"Первое приключение" - читать интересную книгу автора (Макинтайр Вонда)Глава 6Когда Джим Кирк прибыл на следующее утро на мостик, он был в прекрасном расположении духа. Он проспал всю ночь без малейшего намека на возвращение кошмара о Гиоге. Гари Митчелл был на пути к выздоровлению, «Энтерпрайз» уверенно двигался вперед, и Джим одержал шахматную победу, в процессе даже чуть было не разговорив коммандера Спока. Джим был доволен собой. Еще ему хотелось спать. Он подумал, – а интересно, где это Дженис раздобыла тот невероятный кофе, который принесла ему вчера. Еще интересно, – может, там, где бы это ни было, есть еще?… На этот раз в том, что он не выспался, была виновата не Дженис Рэнд. Совет Маккоя, похоже, сработал. Джим ее и в глаза не видел этим утром. Нет, в этом был виноват он сам, и вообще его это не заботило. Он посвятил полночи нелегкому сражению в шахматы с коммандером Споком. И выиграл, – с помощью блестящей, можно сказать, даже безрассудной, серии ходов. Мистер Спок выигрывал до того, как Джим предпринял свой финальное, вдохновенное наступление. По мистеру Споку, который уже был за своей рабочей станцией, вовсе нельзя было сказать, что он лег поздно. – Доброе утро, коммандер Спок. – Доброе утро, капитан. – Я получил большое удовольствие от нашей вчерашней игры. – Это было… – Спок поколебался, – Весьма поучительно. Джим предположил, что это была самая откровенная форма признания вулканцем того, что он хорошо провел время. Джим задумался, пытаясь припомнить такой момент, когда он был бы на мостике, а коммандер Спок – нет. Офицер по науке приходил рано и оставался допоздна. Может, он хотел продемонстрировать свою преданность должности как офицера по науке, так и старшего помощника, чтобы доказать, что адмирал Ногучи принял верное решение. А может, подумал Джим, две работы – слишком много для одного. Может, Ногучи все же должен был позволить мне самому сделать выбор. И, хорошо бы, чтоб коммандер Спок не напоминал себе постоянно о том факте, что мне этого не позволили. Джим выслушал рапорты с рабочих станций, которые все сводились к «рапортовать не о чем». Двигатели и все системы функционировали нормально. Без отклонений от курсов и графиков. Никаких срочных сообщений из штаба Звездного Флота. Никаких происшествий. Если так будет дальше, можно и заскучать. Ему даже захотелось, чтобы что-нибудь произошло. Интересно, начала ли уже Рэнд собирать его расписание встреч? И где она вообще? С утра она должна была сразу доложиться здесь, но он ей об этом как-то забыл сказать. Он попытался найти ее в каюте старшины. Хотя он приказал ей переехать туда немедленно, компьютер отметил, что каюта в настоящий момент необитаема. Он полез в расписание. Компьютер показал одну встречу, назначенную на сегодня, и ничего после. Он вздохнул, подумав, а не связался ли он со старшиной, который делает все суматошным нахрапом в последний момент. Потом он заметил, с кем у него было назначена первая встреча: с Леонардом Маккоем. Дверь турболифта открылась. Старшина Рэнд скользнула к контроли систем окружения и приступила к работе. – Старшина Рэнд, – натянуто сказал Джим. – Да, капитан? – прошептала она. – Насчет моего расписания. – Да, сэр, оно здесь, сэр. – Но вы назначили мне встречу с Леонардом Маккоем, – сказал он. – Доктор Маккой и я годы служили вместе. Вы что, не заметили, что мы оба перешли на «Энтерпрайз» с одного и того же корабля? – Нет, сэр. Он не сказал… простите, сэр. Черт, она снова начала вздрагивать и извиняться. Он начал что-то говорить, но внезапно осознал, как она выглядит. Ее униформа была минимум на два размера ей велика, волосы всклокочены, – как это можно было исхитриться всклокочить такие короткие волосы? – а глаза явно на мокром месте, и она сгорбилась в кресле, словно могла таким образом съежиться и совсем исчезнуть. – Старшина Рэнд, с вами все в порядке? – Да, капитан, – сказала она тоненьким голосом. – Как вы объясните свой растрепанный вид? – Никак, сэр. – Вы получили сообщение о том, что вам следует переехать в каюту старшины? – Да, сэр, несколько часов назад. – Почему вы не переехали? – Простите, сэр, я… я просто не переехала. – Сделайте это сейчас. И никогда больше, – повторяю, – никогда, – не по казывайтесь на моем мостике в виде, хотя бы отдаленно напоминающем ваш теперешний расхлябанный вид. Она ошеломленно подняла на него глаза, стараясь сдержать слезы. Затем вскочила и бросилась в лифт. Ухура посмотрела на капитана Кирка. Она едва могла поверить, что кто-нибудь, при каких бы то ни было обстоятельствах, мог таким жестким тоном говорить с таким ребенком, как Дженис Рэнд. Она перевела свою консоль в режим ожидания. – Простите, – холодно сказала она. – Я ненадолго прервусь. – Она двину лась к турболифту, не ожидая позволения капитана Кирка. Двери лифта закрылись. – Доставить туда же, куда отправился последний пассажир, – сказала Ухура. Лифт выпустил ее в пустынный коридор, далеко от любых кают, в том числе офицерского сектора. Ухура задумалась, что Дженис собирается делать. В ее теперешнем состоянии, может, она и не собиралась ничего. Может, она просто хотела побыть где-нибудь, – где угодно, только подальше от мостика. Ухура обнаружила Дженис во второй комнате совещаний, – уткнув лицо в ладони, та плакала навзрыд. – Дженис, не плачь. Ну, ну, все хорошо, – Ухура села рядом и обняла Дженис за плечи. Дженис отпрянула, съежилась, пытаясь перестать плакать, но вышло только хуже. – Все в порядке. Все будет хорошо, – Ухура похлопала ее по плечу, и откинула непокорную прядь своих волос. – Я ничего не могла поделать! – прошептала Дженис, дрожащим и над ломленным голосом. – Я понимаю, почему Розвинд ненавидит меня теперь, но она же и раньше ко мне цеплялась, даже когда у нее не было на это причин, а я же не виновата!… – Конечно, нет, – сказала Ухура. Она понятия не имела, о чем говорит Дженис, она просто пыталась подбодрить ее, заставить девочку успокоиться. Минут через десять или около того, Дженис наконец выплакалась. Ее лицо было красным, а глаза полны слез, и время от времени она шмыгала носом. С ее взъерошенными короткими волосами и в мешковатой униформе она выглядела ужасно. Ухура достала полотенце из шкафчика в углу и подала ей. – Теперь лучше? – сказала Ухура. Вытри глаза. Высморкайся. Вот так. Глубоко вдохни. Хорошо. А теперь расскажи мне, что случилось. Дженис заговорила – быстро и путано. Похоже было, что она представления не имела об обычае разыгрывать новичков. И еще в какой-то момент своей жизни она решила, – сама ли, или же познакомившись с каким-то примером, – что постоять за себя было опаснее, чем униженно смолчать. Это обеспокоило Ухуру; она спросила себя, – неужели дух Дженис был безвозвратно сломлен. – А потом, сегодня утром, – сказала Дженис, – я пошла в мою каюту, чтобы забрать вещи и переехать, и я только на секунду прилегла, только я так устала, что сразу заснула, а, когда проснулась, я уже опоздала, и я надела форму, только это была не моя, – я помню, что заказала свой размер, но эта не та, которую я оставила, когда прилегла, и я не знала, заказать ли другую и подождать, или надеть эту и идти на работу, а Розвинд до того смеялась, что я и соображать уже не могла… – Она скривила губы. Она снова была на грани слез. – Она такая красивая, и я ею так сперва восхищалась, но только она только и делала, что забавлялась надо мной и смеялась. – Почему же ты тоже не посмеялась? Дженис непонимающе уставилась на нее. – Мне… нужно было идти работать. – Она тебя просто дразнила, Дженис. Может, она и зашла дальше, чем намеревалась, – надеюсь, что так оно и было, – или, может, она из тех людей, которым интересно посмотреть, насколько далеко можно тебя подтолкнуть. Обычно все, что тебе нужно сделать – дать ей отпор. Дженис ничего не ответила. Она просто тихо сидела, не выражая ни согласия, ни несогласия, слушая все, что говорила ей Ухура, с видимым вниманием. Но в глазах ее застыло отстраненное, безнадежное выражение. – Откуда ты, Дженис? – Что? Простите, то есть… – Где твоя родная планета? – О, – ее голос забрался на фальшиво-беззаботные ноты. – Да везде, мы все переезжали с места на место… – Кто «мы»? Твоя семья, сообщество? И куда вы переезжали? – Зачем вы меня все это спрашиваете? – закричала Дженис. – Какое вам дело, зачем вам это знать? – Мне до этого такое дело, что я не могу видеть, когда кто-то так испуган, как вы. Меня это заботит, потому что нам работать вместе, а это не получится, если вы будете вести себя как напуганная шестнадцатилетняя девочка. Дженис ахнула и побледнела. Ухура даже испугалась, что она может упасть в обморок. Дженис бросилась перед ней на колени. – Как вы узнали? О, пожалуйста, пожалуйста, не говорите, только никому не говорите… – Дженис!… – Пожалуйста, я все сделаю! Только не говорите! – Дженис, встань! – Ухура, сбитая с толку, слегка испуганная, практически силой подняла Дженис на ноги. – Прекрати это сейчас же, прекрати! Дженис рванулась из рук Ухуры. – Как вы это узнали? – закричала она. Ухура наконец поняла, о чем говорила Дженис. «Как напуганная шестнадцатилетняя девочка» – сказала она. Совершенно ни о чем не подозревая, Ухура раскрыла секрет Дженис. – Это неважно, – сказала Ухура. – Если вы скажете, я убью себя! Я вас убью! Я… Ухура не смогла сдержать улыбку. Она крепко обняла испуганного ребенка. – Никто никого не убьет. Не будь глупышкой. Через некоторое время, Дженис перестала всхлипывать. Она прижалась к Ухуре, словно ища защиты. – Как же ты попала в Звездный Флот в шестнадцать? У них на этот счет строгие правила. – Звездный Флот посылал в космос и более молодых кадетов, будущих офицеров, – под серьезным присмотром на стажерских кораблях, но правила не позволяли людям младше семнадцати служить в качестве члена команды. Определенные предосторожности и тщательные проверки делали невозможным для детей любой расы побег за приключениями с планеты на звездолет. Но, каковы бы ни были мотивы Дженис, она явно погналась не за приключениями. – Когда я была маленькой, моя семья переезжала, – прошептала Дженис. – Ворп- двигатели взорвались, и нам пришлось лететь через нормальное пространство. Мы ускорились почти до световой скорости, так что прошло только несколько недель субъективного времени. Но объективного прошло три года. – И никто так и не исправил записи? Дженис покачала головой. – И все равно не понимаю, как тебе это удалось. – На взгляд Ухуры, Дже нис даже близко не выглядела как двадцатилетняя. Она выглядела точно на свои шестнадцать лет. Но никто об этом не подумал, и никто не спросил. – Я лгала, – сказала Дженис. – Я боюсь это делать, потому что, когда это выясняется, люди… им это не нравится. Но мне пришлось. Люди верят достаточно большой лжи. Они воображают, что ты бы никогда не осмелилась это сказать, если б это не было правдой. Ухура засмеялась, затем посерьезнела. – И что же нам с тобой делать? Глаза Дженис расширились. – Вы Испугавшись, что Дженис снова начнет падать на колени, Ухура попыта лась успокоить ее. Но ей не хотелось давать обещание не посылать ее домой. – Не пугайся так. Нам нужно поговорить. Неужели вернуться домой – это так плохо? Ты же ребенок, Дженис. Ты должна ходить в школу, быть с твоей семьей… – Нет! Я никогда не вернусь! Вы не сможете меня заставить! – Ты не думаешь, что они беспокоятся о тебе? Неужели им не захочется узнать, что с тобой все в порядке, независимо от того, что случилось, что ты сделала? – Я ничего не сделала! – сказала Дженис. – Но сделаю, – сделаю так, что вам придется посадить меня в тюрьму, но я не вернусь на Соэур! – Я не собираюсь никого сажать в тюрьму, Дженис, и я никогда не слышала о Соэуре. – Мы там оказались после того, как корабль лишился ворп-привода. У нас не хватало денег, чтобы его починить. Мы должны были его продать и остаться там. Но вы не можете там просто оставаться, если у вас нет денег. Вам надо быть под чьей-нибудь протекцией. – Довольно спокойно Дженис рассказала ей остальное. Когда она закончила, Ухура почувствовала, что и ей на глаза навернулись слезы. – Дженис… – Он глубоко вздохнула. – То, что ты описала, это же просто рабство! Как они позволяют, чтобы это продолжалось! Что, никто не пытался это прекратить? Голос Дженис стал горьким. – Откуда мне знать? Может, Федерации проще думать, что все в порядке. Может, всем нравится все как есть, так что все держится в секрете. Ухура обрадовалась горечи и злости Дженис, – это доказывало, что она еще не сломлена. – Как же ты оттуда выбралась? – Я забралась с моими братьями на борт грузового шаттла. Мы и знать не знали, что это невозможно… Когда шаттл вернулся на свой корабль, мы все скрывались. Это было несложно. Потом мы спрятались в отсеке с грузом гуманитарной помощи, а, когда мы приземлились, мы пробрались в Файенский лагерь беженцев… – Вы пробрались в Файенс?… – Об управлении лагерем и злоупотреблениях в нем рассказывали ужасные истории, – да и вообще это место находилось в центре планетной системы, которая и сама по себе была сущим несчастьем, и многие там погибали. Дженис пожала плечами. Ухура почувствовала некоторый страх, видя, как хладнокровно Дженис относится к своему прошлому, если не к своему настоящему. – Там было лучше, чем где мы были прежде. – сказала Дженис. – Затем нас перевезли оттуда на кораблях Звездного Флота, и тогда-то я и обнаружила, что по метрике я на три года старше, чем я есть. У меня нет никаких документов, кроме свидетельства о рождении. – А твои братья? – У них даже не было свидетельств. Эти, из управления Файенсом потре пали нас по головке и сказали «Ах вы бедные детки», и зарегистрировали Бена и Сирри. Поскольку по возрасту я подходила, я получила опекунство над ними. Я им нашла хорошую школу, а сама пошла в Звездный Флот, чтобы платить за нее. Ухура, в изумлении о того, что кто-то мог пройти через все, через что прошла Дженис, и пережить это, попыталась придумать какие-нибудь слова в поддержку. Через несколько минут молчания твердость молодой старшины испарилась: она ожидала от старшей по званию и положению решения своей судьбы. – Мне почти семнадцать, – прошептала Дженис. – То есть, мне действительно почти семнадцать, я думаю, – насколько могу высчитать. Я делаю свою работу, Ухура. – Она поколебалась. – Хотя, конечно, по сегодняшнему дню вы так не скажете… – Думаю, тебе нужно все рассказать, – сказала Ухура. – Нет! – Я думаю, тебе следует дать показания перед Федеративной комиссией по правам человека. Думаю, ты должна попытаться остановить то, что там происходит. – – Дженис… – Ухура, вы не понимаете! Я совершила преступление, пробравшись на борт грузового корабля. – Препятствовать свободному перемещению граждан – противозаконно. – Но брать с них много денег за перелет из одного места в другое – не противозаконно, а я не платила за билет. А проехать без билета – на Соэуре это почти то же, что угон. Если я дам показания, власти назовут меня преступницей, и лгуньей, и воровкой. И они смогут доказать все, в чем меня обвинят. Я все это действительно сделала. Пожалуйста, не говорите никому. Пожалуйста. – мне. – Властям? – сердито сказала Дженис. – Это кому, например? Таким, как капитан Кирк? Он меня и слушать не станет. Он подумает, что я сочиняю. Ухура поколебалась. Если б это все обнаружилось, когда «Энтерпрайзом» еще командовал капитан Пайк, она бы, не колеблясь, заставила Дженис довериться ему. Но Кирка она знала недостаточно хорошо, и не могла представить, как он может отреагировать на историю Дженис. У Дженис, конечно, мало причин быть уверенной в его добром расположении. Особенно после того, что только что произошло. – Пожалуйста, Ухура, – снова сказала Дженис. – Пожалуйста, не говорите. – Хорошо, – с большой неохотой отозвалась Ухура. – Я обещаю. Мое слово кое-что для меня значит. Я его не нарушу. – Спасибо, Ухура. – Но я по-прежнему думаю, что тебе стоит подумать о том, чтобы погово рить с Комиссией по правам, – сказала Ухура. Прежде, чем Дженис снова смогла испугаться, Ухура сменила тему. – Ну, теперь приведи себя в порядок и возвращайся на мостик. Чем скорее ты забудешь это утро, тем лучше. – Мне нужно… вернуться в мою каюту. Я оставила мои вещи на койке. Розвинд… наверное, сейчас там. – Забудь о ней. Иди в каюту старшины. Умойся. Надень другую униформу. Я принесу твои вещи. – О, Ухура, правда? – Не беспокойся, – сказала Ухура. Джим, сидел на мостике, скрестив руки; он чувствовал себя не в своей тарелке и злился. Черт побери эту Рэнд, она испортила ему хорошее настроение. Все притворялись, что не заметили ни замешательства Рэнд, ни того, что Ухура разозлилась. Без сомнения, они все думали, что он был с ней слишком жестким. Они могли думать все, что им заблагорассудится. Он мог быть таким же приятным в общении, как любой другой, но, если люди начинают этим пользоваться, это меняет дело. Он терпеть не мог, когда кто-нибудь пытался сыграть на его расположении, особенно с помощью слез. Лифт вернулся. Оттуда выскочила Линди. Отчего, подумал Джим, Дженис Рэнд не возьмет за пример ее или Ухуру; и как все-таки, интересно, Рэнд удалось убедить синтезатор выдать ей форму не ее размера? Это просто талант. – Привет, Джим, я принесла… Невероятный шум заглушил голос Линди. Свора мелких животных вырва- лась мимо нее из лифта, тявкая, подвывая и лая, прыгая друг через друга, и наводнила мостик, заполонив все свободное пространство. Сначала Джим подумал, что это были инопланетные существа, затем на какой-то миг ему пришла в голову странная фантазия, что на «Энтерпрайзе» завелись крысы, и, наконец, он признал в них собак. Двадцать или тридцать миниатюрных, пастельного цвета, кудрявых, одетых в свитерочки, с ленточками вокруг шеи, собак. Но все же собак. Если, конечно, можно распространить это определение на пуделей. – Фифи! Тото! Сиси! Сюда! Сидеть! Стой! Огромный детина стоял возле лифта, выкрикивая команды громогласным голосом. Игнорируя его совершенно, куча пуделей закрутилась у ног Джима. Крошечные создания взвизгивали и рычали друг на друга, и хватали Джима за ботинки. Один ухватился зубами за штанину на своей правой лапе, затем зарычал и замотал головой, трепля ткань. – Прочь! Эй, вы… о! Черт! – Он отдернул руку. Маленькое подлое существо попыталось его укусить! На его пальце красовались отметины зубов. – Не обращайте внимания, он не со зла, – компаньон Линди подхватил зловредное животное. – Фифи, нехороший мальчик! Ты же знаешь, что кусаться нельзя! Джим встал. – Уберите – этих – животных… – Джим отказывался почтить их словом «собаки» –… с – моего – мостика! – Не беспокойтесь, капитан, они ничего не сделают. Они просто никогда раньше не были на звездолете. Они просто немножко возбуждены. – Фифи, розоватый миниатюрный пудель, одетый в синий с блестками свитер, почти исчез в массивной руке. – Джим, – сказала Линди, – Это мой друг Ньюланд Янагимачи Рифт. Так получилось, что вы с ним не встретились за ужином прошлым вечером. Пудели теперь все собрались вокруг Джима, Линди, и Рифта, лая, подвывая, подпрыгивая и оставляя свою шерсть на форменных брюках Джима. Он был окружен водоворотом пастельной шерсти, блесток, острых маленьких белых зубов, коричневых бусинками глаз. Он мог только постараться не замечать их. – Как поживаете, капитан, – сказал Рифт. Джим посмотрел на Линди, которая старалась не рассмеяться. – А чем вы занимаетесь в водевильной компании, мистер Рифт? – спросил Джим. Говорить сквозь сжатые зубы было непросто. – Вы поете? – Что вы, нет, капитан. Поет у нас Филомела. Я работаю с моими щеноч- ками. Они никогда не перестают изумлять меня, – надеюсь, вам удастся посмотреть на наш номер. – Он опустил Фифи на палубу. – Фифи, сидеть! Стоять! Фифи проскочил между Сулу и Чеунг и исчез под навигационной консолью. Сулу сунул голову под консоль. – Эй, вылезай оттуда. – Они просто перевозбудились от перемены обстановки, – с нежностью в голосе сказал Рифт. – На сцене, это будто другие собаки. @ Рифт был изумительным образчиком рода человеческого. Кроме того, что ростом он был два метра и, похоже, полстолько в ширину, у него были голубые глаза с крупной складкой века, кожа – более золотистого цвета, чем у Сулу, и курчавые огненно-рыжие волосы. Почему его прическа, – сложный хохол на макушке, – выглядела такой странной, хотя и такой знакомой? Джим наконец сообразил, что это традиционный способ зачесывать волосы у борцов сумо, – мода, которой и надеяться нельзя было привести в порядок такие, как у Рифта, волосы. Традиционный спорт по-прежнему, как и тысячелетие назад, процветал в Японии. Интересно, подумал Джим, каким боком это относится к Рифту. Может, он и в самом деле борец сумо? То, что Джим никогда прежде не слыхал о рыжеволосых борцах сумо, не означало, что таких не бывает. – Извините меня на минутку, капитан. Рифт помог Сулу и Чеунг извлечь Фифи из-под опор консоли. @ И вернулся, баюкая Фифи на огромной ладони. – Плохой мальчик, – сказал он. – Скажи, что виноват. – Он поднял розового пуделя на ладони к лицу Джима. Пудель заворчал, показывая зубы, едва ли больше, чем пшеничные зерна. – Фифи! – Мистер Рифт, – сказал Джим. – Уберите этих животных с моего мостика. Рифт выглядел одновременно ошеломленным и оскорбленным. – Ладно, капитан, если вы вот так…так хотите. – Он свистнул и позвал пуделей, которые ответили новой серией суматошного бега и лая. Но, когда Рифт покинул мостик, они собрались в лохматую, подпрыгивающую свору и последовали за ним; последний кругленький хвост исчез за закрывшейся дверью лифта. Линди перестала старательно держать серьезное выражение лица. Джим слышал со всех сторон подавленные смешки. – У вас у всех есть чем заняться? – спросил он. Спок посмотрел на него. – Да, капитан. Но если что-то требует особого внимания… – Нет, ничего, коммандер Спок. У вас какое дело на мостике, мисс Лукариэн? – холодно спросил он смеющуюся девушку. – Я пришла, чтобы представить Ньюланда. – Вы это сделали. – И чтобы передать Дженис первую распечатку постера. – Она подавила душившее ее хихиканье и развернула рулон. – Она проделала грандиозную работу. У вас есть такое сокровище, Джим. Пусть даже она не умеет жонглировать. Как вы думаете, Звездный Флот станет меня преследовать, если я переманю одного из его людей? Джим удержался от того, чтобы сказать ей, что она может забирать старшину Дженис Рэнд прямо сейчас. Он взглянул на постер. – Да, он привлекает внимание, – признал он. – Дженис сотворила его практически из наброска, – сказала Линди. – Я один и вам принесла, но первый – для нее. Где она? – Она… э –э… у нее работа в другом отсеке. Она скоро вернется. – Хотелось бы верить, подумал он. – Ладно, я подожду. И я хочу попросить об еще одном маленьком одолжении. Дело в Афине, Джим. Палуба слишком твердая… Интересно, кто я, подумал Джим, – капитан межзвездного ковчега? Если мне придется заниматься еще хотя бы одним животным… Старшина Рэнд вернулась. Она переодела форму и причесала волосы; она выглядела маленькой и несчастной, но уже не на грани слез. Не говоря ни слова, она заняла свое место. – Обращайтесь к моей старшине по поводу любых проблем, которые возникнут у вашей компании, мисс Лукариэн, – сказал Джим. – И насчет животных тоже. Мне сейчас Линди улыбнулась ему и легко вспрыгнула на верхний уровень, оказав- шись рядом со старшиной Рэнд. Джим подумал, – а просто шаги она хоть когда-нибудь использует? И еще подумал, что бы такое сделать, чтобы она снова ему улыбнулась. – Капитан, простите меня, – старшина Рэнд говорила так тихо, что он едва мог ее расслышать. – Что только не потребуется мисс Лукариэн – в пределах разумного, – пожалуйста, позаботьтесь об этом. – Хорошо, сэр. Но вы еще сказали мне упорядочить ваше расписание. Оно теперь в компьютере, если вы хотите взглянуть и сказать мне, нужно ли что-нибудь изменить. – Она поколебалась. – Простите за это недоразумение с доктором Маккоем. Он ожидает вас через десять минут. Я должна позвонить ему и сказать, что встреча отменена? – Нет, старшина, не нужно. Делая вид, что занят, он перенес расписание в электронный блокнот и стал его просматривать. По крайней мере, на этот раз Рэнд сделала все, как он просил. Встречи были расписаны на последующие три месяца. Он считал, что важно переговорить каждым на борту. Он встал. – В течение получаса я буду в лазарете, – сказал он, ни к кому в особенности не обращаясь. Никто и не ответил. Хаос на мостике на этот раз пока что был ликвидирован, но Спок чувствовал, что пережитый опыт не будет единственным. Когда «Энтерпрайзом» командовал капитан Пайк, такого никогда не случалось. Он открыл новый файл в компьютере и начал составлять рапорт о переводе на другой корабль. Любой другой корабль. Когда Ухура вошла в старую каюту Дженис Рэнд, девушка в форме, заметив ее, сперва взглянула на нее без интереса, затем, заметив офицерские полоски на рукавах, вскочила. – Лейтенант! – сказала она, – Э-э… – Она была очень высокой и исключительно красивой, и Ухуре стало понятно, почему Дженис чувствовала ее превосходство. – Вы?… – спросила Ухура, решив пока оставить ее стоять. – Э-э, Розвинд, мэм. – Розвинд, полагаю, старшина Рэнд, переезжая, оставила здесь некоторые из своих вещей. – М-м, да, мэм. Они вот здесь. – Благодарю вас. – Она собрала вещи, размышляя. Что ж, Розвинд, вы не такая уж бойкая с теми, кто превосходит вас рангом, а? – Как дела Дженис, мэм? – Она определенно произвела на капитана Кирка впечатление, – сказала Ухура, подумав, что, в каком-то смысле, это правда. – О, кстати, Розвинд, у вас не бывает аллергии? Сенная лихорадка, например? – Нет, мэм, насколько мне известно. Сенной лихорадки не бывает. – Превосходно. – Не торопясь, она переложила вещи Дженис и связала их шарфом. Она критически оглядела связку, подняла ее и направилась к двери. – Э-э… мэм? – Да, Розвинд? – А что такое, мэм? – То есть? – Почему вы спросили, нет ли у меня аллергии, мэм? – Из-за вашей новой соседки по каюте. – Не понимаю, мэм. – Некоторые люди дают неблагоприятную реакцию на членов ее расы, но в почти ста процентах случаев дело ограничивается сенной лихорадкой. Так что вам не стоит волноваться. – А что это за раса, мэм? – А что? – Ухура понизила голос. – Вы ведь не страдаете ксенофобией? Поскольку ксенофобия могла послужить причиной позорного увольнения из Звездного Флота, Розвинд отреагировала должным образом. – Нет, мэм, конечно нет! Я с кем угодно полажу! Мне просто… интересно. – Понятно. Я уверена, что и с ней вы тоже поладите. Существа ее расы умны и нешумливы. Только еще одно. – Да, мэм? – Ее планета делает оборот за шесть часов, так что ее суточный ритм от личен от нашего. Она дольше остается без сна, чем вы, и спать тоже будет дольше. Известно, что существа ее расы плохо реагируют, когда их будят, так что просто будьте осторожны. – Что значит «плохо», мэм? Вы хотите сказать, она подпрыгнет и ударит вас? – Нет-нет, она вам никогда ничего не сделает. Существа ее вида очень робкие. Но шок может заставить впасть ее в спячку. Если это случится, она проспит несколько недель. Это явно не будет способствовать ее карьере. – О, – сказала Розвинд. – Понимаю. Я уверена, что неприятностей не будет, мэм. – Хорошо. Что же, Розвинд, спасибо за помощь. – Она снова повернулась к двери. – Лейтенант? – В чем дело, Розвинд? – А как выглядит моя новая соседка? Ну, то есть, чтобы я могла узнать ее. – У вас с этим проблем не будет, – сказала Ухура. – Она зеленая. Джим вошел в кабинет Маккоя. – Здравствуйте, доктор Маккой. Меня зовут Джеймс Ти Кирк, я ваш капитан. Приятно с вами познакомиться, и какой сюрприз. У вас все в порядке? Снабжение осуществляется вовремя? Что вы думаете о корабле? – Здравствуйте, капитан, – сказал Маккой. – Все прекрасно, просто прекрасно. – Маккой протянул ему комбинезон. – Что это? – Комбинезон для осмотра,… – Это я знаю… – … проницаемый для диагностических лучей… – Да знаю я… – И у тебя свободных полчаса… Джим нахмурился. – Это заговор, да? Между тобой и Дженис Рэнд. – Да, заговор, только она не имеет к нему отношения. Она сказала, что ты хочешь поболтать с каждым на борту «Энтерпраза»… – И ты предусмотрительно забыл упомянуть, что знаешь меня с тех пор, когда я был лейтенантом. – Если ты не хотел ознакомительной встречи со мной, мог бы ей сказать. – Она могла бы заметить, что мы раньше вместе служили. – О, понимаю, – преувеличенно серьезно кивнул Маккой. – Помимо ознакомления с новой работой, разгребанием этого бардака в твоем компе и недели, посвященной составлению расписания встреч, предполагается, что она должна заучить наизусть учетные записи всего персонала «Энтерпрайза». В свободное от работы время. – Нет, конечно, нет. А все же было бы неплохо, если б она это заметила. – Затем до него дошло кое-что, сказанное Маккоем. Он быстро развернул к себе экран Маккоевского комма. – Чувствуй себя как дома, – сухо сказал Маккой. Джим вздрогнул, прочитав написанное на экране: Маккой заполнял заявку на контейнер регенерационной культуры. Джим попытался прикинуться, что не заметил, на что составлена заявка. Он вызвал из сети свое собственное расписание. Пролистав его, он отметил существенный прогресс. За последние двадцать четыре часа или около того Рэнд расписала для него несколько сотен встреч; она их сгруппировала по несколько в день, и, хотя многие члены команды работали в среднюю или ночную смену, и спали в самое разное время суток, а некоторые работали по расписанию, не имевшему ничего общего с двадцатичетырехчасовым суточным ритмом человеческого большинства на «Энтерпрайзе», Рэнд каким-то образом удалось сохранить его утренние часы свободными. – Ей неделя не понадобилась, – сказал он. – Ты о чем? – Я и не подумал, сколько времени может уйти на такое сложное распи- сание, – пока ты об этом не заговорил. Она каким-то образом уже закончила. Она, должно быть, вернулась на мостик и работала весь вечер. А, может, и всю ночь. Маккой заглянул ему через плечо. – Знаешь, Джим, не надо заставлять старшин работать так, что у них нет времени поспать. Думаю, это против правил или чего-нибудь там еще. – Я был действительно груб с ней этим утром, – Джим бросил комбинезон для осмотра на стол Маккоя. – Увидимся позже, – Он направился к двери. – Джим, подожди. Ты должен пройти осмотр. – Маккой последовал за Джимом в коридор. – Если ты разделаешься с ним сейчас, тебе больше не надо будет о нем беспокоиться. – А кто беспокоится? – сказал Джим, твердо настроенный не дать Маккою осмотреть его колено так долго, как только сможет. – И почему это люди ненавидят осмотры? – жалобно спросил Маккой у закрывшейся перед ним двери турболифта. Качая головой, Маккой сложил комбинезон и сунул его на полку. Джим Кирк мог вывести из себя, но зато уж с ним не соскучишься. Маккой вспомнил то время, – несколько лет назад, – когда Джим был лейтенантом. Он был дерзким, самонадеянным, нетерпеливым с любым, кто был менее способным, чем он. Включая свое командование. Маккой знал с того дня, когда познакомился с Джеймсом Кирком, что этот молодой офицер либо станет выдающимся командиром, либо загремит за нарушение субординации. И часто нельзя было сказать, на что было больше похоже. Лейтенантом Джеймс Кирк напоминал жеребенка с чересчур затянутой уздой. Назначение его коммандером на «Лидию Сазерленд» сделало его одновременно мягче и сильнее. Ответственность и командная должность умерили его самонадеянность и нетерпеливость. Маккой не мог не чувствовать немного покровительственную гордость за достижения Джеймса Кирка. Вот если бы еще удалось затащить его на осмотр… Ухуре удалось удержаться от того, чтобы не рассмеяться в лицо Розвинд, но, как только она оказалась за надежной преградой закрывшихся дверей турболифта, она начала хихикать и не могла остановиться. На полпути к офицерскому сектору лифт остановился. В него вошел капитан Кирк. – Я тоже неплохо умею смеяться, лейтенант, – сказал он. – Не поделитесь со мной шуткой? – Нет, сэр, – холодно сказала она, все еще сердясь на него за то, как он обошелся с Дженис. – Капитан, у людей иногда проблемы, о которых вы не знаете. Он поднял руки, будто защищая голову от удара. На какой-то ужасный миг Ухура испугалась, – а вдруг и он сейчас упадет на колени к ее ногам. Признаюсь! Mea culpa*! – голос капитана Кирка казался частично ____________________ * Mea culpa – Моя вина (лат. яз.) (прим. перев.) – насмешливым, но частично был серьезен. Он опустил руки. – Доктор Маккой уже сделал мне выговор по поводу старшины Рэнд, и не могу сказать, что я буду вас порицать, если вы сделаете мне другой. Если я пообещаю извиниться, вы меня пощадите? – Думаю, вам следует извиниться при всех, – сказала Ухура. Он вскинулся; потом помолчал, обдумывая ее слова, и кивнул. – Вы правы, – сказал он. – Я наорал на нее публично, так что это будет только справедливо. А теперь вы меня простите? – Да, сэр, – сказала она. – С радостью. – И расскажете мне вашу шутку? – Он был похож на маленького мальчи- ка, который в первый раз понял, что его озорство причинило боль и огорчение. И теперь ему нужно заверение, что все в порядке. Был бы он кем угодно, кроме капитана корабля, она бы посвятила его в свои планы относительно Розвинд. – Нет, сэр, – сказала она. – Я не могу. Это личное. Лейтенант Ухура вышла в офицерском секторе. Джим вернулся на мостик один. Старшина Рэнд, разговаривавшая с Линди, вскинула глаза, затем отвела глаза, боясь встретиться с ним взглядом. – Линди, извините нас на минутку? – сказал Джим. Он говорил достаточно громко для того, чтобы его слышали все на мостике. – Старшина Рэнд, сегодня утром я говорил с вами в непростительной манере. Я раскритиковал вас, в то время, как я должен был благодарить вас за вашу самоотверженность. Я извиняюсь. Она молча глазела на него. – Пожалуйста, пройдите со мной. – Он не знал, куда, собственно, направляется, так что просто остановился в коридоре, где они могли поговорить. – Старшина, когда вы последний раз спали? – Я… я… – Она глубоко вдохнула. – Простите, сэр, я проспала. Поэтому я опоздала. – Может, надо спросить по другому, – как долго вы работали? – Она по- прежнему молчала. – Всю ночь? – Извините, сэр. Я пыталась закончить… – Старшина, я ценю ваш энтузиазм, но от вас просто не будет толка, если вы слишком устаете, чтобы заказать синтезацию униформы нужного размера… – Я не… Он услышал в ее голосе протест и гнев, но она резко оборвала себя. – Вы не… – что, старшина? – Ничего, сэр. Он вздохнул. Она по-прежнему вздрагивала. – Есть такая вещь, как чрезмерная сознательность. Тогда может получиться так, что, вы просто измотаете себя прежде, чем вы вообще начнете толком работать. – Простите… – сказала она. Он внутренне скривился. Он никак не мог понять, как с ней следует разговаривать. – Вам не нужно извиняться за свою сознательность. Не думаю, что я такой прямо тиран, – во всяком случае, я к этому не стремлюсь. Но в будущем может так случиться, что вам придется проработать две смены. Может, даже проработать сутки напролет. Я не буду извиняться, когда я этого от вас потребую. Я дам вам трудоемкую работу, и буду ожидать от вас, что после вы не станете мне этого напоминать, и также я могу не поблагодарить вас за работу, поскольку я забуду, что дал вам ее. Это ясно? – Да, сэр, – сказала она, очень тихо. – Может случиться, что вам придется работать тяжелее, чем вы когда- либо в жизни работали. – Он заметил ее ироничную улыбку, но она почти мгновенно исчезла. – Но в любое другое время вам придется полагаться на свое собственное суждение. – Я и полагалась! – сказала она, заметно волнуясь. – И ваше суждение велело вам не спать всю ночь, чтобы выполнить работу, которой вы могли заниматься месяца три? – Вы сказали: «Так скоро, как только сможете, составьте мне расписание встреч». Мое суждение сказало мне, что у меня обязанность перед вашим суждением. Верное ли оно или… то есть, я не так хорошо знакома с вашими суждениями. – Ясно. – Они дошли до наблюдательной палубы. Джим автоматически поднял экран, чтобы открыть звезды. Дженис ахнула. – Вот это вид, да? – сказал Джим. – Сядьте, поговорим несколько минут. – Он указал на кресло, с которого она могла видеть звезды. – Но ваше расписание… – У меня все еще пятнадцать минут, оставшихся от встречи с доктором Маккоем. И за это мне тоже не следовала на вас рявкать. – Он усмехнулся. – Он вообразил, что изобрел умный способ заполучить меня в свои лапы на достаточное время, чтобы провести мне осмотр. Садитесь. Она послушалась. – Я вчера не подумал, – сказал Джим. – И я был… неоправданно груб с вами сегодня утром. Я извиняюсь, и надеюсь, что вы меня простите. – Но мне нечего прощать, капитан. – Думаю, что есть, – и еще я думаю, что вы должны убедить себя, что у вас есть право требовать, чтобы с вами обращались как с разумным существом. Ваши чувства тоже имеют значение. – Я попытаюсь, сэр, – быстро и твердо ответила она: в его голову немедленно закралось подозрение, что она сказала то, что, как она думала, он хотел услышать. – А вы назначили встречу самой себе – чтобы поговорить со мной? Ее бледное лицо вспыхнуло. – Нет, сэр. Я… забыла. – Расскажите мне немного о себе. Она в упор, настороженно, уставилась на него. Затем посмотрела в сторону и быстро сказала: – Мне нечего рассказывать, сэр. Я закончила школу, пошла в Звездный Флот. – Ваша семья?… – Они обычные люди, сэр, с обычными профессиями. – Сестры? Братья? Она ничего не сказала. – Любимая золотая рыбка? Она почти улыбнулась. – Уже лучше. Что ж, старшина, вы загадка. Жаль, что Иностранный Легион уже распущен. – Я не понимаю, что это значит, – прошептала она. – Это была военная организация, несколько столетий назад. В нее вступали люди, которые… не хотели, чтобы им задавали вопросы. Она смотрела в сторону, – частично чтобы избежать его взгляда, частично, – чтобы видеть звезды. Курс «Энтерпрайза» обратил галактику в диагональный росчерк, необычно выглядящий на фоне черноты. – Неважно, старшина, – сказал он. – Вы взрослая; у вас есть право на личное и частное. Но если вам когда-нибудь просто захочется поговорить с кем-нибудь… – Она не ответила, и Джим поднялся. – Нам, пожалуй, надо вернуться на мостик. Она последовала за ним, приостановившись, чтобы бросить еще один взгляд назад. Экран закрыл видовое окно. – Кстати, – сказал Джим. – Линди очень сильно хвалила вашу работу. Где вы научились дизайну? – Да нигде особенно… Насчет мисс Лукариэн, сэр… – Чего она хочет на сей раз? – Грязь, капитан. – Грязь?… – Мостик вызывает капитан Кирка. Джим обернулся к ближайшему интеркому. – Кирк слушает. – Сэр, мы получаем подпространственное сообщение… – Звездный Флот? – Уровень адреналина в его крови подпрыгнул. Что-нибудь случилось?… Что ему делать с гражданскими? А, может, это сообщение насчет Гари… – Это не Звездный Флот, сэр. Это частное судно. Он говорит… что он жонглер, сэр. Джим уставился на интерком. – Жонглер? – Он рассмеялся. – Мисс Лукариэн все еще на мостике? – Да, сэр. – Думаю, следует предположить, что это к ней. Пусть она переговорит. Я буду через минуту. – Все еще посмеиваясь, он вошел в ближайший турболифт; Рэнд последовала за ним. – Что вы сказали, старшина, – «грязь»?… – Да, сэр. Палуба слишком твердая для копыт лошади, а в коррале для Афины недостаточно места для движения. Она хотела бы, чтобы на палубе для шаттлов устроили слой грунта… – Но у нас нет грунта! – воскликнул Джим. – Что она хочет, чтобы я сделал – испортил молекулярный синтезатор в попытках получить грязь? Нет, об этом не может быть и речи. Слой грунта – на палубе шаттлов? Это просто смешно! – Я поговорила с мистером Сулу и мистером Споком и лейтенантом Ухурой. Мы можем это устроить. – Она в общих чертах рассказала о своем проекте, пока они поднимались на мостик. – Нет, – сказал Джим. – Я хочу, чтоб мы остались в ворпе. – Но Афина… – Афине придется подождать. Звездолет не то место, где животные – прежде всего! – Двери турболифта открылись. Его голос был слышен по всему мостику. Линди, сидевшая в его кресле, обернулась. – Линди, – сказал он. Э-э… – Джим, я нашла жонглера. На видовом экране, заслоняя жонглера, вертелось пять горящих факелов. Он поймал один, второй, третий, четвертый, забросил последний факел за пределы видимости, и схватил его, когда тот, крутясь, вернулся. Загасил пламя. Затем повернул голову и стянул с волос на затылке синюю ленту. Поклонился, тряхнув золотистыми волосами. – Вы приняты! – сказала Линди. На его длинном, аскетическом лице появилась сверкающая улыбка. Он опустил факелы на пол. Волосы его придерживались лентой и закручивались кольцами у воротника. Голубые глаза были настолько бледного цвета, что казались почти серыми. – Вы можете присоединиться к нам у Звездной Базы 13? – спросила Линди. Он нахмурился. – Это неблизкий путь для моего кораблика. Почему бы вам не притормозить и не подобрать меня? Линди обернулась. – Джим?… – Знаю я эти «кораблики», – сказал Джим досадливо. – Он просто не хочет платить за топливо. Жонглер, не обидевшись, улыбнулся. – А еще я не хочу платить выкуп клингонам, если они заглянул в Фалангу, когда я тут буду пролетать. Я бы, наверное, выкрутился, но корабль вернуть уже не удастся. – Он поднял бледного цвета бровь. Ее кончик загибался вверх – очень похоже на вулканскую. – Разве это не часть вашей работы – защищать гражданских? Джим по-прежнему не хотел останавливаться, но жонглер был прав. Заходить в Фалангу невооруженным и без сопровождения было рискованно. – Очень хорошо, – сказал Джим. – Дайте моему навигатору ваши координаты. – Спасибо, – сказал он. – Вы?… – Джеймс Кирк. Капитан. – Вы можете звать меня Стивен. – Он мотнул головой, отбрасывая назад волосы, и Джим смог ясно увидеть его уши. Стивен был вулканцем. Повинуясь какому-то импульсу, Джим быстро обернулся и взглянул на Спока. Офицер по науке молча глядел на экран. Выражение его лица было холодным, но на сей раз не от невозмутимости, а от потрясения и яростно подавляемого гнева. |
||
|