"Первое приключение" - читать интересную книгу автора (Макинтайр Вонда)

Глава 4


Сидя на мостике звездолета «Энтерпрайз», Джим Кирк изо всех сил сдерживался, чтобы не начать нервно барабанить пальцами по ручке капитанского кресла. Последнее, что ему хотелось, – это чтобы все узнали, насколько он чувствовал себя нервным, раздраженным и расстроенным.

С утра он имел такое долгое прощание с матерью и братом, что, когда они наконец ушли, они ушли с облегчением. Он едва ли мог порицать их за это. Он был слишком обеспокоен, чтобы поддерживать приличный разговор, или даже просто обмен репликами на семейные темы, да и, в конце концов, способов прощаться было не так уж много.

Он провел полную инспекцию по кораблю, совещание с лейтенантом Ухурой о коммуникационной сети и с коммандером Споком – на предмет систем анализа данных. Мистер Спок ответил на вопросы Джима, без каких бы то ни было эмоций, в деталях и используя термины, которые Джим по большей части никогда не слышал, не говоря уже о понимании. Несмотря на свой совершенно невозмутимый вид, мистер Спок, похоже, подозревал, что Джим проверяет его компетентность, что Джим ищет предлога, чтобы сместить его с позиции первого офицера.

Джим даже спросил Амелинду Лукариэн, не нуждается ли ее компания в каком-нибудь дополнительном оборудовании или припасах.

– Джим, все, что мне нужно – это хороший жонглер, – сказала она. – Не думаю, что вы умеете жонглировать, а?

Он, вообще-то, умел, раз уж на то пошло, но уж конечно не собирался в

этом признаваться и оказаться на сцене в зале ближайшей звездной базы, с двумя факелами в руках и третьим в воздухе.

Амелинда же была слишком взбудоражена заданием Звездного Флота, слишком возбуждена, отправляясь в первый раз в космос, чтобы ответить на его намек, что ему нужен предлог, чтобы задержаться в порту еще на день.

Поразмыслив, он пришел к выводу, что вряд ли может порицать ее за это. Ее можно было вовлечь в заговор и убедить помочь задержать «Энтерпрайз», но она сделала бы это неохотно, вероятно, пытаясь примирить допущение, – неоправданное, надеялся Джим, – что отказ помочь Джиму повредит их непрочному миру, – с допущением, – полностью оправданным, чувствовал Джим, – что ее настояние на том, чтобы отложить отлет, будет не в копилку компании, в плане ее отношенияй с адмиралом Ногучи. Адмирал уже раз вызвал Джима, и спросил его, – в нарочито небрежной манере, – когда Джим намерен отправляться.

Короче, Джим продержал «Энтерпрайз» в доке так долго, как только смог, и куда как дольше, чем ему хотелось. Больше откладывать вылет он не мог.

Но он не хотел уходить без доктора Леонарда Маккоя, а доктора Леонарда Маккоя на корабле не имелось.

Последние несколько месяцев были для Маккоя нелегкими. Хотя он смог спасти Джима и Гари и других выживших на Гиоге; – после того, как их доставили на Землю, доктор опять же только ими и занимался. Здесь нужны специалисты, – сказали ему специалисты.

Так что, когда Джим пришел в себя после регена и всех лекарств настолько, чтобы заметить, что Маккою тоже нужен отдых, он уговорил его взять отпуск. Я подбил его на это, подумал Джим, признаю. Но куда же он отправился?

Маккой никому ничего не сказал о намеченном маршруте; если у него был с собой коммуникатор, он его игнорировал.

«Энтерпрайз» не может обойтись без главного врача. Покинуть док без врача было непредусмотрительно и нечестно по отношению к команде; это было бы опасным. Если Маккой не появится в ближайшее время, Джим будет вынужден сделать запрос на назначение другого врача. Может, надо одновременно отрядить группу поиска?

– Капитан Кирк, – сказала лейтенант Ухура, – Диспетчерская Космодока шлет нам привет и спрашивает… не хочется ли вам назначить время выхода из дока.

Джим узнал руку адмирала Ногучи.

– Пошлите мой привет Диспетчерской… – поправка, – привет адмиралу

Ногучи, что сидит в Диспетчерской Космодока, и запросите время выхода… шестнадцать-сто.

– Есть, капитан.

Ухура отправила сообщение. Джим специально запросил такое время

отправки. Если в Космодоке вообще был час пик, то время шестнадцать-сто им и являлось. Невозможность пропустить их в это время, – вот предлог, чтобы задержаться еще немного.

Джим прорепетировал про себя возможную перебранку: «Что же, если Космодок не может справиться с траффиком настолько, что мы даже не можем выйти в приличное время… «Энтерпрайз» отправится в два-сто.» Он прикинул, сможет ли выдержать тот тон холодного презрения, которого требовала эта фраза.

– Диспетчерская передает, что они назначили шестнадцать-сто как час отправки для «Энтерпрайза», – сказала Ухура.

Черт! – подумал Джим.

– Прекрасно, лейтенант Ухура, – сказал он. – Спасибо. – Он поднялся. – Я буду у себя в каюте.

Он покинул мостик, злясь на себя за то, что дал себя подловить на своей собственной хитрости. Он мог бы запросить восемнадцать-сто, даже двадцать, и все бы прошло, но он рискнул – и проиграл. Теперь, если он не вычислит Маккоя за час, он вынужден будет доложить о его неприбытии, сделать запрос на другого врача и объясняться с адмиралом Ногучи.

В своей каюте он открыл частную коммуникационную линию. Джим позвонил в квартиру Маккоя в Мэйконе, Джорджия, но ответа не получил. Не ответил даже автоконсьерж, поскольку доктор терпеть не мог роботов и всякого рода компьютерный контроль в своем жилье. Он даже сам мыл посуду, в тех редких случаях, когда питался дома, вместо того, чтобы куда-нибудь сходить. Его клуб понятия не имел, где он может быть.

Джим немного подумал и позвонил старому Маккоевскому другу, консультанту из медицинской школы.

Доктор Чхэй, хоть и лет на тридцать старше Маккоя, не имела старомодных возражений против роботов-прислужников. Отчетливо электронный голос современного консьержа ответил Джиму:

– Пожалуйста, одну минуту. Я посмотрю, сможет ли доктор Чхэй вам ответить.

Появилось изображение доктора. Джим встречался с ментором Маккоя

только раз, но вряд ли мог забыть необычное смешение черт, составлявших ее лицо: золотые азиатские глаза, волосы коричнево-золотистого оттенка с восточноевропейской кудрявостью, кожа цвета кофе с молоком, – ближе к кофе. Она, должно быть, была умопомрачительно красива в молодости, а зрелость придала ей изящество и стать, которая по первому разу просто поразила Джима, а позже заставила его чувствовать, странным образом лишая при ней речи, что будто он находился в обществе королевской особы, – настоящей, а не той, что реклама выдает за таковую в течение последних пары сотен лет.

– Привет, – сказала она. – Это… коммандер Кирк, верно? Друг Леонарда.

– Да, мэм, – сказал Джим. – Только теперь капитан.

– Поздравляю.

– Спасибо. – Он вспыхнул. И зачем это я похвастался капитанством? –

спросил он себя. Он в замешательстве откашлялся. – Извините, что вас беспокою. Я только хотел узнать, не виделись ли вы с ним недавно.

– Нет. Последний раз я его видела, когда мы все вместе ужинали. Кажется, больше года назад?

Единственным приятным воспоминанием Джима о том ужине была доктор

Чхэй. Натянутая вежливость между Леонардом и его женой была хуже, чем открытый конфликт. Через несколько недель они приняли окончательное решение о том, чтобы разъехаться.

– Да, мэм, почти два года назад.

– С ним все в порядке?

– Да, мэм, уверен. Он просто… куда-то сейчас подевался.

Удивление в ее взгляде смешалось с легкой насмешкой.

– Конечно, Джослин знает, где он.

– Не думаю… то есть, – быстро сказал он, – Я ей еще не звонил. –

Маккой, должно быть, так и не сказал доктору Чхэй про его развод с Джослин. Может, и надо бы сказать, подумал Джим, хотя, вряд ли это мое дело – посвящать друзей Маккоя в детали его личной жизни; и, наконец, теперь уже в любом случае слишком поздно.

– Передавайте ему большой привет, как увидитесь с ним, капитан, – сказала доктор Чхэй. – Мы должны как-нибудь еще раз все собраться.

– Да, – сказал Джим, – передам. Хорошая мысль. Спасибо.

– До свидания, капитан, – сказала она.

– До свидания, доктор… – Голос его замер, так как ее образ уже исчез с экрана.

И зачем я выставил себя таким дураком, – поинтересовался он про себя. Он

вздохнул, и попытался утешить себя мыслью, что вряд ли он был первым, кто обратился в бормочущего идиота, попытавшись говорить с доктором Чхэй.

Джим снова задумался. Доктор Бойс, главный офицер медслужбы «Энтерпрайза» в течение большей части времени командования Пайка, теперь возглавлял медицинскую службу Звездной Базы 32. Вряд ли он, находясь так далеко, сможет быть чем-нибудь полезен в данном случае. Но заменивший его Марк Пайпер потом вышел в отставку и поселился на Земле. Джим позвонил ему. Может, Пайпера удастся убедить вернуться к работе – пока не объявится Маккой.

Образ доктора Пайпера появился на экране. Спасибо, доктор Пайпер, подумал Джим, признательный человеку, который самолично отвечает на звонки.

– Говорит Марк Пайпер, – сказал образ. Джим начал было отвечать, но

образ продолжал говорить. – Если вы оставите свое имя, я, может, вам перезвоню. Хотя, может, и нет.

Джим негромко выругался, когда образ проинформировал его, как

серьезно относится к проживанию в нормальном доме.

План Джима провалился.

Это, вероятно, все равно бы не сработало, подумал Джим. По Пайперу уж

никак не скажешь, что он готов вернуться из резерва.

И все же Джим оставил свое имя. Маккой собирался встретиться с Пайпером, чтобы обсудить корабль и команду. Может, где-нибудь в разговоре он упомянул, куда собирался отправиться на каникулы. Но если Пайпер не перезвонил ему практически немедленно, это информация прибудет слишком поздно.

Джим начал признаваться себе, насколько серьезно он был обеспокоен. Он неохотно сделал еще один, последний звонок.

Экран показал ему узор, линии которого, должно быть, были задуманы как успокаивающие. По электронным шумам он мог понять, что звонок переадресовывается через несколько номеров. Из Нью-Йорка – куда? Джослин могла быть гда угодно на планете, – или вне ее.

Экран посветлел и дал изображение.

– О, – сказала Джослин, – Джим. Привет.

Она выглядела практически так же, как в последний раз, когда он ее

видел: яркая, худощавая женщина, черные волосы схвачены в модный шиньон. Она походила на Маккоя неприятием некоторых современных достижений. Она не заботилась о том, чтобы скрыть седину в волосах.

– Привет, Джослин. Давно не виделись, и вообще…

– Ты из-за Леонарда звонишь? – Она сидела за столом в одном из своих

офисов; за ее спиной был вид на Сингапур. Она немного времени проводила в Мэйконе, даже когда они с Маккоем были вместе. Когда Джим думал о ней, она представлялась в Нью-Йорке, или в Лондоне.

– Да, – сказал он. Если она знала, где Маккой, если он был с ней, тогда

они, должно быть, передумали. Должно быть, они снова вернулись друг к другу. Это бы его удивило, но, в конце концов, Маккой не раз удивлял Джима за годы знакомства.

– Скажи ему, это ни к чему, – сказала Джослин. – Джим, пожалуйста, я

не хочу больше его ранить, и сама тоже не хочу причинять себе боль.

– Э… – Он не понял ее; она спрашивала не о том, хочет ли он поговорить

с Маккоем, а о том, не хочет ли он говорить за него. – Я знаю, Джослин, и уверен, что и он этого не хочет тоже. – Он спросил себя, как бы закончить этот разговор, не задевая ее, не заставляя беспокоиться за того, кого она не могла больше любить.

– Чего он хочет?

– Чего? Э… ничего. Я позвонил, чтобы… Я был на Земле, но скоро улетаю, и я только хотел сказать привет, и – до встречи, и все такое.

– Тогда зачем ты сказал, что звонишь из-за Леонарда?

– Я не… то есть, извини, я тебя не расслышал, когда ты спросила. Статика на этой частоте…

– Ясно, – сказала она. Она ждала, но Джим не мог придумать, что еще сказать.

– Что ж, рад, что поговорил с тобой, – сказал он, выдавив улыбку. – Всего тебе хорошего.

– До свиданья, Джим, – сказала Джослин. Изображение побледнело и пропало.

Джим упал в кресло, побежденный. Он не мог придумать, куда еще позвонить, кого спросить про Маккоя, что еще придумать. Кроме того, час прошел десять минут назад.

Песок захрустел под днищем рафта для экстремального сплава. Леонард Маккой спрыгнул с его дутого резинового бока, радостно вскрикнув от неожиданности, от того, как у него перехватило дыхание от ледяной воды Колорадо, в которой он оказался по колено. Хотя его ноги уже достаточно долго пробыли в этой воде, чтобы онеметь до того, что он позабыл, насколько она холодная. @

Маккой и другие схватились за тросы, вытащила рафт на песчаный пляж и сбросили спасжилеты.

А затем бросились друг другу в объятия, смеясь и крича, полные энергии, хотя вымотанные; в восторге, что они это сделали, и в печали, что настал конец похода.

Они начали стаскивать мокрую одежду. Горячий крупный песок постепенно согревал ноги. Они полезли в мешок, закрепленный на плоту, – за парусиновыми кедами, изношенными в лохмотья всего за пару недель.

Архаические шнурки на мокрой одежде Маккоя казались странными только в начале сплава. Через день или два они стали удобны и привычны, как матросская форма моряку.

Но теперь он путался в завязках, потому что на глаза наворачивались слезы. Он наслаждался последними несколькими днями, как ничем за годы. Даже, когда уже стало ясно, что он опоздает, он все равно радовался каждому дню. К нему снова вернулась способность не беспокоиться о вещах, на которые он не мог повлиять.

Он стащил с себя мокрую одежду, словно неохотно сбрасываемую кожу, – улыбнувшись на метафору, о которой ему при этом подумалось. Под ней была тонкая рубашка и жеваные драные шорты. И то и другое было новым, когда он отправлялся в путь. Теперь вряд ли стоило где-нибудь в них появляться, кроме как здесь.

– Жан-Поль, – позвал он.

Инструктор тепло обнял его.

– Ладно, – сказал он, – Догоняй свой корабль. Только не думай, что так

легко отделаешься в следующий раз! В следующий раз ты останешься и научишься собирать лодку. – Он осклабился. – Я еще сделаю из тебя инструктора.

Маккой поколебался, затем поднял руку в знак прощания, повернулся и пустился бегом к офису.

Менеджер поднял на него глаза, когда он вошел.

– А, – сказал он, – Вы немного припозднились. Все прошли?

– Совершенно. – Если менеджер может быть спокойным при

возможности потери лодки вместе с кучей народу, так Маккой тем более. – Ваш комм, – можно?

Менеджер кивнул на устройство у него на столе.

Маккой вызвал «Энтерпрайз». Он не мог дождаться, пока дадут соединение Земля-космос. Почему он не взял с собой коммуникатор?

Тут же он поправил себя. Ты не взял с собой коммуникатор специально. Во-первых, это против правил. Потом, если он запищит, уже невозможно не ответить. Не позволяй Вселенной затащить тебя обратно в современное состояние гиперактивности.

Он улыбнулся своим мыслям и стал ждать.

– «Энтерпрайз», лейтенант Ухура.

– Это Леонард Маккой, главный офицер медслужбы. Как там с планами?

– Доктор Маккой! Какие ваши координаты?

– Не имею ни малейшего понятия, – сказал он.

Менеджер продиктовал ряд цифр.

– Приготовьтесь к транспортировке на борт, – сказала лейтенант Ухура.

Холодное покалывание транспортации охватило его и повлекло на «Энтерпрайз».

Турболифт нес Джима Кирка к мостику. Может, лифт сломается, и он застрянет с ним во внутренностях судна. Он представил, как он сидит здесь весь остаток дня, надежно огражденный от нежеланной обязанности докладывать о друге в самоволке, от нежеланной миссии, от гражданских, слоняющихся по судну, от адмирала, так и ждущего от него признака слабости или расшатанных нервов.

Лифт остановился. Джим расправил плечи и шагнул на мостик, – напряженно и невесело.

– Лейтенант Ухура, свяжитесь с Командованием Звездного Флота.

– Да, капитан, – сказала она. – Сэр, доктор Маккой объявился. Он должен быть уже в транспортаторной.

Прежде чем Джим успел почувствовать облегчение, им завладели злость и

возмущение. Поскольку, очевидно, никто не хряпнул Маккоя по голове в темной аллее, оставив без памяти бродить по оной, тогда почему он не явился вовремя на борт и вообще не дал знать?

Джим откинулся назад и положил руки на подлокотники капитанского кресла.

– Последний приказ отменен, – небрежно сказал он старательно спокойным голосом, – Доктор Маккой пусть поднимется на мостик.

– Да, капитан, – Она послала сообщение. – Он говорит, что поднимется сюда, после того, как заглянет к себе в каюту, сэр.

– Скажите доктору Маккою, – сказал Джим, – что на мостик он явится немедленно.

По репликам Ухуры было ясно, что Маккой принялся спорить с приказом,

но Джим не мог его отменить, даже если бы хотел. Только этого ему не хватало, – чтобы члены его новой команды посчитали, что он начинает разводить фаворитов. Он твердо уставился на темный главный экран.

Когда двери турболифта открылись, Джим услышал, как Ухура издала тихий возглас удивления. Сулу оглянулся, попробовал сдержать улыбку, и снова отвернулся.

Джим повернулся.

Одетый в мокрые лохмотья и какую-то древнюю незашнурованную обувь, с лицом, шеей и руками, обгоревшими на солнце, и голыми ногами, – белыми, кроме левого бедра, где кожа вокруг неприятной на вид ссадины цвела черным, багровым и зеленоватым, с взлохмаченными отросшими волосами и двухдневной щетиной, Леонард Маккой, сама невинность, сказал:

– Вы хотели меня видеть, капитан?

Джим вскочил.

– Господи, Боунз!

Джим остановился, осознав, что на мостике воцарилось изумленное

молчание. Он также различил в глазах Маккоя веселую искорку.

– Пожалуйста, пройдите со мной, доктор Маккой. Мы должны обсудить

неотложные дела. Мистер Спок, примите командование. Подготовьтесь к вылету в шестнадцать-сто.

Джим устремился вслед за Маккоем. Он ожидал, что все на мостике вот-

вот разразятся смехом. Может, так бы они и сделали, как только за его спиной закрылись двери лифта. Но он почему-то подумал, что если они даже могли бы смеяться ему в лицо, они не станут смеяться над ним, когда за старшего коммандер Спок.

Коммандер Спок с отстраненным интересом наблюдал, как новый капитан выпихивает своего растрепанного офицера с мостика в турболифт.

– Это был доктор Маккой? – спросила лейтенант Ухура, как только двери лифта закрылись.

– Это был доктор Маккой, – подтвердил Спок. – Наш новый главный

офицер по медицине. – В течение всего утра Спок был в курсе тайных попыток капитана Кирка вычислить доктора. Он думал о том, чтобы предложить свою помощь, каковую он полагал потенциально значительной, но воздержался, именно по причине явного желания Кирка, чтобы никто не заметил, чем он занят. Возможно, капитан и держал это в секрете потому, что ожидал найти доктора Маккоя в таком дискредитирующем виде. Но, если так, почему тогда он настоял на том, чтобы доктор поднялся на мостик? Спок спросил себя, начнет ли он хотя бы когда-нибудь понимать мотивы человеческих поступков.

– Надеюсь, с ним все будет в порядке, – сказала Ухура. – Он выглядит так, будто попал в аварию.

В аварию, со времени которой уже прошло некоторое время, судя по виду

травмы, подумал Спок.

– Хотелось бы также верить, – сказал вулканец, – что он лучше заботится о своих пациентах, чем о себе.

В турболифте Джим уставился на Маккоя со смешанным чувством облегчения и злости.

– Боунз, что с тобой случилось?

– Ничего. – Маккой оглядел себя, будто в первый раз заметив, во что он одет. – А что? Тебе не нравится новая мода?

– Это… – Джим смерил Маккоя взглядом, – Не вполне… как бы это выразится? – идет к звездолету.

– Ты мне сам не дал переодеться. Я вообще-то, знаешь, пытался. – Он нагнулся и стянул драную туфлю. Пригоршня песка высыпалась из нее и рассыпалась по полу. – Он стянул второй башмак и принялся стряхивать песок с голых ног. – Как там Митч?

– Он… все еще в регене. Говорят, что ему лучше.

– А Кэрол?

– Думаю, прекрасно.

– Ты думаешь?

– Ничего из этого не вышло! – сердито сказал Джим. – Забудем.

– Но…

– Я не хочу говорить о Кэрол Маркус!

Маккой нахмурился.

– Ты в порядке?

– Да! Я в порядке! Почему меня все спрашивают, в порядке я или нет?

Боунз, где, черт тебя возьми, ты был? Что у тебя с ногой? Я чуть не отрядил поисковую группу! Ты должен был должиться два дня назад!

– Да, знаю. И я пропустил твой праздник. – Он запустил пальцы в

спутанную шевелюру, заглаживая ее назад. Местами она выгорела на солнце до медного цвета, которое, к тому же, наложив темный загар на его лицо, оставило кожу белой в морщинках вокруг глаз.

– Где ты был? Я чуть не доложил, что ты не прибыл на борт!

– Расслабься, Джим, я же здесь, так? Я был в отпуске. По твоему настоянию, как мне припоминается.

– Знаю.

– Я был на сплаве. Как только мы достигли границы, я примчался сюда так быстро, что даже не стал складывать лодку.

– Складывать лодку?

– Ну. Она резиновая; ее надо помыть, сдуть и уложить, как приедешь.

– Ты плыл по реке в резиновой лодке?

– Ты ухватил самую суть.

– Тебе, должно быть, напекло голову.

– Я поехал в Большой Каньон, – сказал Маккой. Его энтузиазм

переплескивал через край и делал затруднительной задуманную Джимом ругань. – Сплав по горной реке. Пробовал когда-нибудь?

– Нет.

– Это невероятно. Это изумительно. Мы таскаемся куда-то на края

Галактики, когда на нашей собственной планете есть такие потрясные места, которые мы в жизни не видели. Джим, ты просто обязан это попробовать!

– Ты то же говорил про мятный джулеп, – сказал Джим. – Что ты сделал

со своей ногой? И, кстати, ты мне так и не объяснил, почему не дал мне знать, что опаздываешь. Ты бы мог избавить меня от необходимости давать всем вокруг кучу уклончивых ответов.

– Каньон – исторический заповедник. Все коммы запрещены, даже

примитивные, вроде рации или браслетов-телефонов.

– Это какое-то варварство, – сказал Джим. – Ты еще, поди, за это заплатил?

– И еще как! – сказал Маккой. – Ты не можешь просто так взять и

отправиться туда. Страховка составляет немалую сумму, и еще ты должен поклясться мотоциклом своей бабушки, что не подашь в суд на компанию, если упадешь в воду и потонешь.

– Не вижу, в чем тут прелесть, – сказал Джим.

– Это чуть не самое классное, что было в моей жизни. Джим, у тебя зависимость от всех этих высоких технологий.

– Без «всех этих технологий» у нас бы были крупные проблемы. А с ними

твоя нога так не выглядела бы, – От одного взгляда на ногу Маккоя колено Джима снова начинало ныть.

Маккой радостно улыбнулся.

– Нас выбросило из лодки. Меня протащило по камню. Мы потеряли кое-

что из снаряжения; мы еще думали, что к тому же потеряли пару людей, но мы их позже подобрали. Поэтому я и опоздал. – Он нежно улыбнулся при этом воспоминании. – И кое-что из еды тоже пропало, так что последние два дня мы подсократили рацион…

– Почему же вы не попросили, чтобы вам переправили… – Джим

замолчал. Маккой же сказал ему, что каньон – исторический заповедник, а он знал, что в парках такого назначения транспортация запрещена. Однако же транспортер был настолько привычным явлением, что он с трудом мог представить, что не может связаться с кем-нибудь и тут же получить то, что ему необходимо. Транспортер отказывал гораздо реже, чем, скажем, система вентиляции.

Лифт остановился в секторе, где были офицерские каюты. Маккой вышел.

– Это был потрясный отпуск, Джим.

– Мне это что-то не показалось потрясным. Мне так показалось, что тебе

нужен отпуск, чтобы прийти в себя после этого отпуска. Мог бы хоть сказать… – Лифт попытался закрыться, Джим сунул руку в поле сенсоров.

– Я не хотел, чтоб меня отслеживали! – сказал Маккой, немного

резковато. Из-за темного загара его голубые глаза казались более глубокими и яркими. Белые черточки вокруг глаз исчезли, когда он прищурил глаза. – Я не хотел, чтобы можно было в любой момент позвонить и вызвать помощь. Я хотел посмотреть, могу я сделать что-нибудь самостоятельно, или нет, – без этой вечной страховки. Что ты, не понимаешь, что ли, Джим?

Джим, пораженный, почувствовал себя неуверенно.

– Да, – сказал он. – Да, конечно, понимаю. Извини, если встал тебе на горло. Я просто беспокоился. Очень беспокоился.

– Ладно, ничего. У меня есть время принять душ и переодеться, прежде чем я приступлю к работе?

– Нет, но, думаю, тебе в любом случае лучше и принять душ, и переодеться. И сделать что-нибудь с этой щетиной.

– А я хотел отрастить бороду.

Маккой явно его дразнил. Джим улыбнулся.

– Глупость даже Звездный Флот не в силах запретить.

– Пожалуйста, соблюдайте правила пользования турболифтом, – сказал компьютер. – Пожалуйста, освободите двери лифта.

– Хорошо бы они запретили говорящие лифты.

– Ну, пока.

Маккой, уже пошедший вниз по коридору, махнул в ответ рукой, затем вдруг внезапно повернул обратно.

– Джим…

Джим снова сунул руку в двери лифта. Они нехотя раздвинулись. Сигнал

предупреждения издал пару отрывистых гудков. Следующим действием будет закладывающий уши визг.

– Только скажи, как далеко ты зашел, пытаясь меня выследить?

Джим убрал руку из зоны сенсоров в тот миг, когда сигнал завелся по-серьезному.

– Ты не захочешь это узнать, – сказал он, и двери лифта закрылись между ними.

Сулу нервно сжал руки. Он представлял себе все те вещи, которые можно сделать неправильно, управляя звездолетом класса «Созвездие». Без сомнения, вывод «Энтерпрайза» из космодока обеспечит ему перевод, беда только, что вряд ли это будет тот перевод, которого ему хотелось бы. Скорее всего, это будет транспортник, перевозящий руду для сплавов, которые понадобятся, чтобы отремонтировать док и корабль после его управления.

Он, конечно, мог наделать и менее значительных ошибок, и все равно выглядеть дураком. С другой стороны, принимая в расчет вещи, которые он уже видел на этом корабле, Сулу решил, что напортачить надо по-серьезному, чтобы это вообще кто-то заметил. Он улыбнулся, вспомнив реакцию капитана при появлении главного офицера медслужбы.

Жаль, что Джеймса Кирка не было на борту, когда я тут появился с моей саблей, подумал Сулу. Может, я бы тогда получил перевод, даже не прося об этом.

Шум компьютеров и реплики членов экипажа обтекали его, как океанская волна. Капитан дал приказ убрать крепления. Сулу почувствовал изменение в положении судна. Чувство, которое он не мог бы никак назвать, сказало ему, что «Энтерпрайз» ничто не держит. Его удивило, что эту свободу можно почувствовать на корабле такого размера, который, разумеется, управлялся приводом антиматерии, – огромная неуклюжая масса с громадными двигателями, чтобы перебрасывать его с места на место.

Пора брать управление. Он коснулся контроля. Корабль вздрогнул и нырнул, как раненая птица.

– Мистер Сулу! – заорал капитан.

Сулу резко дернул корабль к воротам, дал перекомпенсацию и вынужден

был тут же что-то делать с угрозой того, что корабль закрутится и кувыркнется. Корабль трепетал в его руках, чувствительный, словно шлюпка на солярной энергии. Он сглотнул.

Интерком взорвался репликами, – все отделения корабля требовали объяснить, что происходит.

– Мистер Спок! Возьмите управление.

– Мое внимание полностью занято, сэр, – сказал Спок.

– Я могу вывести нас из Космодока, сэр! – сказал Сулу. Его лица пылало

от унижения.

– Уверен, что можете, мистер Сулу. В чем я не уверен – останется ли после этого что-нибудь от Космодока.

Сулу запротестовал, но инженерный, самый настойчивый среди всех, кто хотел знать, что происходит, отвлек внимание капитана Кирка. Мистер Скотт возражал против подобного обращения с двигателями так возмущенно, словно пострадал он сам. Кирку пришлось употребить все усилия, чтобы его успокоить.

Сулу по-прежнему управлял кораблем, который в этот момент дрейфовал куда-то в сторону наблюдательных окон Космодока. Осторожно, – крайне осторожно – он направил «Энтерпрайз» на верный путь.

– Мистер Скотт! – воззвал Кирк в третий раз.

Скотт умолк.

– Да, капитан?

– Доложите о повреждениях, мистер Скотт.

– Двигатели, и их корпус – они не предусмотрены для такого использования…

Сулу вызвал импульсные. Они слегка подтолкнули корабль, – достаточное ускорение, чтобы он подался к воротам Космодока.

– Какие повреждения, мистер Скотт? – снова сказал Кирк.

– Ну, сэр, если вы об этом, так повреждений нет, но…

– Тогда зачем вы вызываете мостик? Вам там что, заняться нечем?

После секундной паузы, Скотт отозвался:

– Я, конечно, приложу все усилия, чтобы придумать себе занятие, капитан.

– Очень хорошо, мистер Скотт. Так и сделайте.

«Энтерпрайз» вышел из дока. Перед ним распахнулся космос.

Сулу почувствовал легкое головокружение. Он перевел дух, спрашивая себя, как давно он задержал дыхание.

– Мистер Сулу, – сказал капитан Кирк.

Сулу притворился, что слишком занят, чтобы обернуться. Последнее, что ему хотелось бы увидеть – выражение лица Кирка.

– Да, капитан.

– Космодок, похоже, все еще на месте.

– Да, сэр.

– Никакого ущерба.

– Да, сэр.

– И никакого вреда кораблю, по поводу чего я испытываю облегчение.

– Я тоже, капитан. – Облегчение вряд ли было адекватным словом.

– Навигатор, проложите курс на Звездную Базу 13…

Сулу дал обратное ускорение на «Энтерпрайз», так, что он почти перестал

двигаться относительно Космодока.

Кирк оборвал себя. Воцарилась тишина.

Зазвучал сигнал угрозы столкновения. Сулу дал подтверждение и выключил его.

– Шлюпка, капитан, – Сулу дал увеличение на экране. Мимо их борта

проходила солярная шлюпка. Парус, в сотню раз больше по размеру, чем капсула, был черным и почти невидим. Шлюпка поменяла курс. Гладкая скользящая поверхность паруса выгнулась ярким полумесяцем, считываемым сенсорами «Энтерпрайза».

Видовой экран немного приглушил изображение.

– Вижу, мистер Сулу, – сказал капитан Кирк. – Отлично. Нервы шкипера лучше, чем его голова.

– А в секторах под контролем землян, таких, как этот, – сказал мистер Спок, – у шкипера еще и преимущество прохода.

– Это традиция, коммандер Спок, – сказал Кирк. – Я думал, вулканцы уважают традиции.

– Это так, сэр. Однако же вулканские традиции имеют смысл.

Кирк глянул скептически, но напряжение на мостике ослабло. Шлюпка прошла прямо перед ними. Как только путь был свободен, Сулу подал «Энтерпрайз» вперед.

– Курс на Звездную базу 13 проложен, капитан, – сказал навигатор.

– Путь «Энтерпрайза» свободен, мы можем уходить в ворп, капитан, – сказал Сулу.

– Ворп фактор один, мистер Сулу.

– Ворп фактор один, сэр.

«Энтерпрайз» величественно устремился к звездам.

Жаль, что я собираюсь просить перевод, подумал Сулу. Я мог бы

полюбить этот корабль.

Когда директор надзорного комитета Клингонской Империи – иными

словами, глава секретной полиции олигархии – попытался связаться с командиром новейшего боевого корабля флота, прототипа и опытного судна, на которое все так надеялись, он не получил ответа. Он повысил интенсивность попыток, но корабль так и не отозвался.

От этого директор впал в глубокую задумчивость. Если командующий офицер потерял корабль – из-за бунта, аварии или прохода слишком близко от Федерации – ему не было извинений. А если он оказался таким дураком, что позволил захватить корабль прежде, чем смог его разрушить, – если он просто передал его в руки Звездного Флота, – в первый раз директор почувствовал, что рад, что Федерация заботится возвращать пленников живыми и здоровыми. В том неправдоподобном случае, что офицер оказался пленником, директор никому бы не доверил его воспитание.

Директор чувствовал, что слишком зол, чтобы испытывать скорбь. Когда другая эмоция все же пробилась через его гнев, это была не печаль, а страх. Если правительство определит просчет, если посчитает, что офицер проявил некомпетентность или совершил должностное преступление, тогда родные офицера будут ответственны за огромную стоимость корабля.

Директор надзорного комитета немало потрудился, чтобы командование этим кораблем получил этот конкретный офицер. И также немало поработал, чтобы самому приобрести большую власть и средства. Теперь, казалось, вся его власть, плоды его трудов, его средства должны исчезнуть из-за правил олигархии и ошибок офицера.

Он направил всех своих сотрудников на поиски нового корабля, – корабля, которым командовал его сын.

Джим пригласил Линди с компанией пообедать за капитанским столом этим вечером; он взглянул на груду бумажной работы, уже скопившейся и поджидающей его и решил, что это может подождать; он лучше продолжит свое изучение «Энтерпрайза».

Большая часть научного отсека пустовала. Персонал здесь появится после этого рейса, – Звездный Флот не видел резона держать сотню ученых на корабле, не отправляющемся в область, где что-то можно исследовать. Джим спросил себя, как он выдержит следующие три месяца.

Он задержался перед инженерным отсеком.

Ну же, сказал он себе. Твой главный инженер может, и думает, что ты только что вылупился и считает желторотиком, но вряд ли он скажет тебе это в лицо.

Они вошел.

– Добрый день, мистер Скотт.

– Э-э… капитан Кирк.

– Я подумал, что мне нужно лучше познакомиться с кораблем.

– Оч’нь хорошо, капитан. – Он остался стоять где стоял, не предлагая Джиму показать ему тут все, но и не возвращаясь к работе.

Джим обошел его.

Отсек был просто вылизан. Не удивительно, что «Энтерпрайз» и

лейтенант-коммандер Скотт заслужили такую высокую репутацию в Звездном Флоте. Джима не радовала неприветливость инженера, но он видел, что его репутация заслужена.

– Я очень впечатлен, мистер Скотт.

– Тогда… вы, может, сделаете пару-тройку испытаний скорости, да, капитан? – сказал Скотт с надеждой в голосе.

Джим было загорелся идеей, – но, ничего не сказав, тут же призадумался. Если корабль пойдет до Звездной базы 13 на полной скорости, – он не только должен будет там задержаться лишние несколько дней, – не говоря о том, как отреагирует на это Клингонское правительство, не говоря о том, что остановка будет скучной, – но он к тому же израсходует запасы топлива на то, чтобы на такой скорости пройти путь до конца Фаланги и обратно. Он не хотел заправляться на 13-й, потому что на 13-ю все завозилось издалека.

– Не теперь, мистер Скотт. Может быть, позже в этом полете.

– Но, капитан…

Джим знал, что, если позволит Скотту уговаривать себя, соблазн может

оказаться слишком велик.

– Позже, мистер Скотт, – сказал он кратко.

Скотт замолчал. Джим вышел из инженерного, недовольный собой, за то,

что чуть не позволил своим личным предпочтениям возобладать над интересами корабля и команды.

Он решил, что все же пойдет в свою каюту и выполнит часть бумажной

работы.

Войдя в столовую и быстро оценив обстановку, Спок перешел от быстро

подавленного чувства удивления при виде представшей глазам сцены к побуждению уйти в свою каюту, и затем, – к решимости не позволить переменам нарушить его заведенный распорядок.

«Энтерпрайз» нечасто перевозил гражданских, по крайней мере, не в таком

количестве. Их костюмы, – некоторые из них были все же одеты скорее в обычные костюмы, чем в модного или этнического стиля одеяния, – резко выделялись среди униформ Звездного Флота. Гражданские говорили и смеялись в несдержанной манере, – без сомнения, оттого, что у них не было старшего офицера, которому они бы подчинялись, – только генеральный менеджер. Менеджер сидела за центральным столиком, – в компании своих сотрудников и офицера Звездного Флота, – нового корабельного хирурга, внезапно понял Спок. Подстриженный, свежевыбритый и одетый в приличную одежду, доктор Маккой выглядел теперь вполне презентабельно. Немного ранее, Спок не захотел бы поклясться, что такой подвиг возможен.

Стул во главе стола оставался пустым.

Менеджер обняла одного из своих циркачей. Спок сомневался, что такое поведение могло бы иметь отношение к дисциплине.

Два человека в мешковатых черно-белых одеяниях поправили розочки в петлицах. Сначала один, потом другой, стали выполнять странные движения ногами, сопровождаемые звуком, который Спок идентифицировал со звуком ударов металла на их подошвах об пол. Их товарищи подбадривали их возгласами и выкриками. Спок подумал, не является ли он свидетелем перебранки, которую должен остановить. Нет, похоже, они просто были вовлечены в своеобразное соревнование, пытаясь по очереди изобразить серию движений, которую другой должен был повторить, – или проиграть. После третьей комбинации пара завладела вниманием всех, находившихся в столовой. Крики и восклицания приблизились к какофонии.

Возле синтезатора Спок заказал свой обычный салат. И прошел к своему обычному месту.

Там сидело несколько новых офицеров, – Сулу, навигатор коммандер Чеунг, Хазарстеннай, лейтенант из инженерного, – они смотрели представление, оживленно разговаривали, смеялись, шутили друг с другом. Спок заколебался, но за столом оставалось несколько свободных стульев, и Спок не мог придумать логичную причину не занять один из них.

Два артиста закончили представление преувеличенными поклонами своей спонтанной аудитории, и друг другу. Помещение взорвалось финальными аплодисментами. Спок поставил поднос на стол.

Три младших офицера прекратили говорить, выкрикивать одобрения, и замолчали. Спок кивнул им. Они уставились на него. Он сел.

– Э-э… мистер Спок, – сказала навигатор.

– Да, коммандер?

– Ничего. Я хотела сказать, – здравствуйте, сэр.

Спок подцепил немного салата, и его запах ударил ему в ноздри. Он опустил вилку обратно и уставился на салат. Хотя Спок предпочитал, чтобы в овощах имелась значительная доля хлорофилла, без примеси гемоглобина, или миоглобина, или любого другого животного белка, он мог существовать на пище достаточно скудного состава. Однако он давно заметил, что состояние морали команды в большой степени зависело от качества пищи. Он был – в настоящий момент – первым офицером; он должен был обращать внимание на факторы, к которым сам он был индифферентен.

Овощи пахли так, словно аналог мяса был включен в их состав, скорее, чем примешался случайно. Вообще-то, они пахли в точности, как блюдо – предмет большого предпочтения капитана Пайка, – говядина по-бургундски, – отвратительная мешанина из животного протеина и перебродивших ягод. Спок уважал капитана Пайка так, как он уважал немногих людей, но у Пайка тоже были человеческие недостатки. Говядина по-бургундски была одним из них.

Он взглянул на тарелки своих соседей. Сулу выбрал вареную рыбу, навигатор – вариацию глазированной птицы, а лейтенант из Инженерного – стейк. Поскольку лейтенант принадлежала к плотоядной фелиноидной расе, ее стейк был сырым. Заметив это, Спок пожалел, что не выбрал другой стол. Странно, что запах сырого мяса ускользнул от него.

Никто из них не съел много.

– Ваша еде синтезирована удовлетворительно? – спросил он.

Они переглянулись. Навигатор хихикнула.

– Ошибочный синтез – серьезная проблема, – сказал Спок. – Я не имел в виду никакого легкомыслия.

– Я знаю, мистер Спок, – сказала Чеунг. – Просто мы как раз говорили о пище. Она ухудшалась в течение всего дня.

– Что, еда на звездолетах всегда такая противная? – спросил Сулу.

– Ситнезатор нужно перепрограммировать. Подозреваю, что ремонтная бригада в Космодоке что-то с ним сделала.

– После свежего лосося все – разочарование, – сказал Сулу. – Но у этого вкус… как у цыпленка.

– А я, думаю, бросила вызов синтезатору, – сказала Чеунг, – так что, полагаю, это я и просила.

Спок попытался выявить значение ее фразы, но не смог.

– Прошу прощения, коммандер, но вы получили то блюдо, которое заказали, или вы его не получили?

Чеунг широко улыбнулась.

– Ни то ни другое. И все вместе. Я заказывала утку лу-се-те. Это вариант

утки в апельсинах, но лу-се – с моей родной планеты, это овощ. Я и не ожидала, что синтезатор знает, чего я прошу. Он не завернул просьбу, но и не выполнил ее. Это по вкусу как… древесная стружка под сахарным сиропом.

Название блюда звучало отвратительно, но многие блюда, которые люди ели, звучали для Спока подобным образом.

– Верно ли мое предположение, что это – не то, что вы хотели есть?

– Верно, – сказала она.

– Древесная стружка под сахарным сиропом – прекрасное блюдо по

сравнению с этим! – Хазарстеннай зарычала и сунула кусок мяса с кровью под нос Спока. – Попробуйте это!

Спок едва удержался от того, чтобы не отшатнуться.

– Вашего заверения о том, что оно неприемлемо – вполне достаточно.

– Нет, вы должны попробовать, чтобы понять, – воскликнула

Хазарстеннай. – Это по вкусу как… – она оскалилась. Ее длинные рубиновые зубы блеснули из-под черного и серебристого, – полосами, – меха. – Это по вкусу как овощи.

Спок поднял бровь. Он взял кусок из длинных, тонких пальцев

Хазарстеннай, понюхал его, затем осторожно откусил и прожевал.

Если проигнорировать внешний вид, оно было вполне приемлемо. Оно выглядело как мясо, но по вкусу было как авокадо, – земной фрукт, к которому Спок испытывал пристрастие, обуздываемое ввиду самоконтроля.

Спок отделил немного своего салата и предложил его Хазарстеннай.

– Возможно, это придется вам по вкусу.

Хазарстеннай зарычала.

– Вы хотите, чтобы я ела – листья?

– Хазард никогда этого не переживет, если поест салата, мистер Спок, – сказала коммандер Чеунг.

– Салат может быть ее единственным выбором, если ей на обед нужен животный белок.

Негромко порыкивая, Хазард сорвала лист с вилки Спока. Она опасливо положила кусочек в рот, готовая выплюнуть его при малейшем подозрении. Она закрыла глаза и проглотила его.

– Оно вареное, – сказала она.

– Это так, – ответил Спок.

Она моргнула, посмотрела на свой стейк и его салат, и поменяла тарелки местами.

– Лучше, чем ничего, – сказала она. – Меняемся.

– Прекрасно. – Спок стал нарезать авокадо с неприятным видом стейка. –

Коммандер Чеунг, лейтенант Сулу, не хотите? По вкусу это – уверяю вас, – более приемлемо, чем древесина или сахарный сироп. – Кроме того, на тарелке перед ним лежал добрый килограмм этого блюда, – и было бы недостатком поведения, – не говоря уже о самоограничении, – съесть его целиком.

– Спасибо.

Спок, Чеунг и Сулу разделили блюдо Хазарстеннай; Хазарстеннай, которая

питалась раз в день, проглотила салат и заказала еще один. Она с аппетитом быстро съела большую часть салата, затем закрутила хвост вокруг задних лап и тихонько доела остаток, пока ее сотрапезники приканчивали ее обед.

Другой, принадлежащий к виду Хазарстеннай, приблизился к столу. Спок и Хазарстеннай заметили его одновременно. Но это был не тот, другой фелиноид, из службы охраны «Энтерпрайза», а незнакомый. Его лоснящаяся черная с серебряным крапом шкура переливалась по крепким мышцам, когда он двигался.

– Им даже не нужно маскировать свои овощи, чтобы заставить тебя есть

их, – сказал он Хазарстеннай, с презрением зарычав. – Может, они тебе и когти подрезали?

Хазарстеннай плавно двинулась, выгнувшись ленивой дугой, и оказалась перед новопришедшим. Она прижала уши к голове, ее плечи напряглись. Ее томная поза сменилась угрожающей.

– Невежливость не становится нами, – сказала она.

– Овощи тоже!

С диком визгом Хазарстеннай кинулась на другого фелиноида. Сулу

вскочил на ноги, собираясь бросится растаскивать покатившихся по полу с рычанием и криками созданий.

– Сядьте, мистер Сулу, – сказал Спок.

Молодой офицер его не слышал. Превозмогая нежелательность контакта, Спок схватил его за руку.

– Мистер Сулу, сядьте.

– Но, сэр, – они поранят друг друга!

– Сядьте, – сказал Спок в третий раз. Он потянул его за руку, стараясь не

наделать Сулу синяков; у Сулу не было выбора кроме как уступить.

– Они поубивают друг друга!

– Делайте что вам сказано.

Спок подумал было, что Сулу может попытаться вырваться, что было еще

более бесперспективной затеей, чем попытаться разнять Хазарстеннай и ее нового знакомого. Но визг сменился глухим ворчанием, затем перешел в мурлыканье. Два фелиноида поднялись, невредимые, скребя друг у друга под подбородком в знак приветствия. Сулу изумленно сел.

– Как тебя зовут? Ты знакомо пахнешь.

– Хазарстеннай.

– Я – Чеснашстеннай!

Они перешли на свой родной язык, из которого Спок мог разобрать

несколько слов. Сходство их имен указывало на то, что в прошлом, таком отдаленном, что они уже почти ничего о нем не знали, их предки вышли из одного племени. А, может, они в это просто верили; так заявляли мифы их народа.

Сулу смотрел, заинтригованный.

– Они приветствовали друг друга, – сказал Спок, объясняя ритуал оскорбления и условного сражения.

– О.

Хазарстеннай отщипнула лист салата с тарелки и предложила его

Чеснашстеннай. Чеснашстеннай с неприязнью отдернул назад усы, но, поскольку отклонить предложение было бы непростительно грубо, он принял лист и съел его. Усы распрямились.

– Вы держите на корабле странных мясных животных, – сказал он.

Хазарстеннай медленно и довольно моргнула.

– Садись, – сказала она. – Присоединяйся.

Чеснашстеннай скользнул рядом с ней на сиденье. Они вместе расправились с остатками салата.

– Ты выступаешь? – спросил Чеснашстеннай.

– Нет, уже много лет. Достаточно сложно собрать достаточно публики.

– Выступай с нами, – сказал Чеснашстеннай.

– Буду. И есть еще другие на борту.

– Превосходно. У нас маленькая группа, желательно иметь больше народу. Пойдем, познакомишься с остальными.

Возле стола оказался главный инженер Скотт.

– Лейтенант Хазарстеннай!

– «Хазарстеннай», – сказала лейтенант. Спок различил разницу, но спросил себя, может ли это расслышать человеческое ухо.

– Лейтенант, вы мне нужны в инженерном. У нашего капитана не хватает храбрости для настоящей скорости, так нам лучше позаботится, чтоб надраить все платы двигателя… – Он замолчал. Он смотрел на салат. – Вы начали есть овощи?

Уши Чеснашстеннай скрутились от раздражения.

– Я не приемлю оскорблений от чужаков, – сказала Хазарстеннай. – Даже от чужаков, что являются командующими офицерами.

Спок знал, что слова «чужаки» буквально переводились на Стандартный

язык с языка Хазарстеннай как «нелюди». В духе межрасового сотрудничества, ее народ смягчал значение слова.

Затем Скотт заметил разоренные остатки стейка на тарелке Спок. Выражение его лица сменилось с удивления на шок.

– Вы в порядке, мистер Скотт? – спросила Чеунг.

– Да, прекрасно, но… – Он потряс головой. – Мистер Спок, что случилось?

– Ничего, коммандер Скотт.

– Да, но… Он снова остановился, снова потряс головой и начал было что-

то говорить, но тут увидел Сулу, который тихо надеялся, что останется незамеченным.

– Сулу! Вы же Сулу, да?

– Да, сэр.

– Я больше не потерплю таких представлений, как сегодня утром! – Рявкнул Скотт. – Да что это за позор, эти новенькие выпускнички Академии!

Щеки Сулу горели от унижения и злости. Он ничего не сказал, поскольку в глазах Скотта объяснения были бы слабым оправданием. Что еще хуже, он был прав.

– Мистер Скотт, – сказал Спок.

– Вот ведь денек!…

– Капитан считает инцидент забытым. Я думаю, с нашей стороны будет проявлением вежливости, если вы и я поступим также.

Скотт пробормотал что-то еще про новеньких офицеров Звездного Флота, но почти неслышно, так что Спок предпочел этого не заметить.

– Лейтенант, – снова сказал Скотт Хазарстеннай, – Вы мне нужны в инженерном. – Он кинул на Сулу многозначительный взгляд. – Возможно, от наших двигателей потребуется больше, чем мы рассчитывали.

– Спасибо за прекрасный ланч, мистер Спок, – сказала Хазарстеннай.

Под недоверчивым взглядом Скотта, Хазарстеннай прикончила последний

лист салата. Сопровождаемая Чеснашстеннай, она поднялась и отнесла свой поднос к утилизационной ячейке. Скотт вышел из столовой. Хазарстеннай и Чеснашстеннай прыжками, плечом к плечу, последовали за ним.

Безуспешно пытаясь справиться с душившим ее хихиканьем, коммандер Чеунг собрала свою тарелку и поднос.

– Я должна бежать, – опаздываю на встречу.

Чеунг торопливо вышла из столовой. Спок тоже поставил тарелку на поднос и встал, но Сулу оставался сидеть.

– Коммандер Спок… – сказал Сулу.

– Да, мистер Сулу?

– Почему вы это сделали?

– Потому что мой организм нуждается в пище, чтобы функционировать,

мистер Сулу. Иногда не стоит обращать много внимания на внешний вид.

– Да я не это имел в виду.

– Пожалуйста, объясните, что вы имели в виду.

– Почему вы заступились за меня перед мистером Скоттом? Почему дали мне второй шанс там, на мостике?

– Как я сказал капитану Кирку: другие дела полностью занимали мое внимание.

– Да вы бы могли вывести «Энтерпрайз» из дока с закрытыми глазами и одной рукой! Я достаточно слышал о вас, чтобы знать это.

– «Энтерпрайз» уникален. Это обычное дело, что новым пилотам, – даже

пилотам, привыкших к этому классу кораблей, а не к версии симулятора…

Сулу снова вспыхнул. Спок взглянул на его записи и разгадал значение его

действий на мостике.

– … требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к управлению им. Я

должен был обсудить это с вами, но, поскольку я действительно был занят перед отлетом, такая возможность не представилась.

– Спасибо, – сказал Сулу.

Спок смотрел на него совершенно без выражения.

– Я нахожу это странным до крайности, что вы благодарите меня за то, что я пренебрег частью моих обязанностей.

– Тем не менее, я у вас в долгу, – сказал Сулу.

– Вулканцы не собирают долгов, – сказал Спок.

Спок поднял свой поднос и удалился, оставив Сулу в недоумении

относительно того, кто не принимает признательности, и отклоняет даже «спасибо» за спасение карьеры чужого человека.

С вулканцами, должно быть, еще сложнее иметь дело, чем утверждают слухи.

Леонард Маккой, сидя за капитанским столиком, пытался придумать извинения за отсутствие Джима. Вообще-то, это была идея Джима – пригласить компанию пообедать с ним вечером.

– Извините, я на минутку, – сказал он. – Сейчас вернусь.

Минутой спустя, лифт выпустил его в офицерский жилой сектор. Он направился к каюте Джима. Маккой чувствовал, что он сейчас в лучшей физической форме за последние несколько лет. Даже боль в разбитой мышце напоминала о моменте острого, смешанного со страхом, восторга.

Он постучал в дверь каюты Джима.

– Войдите. – Голос вряд ли был похож на голос Джима: усталый,

озабоченный, нетерпеливый. Прежде настроение Джима всегда взлетало к небесам, когда он возвращался в Пространство.

– Твои гости ждут, – сказал Маккой.

Джим, оторвавшись от экрана, непонимающе уставился на него.

Пластинки передач, электронные блокноты и несколько смятых пластиковых стаканчиков из-под кофе усеивали его стол.

– Мои гости?

– Твои гости. Компания. Обед.

– Боже! – Он вскочил. – Из головы вылетело. Не могу поверить – я все еще по уши в этой бумаге.

– А чего это такое?

– Это, знаешь ли… – Он махнул руками, пытаясь изобразить. – Бумажная работа.

– А почему ты ее делаешь?

– Потому что ее надо сделать, – сказал он, и, затем, будто оправдываясь, –

Я ее всегда делаю. Но столько ее никогда не было.

– А где твой старшина?

– У меня нет старшины.

– Нет старшины? – спросил Маккой недоверчиво.

– Да у меня никогда не было старшины.

– И ты никогда раньше не был капитаном «Энтерпрайза».

– Не хочу я никаких старшин. Я не хочу, чтоб вокруг меня все время кто-

то суетился, подсовывал мне под нос бумажки на подпись и следил, чтоб синтезатор справился с полосками на моей форме.

Маккой подтащил к себе стул и сел на него верхом.

– Джим, позволь твоему старому дядюшке Боунзу дать тебе один

дружеский совет. Под твоим началом теперь по меньшей мере вдвое большее количество народу, чем когда-либо было. Количество бумажек в Звездном Флоте растет в геометрической, – если не в логарифмической – пропорции по отношению к размеру команды.

– Все будет в норме, как только я подгоню вот это.

– Ты это никогда но подгонишь. Более того, – ты знаешь, что ты это никогда не подгонишь. Это больше не твоя работа.

– Я так понимаю, у тебя наготове волшебное решение.

– Мог бы перепоручить дело газетчикам… – Заметив, как изменилось

выражение лица Джима, Маккой умолк. Если он хочет, чтобы Джим последовал его совету, ему лучше прекратить дразнить его. Иначе Джим этого никогда не сделает, неважно, насколько разумен будет совет. – Джим, спустись в офис квотермейстера, выбери подходящего клерка, и продвинь его.

– У меня больше времени уйдет на то, чтобы научить его всему, чем на то, чтоб самому все сделать.

– Это ненадолго. Если ты только подберешь кого-нибудь хотя бы с половиной стандартных мозгов.

– Не успел я ступить на борт этого судна, как люди начали говорить мне, что надо уметь проигрывать.

– Что? – сказал Маккой.

Джим вздохнул.

– Я сказал – я попробую. На временной основе.

– Хорошо. А теперь пойдем. Если ты думаешь, что слабенькое извинение о работе спасет тебя от того, что наш синтезатор сегодня в шутку считает «обедом», тебе придется поразмыслить получше.

Джим прошел за Маккоем в столовую.

– Линди, я ужасно виноват, – сказал он. – Корабельные дела… надеюсь, вы и ваша компания извините мое непростительное опоздание…

Средних лет человек, худощавый и темноволосый, одетый в безукоризненно сшитый костюм, вмешался прежде, чем Линди смогла ответить.

– Если ваше опоздание непростительно, как же, вы думаете, мы сможем вас простить? – Его черные усы круто завивались на концах.

– Конечно, я прощаю вас, Джим, не глупите, – Линди уставилась на старшего человека. – Мистер Кокспер просто шутит.

– Вы, молодежь, так запросто жонглируете языком, – сказал мистер Кокспер. – Мы все должны стремиться к точной речи.

– Позволь, я представлю тебя, Джим, – сказала Линди. – Несколько людей должны были уйти. Вы уже встречались с мистером Кокспером, нашим нео-шекспировским актером.

Холодность между Линди и мистером Кокспером явно объяснялась не

только неостроумными шутками. Джим понадеялся, что актеры смогут сохранить мир между собой в течение перелета.

Линди представила Филомелу Тетис, высокую, элегантную, крупного сложения женщину, – певца компании; команду чечеточников, – Грега и Мариса, которые пришли в своих черно-белых костюмах; Марцеллина, мима, – гибкого, стройного, темноволосого, двигающегося с уверенностью хорошо владеющего своим телом человека.

Джиму эта группа показалась слишком маленькой и тихой, чтобы покорить тридцать звездных баз. Все они приветствовали его в дружественной манере. Джим отправился за своим ужином, но обнаружил синтезатор с закрытым окошком и моргающей надписью: «Закрыт на ремонт».

– Считай, что тебе повезло, – сказал Маккой. – Тебе бы это не понравилось, чем бы оно ни было. Если бы ты смог определить, что это.

Джим вернулся к актерам, – к Линди, в частности.

– Кстати, Линди, – сказал он, – нам привет от… – Он остановился, осознав, что мистер Кокспер смотрит на него с негодованием.

– Я рассказывал о моих гастролях в Лиссабоне, – сказал мистер Кокспер.

– Конечно, продолжайте, – сказал Джим, стараясь быть вежливым.

– Как я уже сказал, это представление было настоящим триумфом…

И он продолжил. За весь вечер Джиму так и не представился шанс поговорить с Линди.