"Дуэль Пономаря" - читать интересную книгу автора (Воробьев Кирилл Борисович)

Глава 1

– 1 -

На мгновение ему показалось, что если он откроет глаза, то увидит над собой чёрный потолок. Чёрный, как беззвёздное ночное небо.

Но проверять подозрение не хотелось. Веки словно приросли одно к другому и разлепить их можно было лишь с колоссальным трудом.

Да и зачем куда-то смотреть, если и с закрытыми глазами он чувствовал себя совершенно великолепно. И это было странным. Невозможно просто так пребывать в такой полной эйфории и одновременно быть совершенно спокойным.

Противоречие это иногда всплывало в его мозгу, но как только он пытался его разрешить, мысли, словно сами собой перескакивали на что-то другое. Это возбуждало другое подозрение, что он не может сконцентрироваться, но и его постигала судьба всех серьёзных мыслей: они уплывали и забывались, оставляя после себя лишь смутное ощущение нереальности всего происходящего.

Впрочем, не происходило ровным счётом ничего, заслуживающее его внимания.

Его окружала полнейшая тишина. В ней, если прислушаться, можно было вычленить и звуки проезжающих машин, чьи-то разговоры, далёкую музыку. Но ни на чём из этого невозможно было задержать внимание.

Вдруг он почувствовал какой-то дискомфорт. В таком блаженном состоянии и неудобство оказалось крайне приятным. Центр, из которого исходило это новое ощущение, был живот. Он наслаждался состоянием голода, которое дарил ему пустой желудок.

Послышался скрип отпираемой двери, шаркающие шаги, шелестящее дыхание.

Он почувствовал, что его верхняя часть приподнимается, занимая почти вертикальное положение.

– Давай, милок, покушаем... – Раздался ласковый женский голос.

Глаза открылись сами собой. Перед ним суетилась старушка в белом медицинском халате. Её быстрые движения не давали понять, что она делает, но запахи говорили о том, что его дискомфорт скоро пройдёт. Это были запахи пищи.

Не в силах уследить за движениями санитарки, он вновь смежил веки и тут же почувствовал прикосновение к губам. Нижняя челюсть поползла вниз, и в его рот влился тёплый бульон. Проглотив первую ложку, он вдруг понял, что это недостойно. Почему его, здорового мужика, кормят с ложечки?

Он попытался возразить, но смог издать лишь нечленораздельный звук и нелепо махнуть руками, которые пронеслись перед его носом как два цветных пятна.

– Тихо, тихо, милый... Я понимаю, сам хочешь... Но чего уж... Я тебя покормлю... Открывай ротик...

И он, уже забыв о странности своего положения, послушно выполнил приказ.

После обеда он опять погрузился в своё странное состояние, но оно уже ощутимо ослабло. Не было уже того пронзительного блаженства от простого существования, да и на мыслях можно было худо-бедно сосредоточиться.

“Если это клиника, – Думал он, – А за это говорит всё, начиная санитаркой и кончая качеством местной кормёжки, значит, я болен. Но чем? Я же превосходно себя чувствую. Руки-ноги на месте, ничего не болит...”

В подтверждение своих размышлений, он поднёс к глазам сперва одну, потом другую ладонь. Они были, но зрение могло лишь вычленить их розовые пятна на грязно-зелёном фоне, в который сливалось всё окружающее.

Ноги тоже существовали. Он согнул их в коленях и обнаружил увеличение белого пятна перед собой.

“А, может, у меня что-то со зрением? – Пришла догадка. Но он тут же отмёл её. – Офтальмологических не держат на постельном режиме...”

– 2 -

На этот раз дверь распахнулась с грохотом. Задремав, он не чувствовал хода времени, но, очевидно, после обеда прошло не так уж много времени, желудок давал о себе знать приятной полнотой.

Эти визитёры, он по шагам, определил, что их двое, обладали мужскими голосами и не были столь тактичны, как санитарка. Они быстро стянули с него одеяло, задрали рукав пижамы.

– Он чего, спит? – Спросил грубый голос.

– Дрыхнет... – Презрительно отозвался второй.

Послышалось непонятное позвякивание. Приоткрыв глаза, он увидел, две фигуры, склонившиеся над чем-то металлическим. На мгновение зрение прояснилось и он увидел лоток, на котором лежал шприц, кусок силиконового шланга и подушечка из оранжевой клеёнки.

“Набор для внутривенных инъекций...” – Подумал он. И не ошибся.

Тут же один из мужиков, прямо поверх закатанного рукава пижамы, перетянул ему руку. Мазнул чем-то мокрым и холодным по локтевому сгибу, и в воздухе отчётливо запахло спиртом.

– Такую ценную жидкость на этого ублюдка тратим... – Недовольно проворчал один из мужиков.

– Не жмотись. Капля всего-то уходит... – Огрызнулся второй.

Через мгновение он почувствовал укол.

– Ну, Пономарь, получай дозняк!..

На него накатило странное чувство расслабленности, мозг погрузился в дремотную истому. Окружающее как бы перестало для него существовать. И лишь где-то далеко, переливаясь многократным эхом, звучало бессмысленное слово:

– Монопарь... Номопарь... Мопонарь... Пономарь...

От него веяло чем-то родным, знакомым, но сосредоточится, чтобы выяснить, вспомнить, что оно означает, ему было чертовски лень.

– 3 -

Ужина он не помнил. Возможно, его не было вовсе. Или был, но прошёл мимо его сознания. Да о каком сознании могла идти речь? Всё окружающее было подёрнуто плотной наркотической завесой, а его мозг отказывался повиноваться.

Разбудил его очередной укол. Грубые манипуляции с его телом вывели его из себя, но гнев не успел оформиться в мысль, проскользнув невнятным ощущением.

Однако действие укола на этот раз уже не было таким сильным. Это вызвало досаду, такую же мимолётную, как и давешнее недовольство.

Эйфория опять плавно перешла в сон.

Открыв глаза, он понял, что сейчас ночь.

Из окна, расположенного где-то в изголовье, лился слабый, мертвенно-бледный свет далёких фонарей. Послышался паровозный гудок и он понял, что окончательно проснулся.

Видение окружающего мира уже не было таким мутным. Ему удалось разглядеть плафон на потолке, скрывающий люминесцентные лампы, а с трудом повернув голову, мышцы плохо повиновались сознательным командам, и тумбочку рядом с кроватью. На её пластиковой поверхности ничего не было. Лишь пятно от пролитой и высохшей жидкости, напоминающее спящую собаку с длинным хвостом, по иному отражало заоконный свет, нежели остальная поверхность.

Пустые крашеные стены. Дверь из листа толстого матового стекла. Типичная обстановка больницы.

Теперь он чётко вспомнил и санитарку, кормившую его обедом. Вспомнил по ощущениям, не по образам. Всплыли грубые санитары, делавшие инъекцию.

Что-то они сказали важное...

Голодарь?..

Нет, какое-то другое слово.

Ему казалось, что если он вспомнит этот набор звуков, то произойдёт что-то очень важное. Жизненно необходимое. Он поймёт, почему он находится здесь, чем он болеет...

И вообще, что это за клиника?

Может, психиатрическая?

Это объясняло бы и его состояние, и странные , приводящие в бесчувствие и беспамятство уколы. Но откуда-то он знал, что в психбольницах обстановка другая. Например, нет тумбочек для личных вещей...

Что же с ним произошло?

Да и кто он, в конце концов?

Задав себе этот вопрос он, с ужасом, прогнавшим прочь остатки эйфорического состояния, понял, что не помнит этого. Он ещё раз огляделся, словно пытаясь в стенах, в окружающей обстановке найти намёк на своё имя, профессию. Но тщетно. Голые стены молчали. Да и что они могли сказать?

“Пономарь.”

Это слово внезапно словно высветилось из глубин памяти.

“Да!” – Понял он, так его звали. Но ведь это не имя, кличка. Кто же он такой на самом деле?

Внезапно замигали лампы под потолком, зажглись. Пономарь зажмурился и услышал щелчок отпираемого замка.

В ярком свете он увидел парня в одежде никак не соответствующей лечебному учреждению. Вошедший носил потёртые джинсы и пёструю шелковую рубашку.

– Где я? – Слабым голосом попытался спросить Пономарь.

Вместо ответа парень исчез. Из коридора донеслась ругань, среди многоэтажного мата пациент явственно вычленил суть фразы:

– Кто допустил, чтобы он пришёл в себя?!

Послышался грохот, за ним быстрый топот двух пар ног и в палату влетели санитары. Во всяком случае, белые халаты на этих мужиках присутствовали.

– Что ж ты? – Плотоядно ощерясь спросил один из них, невысокий, начинающий лысеть брюнет.

Второй в это время с металлическим звоном опустил на тумбочку принесённый поднос.

– Сейчас уколемся – и больше никаких вопросов задавать не будем... Добазарились?

Пономарь хотел, было, отрицательно покачать головой, но пока он собирался это сделать, его рукав уже был закатан, а рука перетянута жгутом и к ней приближалась игла шприца. Поняв, что после укола он вновь потеряет сознание, пациент шевельнул рукой и острый металл вонзился не в вену, а около неё, в сухожилие. Руку пронзила острая боль, и тут же Пономарь получил увесистую затрещину.

– Не рыпайся, блин!..

Твёрдые пальцы схватили его за бицепс и за запястье. Игла тут же вонзилась вновь и Пономарь захлебнулся в подступившей к горлу эйфории.

– 4 -

На этот раз его посетили видения.

В этих не то снах, не то галлюцинациях, он точно знал кто он такой, но в той жизни это знание казалось не таким ценным, каким-то само собой разумеющимся. Словно понятие о том, кто он есть совсем не было ему нужно.

И там окружали его люди.

Странное дело, но все они казались Пономарю хорошими. Он вроде бы знал кто они такие, а вроде и нет. Но, в любом случае, они относились к его персоне с искренней любовью. Так ему казалось. Или не казалось, и так было на самом деле?

Но где? Когда?

Вот молоденькая девушка. И сам Пономарь почувствовал себя с ней молодым. Они идут по тропическому лесу, смеются, целуются и обнимаются на ходу. Потом выходят к океану, на белый сияющий коралловый пляж...

Их окружают покосившиеся пальмы. Из-под ног во все стороны бочком разбегаются мелкие крабы.

Одна часть сознания Пономаря понимает, что этого в действительности никогда не было, но другая знает, что так могло бы быть, если бы согласился на какое-то предложение. И это “бы” вызывает в первой части его сознания смутное воспоминание о долгих сожалениях по поводу отказа.

Да какого отказа? Вот же он, с Лизой, на Филиппинах, и сейчас они пойдут к настоящему хиллеру... “Перенимать” опыт...

Лизой? А кто это?.. И вдруг всё окружающее становится зыбким, и сквозь него проступают контуры какой-то квартиры. Или даже не квартиры, а рабочего кабинета.

Пономарь вдруг понимает, что он находится на Петровке у своего друга. А вот и сам друг, в расстёгнутом милицейском кителе, что-то весело доказывает ему, Пономарю.

А память услужливо подсказывает, что этого друга уже нет в живых. Что если бы не глупейшая ошибка самого Пономаря, он бы не пострадал. Хотя и подходил ему срок, но причиной смерти послужила именно пономарская оплошность...

А вторая часть мыслей тычет увиденным в глаза: “Ты что, умом тронулся? Вот же он, Синельников, жив-здоров! Какая смерть? Какие похороны?”

А кто такой Синельников?

И снова Пономарь обнаруживает себя в другом месте.

Это тоже какая-то клиника. И Пономарь вдруг “вспоминает”, что находится она не в Москве, а в Хумске. Он сидит около кровати, на которой развалился, закрыв глаза, какой-то мальчик.

Рукава его пижамы завёрнуты, сама она явно велика для находящегося в ней тщедушного тельца. В пальцах мальчика моток проволоки, из которой он на ощупь плетёт какую-то конструкцию.

Губы мальчишки плотно сжаты, но Пономарь-то знает, что он что-то рассказывает. Речи его не нравятся Пономарю и он, тоже не раскрывая рта, что-то объясняет пацанёнку. Витя соглашается.

Но не было же этого разговора! Всё происходило совсем иначе. Противостояние. Борьба. Трупы. И тяжелейшая победа, чуть не обернувшаяся полным разгромом. Привычки Вити не ушли сами собой.

Витя? Кто это?

Который раз перед глазами всё плывёт и Пономарь обнаруживает себя в квартире.

Его жена, Лиза, что-то ему втолковывает, рядом стоит девчушка и с замиранием сердца ждёт решения. На мгновение он задумывается и кивает, принимая доводы.

Девочка бросается ему на шею. Целует в щёку.

Он подхватывает её, и они кружатся по комнате.

И снова услужливая память подсказывает, что на самом деле он решительно отказал просьбам Светы разрешить ей занятия каратэ, посчитав, что это не для женского пола. Уже отказывая, Пономарь знал, что не прав, но не мог же он потом переменить решение, он же должен был поддерживать свой авторитет? Или авторитарность?.. И откуда, вообще, взялась эта Света?..