"Проклятие чародея" - читать интересную книгу автора (Вольски Пола)

Глава 7

Темная ночь, не видно ни зги. Луна и звезды спрятались за тучами. Непроглядная мгла скрыла Морлинский холм и все вокруг. Зрелище не самое приятное для путника, но госпожа Снарп редко испытывала уныние.

Она ехала верхом на норовистом вороном жеребце — любимом скакуне Уэйт-Базефа. Седельные сумки были набиты провиантом — об этом под страхом смерти позаботились напуганные слуги Ио-Веша. У колен болталась пара фонарей. Квиббид вцепился в переднюю луку седла.

Крутой склон уходил во тьму. Фонари освещали дорогу лишь на несколько футов вперед, и желтоглазая женщина с омерзительной крысой двигалась в ночи, словно неяркий кокон света. Хотя и спустившаяся на землю ночь, и незнакомая местность требовали предельной осторожности, она вовсю нахлестывала коня, рискуя свернуть себе шею.

Спустившись с холма, Снарп выслала коня в галоп и помчалась через поля и пастбища, словно одержимый жаждой убийства бесплотный дух. Больше мили продолжался этот безудержный бег, сильный конь без труда нес своего легкого седока, но наконец приустал, сбавил ход, и шпоры Снарп тщетно до крови вонзались в его бока. С нетерпеливым присвистом она резко натянула поводья, и скакун, всхрапнув от неожиданной острой боли, сделал несколько шагов и остановился как вкопанный.

Спешившись, Снарп быстро перерыла содержимое своего кожаного мешка и достала пузырек с зеленым кристаллическим порошком. Откупорив его, всыпала несколько кристалликов в раздутые конские ноздри и выпалила слова заклинания, которому ее в свое время обучил предусмотрительный Глесс-Валледж. Результат не заставил себя ждать.

Заржав от нестерпимой боли, жеребец вырвал повод и встал на дыбы, загребая воздух копытами. Потом принялся брыкаться и извиваться всем телом. Квиббида оторвало от луки и швырнуло далеко в мягкую траву. Один из фонарей упал и разбился. Не переставая ржать, конь мотал головой из стороны в сторону от муки и страха. Снарп, спокойно наблюдавшая за его агонией, неторопливо заткнула пузырек пробкой и положила его обратно в сумку. Потом приблизилась к коню, стараясь не попасть под смертельный удар копыт, крепко ухватилась за повод и прыгнула в седло. Несчастное животное никак не могло успокоиться.

Снарп вонзила шпоры в покрытые пеной бока, одновременно безжалостно натянув удила. Конь захрипел, разбрызгивая кровавую пену. Чувствуя, что утихающая боль в ноздрях перекрывается новыми, еще более зверскими истязаниями, он затих и теперь стоял, дрожа всем телом. Снарп пронзительно свистнула, и в тот же миг квиббид вынырнул из травы, вскочил на стремя и вскарабкался по ноге хозяйки на свое излюбленное место. Удар шпор — и они снова понеслись вскачь.

Зеленые кристаллы, какова бы ни была их природа, сделали свое дело. Скакун несся в ночи с прежней, если не с большей прытью. Снарп плотно вжалась в седло. Ее лицо с узкими поджатыми губами и выдающимся вперед подбородком причудливым образом освещал единственный оставшийся фонарь. Так они и летели миля за милей до самого подножия Гряды, где на скакуна вновь навалилась непреодолимая усталость. Спотыкаясь и припадая то на одну, то на другую ногу, он перешел на неверную рысь.

Снарп осадила несчастного и соскочила на землю, чтобы прописать ему еще одну дозу кристаллического яда. На этот раз реакция была иной: только ржание и странные сдавленные стоны. Глаза коня остекленели, в дыхании появился непривычный кисловатый запах. Не обращая внимания на эти недобрые признаки, Снарп погнала его дальше, вонзая шпоры в кровоточащие бока. Она мчалась бешеным галопом, огибая подножие Гряды, вверх по каменистому склону к вершине, откуда ей открылся вид на всю Гравулову пустошь. Ночь стала несколько светлее, бледный серп горбатого месяца пробивался сквозь плену ночных облаков. Тусклые лучи ложились на холмы и косогоры. В сумке Снарп нашлась маленькая складная подзорная труба. Поднеся прибор к глазам, она обвела взглядом безмолвную даль и за много миль уловила едва различимый оранжевый проблеск. Сфокусировала объектив — и проблеск превратился в три отчетливых огонька. Удовлетворенно кивнув, она убрала трубу и опять пустила в ход окровавленные шпоры.

Конь не шелохнулся. Стоял склонив голову, ничего не видя перед собой. С раздраженным шипением Снарп спешилась, чтобы подстегнуть его новой порцией зеленых кристаллов, после чего снова запрыгнула в седло. Сперва ничего не происходило, и она лишь зря терзала шпорами бока благородного животного. Когда средство начало действовать, по телу скакуна пробежала дрожь, над холмами разнеслось леденящее кровь лошадиное ржание. Конь упал наземь и принялся кататься по траве, отчаянно пытаясь подмять под себя мучительницу. Будь у Снарп реакция обычного человека, не миновать бы ей гибели. Резко отбросив стремена, она соскочила с седла, отпрыгнув подальше от тяжелого тела и страшных копыт. Жеребец поднялся с земли, плотно прижал уши и обнажил зубы. Последний фонарь погас, но даже в сумрачном лунном свете было видно, как дико сверкают белки его глаз. Собрав последние силы, обезумев от боли, конь бросился на обидчицу.

Снарп укрылась за уступом скалистого утеса, которых в Гравуле было великое множество. Ее лицо оставалось бесстрастным, взгляд безмятежным. Вытащив из чехла нож с широким лезвием, она ждала слегка приподнявшись на цыпочки. Конечно, в ее походном арсенале были и иные, более изощренные виды оружия, но на этот раз хватит и обычного ножа. Когда из-за выступа показалась конская голова, Снарп нанесла удар. Конь отпрянул, взбрыкнул и рухнул в полном изнеможении. По вороным его бокам стекала кровавая пена, ноги все слабее лягали воздух, в остекленевших глазах уже отражалась не ярость, а недоумение.

Одним ударом ножа Снарп прикончила скакуна, отступив, чтобы не попасть под струю хлынувшей из разрезанного горла крови. С поразительной невозмутимостью Снарп отыскала фонарь, зажгла его и осмотрелась. Первое, что привлекло ее внимание, — это отблеск огня в бусинках глаз ее маленького спутника. По окончании схватки квиббид возник из какой-то норы и прижался к ногам хозяйки. Снарп наклонилась и водворила зверька на привычный насест на плече. Поглаживая одной рукой мохнатую спинку, она вгляделась в ночную темноту в направлении скрытого во мгле Назара-Сина. Теперь ей придется следовать за Рэйтом Уэйт-Базефом и его сообщниками пешком. Ночь была черным-черна, местность незнакома, а каменистая дорога под ногами испещрена рытвинами и выбоинами.

— Завтра, красотуля, — пообещала она вслух, — завтра, чуть только рассветет.

Дул пронизывающий ветер. Снарп вернулась к мертвому коню, достала из седельной сумки тонкое одеяло. Потом отошла к подветренной стороне большого валуна у самой дороги, опустилась на колени и расстегнула тунику. Обнажившаяся при этом правая грудь при всей своей худосочности была вполне обычной формы. Левой же не было вообще. Протянув руку, Снарп издала щебечущий звук, и квиббид проворно вспрыгнул ей на ладонь, свернувшись в клубочек телесного цвета. Прижав зверька к сердцу, она негромко произнесла одно лишь слово — и очертания вдруг стали смазанными, контуры размытыми. Квиббид слился со своей хозяйкой, восстановив ночную симметрию ее тела. Завершив привычный ритуал, Снарп настроилась на сон. Костер она разжигать не стала, просто завернулась в одеяло и растянулась на земле спиной к валуну, положив голову на травянистую кочку. Сон пришел не сразу. Долгое время она просто лежала, и широко раскрытые глаза светились в лунном свете, как блестки слюды.

Девраса разбудил запах жареного бекона. Открыв глаза, он увидел над собой сизоватое небо с бегущими по нему кучевыми облаками. Со всех сторон возвышались исполинские Гранитные Старцы — загадочные монолиты неизвестного происхождения. Неутомимые прохладные ветры Гравуловой пустоши играли среди них в прятки. От лежания на холодной земле у Девраса ломило кости. Как следует отдохнуть ему, увы, не довелось. Беспокойный ночной сон то и дело прерывали тревожные видения. Всю ночь ему чудились белые светящиеся фигуры, и он никак не мог отделаться от ощущения, что это был не вполне сон. Чепуха, конечно, всему виной нервы, слишком буйное воображение или несварение желудка, но уж, ясное дело, не призраки.

«Отрицание человеком сверхъестественного, — писал Гриф Зизун, — знаменует собой величайший триумф Разума над Реальностью…»

Деврас поежился. Что толку валяться, предаваясь зловещим фантазиям? Отбросив одеяло, он поднялся и вышел из отбрасываемой Старцами тени к костру, где уже сидели Гроно и Уэйт-Базеф. Толстые ломти мяса с полосками сала аппетитно шкворчали на сковородке. Кроме того, к завтраку уже были приготовлены поджаренные хлебцы с маслом, чашка разнообразных сухофруктов и чай с апельсиновым ароматом. Очевидно, Уэйт-Базеф предпочитал путешествовать с комфортом. Несмотря на этакое изобилие, Гроно не выглядел довольным и счастливым. Он сидел, ссутулившись и поджав губы, и не отрывал сердитого взгляда от сковороды. Уэйт-Базеф, расположившийся по другую сторону костра, изучал разложенную перед собой большую карту.

— Доброе утро, — поприветствовал его Деврас. Уэйт-Базеф, не поднимая глаза от карты, что-то буркнул в ответ.

— Доброе утро, господин. — Кислого выражения на лице Гроно как не бывало. Он с радостной улыбкой принялся накладывать на металлическую тарелку гигантские порции бекона и хлебцев. — Как спалось вашей светлости? — спросил он, протягивая тарелку.

— Не очень. Дурные сны. — Деврас с легким смятением посмотрел в сторону Гранитных Старцев. — Я чуть было не поверил в легенды, что ходят насчет этого места: в духов, белых демонов и прочую нечисть. Забавно, до чего реальным может казаться сон.

Он ел без особого аппетита.

— А где леди Каравайз?

— Ее светлость еще не почтила нас своим появлением. Не исключено, что вашей светлости предстоит взять на себя смелость разбудить ее. Немало нашлось бы вельмож, которые позавидовали бы вам. — Камердинер с надеждой взглянул поверх очков на своего господина: догадывается ли он, сколь радужные перспективы открываются перед ним? Но нет, Деврас не уловил скрытого намека в словах слуги, и тот лишь сокрушенно вздохнул.

— Разрабатываете маршрут, Рэйт? — спросил Деврас.

— Верно. На этой старой карте указано расположение четырех входов в пещеры Назара-Син. Самый ближайший к нам вход находится вот здесь… — Он постучал указательным пальцем по карте. — По-моему, часах в четырех, от силы в пяти езды.

— Мне казалось, вы говорили, что обитатели перекрыли все входы.

— Какие-то — безусловно, но вряд ли они добровольно заточили себя под землей. Часть выходов наверняка остались открытыми, хотя и тщательно замаскированными. Их-то мы и попытаемся отыскать. Рано или поздно лазейка непременно обнаружится. Я тут наметил наикратчайший путь от входа к входу. Думаю, за день успеем обойти все.

— Гениально, — пробурчал Гроно. — Если бы ваши планы тем и ограничивались.

— Думаю, если нам это удастся, мы сможем поздравить друг друга, — со смешком возразил Уэйт-Базеф, а для Девраса добавил: — На этот раз дружище Гроно бунтует по поводу моих намерений.

— И намерений, надо сказать, опасных. Опасных и безрассудных! — воскликнул Гроно с видом человека, продолжающего уже начатый спор, и обратился к господину в стремлении найти в нем сторонника:

— Ваша светлость, этот человек замышляет нападение на его непревзойденность Глесс-Валледжа. Нужно ли говорить, что подобная попытка чревата самыми пагубными последствиями не только для преступника, решившегося на столь неслыханную дерзость, но и для всех, кто по собственной неразумности с ним связался. Вы понимаете меня?

— Нападение? — не понял Деврас.

— По юридическим каналам, — пояснил Уэйт-Базеф. — Как я уже не раз говорил, Глесс-Валледж существенно превысил свои полномочия. Сокрытие информации, имеющей колоссальное значение для благополучия общества, попытка лишить меня свободы, посягательство на мою собственность и мою персону… равно как и ваши, кстати… Он нарушил пять положений Устава ордена Избранных, три пункта Основополагающих Принципов и четыре постановления лантийского муниципалитета. Неужели он надеется, что все это сойдет ему с рук? Он зашел слишком далеко, и на этот раз я не дам ему спуску. А когда управлюсь, это он, а не я, предстанет перед Советом и будет держать ответ за все свои деяния. Он дал мне все необходимые доказательства, даже свидетелей…

Гроно был вне себя:

— Мы вам никакие не свидетели! Его светлость и не подумает встревать в ваши дрязги с Избранными. Его светлости они ничуть не касаются! Более того, это небезопасно!

— Рэйт прав, — заметил Деврас. — Валледж не должен остаться безнаказанным. Лично у меня до сих пор болит шея в том месте, где впилась «живая удавка», и кто тому виной как не Глесс-Валледж? Гроно, ты постоянно печешься о достоинстве Хар-Феннахаров. Так неужели ты считаешь, что лорд Хар-Феннахар может со спокойной душой смириться с таким надругательством?

Гроно ответил, тщательно взвешивая каждое слово.

— Существует различие, — сказал он, — между рабской покорностью и оправданной предусмотрительностью…

— Валледж нарушил закон, — настаивал Уэйт-Базеф. — Разве вы этого не понимаете? Его нужно остановить. Ваш господин, да и вы сами просто обязаны встать на защиту справедливости и правопорядка.

— Не вам читать мне нотации, мудрейший! Уж свои обязанности я исполняю исправно. А вы, вы сами можете сказать то же самое про себя? Ни я, ни мой господин не обязаны служить вам орудием мести по отношению к его непревзойденности, который отказал вам в продвижении!

— Гроно, по приказу этого человека меня ни с того ни с сего арестовали и едва не удушили, — возразил Деврас. — Разве это ничего не значит?

— Ах, ваша светлость, наверняка его непревзойденность полагал, что у него есть на это веские причины…

— И что с того? Нельзя же оправдывать преступления чьими-то благими намерениями. Как сказал Неф Домеас…

Однако мудреные домеасские слова так и остались произнесенными, поскольку дискуссия была прервана появлением леди Каравайз. Она наконец вышла из экипажа, где провела эту ночь. Выглядела девушка как всегда, безупречно: серо-зеленое бархатное платье ничуть не помялось, на туфлях с высокими каблуками ни пылинки, волосы аккуратно уложены в прическу. Ее элегантность составляла резкий контраст с унылым ландшафтом Гравуловой пустоши. Приблизившись к огню, она поприветствовала спутников, села и потянулась к чайнику. Заботливый Гроно мигом наполнил ей чашку, затем подал тарелку с едой, не забыв почтительно поинтересоваться:

— Надеюсь, в столь непривычном месте сон вашей светлости был достаточно крепок?

Каравайз помедлила, словно опасаясь показаться чересчур мнительной, потом пожала плечами.

— Плохо спалось, — призналась она. — Не раз просыпалась: все время чудилось, что я не одна. Иногда мерещились какие-то белые существа, но только открою глаза — никого. Пустяки, воображение разыгралось. — Девушка сосредоточенно размешивала чай.

Остальные обменялись смущенными взглядами. Закончив трапезу, путники поднялись, чтобы упаковать свое снаряжение. Запрягли лошадей. Можно было трогаться в путь.

Возле костра Уэйт-Базеф позабыл свою подзорную трубу. Деврас поднял ее и принялся обозревать окрестности. Его взгляд праздно скользнул по Гравуле с востока на запад и снова на восток. И вдруг что-то привлекло внимание юноши. Он всем телом подался вперед, вгляделся и позвал товарищей:

— Там что-то движется. В нашу сторону.

— Может, зверь какой?

— Не знаю, не разберу. Пятно серое, почти сливается с фоном холма.

— Серое, говорите? Позвольте-ка… — Уэйт-Базеф взял у него трубу. Его беспокойство не укрылось от его спутников.

— Так это зверь или человек? — спросила Каравайз.

— Скорее второе, чем первое. Это Снарп, — ответил Уэйт-Базеф.

Каждый счел своим долгом заглянуть в окуляр подзорной трубы. Когда же всеобщее любопытство было наконец удовлетворено, чародей сказал:

— Пора отправляться в путь. Госпожа Снарп времени даром не теряет.

— Она одна, а нас четверо, — возразила Каравайз.

— Да вы никак испугались, премудрый Уэйт-Базеф? — съехидничал Гроно. — А как же ваша прославленная магия? Неужели нельзя сбить ее со следа? Переместить в другое место? А то и сделать нас невидимыми?

— Гроно, я ученый, а не волшебник, и чудеса творить не умею.

— Тоже мне чудо — одолеть одну-единственную женщину.

— Вы не знаете, что это за женщина.

— То есть обезвредить ее вам не под силу?

— С такого расстояния — нет, по крайней мере без оптических приборов. В любом случае лишение ее свободы передвижения в этой пустыне означало бы убийство, а я уже говорил вам, что вовсе этого не желаю. Лучше всего просто продолжать путь. По непонятным мне причинам, Снарп путешествует пешком. А у нас есть экипаж и хорошие лошади. Так что мы скоро оставим ее далеко позади, если, конечно, не будем мешкать.

Они уложили последние пожитки, затушили костер и заняли места в экипаже. Уэйт-Базеф влез на козлы, и на этот раз Деврас сел рядом с ним. Кинув последний тревожный взгляд через плечо, чародей щелкнул хлыстом, и карета покатилась на север. Вскоре серая фигурка стала совсем неразличима, даже через подзорную трубу.

Время текло невыносимо медленно. Задолго до того, как просторы Гравуловой пустоши сменились холмами Назара-Сина, Деврасу наскучил унылый пейзаж, состоящий из разбросанных камней, низкорослого кустарника и дорожной колеи. Интереснее было наблюдать за грязно-голубым небом с бегущими по нему облаками, но скоро надоели и они. Постепенно он перестал замечать все вокруг, ощущать тряский ход экипажа и мягкие пощечины ветра. Деврас погрузился в собственные тревожные думы. Может, он и правда совершил ошибку, связавшись со смутьяном Уэйт-Базефом? Может, ему стоило остаться в Ланти-Юме, прислушавшись к уговорам Гроно? Версия Уэйт-Базефа была фантастична, в высшей степени невероятна, и все же нельзя не удивляться поведению Глесс-Валледжа или усомниться в правдивости письма Риллифа Хар-Феннахара. Кроме того, в глубине души он верил Уэйт-Базефу, поверил ему с самого начала. А раз так, его участие в экспедиции стало неизбежным, по сути, с того самого момента, когда он принял приглашение явиться в купол башни Мауранайза. И все же молодой человек никак не мог отделаться от ощущения, что стал жертвой нелепого стечения обстоятельств. Подобные мысли выбивали его из колеи, и Деврас приложил все усилия, чтобы выбросить их из головы. Повернувшись к Уэйт-Базефу, он предложил:

— Давайте я побуду за кучера. Вам нужно отдохнуть.

— Лошади устали куда больше моего, — ответил чародей, натягивая вожжи. — Передохнем пару минут.

Они слезли с козел, и к ним тут же присоединились Каравайз с Гроно. Пока все разминали затекшие члены, Гроно облюбовал ровный, теплый от солнца камень и, будто на столе, расставил на нем тарелки с бисквитами и вино.

Путники находились на возвышенности. Обдуваемая всеми ветрами унылая Гравулова пустошь осталась позади. Гранитные Старцы почти скрылись из виду. Вокруг них и на многие мили вперед возвышались мрачные каменистые холмы Назара-Сина. Казалось, тут не встретишь ни зверя, ни человека. Холодный ветер пробирал до костей, и Деврас впервые пожалел о том, что продал свою единственную пару перчаток, когда хозяин дома, в подвале которого ютились они с Гроно, пригрозил в случае неуплаты выставить их за дверь. В надежде, что молодое красное вино из погребов замка Ио-Веша поможет справиться с ознобом, Деврас благодарно принял протянутую ему чашку и осушил ее, устремив взгляд в небо, где сияла красная полуденная звезда Ланти-Юма. Деврас попросил подзорную трубу, долго изучал загадочное светило, затем медленно перевел взгляд на оставшуюся позади Гравулу. Там, вдалеке, чуть ли не у самого горизонта, двигалась крошечная серая песчинка. В задумчивом молчании юноша некоторое время следил за ее медленным, но неумолимым приближением, после чего протянул трубу ее владельцу. Уэйт-Базеф тоже не преминул поднести ее к глазам, и они обменялись взглядами.

— А что, Рэйт, далеко еще до первого входа в пещеры? — как бы между делом спросил Деврас.

— Думаю, через пару часов будем на месте, — с такой же напускной небрежностью ответил ему чародей. — Поехали, мы и так задержались.

Гроно и Каравайз безропотно подчинились. Ехали молча, тишину нарушал лишь стук копыт да поскрипывание рессор старого экипажа. Склоны теперь стали круче, воздух еще прохладнее. Серые, унылые холмы навевали тоску. Тонкому слою почвы и скудной растительности не удавалось прикрыть скалистую основу, то и дело проглядывавшую сквозь их хлипкое одеяние. Само это место казалось пустым и безжизненным. Казалось невероятным то, что под этой дикой местностью скрываются запутанные лабиринты пещер, и уж тем более трудно было свыкнуться с мыслью, что они населены разумными созданиями.

Время шло. Каждый из путешественников размышлял о чем-то своем. Мимо бесконечной чередой тянулись скучные сопки. Дорога становилась все уже и каменистее, вытянувшись наконец в едва заметную тропу, обозначенную лишь старой заброшенной колеей, оставленной колесами давным-давно проезжавших здесь повозок. Вскоре исчезла и она. Тропа как бы растворилась, и экипаж громыхал теперь по камням, не разбирая пути. Через несколько сот ярдов склон стал круче, лошади натужно пытались справиться с грузом.

Уэйт-Базеф, видя безнадежность ситуации, распорядился:

— Дальше пойдем пешком.

Каравайз с сомнением перевела взгляд с каменистого склона на свои легкие туфли с высокими каблуками, но не сказала ни слова.

Уэйт-Базеф вывел их на вершину холма, остановился, чтобы свериться с картой, после чего повернул на северо-восток. Еще минут двадцать ходьбы, и вот они у цели. Вход в пещеры представлял собой внушительное, сразу же бросающееся в глаза отверстие в скале. В давние века пещерники звали это окно во внешний мир «Блистанием Мвжири». Никто не предпринял попыток как-то его замаскировать, да в том и не было нужды. Дыра была надежно завалена камнями. Путники стояли, молча созерцая непреодолимую преграду, пока Гроно не спросил:

— Ну что, мастер чародей? Беретесь вы его открыть?

— Ты, должно быть, шутишь? Он загроможден гранитными глыбами.

— Так что с того? Не вы ли вечно твердите о своих талантах? Что такое для великого ученого какие-то камушки?

— Я бы их камушками не называл, — вмешался Деврас.

Рэйт Уэйт-Базеф расхохотался: — Гроно все ждет от меня чудес.

— Не чудес, премудрый… Всего-то проявления компетентности, коли она у вас имеется.

— Право же, ты путаешь эти два понятия. В сущности, прибегнув к магии, я смог бы убрать завал, но на поиски нужного метода может уйти не одна неделя.

— Чудесно! Вход открыть вы не можете. Но если, как вы утверждаете, пещеры находятся прямо под нашими ногами, что вам стоит соорудить собственную лазейку?

— На это потребуется не меньше усилий, что пошли бы на устранение завала.

— Ну вот, снова отговорки. Не одно, так другое.

— Гроно, поскольку ворчание твое проистекает из невежества, а не злобы, я на тебя не сержусь.

По дрожанию подбородка камердинера и по тому, как он набрал в грудь воздуха, Деврас понял: сейчас разразится буря, и поспешил переменить тему:

— Рэйт, на карте ведь указаны и другие входы?

— Да, целых три.

— В таком случае, чтобы успеть их объехать сегодня, лучше отправляться прямо сейчас.

— Действительно, мы теряем время, — согласилась Каравайз.

— А я о чем твержу вам с самого что ни на есть начала? — буркнул себе под нос Гроно. Остальные притворились, что не слышат.

Вернувшись к экипажу, путники продолжили свой путь. Еле приметная дорога ужом вилась среди холмов, выматывая лошадей и вынуждая то и дело останавливаться на привал. К тому времени, когда они добрались до второго хода, тени стали заметно длинней. Этот вход в незапамятные времена звался вардрулами «Обителью Летучих Мышей Фжнруу».

«Обитель» также была надежно опечатана. Судя по всему, обветренные валуны простояли здесь не одну сотню лет.

Чтобы вернуться к экипажу, им пришлось преодолеть пару миль пешком, и, когда дошли, Каравайз заметно хромала. Ее туфли на высоком каблуке, неуместные в такой обстановке, не только причиняли боль, но и таили в себе опасность: она то и дело поскальзывалась на неровной поверхности. Бархатная юбка со шлейфом путалась под ногами. Жаловаться Каравайз бы не стала, но выражение ее лица, когда она садилась в экипаж, было довольно мрачным.

День быстро клонился к вечеру, и к моменту, когда они достигли третьего входа, солнце окрасило горизонт красным. Отверстия нигде не было видно, а начинать поиски было уже слишком поздно. Прямо на обдуваемой всеми ветрами площадке они разбили лагерь. Достали из мешков сушеное мясо, бобы, коренья, и Гроно состряпал из них вполне приличное жаркое. Насытившись, путники крепко уснули, и никакие белые призраки в ту ночь не тревожили их сон.

Наступило утро — промозглое, серое и пасмурное. Ветер стих, и теперь Назара-Син окутывал прозрачный молочно-белый туман, скрывавший небо и собиравшийся невесомыми облачками во впадинах и канавках. Словом, погода им не благоприятствовала. Путешественники бродили от одного склона к другому в поисках заветной пещеры. Но карта Уэйт-Базефа несколько устарела, и многие существовавшие ранее ориентиры успели измениться, а то и вовсе исчезнуть. Местоположение злосчастной норы представлялось неясным. Время шло, и вскоре они уверились в том, что объект поисков для них недоступен.

Деврас, стоя на четвереньках, добросовестно шарил в кустах. Он устал, все его тело ныло, разочарование нет-нет да и наводило на мысль: а не прав ли Гроно в своем скептическом мнении насчет магических способностей Рэйта Уэйт-Базефа? Чего ждать от мага, который не может даже проникнуть в огромные пещеры Назара-Син?

Почему бы ему просто не… переместить нас туда или что там делают в этих случаях чародеи? Да, магии у него, похоже, кот наплакал — а значит, вся экспедиция изначально обречена на провал. «Безнадежное дело есть любимое занятие благородных неудачников», как говорил Гезеликус.

Невдалеке, с силой втыкая в землю трость, ходил взад-вперед неугомонный камердинер. Вот он встретился взглядом со своим господином и принялся еще сильнее налегать на трость, судя по его недовольному виду, он был готов вот-вот взбунтоваться. Но именно в этот момент Уэйт-Базеф признал свое поражение.

Со смешанным чувством облегчения и разочарования все четверо вернулись к экипажу и покатили прочь, на поиски последнего из входов. Путь был долог, но на этот раз найти искомую дыру не составило труда. На исходе дня они оказались у подножия крутого камня, взобраться на который вместе с экипажем было немыслимо. Получасовая пешая прогулка, и вот они уже стоят под отвесным обрывом. Не устояв перед мощью доисторического подземного толчка, гранитное основание холма раскололось, и на протяжении тысячелетий образовавшаяся гигантская трещина зияла, будто незакрывающийся рот идиота. Так было раньше, но теперь расселину вместе с существовавшим некогда входом «Великий Кфрж» загромождали неподъемные валуны. Путники молча осознали свою очередную неудачу и так же молча вернулись к экипажу.

В тот вечер у костра царило подавленное молчание, один лишь Гроно в душе ликовал. Занимаясь приготовлением ужина, он едва ли не расточительно обходился с продуктами в полной уверенности, что все мытарства наконец подходят к концу. Три-четыре дня пути, и они снова будут в Ланти-Юме, стало быть, можно не экономить. Впрочем, как всякий великодушный победитель, Гроно помалкивал, не позволяя сорваться с губ ни одному злорадному слову. Однако и блеск глаз, невольная пружинистость походки и изгиб губ лучше всяких слов выражали степень его восторга.

В таком приподнятом настроении камердинер пребывал на протяжении всей трапезы, пока в завершении ее Уэйт-Базеф не достал одну из своих карт, что, как пророчески предвещал Гроно, не сулило ничего хорошего.

— Взгляните-ка все сюда.

Сердце Гроно сковал холод дурного предчувствия. Ощущение это еще более усилилось, когда он увидел, с каким жадным интересом мастер Деврас заглядывает через плечо несносного чародея. Этот энтузиазм, по всей видимости, разделяла и леди Каравайз… Печально, поскольку Гроно надеялся, что уж хоть она окажется более благоразумной. Старый слуга демонстративно не проявил к карте ни малейшего интереса.

— Мы с вами находимся вот здесь, на северо-западных отрогах Назара-Сина. — Уэйт-Базеф наклонил пергамент так, чтобы поймать отблеск костра. — Мы побывали у всех известных нам ходов, и все они оказались блокированы. Можно продолжать поиски вслепую — авось да наткнемся на замаскированный лаз. Но на это могут уйти недели. Я же предлагаю иную, более многообещающую альтернативу. Сеть пещер обширна, и проникнуть в них можно не только со стороны Назара-Сина. Обратите внимание на эти два дополнительные входа в глубине острова… здесь и вот здесь. — Уэйт-Базеф дважды ткнул пальцем в карту.

— Далековато отсюда, — заметила Каравайз.

— Да, не близко, но именно это и обнадеживает. Так далеко от Ланти-Юма люди вряд ли когда-либо досаждали пещерникам, и, значит, возможно, эти входы до сих пор открыты. Вместо того чтобы зря терять время здесь, предлагаю поискать их там.

Деврас и Каравайз молчали. Гроно пристально следил за выражением лица господина, который наконец спросил:

— Рэйт, если где-то поблизости есть скрытый ход, нельзя ли найти его с помощью магии?

— Мне казалось, для чародея это проще простого, — добавила Каравайз.

— Прибегать к магии всегда непросто, всегда, даже для чародея. К тому же наша задача весьма необычна. — Иногда привычная усмешка Уэйт-Базефа напоминала невольный тик лицевого нерва. — Чтобы отыскать скрытый лаз среди гранитных холмов, мне потребуется последовательность действий, предназначенных для одной лишь этой конкретной цели. Естественно, можно было бы ее вычислить… наверное, на основе Азмова заклинания «открытия пустот»… но исключительно методом проб и ошибок, и кто знает, сколько для этого понадобится времени, особенно если учесть, что у меня нет при себе ни книг, ни магических записей, ни большей части приборов. Так что я думаю, что целесообразнее попытаться разведать дальние входы.

— Как скоро мы туда попадем? — спросил Деврас.

— Ваша светлость, вы, должно быть, интересуетесь этим из праздного интереса? — Дурные предчувствия Гроно оформились в кошмарную уверенность. — Вы ведь это не всерьез?

— Прикажешь отступить при первой же неудаче?

— Да проявите наконец мудрость и зрелось ума. Мастер Деврас, этому сумасбродству давно пора положить конец. Который уж день я безропотно следую за вами по этим диким местам. Который уж день прислуживаю всем вам и веду себя сдержанно, как и подобает слуге благородного лорда Хар-Феннахара. Но больше я молчать не намерен! Разве истина не очевидна? Разве неясно, что подлый Уэйт-Базеф водит вашу светлость за нос? Что толку, что мы по его воле обшарили здесь каждый дюйм? Входов как не было, так и нет. Времени, потраченного на пустые поиски, не вернуть, ну и Бог с ним. Но неужели вы намерены усугубить свою ошибку? Не станете ведь и дальше потакать его безрассудству? Уэйт-Базефу не раз представлялась возможность доказать, что его сказка имеет под собой хоть какое-то основание. Он, как видите, ею не воспользовался. Так что пора пресечь это безобразие. Ваша светлость… и вы, ваша светлость… Надеюсь, вы понимаете, что настала пора вернуться в Ланти-Юм?

Деврас и Каравайз обменялись нерешительными взглядами. С лица Уэйт-Базефа не сходила саркастическая усмешка. Пораздумав, Деврас сказал:

— Я не отступлю.

За мгновение до того он и сам не знал, что ответит. Но слова были произнесены, решение стало окончательным, и одолевавшие его сомнения испарились сами собой.

— Что толку пытаться осуществить неосуществимое!

— Не знаю даже. «Величие человека, — писал Гезеликус, — является совокупностью его способностей стремиться к недостижимому, исполнять невозможное и понимать немыслимое. Прости, Гроно.

— Чума на этого вашего Гезеликуса! — Камердинер горестно обратился к Каравайз: — Ваша светлость?..

— Пока остаюсь с премудрым Базефом.

Плечи Гроно поникли. Снедаемый чувством вины перед стариком, Деврас уткнулся в карту.

— Поедем на северо-восток от Назара-Сина до реки Иль, — предложил он с притворной бесстрастностью. — Так можно будет двигаться вдоль русла реки без боязни заблудиться.

— К тому же мы сможем покупать еду в деревнях, — добавила Каравайз.

— Абсолютно верно, наши запасы скоро придется пополнять, — согласился Уэйт-Базеф, бросив быстрый взгляд на Гроно. Камердинер, погрузившийся в уныние, никак не отреагировал.

— Эти входы, — задумалась Каравайз, — расположены неподалеку от Фенза. Если гонец сказал правду, вся та область поглощена Тьмой. Пока доедем, непременно в нее окунемся.

— Задолго до того, — поправил Уэйт-Базеф. — Не забывайте, Тьма быстро распространяется.

Прежде чем отойти ко сну, они долго еще сидели, разрабатывая планы. Гроно в этом не принимал участия. Спали путники крепко и проснулись на рассвете со свежими силами. Трое из четверых были исполнены решимости двигаться дальше. Как следует подкрепившись соленой рыбой, пшеничными лепешками и мыльфрутами, сели в экипаж и отправились в путь. С каким чувством облегчения они оставили позади холмы и съехали со склонов Назара-Сина на Дасковы луга, плавно спускавшиеся к Даскильской Стремнине — притоку реки Иль. Карета, громыхая, катилась на северо-запад. Сидевшие в ней не оглядывались ни на безотрадные сопки, ни на двигавшуюся по их следам маленькую серую фигурку.