Волохов Михаил48 градус солнечной широты

Михаил Волохов

48 ГРАДУС СОЛНЕЧНОЙ ШИРОТЫ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Света

Вера

Саша

Семен

Галя

Сергей

Грузин

Художник

Москва, наше время.

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Квартира Семена, спальня. Много дорогих, но безвкусных вещей. В центре комнаты большая двухспальная кровать. Окна занавешены плотными шторами. С ночи не выключен проигрыватель: там осталась пластинка, которая шипит на последнем обороте. На столе остатки пиршества.

На кровати через одного лежат: Вера, Художник, Света, Грузин.

Конец лета. Слышен шум улицы - день давно начался.

Света (во сне). Мама! Мамочка. Нет! Мамочка! (Открывает глаза, приподнимает голову, но тут же прячется под одеяло).

Встает Художник. Смотрит на часы. Выключает проигрыватель. Кашляет Смотрит куда сплюнуть. Подходит к окну. Плюет в окно.

Света высовывает голову из-под одеяла. Художник оборачивается. Света опять прячется под одеяло. Художник толкает Грузина.

Грузин. А? А? А-а-а. Чух-чух-чух. (Мотает головой).

Художник показывет на часы, бросает ему полотенце. Потом Грузин встает Они собирают свою одежду и уходят в ванную.

Света кашляет, передразнивая Художника, потом плюет демонстративно им вслед. Склоняется над Верой. Та спит. Поправляет ее подушку и одеяло.

Возвращаются Грузин и Художник. Света прячется под одеяло.

Грузин (шепотом). Я те говорю - пальчики оближешь.

Художник наливает ему и себе водку. Грузин морщится, мимикой показывает, что пить не будет. Показывает на печень. Художник все выливает в один стакан пьет, морщится, поглаживает живот в области печени, садится за стол.

Художник. У всех печень. (Пауза.) Серебро, тринадцатый век?

Грузин. Оближешь.

Пауза.

Художник. Ну что? (Показывает на стол, на кровать. Лезет в портмоне, ковыряется в деньгах.)

Грузин. Я начинал - я кончаю, дорогой. (Достает из кармана сотенную и пятидесятирублевку. Смотрит куда положить.)

Света резко высовывает из-под одеяла руку и показывает на свободный стул. Грузин кладет деньги и выходит из комнаты, весело посвистывая.

Художник и Света пересекаются взглядами. Пауза. Художник достает из портмоне двадцатипятирублевку и прикладывает к остальным деньгам на стуле. Улыбается, разводит руками. Достает записную книжку, пишет, отрывает листок, протягивает его Свете.

Художник. Звякни. Все о'кей будет. (Уходит из квартиры.)

Свету неожиданно распирает истерический смех. Также неожиданно он прекращается. Она тяжело вздыхает. Берет с тумбочки зеркальце, смотрится. Сравнивает свое лицо с Вериным. Кладет зеркальце на место. Отрешенно смотрит в отдаленную точку.

Поднимается Вера. Мотает головой.

Вера. Еще. Еще. Еще! Фу. (Закуривает.)

Света смотрит на нее, потом встает, одевает халат, уходит в ванную. Слышен шум душа.

Света (из ванной, кричит). Вер, чайник поставь! Твоя очередь!

Вера не реагирует. Сидя в постели, с сигаретой во рту, силится делать какие-то гимнастические упражнения. Потом отрешенно смотрит в отдаленную точку.

Появляется Света. Включает фен, сушит волосы. Выключает фен. Берет со стола рюмку и говорит в нее, как в микрофон.

Света. Выступает! ... Выступаю я. (Поет.): Люди гибнут за металл!

Люди гибнут за металл!

Сатана там правит бал - там правит бал!

Сатана там правит бал - там правит бал! Вера (подходит к Свете, вырывает рюмку). Дай сюда. Разобьешь. (Стонет, садится на стул. Наливает водку, пьет.)

Света. А мне наплевать, что у тебя по утрам раскалывается голова. Наплевать!

Вера. Заткнись.

Света. Алкоголичка.

Вера. Что?

Света. Это же искусство.

Вера. Что? Нам вместе работать долго, и по голове по утрам своим искусством прошу не долбать. (Берет полотенце, уходит в ванную.)

Света. Вот дура. (Открывает бутылку сухого, ломает шоколад, режет лимон, пьет, закусывает.)

Входит Вера.

Вера. Ты опять лимоны в ванну бросаешь?

Света. Лимоны? А-а. Ну не есть же мне их! (Проглатывает лимонную дольку.) Такая кислятина. (Запивает вином.) Ты что - вообще!

Вера. Там полиэтиленовый пакет. Потом в мусоропровод. Засоришь ванну сама с Семеном расчухивайся.

Света. Ну все, все - точка! Сама так сама. Не маленькая. (Пауза.) (Мягче.) Налить? (Предлагает вино.)

Вера. Сама! (Наливает водку, пьет.)

Света. Что ты с утра на стену лезешь? Не кастрировать же меня из-за этих лимонов.

Вера. Намекаешь?

Света. Надоело! Мне надоело пол-утра говорить о противозачаточных лимонах в ванне! Тебе хорошо - у тебя нет этой проблемы.

Вера (кричит). Бесплодие - мое алиби! Алиби!!! Сволочь. (Закуривает.)

Пауза.

Света (трогает Веру рукой). Ну. Эй, Верочка. Ну извини, Верочка. (Живо.) А, между прочим, одна сигарета уничтожает в организме двадцать пять миллиграммов витамина С. А в лимонах этого витамина С... Прости. Я сама все съем. Хочешь? Смотри. (Заталкивает в рот все лимонные дольки - морщится, но проглатывает.)

Вера. На здоровье. (Берет со стула деньги.) Сотня. Полтинник. А четвертак откуда?

Света (вырывает двадцатипятирублевку). Это, это художник - мне.

Вера (смеется). Борода? Но ведь с ним была я. Тогда уж мне премиальные.

Света. Он и телефон оставил. Вот. Мне.

Вера. И за пару дешевых колготок он ее отведет на Голгофу. Дешев он как художник.

Света (умоляя). Я ее сейчас в окно. Я так хочу. Можно?

Вера. Дикие вы, провинциалки. Выбрасывай. Толку.

Света. Я хочу сделать сейчас кого-нибудь счастливым. (Бросает двадцатипятирублевку в окно.)

Вера. Деньги не приносят людям счастья. Свой полтинник хоть возьми. (Дает ей пятидесятирублевку.) Ну и кто там твой счастливец?

Света. Не знаю. (Отходит от окна.) Ветерок унес. Как этот художник на меня смотрел. (Рвет листок с телефоном.) Вот такая борода. Чешется, наверно. (Напевает.): Люди гибнут за металл.

Люди гибнут за металл. Извини. Проклятая песня - с утра прицепилась.

Вера. В кабаке у тебя хуже с пением получается.

Света. А я не могу петь, когда жуют. Мне кажется, что песнь жуют и проглатывают вместе со мной! Вот мама пела - все жевать прекращали. Когда мы жили в Москве - ее приглашали в лучшие рестораны.

Вера. Почему и уехали.

Света. Мама мечтала петь в опере. Не вышло. Потом она сильно болела московский климат.

Вера. Рассказывала. А на Алтае ее, значит, вылечили походы на лошадях. Жалко тех лошадок - они не могли спокойно жевать травку. Они вам, верно, подпевали. Две лошади, две певицы. Квартет Как вы его назвали? Иго-го?

Света. Ты злая, ты очень злая девушка.

Вера. Врешь - справедливая.

Света. Мама часто вспоминала Москву. Нашу добрую старую квартиру на Тверском бульваре, где Ермолова...

Вера. Коммуналку на втором этаже под счастливенькой циферкой семь. Полуподъезд-полуподвал чуть правее музейного входа пахнущую пылью деревянную лестницу; ермоловских клопов, ермоловских тараканов. Да?

Света. Ты жестокая. Ее вдохновляли эти воспоминания, до самого последнего часа вдохновляли.

Вера. Понятно - она ни на миг не оставляла надежды прославиться так, как прославилась Ермолова. Единственно, в несколько ином жанре - нашем жанре.

Света. Нет! Откуда ты знаешь?

Вера. Сама же трепалась.

Света. Я? Сама?

Вера. Трепалась.

Света. Нет! Не помню. Ничего не помню. Но маму воспоминания о Москве вдохновляли. (Пауза.) Это я помню.

Вера. Послушай, дорогая, эти воспоминания и мне не дают покойно жевать... спокойствие утра.

Света. Уже день.

Вера. Тем более.

Света. Ты живешь, чтобы есть, а надо...

Вера. А надо жрать, чтобы о жратве думать не хотелось! Послушай, твоей мамы больше нет? Нет. Я - есть? Есть. Моя больная голова есть? Есть. У тебя здоровая голова есть? Есть. Ты должна понять, что бредить умершей матерью изо дня в день - блажь на воде и соли. Может, я и не права. Скорей всего. Но, миленькая девочка, у меня череп раскалывается. Пойми.

Света. Я просто сказала, когда мама пела - все жевать прекращали. (Пауза.) А я, я, когда пою я, мне что-то мешает - ты знаешь, не почему-то стыдно. Я стесняюсь показать все, на что я способна. Только перед мамой я не стеснялась. И тогда мой голос звучал, звучал, как вылупившийся младенец. Так мама говорила. Ты бы слышала. Я боюсь, что без блата меня в консерваторию не примут, потому что на экзамене я буду обязательно стесняться. А если не примут, я же, я же сойду с ума. Мама говорила, чтобы стать великой певицей, надо в молодости правильно поставить голос. Мама, как могла, конечно, мне поставила. Но ведь она сама так и умерла с поставленным голосом. И поэтому мне нужны деньги - много денег, чтобы дать взятку какому-нибудь профессору в консерватории. Деньги, взятки, блат - это все бездарно, безнравственно, я понимаю. Не хочется думать.

Вера. У тебя добрая душа - тебе придется нелегко.

Света. Не знаю. Наверно. Но только я бы не смогла уйти из дома, как ты. Плохие родители - хоть какие-то родители.

Вера. Они каждый день пили водку и закусывали коньяком - каждый. Торгаши фатальные торгаши. Эти бесконечные разговоры: купи-продай. Я и сейчас уверена, что они меня сначала по ошибке купили, а потом никак не могли сдать в комиссионку. Пока сама себе не сняла квартиру. Тоже ведь любовь с искусством крутила. Хотела заняться живописью, хотела стать актрисой, писала стихи. Что-то где-то получалось, а в целом - нигде. Сейчас вообще - полнейшее отупение. Потом встретился Семен. Потом на каком-то повороте попался Сашка с высшим техническим - тоже какие-то проблемы. Теперь вот купили кооператив одна проблема долой. Наверно, мне свободы хотелось - ну и получила свободу. А свобода - это тоже проблема.

Пауза.

Света. А у меня нет родителей. Мать умерла, а отец погиб от ножа в уличной драке - мама рассказывала. Теперь вот Москва, этот Семен. И почему я стала проституткой? Еще недавно я бы в это не поверила. Я бы никогда не поверила, что какой-то плюгавый Семен меня совратит, предложит стать проституткой и я соглашусь, безропотно соглашусь. Ради денег. А Семен был лучшим маминым другом и моего отца - мама говорила. А что со мной сделал? Что я с собой сделала? Никто не виноват. Жизнь такая. (Пауза.) Просторный у вас дом. На каждом этаже по две квартиры. Знаешь, только сейчас поняла, зачем вы взяли самый верхний этаж и с Семеном напротив. Сел в лифт, вышел - и никакие соседские глаза тебя не усекают. Сложно было здесь так поселиться?

Вера. Не сложно, если ты старший мэтр кабака высшего качества - без пяти минут директор. Семен котируется на уровне министра. Любую консерватуху на бумажник сменяет. Так что надейся.

Света. Не нужна мне такая консерватория - никакая консерватория мне не нужна!! Пропади все пропадом.

Вера. Это точно.

Входит Семен.

Семен. За шахматишками. Доброе утро, девочки. Как спалось, вареники ленивые? И куда я подевал свои фишки? (Ищет шахматы.) А слышали, Рейган на нейтронную бомбу пошел. Гуманист-киноартист. Ковбой - ливес штраус. Ливес штраус без ковбоя. (Смеется.) Вот они. (Находит шахматы.) Теперь (смотрит на часы) до полчетвертого не пропадем. (Достает записную книжку.) Так - распишем по позициям. (Пишет.) Значит, звонил Толяну. К шестнадцати за черными сексуальными чулками с ромбиками и кружочками: для вас, девочки - первейшая атрибутика. И парфюмерия там какая-то еще обещалась французская. Накладка. На шестнадцать же эти новобранцы от Шурика. Кадровый вопрос. И вот еще, Верочка, тебе выручать. Один клиент вне очереди напросился - ты помнишь его: мумие достает, травку.

Вера. Федор? Ботаник?

Семен. Он. Влюблен наш отец Федор - в тебя. (Смотрит в записную книжку.) И тоже на шестнадцать. Стольник отстегивает. Только приберешь здесь. Хорошо? Так. Если за чулками Светочку. Так. Нет. Директор. Лично приглашал, собака. И Шура еще не мог одну жену этого шиноремонтника пригласить. С мужем-то и по телефону можно было обо всем договориться. (Пауза.) Так - идея. Светочка, тебе все равно делать нечего. Возьмешь этого Сергея на себя - пока с его женой мы беседовать будем. Трахаться с ним не надо. Справишься. (Пауза.) Ну, что - ночь прошла?

Вера. Твой полтинник. (Отдает Семену пятидесятирублевку.)

Семен. Карашо. За Федора сотню возьмешь без вычета - любовь. Ты уж постарайся - нужен мужик - пооригинальней. (Вытаскивает из портмоне Веры еще десятирублевку.) С твоего разрешения, Верочка, мужику твоему. В шахматишки-то за красивые глазки играть абсурд. Мужик-то твой - жмот.

Вера. Голова. (Тихо стонет.)

Семен. А мумие-то Федора - голову как рукой снимет. (Смеется.) А что жмот мужик, так то - голова, ковбой ливес штраус. Поскакал. (Уходит.)

Пауза.

Света. Все. Все. Когда я накоплю четыре тысячи и Семен воткнет меня в консерваторию - я прекращу. Слышишь, я прекращу. Все. (Пауза.) Квартира эта еще нужна. Коммунальщики же не дают петь, не дают жить. Они звери, а не люди. И на Алтае у нас была коммуналка. Разве я могла там оставаться, когда мама умерла и все узнали...

Вера. Что все узнали?

Света. Ничего. Люди звери, звери! (Плачет.) А у меня нет характера - нет. И никогда его не будет.

Вера. И что сегодня с тобой? Во сне кричала. (Ласково.) Может, и ты не даешь жить коммунальщикам? Все ж так относительно. Не обижайся. Если захочешь в будущем кооперативную квартиру, то тебе понадобится муж - хотя бы фиктивный. Шурика могу одолжить - ничего не возьму.

Света. Ты очумела? Фиктивный брак? Мне этот Шурик задаром не нужен. Ты считаешь меня проституткой? До сих пор? (Пауза.) Я же хочу стать оперной певицей - знаменитой, свободной, великой певицей. Я смогу тогда полюбить великого человека - с бескорыстным, целомудренным сердцем, гения - гения доброты. И он меня полюбит. Я рожу ему такого же гения, как и он сам. Нет - он не узнает, он никогда ничего про меня не узнает. (Плачет.) Ведь это алиби? Ведь это тоже алиби? Да? Верочка? Потом, Москва - большой город: никто друг друга не знает. Я же буду его любить всю жизнь. Ты веришь?

Вера. Трафарет. Верю. Нельзя говорить проститутке, что она проститутка. Прости. Понимаю. Москва большой город - легко раствориться. (Пауза.) Я тоже бредила искусством - до беременности. Режиссер только самец попался. Аборт, бесплодие - и в натуре и в образе. И в результате не лучше своих родителей устроилась. Что говорить. (Пауза.) Знаешь, я была бы самым счастливым человеком, если б все твои желания осуществились. Прекрасная пора - молодость. Ты свежа, красива, своим бескорыстием хочешь покорить весь мир. Помню. И я такой была когда-то, и кожа у меня была, как у тебя, - белоснежная. Все со временем меняется.

Света. Все взрослые говорят, что молодость - прекрасная пора, а я не чувствую, ты знаешь, я не чувствую. Потом, ты знаешь, я сама не знаю - тоже голова что-то раскалывается.

Вера. Было бы хуже, если бы не раскалывалась. (Наливает, пьem.) С детства не привыкла закусывать. (Закуривает. Кашляет.) Еще этот бронхит курильщика прицепился.

Света. Трафарет! {Раздергивает шторы.) Взгляни - у тебя и сейчас белоснежная кожа! (Пауза.) Давай плюнем на все и поедем загорать в мой Алтай. На лошадях там покатаемся - петь будем! Конец лета - самая пора. Ты же домохозяйка, а у меня еще неделя отпуска. К черту эту блядскую работу. Знаешь, ты мне поможешь поставить оградку и плитку положить маме на могилку. Плитка у меня с надписью здесь, на частной квартире - уже год как лежит. Послушай, какие замечательные стихи мама просила на плитку. Послушай: Блажен, кто посетил сей мир

В его минуты роковые!

Его призвали всеблагие

Как собеседника на пир. (Продолжают вместе:) Он их высоких зрелищ зритель.

Он в их совет допущен был

И заживо, как небожитель,

Из чаши их бессмертье пил! Да, Верочка, да! Спасибо. Почему я не могу ничего одна делать? Может быть, я - комнатное растение? Но что растет в Антарктиде? Ведь ничего не растет. Что я теперь без Семена? Даже не пингвин. Никого же у меня нет - никого. Вот ты у меня еще есть. А я у тебя есть?

Вера. Конечно. Успокойся.

Света. Жить, просто, не очень хочется.

Вера. Пройдет. Потерпи.

Света. Терплю.

Вера. Пойду чайник поставлю - моя очередь. (Сидит на месте.)

ЗАТЕМНЕНИЕ

СЦЕНА ВТОРАЯ

Квартира Саши и Веры. Ничем существенно не отличная от квартиры Семена. Саша и Семен сидят в гостиной и играют в шахматы. Гостиная отличается от спальни наличием стенки с хрусталем и книгами, журнального столика, кресел, дивана, телевизора.

Семен. Зеваешь, друг ситный - не прощаем. (Берет лошадь.) Загнал ты свою лошаденку. Ходи, время - деньги. Червонец-то жалко? (Смеется.) Саша (ходит). Лошадь жалко.

Семен. А мне червонец. (Ходит.) Шах, вареники ленивые, холодные, сопливые - когда б любил я вас душою всей. Ты стабильно уверен в своем протеже?

Саша. Сто процентов. Куда деваться. За счастье.

Семен. Маловато мы с них лупим. Пятьсот рублей - не деньги на такое место. И с тебя я взял не больше за Веруху с перспективной жизнью. Благодетельствуем. М-да.

Саша (ходит). Я пошел.

Семен. Туда. Боишься за турку? Жмот ты, Шура. За московскую прописку с гонорарами надо было драть с тебя уж не меньше трех штук. (Смеется.) Добрый я малый. Не обижайся. В настроении. Да, что б не забыть, завтра тебе политинформацию надо сделать. Два месяца осталось в кандидатах бродить. Не я один за тебя руку поднимать буду. Партия-то нужна?

Саша. Ходи.

Семен. И я говорю. (Ходит.) Шах. Член партии - есть член с двумя эн. Там о Рейгане гуманисте-террористе воды нальешь, в Китае - перепись они собрались делать. Одумываются мудрецы-сорванцы-спускальщики. Сколько можно размножаться? А? Член с двумя эн? (Пауза.) Иняз, говоришь, эта Галочка кончила? На отлично? А сейчас?

Саша. В химинституте - лаборантка - патенты переводит, за печкой еще следит. В лаборатории печка. Сотня в месяц - без вычетов - по трудовой книжке. Дочка на шее, родители. Все вместе прозябают. Жизненное пространство тридцать квадратов. Дорога больше часа на один конец.

Семен. Туда. Наша. Тепленькую возьмем - с печки.

Саша. Мужик в дерьме.

Семен. Инженер. Бум спасать инженера. Ты ему хоть намекнул, что самое главное - его баба.

Саша. Намекнул. Хочет в официанты.

Семен. Ой, Шура, валютные дела попихаем - на уровне. Хороша, говоришь?

Саша. В теле телка - Венера.

Семен. Понимаю я мужиков, что бабки за баб стегают. А что, и хороши наши бабенки. С иностранным языком теперь в штат возьмем. Давно мечтал. Доллары, фунты стерлинги - вареники с клубничкою. Америка - в элементе. Что не ходишь? Подсказать?

Саша. Сам. Сюда. (Ходит.)

Семен. Туда. Не обижают наших Машек фирмачи. Америка. Мат - в штате, Сашок. С партийными билетами меня поздравь - красненькими. (Достает из-под шахматной доски два червонца, кладет их в карман.) (Смотрит на часы.) Время, сволочь. Но право первой любви за мной. (Собирается.)

Саша. Тебе ж за чулками.

Семен. Днем за чулками. Вот через два месяца станешь барином мэтрообразным - будем доверять больше. Ну - как зэки! (Прощаются как зэки: ударом ладонь в ладонь.) Пошел я. (Уходит.)

Саша. Как зэки. (Достает с полки первую попавшуюся книгу, произвольно открывает, читает): Мудрый Гомер говорил, что любая из женщин негодна:

Пусть целомудренна, пусть шлюха - но пагубны все.

Ведь из-за блуда Елены мужеубийство возникло.

А Пенелопы верность была причиной убийств.

Да, из-за женщины лишь была создана Иллиада

И Одиссеи, виной лишь Пенелопа была. Паллад. (Закрывает книгу.) Бюль-Бюль-оглы. Пятый век нашей эры. Греческая эпиграмма. Пять рэ. Кому гонорар перепадает? (Ставит книгу на место.)

Входит Света.

Света. Открыто было - я и зашла. Можно?

Саша. Привет. (Оценивающе смотрит в упор.) Сядь в кресло - расслабься. Скованность - это вина, это негодность. Эпиграмма, а ничего смешного. И тогда людей дурили. Не обращай на меня внимание, девочка. (Смотрит на часы.) Вы любите телек?

Света. Люблю.

Саша. Любить - значит ненавидеть. (Берет газету.) Программка. По первой труженникам села. По четвертой - ни черта. По третьей - говорите ли вы по-испански - парле Франсе. По второй - футбольчик.

Света. Футбольчик?

Саша. Товарищеская встреча: сборная СССР - сборная Бразилии.

Света. Пеле?

Саша. Пеле абзац - кубок века хапнул. Вы что, любите футбол?

Света. Я люблю болеть.

Саша. Любить болеть - значит ненавидеть болеть. Здоровая логика. Включим. (Включает телевизор, садится в кресло.)

Комментаторский голос: "Говорит и показывает Рио-де-Жанейро. Говорит и показывает Рио-де-Жанейро. Мы ведем прямую трансляцию с центрального стадиона Рио-де-Жанейро, где сейчас перед вашими глазами блеснет праздник футбола: в товарищеском поединке скрестят свои шпаги наша сборная и сборная Бразилии. Стадион, вмещающий более ста тысяч зрителей переполнен до отказа - просто яблоку некуда упасть. Дорогие товарищи, вот я вижу на противоположной трибуне группу наших туристов, благородно пожертвовавших своими отпусками, чтобы специально приехать в этот чудесный город Рио, поболеть за наших ребят. Так и хочется им сказать: мо-лод-цы! Хоть матч и товарищеский, но престиж, дорогие товарищи, есть престиж. Престиж нашего..."

В этот момент Саша выключает звук.

Саша. Башка трещит. У нас же есть наушники. (Достает из шкафа пару наушников, одни дает Свете.) Подойдут?

Света. Безразлично. (Прислоняет к уху одну наушницу.)

Саша. Слышно?

Света. Ага. Блохин, Веренеев, Шенгелия, Кипиани...

Саша. Кофе в этой Бразилии в прошлом годе сгорел - так у нас на всю жизнь подорожал, зараза.

Света. Ну, бей, бей. Мазила. Зачем они этого Андреева взяли?

Саша. Разбираешься, что ли? Роскошный город Рио - с голубой каемочкой. Вот где нам поработать. Только вот в Амазонке у них пираньи. И если на теле маленькая ранка, а вы в этой Амазонке - до скелета обнажат. А мальки с мизинец, сволочи.

Света. Что с мизинец?

Саша. Пираньи - рыбки; и до скелета обгладывают - в секунду. Чушь рыбачья. Вот жизнь.

Света. Бестолковый, ну до чего бестолковый этот Андреев. В центре - в стенку играть надо.

Саша. А вы еще и футболисточка?

Света. А вы еще и рыбачок?

Звонок в дверь.

Саша. Опасная футболисточка. (Встает.) Это гут. Сережа тоже до футбола любитель - найдете тему. Важно, чтобы водочка Волгой-матушкой да и в Амазонку - чтоб пираньи наших знали. А там свобода и независимость. (Идет открывать входную дверь.)

ЗАТЕМНЕНИЕ

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Гостиная в квартире Саши и Веры. За столом, уже как полчаса, сидят Сергей, Галя, Саша, Света. Пьют, закусывают, разговаривают. Сергеи и Света сидят в наушниках, одетых на одно ухо.

Сергей. Удобняк с этими наушниками, ребятишки. Никогда бы не додумался. Инженерная мысль. Зверь.

Саша. (Разливает водку, поднимает бокал.) За инженерную мысль - зверскую.

Сергей. Шура - ты Эйнштейн! (Пьет один.)

Света громко ставит свою рюмку на стол.

Саша. Нервы - это плохо. А вот в футбольчик я бы сейчас поиграл и сам.

Галя. А вы слышали: от Озерова третья жена ушла.

Саша. Когда жены уходят, это плохо. Мужик, значит, был не мужик - хоть и Озеров. Нутро в мужике самое главное, ну и еще кой-чего, конечно, без чего детишкам не вылупляться. Пардон. Но мозги, все равно, на первом месте. Это только у китайцев они на втором. Каждому свое. А вот в футбольчик я бы сейчас поиграл и сам.

Сергей (вскакивает из-за стола, подбегает к телевизору). Ну! Гол! Ура-а! В железку их, шоколадненьких. Вот наши дают, а? (Подходит к столу, разливает водку.) Может, за наших? (Пьет один две рюмки подряд.)

Саша с Галей в это время уже танцуют медленный танец. Потом Саша взглядом показывает Свете на охмуревшего Сергея и уходит с Галей в другую комнату.

Света. Давайте я с вами выпью за наших.

Сергей (оглядывается). Все наши ушли. (Растерянно.) С удовольствием. Где наша не пропадала. (Пьет. Уставился на Свету. Неожиданно обнимает ее за талию. Сладострастно дышит.) Я вами закушу. Идет?

Света (отстраняет его). Руки! Вы же меня совершенно не знаете.

Сергей. Но вы же из их компании. Я хорошо знаю Сашу, Веру. Можете положиться. Вас смутила моя лысина? Я знаю, зачем мы пришли сюда. Я все знаю мы с Сашей большие друзья. (Хочет ее поцеловать.)

Света (отстраняет его). Вы, вы, лысый Эйнштейн. Прочь!

Сергей. И на прежней работе хамили. Смотрите - гол! (Обнял ее и целует, когда Света посмотрела на телевизор.)

Света. Пустите! Зверь! (Кусает Сергея внос.) Тьфу. (Сплевывает.)

Сергей. У-у! Мой нос!

Света. Тьфу. (Сплевывает.) Вот гадость.

Сергей. Эйнштейн без носа, что без Нобелевской премии, бешеная собачонка. Еще кто из нас зверь. За кого тебя здесь держат, прищепка?

Света. Вы, вы опережаете события. Понимаете? А самое главное в жизни - это уметь стоять на своем перроне и ждать.

Сергей. Дождешься. У-у-у! (Гладит свой нос.) У вас уже есть жизненный опыт - скажите пожалуйста. Надо предупреждать. У-у-у! (Гладит свой нос.)

Света. Иначе поезд вашего счастья так никогда и не притормозит.

Сергей. С характером мадмуазелька. (Наливает в рюмку водки.) В поезде ништяк пить добрую водку. (Пьет.) А плохой водки в природе и не существует. Вы согласны, козочка с рожками? Тюп-тюп-тюп.

Света. А козочек без рожек в природе не существует.

Сергей. Как сказать. Вам видней. (Пауза.) Вы, наверное, хороший, сердечный человек. Я вот на вас посмотрел - и сразу говорю. Что говорю, то знаю. Вы не подумайте, - я не пошляк, не хам. Вы правы: скорее всего я лысый Эйнштейн. Обидно, конечно. Но не я один - успокаивает. Вообще, хочу вас поправить, сердечная козочка, от бескорыстия, так сказать душевного: события опережает лишь тот, кто абсолютный дебил. Меня все-таки принимают в вашу команду. Научили б лучше чему-нибудь. Я способный. Зачем вы меня обводите?

Света. Потому что вы на меня нападаете.

Сергей. Но мы же в одинаковых футболках, девочка. Пасуйте. Другим тоже хочется шлепнуть по мячику иногда. Зачем зазнаваться? Или вы считаете себя центрфорвардом, мастером индивидуальной игры?

Света. Пасовать? (Задумывается.) Вы знаете, я могу вам дать пас. Секунду. (Идет на кухню и возвращается с двумя гранеными стаканами.) Держите. (Дает Сергею один стакан.)

Сергей. О, мы будем пить на брудершафт из граненых стаканов?! Вы хотите мне дать пас на ход? Потрясающий учитель!

Света. Если тыльной стороной стакан приставить к этой стене, а к этой стороне стакана приложить ухо, то можно научиться всему сразу.

Сергей. К этой стене? Там же, как я понимаю, Саша и Галя. Опасный момент вы создаете. Что ж, только вперед, ваш покорный ученик. Поле надо видеть широко.

Света и Сергей садятся на диван, который стоит возле "той" стены, прикладывают стаканы, подслушивают. "Та" стена во время небольшого общего затемнения сдвигается на середину сцены. При освещении мы видим как Сергея со Светой в гостиной, так и Сашу с Галей в спальне.

Галя. Вот и все проблемы, Сашка: квартира, ребенок, работа, нервы, денежная недостаточность. Для Сережки еще теща с зятем. Что говорить.

Саша. Не говори. Жизнь глупа, паскуда. Раньше хоть любовь всякую недостаточность компенсировала.

Галя. Я не могу вспоминать "раньше", Сашка. Ведь в этой ужасной жизни все так бесовски детерминированно. Как я выражаюсь. Но из чего вытекло сегодня? Из чего вытечет завтра? Куда утекла любовь? И вроде бы не глупее других.

Саша. Из завтра вытечет ничто. В одну реку нельзя войти дважды. Демокрит, что ли, сказал. Гражданин мира. Нет - Диоген. Вечно путаю. И того и другого на "я" зовут. Ладно - ни один черт. Нет, вот же шкет голый жил в бочке. Представляешь, когда он увидел мальчика, который пил воду из ладошки, Диоген выбросил свою кружку и сказал, что какой он был дурак. Спектакль. Никто не хочет жить как Диоген, хотя все им восхищаются. Не знаешь, почему?

Галя. Могу тебя уверить, Сашка, я сейчас ничем не восхищаюсь. Извини. Но ты мне что-то обещал сказать - для нас с Сережей что-то важное, жизненно важное. Я тебя перебила - извини.

Саша. Галчонок. Не даете вы нам, мужикам, полетать - на землю тянете. Ладно, ничего, я земная тварюшка, как-нибудь не обижусь. Ты знаешь, давай-ка закури сначала. Сигареты вот, спички. Так. (Зажигает для нее спичку.) Воды вот стакан приготовим на всякий случай. (Наливает из графина стакан воды.) Ничего себе вода, кипяченая.

Галя. Зачем воды? Да из стакана. Мы, значит, продолжаем оставаться дураками?

Саша. Следишь. (Берет ее руку.) А у нас ладошки еще дрожат, как зимой воробышки. Целей вода в стакане будет - мы не дураки. Ну, лады. Короче. Это дело наше, значит, важное жизненно, или как его хочешь, собственно, характеризуй сама. Ну, короче. Мы, ну, то есть я с Семеном, ну там увидим, если согласишься, значит. Не знаю, ну там и Сережку твоего можно подключить со временем. И даже сразу, думаю - способный же парнишка. Как твое мнение?

Галя. Очень способный.

Саша. Ну вот видишь - в этом мы с тобой солидарны. Вот. Вот. Так, ну, короче: мы будем выводить на тебя в кабаке, нашем кабаке солидных товарищей. Скорее всего иностранцев. Ну и, значит, ты будешь с ними того... Короче, спать с ними будешь - бай-бай.

Галя отдергивает руку.

Не нервничай, Галочка, не нервничай. Вот, собственно. Мани-мани будешь получать у них валютой, а мы тебе валюту будем менять на рубли - с очень хорошим коэффициентом. Без проблем. Социально станешь домохозяйкой. В день триста рублей за просто так иметь будешь. С твоими-то данными. У тебя потухло. (Зажигает для нее спичку.) От криминала гарантия полнейшая - статьи нет. Да и у Семена везде свои. (Пауза.) Чего тебе селедкой-то в бочке жить. Диоген бы задумался, если б ему предложили, к примеру, и если б он был бы такой красивой и умненькой девочкой, как ты. Не нервничай - водички выпей. Вот. Так что ты подумай - дураков сейчас и без нас хватает. Выпей водички.

Галя пьет.

Ну и с богом. (Берет ее руки.) И ладошки как потеплели, любая кормушка для воробушек - весна долгожданная. М-да. Хата для работы будет. Таблетки противовенерические - вот они, французские. За четыре сотни за упаковку достаем. Вам, ну, то есть и тебе тоже будем выдавать бесплатно. Одного зернышка хватает на две недели - так она, лекарства, действует. Видишь, желтенькое зернышко. (Показывает одну таблетку.) Ну, а от зачатия, там, спираль платиновую вставишь. Ну и мы можем что из западных средств подкинуть. Да и лимонами вон можно. Светка у нас лимонами. И витамины, как вроде заодно, организм принимает. Лимоны тоже бесплатно, значит. М-да. Сплошной коммунизм, девочка моя. М-да. В акте рождения заключен акт смерти, а пожить в своем маленьком коммунизме хочется - согласись. Начитался же я Веркиных книг. И у тебя время теперь для чтения появится. Вот, собственно. Ты умненькая девочка. Лады - думай. (Встает.) Я чайку пойду сготовлю. (Уходит на кухню.)

Галя. Чайку? А Диоген пил только воду. (Пьет.) Диогену - диогеново. (Ставит стакан.) Подумать только, как Сашка сильно изменился. Все мы меняемся.

В спальне затемнение. Сергей дует в стакан, потом ставит его себе на голову.

Сергей. Это корона или рог, а, рогатая козочка? Ученик задал вопрос. (Дует в стакан.) Семикопеечная стекляшка, но жизненно необходима. А с другой стороны, без семи этих копеек получается Диоген - король философов. Что я говорю? Познание увеличивает незнание - так что нам ничего не известно, миленькая козочка. Я смог бы убить человека, ты не знаешь? Вот зверя я бы точно убить смог - зверского. Хорошо, что у меня нет сейчас пистолета. Невыносимо. Выпьем? (Наливает рюмку водки, пьет.) Ты что-то сжалась вся. Холодно?

Света. Знобит.

Сергей. А мне жарко. Не дадим друг другу умереть? (Берет ее руку.) Как ладошки-то дрожат, холодющие, как зимой воробышки.

Света. Нет! (Вырывает руку.)

Сергей. Не бойся - не трону. (Показывает на телевизор.) Смотри, первый тайм отыграли, мультики показывают. Цветные. Какой же счет? Вот зараза. Пить будешь?

Света. Вина.

Сергей. Как раз полбутылки осталось. В рюмку, в стакан налить?

Света. Из горла. (Берет бутылку вина, выпивает из горла.)

Сергей. Способная девочка. (Наливает себе в стакан водки.) Диогену диогеново. (Пьет.) Я до безобразия любил в детстве цветные мультики. Особенно снежную королеву - по Андерсену. Сказка. Сейчас же нечего смотреть. Хе, а у меня лысина вспотела. Мне бы головой играть - по-стрельцовски. А какие он пасы пяточкой отдавал - пальчики оближешь. Теперь так не играют. Жлобье одно осталось в бутсах. Похож я на Стрельцова, девочка, хотя бы в рыцарском смысле?

Света. Обнимите меня, я никак не согреюсь.

Сергей. Давно бы так. Рыцарь принимает мяч - сердцем. (Обнимает ее, садятся на диван.) Вот сидеть бы так всю жизнь обнявшись - Андерсен. Ты любила Андерсена?

Света. Я и сейчас его люблю. Больше всего на свете мне нравится Золушка.

Сергей. Но ведь это Шарль Перро.

Света. Все может быть, все.

Сергей. Больше всего в женщине я ценю верность. За это я любому готов глотку вскрыть. А мне как-то предлагали пистолет за триста рублей. Тоже. (Пауза.) Смотри, второй тайм начался! Включим звук?

Света. Включим, если ты сможешь включить сейчас звук.

Сергей. А ты, девочка, еще и бесенок. (Пауза.) А я бес. Бес!

Света. Чего орешь? Выпей воды, успокойся.

Сергей. Воды? Если я начал играть, я с поля не ухожу, и воду во время матча не пью, даже если меня подбили на взлете. Вам пас - пяточкой. (Дает ей пустой стакан и себе берет один. Подслушивают через "ту" стену.)

Спальня освещается. Там Саша и Галя.

Галя. Да, Сашка, да. Тысячу раз "да". Ну как можно его побить - этого бывшего отличника, этого бывшего красавца, спортсмена, остряка, а теперь всего-навсего старшего мастера на каком-то шиноремонтном заводе. Я буду до конца откровенна, Сашка. Ты не представляешь, но мы ложимся в одну постель только по белым воскресеньям. Есть, Сашка, такое понятие - белое воскресенье. Согласись, ведь если Сережка в черную субботу вкалывает, то на черное воскресенье его, как мужика, не хватает. Что поделать - он не тех кровей. И квартира там ему не светит - со всеми переругался, все для него там хамы, подлецы, негодяи. А я женщина - я же красивая женшина и желудок у меня здоровый. Я еще могу цвести, я еще хочу цвести! Ой, Сашка. Мы совершенно опустились. Даже книжку открыть в метро не могу. Наперед же знаю - не вникну, не предамся очаровательным иллюзиям. А как хочется хотя бы этих иллюзий. Я положительно никуда не выхожу. Театры, выставки, музеи - это так для меня абстрактно. Меня просто колошматит, если смотрю кино, где показывают высокие человеческие чувства, любовь. Я положительно не понимаю, что для некоторых это все возможно, что это все вообще объективно возможно.

Саша. Запахали девочку, - вижу.

Галя. Не то слово. Вот недавно случай со мной: проезжий один в метро спросил, на какой станции "Современник", театр. Представляешь - забыла! И только через полчаса, когда приехала на свое Кунцево, вспомнила, что на Кировской. Дочка болеет - дача нужна. О чем мы, Сашка, разговариваем - о чем не нужно разговаривать. Тридцать лет скоро, а когда жизнь начнется, не представляю. Никто нам не звонит, никому мы не нужны. А ведь было столько друзей. Хорошо, что тебя Сережка случайно в метро встретил, а то бы... Древние говорили, что одиночество - благо. Но ведь невозможно жить одним, невозможно.

Саша. Чай-то вкусный? Нравится?

Галя. Необыкновенный, Сашка. И ты необыкновенный - личность. И ты меня когда-то любил. Я тоже тебя любила. Не могу понять, почему я выбрала Сережку. Почему я думала, что тебе была нужна лишь московская прописка?

Саша. Все прошлое, - что теребить. Прописка у меня теперь есть. Я тебя любил. Когда ты вышла замуж за своего мужа, чуть не сдох.

Галя. Прости.

Саша. Естественно.

Галя. Ты меня не прощаешь.

Саша. Раньше не прощал. Да. Но теперь как-то все по фигу. Лучше искренне, так?

Галя. Искренность - это прекрасно.

Саша. По-разному.

Галя. Наверно. Кто может мне сказать, хочется мне жить или нет?

Саша. В конечном счете - всем хочется.

Галя. По-разному.

Саша. Наверно.

Пауза.

Галя. Чай вкусный. У тебя особый рецепт?

Саша. Мура. Три зернышка соли на поллитра воды. Всех делов. Соль - она фактуру чая оттеняет.

Галя (отпивает). И точно мура. Но, послушай, как Сережка все воспримет? Ведь все же эти дела - это же страшней Освенцима. Если разобраться.

Саша. Да проще, Галка, надо смотреть на вещи, проще. Если разобраться, то ведь проституция - самая древняя профессия на земле. В конечном счете, каждый человек себя продает. Тело, по-моему, продавать не так страшно. Душу, главное, оставить живу. А от страшной жизни душа крепчает - века доказали. Парадокс. Алиби. Жизнь прекрасна и удивительна, Галочка.

Галя. Да. Но, послушай, какой-то феноменальный по ужасу и красоте кошмар. Голгофа.

Саша. Да ну проще все, господи.

Галя. Но, послушай, я не представляю, как Сережка все воспримет. Ведь, в конечном счете, он все узнает.

Саша. Логично. Но ты не беспокойся. Все дело в том, что, что всю эту муру он знает. В тебе сомневались.

Галя. Как он все знает?

Саша. Ну элементарно, ну, Галочка.

Галя. Сережка? (С болью смеется.) (Пауза.) Я не обижаюсь на Сережку. Все мы дети этой жизни.

Саша. Логично. Если жизнь тебе дана, надо жить.

Галя. Мой мозг слепнет, соприкасаясь с твоим.

Саша. Голова, головушка, головка. Мир красит пошлость. Откровенно, я за тебя рад - чисто по-человечески. Не сомневался. Хорошо. Вот. Ну тогда уж сразу еще одно обстоятельство маленькое. Собственно.

Галя. Какое обстоятельство? Саша. Да не существенное. Но обстоятельство. Галя. Говори - не понимаю.

Саша. Я и говорю. Сам не знаю. Так. Ну, лады. Короче: мы сейчас с тобой должны это самое... Ну формально. Ну, короче, чтобы предлагать тебя клиенту, я должен сам досконально знать все твои женские достоинства. Техника секса - это все вопросы, вопросы - они возникнут. Кое-чему тебе придется и подучиться - у меня. Раз ты решила. У нас такой порядок.

Галя. Ну ты и бесстыдник. Ты уже забыл, как тебе было хорошо со мной? Ну дочь родила, черт возьми. Я же тебе объясняла - белые воскресенья. Разве от них истаскаешься? А гулять за чувство - так нет у меня никакого чувства.

Саша. Не знаю, может, я недостаточно понятно изъясняюсь.

Галя. Ну, не вешать носа. Я решила. Решила. Ты же меня любил, Сашка. Я помню. (Пауза.) Что ты со мной делаешь, мой любимый Сашка. Что я с собой делаю. (Пауза.) Здесь? Сейчас?

Саша. Все будет хорошо. (Обнимает ее.)

В спальне затемнение.

Света (оттолкнув Сергея, который в это время ее обнимал). Пусти меня, мужик! (Пауза.) А что нам, бабам, остается делать? Ты что-то замолк, мой королевский рыцарь. Или ты уже не рыцарь? Тоже нос обвис.

Сергей. Я тебя сейчас изнасилую, блядь! (Наваливается на нее.)

Света (отталкивая его). По-стрельцовски? Как дам по яйцам коленом! На ногах-то еле стоишь.

Сергей (садится в кресло). По яйцам бить не надо. (Закрывает лицо руками.)

Света. Я тоже на ногах еле стою. (Садится на диван.) Кончается у меня отпуск, а так и не съезжу теперь к маме. И памятник уже можно было. За два-то года земля осела. Сорняков там сейчас - тьма тьмущая. (Закрывает лицо руками.) Не всегда пяточкой можно дать отменный пас. Слышишь, полузащита? (Смотрит на Сергея, который стоит уже в центре комнаты, размахнувшись стаканом, и хочет запустить его то ли в Свету, то ли в "ту" стену.) А, вы уже нападение! Ты уже стоишь на своих ногах?! Хвалю! Характер! Я тоже на своих ногах! (Встает на диван.) Ну - одиннадцатиметровый - бей!

Сергей (с силой разбивает стакан об пол). Сашка был моим другом. Настоящим. Я бы его даже сейчас не пристрелил. Слишком легкая смерть. (Подходит к дивану, ложится на него.)

Света. Я бы все равно пропустила. Стекол-то набил. Небольшая ранка и пираньи тебя до скелета. И в Амазонку нырять не надо. (Пауза.) Заснул. Без подушки. Диогену - диогеново. Убрать надо. Веник. (Уходит. Возвращается с совком и веником. Подметает стекла.) А какой же счет? (Включает громкость у телевизора.)

Комментаторский голос: "На этом, дорогие товарищи, разрешите с вами попрощаться. Всего вам самого доброго. До новых встреч в эфире. Благодарю за внимание."

Света (выключает телевизор). Кончилось. Все когда-то кончается. Вот сесть бы сейчас на веник и улететь в эту Бразилию, может, там не так страшно. (Закрывает лицо руками.) Мама, мамочка моя родная, извини меня, пожалуйста ведь ты меня так сильно любила! (С силой швыряет веник в угол комнаты.) Гол. (Садится в кресло.) Нехорошо, говорят, подслушивать. (Плачет.)

ЗАТЕМНЕНИЕ

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Квартира Семена. Света, Галя, Саша сидят в креслах. Сергей лежит на диване, слегка похрапывает. Звучит Луи Армстронг на маленькой громкости.

Заходят Семен и Вера. На Вере короткая юбка, ноги в черных "сексуальных" чулках и в новеньких сапожках. В руках у Семена две коробки с сапогами и целлофановый пакет с чулками.

Семен. Салют труженикам. А мы прибарахлились. Примерьте, Светочка, Галочка, чулочки сексуальные. Сапожки вот еще моднящие, по случаю, рванул. Примерьте.

Галя и Света одевают чулки, сапоги. Вера берет с полки книгу, открывает, садится в кресло.

Да, вижу, впору. Мой глаз - ватерпас. Чудненько. Пройдитесь.

Галя и Света встают, прохаживаются.

Юбчонки повыше. (Задирает им юбки.) Так. Секс! Чудненько. А где спасибо?

Света. Спасибо.

Галя. Спасибо.

Семен. Носите на здоровье. Как по заказу. (Гале и Свете.) Так - шаг поуверенней, пободрей - как у Аллы Пугачевой. Шик. (Напевает.) Когда б любил я вас душою всей. Та-та-та-та - как водится, у горизонта сходятся, зовут плясать, да только не меня. Ну, что вы такие грустные, будто воду на вас возили?

Саша. Вер, ты за сапоги отдала деньги?

Вера. Ботаник отдал.

Семен. Потом, Шурик, сядь. Не порть картинку материализмом. (Смотрит на Сергея.) Ну и кто у нас здесь накачался - будущий официант или все еще шиноремонтник? Что вы скажете, Галочка?

Галя. Что?

Саша. Все в ажуре, Семен, - не будем.

Семен. Это хорошо, что все в ажуре-абажуре. Ну и накачался - от счастья, значит. К утру-то отойдет? Ему завтра в одиннадцать с трудовой книжкой ко мне. (К Гале.) Где ресторан-то, знаете?

Саша. Мы созвонимся - вместе подъедем.

Семен. Когда все вместе - это групповик. Это хорошо. (Пауза.) Светочка, спой нам что-нибудь под групповичок. Спой - сапожки подарю. (Хлопает в ладоши.)

Света. Выступает!!! (Выходит на середину комнаты.) Я выступаю. (Поет.) Люди гибнут за металл!

Люди гибнут за металл!

Сатана там правит бал - там правит бал!

Сатана там правит бал - там правит бал!

Фигаро здесь! Фигаро там! (Опять садится в кресло.)

Семен. Нет, ребята, вы явно пить не умеете - с вами надо провести занятие. (Поет.) Фиииигароооо! О-о! О-о! Где-то я все это слышал.

Света. Это любимая ария моей, моей души.

Семен. Душа - потемки. Сапоги дарю, хотя и не ублажила. М-да. Галочка, я вас хочу пригласить на танец. (Берет ее руку.) Хороша. Не здесь. Верочка, ты там постель после ботаника сменила?

Вера (сидит на диване; на коленях раскрыта книга; задумчиво смотрит поверх книги в отдаленную точку). "Упоительно встать в ранний час,

Легкий след на песке увидать,

Упоительно вспомнить тебя,

Что со мною ты, прелесть моя. Вместе со Светой. Я люблю тебя, панна моя,

Беззаботная юность моя,

И прозрачная нежность Кремля

В это утро как прелесть твоя." Семен. Рехнулись вы все, что-ли? (Подходит к Вере, берет книгу.) Александр Блок. "Утро в Москве." (Смотрит на часы.) А сейчас вечер. Вредно на ночь стишки читать. Пошли, Галочка, на пару слов.

Света (берет Галю за руку). Семен, не трогай ее, пожалуйста. Саша уже все ей растолковал. Не трогай.

Семен. Растолковал? Хорошо. Ну, а я практически-реалистически.

Света. Саша уже все ей практически!

Саша. Болтает, шлюха.

Семен. Гоп-стоп, половой разбойник. У меня право первой любови?

Саша. Да врет, ты посмотри - спятила же.

Галя обнимает Свету.

Семен. Тогда и эта спятила. Некрасиво получается, Сашульк. Некрасиво. У нас с тобой будет долгий разговор. Ну что же, тогда буду первым клиентом. (Достает деньги, засовывает Гале за грудь.) Сотня там. Ну. (Берет ее за руку.)

Света. Вот тебе деньги за сапоги. (Достает из своего портмоне деньги.) Вот - здесь двести рублей. (Отдает Семену деньги.) И еще сотня. (Вытаскивает из Галиной груди деньги, отдает их Семену.) Хватит?

Семен. Ну это борзость. Держите меня, но я не пьян. Девочки, ведь не вы мне нужны - я вам нужен. Что за номера? Светульчик, тебе пора у койку детское время. Баиньки. Я тебе сделал постоянную кроватку, я могу тебя с нее и согнать. Певичка. Не надо песен.

Света. Я не отдам тебе Галочку. (Встает между Семеном и Галей.)

Семен. М-да. Ну не хочется же мне применять силу.

Света. Я не боюсь тебя.

Семен. А зачем меня бояться? Я разве страшный? Нет, как она поет: с чувством, с годоском, девственно. Ты пьяна, малютка. Зачем завтра пятки лизать мне хочешь? Связался же. Ты что думаешь, если тебе делает протеже моя знакомая шлюха, то ты можешь вести себя безнаказанно?

Света. Вы не благородный человек! Вы не благородный человек! Моя мама не шлюха. Моя мама не шлюха!

Пауза.

Семен. Жанна - твоя мать? Когда это она еще успела? Что ты мелешь, деточка? Эта сифиличка Жанна твоя мать? Царство ей небесное.

Света. Она бы не умерла от сифилиса, если б у нее была здоровая печень.

Семен. Побаливала у нее печенка, побаливала.

Света. Ртуть, мышьяк, йод - это не для нее. Она бы раньше умерла, если б лечилась.

Семен. Четверка крестей - козырная. Рассмешила. Знаем ваши карты. Даже простить хочется. Жанна ее мать. Весело кощунствуешь - хватайте меня. Ну помог я тебе, как ее единственной ученице и ее лучшей подружке, как она просила в рекомендательном письме, что ты мне всучила. Хотя я до сих пор не верю, как ты успела стать со своими годами ее лучшей подружкой. Лесбиянкой Жанна не была.

Света. Она просила, чтобы вы сделали из меня проститутку?

Семен. Ты сама этого захотела, сама.

Света. Но вы же, вы же совратили меня. А потом, потом...

Семен. Это еще кто кого совратил, миленькая моя. Ты сама, сама согласилась и захотела стать... Признайся.

Света. Мне плохо.

Семен. Мне тоже плохо, миленькая девочка. Знай, что моя и ее единственная дочь умерла от врожденного сифилиса семнадцать лет назад, на третьем году своей крохотной жизни. (Подходит к столу, наливает стакан водки, пьет, закуривает.) (Пауза.) Никому, никогда не рассказывал. Вот этими руками я посадил красные розы на могилку своей Эвридики. Там, у вас на Алтае семнадцать лет назад. Приезжал. Чудное имя ей Жанна все-таки придумала. Эвридика. Шлюха.

Света. Нет!!!

Амплитуда храпа Сергея.

Семен. Да, к сожалению. Жанна была самой классной шлюхой, которую я когда-либо знал и любил. Ты-то мне очки не втирай. Она меня совратила. Она привела меня в кабак, в свой кабак. А потом он стал нашим, а теперь вот моим кабаком. Чудесную дочку она мне родила. Не от кого-нибудь - с моим родимым пятнышком на спинке. Только, только после рождения Эвридики: сначала у Жанны кормить не могла, а потом и у меня спирохетные симптомы. Дела, понятно, имели только с частниками. Я был тогда уже официантом - в шею погнали б с работы. Молоком кололись, в Мацесту ездили - на серные воды, ртуть, мышьяк. Дела. А у Эвридики - никаких признаков болезни. Вассерман отрицательный, развитие как у нормального ребенка. У нее был врожденный. Врач сказал, что такая штука может дать о себе знать через месяцы, через годы - сразу бьет на третичный период, а там каюк. Я был злой, я превращался в зверя. Жанна не лечилась. Правильно печень. Еще эти ее репетиции. Конечно, дома. Сдалась ей опера. Был бы дар, образование. А то ж самоучка. Тут еще соседи. Эта коммуналка. (Наливает водки, пьет.) Это меня доканало. Я начал ее бить. М-да. Я, как садист, хотел видеть ее слезы, слышать ее настоящие рыдания. Она же бациллу в дом притащила. А Жанна смеялась и пела, смеялась и пела. Никогда не забуду, как я ее бил, а она смеялась и пела, тварь. Царство ей небесное. Кончилось тем, что она меня бросила. Сломалось в ней что-то, не выдержала - уехала из Москвы вместе с Эвридикой. Потом как-то пришла телеграмма с Алтая. Там сообщалось, что Эвридика умерла. Ну и хорошо, что в детстве. Отошла безгрешная душа моей дочурки в рай. Царство ей небесное. Вот этими руками я посадил красные розы... Как я любил свою Эвридику. Вы не представляете. Я Жанну там тогда чуть не прирезал. Она говорила, что это я их заразил. Вот так и свалили вину друг на друга, а Эвридики нет. (Пауза.} Сам-то с трудом из болезни выскребся. До сорока восьми градусов температуру нагонял. Молоко с йодом в вену. Кому говорю - никто не верит. Организм собачий. Не было тогда таблеток по триста рэ противовенерических. Вам это не грозит. Вот так - не всю жизнь Семен в холостяках ходил. Так-то. Ладно, сегодня я всех прощаю. Если тебе легче, девочка, зови Жанну своей матерью, но запомни: ей я ничего не должен. Почему мы женщинам всегда чего-то должны?

Вера. Ты вроде как бы подобрел, Семен. Никогда о себе не рассказывал.

Семен. А я разве о себе рассказывал? Верка, у меня богатое воображение.

Амплитуда храпа Сергея.

Да переверните вы на бок этого храпуна!

Света. Папка! Нет. Нет. (Рыдает.)

Семен. Она сказала? (Оглядывает всех.) (Пауза.) А меня ты, значит, хочешь звать папкой? Смешливая попалась. А может, разрешить тебе? (Пауза.) С комплексами герлушечка.

Света. Нет! (Рыдает.)

Семен. Плачет. (Нервно смеется.) Ну зачем ты плачешь, девочка? Я разрешаю. Я добрый сегодня. (Нервно смеется.)

Вера. У нее такое же родимое пятно на спине, как у тебя, Семен. Не знаю.

Света. Нет. (Рыдает.)

Семен (к Вере). Что ты сказала? Откуда такие сведения?

Вера. От верблюда.

Семен. Не спешите меня поздравлять. Черт восточный. (Пауза.) Но я же с ней был - право первой любви. Я бы заметил пятнышко родимое.

Света (рыдая). Мне мама еще сказала, что когда тебе в Москве станет очень, очень плохо, скажи Семену, что до трех лет тебя звали Эвридикой. И вот мне сейчас очень, очень плохо, и вот я сейчас сказала, что до трех лет меня звали Эвридикой, но мне не легче - мне еще хуже, хуже. Я, наверно, опередила время, но я же не знала, что ты жив, папка. (Плачет.)

Семен. Фашизм. Но я же не Гитлер, ребята. Ну-ка. Ну-ка!! (Резко подходит к Свете, задергивает ей блузку со стороны спины.) Точно. Обыкновенный фашизм. Воскресла. И ожег там рядом. Простудилась раз малышка - банки ей ставил. Знал же, что вое равно, а тем не менее... Вот был милый человек. Если кто простудится - могу поставить. Я умею. Я не говорил? Этот ожег случайный. Случайный. (Наливает в стакан водки, пьет.) Сколько можно пить? А у нее доброе сердечко - она же заступалась тут за кого-то. Снег на голову. Жанны все это штучки. Умеют женщины мстить. Вот этими руками она заставила посадить красные розы - розы любви на могилу моей Эвридики.

Света громко плачет.

Да успокойте ее кто-нибудь! (Пауза.) Жанна сама просила, чтобы я ей подыскивал клиентов - сама!!!

Вера (как бы себе). У всех алиби.

Семен. Алиби? Алиби. Латинское слово. Обозначает - в другом месте. Хорошо бы. Гром средь ясного неба. Я не виноват - такая наша жизнь, работа, господа-товарищи-братья. (Вере, умоляя). Застегни ее. Такая нежная белая кожа, родимое пятно - так отчетливо. Я не могу этого видеть, я не выдержу!

Вера хочет застегнуть Свете блузку.

Света. Сама! Сама!! (Пауза.) Прости, Верочка, застегни меня.

Вера ее застегивает, потом обнимает. Света всхлипывает.

Семен. А Жанна только смеялась и пела, смеялась и пела - никогда не забуду. (Пауза.) Что плакать - слезами горю не поможешь. Не я придумал эту жизнь, эту историю. Перестань плакать. Как дочери говорю, перестань. Кошмар, жуть.

Света. Я боюсь этого человека, Верочка! Спаси меня!! Я же совсем одна. Я люблю тебя, Верочка. Ты гений, гений доброты, Верочка! Мне некого больше любить. (Целует Веру.)

Семен. Лесби... Сумашедший дом. Может, мне выйти, - пока?

Света. Я не Эвридика. Нет. Мне так плохо. Голова. (Теряет сознание.)

Вера, а потом остальные поддерживают Свету.

Вера. Сознание потеряла.

Галя. Обморок.

Саша (Семену). Может, "скорую"?

Семен. Не знаю. Мумие, может?

Галя. Растегните воротник. К окну - свежий воздух. Я сейчас полотенце... (Уходит.)

Свету подносят к окну, растегивают воротник на блузке. Возвращается Галя с мокрым полотенцем, протирает Свете лицо, грудь.

Вера. Ну все, ожила, кажется. Попить ей воды.

Семен. Сейчас. (Бегом бежит на кухню, приносит стакан воды.) Вот.

Света пьет.

Вера. Принесите к окну кресло, ей надо сесть. (Семен бегом приносит кресло к окну.)

Семен. Вот.

Свету усаживают в кресло.

Семен. Ее надо ко мне. Она будет жить теперь у меня. Я ее отец. Бывает же.

Вера. Тише, она что-то хочет сказать.

Семен. Я - тише.

Света. Верочка, а ты, ты любишь меня? Я тебя сделаю самым счастливым человеком на свете. Я обязательно прославлюсь, мы уедем отсюда, мы будем ездить по всему миру. Я буду петь, как Мария Каллас. Можно?

Вера. Я тебя и такую люблю, как свою дочь. Я и сейчас счастлива. Но только можно, я буду звать тебя теперь Эвридикой? Моей Эвридикой.

Света (встает, улыбается; с болью). Я всем разрешаю. (Целуется с Верой, Галей. Дает для поцелуя свои руки Семену, Саше. Подходит к окну.) А смотрите луна ярче любой звезды, она больше любой звезды. Это от того, что луна сильнее и бескорыстнее всех любит солнце. Солнце - это жизнь, его надо всем обязательно любить. Любить. (Пауза.) Знаешь, папка, мы завтра же поедем к маме. Поставим ей оградку, памятник, плиточку положим, и ты посадишь ей красные розы - розы любви. Мы и Веру с собой возьмем - мы всех с собой возьмем. Я вас всех научу кататься на лошадях, научу петь, научу радоваться жизни. Я не лунатик, нет. Вы что такие скучные? (Пауза.) Папка. Я еще не болела этой болезнью. У меня. редкий случай, но это бывает. Мне врач говорил, если что, то сразу наступит третичная форма. Возможно бесповоротное нарушение психики. Мне страшно. Но ты что-нибудь сделаешь, я тебе верю. Ты же все можешь, папка! Я больше не буду засорять твою ванну лимонами. Ртуть, мышьяк мне нельзя. Я вся в маму. Я же тоже люблю солнце, папка! Я всех научу радоваться жизни. (Истерично смеется.) Мама, мама тоже так смеялась, когда ты ее бил? (Рыдает.) Разве так любят, папка? Что же вы не радуетесь жизни? Вы же жизнерадостные люди. Верочка! Мамочка! Я буду петь! А-а! (Теряет сознание, падает в кресло.)

Вера. Воды.

Семен. Принесите воды.

Саша приносит из кухни стакан воды. Вера мочит полотенце, протирает Свете лицо.

Семен. Поворотик.

Саша. Как змея гипнотизирует.

Семен. Верочка, вот тебе ключ от моей квартиры. Помогите, Галочка. В мою спальню. Я думаю - ничего страшного.

Вера и Галя уносят Свету.

Семен. А полотенце забыли. (Бросает полотенце в угол комнаты.) Мокрое. (Вытирает руки о штаны.)

Пауза.

Саша. Ну что, можно тебя теперь поздравить?

Семен. Что?! (Пауза.) Не верю - может, утром поверю.

Саша. Утро вечера мудренее.

Семен. Заткнись! (Пауза.) Ведь посудомойкой она у меня числится. Ведь справку приносила, что здоровая. Вассерман отрицательный. Врачи ведь соображают что-то. Четыре креста. Еще отца родного под монастырь подведет.

Саша. И быстро спирохетта при сорока восьми градусах гибнет?

Семен. Что? Я здоров, я совершенно здоров. Я не больной.

Входят Вера и Галя.

Вера. Она тебя зовет, Семен.

Семен. Иду, иду - отцовские обязанности. Ты не забудь завтра, Шура, политинформацию: Китай, Рейган. И к одиннадцати без опазданий. (Пауза.) Слышь, а мумие помогает? А?

Саша. Ты меня спрашиваешь?

Семен. Как зэки - в законе. (Уходит.)

Саша. Бывают же варианты под этим солнцем. Ты не сердишься на меня, Галочка?

Галя (как бы себе). В этом мире нет виновных, Сашка.

Амплитуда храпа Сергея.

Саша. Хоть здесь человек выспится. Нет, как он храпит. Может, его толкнуть? (Подходит к Сергею, толкает.)

Сергей (просыпается). Уфх. Хууу. Бурратино. Где я? А, привет, ребята. Ты здесь. Галочка? Ну и сон мне снялся - кошачья радость. Воды кипяченой с ладошки. (Берет со стола стакан. Нюхает. Льет на ладонь содержимое. Лижет с ладони. Потом половину содержимого стакана выпивает, половину плескает в лицо.) Хорошая вода, - кипяченая. Совсем как приличная водяра. Я никому не советую быть Диогеном. А сколько времени? Какой счет? Вы мне не мешайте сон досматривать - не мешайте. Тюп-тюп-тюп. (Опять ложится на диван, засыпает.)

Саша. А как там по Фрейду, Верочка? Сын убивает отца, спит с матерью Эдипов комплекс. Содрал Фрейд сюжетик у греков. (Пауза.) У нас другой сюжетик. А?

Вера. Отстань.

Саша. Чего это отстань? Книжки-то свои читать надо, если покупаешь. Зачем покупать, если тебя не волнует научное объяснение мира? Вот я точно знаю, что нам в данном житейском случае для ясности надо попользоваться поэмой веронского врача Фракастора, написанной в шестнадцатом веке о короле Алкитусе и его свинопасе Сифилусе, не чтившего богов. Ну-ка, энциклопедию. (Берет с полки том энциклопедии, раскрывает.) Точняк. Вот память: все помню и знаю. Талант-то пропадает. И то не вою. Просто чту скромно бога разума. Что и всем советую. Жалко только, что от большого знания и незнание увеличивается. М-да.

Галя подходит к Вере, что-то ей говорит, потом идет в спальню.

М-да. Время? (Смотрит на часы.) Двенадцать. Ну-ка, проверим. (Включает радио.)

Дикторский голос: "Начало шестого сигнала соответствует двадцати четырем часам московского времени. (Идут сигналы.) В Москве полночь, в Астрахани два, в Улан-Удэ и Красноярске - шесть, на Сахалине и Камчатке - девять часов утра".

Саша. (Выключает радио.) Утро вечера мудреиее. Может, ребята у нас останутся?

Вера. Галя уже постель стелет.

Саша. Очень хорошо. (Глядя на спящего Сергея.) А можно, я ей пойду помогу?

Вера. Ты у меня спрашиваешь? Трафарет.

Саша. М-да. Слушай, вот все хотел тебя сегодня спросить: ребята с загранки приехали, "Форд" задарма продают. Пятнадцать тысяч. Возьмем?

Вера. Бери.

Саша. Ты мне деньжат подкинешь?

Вера. Уйди.

Саша. Спасибо, Верочка. (Чмокает ее. Смотрит на Сергея.) И что, у этого офицьянта тоже дочь? Бурратинка. Инженерная мысль. А ты мумие для головы попробуй - как рукой голову снимет. Пардон. Три рубля грамм все-таки. (Уходит.)

Вера. Голова. (Двигает к стене спящего Сергея, стелет себе рядом. Задергивает шторы. Приносит стакан воды, растворяет там мумие, пьет. Берет с полки книжку, ложится в постель, закуривает. Хочет читать - не получается. Выключает торшер.)

Армстронг уже давно перестал петь, а пластинка все шипит на последнем обороте и шипит.

1981