"Время волков" - читать интересную книгу автора (Ворон Алексей)

Глава 12 Демоны Бескрайнего леса

Легко и привольно волку в лесу. Ни рысь, ни медведь, ни тем более другой волк не тронет тебя, почует, кто ты есть, даже если идешь в человеческом обличье. И встречи с человеком можно не опасаться, его запах я почую издалека.

Бескрайний лес был прозван так за свои неимоверные размеры. Даки говорили, что на восток этот лес простирается на несколько месяцев пути. А если идти на запад, то понадобится не меньше четырех недель, прежде чем удастся достичь его пределов.

Я шел уже больше недели. В волчьем обличье можно было двигаться быстрее, но я не торопился, здесь, в безлюдном лесу, я наслаждался одиночеством и природой. Переливчатые птичьи рулады, журчание ручья где-то во мраке леса, искрящиеся лучи света, проникающие сквозь листву, все это вызывало во мне ощущение покоя и умиротворения, словно я жрец, вернувшийся после долгих странствий в свое святилище. Со всех сторон окружали меня деревья, огромные, в несколько обхватов, уходящие ввысь. Их раскидистые ветви и обильная листва закрывали небо, пропускали солнечный свет узкими полосками. Такие лесные храмы с полумраком и тайнами перемежались с открытыми полянами, заросшими всевозможными цветами, болотистыми пустошами, покрытыми мхом, в котором утопали ноги, крутыми оврагами, лесными речками, мелкими и такими холодными, что при утолении жажды сводило зубы.

Этот лес, несмотря на свою кажущуюся первобытность и дикость, скрывал в себе множество человеческих племен и селений. В основном они обосновались поблизости от Великой Реки, а по мере удаления от нее их становилось все меньше. Река служила мне ориентиром, она вела на запад. Я старался не приближаться к ней, чтобы не встречаться с людьми, но все же придерживался ее направления и не удалялся от реки на расстояние большее, чем два дня пути. Я шел звериными тропами, а порой и напролом, стремясь избегать человеческих дорог, ведущих от селения к селению. Я миновал земли Дальнего Племени даков, обойдя их с юга. Мне не хотелось встреч со старыми знакомыми, бессмысленных объяснений, ненужных прощаний.

Теперь, когда Волчий Дол остался далеко позади, а даки стали лишь частью моей неверной памяти, мне было легко и спокойно. Я чувствовал правильность своего решения уйти от волков. Я потратил на них почти год своей жизни, дав Мечу Орну вдоволь напиться крови врагов и хлебнуть славы.

Ни угрызения совести, ни грустные воспоминания не мучили меня. Казалось, я могу вот так провести всю жизнь, просто идя по лесу. И ничего иного не надо мне, кроме пения птиц и шума ветра в листве деревьев. Я продолжал свой путь днем и ночью, а потом время от времени заваливался под какую-нибудь кочку и отсыпался не менее суток.

Пищу я добывал без особого труда, летом лес изобилует самой разнообразной едой для всех, кто не поленится ее подобрать. Мыши и прочие грызуны, выпавшие из гнезд птенцы и замешкавшиеся глухари часто избавляли меня от необходимости искать пропитание. В крайнем случае, обратившись в волка, я охотился на хорьков или зайцев. На такой пище волк легко может прожить все лето. Если к этому добавить лесные ягоды и воду из ручьев, то можно считать, что лес, как добродушный хозяин, потчевал меня всеми яствами, какие имеются в его закромах.

На закате одного из самых теплых дней я шел по лесу, уже усталый и голодный, но зато в самом замечательном расположении духа, и обдумывал, чего мне хочется больше: есть или спать. Волчья тропа, меченная местными хищниками, вела меня навстречу закату. Я уже начал посматривать по сторонам в поиске места для ночевки, когда земля неожиданно покачнулась подо мной. Я неловко взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие, но не успел понять, что происходит, как твердь разверзлась под моими ногами и я свалился в темную и сырую расщелину.

Упал я самым неудачным образом, едва не сломав шею, отбив себе спину и разбив в кровь затылок. Я едва не потерял сознание от удара и, с трудом поднявшись, огляделся.

Яма эта, похоже, не была разломом в земле. Ее вырыли специально, а не заметил я ее потому, что сверху она была прикрыта ветками. Отвесные стены поднимались со всех сторон, дно было засыпано камнями, из-за чего я и получил столько ушибов. Среди этих камней я нашел несколько искореженных звериных и человеческих останков.

Только я успел оглядеться, как послышался шум ломаемых веток. Судя по запаху, к яме приближался кабан, я успел пожелать ему того же, что случилось со мной. И в тот же миг дикая свинья свалилась в яму с пронзительным хрюканьем. Реакция оборотня на дичь чаще всего заключается в перевоплощении. Сейчас эта реакция отличалась лишь тем, что это был весьма голодный оборотень. Я позабавился этой охотой, оказавшейся настолько короткой, насколько мала была яма. Почувствовав себя наконец сытым, я спокойно заснул, отложив свое спасение из ямы на следующий день.

Проснулся я от мерного стука, подобного барабанной дроби. Первое, что пришло на ум, — Ниты, люди ночи, о которых упоминали волки из Дальнего Племени. К тому же как раз была глубокая ночь…

Слух мой напрягся и различил приближающиеся шаги нескольких десятков человек. Шли именно люди, а не звери, и дробный звук приближался вместе с ними. Ни их шаги, ни дробь барабанов не вызвали у меня желания показаться им и воззвать к их помощи. Я достал Меч и вжался в стену ямы в надежде, что приближающиеся люди не увидят меня в темноте. Тогда я еще не знал, что Ниты видят в темноте, как дикие звери.

Они собрались вокруг ямы, барабанная дробь усилилась, к ней прибавился скулеж и тихие подвывания, совсем не похожие на человеческие.

Сначала мне показалось, что они спускают в яму бревно. Если они хотели помочь мне выбраться, то скинуть веревку или хотя бы длинную ветку было проще и безопаснее. Я остался стоять у стены, решив позволить этим дикарям делать то, что они считали нужным. Тем более что на бревне я разглядел что-то, напоминающее вырубленные ступени. Вскоре я понял, что на стволе дерева высечено изображение человекоподобного существа с вылупленными глазами, огромным ртом и гипертрофированными половыми органами.

Мои размышления и созерцание идола были прерваны ударившимся возле моей головы камнем. Я уклонился и удивленно посмотрел наверх. Тут же в меня полетели еще несколько камней.

Я растерялся, не зная, что делать. Ниты пытались оттеснить меня камнями к идолу, когда же я подошел к нему, в меня полетели стрелы, те самые, с кремниевыми наконечниками, которые я так низко оценил когда-то. Я пытался укрыться от камней, мечась по яме в бессильной ярости. Уже два раза я получил серьезные удары: один угодил мне в бедро, другой в левую ключицу и отдался в старой ране дикой болью. Такой удар, попади он в голову, пожалуй, может лишить меня сознания. Ниты, столпившиеся на краю ямы, оставались для меня недоступными. Нужно было предпринять что-то кардинальное и очень быстро. Я выхватил Меч и начал рубить бревно с высеченным идолом. Пожалуй, в любое другое время я ни за что бы так не поступил, так как питаю глубокое уважение ко всем верованиям. Но сейчас мне просто не пришло в голову ничего иного.

При первом же ударе дикари взвыли, камни и стрелы перестали сыпаться.

Я начал карабкаться по бревну. Обстрел тут же возобновился, и я свалился обратно в яму. Тогда, вконец разъярившись, я вновь начал отчаянно рубить идола. Дикари выли и стенали. Я вновь полез наверх, но камни больше не летели. Среди дикарей произошло какое-то движение, похоже, они отходили от краев ямы. Неужели мне удалось так напугать их?

Когда я почти достиг края ямы, я понял, что дикарей напугал не я. Бревно, по которому я выбирался наружу, вдруг издало протяжный стон и содрогнулось, я едва снова не упал в яму. В ужасе я сделал последний рывок вверх и выпрыгнул на землю.

Дикари завыли и бросились ко мне. Но я уже успел выбраться и кинулся бежать, не разбирая дороги и не обращая внимания на хлеставшие меня ветки. Мне пришлось оставаться в облике человека, потому что Меч был у меня в руке и на ходу я не смог бы закрепить его на спине.

В шуме погони я расслышал странный звук, отличающийся от тех, что могли издавать эти дикие люди. Кто-то огромный ломился сквозь лес позади меня, кто-то, вызывающий у меня священный ужас. От каждого его шага по земле пробегала судорога, он двигался, незримый мне, он охотился на меня. Мне хотелось упасть на землю и, закрыв голову руками, мгновенно умереть, чтобы никогда не встретиться с преследователем. Я бежал, захлебываясь ужасом, потеряв самообладание, как любой волк, попавший в гон.

Не помню, как долго бежал я по лесу, словно ополоумевший. Думаю, что свалился без сил на исходе следующего дня и, наверное, потерял сознание. Окончательно очнулся я лишь под утро, настороженно огляделся и принюхался, но не обнаружил преследователя. То ли мне удалось убежать, то ли он сам отстал и потерял ко мне интерес. Я осторожно поднялся и, несмотря на голод, пустился в путь, не тратя времени на поиски пищи. Страх, так и не отступивший, снова заставил меня бежать. Я не слышал и не видел никого вокруг. И мой хваленый нюх подводил меня. Я не чуял преследователя, не улавливал его запаха.

Я просто предчувствовал его, словно неотвратимое бедствие. И от этого ощущения шерсть дыбом вставала на загривке.

Это было чувство страха, которое испытывает любое преследуемое животное. Страшное чувство — лучше открытый бой с превосходящим силой противником, чем слабый преследователь с копьем, коварно скрывающийся среди деревьев. Я знаю это чувство, равно как и свист воздуха, рассекаемого копьем, и пронзительную, раздирающую боль в спине. Потом животное, собрав остатки сил, раненое, бросается на своего убийцу. Охотник, оставшийся без копья, обманывает зверя своей кажущейся безоружностью. Волк прыгает и напарывается грудью на внезапно подставленный короткий меч. Лезвие вспарывает густую шерсть и с хрустом входит в тело волка. И тогда останутся в осиротевшем логове беззащитные волчата и будут скулить, безнадежно призывая любимого родителя. Они прижмутся спинами и от страха попрячут свои маленькие мордочки в шерсти друг друга. Печальный конец.

Мне необходимо было избавиться от неизвестного преследователя. Я притаивался, в надежде застать его. Я путал следы и по кругу возвращался назад, я вынюхивал его, но все бесполезно. Если это странное чувство не было результатом моих расстроенных нервов, то тот, кто следовал за мной, был очень хитрым и необычным созданием.

Спустя несколько дней я вновь приблизился к Великой Реке. Лес, предположительно, должен был кончиться меньше, чем через неделю. Я хотел знать заранее, что за места ждут меня по ту сторону Бескрайнего леса, и надеялся разузнать это в каком-нибудь селении.

В удачное время я вышел к людям. Стояли дни летнего солнцеворота, на жертвоприношения у священной рощи собирался народ со всей округи. Было много жителей дальних селений, среди них я надеялся затеряться.

Еще засветло юноши начали разводить костры. Девушки хихикали в сторонке, пытаясь привлечь внимание парней, собирали цветы для венков, пели песни, но когда появилась процессия жрецов, разбежались. Торжественное факельное шествие жрецов и жриц в устрашающих масках и развевающихся одеждах могло навести ужас на непосвященного. За ними, в сопровождении служителей и воинов, следовали увешанные цветами животные и люди, предназначенные в жертву. А вслед за ними потянулись старейшины, воины и прочие жители племени. Всего на поляне собралось несколько сотен человек, и все они направились через небольшую рощу к холму.

Лучшим решением было мирно отоспаться, пока духи воды, леса и огня получают свои жертвы. Я так и сделал и проспал до ночи, а когда проснулся, на поляне уже вовсю шло гулянье. Я наблюдал из леса, как молодые люди обливают друг друга водой и с воплями носятся по поляне. От костров тянуло невыносимо сладким запахом жареного мяса, ходили по кругу кувшины с медовухой. Костры пылали, поляна плясала, пела и визжала. Опьянев от запахов, я вышел из спасительной сени деревьев. Я медленно обходил поляну, стараясь держаться в тени, подальше от огня костров, где местные гуляки могли не признать во мне свояка. Здесь в тени меня уже не раз угостили медовухой. Мимо меня то и дело пробегали люди в венках или масках, подсвеченные всполохами костров. Раскрасневшаяся полногрудая деваха налетела на меня в потемках, едва не сшибла с ног, расхохоталась, убежала прочь. Вслед за ней промчался мимо меня такой же полновесный парень, громко сопя на ходу.

Мне бы следовало бежать отсюда прочь, покинуть залитую огнями поляну, оставить позади этот мирный край, но я так долго был один, и я сделал уже не первый круг по поляне, рассматривая людей.

Посреди поляны, на огромном пне, украшенном зелеными ветками, восседала тощая девчонка с босыми ножками, вместо одежды увешанная травой. За ее спиной стояли жрицы разных возрастов в масках. Перед пнем на площадке, окруженной кострами, шел кулачный бой. Малолетняя девчонка внимательно наблюдала за дерущимися, перешептывалась со старшими жрицами. Похоже, что бой шел за обладание этим длинноногим и тощим созданием.

Наконец жрецы и воины определили, кто среди молодцов будет участвовать в следующем состязании и отобрали трех претендентов. Два первых — похожие друг на друга, длинные и тощие, как жерди, парни, различавшиеся только цветом волос, рыжий и русый, демонстрировали публике свои достоинства, призывая зрителей поверить им на слово и без всяких испытаний. Третий претендент — крупный, пухлогубый, словно теленок, юнец неодобрительно посматривал на своих соперников, расположивших к себе всю публику, особенно ее девичью половину. Теперь трем смельчакам предстояла новая забава — проскочить сквозь горящее кольцо, созданное из костров.

Кинули жребий, первым проходить испытание выпало теленкообразному юнцу. Он набычился, поводил головой по сторонам, для чего-то принюхиваясь, сорвался с места. Подбегая к огню, он закрыл глаза руками и с разбегу проскочил сквозь горящее кольцо, превратившись в пылающий факел. С воплем и визгом он бросился к реке и, громко охая, вбежал в шипящую воду под дружный гогот зрителей. Несколько девиц, купавшихся в реке, тут же объявили его своим пленником и принялись утешать проигравшего «теленка».

Вторым сквозь огонь должен был пройти русый. Он с тоской осмотрелся по сторонам, разбежался и остановил свой бег прямо перед огнем, постоял, внимательно вглядываясь в языки пламени и, видимо, сделав разумный вывод, что босоногая не стоит таких страшных жертв, развернулся и направился к толпе зрителей. Люди громко завопили, засвистели, в героя полетели комья земли, послышались насмешливые выкрики. Русый раскланялся перед публикой, гримасничая, поднял ком земли, сделал вид, что ест его, кривлялся, плакал и скакал, изображая всеми доступными ему средствами свое раскаяние. Толпа расхохоталась и простила весельчака.

Прежде чем бежать к огню, рыжий оглянулся на девчонку, восседавшую на пне. Я тоже посмотрел на нее и только теперь заметил, что у девушки странные, неправдоподобно взрослые, даже старые глаза, холодный, мрачный взгляд. На месте рыжего я бы предпочел плескаться в речке, где несколько девиц щекотали проигравшего, чем оказаться в шалаше наедине с девчонкой, обладающей таким мертвым взглядом. Но рыжий, напротив, воодушевился, встал напротив кольца, долго смотрел на огонь, словно собирался его загипнотизировать. Потом разбежался и сиганул сквозь пламя. Возможно, мне лишь показалось, что пламя словно отпрянуло от бегущего сквозь него человека. Но одежда на нем лишь зашипела, как будто была мокрая, и даже не обуглилась.

Под всеобщее гиканье рыжий вышел в центр поляны, где его тут же подхватили под руки, надели ему на плечи длинный плащ, сплетенный из листьев и травы, на голову водрузили что-то напоминающее корону из бычьих рогов и под руки, с пением и завыванием, подвели к старому пню.

Образовалась процессия, возглавляемая коронованным победителем и девчонкой, одетой в травы. Толпа людей двинулась вслед за парой вокруг поляны, затянув хвалебные гимны богам.

Пока торжественная процессия ходила по кругу, жрецы сооружали посреди поляны шалаш из веток и наряжали его разноцветными лентами, цветами и травой. Ближайшие к шалашу огни загасили, а процессия закончила наконец свой путь у его входа. Но босоногая девчонка внезапно вырвала руку из ладони коронованного парня и обернулась в мою сторону. Она не могла меня видеть в тени деревьев, но внезапно я ощутил, как подбираются ко мне ледяные щупальца. Мертвенный холод охватил меня, я отшатнулся, едва сдержавшись, чтобы не убежать. Девчонка отвела свой жуткий взгляд, вновь схватила парня за руку и под дружные завывания и смешки толпы ввела его в шалаш. После этого песнопения возобновились с еще большим энтузиазмом.

Девушки, плескавшиеся в воде во время испытания огнем, вылезли вслед за своим временным пленником, который, впрочем, остался вполне доволен проведенным в реке временем.

Молодежь на поляне завела танцы с прыжками. Несколько человек поджигали и пускали катиться к реке колеса от телег, обмотанные соломой и вымазанные смолой. Я смотрел, как катится горящее колесо, подпрыгивая на неровностях и теряя хлопья огня, вслед за ним бежали мальчишки с факелами, выкрикивая какие-то песенки. Колесо достигало реки и с шипением погружалось в воду. Жрецы гадали по тому, как катится колесо, хорош ли будет урожай в этом году. Колеса горели все время, пока катились. Но одно сбилось с пути, ударившись о кочку, упало, не докатившись до реки. Жрецы остались недовольны, потрясали кулаками, обещали найти виновника.

Закончив пускать горящие колеса, парни похватали головни из костров и принялись гоняться друг за другом. То и дело кто-нибудь прыгал в воду, от реки доносился девичий визг и хохот парней.

Люди разбредались парочками по лесу, стремясь внести и свою лепту в оплодотворение земли и всего остального, что удастся. Собственно говоря, мне это занятие тоже не показалось чуждым, тем более что я давно уже бродил в одиночестве. О том, что главной моей целью было разузнать дальнейший путь, я, опьяненный медовухой и любовным томлением, начисто позабыл.

Мне показалось, что завести знакомство у воды будет легче, и я спустился к реке. Белокурая девушка, вылезающая из воды, поскользнулась на мокрой траве и едва не упала, я подхватил ее под руку и помог удержать равновесие. Она улыбнулась, сверкнув ровными белыми зубками. На щеках заиграли ямочки.

— Ты из охотников? — спросила она. — Я тебя прежде не видела.

— Угу, — я был готов согласиться с любым ее предположением.

Подхватив девушку под руку, я повел ее к кострам.

— И чего только жрицы нашли в Маре, — зло шипела девушка. — А она, как только прошла посвящение, такой надменной стала. А сама-то тощая, у нее и здесь-то еще ничего нет, и визжала она в шалаше, будто ошалелая.

— Как ты только расслышала? — усмехнулся я. — Ведь все так голосили, что даже собственного соседа слышно не было.

— А я за шатер пробралась, там много чего слышно было, — девушка почему-то всхлипнула и отвернулась.

Мы почти достигли поляны с кострами. Я обнял девушку за плечи и попытался прижать к себе. Она отстранилась и пробурчала:

— И не думай, стану я с первым встречным, как же. Вот добегу до воды, если ты меня не догонишь, то и не возьмешь.

Я бы догнал, но настаивать на этом не стал, а лишь спросил:

— А если все равно возьму?

— Силой? — Глаза девушки округлились. — Да ты что, охотник, неужто гнева Богини не боишься?

— Вот и подумай, есть ли у тебя право отказывать мне? Ты же должна, ну, ради плодородия.

Девушка бросила на меня гневный взгляд, полный презрения, и попыталась высвободиться из моих объятий. Внезапно я догадался, почему она выбиралась из воды. Видно, я не первый, кто получил у нее отказ. Мое предположение, что у воды девушки должны охотней знакомиться, было нелепо.

Белокурая красавица уже собралась покинуть меня, как вдруг на нас налетела другая девушка, вихрь ее рыжих волос промелькнул перед моим лицом. Она взвизгнула, смутилась, подхватила мою спутницу под руку и спросила, смеясь:

— Неужто не успела добежать до реки?

— Как зовут твою веселую подружку? — спросил я у белокурой.

Рыженькая девушка покраснела под моим взглядом, принялась разглаживать несуществующие складки на платье, натягивая ткань так, что она вырисовывала симпатичные девичьи формы. Я даже зубами щелкнул, когда тонкая ткань на мгновение продемонстрировала мне две аппетитные, словно яблочки, выпуклости.

Моя первая знакомая бросила на рыжую разъяренный взгляд и процедила сквозь зубы:

— Рыжая потаскушка Ивора, — потом добавила возмущенно: — Моим именем ты, охотник, даже не поинтересовался!

— Стыдно не быть потаскушкой в такую ночь, — парировала ее выпад Ивора.

— Я разделяю твои глубокие религиозные убеждения, милая Ивора, ты уже бегала к реке?

— Бегала, — хихикнула Ивора, взяла меня под свободную руку с другой стороны от белокурой и, притворно вздохнув, доверительно произнесла:

— Ужасно устала бегать, прямо с ног валюсь от усталости. Будь что будет, никуда больше не побегу.

Я высвободил свою руку из-под локтя первой девушки, чье имя мне так и не захотелось узнать, и сказал тихо, чтобы не услышала Ивора:

— Извини, милая, но мне пора выполнить свой долг перед вашим урожаем.

Девушка злобно глянула на Ивору и прошипела:

— Может, сегодня она и бегала к реке, но только чтоб подмыться после очередного ухажера.

Ивора фыркнула, но промолчала. Когда мы отошли от костров, она остановила меня. Я увидел слезы в ее глазах.

— Это неправда, — пробормотала она, — Линка злая и завистливая, она так про всех говорит. У меня и вправду один раз это было, но не сегодня. Давно и всего один раз.

Я обнял Ивору за плечи и, вдохнув сладкий аромат ее тела, подумал, что меня мало интересует, сколько раз у нее это было. Вслух я сказал:

— Никто не любит злых и завистливых девушек. Пойдем, прогуляемся.

Ивора улыбнулась и прижалась ко мне. Так, обнявшись, мы направились к краю поляны и углубились в лес. Но как только мы скрылись в гуще леса, Ивора решительно отстранилась от меня и заявила:

— Ты не из наших, ведь так? Линка сказала, что ты охотник, но я охотников знаю, мой брат ушел к ним, ты не из них. У тебя и лука нет, и одежда другая, и выправка. Ты — чужак!

Я остановился, с удивлением разглядывая девушку. Если распознала во мне чужого, чего же ради заманила меня в лес? Ведь еще на поляне среди людей кричать надо было: чужак!

— Ну, говори, зачем пробрался в наше племя?! — повелительным тоном приказала она.

— Угу, пробрался, — согласился я. — Чтобы похитить одну глупую девушку.

Ивора беспокойно оглянулась и вновь принялась разглаживать свое платье и разглядывать меня. Внезапно ее глаза округлились, она прошептала:

— Похитить? Это она тебя послала, да? Ты — демон!

Я опешил.

— Кто это — она?

Ивора съежилась и, кивнув куда-то в сторону, ответила:

— Она. Наша Великая Госпожа. Девушка зарыдала и, выставив руки вперед, словно желая защититься от меня, продолжала:

— Она ведь знает, что я одна во всем виновата. Она сказала тебе об этом? Только меня нужно наказать! Никто больше не должен пострадать. Ты ведь не убьешь никого, кроме меня?

— О чем ты, девушка? — Удивлению моему не было предела. — Ты ошиблась. Я не хочу убивать ни тебя, ни кого другого. Я просто странник, случайно проходивший мимо вашего племени и задержавшийся здесь, потому как появилась возможность поесть и выпить. Все, что мне нужно, это разузнать дальнейший путь.

— Это правда? Ты просто чужак, а не демон, посланный Великой Госпожой?

— Какой еще Великой Госпожой? О ком ты? Ивора по-прежнему протягивала перед собой руки, растопырив пальцы, чуть привстала и выгнулась вперед, спросила громким шепотом:

— Разве сам ты не человек? Почему ты спрашиваешь меня о Богине? Разве ты ее не знаешь?

Я понял, что Ивора говорит о Великой Богине, и удивился, как не понял этого сразу, ведь и сам я нередко называю ее Госпожой.

— Тебе не нужно бояться меня, Ивора. Все мы дети Богини. Я опешил от твоего напора и не понял тебя. Чем ты так провинилась перед ней, что ждешь от нее смерти?

— Я — преступница, — горестно вздохнула Ивора и затравленно посмотрела на меня.

— Значит, ты не выдала меня, потому что сама боишься наказания?

— Наказания? Ты не понимаешь! Наказание придет само. Мне не избежать гнева богов, но я не хочу быть наказанной жрецами.

— Что ты натворила?

— Я тайком пробралась в священную рощу.

— Тебе запрещено ходить в рощу?

— Нет, в обычное время нет. Но в дни ритуалов там можно быть только посвященным. А я… — Ивора охватила голову руками и всхлипнула: — И что только понесло меня туда?

— Что же ты там такого увидела?

— Ты что, разве можно об этом говорить? — возмутилась Ивора. — Думаешь, я выдам тебе, чужаку, наши священные тайны?

— Думаю, что выдашь, — рассмеялся я. — Ты ведь еле сдерживаешься.

Ивора сердито сверкнула глазами и надменно отвернулась. Я расстелил плащ на траве и уселся в ожидании рассказа. Промолчав некоторое время, девушка начала говорить быстро, взахлеб:

— Он… мой друг… он запретил мне туда ходить, сказал, что так должно быть, что он сам хочет этого. Сказал, что жрецы помогут ему навсегда уйти к Великой Госпоже. А я не удержалась, хотела посмотреть, правда ли он уйдет к ней. Жрецы привязали его к Большому дереву в роще. Потом они танцевали вокруг него и пели. А потом вышла Мара…

— Мара? Это та девчонка, из-за которой была драка?

— Девчонка! О, ты не знаешь ее, она жрица, очень сильная. Теперь она наша королева. Она вышла к Большому дереву и… — Ивора всхлипнула и замотала головой, — было так много крови, а все плясали как безумные. Мара, она знаешь какая, она чует все и знает многое. Она вдруг взвизгнула и указала жрецам в мою сторону. Мне стало страшно, и я побежала. Но моя лента, которую я повязала вокруг лба, зацепилась за ветку дерева, я торопилась и оставила ее там. Жрецы найдут ее непременно, а по ней легко определить хозяйку. Сегодня меня не тронули, чтобы не нарушать обычая, но завтра… — Ивора всхлипнула. — Да мне ведь все равно, что будет завтра. Непосвященный, проникнувший в тайну Богини, не доживет до утра. Она накажет его и умертвит.

Ивора посмотрела на меня вызывающе.

— И ты решила найти себе защитника? — догадался я.

— Я много чего решила, — серьезно проговорила Ивора и села подле меня. — Мне страшно, и я не смогла бы провести эту ночь одна. Если я переживу эту ночь, то месть Богини меня уже не настигнет, а чтобы избежать мести ее жрецов, мне нужно будет бежать из племени. Ты, странник, возьмешь меня с собой? Я отблагодарю тебя, ты не пожалеешь, что взял меня.

— Вот что, красавица. Я не стану защищать тебя от Богини, но позволю идти некоторое время со мной, если ты способна мне поведать, что за земли находятся за лесом.

— Такие же леса, как этот, — грустно сказала Ивора. — Такие же племена, как наше. Дальше начинаются горы, а еще дальше есть большие городища. Я много знаю о тех землях, я далеко ходила с охотниками. А куда ты направляешься, откуда ты?

— Я с острова, который называется Альбион, того, что лежит на западе от ваших земель, туда я и направляюсь, — я слегка приобнял девушку и продолжил: — Подумаешь, увидела какой-то ритуал. Я видел их немало, однако боги пока не умертвили меня за это. Твой друг знал, на что идет, и добровольно принял смерть.

— Неужто кто-то готов принять добровольно такую ужасную смерть?

— Ну что ты, смерть его была не так ужасна. Его, конечно, опоили чем-то. Что может быть лучше, чем умереть и попасть в объятия к Богине? А ты горюешь от жалости не к нему, а к самой себе. Это с ним у тебя было первый раз, да? Но он предпочел не тебя, а вашу Госпожу.

Ивора склонила мне на плечо головку.

— А ты кого предпочитаешь? Я усмехнулся.

— Хочешь, возьму тебя с собой? — спросил я и откинулся на землю.

— На свой чудесный остров? — Ивора прильнула ко мне, ее пышные волосы упали мне на лицо и попали в рот. — Ты возьмешь меня туда, да?

Я крепко обнял ее и почувствовал, как девушка напряглась в моих руках.

— Глупо сидеть вот так и ждать смерти, — сказал я ей наставительно, — к тому же Богиня благоволит к тем, кто в этот день служит ей.

— Я ведь и закричать могу, — пригрозила она.

— Ты ведь и на поляне закричать могла, если бы захотела.

— Думаешь, она простит меня, если я отдамся тебе? — спросила Ивора.

Она освободилась из моих объятий и скинула с себя платье. Потом обнаженная улеглась рядом со мной. Выкатилась луна, в ее свете тело девушки казалось серебристым. Ивора раскинула руки, глубоко задышала, ее волосы разметались по траве.

— Иди ко мне, — позвала она.

Я нагнулся к ней, увидел, как блестят ее глаза, как мерцают в лунном свете рыжие кудри.

— Обещаю, ты не пожалеешь, что взял меня с собой, — быстро говорила Ивора в перерывах между поцелуями, — я покажу тебе дорогу и все расскажу о тех землях и буду ласковой, вот увидишь.

Ивора закрыла глаза и подалась вперед, приникла ко мне всем телом, теплым и податливым. Охваченный страстным желанием, я потерял чувство времени и реальности, во всей Вселенной были только я и Ивора и ощущение бесконечного падения.

Пробуждение наступило внезапно, меня разбудил гомон голосов. Всходило солнце, и люди пели гимны, его приветствуя. Где-то неподалеку несколько девушек затянули славящую песню с некоторым запозданием, но быстро выровнялись и подстроились под общий темп.

Я вспомнил, что обещал Иворе взять ее с собой, и, откровенно говоря, раскаялся в этом. Чего не пообещаешь девушке, томимый любовным желанием. Можно было бы тихо уйти, пока она спит. Но тогда жрецы найдут ее и, скорее всего, убьют. Я вспомнил мертвые глаза Мары. Придется помочь Иворе добраться до какого-нибудь селения. Но там я непременно ее оставлю. Мне не нужна спутница, она задержала бы меня. Ее нужно кормить, заботиться о ночлеге, подстраиваться под нее, а мне необходима свобода.

Лес пробуждался, и я решил, что нам с Иворой пора уходить, пока люди нас не обнаружили. Не открывая глаз, я протянул руку, рассчитывая не только разбудить девушку, но и насладиться еще раз ее близостью. Моя рука прогрузилась во что-то мягкое, склизкое, хлюпающее. Я удивленно отдернул руку и открыл глаза. То, что я увидел в следующий момент, потрясло меня: я лежал в луже крови, среди кусков человеческого тела. Вокруг меня, на мне, подо мной была кровь, я словно оказался в одном из своих обычных кошмарных снов. Но это было явью.

Некоторое время я ошарашенно сидел, разглядывая клочья кожи и плоти вокруг меня. А потом я увидел голову с рыжей копной волос, перепачканных в крови и грязи. Голова валялась в нескольких шагах от меня. В лесу звучал гимн, воспевающий солнце.

Внезапно истошный женский визг перекрыл хор голосов. Из раздвинутых кустов выглядывала белая, как полотно, Линка. Она замерла, я вскочил и воскликнул:

— Это не я! Клянусь, это сделал не я.

Девушка исчезла в кустах, и в следующее мгновение раздался ее вопль:

— Волк!!!

— Где? — услышал я чей-то спокойный голос. — Покажи мне его.

Из кустов вышла Мара, худая, босоногая девчонка с глазами мертвеца. Она была, как и вчера, голой, если не считать травы, едва прикрывавшей ее тело. Сквозь траву я разглядел маленькую, еще не сформировавшуюся девичью грудь. Мара по-детски наклонила голову, разглядывая меня, и тихо сказала:

— Вот ты каков.

И начала медленно поднимать свои худенькие ручки. В тот момент к нестройным девичьим воплям присоединились и мужские басы.

— Волк! Волк! — всюду затрещали кусты. Крик вырвал меня из оцепенения, я побежал. И начался гон, и снова за мной мчалось нечто, непостижимое и ужасное. Я бежал без оглядки, даже не осознавая, кого боюсь больше: толпы ли людей, вооруженных вилами и кольями, надрывающихся псов, мертвенного взгляда девчонки или того, чье присутствие теперь постоянно чувствовал, кто гнал меня, как настоящий охотник, того, кто, несомненно, был страшным убийцей, и на чей счет я отнес кровавую смерть Иворы. И опять я мчался, не разбирая дороги, сквозь заросли колючего кустарника, по болотистой топи, скатывался по крутым склонам оврагов и карабкался вновь. Земля мелькала под ногами, ветки хлестали меня по лицу, все слилось в бесконечный поток из деревьев, криков людей, лая собак и протяжного свиста охотников. Я бежал бесконечно долго, потеряв ощущение времени.

Уже не слышно было позади погони, ни лая собак, ни криков людей, а я все бежал сломя голову, подгоняемый собственным страхом, не обращая внимания на хлещущие меня ветки деревьев. Я бежал, задыхаясь от ужаса, бежал не от людей и собак, а от того кошмара, что произошел среди ночи. Потом я уже не бежал, а стоял на месте, а лес, крича, топая и лая, кружился вокруг меня. И внезапно все оборвалось, и наступила тишина, долгая, бессмысленная тишина, поглотившая и лес, и людей, и воспоминания. Тишина накрыла меня своим крылом, спасла от преследовавшего меня безумия, успокоила и спрятала. Потом тишина превратилась в небытие, долгое, сладостное, исцеляющее. Вне времени, вне сознания моя душа парила, свободная от мыслей, от страданий, от страхов.