"Великий Эллипс" - читать интересную книгу автора (Вольски Пола)

III

Когда она приехала на вокзал, времени было еще с лихвой. «Илавийский Свисток» отправился точно по расписанию. Лизелл отдала свой билет кондуктору и со вздохом облегчения опустилась в кресло. Заняться было нечем, кроме как смотреть на милые гецианские пейзажи, проплывающие за окном. Она больше не позволит себе волноваться из-за Гирайза.

Какое потрясение — просто шок — столкнуться с ним в Тольце, ее нервы все еще дрожали как натянутые струны. Ну уж нет, такого волнения она больше не допустит. Вместе с остальными участниками Великого Эллипса, которые застряли на площади Ирстрейстер, он опоздал на «Илавийский Свисток». Следующего поезда в южном направлении ему теперь придется ждать, по меньшей мере, пару часов, и он не успеет на судно до Илавийского побережья. До конца гонок ей не удастся с ним встретиться, потому что она уже обогнала его намного, а у него нет волшебной палочки, чтобы сократить это расстояние.

Она решительно развернула газету, купленную на вокзале, и на какое-то время ей удалось сосредоточиться. Она не обнаружила ни одной строчки о дымовых шашках перед зданием мэрии — ну конечно, газетная шумиха начнется только в следующем номере. Почти вся первая страница была посвящена Великому Эллипсу, несколько раз упоминалось ее имя. Очень много говорилось о войне. Стремительные грейслендцы уже покорили Гарест. Много было статей, освещающих местные события, совершенно неинтересные для иностранцев, но Лизелл заставила себя прочитать их все, с трудом продираясь сквозь хитросплетения гецианского синтаксиса, на это занятие ушло несколько часов.

«Илавийский Свисток», пыхтя, тащился на юг, иногда останавливаясь в каком-нибудь небольшом городишке. Время тянулось медленно до тех пор, пока ближе к вечеру в Плошто в вагон не вошли два провинциала, одетые в свои жестко накрахмаленные парадные одежды, и не уселись через проход напротив Лизелл. Их разговор тут же привлек ее внимание: они говорили о каком-то невероятном событии, подобных которому отродясь не случалось в их городе. Несколько часов назад диковинный агрегат пронесся через самый центр Плошто со скоростью молнии. Слов нет описать, какая то была странная машина, и управляет ею такая же странная женщина. Машина сама по себе едет как локомотив, но это не локомотив, это вообще ни на что на свете не похоже. Изрыгая черный дым и адский огонь, агрегат, урча, въехал на рыночную площадь около полудня, распугал домашнюю птицу, чуть не врезавшись в стену, едва не опрокинул дряхлого Дидеркинта, который вышел подышать воздухом, и тут же умчался, подняв столб пыли. Можно было бы подумать, что это сверхъестественное видение или галлюцинация, если бы не случилось на площади так много народу, чтоб засвидетельствовать реальность происходящего.

Они говорили с сильным акцентом, и не все можно было разобрать, но Лизелл уловила главное: Шетт Уразоул и ее чудесная самодвижущаяся коляска с каждым часом уходила вперед все дальше и дальше. Остается только надеяться, что где-нибудь эта чудо-коляска сломается, а лучше, если она врежется в дерево.

Если этого не случится, изобретательница точно выиграет гонки.

Она нервно забарабанила пальцами по ручке кресла и тут же взяла себя в руки. Нет оснований для беспокойства.

Внимание Лизелл бродило между гецианской газетой, пейзажами за окном, пассажирами, входящими и выходящими на каждой остановке. Время шло, солнце уже село, и за окном ничего не было видно. В восемь часов она отправилась в вагон-ресторан и нашла, что там уютно и выбор приличный. Не успела она войти, как ее взгляд наткнулся на главнокомандующего Каслера Сторнзофа, сидевшего напротив своего неизменного седовласого с квадратной челюстью компаньона. В тот же момент и Сторнзоф ее увидел. Их глаза встретились, и очень долго у нее не хватало сил отвести свои в сторону.

Идиотка. Она ведет себя как дура. Можно себе представить, что бы сказал Судья. Оторвав свои глаза от его лица, она заставила себя сесть спиной к Сторнзофу и тем самым лишила себя соблазна пялиться на него. Так она думала, пока не взяла в руки ложку, в блестящей поверхности которой отражался весь вагон-ресторан и в уменьшенном виде светловолосая голова мужчины.

Она сделала заказ, и суп ей принесли так быстро, что она вынуждена была использовать свое случайное зеркало по его прямому назначению. Сторнзоф и его спутник покинули ресторан до того, как она закончила ужин. Почти вслед за ними она отправилась в вагон, но скоро перебралась в свое спальное купе.

Спала она крепко и проснулась рано. Около восьми утра «Илавийский Свисток» подъехал к берросской границе, пыхтя и пуская клубы дыма, остановился, и началась проверка паспортов. Лизелл заполучила очередной штамп. Таможенники завершили свою работу и удалились, поезд покинул Нижнюю Гецию и въехал в крошечное графство Беррос.

Лизелл с удовлетворением рассматривала таможенный штамп. Вот он — материальный знак прогресса, так много значащий теперь в ее жизни! Каждый такой штамп — свидетельство успешного преодоления ею очередного этапа Великого Эллипса. Ее удовлетворение умерло, не успев расцвести пышным цветом, когда поезд сделал остановку в берросской столице Гизигар. Стоял он долго — сорок пять минут; за это время она успела купить на вокзале свежую газету, книги, кроссворды, лимонные леденцы. Газета была на гецианском, государственном языке графства, первая страница возвещала о чрезвычайном событии, произошедшем вчера вечером, — как комета пронеслась через Гизигар в своей чудесной самодвижущейся коляске оригинальная зарская изобретательница и участница Великого Эллипса Шетт Уразоул…

Лизелл со злостью отшвырнула газету. К обеду ее разочарование еще больше усилилось, когда она дотащилась до вагона-ресторана и не обнаружила там златоголового главнокомандующего Сторнзофа. Она пришла слишком рано или слишком поздно? Она ела как можно медленнее, тянула время над неизвестно какой по счету чашкой чая, но он так и не появился. В конце концов она оставила вахту и вернулась в свой вагон, раздраженная собственной глупостью.

«Илавийскому Свистку» потребовалось всего лишь несколько часов, чтобы проехать весь маленький Беррос и пересечь границу Динсайфиса, первого из Средних Графств. В ее паспорте появился новый штамп, на этот раз украшенный круглым орнаментом, символизирующим Вечный Огонь Грейслендской империи. На маршруте Великого Эллипса это было первое государство, признавшее над собой власть Грейсленда. Дотошное изучение ее документов, неприятно тщательный досмотр ее личных вещей показали ей, что ее вонарский паспорт выглядит весьма подозрительно в пределах Империи, но, тем не менее, никто не задержал ее.

И поезд покатил, посвистывая, на юго-восток мимо городков Динсайфиса с их возвышающимися мельницами и эмблемой Вечного Огня, виднеющейся повсюду на железнодорожных платформах и эстакадах, на привокзальных складах и на фуражках грейслендских солдат, которые встречались все чаще и чаще. На этих завоеванных землях поведение грейслендцев отличалось особой надменностью, но Лизелл не довелось это заметить, пока «Илавийский Свисток» не сделал часовую остановку в Глоше, и она не сделала ошибку, отважившись выйти из поезда.

Дойдя до края платформы, она остановилась и вдохнула весенний воздух, испорченный запахом дыма и гари. С занятой позиции она мало что могла увидеть, лишь ничем не примечательное здание вокзала, тенистую рощицу за ним, пологие холмы, невзрачные деревянные домишки, магазины с вывесками — не было в Глоше ничего интересного или живописного. Она опустила глаза на рельсы, бегущие, виляя между холмами, на юго-восток, к Илавии, к побережью Тихого Моря, к большому портовому городу Илу с его грузовыми и пассажирскими пароходами, один из которых понесет ее по водному отрезку Великого Эллипса к большому острову Далион.

Спасибо заботам Министерства иностранных дел, ей уже был забронирован билет на пароход «Выносливый». По расписанию «Выносливый» должен был выйти из Ила завтра рано утром, казалось, по времени все было безупречно. Если исключить что-то непредвиденное, «Илавийский Свисток» прибудет в Ил около полуночи. Номер в гостинице «Затонувший фрегат» для нее забронирован, и несколько часов сна гарантированы. Пока все идет хорошо, если бы так не портила кровь эта чрезмерно и ужасно одаренная зарская изобретательница.

Лизелл вновь устремила взгляд на юго-восток, как будто усилием воли она хотела увидеть там несущуюся к побережью чудесную самодвижущуюся коляску, увидеть ее и обогнать, но Шетт Уразоул оставалась невидимой и недосягаемой.

Мечтания Лизелл оборвали нависшая над ней сзади тень, скрип досок платформы и повелительный голос:

— Пошли с нами.

Говорили по-грейслендски, на том языке, который она не очень хорошо понимала. Удивленная, она оглянулась и увидела двух солдат: обычные новобранцы в серой имперской униформе. Один — низкорослый, тощий, с бледной крысиной мордочкой и темными волосами. Второй — высокий, плотный, светловолосый, с ничего не выражающим лицом — классический типаж грейслендца.

По выражению ее лица им показалось, что она их не поняла, и высокий отчетливо повторил:

— Пошли давай.

— Прогуляемся, — добавил «бледная крыса». Он сделал широкий жест рукой в сторону тенистой рощицы за зданием вокзала.

Лизелл удивленно подняла брови. Путешествуя в одиночку, она часто сталкивалась с такого рода чрезмерной любезностью молодых солдат и знала, как себя вести.

— Нет, спасибо, я не могу, — ответила она твердо на ломаном грейслендском, — мне пора возвращаться в вагон. — Она сделала шаг по направлению к «Илавийскому Свистку», но вынуждена была остановиться, так как большая рука схватила ее чуть ниже локтя.

— Пошли, — скомандовал высокий, и она заметила, что у него почти не было рта, лишь какой-то крошечный разрез, едва заметный на большой плоскости белого лица.

— Руку — убери руку! — крикнула она, плохо выговаривая грейслендские слова. Незнакомые мужчины редко осмеливались прикасаться к ней, но когда это случалось, требовались серьезные меры. — Убери руки, иначе будут неприятности! Я иду в вагон! — Суровое выражение лица и резкий тон должны были привести их в чувства, но грейслендские солдаты оказались восхитительно непонятливы.

— Пасть закрой, сука, — урезонил коротышка. Лизелл хватило языковых познаний, чтобы понять употребленную им лексику, и глаза ее округлились. — Шевели ногами.

— Убирайтесь! Я позову начальника вокзала! — в ответ на ее угрозу солдаты заржали, первый укол страха пронзил ее. Ну, нет, белый день, рядом поезд, на платформе полно людей. Что плохого с ней может случиться здесь?!

— Давай, пошли.

Они взяли ее за руки с обеих сторон и быстро поволокли по платформе. Что с ней будет, она понимала, но не могла в это поверить. Они что — тупые или совсем спятили? Они что — думают, что это сойдет им с рук?

Она набрала полные легкие весеннего воздуха, смешанного с гарью, и закричала. Крик получился пронзительно громкий, она надеялась, что он подействует на насильников, но они словно оглохли. Ее глаза забегали по платформе, бросаясь от одного незнакомого лица к другому, и все, с кем она сталкивалась взглядом, отводили глаза в сторону. Тут она поняла, что все эти люди, как местные жители, так и проезжие, боятся грейслендских солдат. Может быть, они ей и сочувствуют, но вряд ли бросятся на помощь. Тут ее охватил настоящий ужас, но она все еще не хотела верить в реальность происходящего. Ведь она же в Динсайфисе, в центре цивилизации, к тому же она не субъект империи и не гражданин покоренной ими страны.

— Я из Вонара! — снова закричала Лизелл. — Слышите? Из Вонара!

— Да, и там все бабы — шлюхи, — сообщил «бледная крыса».

Она попыталась ударить его ногой, но запуталась в своей длинной юбке. Не удалось вырвать и руку. Откинувшись назад, она тормозила ногами по платформе, но и это не помогло. Десятки глаз следили за ее безуспешными попытками вырваться, но никто не пришел на помощь.

Невероятно. Ей казалось, что это — дурной сон, она потеряла способность соображать, но инстинкт подсказывал ей, что нужно притвориться. Вздохнув, она сдалась на волю победителей. Колени ее подломились, тело, обмякнув, повисло на державших ее руках.

Номер не прошел.

— А ну шагай, — приказал ей безротый крепыш, — слышь, ты.

— Может, ты прям здесь хочешь? — подхватил «бледная крыса».

— Спину выпрями, — снова скомандовал крепыш.

Если она выпутается живой, больше никогда не отправится в путешествие без заряженного пистолета. Тем временем, не обращая внимания на ее притворный обморок, они тащили ее безвольное тело к ведущим вниз ступенькам. Подняв голову, она повернулась и вцепилась зубами в грейслендца, державшего ее за правую руку. «Бледная крыса» завизжал и отпустил ее. Почувствовав себя наполовину свободной, Лизелл тут же встала на ноги и, размахнувшись, кулаком заехала по безротому лицу крепыша. Но плохо рассчитанный удар едва задел его по щеке, он выругался и сжал кулак, чтобы нанести ответный удар.

— Стоять, — приказ, отданный по-грейслендски, спокойно и властно, возымел мгновенное действие.

К удивлению Лизелл, оба ее врага покорно застыли. Через плечо она посмотрела назад и увидела главнокомандующего Сторнзофа вместе с его спутником.

— Отпустите ее, — приказал Сторнзоф.

Крепыш тут же повиновался, и Лизелл немедленно отступила он него в сторону. Она была в шоке, сердце ее колотилось.

— Вы оба позорите форму, которую носите, — ровным голосом продолжал Сторнзоф.

— Главнокомандующий, но мы только… — попытался вставить слово «бледная крыса».

— Я разрешил вам говорить?

— Нет, главнокомандующий.

— Тогда молчите. Дисциплина отсутствует, идете на поводу у своих животных инстинктов. У вас нет права называть себя солдатами Империи. — Он не повышал голоса, но его подчиненные заметно сникли. — Назовите свои имена.

Оба провинившихся нехотя подчинились.

— Доложите о происшедшем вашему сержанту и попросите о соответствующем наказании. Свободны.

Две фигуры в сером отдали честь и удалились. Главнокомандующий Сторнзоф, обернувшись, обратился к Лизелл:

— С вами все в порядке, мисс Дивер?

Он знает мое имя. Волна радости тронула сердце.

— Да, только… — до смерти напугана, подумала она, и закончила фразу, — может быть, немного взволнована.

— Неудивительно. Вы подверглись возмутительным оскорблениям, — он говорил на прекрасном вонарском, хотя излишне правильном и с легким грейслендским акцентом, но это лишь придавало очарование. — Вам помощь врача нужна?

— Вовсе нет, спасибо. Я вам действительно очень признательна, главнокомандующий Сторнзоф. Я совсем не знаю, что сказать. Если бы вас здесь не оказалось, я даже думать не хочу, что могло бы случиться.

— Это возмутительно. Я приношу извинения за действия моих соотечественников. — Его спутник пронзил его ледяным взглядом, которого Сторнзоф, казалось, не заметил. — Многие из этих солдат долго находились в полевых условиях и забыли, что они цивилизованные люди.

Именно это они и должны помнить в первую очередь. Но вслух она сказала совсем другое:

— Мне необычайно повезло, что вы напомнили им об этом. Хотя я думаю, что ваше последнее распоряжение нужно рассматривать как простую формальность.

— Формальность?

— Ну, конечно же, эти двое не побегут к своему сержанту с просьбой наказать их, ведь так? Вас здесь не будет, чтобы проследить, как они выполнили ваш приказ, и не приходится сомневаться, что они счастливо забудут о нем.

— Мисс Дивер, — Каслер Сторнзоф чуть заметно улыбнулся, — приказ, полученный непосредственно от вышестоящего офицера, не забывается счастливо грейслендским солдатом. Такое нарушение субординации в военное время считается большим нарушением дисциплины…

— И наказание может быть смертельным, — спутник Сторнзофа впервые подал голос. Голос был низкий, гортанный, с более сильным грейслендским акцентом, чем у главнокомандующего. — Конечно же, их не расстреляют.

А надо бы , подумала Лизелл; страх прошел, но внутреннюю дрожь унять пока не удавалось. Кто эта ходячая глыба изо льда?

— Мисс Дивер, позвольте представить вам — грандлендлорд Торвид Сторнзоф, мой родственник и компаньон в этом путешествии.

— Грандлендлорд, — Лизелл сделала реверанс. По титулу она определила, что родственник главнокомандующего принадлежит к высшему дворянскому сословию. Высокий статус плюс возраст выдвинули его на роль главы большого Дома. Сейчас перед ней стоял один из самых значительных грейслендцев, может быть, даже родственник и близкий друг императора. И все, что ему принадлежало и его окружало, соответствовало его рангу — и импозантный экипаж, и костюм безупречного покроя, и его тронутые сединой волосы, и густые черные брови, и его надменное, бесстрастное лицо, и его изящный монокль, который мог бы смягчить любое другое лицо, но лицу грандлендлорда он, казалось, придавал еще большую ледяную непроницаемость.

На реверанс Лизелл Торвид ответил лишь едва заметным кивком головы.

— Сэр, вы принимаете участие в Великом Эллипсе? — попыталась завязать разговор Лизелл.

Его густые черные брови приподнялись, как будто он был поражен тем, что Лизелл осмелилась задать ему вопрос. Минуту, казалось, он колебался — стоит ли отвечать.

— Нет, я просто путешествую в свое удовольствие, — отвернувшись от нее, он обратился к своему родственнику. — Пойдем, мы достаточно уже потратили времени.

По сравнению с холодной надменностью этого типа высокомерие бывших Благородных вонарцев — просто жалкие нераспустившиеся весенние почки, отметила про себя Лизелл. Его пренебрежительный тон оскорблял, а манера разговаривать была жесткой. Лизелл сразу же невзлюбила его.

— Мисс Дивер, вы позволите нам проводить вас до вагона? — спросил ее Каслер. Сторнзоф.

— Это доставит мне удовольствие, главнокомандующий, — она не могла отказать ему, поэтому согласилась немного потерпеть его неприятного родственника. Тем более она не могла лишить себя удовольствия наблюдать, как в нетерпеливом отвращении застыла квадратная челюсть грандлендлорда Торвида.

Они проводили ее до вагона, она вошла внутрь и, усевшись в кресло, прижалась носом к стеклу, наблюдая, как родственники Сторнзофы пошли по платформе в конец поезда и вскоре потерялись из виду. Лизелл отвернулась от окна и задумчиво насупила брови. Очевидно, что главнокомандующий не был похож на обычного грейслендского офицера. Он действительно казался неуместным на этой заштатной привокзальной платформе, как будто его занесло сюда из каких-то прошлых веков, и в этом современном мире он чувствует себя не вполне уютно.

Что за чушь ей лезет в голову?! Просто этот выдающийся грейслендский главнокомандующий тщательно следит за своим имиджем благородного героя, и он превосходно сыграл свою роль, не надо ей так давать волю своему воображению. Хотя оп явно обладает одним замечательным качеством, и это не просто желание выглядеть привлекательно. Ведь никуда нельзя деть его обходительность, учтивое внимание, старомодную правильность речи. А выражение его потрясающих голубых глаз, самых голубых из тех, что ей приходилось встречать! Такое неопределенное выражение. И ямочка на подбородке.

Поезд дернулся, ожил и застучал колесами прочь от ужасного и опасного Глоша. Она достала из сумки недавно купленный роман и углубилась в «Винный погреб красного зверя», в тайниках и нишах которого она надеялась забыть красивого офицера враждебной страны.

Может быть, она снова встретит его в вагоне-ресторане сегодня вечером?!

Вряд ли вечер оправдает ее надежды.

Прошло несколько часов, солнце село, в вагоне включили свет, мир за окнами стал невидимым, а с «Илавийским Свистком» случилась какая-то неприятность. Лизелл вышла из «Винного погреба красного зверя» и обнаружила, что поезд дышит с присвистом, вздрагивает и останавливается. Дважды «Свисток» терял силы и еле полз, потом снова набирал скорость. На третий раз он уже не смог собрать силы. Нитевидный пульс мотора пропал совсем, и поезд замер.

В вагоне поднялся недоуменный гул. Отложив книгу в сторону, Лизелл пыталась что-нибудь рассмотреть в темноте за окном. Ничего она там не увидела — черным-черно. Ясно было одно: границу они не пересекли и все еще находятся на территории подчиненного Грейсленду Динсайфиса. Она нахмурилась. Что там могло случиться — механическая неисправность, рельсы повреждены или заблудившаяся корова перекрыла путь? Это самое лучшее, что можно предположить — проблему с коровой легче легкого разрешить. Она рассчитывала добраться до гостиницы «Затонувший фрегат» и хорошо выспаться перед тем, как рано утром подняться на борт «Выносливого».

Прошел час. Поезд продолжал стоять неподвижно. Лизелл отправилась в вагон-ресторан, где не нашла Каслера Сторнзофа. Она поужинала, вернулась на свое место и снова углубилась в «Винный погреб красного зверя». Праздно прошел еще один час.

Когда около 22:30 в вагон вошел кондуктор, его забросали вопросами, на которые он отвечал очень неопределенно: «Техническая неисправность в данный момент устраняется». Когда от него потребовали подробностей, он улетучился и больше не появлялся.

Так прошло еще два часа. Время приближалось к полуночи, то есть «Свисток» должен был бы уже подъезжать к Илу. Вместо этого он неподвижно замер где-то в темноте недалеко от границы. Лизелл забарабанила пальцами по ручке кресла. Если бы это было днем, и они остановились бы возле какого-нибудь города, деревни или даже маленькой фермы, она бы наняла экипаж, телегу, осла, все что угодно, с колесами или ногами, лишь бы ее доставили к побережью. Ночью она была как в ловушке, и нечего дергаться по этому поводу. Нечего беспокоиться о Гирайзе в'Ализанте и прочих, преследующих ее по пятам. Не надо думать о Шетт Уразоул, которая несется вперед, с каждой секундой все дальше и дальше. Она снова взяла в руки свой роман и, прочитав один и тот же абзац четыре раза, отбросила книгу в сторону.

Ноги у нее затекли. Ей было худо от долгого сидения и худо от застывшего в неподвижности «Илавийского Свистка». Поднявшись с кресла, она дважды прошлась по проходу, сходила в вагон-ресторан и выпила там чашку чая, обменялась изъявлениями своего негодования со случайными взволнованными попутчиками. И нигде ей не попался Каслер Сторнзоф. Ее огорчение росло, она понимала, что ищет его. Это просто смешно. Она вернулась на свое место.

Было поздно, и она устала, но спальное место было зарезервировано для нее только на одну ночь; предполагалось, что вторую она проведет с комфортом в Иле, в гостинице «Затонувший фрегат». Она спросила у кондуктора — свободных спальных мест не было. Ей не везет: неважно, устала она или нет — она никогда не сможет заснуть сидя.

Она села, веки ее сомкнулись, и она тут же уснула.

Дрожь сотрясла железное тело поезда и разбудила Лизелл. Она открыла глаза, и их ослепил поток яркого солнечного света, льющийся через окно. Прошел не один час, ночь кончилась, в течение этого потерянного времени непонятная неполадка «Илавийского Свистка» сама собой устранилась. Резкий гудок паровоза резанул воздух, и поезд возобновил свой прерванный ход. Лизелл зевнула и взглянула на часы. Сон мгновенно улетучился. Часы показывали семь. Полчаса назад «Выносливый» отплыл к Далиону без нее. Брови сдвинулись: добравшись до Ила, ей нужно будет позаботиться о билете на другой рейс. Какой подарок она сделала своим соперникам!

Без каких-либо происшествий «Илавийский Свисток» доехал до границы и остановился для обычной таможенной проверки. Паспорт Лизелл обогатился еще одним штампом, у таможенника она узнала, что другой поезд, направляющийся в Ил, идет по расписанию и уже ожидает проверки у них за спиной.

Нетрудно догадаться, кто был в этом поезде.

«Свисток» прибыл в Ил около полудня, опоздав на двенадцать часов. С чувством облегчения Лизелл покинула поезд и понеслась по платформе к зданию вокзала; не глядя по сторонам, прошила его насквозь и чуть не расшиблась с разбегу о кэб, запряженный мискином. Она забросила в него свой багаж и приказала вознице гнать в порт. Тот тупо посмотрел на нее, и до нее дошло, что он не понимает по-вонарски. Она попробовала объяснить на гецианском — безуспешно, на ломаном грейслендском — и тут возница понял. Он кивнул, она запрыгнула в кэб, и тот тронулся с места со скоростью, с которой флегматичное животное переставляло ноги.

И бесполезно было просить возницу поторопиться — подстегнуть это лохматомордое чудище о двух хвостах не представлялось возможным. Пока они тащились по улицам Ила, Лизелл смотрела из окна на старинные деревянные постройки, под воздействием воды и соли приобретшие приятный серый оттенок. Постукивание колес по узким, мощеным булыжником улочкам эхом ударялось в безмолвную монотонность зданий, прохладный воздух, насыщенный запахом рыбы, морских водорослей, соленой морской воды и веками человеческой жизни, прожитой на побережье. Чайки с криками кружились прямо над головой Лизелл, но она не слышала их.

Быстрее, быстрее, быстрее, повторяла она про себя.

И ни возница, ни мискин ее не слышали. Слева по ходу движения проплыла гостиница «Затонувший фрегат», бревна ее почернели от времени и смолы. А внутри — мягкая пуховая перина, чистое постельное белье, горячая вода, мыло…

Сегодня она в проигрыше.

Доведенная до бешенства медленной ездой по пахнущим морем улочкам, Лизелл добралась до порта, где рядом с современными пароходами маячили старомодные парусные суденышки, а пристань была облеплена будочками билетных агентств и конторами грузовых маклеров. Это будет ее спасение, если тут хоть кто-нибудь говорит по-вонарски. Выйдя из кэба, Лизелл расплатилась с возницей и сосредоточила свое внимание на билетных агентствах. Три она обежала за секунду, везде говорили по-вонарски и везде ей предоставили одну и ту же информацию. Следующий пассажирский лайнер отправится из Ила в Далион не ранее завтрашнего утра.

С грузовыми маклерами стало чуть веселее. Большой пароход «Карвайз» отправляется в город-государство Ланти Ума буквально через час.

— Мне нужно одно место для пассажира, — потребовала Лизелл.

— Одно место? Не ждите роскоши, это все-таки грузовое судно. Не рассчитывайте и на отдельную каюту. Четыре кровати в отсеке. И кроме вас, ни одной женщины на борту, — маклер не мог сдержать ухмылки. — Может быть, подождете «Келд-Хаам Гнуксию»? Пассажирский лайнер, удобные каюты на корме, хороший повар. Отплывает в Гард Ламис завтра утром. Видите вон там будку с голубыми буквами? Просто подойдите к агенту и скажите, что вам нужна отдельная каюта первого класса, чистая и удобная, на «Келд-Хаам»…

— Нет, мне нужен ближайший.

— Лучше подумайте, дамочка. Тут одна уже ближайший просила. Ну, та хоть свой личный саркофаг при себе имела, есть где скрыться от неловких ситуаций.

— Одна? Саркофаг?

— Да, приехала сегодня на рассвете, перед самым отплытием «Рельского наемника». Настоящее пугало, откуда-то с севера, верьте слову — она, рискуя жизнью, приехала на диковинной огненной коляске. Ей срочно нужно было в Далион, поэтому понятно, что ей и грузовое судно было кстати. Ну а вы-то…

— А я тоже не могу ждать, — Лизелл от нетерпения выбивала чечетку, беспокойство ее неукротимо росло. Шетт Уразоул отплыла сегодня рано утром и сейчас уже на полпути к Ланти Уме. Разнесла бы на кусочки этого ее чудесного самодвижущегося монстра. Честное слово, взорвала бы, если б могла. — Будьте добры, мне в отсеке.

— Вы оплатите все четыре места?

— Да. — За счет Министерства иностранных дел — почему бы и нет.

Деньги из рук Лизелл перекочевали к маклеру в обмен на нелепое полотнище из четырех билетов. Не теряя ни секунды, она поднялась на борт «Карвайза», хоть и чистый, но пугающий своей утилитарностью. Один из матросов довел Лизелл до ее отсека, что на поверку оказалось довольно тесным помещением без окон с низким потолком, в котором едва помещалась пара узких железных двухэтажных коек — и все они принадлежали ей на все время плавания. Она может, если захочет, по очереди спать на всех кроватях, чтобы Министерство не беспокоилось, что она тратит его деньги попусту.

Басистый гудок, вырвавшийся из трубы, и гортанный кашель в машинном отделении вернули ее к реальности — «Карвайз» заволновался перед отплытием. Лизелл огляделась, раздвижные стены ее отсека закрылись, и в них стало тесно одному человеку, не говоря уже о четырех. Засунув сумку под одну из кроватей, она вышла на палубу — и тут же почувствовала всеобщее внимание, направленное на нее. Пусть матросы смотрят, ничего в этом такого нет, они все приличные парни — как те грейслендские солдаты в Глоше, — как бы там ни было, дверь ее отсека закручивается болтами изнутри.

Бодрящий морской ветерок поднял ей настроение. Минуты две погуляв по палубе, она подошла к перилам и стала смотреть вниз, на пристань. Трап еще не убрали, и по нему поднимались опаздывающие пассажиры. У нее перехватило дыхание, когда она их рассмотрела. Глаза отследили пару фигур, которые ни с кем нельзя было спутать. Одетые в одинаковые кремового цвета сюртуки и желтовато-коричневого цвета брюки, близнецы Фестинетти, поднимаясь по трапу, в шутку толкали друг друга локтями. За ними следовали грузчики с необъятной горой чемоданов. За близнецами, как башня, возвышался чернобородый гигант с чемоданом в руке, — Бав Чарный, бывший чемпион Королевских ледовых игр.

Появилось трое ее соперников — значит, и остальные уже здесь. Лизелл медленно выдохнула задержанный в легких воздух, ее раздирали противоречивые чувства: разочарование и радость. Она думала, что оставила Гирайза и остальных в Тольце, но из-за опоздания «Илавийского Свистка» они все снова оказались на стартовой черте.

Трап подняли, «Карвайз» издал прощальный гудок и отправился в путь. Лизелл стояла и смотрела, как тает вдали берег, как серо-голубая морская вода бьется о борт, как провожают их хриплыми криками чайки. Когда все исчезло и осталось одно бескрайнее пространство воды, она вновь начала прогуливаться по палубе. Тут она столкнулась с Бавом Чарным, который при виде нее кивнул с предупредительной вежливостью. Она кивнула в ответ, но останавливаться, чтобы побеседовать, не стала: он отталкивал ее своей суровостью. Та часть его лица, на которую не хватило черной торчащей во все стороны бороды, была красной, в одной из своих огромных ручищ он сжимал серебряную фляжку. Она уловила сильных запах алкоголя, когда он проходил мимо, и четко определила — вуврак.

Пока она шествовала к носу корабля, глаза внимательно оглядывали палубу в бессознательном поиске интересующего ее объекта — сухопарой стройной фигуры с темными волосами и небрежной позой.

Лизелл замерла. Гирайз в'Ализанте стоял у борта и смотрел в даль Тихого Моря, не подозревая о ее присутствии. Похоже, он вышел из дымной свары на площади Ирстрейстер целым и невредимым. Она испытала облегчение, которое тут же сменилось сильной неловкостью. Ничего приятного она сказать ему не могла, но и ссориться не хотелось, так что тема для разговора отсутствовала. Лучше тихо удалиться, пока он ее не заметил.

Но тут Гирайз оглянулся и увидел ее. Улыбка оживила привычное выражение его лица, и он воскликнул:

— А я гадал, встречу ли я тебя здесь.

Поздно спасаться бегством, и ей очень не хотелось, чтобы он заметил ее нерешительность. Он вскинула голову и пошла ему навстречу:

— Извини, не могу ответить комплиментом, как не могу понять твоего интереса к моему местонахождению.

— Да, с годами твое остроумие притупилось. Жаль, — прокомментировал он в свойственном ему ослепительно-снисходительным тоне повелителя всего мира. — Дымовая атака во время старта дала тебе существенное преимущество, которое я на время потерял. Но я догнал тебя раньше, чем ожидал. По этому могу равно наслаждаться и своей победой, и твоим обществом.

— Наслаждайся, пока можешь, — посоветовала Лизелл. Он был как всегда несносен, но ему еще предстоит наглотаться пыли до конца гонок. — У тебя есть время до конца этого плаванья.

— Вы несправедливы к самой себе, мисс Дивер. Я восхищаюсь вами и искренне верю, что вы будете идти со мной в ногу гораздо дольше, чем думаете.

— Я всегда знала, что вы одарены непревзойденным чувством юмора, но сейчас вы опускаетесь до фарса. Вероятно, это возрастное.

— Маленькая капризуля Лизелл, ты все такая же забавная.

— То же самое можно сказать и о тебе, думаю, мы сможем развеять скуку не одного такого путешествия, поскольку… — ей вдруг стало очень грустно, но она продолжала напряженно в заданном тоне, — прошло так много времени, а вы не утратили способность удовлетворять мое любопытство.

— Я затем и живу, чтобы удовлетворять ваше любопытство, будьте добры, мисс Дивер, задавайте вопрос, на который вы жаждете получить ответ.

— У прямолинейности есть свои преимущества. Расскажите мне, что случилось на площади Ирстрейстер.

— А-а… — улыбка сошла с лица Гирайза. — Прогремело несколько небольших взрывов в разных местах, и повалил дым. Насколько мне известно, никто не обгорел, никого не разорвало на части и не пришибло летящими осколками. Хотя случилась большая паника, людей охватил ужас, все вопили, безрассудно метались. Мне пришлось, спотыкаясь, чуть ли не на ощупь выбираться с площади. Я, как видишь, выбрался живым. А многим, наполовину ослепшим, наполовину задохнувшимся от дыма, повезло меньше.

— Что с ними случилось? — она не была уверена, что ей действительно хочется знать.

— Думаю, попали в тольцинскую больницу. Я слышал, что один из участников Великого Эллипса — лиЗендорф, гецианский коннозаводчик — выбыл из гонок. Правда, ничего фатального.

— А что взорвалось?

— Тебе нужно название взрывчатого вещества, вес, цвет? В таком случае обратись к тому, кто планировал взрывы.

— Ну…

— Этот отвлекающий маневр некоторым принес пользу, тебе, например.

— Ты думаешь, я…

— Конечно, нет. Но среди участников есть грейслендцы, и мы знаем, что они из себя представляют. Этот их ослепительный, сотворенный молвой и пропагандой искусственный герой…

— Сторнзоф?

— Этот полубог…

— Я не могу представить, что он имеет к этому отношение.

— Не можешь? — темные брови Гирайза выгнулись дугой. — Ты так уверена? Ты настолько хорошо знаешь этого грейслендца?

— Я его совсем не знаю, но…

— Что «но»?

— После Тольца я практически не видела Сторнзофа, но в Глоше он оказал мне неоценимую услугу.

— Какую?

— Помог мне выпутаться из очень неприятной ситуации.

— Неприятной? Что значит неприятной? С тобой все в порядке? Что случилось?

— Благодаря ему, ничего не случилось. Этот Каслер Сторнзоф оказался не просто любезным, а замечательным…

— Он был замечательным ?

— И я не могу думать о нем плохо без каких-либо доказательств, и неважно, какой он национальности.

— Да, возможно, женские глаза слепит вся эта слава, и они не видят ничего, кроме золотого сияния грейслендца.

— Прошу, не опекайте меня так, Гирайз в'Ализанте. Вы и словом не обмолвились с Каслером Сторнзофом и вы ничего о нем не знаете.

— Напротив, я знаю, что он замечательный и что в твоем лице он нашел себе страстного защитника. Интересно, этот галантный главнокомандующий догадывается, как ему повезло?

— Да, так случилось, что он проявил галантность. Хочешь верь, хочешь нет, но в мире еще существуют честь, благородство…

— И для большей сохранности все эти ценности сосредоточены в пределах границ Грейсленда.

— Что от вас еще можно ожидать, кроме насмешки, господин маркиз. Это у вас лучше всего получается.

— Как раз наоборот. Я только хвалю вас за вашу мудрость и здравый смысл. Меня восхищают оба эти ваши достоинства.

— А меня всегда восхищают ваша смиренность, либеральность мировоззрений и ваши прогрессивные демократические взгляды, — сладко улыбаясь, съязвила в ответ Лизелл.

— Вряд ли эти достоинства из моего арсенала. Насколько я помню, вы часто критиковали мое отвратительное высокомерие, мой запредельный консерватизм и мою раздражающую игру в бывших Благородных.

— О, я была так по-детски нетерпима тогда. Такая незрелая, такая совсем зеленая, о чем вы мне неустанно напоминаете, непрерывно напоминаете.

— Возможно, уже не настолько зеленая, насколько либеральная и презирающая никчемные старомодные правила и условности, слишком свободная, чтобы терпеть ненавистные ограничения заурядных, банальных супружеских уз.

— Правда в том, что это ты счел меня неподходящей для брака и под этим предлогом разорвал помолвку.

— А что было разрывать после того, как ты сбежала из Ширина? Это ты сбежала, и эту правду нельзя отрицать, и разрыв — это только твое решение.

— Ты подтасовываешь не факты, а их смысл, — под маской преувеличенного спокойствия она прятала растущее возмущение. Он как всегда был абсолютно несправедлив, стоял на своем и не хотел понимать ее! — Не было никакого «побега», за чем ты делаешь из этого мелодраму. Мы расстались ненадолго, все это носило временный характер…

— Подумаешь, всего несколько месяцев, да?

— Шесть месяцев. Всего лишь шесть жалких, маленьких, ничего не значащих месяцев, только и всего, они бы пролетели в мгновение ока. Тебе просто нужно было подождать. Я верила твоим клятвам и заверениям. Мне даже в голову не могло прийти просить тебя о такой малости, как подождать. Но это оказалось не малость, и столь превозносимые чувства господина маркиза не выдержали простого испытания. И такой малости оказалось достаточно, чтобы поколебать постоянство его чувств.

— В тебе есть какая-то неиссякаемая тяга к самообману, страсть искажать и извращать прошлое почти до неузнаваемости, ты никак не можешь отказаться от своей уязвленной наивности. Со временем я понял, что ты очень искренна в своих иллюзиях и поэтому сейчас прилагаешь усилия, чтобы избавиться от заблуждений. Но есть еще и реальные факты. Примерно за две недели до назначенного дня свадьбы ты — уже девятнадцатилетняя и имеющая право распоряжаться своим наследством — неожиданно сообщаешь о своем намерении отправиться к какому-то Лактикхильскому ледяному шельфу и там пробыть неизвестно сколько…

— Да всего шесть месяцев!

— Напрасно я умолял тебя изменить решение…

— Умолял? Ты приказывал!

— Или хотя бы отложить на некоторое время свое путешествие…

— Я не могла отложить. Осень была уже на носу, через несколько недель пролив Каринги должен был покрыться льдом и до Лмая было бы не добраться, и всю экспедицию пришлось бы отложить, по меньшей мере, на год…

— Ну и что, случилась бы трагедия?

— Да, случилась бы, да, трагедия! Если бы я не отправилась на шельф в тот год, то замерзшие курганы открыл бы кто-нибудь другой. Может, даже Фласс Зиффи, этот разбойник. Если бы я не опубликовала отчет об экспедиции раньше него, то меня бы не пригласили читать лекции в Республиканском Академии. А если бы меня не пригласили, то я никогда бы…

— Не стала бы тем, кем ты стала сегодня. Да, я понимаю. Ты получила то, что более всего хотела. Ты могла бы стать моей женой и хозяйкой Бельферо, но что это в сравнении с личной славой?!

— Избавь меня от упреков и демонстрации своей праведности. Я могла бы быть и твоей женой, и самой собой. Именно ты поставил меня перед выбором. И если тебе не понравилось мое решение, извини, в этом виноват только ты.

— Быть моей женой и самой собой — объясни, как ты это понимаешь. Что для тебя брак? Я, по-твоему, должен месяцами сидеть один в Бельферо и терпеливо ждать, когда же моя жена соизволит нанести мне визит?

— Но экспедиция — это всего лишь несколько месяцев. Я бы вернулась, и мы бы поженились. Если я для тебя что-нибудь значила — была не просто подходящей принцессой для твоего бесценного замка, — то ты бы поддержал меня, ты бы пожертвовал мне те несколько месяцев, и мы могли бы быть счастливы потом…

— До следующей твоей экспедиции в поисках себя? Может быть, в следующий раз это будут уже не месяцы, а годы?

— Ну а если даже и так! Мужчины все время куда-то уезжают, а их женам приходится сидеть дома и ждать. А почему наоборот нельзя? Капитан дальнего плавания, например, отсутствует месяцами и считает, что его жена должна терпеливо ждать…

— Допускаю, что ее это устраивает, а меня нет. Я старомоден, ты постоянно мне об этом твердишь, и я нежно люблю вышедшее из моды убеждение, что жена предпочитает социальным успехам общество мужа.

— Что ж это значит, что она должна быть к нему приклеена?

— Это значит, что брак важнее ее личных амбиций и тщеславия.

— Тщеславия!

— Но у тебя эти приоритеты выстроены в обратной последовательности, так всегда было, — безучастно констатировал Гирайз.

— Ну хорошо, — тяжело вздохнув, Лизелл кое-как изобразила на лице слабенькую снисходительную улыбочку. — Я вижу, ты по-прежнему мыслишь узко, критично и предвзято. Это лишний раз доказывает, что есть вещи, которые никогда не меняются.

— Как мне не удается изменить твое устойчивое сопротивление милым семейным традициям.

— Признать поражение, да еще и кому — самому маркизу! Слово никогда не теряет своей чудодейственной силы. Маркиз в'Ализанте, я благодарю вас за представленный мне свод этических ценностей, их так много для одного раза, что боюсь, мне их будет не усвоить, поэтому я лучше удалюсь и попробую их старательно обдумать на досуге, — с этими словами она развернулась и пошла прочь, не дав ему возможности ответить. Лицо ее горело, а кровь стучала в висках. Он взял свой извечный тон превосходства, но последнее слово осталось за ней. И в следующий раз будет так же.

Что это за следующий раз?

Как только «Карвайз» прибудет в порт, она оставит Гирайза и прочих далеко позади. Она больше с ним не встретится, и никакого другого раза не будет.

Эта мысль странным образом ее успокоила. Неожиданно сильный порыв соленого ветра пронесся по палубе, и она почувствовала себя промерзшей до костей. Спустившись вниз, подальше от холодного ветра, в свой отсек без окон, она зажгла лампу и принялась за следующий купленный ею роман «Тень Вампира».

Вампир оказался вполне привлекательным, и она провела с ним несколько часов, пока лязг рынды не призвал ее к реальности, а заодно и к ужину. Она отправилась в носовую часть, где находилась кают-компания. Не очень больших размеров, набитая народом и с затхлым воздухом. Для пассажиров «Карвайза» был организован отдельный стол, ей сразу бросилось в глаза, что здесь собрались почти все участники Великого Эллипса. Здесь были оба Фестинетти, щегольски одетые в темно-синие пиджаки с псевдоморскими золотыми галунами. Тут же присутствовал Бав Чарный, с лицом еще более мрачным и красным. Гирайз в'Ализанте, производивший впечатление бесстрастного Благородного. Погрязший в долгах энорвийский биржевой игрок — Меск Заван, Сверкающий жемчугами Поб Джил Лиджилл — богатый лантианский торговец. Еще несколько лиц, которые она видела в зале мэрии Тольца. И здесь же сидел главнокомандующий Каслер Сторнзоф рядом со своим несносно аристократичным родственником, грандлендлордом Торвидом.

Она не удивилась, увидев Каслера на борту «Карвайза», но сердце ее затрепетало. Их глаза встретились, и кровь прилила к щекам. Она почувствовала себя взволнованной гусыней, без сомнения; такой она и выглядела. Гирайз наблюдал за ней, и ее вид, должно быть, встревожил его, потому что он перевел пристальный взгляд с нее на лицо главнокомандующего. С ее появлением мужчины приподнялись со своих мест. Стадный рефлекс, подумала она. Интересно, как долго он будет работать. Гирайз просто насквозь пропитан учтивостью, остальные же явно уступали маркизу в благородстве манер.

Прокатилась волна краткого знакомства, и она выяснила имена еще двоих, остававшихся до сей поры анонимными, участников гонок. Один был Фаун Гай-Фрин — высокий, тощий кирендский аристократ, заикающийся и с оттопыренными ушами. Второй — Финеска, стрельский врач, который мог гордиться своим мощным басом и учтивыми манерами.

Заняв место между Меском Заваном и Побом Джилом Лиджиллом, она приступила к ужину, состоявшему из ломтя хлеба, куска соленой говядины, жареных моллюсков, вареной моркови и сладкого тушеного чернослива; то же самое ела и команда; все скромно и безыскусно, но приготовлено хорошо и в большом количестве. Из напитков предлагался хороший эль и жидкий кофе, она решила попробовать немного эля. Разговор, прерванный ее появлением, возобновился — очень неуклюжий, — говорили на ломаном вонарском, вся многоязычная группа соперников настороженно смотрела друг на друга.

Она сразу заметила, что только близнецы Фестинетти не испытывали никакой враждебности и держались совершенно раскованно. Переполненные элем и возбужденной веселостью, Стециан и Трефиан бомбили сидящих за столом баснями о своих веселых проделках — о разыгранных ими шутках, легендарных попойках и своих неприличных ночных подвигах. Они поведали возмутительную историю о трех дочерях Остлера, в картинах представили щекотливый концерт Взбесившихся Котов, поведали о двухнедельной пирушке с бренди, не преминули упомянуть о Прекрасной Баронессе, пойманной на краже нижнего белья. Вспомнили о…

— …Вот так, — Стециан Фестинетти закончил одну из таких баек. — Его светлость никогда не узнал, как трехногая корова могла забраться на крышу дворца, и почти месяц после этого донимал всех вопросом: «Неужели она спустилась туда с небес?» После чего он накрыл досками стеклянную крышу, чтобы падающие коровы не разбили витражи!

Близнецы залились смехом, слушатели из приличия заулыбались, за исключением грандлендлорда Торвида Сторнзофа, который, казалось, за искусственно возведенной ледяной стеной ничего не слышит.

— Мой брат и я сумасшедшие, понимаете, ну абсолютно сумасшедшие! — радостно сообщил Трефиан. — Нет ничего такого, что могло бы нас напугать или смутить, для нас совершенно не существует преград! Честно говоря, нас двоих надо спрятать в каком-нибудь дом для умалишенных.

— Без надежды на выздоровление, — поддакнул ему Стециан. — Нам уже нельзя помочь, мы просто родились сумасшедшими. Ну кому, кроме двух сумасшедших, придет в голову идея залить кабинет директора школы одеколоном? — победоносно продолжал Стециан. — Ведра одеколона…

— Бочки!

— Жасминовое обольщение, кажется, так он назывался?

— Был настоящий потоп !

— После этого случая все сразу поняли, что мы сумасшедшие!

— Иногда мы и себе всякие роли придумываем, — Стециан обернулся к своему брату. — Помнишь, как мы носили приклеенные бороды и выдавали себя за дьявольского сборщика налогов, которого видели одновременно в разных местах?

— Да, народ тогда запаниковал !

— Они, наверное, до сих пор нас забыть не могут! — Рассказывая, оба брата брызгали слюной.

Лизелл позволила своему взгляду беспрепятственно скользить вокруг. Совершенно очевидно, что несколько слушателей разделяли ее мнение о словесных испражнениях Фестинетти. Гирайз вполголоса вел беседу с Бавом Чарным, который не расставался со своей серебряной фляжкой и за столом. Грандлендлорд Торвид, недвусмысленно повернувшись к болтливым близнецам спиной, разговаривал по-грейслендски со своим знаменитым родственником. Она позволила глазам на мгновение задержаться на лице Каслера и тут же перенесла свое внимание налево, к Меску Завану.

Они обменялись несколькими дежурными любезностями. Его вонарский был ужасен, а она вообще не говорила по-энорвийски. Несмотря на языковые сложности, у нее сложилось весьма приятное впечатление о биржевом спекулянте. Он говорил негромко, был вежлив и притворно дружелюбен. В первые же минуты разговора она узнала, что у него в Аэннорве жена и двое детей, и он пишет им письма каждый день, поскольку страшно скучает по дому и горит желанием поскорей разделаться с гонками.

Бедняга, подумала Лизелл, угроза финансового краха принудила его участвовать в гонках. Ему не стоило покидать свой семейный очаг.

Ей понравился Меск Заван, но она испытала облегчение, когда взаимное преодоление языковых барьеров закончилось. Повернувшись направо, она тут же выяснила, что лантийский торговец Поб Джил Лиджилл прекрасно говорит по-вонарски и очень рвется это продемонстрировать. Слишком уж рвется.

Своей неуемной общительностью он утомлял так же, как и юнцы Фестинетти. Похоже, в своем родном городе Ланти Уме он знал всех, кого только можно было знать. Его близкие друзья исчислялись сотнями или даже тысячами, и казалось, он собирается их всех перечислить.

— Лорд Гар Феннагар, лорд и леди Рион Вассарион, лорд Ресс Дреннересс и еще несколько известных царедворцев, все мы собрались на герцогском пароме посмотреть регату в лагуне Парниса и ждали прибытия его светлости, когда один из этих прислуживающих дураков — кажется, это был Феннагар — умудрился свалиться за борт. Он плюхнулся в воду и поднял такой фонтан брызг, что насквозь вымочил платье леди Вассарион. Совершенно естественно, ее милость завизжала: «Ах ты, неповоротливый злодей, больше твоя нога не ступит на этот паром, запрещаю даже пробовать!» И когда этот неуклюжий болван, пропустив ее угрозы мимо ушей, положил руки на край парома и попытался выбраться из воды, ее милость сорвала с ноги туфлю и этим подсобным орудием начала колотить мокрого бедолагу по голове и пресекла тем самым все его попытки — о, вы даже представить себе не можете, какая вышла комичная сцена!

Эта история неуклюже доползла до своего финала. За ней последовали следующие, с другими именами и другими титулами. Он хочет произвести на нее впечатление этой галереей знати? Если так, то пусть старается. Лизелл вновь опустила глаза и мысли в свободный полет. Гирайз уже что-то обсуждал с доктором Финеска. Фестинетти продолжали оглушать всех. Грандлендлорд Сторнзоф монополизировал внимание Каслера Сторнзофа. Еда оказалась безвкусной. В кают-компании было не продохнуть. Бав Чарный тупо напивался. Даже «Тень Вампира» может иметь счастливый финал, в то время как у Великого Эллипса, похоже, мало шансов на удачное завершение, пока не найдется кто-нибудь, кто остановит чудесную самодвижущуюся коляску Шетт Уразоул…

— Искусство Познания оправдывает сторонников прежнего уклада… — настойчивый голос Поба Джила Лиджилла вернул ее к реальности. — Но концентрированная сила Познания во все времена была достоянием древнего и аристократического рода Уате Базеф…

Чей род? Чье имя он сейчас назвал?

— Познание? — как эхо повторила Лизелл.

— Это лантийская традиционная форма магии, — ответил Джил Лиджилл. Лицо его покраснело от переполнившей его национальной гордости, так что еще ярче заблистали в его ушах жемчуга. — В былые времена, когда город-государство Ланти Ума процветал, военная мощь правящих герцогов усиливалась Познанием живших на его территории просвещенных, магия которых уничтожала всех врагов. Говорят даже, что с помощью магической силы Просвещенных возводились первые острова-города Ланти и Юма. Способность проникать в суть бытия, которую простой народ назвал волшебством, всегда была особенностью отдельных лантийских умов, и развитие этой способности дает поразительные результаты. Мисс Дивер, вы, наверное, слышали о Выборе Ланти Умы?

— Кажется, да. — Лизелл нахмурила брови, роясь в памяти. — Какое-то древнее тайное общество. Мистиков, верно?

— Ни в коем случае, моя дорогая леди. Самая настоящая организация избранных, сосредоточившая в своих руках огромную политическую власть. В нее входили самые выдающиеся из просвещенных. Право на вступление в организацию давало страстное стремление заявителя к наивысшей чести. Выбор существует до сих пор, хотя в данный момент он функционирует скорее формально. Деятельность Познания в наше время значительно ослабла, и сила магии наших дней не может сравниться с влиянием Познания прошлых лет. Оно не только дожило до наших дней, но и служит, хоть и в усеченной форме, э-э… для того чтобы приводить в замешательство чужаков. — Взгляд Джила Лиджилла на долю секунды скользнул в сторону родственника Сторнзофа и вернулся назад. Лизелл едва заметно кивнула головой:

— Люрайская молния? — спросила она.

Он склонил голову, от чего ее брови удивленно поползли вверх. Все газеты за пределами Империи оповещали о сопротивлении завоеванной Ланти Умы своим грейслендским повелителям. Исторически независимый город-государство неохотно покорялся чужеземцам, а некоторые из граждан и вовсе не подчинялись. Случаи лантийского открытого неповиновения учащались, делались более яркими и заслуживали уважения. Дерзкие акты саботажа, не совсем спонтанные волнения, провокационные публикации в прессе, смертельно опасные ночные нападения на грейслендских офицеров, на оружейные и амуниционные склады — об этих событиях трезвонили все газеты мира. Однако лишь некоторые из наиболее скандальных изданий отважились увидеть мистическую подоплеку в лантийском сопротивлении.

Образованные люди презирают эту плебейскую прессу, которая заходит слишком далеко за пределы здравого смысла, но наиболее яркие происшествия просто требуют мистического объяснения. Таким, например, было одно из недавних происшествий, когда настоящий шквал огня, продолжительный и интенсивный, обрушился с ясного неба средь бела дня и сорвал грейслендскую церемонию вручения наград, проходившую на барже в знаменитом Люрайском канале. Официально никому обвинения не предъявили, однако…

— Познание иногда разрешает своим специалистам вызывать разрушительные атмосферные явления, — чуть слышно сообщил ей Джил Лиджилл. — Такими способностями, как правило, обладают представители самой знатной крови, старейших лантийских фамилий. Поэтому есть смысл предположить, что наши анонимные герои сопротивления могут быть в числе моих ближайших друзей или компаньонов…

— Будем молиться, чтобы они оставались анонимными, по крайней мере сейчас, — ответила Лизелл так тихо, что только ее сосед мог разобрать слова. Она чувствовала на себе настороженный взгляд с противоположной стороны стола, откуда поблескивал монокль грандлендлорда Торвида Сторнзофа. Его внимание опасно переместилось в их сторону. Поб Джил Лиджилл тут же замолчал, так как он мало выигрывал от обсуждения перед грейслендской аудиторией своей возможной связи с героями лантийского сопротивления. Лизелл тем временем спокойно и довольно громко продолжила:

— Вы правы, господин Джил Лиджилл, самодвижущаяся коляска, управляемая заркой, несомненно, произведет настоящий фурор в Ланти Уме. Как вы думаете, она уже добралась туда?

Она озвучила мысль, волнующую всех, и мгновенно стала центром внимания.

— Шетт Уразоул на борту «Рельского наемника», который согласно расписанию прибывает в Ланти Уму завтра утром, в 7:15, — тут же отозвался Гирайз в'Ализанте, как всегда, прекрасно обо всем осведомленный.

— Мы — мы — будем… трудно — трудно реально достать — догнать ее, — натужно подбирал слова Фаун Гай-Фрин; от напряжения лицо его покраснело.

— Необычное средство передвижение госпожи Уразоул дает ей несправедливое преимущество, — обиженно вставил Бав Чарный. — Я считаю, что она нарушает правила. Ее надо дисквалифицировать и исключить из гонок. На худой конец, исключить ее коляску.

— Никакие правила она не нарушает, — возразил Меск Заван на своем плачевном вонарском. — На маршруте Великого Эллипса все способы и средства хороши.

— Это нечестно, — настаивал Бав Чарный, насупив свои густые черные брови. — Больше ни у кого нет такой коляски. Это похоже на использование сверхъестественных возможностей, очень похоже. Это нечестно и неспортивно — прибегать к сверхъестественным средствам.

— Транспортное средство мадам Уразоул весьма необычное, — заметил Каслер Сторнзоф, — но я не думаю, что его можно квалифицировать как сверхъестественное.

— Неужели? Разве вы эксперт по сверхъестественным явлениям, господин главнокомандующий? — с оттенком ехидной вежливости осведомился Гирайз в'Ализанте.

— Совсем не эксперт, — абсолютно миролюбиво ответил Каслер. — Но в детстве я научился определять существенную концентрацию контролируемой энергии, которая вызывает дестабилизацию естественных процессов. Эту концентрацию повсеместно и неверно трактуют как аномальные явления. Такого рода знания включены в традиционную программу обучения в Грейсленде, и я пользуюсь этими знаниями до сих пор. Я внимательно рассмотрел коляску мадам Уразоул в Тольце и не почувствовал в ее создании никакого вмешательства «сверхъестественных» сил. Ее изобретение примечательно, но в основе своей оно — продукт технических знаний.

— А, понятно, — кивнул Гирайз, слегка нахмурившись. «Один-ноль не в вашу пользу, господин маркиз, — про себя улыбнулась Лизелл. — Хотели выставить его дураком, а засвидетельствовали свой дурной характер».

— Я не принимаю серьезно в расчет зарскую оригиналку, — впервые грандлендлорд Торвид снизошел до разговора со своими компаньонами. — Ее своеобразное средство передвижения имеет хорошую скорость, но как оно будет пробираться по узким горным тропкам, по пескам пустыни, по лесам, топям и болотам? Там технике не пройти, и ее изобретатель потерпит фиаско. Эта нелепая самодвижущаяся коляска имеет, по-видимому, только одну силу — поражать воображение недалеких умов, и больше ничего существенного. Это просто новая игрушка.

Грандлендлорд Торвид ни на секунду дольше необходимого не задержался в кают-компании. Еда была отвратительной, общество иностранцев и того хуже. В любом случае ему нужно было сделать важное дело. Он отправился на палубу, где ночной воздух свеж и прохладен, а над головой ярко блистают звезды, такие далекие и яркие. Достав черную сигарету из платинового портсигара, он прикурил и некоторое время стоял, глядя на небо. Не отрывая глаз от звезд, он достал из нагрудного кармана фрака перфорированную трубку. Рассеянно открутив крышку, он нервно вытряхнул содержимое в ладонь.

Он сжал в кулак маленького ночного гонщика, который бил крылышками, пытаясь вырваться на волю. Футляр с запиской, написанной шифром, был прикреплен к грудному отростку создания. Ночь, к счастью, была светлой. Грандлендлорд разжал кулак, и летун улетел со скоростью разбитой надежды.

Палуба чуть вздрогнула под чьими-то ногами, и это заставило Торвида вздрогнуть. Он обернулся, и пред ним предстала высокая фигура, чужая и одновременно знакомая до мозга костей.

— Это я нарушил ваше уединение, — раздался голос Каслера Сторнзофа.

— Ничего страшного, я просто курю, — ответил родственник, укрывшись за облаком дыма.

— Что это было? У тебя из руки взметнулось, я видел…

— Тебе показалось, игра света, — Торвид выпустил кольцо дыма, совершенное по своей форме.

Повисла пауза, затем Каслер вежливо продолжил:

— Воля ваша, Грандлендлорд.

Может быть, младший Сторнзоф поверил ему, а может, просто подчинился авторитету законного главы Дома, что практически одно и то же. Во всяком случае, Каслер не употребил насилия для немедленного выяснения истины.

Насилие. Как не вязалось это слово с обликом достойного члена семьи Сторнзоф. Каслер Сторнзоф был героем, в каком-то смысле достоянием рода.

— Оставляю вас наедине с вашими развлечениями, грандлендлорд, — слова Каслера прозвучали безукоризненно вежливо. Он повернулся, чтобы уйти.

— Постой, — приказал Торвид, и Каслер остановился, как вкопанный. — Одну секунду, племянник. Если позволишь, дам тебе маленький совет. — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — У меня нет желания давать тебе какие-то указания, но прислушайся к тому, кому со стороны видней, что твоя — как бы это сказать — беззаботно-благодушная природа заставляет тебя совершать грубые ошибки.

— Какие же ошибки я совершаю?

— Ты сходишь с дистанции, помогая конкурентам явно за счет интересов Сторнзоф. Ты предлагаешь им свои услуги, ты разглашаешь ту информацию, которой только ты владеешь, ты же расшатываешь собственные позиции.

— Ты намекаешь на инцидент в Глоше?

— Он стал твоей первой ошибкой. Если бы ты тогда не вмешался, один из участников наверняка бы выбыл из соревнования раз и навсегда.

— Ты допускаешь, что я могу оставаться безучастно в стороне, когда оскорбляют женщину?

— Ее благополучие — не твоя забота. Я не верю, что ты можешь размякнуть до излишней сентиментальности по поводу сомнительного целомудрия какой-то случайной актрисульки из Вонара.

— Насколько мне известно, мисс Дивер не актриса, а писатель и лектор.

— Ну и чем же она отличается от актрисы? Она зарабатывает на жизнь публичными выступлениями на сцене. Где ты здесь видишь разницу? Что меня волнует, так это как ты оцениваешь свой поступок. Ты безрассудно предотвратил ту случайность, которая принесла бы тебе выгоду. Ты увеличил свою глупость, извинившись — не спорю, благородное извинение, достойное всяческих похвал — перед какой-то иностранкой за поведение своих соотечественников. Мы не склоняем голову перед теми, кто стоит ниже нас и ничего для нас не значит. Ты понимаешь меня?

— Понимаю, но не соглашаюсь. Даму грубо оскорбили; распоясавшиеся животные, набросившиеся на нее, заслуживают трибунала, и извинение было как раз к месту.

— Дама? Да? Я начинаю понимать. Получается, вонарка вскружила тебе голову, так?

— Не совсем. Она красивая, но…

— У нее хорошие формы, насколько я заметил, — небрежно бросил Торвид. — Но она насквозь буржуазна, посмотри на ее кокетство, ни вкуса, ни стиля, она непрерывно строит тебе глазки, и как мало в этой игре утонченности.

— Вам трудно угодить, грандлендлорд.

— Да, у меня высокие требования.

— Мисс Дивер располагает меня к себе своей открытостью, непосредственностью, она напрочь лишена всякого притворства. А я пристрастен к четко очерченным характерам.

— Мужским, наверное. Но ты ничего не знаешь о женщинах.

— На Ледяном мысе не было ни одной женщины, — согласился с ним Каслер.

— Верно. И здесь долг обязывает меня коснуться твоей второй ошибки. Не далее как час назад ты всем рассказал о том, чему тебя учили в детстве, поведал этим полоумным иностранцам о своей способности чувствовать сверхъестественные энергии. Что за глупость ты допустил? Образование, которое ты получил на Ледяном мысе — тем более сам уединенный мыс — не должны быть достоянием чьих-либо ушей, кроме грейслендских. Система Разъяснения, дошедшая до нас из глубин времен и охраняемая традицией, неподходящая тема для пустой болтовни за столом, где собрались враги и просто незнакомые люди. Твоя оплошность хуже глупости, она больше похожа на разглашение священной тайны.

Каслер Сторнзоф напрягся, сдерживая раздражение, но ответил с присущей ему вежливостью.

— При всем моем уважении я не могу согласиться с вами, грандлендлорд. Я ни словом не обмолвился о Приобщении, лишь вскользь упомянул о своем начальном образовании, о своей способности чувствовать движения светил, но это относится только к моей персоне и не является секретом. Я вступил в разговор, когда почувствовал, что мое участие уместно, и сделал это с чистой совестью.

— Пф… ты захотел произвести впечатление на женщину. Играй с ней в игры, если тебя это развлекает, только не совершай глупостей, не нашептывай на вонарское ушко секреты. — Торвид раздраженно отшвырнул окурок в море. — А теперь слушай меня внимательно, я буду говорить как глава нашего Дома. Ты — офицер Грейслендской империи, и ты Сторнзоф. Ты очень хорошо понимаешь свой долг. Ты закаленный солдат и знаешь, насколько опасно разглашать тайну. Следи за своим языком, ни слова этим болванам, и ты выиграешь битву.

— Но это не битва, — не согласился с таким определением Каслер с едва уловимой ноткой сухости в голосе. — Как вы верно заметили, сэр, я — солдат и потому способен отличить войну от спортивного состязания.

— Отличить? Зачем отличать две ступени одной лестницы? Спортивное состязание — любого вида — это всего лишь война меньшего масштаба. Бои на разаульском фронте, шахматная партия, Великий Эллипс — все это вариации на одну и ту же тему, которая зиждется на одном неизменном принципе: прийти к победе любой ценой, любыми доступными средствами. Вот что значит принадлежать фамилии Сторнзоф и быть подданным императора. Это твое наследие, племянник, это в крови Сторнзофов. Твои годы на Ледяном мысе прошли зря, если ты не усвоил этой истины.

— Годы, что я провел на Ледяном мысе, многому меня научили, — уклончиво ответил Каслер. — Сэр, я выслушал вашу речь, вы все очень ясно изложили.

— Ну и?

— И принимая во внимание, что вы ничего больше не хотите добавить, я пользуюсь возможностью и желаю вам приятного вечера, грандлендлорд. — И, склонив голову настолько, насколько требовал этикет семьи, Каслер Сторнзоф удалился.

Торвид подавил порыв вернуть племянника. Какой смысл вести разговор, если он превратился в заурядную скучную перебранку. Достав еще одну сигарету из портсигара, он закурил и стал бессмысленно смотреть на море, время от времени выпуская кольца дыма вслед улетевшему ночному гонцу.

Ночной гонщик стрелой несся на юго-восток над Тихим Морем. Ориентирами для него были луна и звезды, силы природы, неведомые внутренние импульсы, они вели его через ночную темень вперед. Шли часы. Луна, сдавшись на милость приближающемуся рассвету, исчезла. Звезды попрятались где-то в ночных глубинах, но скорость летящего посланца оставалась неизменной.

Мир теней отступал, медленно чернота ночи меняла свой цвет, вначале на цвет древесного угля, затем на синевато-серый, стальной, и, наконец, далеко внизу показалась твердь огромного островного континента — Далион поднимался из пены морской. Гонец продолжал свой путь, стало совсем светло, и береговая линия Далиона вырисовывалась все отчетливее. Немного погодя появился маленький архипелаг, он тянулся за большой землей, как сожаление о поздно пришедшей в голову умной мысли. Ночной гонщик спустился ниже, и архипелаг распался на девять островов, которые дугой закручивались вокруг огромной центральной гавани. Все острова плотно покрывала густая сеть построек.

Еще ниже — и уже видно, как сквозь утренний туман маленькие лампочки ярко светятся у входных дверей и в окнах домов, в то время как разбитая светом темнота залегла полосами в расщелинах между освещенными домами, напоминая трещины, бегущие в разные стороны по старинной лакированной поверхности.

Цивилизация приближалась, и в этот момент небо на востоке вспыхнуло румянцем, он расползался вдоль линии горизонта, насыщая утреннюю бесцветную дымку нежными пастельными тонами, оживляя землю и водную гладь.

Вот уже можно различить купола и башни. Горизонт разгорался все сильнее, солнце взошло над пробуждающимся миром, чтобы затопить город сиянием. Утренние лучи засверкали серебром на водной глади разветвленных каналов, и как рассыпанные горошины чернели на серебре воды бесчисленные суденышки, теснящиеся на частных и общественных причалах. Солнце воспламеняло черепицу башен и крыши сказочных дворцов, огненными брызгами рассыпалось по позолоченному хрустальному навесу над мостом из зеленого мрамора, омывало потоками света маленькие улочки и рыночную площадь. Ланти Ума проснулась и сладко вздохнула.

Инстинкт напомнил ночному гонщику, что ему нужно бояться дня. К счастью, его цель и убежище были совсем рядом. Минуя роскошные скопления сияющих в лучах солнца дворцов и памятников, несся гонец в древние глубины города. Низко скользя над кривыми улочками, кишащими едкими запахами жизни, промчался под латаными-перелатаными деревянными мостами, нависавшими над каналами с застоявшейся водой и заваленными мусором и останками плавучих домов.

Прямо к самому разрушенному и неприглядному плавучему дому летел ночной гонщик. Он впорхнул через окно внутрь, где двое широкоплечих, одетых в черное хозяев сидели и ели густую рыбную похлебку, которую они только что разогрели на крошечной спиртовке.

Оба подняли глаза вверх, и один из них радостно воскликнул по-грейслендски:

— Малютка Гилфи, наконец-то ты вернулся! Ну, иди же скорей к своему Папе! — Он выставил вперед запястье, и Малютка Гилфи тут же на него опустился. Папа секунду-две гладил крылатое существо, после чего очень осторожно снял прикрепленную к нему капсулу. Заботливо отсадив Малютку Гилфи в сторону, он открыл капсулу, достал записку, развернул ее и быстро прочел. Положив на стол клочок бумаги, он подвинул его к своему компаньону, тот тоже прочитал.

Двое мужчин обменялись взглядами, и Папа произнес:

— Семь пятнадцать.

В восемь часов утра большое грузовое судно «Рельский наемник» вошло в лантийский порт, опоздав лишь на сорок пять Минут — можно сказать, прибыло исключительно точно по расписанию. Небольшая задержка произошла из-за грейслендских береговых инспекторов, которые на подходе поднялись на борт для проверки соответствующих документов. Бумаги «Наемника» были в порядке, и официальный пропуск был получен быстро. Разгрузка началась. На пароходе прибыл только один пассажир — женщина, зарка по национальности. Ее тут же сопроводили в отделение таможни, где ее паспорт, равно как и прочие разрешающие въезд документы вместе со скудным багажом были с пристрастием изучены. Взятая в оборот таким образом, женщина из Зара не смогла проследить, как ее груз из недр парохода перекочевал на причал.

Немногие рабочие и зеваки на пристани обратили внимание на большой, обмотанный брезентом узел, исторгнутый из внутренностей «Рельского наемника». Узел был исключительных размеров и неправильной формы, но, несмотря на это, в немыслимой куче ящиков, бочек, гигантских тюков на него никто не обратил внимания.

Почти не обратил.

Две неприметные мужские фигуры в черном, прятавшиеся в тени примерно с семи часов, наблюдали за разгрузкой парохода с первой секунды его прибытия. Когда нестандартных размеров и формы узел выплыл на шести спинах сыплющих проклятия портовых грузчиков и предстал их глазам, эти двое оживились.

Грузчики освободились от своего бремени и ушли. Пока одна из фигур зорко смотрела по сторонам, вторая, называющая себя Папа, быстро, но без подозрительной спешки, направилась к узлу. Приблизившись к своей цели, на секунду остановился и быстро огляделся вокруг. Пристань была полна народу, но, похоже, все были заняты своими делами и на него не смотрели. Подняв брезент, он нагнулся к оголившейся металлической конструкции, прикрепил какой-то сверток под сиденье водителя и тут же быстро пошел прочь, позволив брезенту самостоятельно упасть на место. Еще раз он бросил взгляд по сторонам, проверяя, все ли ладно, и спокойно присоединился к своему компаньону. Вместе они покинули порт и мгновенно растворились в недрах города.

Когда в паспорте Шетт Уразоул появился требуемый штамп — выпуклая лантийская государственная печать в объятиях Вечного Огня Грейслендской Империи — зарская изобретательница покинула таможенное отделение и направилась на поиски своего транспорта. Представив суперкарго подписанную и заверенную печатью транспортную накладную, она получила разрешение забрать свой груз.

Уразоул сняла брезент, открыв чудесную самодвижущуюся коляску миру, и серебряное тело чудо-изобретения заблестело в лучах утреннего солнца. И в этот момент зеваки, пребывавшие в абсолютном равнодушии к странному узлу, вцепились зачарованными взглядами в диковину и в под стать ей необычного вида изобретательницу. Многие собрались поглазеть, как Уразоул забралась в нее, как развернула металлический парус, как отрегулировала положение боковых лопастей и наконец-то уселась на водительское место. С предельным любопытством зеваки наблюдали за ее манипуляциями, и их терпеливое любопытство было вознаграждено.

Несколько секунд спустя коляска ожила, издав оглушительный рев, и тут же взорвалась с еще более оглушительным грохотом. Вспыхнул огонь, клубами повалил дым, огромные металлические, стеклянные и деревянные осколки вместе с частями тела полетели в разные стороны. Взрыв уничтожил чудесную самодвижущуюся коляску, оставил в земле больших размеров дыру, и в мгновение ока убил Шетт Уразоул и еще человек двадцать стоявших рядом любопытных.