"Звездный меч" - читать интересную книгу автора (Вольнов Сергей)14: «КАК ДРУГ ПОДРУЖКЕ ГОВОРЯ...»...Майкла Стюарта берут тихо и стремительно. Принц-ренегат и пикнуть не успевает, как уже оказывается низвергнутым с верхних ступенек лестницы власти на самое дно общества. Спеленутый по рукам-ногам, он лежит на походной надувной койке в тот момент, когда девятка вольных торговцев, приглашённых милордом Джеймсом Стюартом, появляется в наспех оборудованной резиденции главы реставрационного правительства, отныне не считающего себя действующим в изгнании. Вместе с девятью членами Экипажа «Папы» присутствует голопроекция части корпуса Гана. (Перебор по вполне понятным причинам временно отсутствует.) Вольные торговцы могли бы давным-давно покинуть изуродованные и полуобваленные уровни и туннели подземной базы. Стоило лишь им по-настоящему этого захотеть. Но, по единодушному желанию, Экипаж остался здесь, терпеливо дожидаясь своего Одиннадцатого Нелишнего. Они связались, конечно, с Зеро-Сетью корабля и удостоверились, что с корытом всё в порядке. Сеть вовсю расхваливала гвардейцев взвода, оставленного на борту: и вежливые они, дескать, эти отборные королевские гвардейцы, и чистоплотные, и отличные собеседники, и ягодицы у них что надо — загляденье... Создавалось впечатление, что корабельную Сеть экипаж из золотомечников устроил бы неизмеримо больше, чем команда из вольных торговцев, и Биг Босс от имени всего Экипажа пригрозил шлюхе, лентяйке и ренегатке суровой экзекуцией по возвращении. КорСеть оскорбилась и в ответ пригрозила: «Уйду я от вас, будете знать! Целуйтесь потом со своей Дусей-Раз!»... В общем, содержательно побеседовали. С повязаным ренегатом, лежащим на походной койке, беседы содержательной не получилось. Он вначале отрицал все обвинения, объявляя клеветническими инсинуациями, попыткой дискредитации (чьей попыткой, не уточнял, но намекал явно на старшего сводного брата, метиса), а также злобными наветами коварных и лживых гордунов «Пожирателя». Выражая при этом деланную радость по поводу отыскания младшего брата, законного наследника трона... К моменту появления «лживых гордунов» Майкл сломался. Обливаясь слезами и соплями, он корчился, подвывал, умолял оставить ему жизнь, каялся во всех смертных грехах, признавался во всём на свете, даже в том, чего не совершал. Никто его не пытал. Не вводил соответствующих препаратов. Не обрабатывал специальными аппаратами. Они просто стояли и смотрели на него. Молча. Отец. Старший брат. Младший брат. Трое оставшихся Стюартов. Лидер Реставрации, никогда не менявший убеждений. Верховный Маг, искренний в заблуждениях, не страшащийся заплатить жизнью за собственные ошибки. Законный Наследник Трона, за обретение твёрдых убеждений заплативший ужасающими десятилетиями тюремной одиночки. Они рассматривали четвёртого Стюарта... Среднего брата. Бывшего Стюарта. Под скрещенными взглядами троих он членом семьи быть перестал. «Гарды и Рукоять прокляли собственный Клинок, образно говоря, — прошептал Сол. — Дхорру — дхоррья смерть...» Номи, брезгливо глядя на корчащееся от страха ничтожество, так недавно и уже так давно властвовавшее над её явью, всё пыталась понять, что же она в этом блондинистом прынце нашла... Ну да, не отнять, естественно. Внешность, манеры, обаяние, всё такое прочее, сводившее её с ума и внушавшее ложное ощущение полёта на крыльях любви... Не отнять, казалось! А на поверку вышло — всё это тонкий слой масла, намазанный на грубую, чёрствую лепёшку истинной сущности... и как легко Девушка купилась, ослеплённая собственными грёзами! Воистину, влюблённые видят не то, что есть, а то, что им хочется видеть... Скорый, но справедливый суд уже был свершён — ещё до появления приглашённого Экипажа. Пригласили вольных торговцев не на суд и не на следствие в качестве свидетелей, а на казнь. — Утри сопли, — презрительно бросил младший брат приговорённому. — Ты ведь был принцем всё же. — Не на-а-адо... я сво-ой... — тоненько сипел предатель, — я хоро-оший... прости-и-ите меня... я раска-а-ялся-я... — Как говаривал мой друг Жжихло Щщайзз, да откроются ему Врата Рая, твои свои в овраге трёхрога доедают, гнус позорный, — Джонни поморщился и сплюнул. Вполне демократично. — Бог простит, если сочтёт нужным, — непреклонно сказал отец. — Я — нет. Старший брат промолчал. Его испепеляющий взгляд, вобравший в себя ненависть всех Стюартов, говорил сам за себя. И казнь свершилась. Если вдуматься, человеческая жизнь очень уязвимая штука, и цена ей невелика. Дешевле неё... ну разве что секс. А с другой стороны, есть ли у человеков что-нибудь дороже них?.. Пожалуй, только ещё одна «штука». Без которой и жизнь не жизнь и секс не секс... а так, прозябанье и мастурбация. — Идёмте, господа, — попросил милорд Джеймс, отворачиваясь от жалких останков казнённого, — с этим покончено. У нас множество дел. В углублении койки бурлило зловонное сизо-белёсо-сиреневое месиво, в которое превратился изменник, сожжённый собственной ненавистью, катализированной Взглядом Верховного Роа. — А вот я воистину раскаиваюсь, — вдруг тихонько сказал Винсент, — папа... я не прошу прощения, знаю, нет его мне... но я хочу, чтобы ты знал, что... — Молчи. Не уподобляйся, — сурово прервал его отец. — Я всё знаю. Деяниями подтвердишь. Когда состоится Опоясание и Джон воссядет на Трон, именно тебе, вместе с твоей поющей заклинательницей, предстоит ему служить опорой. Разгребать всё, что вы же и наворотили из самых благих побуждений, революционеры... хреновы, как изволит выражаться присутствующий здесь благородный сэр Убойко. Я уже слишком стар, и... — Э, нет! — возглас Джонни звучит неожиданно и обрушивается как гром среди ясного... потолка, что ли? Регент замолкает и вприщур смотрит на младшего сына, осмелившегося прервать отца. Цесаревич продолжает, решительно мотая головой влево-вправо: — В вертухаи я не пойду, уволь! Даже с самыми благими намерениями. Вся жизнь — тюрьма, это я уже уяснил, и все мы либо зэки, либо надзиратели. Но, как и в каждой тюрьме, в ней должны иметься привилегированные зэки, воры в законе, по выражению моего покойного друга. Извини, папа, но отныне я буду сам решать, в какой камере сидеть и чем в ней заниматься. Пусть кто-нибудь другой опоясывается на царствие... Лично я не желаю. У меня свои планы. Однозначно предполагающие мой исход за пределы Экскалибура. Надо ли говорить, какая оглушительная тишина обрушилась на всех присутствующих после этого прочувствованного заявления?!! ...Это была первая ночь, которую Мальчик и Девочка провели вместе не только в интеллектуальной и духовной ипостасях, а и в телесной. Нет, ничего такого не было! Они забрались в одну постель, это да, но вполне целомудренно поцеловались в уголки губ и уснули, не соприкасаясь телами даже, лишь соединив ладони. Меж их телами лежал меч беспредельнейшей усталости, накопившейся за время сумасшедшего рейса. Номи буквально физически ощущала, что изнурённый и опустошённый Солли держался из последнейших сил, и ей даже в голову не могло взбрести желать сейчас его активности, направленной на неё. Да и сама она едва держалась на ногах от энергетического истощения. Таким образом, тела — самые слабые составляющие триединства, самоназывающегося «человек», — уснули и спали. Но — лишь тела... Явление Феи в сны (которые как бы и не сны, да?) к Номи и Солу, сразу к обоим, произошло не сразу. Вначале Девочка и Мальчик, по своему обыкновению, бродили по окрестностям. Номи демонстрировала Солу места боевой славы и рассказывала, что да как здесь происходило. Повествовала этаким шутливым тоном, во фривольной манере: «...а тут мне пришлось обезьяной карабкаться на галерею, спасаясь от красномечников, и я чуть не сорвалась, но уцепилась одной рукой, а когда ублюдок-ревмаг схватился за мою ступню с далеко идущим намерением покуситься на честь, я так сильно его пнула в рожу свободной ногой, что у него юшка из носа брызнула, и он завыл, как...» — а у самой душа сжималась от боли. Слишком свежими были эти страшные воспоминания о настоящей, горячей, остро пахнущей крови, обагрившей её руки... и ноги... и лицо, и всё тело... в кровавой бане выжили лишь те, кто искупался в крови целиком. Сол молчал. Номи чувствовала — слушает внимательнейше, но комментариев, обычных для него, не следовало. Или он всё это воспринимал спокойно, или... он потому воздерживался от слов, что её рассказ его трогал более чем сильно?! Номи не спрашивала. И скоро прекратила рассказывать о том, как выжила в кровавой парилке. Вот в этот момент неловкого молчания, когда Девочка пыталась понять, почему говорун Сол непривычно тих, и явилась... Фея. Номи знала её по описанию и потому сразу определила, кто пожаловал. Сол отвесил челюсть. Рукой вернул её на место и прохрипел: — Явилась не запылилась, боевая подруга... Если ты меня не охранишь от слёз применением сто двадцать третьей степени золотистой магии, я счас разревусь от радости, ей-бо! — Здравствуй, героический партизан. Спасибо за выполнение обещания. Тот, кто послал вас в Артурвилль и благодаря деятельности которого состоялось наше знакомство, многое понял после того, как вы замолвили обещанное словечко. Когда-то мы с ним поссорились, и я... скажем так, ушла, не успев реабилитироваться в его глазах. Синдром информационной недостаточности позволил ему счесть меня одной из виновниц... если не главной вдохновительницей событий, потрясших королевство. Мстительной фурией, так сказать... Здравствуй, прелестное дитя. Фея улыбнулась. И трико, и пачка её были золотыми на этот раз. Вся она была сгустком сияющего золотого света, даже глаза заболели. Лишь короткие чёрные волосы, ерошимые сильным потоком воздуха из решётки полуразрушенной и разрегулированной вентиляционной системы, шевелились над юным и одновременно древним лицом, идеально-прекрасным, как лицо храмовой статуи. «У живых женщин таких безукоризненных лиц не бывает, — почему-то подумала Номи. — Сколько ни ухаживай, сколько ни тщись, а нет-нет, да и выскочит гадость какая — то прыщик, зар-раза, то морщинка...» — Дитя — это ты, Но-оми, — уточнил Мальчик. — Для меня у боевой подруги эпитеты поэкзотичнее имеются. Помню, как-то в схватке на перекрёстке авеню Девятьсот и Л-стрит, когда я сдуру полез на бжиказужы, она вихрем принеслась, меня выдернула за шиворот и назвала... — Не матюкайся. Все и так знают, что ты пошляк. Ну вырвалось, ну, бывает... — Фея отмахнулась. Она продолжала улыбаться, явно наслаждаясь происходящим. — Здравствуйте, — коротко поздоровалась Номи. Честно говоря, она не знала, как себя держать и как вести... С этой умершей много лет назад женщиной! Которая почему-то вторгается в жизненные коллизии. Не желает вести себя подобно нормальным покойницам и не остаётся там, во мгновеньице длиною с вечность, где положено прерывать душам, ожидающим реинкарнации. — Ты самая живая из всех умерших, с которыми я встречался! — искренне произнёс вдруг Сол. «Словно мысли мои прочитал! — удивилась Номи и тут же спохватилась: — Ещё бы ему их не читать, во сне-то, который и не сон, да... читать хотя бы самые оформленные, чёткие». — Уже знаете?.. Ну что ж, меньше растолковывать... И со многими ты встречался, позволь поинтересоваться, молодой человек? — В голосе Феи слышался едва сдерживаемый смех. — Ты — первая. Но уверен наверняка, что более темпераментных я не встречу. Слушай, а может, ты завяжешь со своей дурацкой кончиной и навсегда заделаешься живой? Какая-нибудь магия сто какой-то там степени, и порядок! Заявишься к тому, кто нас послал, и... — Я не могу... — Смех исчез из голоса Феи. — Он не должен меня видеть... — Но ведь он знает, что ты.. — Да. Но это не опасно. Опасно, если мы с ним сблизимся в одной точке простр... Впрочем, это к делу не относится. Я вот что, собственно, хотела... — Ни фига себе не относится! — прямой, как линейка, Сол возмущённо прервал Фею. — Стоит тут, понимаешь, живее всех живых, и выступает! Счас в охапку схвачу, ангелица-хранительница, и оттащу... — Солли, Солли, — укоризненно покачала головой Фея. — Разве можно так разговаривать с женщиной, что по дате рождения в предыдущем воплощении годится тебе в прабабушки... — Ха! — Мальчик всплеснул руками. — Бабушка! Да в тебе задору и энергии столько, что на батальон внучек хватит! Я уж молчу о... — Вот и молчи. Прелестное дитя не обязано слышать, какие греховные намерения возникают иногда у тебя. Энергия, говоришь... Я не стою, малыш. Я танцую. Стоять мне нельзя, подобно тому, как никогда нельзя останавливаться огню. Это энергия, возникающая из движения, мною условно названного Танцем. Даже когда я кажусь стоящей неподвижно, на самом деле я двигаюсь в бешеном темпе, поверь уж мне. Это изнуряет, это невыносимо, но я счастлива. Только когда вернулась, я узнала, каково это... Поэтому волей-неволей превратилась... в то, что вы назвали Танцующей Жрицей. А вернулась я, в общем-то, вопреки даже собственному желанию. Я-то умерла, скажем так, но время моё — нет. Пока меня помнят и любят по-прежнему, пока жива память обо мне, я смогу вырываться, чтобы Танцем своим помогать живущим. Моя племянница поёт, а я теперь — танцую... Я была рождена Той, Что Грезит, но не стала ею сама, потому что полюбила человека... Поющей стала моя младшая сестра, и она была хорошей Жрицей, но оставалась в плену традиций, не смогла подняться над ними. Болезнь угнетённых народов — расизм наоборот, оголтелый реваншизм. Моя сестра не поднялась над предрассудками подобно своей дочери... Нынешнее поколение лучше — Поющая Жрица зачала от человека, и как будто так и надо. Вот в чём доля моей «вины» наверняка присутствует, так в этом неслыханном ниспровержении, с удовольствием признаюсь. Перед тем, как уйти... — Не уходи-и... — вдруг жалобным голосочком неожиданно для себя попросила Номи. В душе её крепла уверенность, что с Феей они уже встречались. Только вот никак не удавалось вспомнить, при каких обстоятельствах. — Я хочу поблагодарить тебя... Ты спасала этого грубого и уголовного балбеса, и я... — Я танцую для тех, прелестное дитя, кого не могу оставить. А бросить мы не можем только тех, кого любим. Даже если они сами уже не любят нас. — Ну всё, счас точно расплачусь, — пробурчал Сол и отвернулся. — С кем поведёсся... Связался с бабами, на свою беду... — Не на беду, малыш, вовсе нет. Каждый выбирает под себя — женщину, веру, дорогу. — Фея тронула Сола за плечо, развернула к себе и пристально посмотрела ему в глаза. В глазах Сола блестели слёзы... Номи почувствовала, как к её собственному горлу подкатывается комок. Фея обеими ладонями притянула голову Мальчика и поцеловала его в лоб. Молча повернулась к Номи, и, когда её пальцы прикоснулись к вискам Девочки, возникло абсолютно реальное ощущение горячих потоков, хлынувших внутрь, в мозг, сквозь кожу и череп... Благословляющий поцелуй в лоб был подобен глотку ключевой воды в центре пустыни, и по контрасту вызвал ещё более мощное ощущение вливающегося в мозг жара. — Желаю вам всего, что вы сами себе желаете, плюс то, чтобы оно желало вас, взаимно, — сказала Фея, и сгусток золотого света, увенчанный чёрной вспышкой развевающихся волос, растаял прямо на глазах Мальчика и Девочки. Фея ушла. Но оставила в наследство устойчивое ощущение — не навсегда. «Чем-то она мне напоминает любовь, — подумала вдруг Девочка. — Которая вечно манит, и вечно ускользает, и вечно обманывает, и вновь возвращается... Даже когда вешаться или топиться хочется от одиночества, верёвку, мыло и каменюку из рук и с шеи забирает возникающая надежда, что любовь — где-то рядышком, только до поры не видна...» Номи отвесила челюсть, поражённая догадкой И тут же рукой навела порядок, вернув на место отвешенную «часть головы». Она вспомнила, когда испытывала сходное ощущение. В том странном мире, где призрак звучным баритоном соблазнял её предать Экипаж, и она отказалась наотрез, а потом соблазнителя прогнало другое сгущение морока. В том сумрачном мире, где Номи согревала ягодицами и спиной стул с витиеватой странной надписью: «Made in chair-nick amp; curly-ev», на который долго оборачивалась, уходя, и который мнился единственной реальной вещью того зыбкого мира... Призрачность, охранившая Номи от соблазнителя и ласково поговорившая со стулом, как с живым, после своего ухода оставила в точности такое же ощущение призрачного света, ускользающего на краю периферийного восприятия. Повернёшься прямо, в упор, — нет Его. А краешком глаза — постоянно есть. И это понимание, что он всё же хоть где-то, но обязательно есть, необъяснимым образом укрепляет веру в собственные силы. ...Его СВЕТлость милорд Джеймс Стюарт, регент Экскалибурского Королевства, благословил на царствие своего старшего сына. «Нечистого». Плод давнего попрания традиций, из-за которого Стюарты некогда и были прокляты. Воистину, экскалибурский королевский род стал лучше, допустив на трон роче. Метиса, символа единения. Об этом вольным торговцам утром сказал сам милорд, пригласив их на этот раз для более приятного, нежели казнь, сообщения. — Надеюсь, господа, вы почтите нас своим присутствием на церемонии Опоясания? — Головы регента, спроецированные терминалами, выжидательно смотрели на членов Экипажа, находящихся в разных помещениях. — Надеюсь, почтим, — закивала мохнатой головой Бабушка. — Банкет по поводу устраивать будешь, Джимми? А то я могу звякнуть кому надо, партию хавчика заказать. Скидки гарантирую! — Благодарю вас, миледи. — Милорд улыбнулся. — Если это доставит вам удовольствие. Я полностью полагаюсь на ваш вкус. Представляю, как разозлятся традиционные поставщики! — И рассмеялся. С каждым днём он прямо на глазах превращался из холодноглазого светского льва в человека, способного улыбаться и даже смеяться. «Хотя бы ради этого стоило реставрировать монархию, — обмолвилась как-то суперкарго... и добавила: — Настоящий мужчина! Был и есть». Номи, проснувшаяся за минуту до этого, сладко потягивалась, краешком глаза с волнением наблюдая за реакцией Сола, пробудившегося одновременно с нею и сейчас лежащего на боку, лицом к девушке. «Я, кажется, его соблазняю, — подумала она, и от мысли этой под сердцем сладко заныло. — Надеюсь, я не очень мегеристо выгляжу со сна...» От Боя пахло синтодолом, мужским скин-дезиком «Лефт спейс» и ещё чем-то неизвестным, классифицированным ею как естественный запах его тела. Она ещё не привыкла к этому запаху и потому остро воспринимала. Нервничая слегка оттого, что аромат тела Сола уж очень её взбудоражил... Он вздохнул очень-очень тихо, если бы не идеальный музыкальный слух Номи, она бы и не расслышала этого вздоха. А вздохнув, резко отвернулся и рывком выпрыгнул из постели. Натягивая комбез, спросил: — Ба-а, работаем с «Херши Корпорейшн», «Спейс Юлкер Компании» или «Свиточ-Корона Интергэлэкси»? — «СКИ», малыш. У них продукт качественнее. Подготовь «рыбу», я отредактирую, подпишу, и зашлёшь... Дальше они начали обговаривать детали торговой операции, а Номи, разочарованно вздохнув чуть громче Боя, отвернулась к стене, чтобы не видеть его... И в этот миг раздался душераздирающий вопль. Неведомая сила подбросила Номи в воздух, и она ещё успела заметить возникшую на мгновение мигающую голопроекцию Душечки, падающей там, у себя в апартаменте... Если бы не вопль, то клинок, разрубивший ложе в точности там, где полсекунды назад располагались ягодицы девушки, расчленил бы её тело, ясный пень, по длине аккурат пополам. — Я же приказывал живьём!! — прозвучал разъярённый вопль, и материализовавшийся здесь, в апартаменте Номи, роальд выбросил перед собою руку. Тычковым жестом раскрытой ладони он толкнул воздух в метре от лица мечника, едва не переполовинившего Номи. Мечник улетел в угол, а ударивший повернулся к ней... — Это я, сумасшедшая сука! Неужели ты думала, что я сотрусь с лика Вселенной, не выполнив обещания, данного тебе, твоей товарке и вонючему жуку, присвоившему мою вещь?! Собственной персоной белёсоглазый глава экстремистов Ишшилайо скалился, вспрыгнув на ложе. Несколько краснозвёздных гвардейцев Ревмагсовета в полном боевом облачении, окружив Мальчика, плотно зафиксировали его, не позволяя ему не то что двинуться, но и вздохнуть. — У той грязной шлюхи и взять нечего, а с тобою мы славно позабавимся, сладкая. Заодно погляжу, ценят ли вас сотоварищи. Заложники — прекрасная валюта. Конвертируется весьма выгодно. При условии установления первоначального курса, естественно... Эй, ты, тварь мохнатая, слышишь меня? — Слышу, регресс генетический, не глухая. — Ррри спокойна. Изображение не появляется, лишь голос. — Попридержи язык, шестилапая уродка. — Донельзя живой роальд, которого все, и торговцы, и реставраторы, единодушно сочли стёртым с лика Вселенной, жестом велел схватить девушку, и пара красных, не задействованных в фиксации Сола, метнулись к ней. — Я устрою вам всем ещё одну кровавую баню, допросишься. С выражением глубочайшего презрения на лице рев-маг, явившийся брать реванш, распахнул ворот пятнистой, бордово-чёрной мантии, и невзрачный с виду «камешек», покоящийся в прозрачном крестообразном медальоне, предстал взорам. Ишшилайо демонстрирует, что Свет не покинул его и Сила по-прежнему есть. — Ах, какие мы грозные. Давай, устраивай. Много ума не надо, банщик хренов. — Ррри невозмутима. Номи попыталась отыскать глазами глаза Сола, но лицо его закрывало плечо одного из подручных реваншиста. — Сюда её, — велел главный террорист и показал на ложе у своих ног — кладите, дескать. Повинуясь грубым ручищам солдат, Номи повалилась ничком и почувствовала, как тяжёлая подошва опустилась на её затылок... — Как ты наверняка видишь, грязная торговка, примерно в таких же позах поставлены в своих конурах десятилапый жук и ваша корабельная шлюха. Я мог бы вас всех захватить, но предпочёл позабавиться... — Ты трус, Ишшилайо! — перебил террориста голос Винсента, и фантом старшего сына регента появился в апартаменте. Номи, уткнувшаяся в смятые простыни, видит это краем глаза; она пытается пробиться в эфир, но терпит неудачу за неудачей: волглый морок окутал её мозг, и в нём вязнут, тонут, растворяются каналы связи... — Ты боишься открытой схватки, — продолжает маг-роче. — Иди ко мне. Поставь же и меня в такую позу, если сможешь. Я не знаю, как тебе удалось выжить и где ты прятался от обнаружения, но второй раз проделать этот трюк тебе не удастся... — Этих существ нанял я, — вступил голос Джеймса Стюарта, — и они исполняли возложенные обязательства, служа мне. Ты лишь со слугами воюешь, презренный простолюдин? С истинными господами не рискуешь? — Заткнитесь, реставраты! — рявкнул ревмаг. — И до вас очередь дойдёт. Не пытайся пробиться, грязный предатель Рон, Свет не пропустит тебя... Смотрите, что я сделаю с гордунами, — это и ваша участь. С кем Свет, тот и прав! — Чи он такой вумный, шо дураком кажется, чи наоборот, — комментирует голос Ррри с акцентом Сола. — Забавно, какой же ж выкуп затребует этот вылупок?.. Шо тоби надобно, недобиток, га? — Света, — лаконично ответил «недобитый вылупок». И все понимают, о чём он. Свет Рукояти и Свет Половины Гарды, избравшие своими Носителями вольных торговцев... «Потом он наверняка запросит у милорда Джеймса четвёртый, другую Половину Гарды, — подумала Номи, ощущая, как подошва всё сильнее вжимает её голову в ложе. — Неужели он до такой степени „наоборот", что надеется на выполнение требований?! Экипаж за меня, Сола, Тити и Урга гипотетически, быть может, ещё и согласился бы отдать Свет, но старший Стюарт свой Свет — дхорра с два отдаст!.. Что же на уме у этого белёсоглазого ревмаг-фашиста?! Наверняка ведь требование отдать „камушки" — камуфляжное, и...» — Шикар-рно! — соглашается голос Ррри. Неожиданно радостный. — А я-то боялась, что ты потр-ребуешь чего-нибудь действительно ценного! Да забирай на фиг эти каменюки, глаза б наши их не видели! Тоже мне выкуп! Ни цены твёрдой, ни тор-рговой категории! Попробуй продай на рынке такое никчемное дер-рьмо! Счас я подскочу, составим договор обмена, пунктиков на полсотни, больше не надо... — Молча-ать! — заорал ревмаг и жестоко вдавил голову Номи в постель, тем самым лишив девушку, уже и без того лишённую доступа к сетевой информации, и доступа воздуха... — Не, ну вылитый полковник, Луиджи, скажи, а?! — раздался в это мгновение... голос, которого никто не ждал. Этот белёсоглазый — наверняка. Что да, то да! Не ждал. — Ты прав, Рикки! Вылитый покойничек, салага буду! — ответил второй неожиданный голос и спросил, по-видимому, у главного ревмага: — Эй, тип с лужёной глоткой, ты в каких чинах будешь? — А вы ещё кто такие? — удивился «тип» и даже ослабил нажим. Номи судорожно вдохнула воздуху и краем глаза узрела наконец тех, кто интересовался чинами роальда. — Ты вопросом на вопрос не отвечай, — произнёс один из полудюжины новоявленных пришельцев, охватывающих ревмагов полукольцом. Все как на подбор — коренастые плотные брюнеты, вооружённые с ног до голов и облачённые в... полевое обмундирование САОК!!! У которой, всем известно, и выкупили некогда вольные торговцы ТАКр «Огненная Бестия», переименованный в «Пожиратель Пространства». — Молодо выглядишь, с сержантом-инструктором Луиджи Мустафой Торричелли пререкаться! Давненько не драил гальюны зубной щёткой?! — Да пускай лопочет, Джованни, — добродушно разрешил освояк с сержантскими нашивками, — скучно ни за что говнюка жечь. А так хоть повод будет... Полковник дотрынделся, и этот дотрынди... — Молча-ать! — снова заорал Ишшилайо и даже ногу убрал с затылка Номи. — Взять их! — скомандовал своим краснозвёздным. Однако не тут-то было! Сейлемских освояк, совершенно неожиданно превратившихся из виртуальных глюков во вполне реальных солдат, оказалось в наличии гораздо больше, чем полуотделение. Взвод — как минимум. И весь этот взвод профессиональных убийц в полном составе, слаженно, смертоубийственно, как боевая машина, принялся за ревмагов. Совершенно игнорируя магические приёмы, применяемые теми. Красные приуныли, когда уразумели, что на освояк, появившихся «из ниоткуда», подобно им самим, не действует магия. Словно сейлемцы ещё более виртуальны по отношению к реальности, нежели мистические призраки... Однако при этом мочили виртуальные эти сейлемцы ревмагов как заправские, из плоти и крови, существа, И так они это быстро сделали, что Ишшилайо и глазками своими белёсыми больше полудюжины раз клишгуть не успел, как остался один-одинёшенек, с единственной заложницей у ног. — Ну чё, теперь поговорим? — спокойно поинтересовался сержант Торричелли. Он даже не вспотел. То ли по причине виртуальности своей, то ли по причине смехотворности нагрузки: разве это работа для доблестною ветерана — каких-то там полдесятка врагов па брата?.. Ишшилайо молчал. Оставшись в одиночестве, он ещё не успел выработать план действий. Трупы его сподвижников валялись повсюду, вновь превратив апартамент Номи в кровавую баню. Зато не замедлил раздаться голос милорда Джеймса, и его голопроекция возникла перед сержантом. — Приветствую вас, — гостеприимно поприветствовал бойцов САОК хозяин базы. — Я регент экскалибурского королевства Джеймс Стюарт. Поражён вашим профессионализмом! Как вы посмотрите на то, чтобы подписать контракт и поступить ко мне на службу? — Антитеррористическая бригада Десантной Дивизии ТАКра «Огненная Бестия» состоит на службе у Императрицы Сейлема, — ответил сержант. — Чтоб вы знали, наш доблестный комдив Серджио Стульник у ней в троюродных кузенах числился. Извините, милорд, этот вопрос даже не обсуждается. Хотя подготовка ваших гвардейцев оставляет желать лучшего, и я мог бы временно откомандироваться для обмена опытом.. «О чём это они?» — растерянно подумала Номи. Сапог Носителя Клинка по-прежнему попирал ложе у самой её щеки, а милорд и невероятный этот сейлемец будто не замечали роальда, напрочь позабыв о его существовании... — ...когда дилетанты с красными звёздами на спинах, эти мясники от революции, напали в прошлый раз на Ти Рэкс, — говорил сержант, — они не обделили вниманием и «Бестию» на орбите. Ваши гвардейцы, милорд, сражались неплохо, но исключительно благодаря нашему вмешательству внутренние помещения ТАКра не были превращены в кровавую баню. Как это случилось, насколько нам известно, здесь, внизу. И сейчас, когда мы узнали, что совершено ещё одно нападение, но «Бестия» на сей раз обделена вниманием, мы сочли себя оскорблёнными, наши честь и профессиональная гордость оказались задеты... Вот мы и опустились сюда, помочь. На всякий случай. Не зря, как видите. — с регентом сержант почему-то изъяснялся очень грамотно, безо всяких сленговых выкрутасов и просторечных оборотов. — Весьма признателен... — начал, было, говорить милорд Джеймс, но его перебил фашист Ишшилайо: — Эй ты, грязный сейлемский чел... как там тебя! Если ты думаешь, что меня... — Заткнись, ублюдок, — спокойно, слегка повернув голову к террористу, бросил сержант, — я с джентльменом разговариваю. Жди очереди. Твой номер — первый с конца. Ишшилайо от такой наглости действительно заткнулся. Засопел разъярённо. Переступил через Номи, встал над нею, и... в руках его что-то ослепительно сверкнуло красным! Свет Клинок превратился в самый что ни на есть взаправдашний лучевой клинок, и, воздев его, долговязый реваншист вызывающе спросил коренастого сейлемца: — Ты сам подойдёшь, или у тебя ноги отсохли, чел? — А вот я тебе сейчас отвечу... — произнёс освобождённый Сол и сделал шаг к ложу, но его остановил голос Ррри: — Малыш, стоять!!! — Не-е, Ба, я этому мутноглазому уроду счас... — Парень, приказы необходимо выполнять, если они отданы хорошим командиром, — наставительно сказал Луиджи Мустафа Торричелли и придержал Сола рукой. Повернул лицо к ревмагу и сказал: — Ты, гнус. Я б тебя в один момент уделал, кабы не одна закавыка. Мы с покойниками не воюем. — С покойниками?.. — Ревмаг даже сверкающий клинок приоепустил. — Это я покойник?! Да ты сам кто, виртуальный мо... Сержант пожал плечами. Невозмутимо перебил: — Кто я, это моё личное горе. А ты — покойник. Реальность покажет, вот увидишь... Уходим, ребята, — велел он своим коммандос, и освояки начали один: за одним мерцать, как запорченное голо, и растворяться в воздухе. Раздался голос Бабушки: — Сержант, мы покуда там в запределье скакали, парочку планет присмотрели классных. Как посмотришь на то, чтобы отправиться их осваивать? Вы нас два раза здорово выручили, а мы не любим оставаться в долгу. — Сливай координаты, Бабуля, — кивнул эс-ин Луиджи Мустафа, — на одном корыте двум командам тесно. Я понял намёк... И он исчез. В ту же секунду в апартаменте появился Ург. Реально. — А вот и я, десятилапый жук, — проинформировал. Показал допотопный ревалвер: — Ты за этой штуковиной припёрся, да? — и, вежливо, Бою: — Сол, отойди, пожалуйста. Мои профессиональные обязанности — это мои обязанности. Твоя функция — бережно принимать освобождённую заложницу... И флоллуэец так быстро метнулся к ревмагу, что успел опередить сверкающее лезвие, опускавшееся вниз с явным намерением воткнуться Номи в спину, и перехватил руку Ишши. Замерев от ужаса, девушка вжалась в ложе, а прямо над нею развернулась яростная схватка. Она мало что поняла, сквозь боль обрушившихся сверху ударов ног и лап успела только ощутить, как Ург оттеснил ревмага прочь, и когда схватка переместилась с кровати на пол каюты, позволила себе отрубиться. В обмороке она пробыла недолго. Очнувшись, успела увидеть, как Свет Лезвия, воплотившийся в энергетический луч, которым сражался террорист, вдруг исчез из его руки и Ишшилайо отпрянул от сверкающих ланцетов Урга. На лице фашиста было написано изумлённое отчаяние... «Ага-а, расист проклятый, — злорадно подумала Номи, — бросил тебя Свет...» — и снова вырубилась. Но опять ненадолго. Очнувшись, почувствовала руки Сола, обнимающие её, и успела услышать комментарий Десса: — В замкнутых пространствах возрастает эффективность холодного оружия, а я сам весь из себя, между прочим, это самое оружие. Бой, позаботься о Девочке, я пройдусь по базе — вдруг тварь какая недобитая краснозвёздная прячется где... Номи, глотая слёзы, прижималась к Солу, и с трудом верилось, что всё произошедшее — не приснившийся кошмар. Расчленённый труп Ишшилайо выглядел его порождением, но вонял омерзительно натурально. Предсказание сейлемца сбылось... «А мы все живы, — подумала Номи, — и это — главное». Закрыла глаза и вновь позволила себе отключиться. Потом Тити сообщила, что первой ощутила появление ревмагов Зигги... и вопль, спасший жизни Номи и Душечки, был воплем проснувшейся Зигги. Во сне она почуяла опасность и резко проснулась. Неудивительно — беременные, они вообще такие, чувствительные, всё, что угрожает потомству, чуют похлеще самых чувствительных паранормалов. Новость, что Зигзаг на самом деле самочка м'ба и полуспячка её на самом деле была вызвана интересным положением, никого не удивила. На фоне всех приключений, казалось, уже никто ничему не удивлялся. Детёныш родился спустя несколько часов, никто не знал, в срок ли или недоношенным, с перепугу, но выглядел он достаточно здоровеньким, с первых же минут жизни начал проявлять признаки бурной активности, как и положено м'ба. Вопрос, от кого «залетела» Зигги, завис неотвеченным. Шутить на тему «залетела от Света» никто и не подумал, хотя, судя по всему, это могло оказаться вовсе и не шуткой... Очнувшаяся Номи покинула свой многострадальный апартамент немедля. С ощущением, что если останется, то непременно вновь что-нибудь этакое гадкое произойдёт. Останки Ишшилайо убрали ещё до этого, но ей казалось, что запах смерти пропитал стены и особенно ложе... И очень болел затылок, на котором стоял сапог. Это было самое ужасное. Номи знала, что нет-нет, да и будет вспоминать это ощущение. Даже многие годы спустя. Как и жуткий вкус ревалверного ствола во рту... ...Таким образом, полностью рассчитавшись по всем взятым (и не взятым, но присовокупившимся) на себя обязательствам, Экипаж в полном составе мог преспокойно возвращаться на свой Вольный Торговец. Что Экипаж и проделал — в полном составе загрузившись в прибывший с орбиты ТП-модуль и вознёсшись в небо. Домой... Правда, степень спокойствия некоторых членов Экипажа оставляла желать лучшего. Но это уже входило в прерогативу профессиональных обязанностей целительницы Душечки. Однако если Перебору, донельзя утомлённому контрреволюционной деятельностью, Тити ещё могла как-то помочь, то Номи — вряд ли. Попрощавшись со Стюартами и прочими знакомыми экскалибурцами, втайне радуясь тому, что наконец-то «зд По случаю возвращения сообща было решено устроить вечеринку для товарок и товарищей, буде таковые сыщутся поблизости. Таковые, ясный пень, сыскались — что это за порт хотя бы без одного корыта фри-трейдеров?! Но вечеринка, как ей и положено, намечалась на вечер, а до вечера оставалось несколько часов... Номи не сошла на «берег». Не имелось ни малейшего желания. Она маялась в своей пустынной каюте и печально вспоминала недавние (и уже такие далёкие-предалёкие...) дни и ночи, когда её апартамент в подземельях Ти Рэкса был средоточием активности, осью вращения жизней вольных торговцев и реставраторов. На недолгое время — так вообще штабом реставрации... Да, были времена. Были и прошли. Стали светлым воспоминаньем. «Как часто мы не удовлетворены сегодняшним днём, забывая, что всё минует, и хорошее, и плохое, и в наших светлых воспоминаниях непременно превратится в „старые добрые времена... "» Маясь, Номи посматривала на сенсорный вирт-кокон. Но не ложилась в постель и не использовала его... Нет. Не сейчас. Позже, быть может, но нескоро. Чувство, испытываемое к Солу, окончательно оформилось. В мятущейся душе выкристаллизовалось: он. На этот раз Девушка не упустит своего, и будь что будет. [[... let it be, let it be!]] Любовь ли это?.. Кто знает, кто знает... Номи ещё сама не понимала, что это за чувство, она ведь, по-сути, ещё никогда не любила. Но страстно надеялась, что это — самая что ни на есть любовь. И страдала, потому что краткие часы полной духовной близости с Боем как-то незаметно рассеялись, стоило лишь враждебности окружающей среды понизиться до нормального, приемлемого уровня. Сол относится к ней с величайшей симпатией и теплотой, но, похоже, не любит всё же... как выяснилось. Номи умиляло, что он заботится о ней, выслушивает с неподдельным интересом всё, что бы ей ни вздумалось говорить, даёт доверительные советы, отпускает комментарии, предваряющиеся оборотом «как друг подружке говоря»... Номи чувствовала, что ради неё он искренне готов не то что временем и вниманием жертвовать — даже жизнь отдать, но всё же, всё же... гложет его что-то постоянно. И Номи с горечью думала о том, что Сол в упор не видит в ней свою пресловутую «Ягодку». Не видит, и всё тут. Зато сама она более всего на свете жаждет, чтобы он разглядел в ней ту самую, ещё одну... «Но всё равно, кем бы я там для него ни была, отдамся только ему!» — бесповоротно решила Девушка, томясь и маясь в своей каюте. «Вот прямо здесь, в каюте... живому... Или сдохну, или стану Женщиной. В конце концов, пора избавляться от юношеской иллюзии, что любовь должна быть взаимной. Твоя любовь — твоя драгоценность — береги её. И не претендуй на ответную, ведь любишь ты. Как там у древней поэтессы о высшем проявлении: „Тому, кого люблю, желаю быть свободным. Даже от меня“. Я не хочу быть для Сола тюрьмой. Ни за что. Я слишком хорошо понимаю, чем для моего «клаустрофоба» станут некие взятые на себя обязательства... Но вот чего я хочу, так это чтобы он, он и только он порвал эту дурацкую плеву и избавил меня от моей собственной фобии. Именно ему отдать «честь и достоинство», так долго сохраняемые. Принцесса — Принцу. Пускай и не моему единственному (по его ошибочному мнению), но — настоящему. Пусть лучше это сделает настоящий друг, а не случайный член, по ошибке принятый за единственного и неповторимого принца... судя по рассказам женщин, обычно так и случается. Берёт мужик своё и просто исчезает в тумане. «У меня, по крайней мере, первым будет мужчина не случайный, — утешалась Номи. — Мужчина с большой буквы». Так думала Номи, предвкушая, как это произойдёт. Ещё не разобравшись в собственных чувствах окончательно... Что да, то да. Уж никак не назовёшь случайным и малозначащим всё, что произошло между ними после того, как изнывающая от желания, охотящаяся на своего первого Мужчину Девушка не выдержала и пригрозила Солнышку: «... если ты меня не возьмёшь, я начну кричать!» Так полагала Номи, вспоминая позднее, наутро и дальше, всё, что случилось ночью после вечеринки. Судьбоносным — да. Если оно произошло, значит, так тому и быть. Именно Бой оказался им, осечки не вышло. Он оказался даже лучшим, чем можно было ожидать. И новорождённая Женщина останется рядом со своим Солнышком. Подружкою при Друге. Третьей. Каждая выбирает под себя: мужчину, веру, дорогу. И только звучала, звучала, подобно остаточному отзвуку, порождённому реверберационным эффектом, всё та же песня. Надежда на появление в качестве рефрена жизни: новой песни — не сбылась. «...Как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь, / Разговаривая ни о чём, / На два шага левее чуть-чуть / Отойди, и чужое увидишь плечо. / Прошлой жизни вернуть ворожбу / Никогда никому не дано... / Как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь, / Всем нам быть суждено, суждено...» |
||
|