"Московский бенефис" - читать интересную книгу автора (Влодавец Леонид)НА «ЛЕЖКЕ» ДЖЕКА— Бензину много? — спросил я Кармелу. — Полный бак и канистра. Я поглядел на заднее сиденье и с удивлением увидел, кроме скрипичного футляра, большую спортивную сумку и… свой «референтский» костюм. — Что ж вы его забыли? — почти ехидно спросила Таня. — Со всеми своими документами… Прямо клад для угрозыска! Да, это точно, с тобой, тетка, совсем голову потеряешь! У меня аж уши загорелись, хорошо, что в темноте не видно… — А вы, значит, раздумали правосудию отдаваться? — проворчал я. — Я сама выбираю, кому отдаваться, а кому нет, — обрубила она. — Из поселка я вас, пожалуй, вывезу, но дальше — думайте сами. — Вам есть куда деваться? — спросил я. — Нет, — сворачивая в какой-то на первый взгляд тупиковый проулок, ответила Кармела. — А вам? Я ответил не сразу. Если привезти ее к папочке, то бишь к Чудо-юде, то есть, конечно, надежда выкрутиться, отдав ее голову. Но только надежда. Если уж отец родной повелел мне в «Волгу» мину пристроить, значит, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. За что, почему, ради каких-таких высоких целей — он объяснять не любит. Может, из-за Адлерберга, может, из-за Кармелы, а может, из-за того, о чем я понятия не имею и иметь не должен. Так что катить в том направлении мне совершенно не светило. Да и вообще, ни в Москву, ни через Москву ехать на тачке, дважды светившейся рядом со мной, номер которой я оставил в памяти Чудо-юдиного компьютера, не было смысла. Далеко по Ярославке не упилишь. Там все могут перегородить, во всяком случае, обшмонают наверняка. Танины бывшие друзья вполне могли влететь, если у них нет возможности где-то поблизости разгрузиться от автоматов. Швырять столько стволов — дороговато. Но вот где-то между Ярославским и Дмитровским шоссе, отсюда километров с полста, можно проселками выехать на «лежку» Джека. Скорее всего он сейчас там. Очень может быть, что Чудо-юдо его из-за меня беспокоить не стал. Кадр ценный, а кроме того, у него ребята сейчас в разгоне, за исключением Кота и еще пары каких-нибудь друзей. Взяли с собой соответствующее число девочек, запаслись спиртным и гудят вовсю. Место — в стороне от дорог, у лесного озерка. Проехать можно только по старой полузаросшей просеке. Там нет ни телефона, ни электричества от казенной сети — все снято. Была когда-то то ли радиостанция, то ли запасной узел связи ПВО — не поймешь. Только все это было размонтировано и вывезено давным-давно, наверно, еще после войны. Осталась колючая ржавая проволока да дорога, по которой никто из местных мужиков не ездит, как и из городских. Где-то в километре от «лежки» она упирается в болото, и все нормальные люди, доехав до этого места, поворачивают оглобли, поскольку не знают, что под тридцатью сантиметрами мутной непроглядно коричневой воды притоплена гать, укрытая тонким слоем ила и глины. На первый взгляд полное впечатление, что, въехав, сядешь по самый кардан, ан нет… Девок туда возили не болтливых и загодя завязывая глаза. А сама «лежка» располагалась в оставшемся от военных бараке, куда натащили тюфяки, ковры, канделябры со свечами. От аккумуляторов крутили видак, слушали диски, под них же устраивали небольшие «голые» танцы, но не слишком громкие. Я там был раза четыре, когда Джека надо было срочно вызывать на дело. Даже в его команде мало кто знал, куда исчезает босс, потому что с собой он брал только самых проверенных. Я там ни разу не ночевал и приезжал только на той машине, которую Джек называл «дежурной». На ней ездил мужик, работавший у Джека в автомастерской. Если мне нужно было, я отправлялся к нему, и парень, не задавая вопросов, вез меня к своему Боссу. Что будет, если я появлюсь там с Кармелой? Чудо-юдо уверял, что с Джеком на «лежке» у него нет связи, кроме как через меня и «дежурную машину», то есть радиотелефона для связи с отцом у Джека не было, во всяком случае, такого, чтобы доставал до нашего «дворца». А если он есть или Чудо-юдо послал кого-то еще, чтобы предупредить Джека? Значит, я прыгаю головой в петлю. Шея Тани принадлежит ей, но эта петля и для нее тоже… Но все-таки — шанс. Сейчас главное — убраться подальше от напуганного поселка. От дорог, от ГАИ, ОМОНа и всех прочих любопытствующих организаций. «Запорожец» выполз из проулка на ухабистый проселок и запетлял через какой-то редкий загаженный и вытоптанный лес. — Ох, — болезненно бормотала Таня при каждом жалобном скрежете подвески. — Бедный ты наш бедный, поломаем мы тебя… Да, остался белый «Запорожец» сиротинушкой. Но у Тани, видимо, приступ хандры уже прошел. И сантиментов, всхлипов об убиенном Будулае я не слышал. — В направлении Дмитровского вы сможете проехать? — спросил я. — Допустим. Дальше? Докуда? — Дальше надо добраться до Кулешовки. Деревенька такая. — Ну, это можно и проще доехать. От Кулешовки куда? — А там я вам завяжу глаза и сам поведу машину» Идет? Таня подумала с минуту и спросила: — Куда вы хотите меня завезти? — Туда, где есть шанс отсидеться. Небольшой, но есть. И машину там оставить. Она ведь тоже улика, как автомат, «винторез» и пистолет. — Долго мы там сможем пробыть? — Не знаю. Предупреждаю, что можно влететь еще хуже. — Хуже уже некуда, — хмыкнула Кармела. — Три трупа мне не простят. — Три? — удивился я. — Андрей, Баран, Кузя, — перечислила Таня. — Все — с гарантией. — А я вот этого, — отчитался я, показывая автомат. — Амбал, — бросив косой взгляд на ремень автомата, ответила Кармела. — «А» шариковой ручкой написано. 4:1 в нашу пользу. — А мне жаль деда… — Помолчите, а? — резко бросила Таня. — Молчу. — Лучше скажите, что мы там делать будем, на вашем схроне? — Спать, — сказал я. — В прямом смысле слова. Я прошлой ночью не выспался, а сегодня — опять. — А изнасилование у вас на сегодня не планируется? — зло блеснула глазками Кармела. — Может, как раз сегодня тот день, когда вы насилуете случайных попутчиц? Память у нее ничего. Вспомнила, что я ей говорил, когда мы первый раз встретились! У любого дурака после такой фразы уже бы появилось мнение, что она «жаждет». Но я-то не дурак. Я-то видел, как она Андрея в окошко выкинула… У нее сейчас в голове эмоции бродят. Может, пристрелит, а может — на шею кинется. — Нет, — сказал я, — сегодня у меня выходной. А у вас с этим проблемы? — Проблема будет, — ответила Таня, — если вы меня привезете в избушку, где будут пять-шесть мальчиков вашего возраста и с жаждой близкого знакомства. На всякий случай показываю… Не выпуская баранку из левой руки, Таня приподняла край маечки и показала рукоять небольшого пистолета, запрятанного под ремень джинсов. — Десять патронов 5,45, — сообщила она. — Там у каждого мальчика — своя девочка, — пояснить это надо было обязательно. — Большого выбора у вас не будет. — Выбор у меня есть всегда, — бросила Кармела. — Значит, вы меня привезете туда в качестве своей девочки? — А другую там не примут. Если усомнятся в чем-то — и вас, и меня надежно спрячут в болоте. — Значит, нам должны предложить отдельный номер и постельку на двоих? — Примерно так. А вы предпочитаете секс в группе? — Не хамите, Дима. Я прикидываю, — ледяным голосом отозвалась Кармела, и мне стало не по себе. Так вот прикинет, выдернет из-за ремня свою «дрель» и просверлит меня на диаметр 5,45… Терпеть не могу бояться баб, а надо… По пустому проселку она вела «Запорожец» вполглаза, а остальные полтора приглядывали за мной. Моя пушка была в кармане, на предохранителе, автомат я тоже поставил на предохранитель, и шансов у нее было больше. — Ладно, — сказала она минут через десять, — если у вас нет особой озабоченности и вы действительно выспаться хотите — Бог с вами. Протянете руки… — …Протяну ноги, — догадался я. — Плавали, знаем! Мелькнул в свете фар покосившийся указатель: «Кулешовка». Мы проехали мимо темных, может быть, даже пустых изб и оказались в поле, где что-то росло и колосилось, по высоте похоже на рожь. Таня остановила машину, открыла дверцу и вылезла. — Садись за руль! — по-моему, она впервые назвала меня на «ты». — А глаза? — Я сама завяжу, — правая рука ее уже держала пистолет. Я только успел подумать, что все же баба есть баба: вылезла из «Запорожца», усадила меня за баранку, а теперь ей придется обходить машину сзади или спереди. Будь у меня злой умысел против нее — мог бы стукнуть бампером. Но фиг вы угадали, гражданин Баринов. Просто девушка решила показать мне, что она еще умеет… Я даже не усек, как Таня взвилась в воздух и, перелетев через «Запорожец», мягко приземлилась на две ноги. Этакие трюки только в фильмах про ниндзя показывают, да и то, боюсь, что с помощью комбинированной съемки. — Ну ты вообще… — опасливо охнул я. Кармела села на заднее сиденье, и хотя ствол пистолета не касался моего затылка, я ощущал, что он направлен мне прямо в основание черепа. Утешало только, что от выстрела в это место смерть быстрая, легкая и безболезненная. Надо думать, это те, кого пристрелили, рассказывали… Я поехал, опасаясь только одного: не попался бы ухаб, а то еще дернет девочка за крючок, и у меня мозги через нос вылезут… Повязку она достала из большой сумки. Это я увидел через зеркало заднего вида. Даже сумел разглядеть, что это, строго говоря, не повязка, а эластичные черные трусики. Подозреваю, что через них она все видела от и до, но внешне смотрелась как незрячая. Проселок превратился в просеку, но это была еще не та. «Та» должна была быть третьим по счету правым поворотом. Запутаться, однако, было несложно, если, конечно, не знать примету. А приметой служил валун у въезда на просеку. Вот он, слава тебе, Господи! Ветки шлепали по кабине, а на душе у меня скреблись кошки. Вот тут-то очень удобно было меня прихлопнуть: лес, глухомань, до «лежки» еще десять километров. А у Кармелы нервы наверняка были напряжены до предела. Даже я не знал точно, что меня ждет у Джека, а она — тем более. Но она знала современные нравы и обычаи. Если у нее за плечиками полсотни трупов — а «больше Чикатило» это и сотня может быть! — то один лишний не повредит. Тем более что, может быть, ей и впрямь не охота забесплатно ублажать шесть мужиков… Я-то знаю, что их максимум четыре и при каждом по бабе, но она-то нет… Трава шуршала по брюху «Запорожца», он уже подминал кустики, выросшие посреди просеки между колеями. Теперь нужно было не пропустить другой поворот, предпоследний. Там ни валунов, ни каких-либо опознавательных знаков. Более того, на эту просеку надо было сворачивать прямо между двумя кустами, не то жимолости, не то ещечего-то. Но я нашел это место, и «Запорожец», переваливаясь на ухабах, вполз туда, и по переднему стеклу зашелестели листья. — Ну, ты Сусанин! — неожиданно хихикнула Таня. — Мне тоже можно на «ты»? — осведомился я. — Я же твоя девочка, — хмыкнула Кармела, — придется привыкать! Я понял: она уже вживается в какой-то образ. Скорее всего вульгарной шлюхи. Интересно, а матом она сможет? Вообще-то это рискованный образ, миледи! Там ведь могут и обмен предложить… Вслух я сказал: — Не переигрывайте, Таня. В вашу «Чавэлу» много народу приходит, и я не удивлюсь, если вы тут тех увидите, что вас слушали. Если вы начнете из себя вокзальную дешевку ломать — не поймут. — Значит, плохо? — произнесла Таня своим обычным тоном. — Вот так — лучше. У вас репутация скромницы — это мне брат доложил. А вы такую курву прикидываете, что ребята могут вас за подставку посчитать, они осторожные и грамотные. Давайте такую версию держать: я вас соблазняю, увез из города, поскольку я лично женат и боюсь себе репутацию испортить, но вам внушаю, будто влюблен до безумия и готов даже развестись, лишь бы с вами быть… — И это я, значит, от скромности поехала в какую-то тундру, где бандюги живут? — заметила Таня. — Ну… — сказал я, протискиваясь через очередные кусты. — Вы же романтичная! Могли голову потерять, принц появился… — Это вы-то? — хихикнула Таня. — Принц! — Правильно, я не то, но вы-то можете так думать? Для ребят это будет логично. Засидевшаяся, не от мира сего, чего с нее взять? А я — подонок, решивший поразвлечься с приличной девушкой. — У вас режиссерский дар. И, вероятно, актерское дарование на роль подонка. — Может быть. А вот и последний поворот. Точнее, не поворот, а объезд. Тут просека раздваивалась. Прямо лежало большое поваленное дерево, преграждавшее путь, а влево — небольшой, метров тридцать в длину, тупичок. Здесь, казалось, просека кончается и дальше проехать невозможно, но на самом деле, углубившись по тупичку еще метров на десять, можно было свернуть между двумя кустами и почти впритык к стволам деревьев выкатиться на ту просеку, что перегораживалась деревом. Сразу за большим завалом густо росли кусты, и о том, что дорога продолжается дальше с внешней стороны, никто бы не догадался… Ночью вписаться в узкий проезд было трудно, но ведь у нас был не «Чероки», а «Запорожец». Машинка выбралась на дорогу и покатила вперед, туда, где было болото и замаскированная гать. Вода золотилась в свете фар, но я смело погнал «Запорожца» точно по центру дороги, хорошо зная, что, вильнув хотя бы на полметра в сторону, попаду колесом в топь и без гусеничного трактора автомобиль уже не вытащить. На выезде с гати дорогу преграждало еще одно бревно. Здесь был как бы КПП Джековой «лежки», потому что тут постоянно дежурил один из парней, вооруженный и очень опасный. Парень сидел в самом настоящем дзоте, сделанном по всем правилам военной фортификации. Джек как-никак до капитана дослужился, волок в этом деле. У него там стоял снятый со списанного «БТРа» крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый («КПВТ») калибром 14,5. Попадание такой пульки в череп разносило его на куски, а в позвоночник — разламывало человека пополам. Амбразура позволяла ему простреливать всю гать и просеку вплоть до выезда из кустов. «КПВТ» запросто прошивал и поджигал любую легковую или грузовую машину и мог в принципе даже продырявить БТР. А поскольку Джек сумел достать всю огневую установку «БТРа», то в спарке с тяжелым был еще и 7,62-миллиметровый «ПКТ». При всей этой «артиллерии» имелся еще и инфракрасный прицел, и потому, даже потушив фары, мы были бы ему видны как на ладони. Прибытие с потушенными фарами, кстати, ничего хорошего не сулило. Это означало, что кто-то надеется остаться незамеченным, а значит — недруг. В таком случае «вахтер» — так Джек называл дежурного хлопца — мог бить по автомобилю сразу. Если же машина появлялась с зажженными фарами, ей давали доехать до «пограничного» бревна… — Стой! — скомандовали из темноты. — Выйти из машины, руки поднять! Ух ты, Джек! Во, дисциплину навел! Но выходил я, честно сказать, без энтузиазма. Если у Джека была инструкция от Чудо-юда, то меня сразу прошили бы, едва опознав. — Пассажир! — приказал невидимый парень. Таня-Кармела послушно выбралась наружу и встала рядом со мной. Спустя минуты две послышался топот ног, прибежали еще трое. В лицо мне ударил луч фонаря. — Барин! — услышал я голос Кота. — Начальство надо знать в лицо. Здорово, начальник. — Привет. Хорошо встречаете! У вас командир еще плац не разметил? — Бдим, — усмехнулся Кот. — Но тебя вообще-то не ждали. Поздненько собрался. Ты вроде с девушкой? Ребята без напоминания убрали бревно с дороги и позволили нам проехать, а потом бревно обратно положили — обычай! Кот уселся рядом со мной и показал, куда ехать: — Сюда, заезжай под навес. Где ты эту консервную банку нашел? — Обижаешь, Киса! Это машина моей знакомой. — Повязочку-то можно снять, — заметил Кот. Таня сдернула свои трусики с глаз и торопливо положила в карман джинсов, чтобы никто не успел увидеть, чем она завязывала глаза. — Ба! — ахнул Кот. — Это ж Кармела из «Чавэлы»! Виртуозка Москвы! Где моя записная! Автограф хочу! — Уймись, юноша! — попросил я. — Во-первых, ее зовут Танечка, а во-вторых, я сам еще «не», понял? — Уловил, — вздохнул Котяра. — Ну, тогда заходите… Под навесом стояло два «Судзуки-Самурая» и родной «уазик». «Запорожец» рядом с ними выглядел нежной школьницей в компании солдат спецназа. В стороне от навеса светились тусклые огоньки барака. Оттуда доносилось негромкое журчание медленной музыки типа блюза. — Я что, разбудил? — Да нет, — ответил Кот, — никто не спит. Джек купаться со своей пошел, наверно, сейчас приползут, а мы тут помаленьку расслабляемся. Но — до нормы. Видишь, тебя встретили. Кармела все еще возилась в «Запорожце», и я сказал вполголоса, чтобы слышал только Кот: — Ты учти, она девушка приличная. Мне с ней в свалку играть еще рано. Обеспечь-ка нам номерок на двоих, чтоб был интим и уют. — Какой разговор, командир? Тащите вещички! — Позвольте вам помочь? — спросил я, обращаясь к Тане. Она в это время запихивала в сумку мой автомат. — Да, Дмитрий Сергеевич, наконец-то догадались! Скрипку с «винторезом» она, конечно, оставила при себе. А я взял на ремень сумочку, в которой было за двадцать пять кэгэ, точно. Не иначе Кармела ее парой цинков с патронами нагрузила. Через крыльцо мы попали в коридор с несколькими дверями. На одной осталась табличка: «Бытовая комната». Вот ее-то и открыл нам Кот. — Загружайтесь. Вот ключ, задвижка, окна вообще нет. Зато зеркало есть. — А подъем, завтрак у вас когда? — пошутил я. — Как проснетесь. Кофе, правда, не подаем, приходи на кухню и вари что хошь — жратвы от пуза. — Кот ушел. Таня тут же закрыла дверь на ключ и на задвижку. — В приятное место вы меня завезли, — прошептала она. Я прислушался. Из соседней комнаты доносился хохоток бабы, которую приятно щупают, шелест одежды и невнятный шепоток. — Насквозь все слышно, — тихо проворчала Таня. — Чихнуть нельзя. И темнота чертова! — Сейчас свечку зажгу… — Я нашарил в темноте свечку и подпалил фитилек своим «Крикетом». Конечно, это был не «люкс» в «Савое». Торцевая стена была глухая, но на ней висело длинное, метра в три, зеркало. Когда-то солдатики перед ним морды брили. А прямо вдоль зеркала, чуть ниже его по уровню, стояла здоровенная кровать. Она лишь немного не доходила от стены до стены и занимала полбытовки. Изголовье приставлено впритык к левой стене, около него тумбочка с ночничком — фонариком из свечки. Стекла отливали красным, и я догадался, что если фонарик зажечь, то помещение озарится бардачно-розовым светом. Свечка, которую зажег я, находилась на левой стене в настенном бра. Еще в комнате стояли два кресла и столик, старые и обшарпанные. Из-за стены доносились уже не хохоток и шорох, а ритмичные скрипы кровати и медленные бабские стоны: — Ах-а-а… Ах-а-а… Ах-а-а… — Тьфу! — прошипела Таня. — Здесь выспишься, пожалуй. — А вас это волнует? — Да она через пару минут заорет, как резаная! Это же профессионалка. — Ну, если вам охота слушать, — сказал я, — можете развлечься. А я уже все — отключаюсь. Глаза не смотрят… — Белье-то тут хоть чистое? — Татьяна ощупала одеяло, поглядела за простыню, оценила подушки. — Более-менее, — сказала она тоном старшей горничной, проверявшей работу подчиненных, — застелено давно, но не спали. А то еще наловим вшей во все места… Я снял полученное от покойного цыгана обмундирование и остался в плавках. Пропотел я сегодня изрядно. Вдобавок от одежды чувствовался тухлый пороховой запах, хотя стрелял я не так уж много. — Мыться здесь, конечно, негде? — спросила эта чистюля. — Почему? — возразил я. — На озере банька есть. — А в озере вода чистая? — Как стекло, тут никто другой не купается… — Хватит и этих, чтоб трихомонад поймать… Теперь я начал понимать, почему Кармела не замужем. С такой занудой жить нелегко. — Ну, вы как хотите, а я пошел купаться, — сказал я, хотя мне больше всего хотелось просто-напросто плюхнуться в кровать, вытянуть ноги и уснуть. Было уже явно за полночь — со всей этой кутерьмой я забыл подвести часы, и они встали. Как на грех, не взял сегодня электронные. Хотелось спать, но неприятно будет, если Таня станет поджимать губы и шипеть, что от меня несет козлом. От нее тоже, откровенно скажем, кошечкой отдавало… — Пошли, — сказала Таня, — не вонять же друг на друга. Она, оказывается, запаслась полотенцем, мылом и каким-то бельишком. Мой референтский костюмчик, брюки и рубашку она повесила на вешалку, обнаруженную на стене. Дверь она за собой заперла, ключ положила в карман, дав понять, что он будет у нее. До озера было всего метров пятьдесят. Военные умудрились его не загадить, и в прошлые приезды я не раз удивлялся, что под Москвой еще уцелели такие чистые места. Банька, стоявшая на берегу, конечно, не топилась. Все-таки лето, проще в озеро нырнуть. От нее к воде вела дорожка, а дальше были пляжи в несколько десятков квадратных метров песка. Противоположный берег зарос камышом, за ним начиналось болото, а тут все было сухо, и дно не топкое. Метрах в десяти от нас в темноте белело что-то вроде большого полотенца, расстеленного на песке, а на этом белом прямоугольнике ворочались темные тела… — Кошки! — прошипела Таня. — Животные… — А! А! А! — коротко выкрикивал женский голос. — У! У! У! — поддавал жару мужской. Как я усек, это был Джек с неизвестной мне подругой. Тут, похоже, дело шло к финишу. — Не обращайте внимания, — сказал я, — это не мы такие, это жизнь такая. Я пришел на берег в полученных от Степаныча полуботинках со стоптанными каблуками, и мне осталось только сбросить их, чтобы войти в воду и смыть пыль, пот и копоть этого дурацкого дня. Поплыл я на спине, водичка еще не успела остыть и прямо-таки нежила. Таня постояла-постояла, изредка косясь на пару, подходившую к апогею наслаждений, а затем сняла майку, спустила джинсы, и в темном купальнике полезла в воду. Я плыл медленно, а она резко рванула кролем. В темноте разглядеть, насколько технично она плывет, я не мог, да и в нюансах плавания не особо смыслил, но все же можно было догадаться, что и этот вид спорта для нее знаком. Меня она догнала за несколько секунд… — Вода — прелесть! — сказал я. — Ничего, — вздохнула Таня, — более-менее. — А-а-а-а! — вскрикнула на берегу женщина, и движение тел на полотенце остановилось. Таня перевернулась на спину и поплыла рядом со мной, медленно и даже как-то лениво. — Глупость какая… — пробормотала она, видимо, по адресу Джека и его дамы. Я бы поплавал еще да побоялся, что совсем прогоню от себя сон. Вода хорошо успокаивала нервы, но отнюдь не способствовала сохранению того сонного состояния, из которого мне не хотелось выходить. Пришлось лечь на обратный курс. Таня поплыла дальше, к камышам, и в них исчезла. Волноваться я не стал, догадался, что она хочет подальше от меня и прочих привести себя в порядок. Во всяком случае, мыло она с собой взяла. На песке я очутился как раз в момент, когда Джек и его партнерша встали и, наскоро окунувшись, пошли к бараку, а потому, естественно, подошли ко мне. Оба были голышом, как младенцы. — Здорово, — сказал я. — Кайф ловите? — Стараемся, — пожимая мне руку, сказал Джек. — С кем это ты? — Кармела из «Чавэлы», — ответил я рифмой. Джек присвистнул: — Ну ты даешь, Барин… Это же стопроцентная фригида! Как ты ее раскочегаривать будешь? Ее ж надо в станок зафиксировать и неделю наждаком протирать… Стоявшая рядом с ним голопопочка мило хихикнула. — Вот, знакомься, — представил Джек, — леди Джейн! — Что леди — с ходу видно, — отреагировал я. — А вы правда Барин? — растрепанная длинноволосая головка скосилась на плечо. Смутно различимый бюст ворохнулся, и можно было оценить его немалые размеры. — Экспортный товар, — легонько пошлепав по бедру Джейн, прорекламировал Джек. — В Европе работала, хорошую школу прошла… — «Какие люди в Голливуде!» — подивился я. — Так вы действительно Барин? — настырничала девочка. — Нет. Столбовой дворянин, — отмахнулся я. — Вы меня простите, если мы с Джеком на чуток отойдем? Джек все понял и командно мотнул головой. Попочка, виляя бедрами, беспрекословно зашлепала к бараку. — Чего, — спросил Джек, — конец отдыху настал? — Нет, — его вопрос был как бальзам на раны. Джек явно не хитрил и никаких инструкций не получал. — Отдыхай спокойно, но и мне дай малость погулять. Уловил? — Пожалуйста, — гостеприимно развел руками Джек, — хоть до зимы сиди. А что, напряги какие-то? — Да нет, особых нет, — ответил я, — понимаешь, хочу я эту самую Кармелу распечатать. По-моему, она девка еще. И ей хочется, но страшно. Семейное мое положение известно. Про это — ни гугу! Но самое главное, чтоб мой пахан не знал. Можно мне на тебя надеяться? Джек посерьезнел. Это мне не понравилось. — Значит, ты от родителя бегаешь, ремешка боишься? Мне-то, между прочим, за неискренность тоже клистир ввинтить могут! Мало ли зачем ты ему понадобишься? Вы там по-семейному разберетесь, а меня, извиняюсь, твой батя уволит без выходного отверстия? — Пятьсот баксов за каждый день молчания, — объявил я цену. — Ого! — присвистнул Джек. — Много? — Ты ее за месяц не уделаешь, — усмехнулся он. — Пробовали… — И кто же? — Знаем, не протреплемся. Она либо лесбиянка, либо фригида. Да и рожа так себе. То, что она сюда приехала, — ни шиша не значит. Она, между прочим, экстрасенс какой-то. Точно говорю. — В смысле? — Ты к ней кадришься, а тебя начинает с души воротить. Я по себе знаю. Был я в этой «Чавэле», слушал, как она пилит… За душу берет, как крокодил за ногу. Но только я, это самое, предложил за столиком у нас посидеть, как она говорит: «Простите, но мне некогда». Детским этим голосочком. Тут даже руки опускаются, не то что остальное… И потом учти, за ней кто-то есть. Один ухарь-долбогреб поддал слегка и поперся за ней, когда она домой пошла. Дескать, я крутой, зажму в лифте и отдрючу ради понта. Утром знакомый мент подваливает: «Твоя работа?» И называет этого парнишку. Ну, я чист, как швабра, семь свидетелей, алиби… Оказывается, ухарька этого нашли в том самом лифте с дыркой 5,45. То ли из «ПСМ», то ли из «дрели» провернули. Трупик-с. Либо цыганва за ней присматривает, либо еще кто-то. Так что не ищи приключений. Совет друга, ей-Богу! — Посмотрим… — мрачно заметил я, потому что Кармела уже выплыла из камышей и приближалась к нашему берегу. — Думай, думай! А я пошел Джейн доделывать. Если с этой обломишься — приходи, третьим будешь. — Спасибо, не употребляю… Джек почапал к бараку, а я дождался Таню. — Ну как? — осведомился я. — Благоухаете? — Обязательно, — ответила она. Я отвернулся без приглашения, потому что увидел, как Таня полезла руками за спину расстегивать купальник. — А вы, кстати, в мокрых плавках спать собираетесь? — поинтересовалась она. — Нет, с голой задницей, — сообщил я. — Это не очень страшно? — Нет. Мы возвратились в комнату. Кармела отвернулась, я снял плавки и торопливо юркнул под одеяло. Бог ты мой, как же уютно я там себя почувствовал! Глаза сразу стали закрываться, и я уже засыпал, когда Кармела шлепнула меня по руке. — Дистанция — полметра. — Хоть километр… Все одно я сплю. За стеной сказали в голос, и это был голос Кота: — Да не отодрать ее ему ни в жисть. У него и не встанет. Что-то это вообще на любовь не похоже… — Не ори ты! — прикрикнул Джек. И за стеной затихло. Я, впрочем, был уже на пути в нирвану. Но меня не пустили. — Дима! — Кармела потянула меня за нос. — Ну что? — Не спите! — Чегой-то? — Они не верят нам, слышали? Они слушают, что мы делаем. А здесь тонкие стены. — Ну и пусть слушают… Все равно ничего не услышат. — А надо, чтобы слышали! — Так вас чего, трахнуть надо? Это я уже не могу. Сплю. — По-настоящему я сама не дам. А вот сымитировать — надо. — Имитируйте, а я посплю. — Я тебе посплю! — прошипела Таня. — Ложись на живот… — На ваш? — не понял я. — На свой собственный! И тряси кровать. А я буду звуки издавать. Но трясти начнешь не сразу, а когда я скажу: «Милый!» И начался спектакль. Прямо-таки забесплатное эротическое шоу. — Дима, не надо! — взволнованно-испуганно произнесла Таня. — Не надо, прошу вас! Я еще не готова. Не трогайте! Не трогайте! Я кричать буду! — Да вы и так кричите, — я все же засыпал и не понял юмора.! — Ну, миленький, ну, пожалуйста, — Таня вертелась на своем месте, производя максимальный шум, и говорила так громко, что ее, наверно, слышно было на весь барак. — Уже нужно трахать? — спросил я шепотом. — Вы же сказали: «Миленький!» — Нет еще, — прошипела Таня, — только когда: «Милый!» — Как скажете, — согласился я и прикорнул к подушке. Глазки закрывались, позевунчики напали… По-моему, я даже задремал. Но тут Кармела звонко шлепнула меня по спине и истомно застонала: — Милый! Милый! Я не сразу врубился и услышал шипение: — Работай, соня! Тряси! Пришлось дрыгаться на пустом месте. Звуки получались похожие, а Таня дополняла их вздохами, стонами и прочим секс-антуражем. Правда, глаза у меня по-прежнему слипались, и тряска почему-то все время затухала. — И долго еще? — поинтересовался я. — Так — минуту. Потом начнешь интенсивнее и зарычишь, желательно погромче… Таня вошла в раж, я даже повернул голову и посмотрел на нее. Впечатление было, что ее действительно кто-то трахает. Увы, процесс этот она знала неплохо, судя по действиям… Когда я, выполняя ее приказ, принялся толкать простыню с большей и нарастающей интенсивностью, Кармела принялась не хуже Джековой бабы выкрикивать: «А! А! А!» — и так дрыгаться, что я остановился — и так все тряслось. — Мычи! — шепнула она. — Кончай… И тут она так восхитительно застонала, что у самой Мадонны получилось бы хуже. Правда, на меня лично это уже не могло произвести впечатления, потому что я испытал главное облегчение: больше не надо ничего изображать, а можно спокойно поспать, отвернувшись к зеркалу. Что я и сделал… |
||
|