, упираясь днищами в борта. Над нашими головами заскрипели блоки, и крюк с веревкой стал опускаться прямо на лодку. Его немного качало ветром, и мне все время казалось, что он размозжит нам с Роситой головы. Поэтому я постаралась сразу же схватиться за веревку и прекратила раскачивания крюка. Росита недоуменно поглядела на веревочное кольцо:

— А как же им обвязывать? Мануэль, подойдя к борту, сказал:

— Вы оставьте висеть на крюке петлю, а другую половину кольца продерните под бочкой, вот и все!

— Так? — спросила я, протаскивая под боком бочки сложенную вдвое веревку и зацепляя ее за крюк.

— Да, — подтвердил Мануэль, — только надо прикрепить веревку к обручам бочки, а то она свалится.

Я повиновалась. Теперь казалось, что бочка привязана за четыре угла.

— Хорошо! — похвалил нас чернокожий морячок и солидно, явно подражая в чем-то Карриаге, сказал:

— Извольте отойти от бочки, сеньоры, а то, упаси Бог, сорвется и раздавит как мышей…

Я отсела на самый нос, а Росита на конец кормы. Наверху заскрипело, веревка натянулась, но бочка с места не сдвинулась. Мануэль весьма в стиле пиратов помянул врага рода человеческого, а затем опять высунул голову из-за борта:

— Помогите мне кто-нибудь! А то ворот тяжелый…

Росита, которой, видно, меньше меня хотелось попасть под бочку, полезла наверх. Оттуда спустя несколько минут послышалось сопение, ругань, но бочка лежала как ни в чем не бывало.

— Лезьте, что ли, и вы, донья! — велел Мануэль, его лоб блестел от пота словно свежесмазанный дегтем сапог.

— А как же лодка? Она ведь уплывет!

Мануэль исчез куда-то, а затем вернулся с мотком более тонкой веревки, примотал ее к каким-то деревянным загогулинам, прибитым к борту, а свободный конец бросил мне.

— Держите, сеньора! Я сейчас слезу и привяжу!

— Я сама привяжу, — сказала я, пожимая плечами.

— Нет, вы не знаете шлюпочный узел, сеньора, а я знаю!

Эта мартышка быстро слезла в лодку и, пропустив веревку через кольцо, ловко привязала ее за скамейку. Потом и он, и я полезли наверх. Тут я увидела, что веревка, проходящая через блоки и балку, привязана к вороту, поворачивая который можно было намотать веревку на барабан. Мы начали крутить ворот втроем. На сей раз силы у нас хватило, и веревка постепенно стала наматываться, а бочка — подниматься вверх. Вскоре крюк с бочкой поднялся почти до самого борта.

— Теперь надо развернуть балку, — сказал Мануэль, закрепляя ворот какой-то толстой кованой железякой. Мы навалились на балку и попытались ее повернуть, но это не удалось. Тогда Мануэль куда-то сбегал и принес сначала один, а потом и другой железный лом. Мы с Роситой налегли на ломы, а Мануэль потянул груз на себя. Несколько мучительно трудных минут, и балка повернулась. Бочка повисла над палубой, и мы, осторожно освободив барабан и придерживая его ручками ворота, опустили ее на палубу.

— Уф-ф-ф! — сказала Росита. — Ну и работа! Скоро уж солнце закатится!

— Надо еще очистить трюм, — солидно, как бывалый шкипер, объявил Мануэль.

Чуть передохнув, мы пошли к люку — здоровенному отверстию в палубе, закрытому крышей, которой хватило бы на небольшой домик. С помощью ломов мы сдвинули эту крышу и увидели довольно глубокий провал, из которого несло гнилью, плесенью и крысами.

— Я туда не полезу! — безапелляционно заявила Росита. — Можете меня на рее повесить или в море утопить, но туда, где крысы, не полезу!

— Я думаю, что нам не нужно очищать трюм, — сказала я, — с этой паклей мы провозимся сто лет. Ее там много?

— Сеньор Карриага сказал, что футов на десять до самого днища… — отвечал Мануэль.

— Тогда сбросим бочки прямо на нее! — сказала я. — Они не разобьются!

Мануэль, почесав свой стриженый затылок, куда-то убежал. Очевидно вспомнил о чем-то. Явился он довольно быстро, с трудом волоча по палубе толстую короткую доску. Затем он сразу же убежал опять и приволок еще одну такую же доску. Из них мы соорудили очередную наклонную плоскость, раскатили бочку и сбросили ее прямо в люк. Она мягко бухнулась, раздавив несколько крыс, хрипы и писк которых были слышны снизу.

— Ну, с этой у нас получилось, — сказал Мануэль недовольно, — а другие как? Бочки будут падать друг на друга и разобьются…

— Поехали обратно, — сказала Росита, — а то еще сидеть тут дотемна!

— Поехали! — сказала я и потянула Мануэля за руку.

— Надо еще люк прикрыть, а то пойдет дождик и зальет корабль… — важно сказал этот поросенок. И мы принялись закрывать люк! Увы, едва среди женщин объявляется мужчина, как они готовы ему подчиняться!

Мы спустились в лодку, отвязали ее и с превеликим трудом стали грести. Если бы ветер дул с берега, мы и к ночи не доплыли бы до него. Однако ветер дул со стороны моря, и нас так или иначе принесло туда, куда мы хотели… Из последних сил втянув лодку на берег, мы побрели к нашей крепости. Руки, ноги, поясница — все у меня разламывалось и болело. Росита тоже была не в лучшем состоянии. Мы едва доползли до постели и целомудренно и безгрешно уснули.