"Наваждение – книга 1" - читать интересную книгу автора (Волски Пола)

9

Долгое хлопотливое лето наконец подошло к концу. Словно была сброшена толстая перина жаркого воздуха, давившая на Шеррин. Наступили прохладные длинные ночи, а дни, прежде удушливые, сменились сносными, потом приятными, затем и вовсе чудесными. Пришло прекраснейшее из времен года, и ветерок, влетавший в открытое ландо Цераленн по Рувиньяк, бодрил и сулил перемены.

«Перемены мне не нужны, я не хочу их, – сказала себе Элистэ. – Все и так прекрасно».

Ландо проехало под старой мраморной аркой и покатилось по проспекту Парабо. По правой его стороне стояло единственное коммерческое заведение, которому было позволено вести дела в этом аристократическом квартале, и кондитерская Крионе продавала здесь всяческие кулинарные чудеса, превосходившие по красоте и вкусу творения лучших кухонь Возвышенных. Скульптуры мастера Крионе из темного и белого шоколада, сформированные им шоколадные кремы и трюфели, его фантазии в жидком сахаре, иногда увенчанные живыми цветами, иногда – ограненными вручную сахарными «бриллиантами» или листком настоящего золота, – все это частенько украшало королевские столы и дома, и за границей. Теперь, похоже, все это осталось в прошлом. Заведение Крионе закрыто и пусто. Все стекла выбиты, дверь болтается на покосившихся петлях, вывески и след простыл, фасад цвета сливок почернел от огня. На сравнительно уцелевшей части стены кто-то нарисовал большой алый ромб, ставший эмблемой партии Народного Возмездия. Красный цвет был выбран, чтобы выразить гнев, а форма ромба несла двойной смысл – алмаз, как драгоценный камень, символизирующий финансовое возмещение ущерба, понесенного простым народом Вонара, а также как самый твердый из известных материалов, что выражало непреклонную решимость экспроприационистов.

Элистэ презрительно скривила рот.

Мастер Крионе был художник, своего рода гений, общественное достояние. И вместо уважения и восхищения, которых он заслуживал, ему пришлось пережить насилие со стороны озлобленных идиотов, явно настроенных разрушить все, что есть изысканного в мире.

– Варвары, – сказала она вслух.

– Дьяволы, госпожа, – кивнула Кэрт. – Злобные дьяволы они, эти экс… экспроты, или как их там. В общем, экспры.

– Не понимаю, почему жандармерия не положит конец их выходкам. Позволять им хулиганить в таком районе – непростительная небрежность. Они что, принимают Парабо за Крысиный квартал? Это просто возмутительно!

– Может, жандармы-то боятся, госпожа. То есть, после всей этой заварухи в Восьмом округе три месяца тому…

– Ну, это просто никуда не годится. Жандармам бояться не полагается. Им платят за то, чтобы они защищали порядочных горожан от преступников. Если они не способны выполнять свои обязанности, значит, город должен нанять других.

– Может, это и правда, госпожа, но что я-то говорю, – не хотела бы я встретиться с кем-нибудь из экспров темной ночкой. А вот как на духу вы бы не забоялись?

– Нет, – качнула головой Элистэ. – Что-нибудь одно: или презрение, или трусость. Я не способна бояться таких неотесанных и тупых негодяев. И тебе не годится.

Не зная, что сказать, Кэрт пожала плечами. Ландо проехало дальше и наконец остановилось у особняка Цераленн во Рувиньяк. Элистэ в сопровождении служанки вышла из экипажа. Прежде чем они добралась до дверей, перед ней выросла знакомая высокая фигура в чем-то серебристом. Кавалер во Мерей спустился по безукоризненно чистым ступенькам из песчаника, встретил Элистэ на полпути и склонился к ее руке. В ответ она присела в реверансе. Это была их первая встреча лицом к лицу с той ночи, когда их представили друг другу, но такие люди не забываются.

– Возвышенная дева, мерцание свечей в тот летний вечер не позволило показать вашу красоту в истинном свете. Зато дневной свет осени свидетельствует истину – я вижу, что вы расцвели, превзойдя любые ожидания. Примите мое восхищение.

– Ваше превосходительство. – Элистэ снова сделала реверанс, сдержанно улыбаясь, уверенная в своей совершенной, холеной красоте, радуясь комплименту, превосходной погоде, отточенной учтивости и галантности во Мерея. «Именно такой, – думала она, не облекая свою мысль в слова, – такой и должна быть жизнь». Элистэ не подыскала остроумного ответа, но если он собирался продолжать диалог с юной и пользующейся успехом фрейлиной Чести, то ему и надлежало взять на себя бремя изобретательности.

– Возвышенная дева, уделите мне одну минуту. – Он, собственно, загородил ей дорогу, не оставляя иного выбора. – Молю вас о снисхождении.

– О снисхождении, кавалер? Я могла бы поручиться за свою почтительность и уважение, но говорить о снисхождении было бы с моей стороны самонадеянно.

– О, вы быстро обучаетесь, почти так же быстро, как сама мадам Цераленн, но не будем играть словами – дело столь неотложное, что этой роскоши мы просто не можем себе позволить. Возвышенная дева во Дерриваль, я прошу вас о помощи. Помогите мне убедить вашу бабушку как можно скорее уехать из Шеррина.

«Он шутит, что ли?», – недоумевала Элистэ. Однако по виду во Мерея было не похоже. В живых, молодых глазах, горящих на его лице, слегка поблекшем от прожитых лет, не промелькнуло и тени улыбки, скорее, взгляд его был мрачен. Она почувствовала, что он сейчас скажет нечто такое, чего ей вовсе не хотелось слышать.

– Я вижу в ваших глазах вопрос. Позвольте мне сразу же ответить вам: оставаться здесь все более опасно для нее, да и для вас и всех ваших родных. Город полон фанатиков, одержимых жаждой убийства. Тайные общества, партии всех мастей, анархисты, разнообразные лиги кровожадных мятежников плодятся и множатся, как крысы в сточной трубе. И хотя все они разрознены, относятся друг к другу с подозрением, расколоты на соперничающие секты, их объединяет ненависть к Короне и Возвышенным. Они неистовы, решительны и энергичны. За годы направленных усилий они преуспели наконец в том, чтобы разжечь ярость горожан, и теперь катастрофа неизбежна. Спасение только в бегстве, и вы должны убедить в этом свою бабушку.

Он умолк, и Элистэ воззрилась на него. Никогда еще ее тайные, скрытые страхи не высказывались с такой ясностью, и первым ее поползновением было отрицать и возражать. Она решительно тряхнула головой.

– Сударь, ваша обеспокоенность делает вам честь, но вы наверняка преувеличиваете. Если бы дела обстояли столь плачевным образом, тогда мы стали бы свидетелями массового исхода Возвышенных. Но этого ведь нет – жизнь идет своим чередом, и так оно и должно быть. Нас посчитают неразумными и малодушными, мы уроним наше достоинство, если пустимся в бегство из-за недовольства кучки крестьян! – Она улыбнулась, словно разговор казался ей забавным.

– Лучше умереть, чем показаться недостойным – что ж, это чувство свойственно Возвышенным.

– Умереть? – Улыбка на ее лице растаяла. Кэрт, стоявшая позади, издала странный звук, словно мышка пискнула.

– Вы, как и большинство наших пэров, недооцениваете меру и значение этого «недовольства кучки крестьян», как вы изволили выразиться. Вероятно, неведением и объясняется безмятежность Возвышенных перед лицом надвигающейся опасности. А известно ли вам о недавних событиях в Шеррине? Знаете ли вы, например, что тюрьмы переполнены предателями и заговорщиками? Ежедневно происходят все новые аресты. Знаете ли вы, что экспроприационисты теперь столь многочисленны и агрессивны, что уже не утруждают себя конспирацией и собираются прилюдно, чтобы подтолкнуть город к мятежу? Никто не смеет упрекнуть их. А известно вам, что запрещенными трудами Шорви Нирьена открыто торгуют на улицах и его опасное красноречие находит приверженцев даже среди образованных классов? Известно ли вам, что во многих городских кварталах небезопасно появляться Возвышенным не только ночью, но и днем? И возможно ли, чтобы вы и ваша бабушка, несмотря на все эти тревожные признаки, по-прежнему оставались в блаженном неведении?

– До меня доходили разные слухи, но я никогда особенно не задумывалась над ними, – нехотя согласилась Элистэ. Ей не особенно приятно было продолжать столь тяжелый разговор, но кавалер по-прежнему загораживал дорогу. – Это дело жандармерии, не так ли?

– Величайшим безрассудством было бы ожидать, что несколько подразделений городской полиции, посредственно обученные и экипированные, смогут защитить нас от надвигающейся грозы.

– Ну, тогда солдаты, армия и Королевская гвардия.

– Они не устоят против всего населения. Более того, среди них наверняка найдутся сочувствующие другой стороне.

– Против всего населения?! Полноте, это безумие! Большинство людей законопослушны и верны своему королю.

– Дитя мое, да оглянитесь же вокруг! Народ жаждет крови.

– Нас, как и в прежние времена, защитят Чары Возвышенных.

– О, эти знаменитые Чары! Боюсь, у нас их не такой уж значительный запас. – Складки у рта во Мерея обозначились еще резче. – Скажите мне, Возвышенная дева, вы-то сами владеете ими?

– Я лично нет, и что же? Зато мой дядюшка владеет Чарами в совершенстве, и наверняка есть много таких же, как он. Так что я на самом деле не верю, что есть основания бояться. Собственно говоря, я уверена, что все эти беспорядки и уличные сборища вскорости прекратятся, когда похолодает. Снег и ледяные ветры разгонят этих крикливых смутьянов по домам, где они сразу позабудут о своем недовольстве. В конце концов, «в могуществе природы обретет Человек истинную гармонию», – процитировала она.

– Да, я читал фантазии Рес-Раса Зумо. Его представления обаятельны и наивны, как чувства одной известной мне юной фрейлины Чести. Послушайте, юница, надвигается беда, и она угрожает всем нам, шерринским Возвышенным. Я пытался предупредить тех, кого это касается, но безрезультатно. Способность Возвышенных к самообольщению не имеет границ, и мне никто не верит. Мне безразлично, что будет со мной, но ваша бабушка – иное дело. С ее изысканностью и совершенством она – олицетворение всего того, что мечтают уничтожить эти дикари. Я обратился к ней с предостережениями, но она слишком горда, чтобы думать о самосохранении. Вот почему я ищу понимания у вас, в надежде на более острый инстинкт молодости. Пока еще есть время, вы должны увезти отсюда Цераленн. Вы понимаете?

– Сударь, – этот невероятный диалог изумлял ее все больше, – чего вы ждете от меня?

– Только одного – чтобы вы поговорили с ней. Она чрезмерно гордится вами, очень привязана к вам, и ваши уговоры способны на нее воздействовать.

– О, я так не думаю. На мадам ничьи уговоры не действуют.

– У нее твердый характер, но не настолько, как она стремится показать. Если она вам хоть сколько-нибудь дорога, вы должны каким-то образом уговорить ее уехать. Она может отправиться в одно из своих поместий, там безопасно. Или вы обе можете вернуться в Дерриваль.

– Уехать из Шеррина в Дерриваль? Но это невозможно! – воскликнула Элистэ, слегка передернув плечами. В последнее время она усвоила презрение ко всему провинциальному, свойственное шерринскому двору.

– Есть и другие возможности, – не теряя выдержки, продолжал во Мерей.

– Не хотели бы вы попутешествовать по иностранным столицам? Шар, Флюгельн, Ланти Йум и другие крупные города…

– О, это чудесно! Но… когда-нибудь.

– Так пусть мадам везет вас туда, и немедля. Она будет вам прекрасным гидом и старшей спутницей. Пожалуй, это будет лучше всего, – прибавил во Морей, словно разговаривая сам с собой. – Вообще уехать из Вонара – лучшая из возможных предосторожностей. Уговорите ее, Возвышенная дева. Просите об этом, как о милости лично для вас. Взывайте к ее щедрости и благородству, и вы преуспеете.

– Но ведь это обман, а это как-то низко…

– Нет, если это делается ради ее спасения. Я заклинаю вас, употребите все ваше влияние во благо бабушки и вас самой. Вы сделаете попытку?

Он так настойчиво смотрел на нее сверху вниз, что Элистэ не смела поднять глаза. Все это было чересчур уж фантастично, почти невероятно.

– Разумеется, я могу попросить ее, – ответила она неохотно, чувствуя крайнюю неловкость и желая как можно скорее положить конец этому разговору.

– Надеюсь, Возвышенная дева, что вы преуспеете там, где я потерпел поражение. – Во Мерей низко поклонился и ушел.

– Ну и ну, у меня прямо кровь стыла в жилах от этого разговора, – сказала Кэрт.

– Ох уж эти мне старики! – пробормотала Элистэ.

Они вошли в дом, и слуга провел их в верхнюю гостиную Цераленн. При появлении Элистэ в ее сторону полетел маленький белый меховой снаряд. Это был Принц во Пух, постоянный гость дома Рувиньяк, не забывший свою настоящую хозяйку. Он повис на ней, лаял, вилял хвостом, подпрыгивал до пояса, вился у ног, и все это сразу. Элистэ пришлось погладить и приласкать возбужденное маленькое создание, пока песик не успокоился и не перешел в руки Кэрт. Только после этого девушка смогла подойти к столу у окна, где ее бабушка и Аврелия пили чай. Старшая из дам была в великолепном платье из бархата цвета терновых ягод, молодая – вся в кружевах, лентах и тысяче мелких завитушек. После приличествующих случаю реверансов, приветствий и поцелуев Элистэ села за стол.

– Я налью чай кузине, – объявила Аврелия. – Я полна решимости шлифовать свои манеры до полного совершенства, и мне кажется, я уже делаю поразительные успехи. – Она передала Элистэ полную чашку. – Правда ведь, я это сделала замечательно? А вот отгадай, кузина! Отгадай, кто только что приходил к бабуле! – Она не оставила Элистэ времени для ответа. – Приходил кавалер во Мерей, он бывает у нас почти каждый день. О, я подозреваю, что он влюблен в бабулю – нет, на самом деле! Он такими глазами на нее смотрит

– это и впрямь любовь!

– Юница Аврелия, ты или намеренно дерзка, или неисправимо глупа, – заметила Цераленн. – Первый вариант предпочтительнее, но, боюсь, второй более точен.

– Ой, мадам, кажется, вы краснеете, но, право, напрасно. Вот если бы и я была так привлекательна для поклонников, достигнув ваших лет! А кавалер так изыскан! Какие манеры, внешность, и он такой высокий, и глаза у него еще очень хороши. Каким он, наверно, был обходительным в молодости! Я права?

– Юница Аврелия, ты болтаешь глупости. Придержи язык.

– Ну, бабуля, я уверена, что вы не станете обижаться – ведь я говорю все это ради вашего блага. Между нами, я полагаю, что о кавалере стоит подумать всерьез. Разве его не собираются назначить маршалом? Разумеется, он стар, ужасно стар, но у него еще все зубы целы, и они очень красивые. Я убеждена, что стоит вам чуть-чуть постараться, и он сделает вам предложение, или, по крайней мере, объяснится в любви. Может быть, хватит одного томного взгляда, сопровождаемого глубоким вздохом. А если не хватит, можно выманить его в парк при лунном свете и там упасть в обморок

– я уверена, что это беспроигрышный способ. Правда ведь, стоит, кузина Элистэ? Как ты думаешь, она…

– Вот глупая болтушка. Еще одно слово, и я выпровожу тебя вон, – предостерегла Цераленн.

– Но, бабуля…

– Еще одно слово…

Аврелия с видимым усилием повиновалась.

Элистэ пригубила чаю и нехотя заговорила. Тема возникла сама собою, и ей было предоставлено слово.

– Я встретилась с кавалером во Мереем у входа, – призналась она. – Мы разговаривали, и он воспользовался случаем, чтобы выразить свои опасения относительно…

– Можешь не продолжать, – перебила Цераленн, – о дальнейшем могу догадаться. Я видела в окно, как вы встретились, и заметила настойчивость во Мерея и твое очевидное замешательство. Он хотел привлечь тебя на свою сторону, чтобы уговорить меня уехать из Шеррина, да?

Элистэ смущенно кивнула.

– Что ж, ты довела это до моего сведения, как, без сомнения, ему пообещала, и таким образом выполнила свои обязательства. Кроме того, я уже выслушала все доводы, все эти зловещие пророчества и не желаю слушать их снова.

– Стало быть, вы считаете, мадам, что бояться нечего?

– Точнее было бы сказать, что бояться я не собираюсь. Я живу в Шеррине потому, что таков мой выбор. Таково мое желание. Немыслимо было бы менять свое решение из-за мятежных негодяев. Я не позволю страху управлять моими действиями, ибо это не подобает Возвышенным Вонара. Это была бы не жизнь, а существование, низменное существование, которое я презираю. – Цераленн казалась неподвижной и непреклонной, как мраморное изваяние на могиле.

– Потрясающе, бабуля! – вскричала Аврелия. – Вот это замечательно! А я останусь с вами, уж это наверняка! И ты тоже, да, кузина Элистэ? Мы все будем вместе, будем жить отважно и свободно, как истинные Возвышенные. Должна сказать, какое-то время назад я считала, что нам надо уехать в провинцию, затвориться в глуши, как граф во Жевенан со всем его унылым семейством, но теперь я ни за что не унижусь до этого!

Элистэ, видя энтузиазм кузины, слегка улыбнулась. Она тоже находила чувства Цераленн превосходными, но, вспоминая убежденность во Мерея, все же не могла избавиться от сомнений.

– Мне показалось, мадам, что кавалер уверен в своих словах, – настойчиво сказала она. – И он очень тревожится за вас. Вы ведь не пренебрежете его предупреждениями и примете меры для своей защиты?

– Приму – против насильственного увоза. Когда Мерей осознает, что я не изменю своего решения, несмотря на угрозы и упрашивания, он может применить более действенные способы.

– Не предполагаете же вы, что он способен увезти вас отсюда против воли?

– Это более чем вероятно. Именно это он и проделал лет сорок назад, во время Хетцианских гражданских войн. Я тогда решила поехать на воды в Цоэль. Встревоженный продвижением повстанческой армии к городу и разъяренный тем, что я не хочу отказаться от удовольствия ежедневно погружаться в целебный источник. Мерей с группой слуг учинил налет на виллу, которую я там снимала. Он застал меня врасплох, затолкал в карету и перевез через границу.

– Какая замечательная предприимчивость, мадам!

– Может быть, и так. Но в тот момент я не оценила обаяния этой проделки.

– Потрясающе! – воскликнула Аврелия. – А когда он пришел за вами, вы спали в постели, беззащитная, и на вас не было ничего, кроме тончайшей прозрачной ночной рубашки? Расскажите же нам, бабуля!

– Не стану утомлять вас банальными подробностями.

– А повстанческая армия вошла в Цоэль? – осведомилась Элистэ.

– Да, вошла, однако до этого события еще оставались целые сутки. Так что, как видите, страхи Мерея на мой счет были преждевременны. Но, как бы то ни было, внучка, я желаю говорить с тобой не о моей прошлом, а, скорее, о твоем настоящем… и будущем.

– О моем, мадам? – Элистэ попыталась изобразить полнейшее простодушие, но у нее это вышло не очень убедительно. Получив послание бабушки, она догадалась, о чем пойдет речь. Разговор можно было какое-то время оттягивать, но Цераленн не согласится ждать вечно.

– Меня известили о том, что герцог Феронтский оказывает тебе особое и постоянное внимание. Эти сведения верны?

– Пожалуй. Все зависит от того, что вы имеете в виду под словами «особое и постоянное».

– Не увиливай, пожалуйста. По моим данным, его внимание к тебе подчеркнуто, и ошибиться здесь невозможно. Он просил о тайном свидании?

– Стоит ли обсуждать этот предмет при… – Элистэ многозначительно взглянула на Аврелию.

– Вне всякого сомнения. Если эта юница прислушается, то может приобрести познания, которые окажутся для нее полезными. Ты хочешь послушать, юница Аврелия?

– О да, мадам, очень! – завитушки Аврелии запрыгали от нетерпения.

– Превосходно. Оставайся, но сиди тихо. – Цераленн вновь повернулась к Элистэ. – Ну так как? Герцог просил о тайном свидании?

Элистэ вздохнула.

– Неоднократно, – призналась она.

– Он посылал тебе письма?

– Я возвращала их непрочитанными или рвала в клочки в присутствии других лиц.

– Стихи? Цветы? Духи? Конфеты?

– Я возвратила все, кроме последнего подношения – несмотря на мои протесты, конфеты съели мои подруги по комнате.

– Певчие птички? Живые бабочки для украшения парадной прически? Мышки-альбиносы? Дрессированные обезьянки и прочая живность этого рода?

– Я все отвергла.

– А более существенные подарки? Драгоценности? Предметы искусства? Помощь в продвижении членов семьи? Например, место при дворе для твоего отца?

– Отец будет по-прежнему прозябать в Фабеке, и все тут.

– Совершенно согласна. А вот правда ли, что его высочество собрался наделить тебя некоей собственностью?

– Кажется, он прислал какой-то акт или свидетельство о праве, не то еще что-то в этом роде. Я особенно не вчитывалась. Юридические документы наводят на меня скуку.

– Некоторыми юридическими документами не стоит пренебрегать, дитя мое. Это означало бы недостаток воображения. А давно Феронт за тобой ухаживает? Уже несколько месяцев, не так ли?

Элистэ кивнула.

– Твое сопротивление было хорошо продуманным – постоянным, провокационным, как нельзя более разжигавшим его страсть. В этом отношении я аплодирую твоему искусству. Однако такая игра не может длиться вечно. Весь двор рукоплещет этой комедии, и его высочеству угрожает опасность стать всеобщим посмешищем, а этого он не перенесет. Если он будет терпеть поражение за поражением, его первоначальный энтузиазм перейдет в презрение и отвращение. Как поручительница и блюстительница твоих интересов, я считаю своей обязанностью предупредить тебя, что ты рискуешь зайти слишком далеко в своей игре.

– Но почему, – заговорила Элистэ после некоторого размышления, – почему все так настаивают на том, что я играю? Почему люди так уверены, что всякий отказ подразумевает поощрение, всякое сопротивление имеет целью подстегивание и в каждом слове кроется обман, – короче говоря, почему все полагают, что я лживая лицемерка?

– Да ты рассуждаешь, как школьница. Тем не менее я осознаю свою ошибку. – Цераленн внимательно оглядела гостью. – Стало быть, ты питаешь к герцогу особую неприязнь?

– Неприязнь? О нет! Не совсем. И да, и нет. Это трудно выразить словами. – Бабушка явно не собиралась помогать ей, и Элистэ растерянно продолжила: – Ну, то есть мне не нравится его высочество. Я нахожу его грубоватым и резким, самонадеянным, циничным и надменным. В его обществе мне не очень-то спокойно. И в то же время не могу сказать, что его ухаживания мне неприятны. Здесь дело не в том, что его величие льстит моему тщеславию…

– Разве нет? – спросила Цераленн, явно забавляясь.

– То есть да, разумеется, но не это главное. От его высочества исходит ощущение силы, уверенности, жизненной энергии и властности, и это привлекает меня. Он производит впечатление человека, лишенного сомнений и колебаний. Я остро ощущаю его присутствие, когда мы находимся в одной комнате. В нем есть что-то поразительно… э-э… – Элистэ не могла подыскать нужного слова.

– Мужественное? – предположила Цераленн.

– Вот-вот. Слово точное. Это такая особенность, которая сразу производит впечатление и, кроме того, действует… мм…

– Биологически?

– Именно так. Поэтому, как видите, я в неуверенности. Я не могу принять решение.

– Но ты не можешь вечно колебаться, так ты упустишь свой шанс. Ты понимаешь, девочка, что тебе подвернулась неслыханная возможность? Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет в том, до какой степени тебе улыбнулась удача. Ты сознаешь, сколько женщин мечтают о таком высоком положении, и как мало тех, кому она достанется? Герцог – второй человек в Вонаре после короля. Как мужчина он не вызывает у тебя отвращения, это очевидно, и, увлеченный азартом преследования, предлагает тебе все, чего ты можешь желать…

– Он не предлагает любви, – медленно сказала Элистэ. – Он не предлагает верности и уважения. И брака тоже не предлагает.

– Ах, так? – Брови Цераленн поднялись. – Ну вот, мы и дошли до сути. Признаюсь, ты меня разочаровываешь. Я не предполагала, что в тебе еще столько провинциального. Стало быть, заурядное замужество, со всеми его ограничениями, и есть предел твоих амбиций?

– Не знаю.

– Ну, тогда обдумай все как следует, да поскорее. Если ты собираешься замуж, то каким будет твой выбор? Мне сообщают, что ты пользуешься заметным успехом при дворе, и искатели твоей руки многочисленны, что только подтверждает мои ожидания. Было бы жаль упустить эти достижения, которые, вероятно, приближаются к моим, когда я была твоей ровесницей, но давай рассмотрим все возможности. Соблазняют ли тебя, к примеру, титул и состояние маркиза во Ль„ в'Ольяра?

– Пусть и то, и другое останется при нем, – ответила Элистэ. – Человек он порядочный и приятный, но неописуемо скучен. Две недели разговоров с ним, и я усну как заколдованная на добрую сотню лет.

– Жаль. А как насчет Рувель-Незуара во Лиллевана?

– Он влюблен в собственный профиль.

– Во Ренаш?

– Умен, но бессердечен.

– Во Пленьер в'Оренн?

– Он еще просто мальчишка.

– Стацци во Крев?

– Слишком неестествен.

– Векин в'Иссеруа?

– Векин – прелесть, – рассмеялась Элистэ. – Но кто принимает его всерьез?

– Пожалуй, тебе трудно угодить.

– О, мадам, так само получается. Просто каждый их этих мужчин в каком-то смысле несовершенен. Словно они не вполне настоящие. Все они с прекрасными манерами, изысканны, речи их хитроумны и поразительно учтивы. Но где же их… их… я не знаю – их истинный ум, воображение, юмор, сердце? Да если их всех сложить вместе, и то этих качеств не наберется столько, сколько их у… – На мгновение в ее памяти возникло худое темное лицо Дрефа сын-Цино. – …сколько у одного серфа там, дома, в Дерривале. Каждому чего-то не хватает. Я не знаю, может, я неумна или жду слишком многого. Но как я могу принять решение, если ни один выбор не кажется мне верным?

Цераленн ответила не сразу.

– Ты очень молода, внучка, – заметила она наконец. – Твои сомнения и нерешительность свидетельствуют о молодости, а манера думать так – о неопытности. Прежде всего я имею в виду твою склонность считать всякое решение окончательным, необратимым и поэтому сверхважным. Похоже, например, что предлагаемую Феронтом связь ты рассматриваешь как нечто постоянное, что отсечет от тебя будущее, более соответствующее твоим вкусам, – то есть ты считаешь это шагом, который ограничит или разрушит возможности дальнейшего выбора. На самом деле все как раз наоборот. Такие отношения в значительной мере расширят твои возможности. Женщина, составляющая предмет внимания его высочества, – это значительная особа, пользующаяся исключительными правами. Ее престиж огромен, а часть этого престижа переходит и на ее супруга. Поэтому многие будут добиваться такой возможности. Разнообразие шансов, безграничная свобода действий, завидное положение. Об этом стоит хорошенько подумать.

– Стало быть, мадам, вы советуете мне принять ухаживания Феронта?

– Прежде всего я советую тебе действовать ради своего удовольствия. Только тебе судить, что для этого лучше.

– А мне совершенно ясно, какая линия поведения лучше всего послужит интересам кузины, – все-таки не выдержав, вмешалась Аврелия. – Тут и сомнений нет. Она должна отвергнуть Феронта. Потрясенный ее старомодной гордостью и добродетелью, сам король потеряет сердце и станет ее рабом – униженным, стонущим, поверженным, готовым отдать что угодно за ее милости! Кузина получит герцогские владения, как раз если откажет его высочеству. Я-то именно так и поступлю, когда придет мой черед.

– Твой план неплох, юница Аврелия. – Цераленн удостоила ее кислой улыбкой. – Он был бы еще лучше, если бы король хоть когда-нибудь в жизни проявил интерес к кому-либо, кроме собственной жены. А поскольку королевская чета бездетна, его интерес к королеве также остается под вопросом.

– Ну… – Аврелию это явно не убедило. – Может, при дворе еще не бывало красавицы, которой суждено завоевать сердце короля. Вот я попаду ко двору, тогда и посмотрим.

– Тебе там не бывать раньше, чем лет через десять, если ты не научишься придерживать язык.

– Однако, бабуля!

К облегчению Элистэ, разговор перешел на другие темы, и можно было не обсуждать дальше ухаживания Феронта. Наконец они допили чай, и Элистэ собралась уходить. Серое ландо Рувиньяков ожидало ее, чтобы ехать в Бевиэр. Элистэ откинулась на подушки с горестным вздохом. Во время поездки она молчала, погруженная в мрачные размышления, и Кэрт боялась заговорить с ней. Так же молча девушка вошла во дворец и проследовала по роскошным коридорам, теперь уже хорошо знакомым, к покоям фрейлин, однако там ее ждал еще один сюрприз.

Комнаты были пусты. Белые фрейлины прислуживали королеве. Других отослали с разными поручениями. Не было даже маркизы во Кивесс. Элистэ вошла в Лиловую фрейлинскую. К ее подушке был прислонен небольшой бархатный пакет цвета темного вина, обвитый черной шелковой лентой – эмблемой подношений Феронта. С губ Элистэ сорвался еще один вздох. Решимость герцога была столь определенной, что одновременно вызывала у нее и раздражение, и благодарность. На секунду она задумалась – а не швырнуть ли пакет через открытое окно второго этажа в сад? Но любопытство и другие чувства возобладали. Развязав ленты, она открыла коробочку и увидела серебряный медальон с филигранью на тонкой серебряной цепочке – необычный, прелестный и, вероятно, старинный. Под медальоном лежала карточка, выражавшая простую просьбу или приказ: «Думайте обо мне. Феронт».

Элистэ улыбнулась, удивленная и заинтригованная. Украшение несомненно очаровательное, но по ценности оно значительно уступало предыдущим подношениям герцога. Можно подумать, что оно несет какое-то сообщение, но смысл его мог быть каким угодно – от изящного комплимента до полной его противоположности. Столь загадочный подарок невольно возбудил ее любопытство. Все еще улыбаясь, девушка вынула медальон из углубления. Едва она прикоснулась к нему, как уловила аромат – тяжелый, острый до вульгарности запах мускуса, неотразимо притягательный и тревожащий. На мгновение глаза Элистэ затуманились, она слегка покачнулась, ощущая пустоту в голове и жар, словно от выпитого шампанского. Затем взор ее прояснился, все встало на свои места, но аромат еще плавал вокруг нее, цепкий и неотвязный, как сам герцог.

Элистэ откинула филигранную крышку и обнаружила источник запаха. В медальоне лежали твердые духи – шарик из воска с узором из змей, цвета львиной гривы. Она провела пальцем по гладкой поверхности, и запах мгновенно впитался в кожу. Элистэ рассеянно тронула волосы, виски, запястья, мочки ушей, и аромат окутал ее со всех сторон Она застыла в неподвижности, вдыхая его, потом, поднеся медальон к шее, услышала собственный шепот: «Надень его на меня, Кэрт».

– Как, госпожа, неужто он наконец прислал такое, что вам хочется оставить у себя? Это что-то новенькое. – Кэрт встала позади нее, трудясь ловкими пальцами над хитроумной застежкой. – Ого! Чтоб мне провалиться. Ну и дух!

– Тебе не нравится это украшение?

– Да нет, госпожа, почему не нравится. Отличное и нарядное, спору нет. И цепочка очень хорошенькая. Только вот запах… запах… какой-то…

– Ну что? Какой?

– Люди будут думать что-то не то, вот в чем дело.

– Что будут думать? О чем ты?

– Ну, разное. Если все эти лорды и кавалеры и всякие прочие еще ничего не думают, то как понюхают, сразу начнут. В нем есть что-то такое…

– Вздор, Кэрт. Ты преувеличиваешь. Обычные духи, ничего больше. И как раз такие сейчас в моде.

– Да, госпожа. – Застежка защелкнулась. – Вот… наконец получилось. Застегнула. Повернитесь-ка, я на вас посмотрю.

Элистэ послушно повернулась, и Кэрт захлопала в ладоши.

– Вам идет, это точно. И к этому платью подходит. Вот только… а вы нормально себя чувствуете, госпожа? Вы какая-то странная и рассеянная, словно кто-то только что двинул вас по затылку. Вы опять принимаете эти таблетки?

– Нет, не принимаю, и у меня все в порядке, – сказала Элистэ, не вполне веря собственным словам. Она и впрямь чувствовала себя несколько необычно, словно была сбита с толку, и в этом ощущении проскальзывало нечто знакомое, хотя она не могла вспомнить, что именно. Однажды – когда-то, где-то – она испытала ту же растерянность, но все это дразняще витало за пределами памяти. А когда ей казалось, что воспоминание совсем близко, оно тут же упархивало прочь как мотылек. Пожав плечами, Элистэ сдалась: со временем припомнит, но не теперь. Как бы то ни было, есть более интересные предметы для размышлений – герцог Феронтский, например. Она вдруг обнаружила, что его образ запечатлен в ее душе – поразительно живой и материальный, словно его можно потрогать рукой, и он все время был рядом.

Весь день Элистэ занималась привычными делами, переезжая из дворца в театр, в сады Авиллака, снова в Бевиэр. Затем прислуживала королеве, после чего пошла в танцевальный зал, а потом на поздний ужин; всюду ее окружали галантность, великолепие и веселье, и все это время образ герцога был с нею. Иногда – совсем рядом, словно из плоти и крови, иногда отдалялся, становился неосязаем, когда она думала о чем-то, но не исчезал окончательно и отодвигался ненадолго. Элистэ, собственно, и не стремилась изгнать его из сознания, потому что это неизменное видение странным образом радовало ее, внушая чувство тайного довольства, – вернее, радовало бы, если бы ее не мучило какое-то навязчивое и непреодолимое воспоминание.

Шли часы, и Элистэ начала искать герцога всюду, где оказывалась. И в театре, и в апартаментах королевы, и за карточным столом ее глаза шарили в толпе, но безрезультатно. Герцога нигде не было, и волнение девушки росло. Она думала, что никто не замечает ее состояния, но напрасно. Стацци во Крев пошутил по поводу ее рассеянности. Во Ль„ в'Ольяр казался уязвленным невниманием фрейлины к нему, а Меранотте в'Эстэ засмеялась и назвала ее «заколдованной принцессой». Элистэ с неловкой улыбкой все отрицала, продолжая блуждать глазами по залу.

Герцог все не показывался. Когда Элистэ наконец вернулась в Лиловую фрейлинскую, ее досада дошла до крайней точки. Она беспокойно и нетерпеливо вертелась, пока Кэрт раздевала ее, и прикрикнула на служанку, когда та попыталась расстегнуть цепочку медальона:

– Оставь!

Кэрт испуганно взглянула на хозяйку, потом благоразумно пожала плечами и продолжила раздевание. Элистэ, слегка устыдившись, закусила губу, но раскаяние быстро улетучилось, – ей пришло в голову, что отсутствие герцога было умышленным. Вскоре она лежала в темноте с открытыми глазами. С резкой отчетливостью она ощущала медальон, давивший ей на грудь весом серебра, нагретый теплом ее тела, будто чья-то рука. Необычный настойчивый запах проникал в ноздри, и сон долго не приходил.

Утром, проснувшись, Элистэ обнаружила, что облик герцога яснее, чем когда бы то ни было, запечатлен в ее душе. Наступивший день был похож на предыдущий. Она выполняла свои обычные обязанности и непрестанно искала взглядом его высочество в коридорах и галереях. Дважды или трижды ей удавалось увидеть его, и всякий раз она застывала в оцепенении, разрываясь между настоятельной потребностью заговорить с ним и непонятным побуждением убежать прочь. Что до Феронта, то он, казалось, ее не замечал. Во всяком случае, не подавал виду, что замечает. Либо герцог ее действительно не видел, либо остался равнодушен, и Элистэ с нарастающим беспокойством вертела в пальцах благоухающий медальон.

Так продолжалось несколько дней. Поток даров и записок от герцога совершенно прекратился, что не преминули отметить все фрейлины Чести. Он более не преследовал Элистэ и, похоже, не интересовался ею. Пораженная его поведением и поглощенная мыслями о нем, она стала мучиться бессонницей. Она утратила аппетит и прежнюю веселость. Под предлогом болезни девушка оставалась в покоях фрейлин, предаваясь тоске, и часами сидела, рассеянно вертя в руках медальон, денно и нощно украшавший ее грудь.

В конце недели Феронт прислал записку – прямое и недвусмысленное приглашение на ужин вдвоем в его апартаментах. Читая письмо, Элистэ еще раз пережила это странно знакомое противоречивое чувство замешательства и нереальности происходящего. Однако его не хватило на то, чтобы задержать хоть на мгновение отправку ответного письма с согласием.