"Бросок Аркана" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей)

Часть вторая ПРЕДАТЕЛЬСТВО

I

Еще чуть-чуть – и залпы "вертушек", которые долбили засевших на склонах вокруг заставы "духов", запросто накрыли бы спрятавшегося в расщелине Толика. Ракеты рвались, казалось, над самой его головой. Горы дрожали и гудели, сверху сыпались камни и песок, и только чудом парень не попал под обвал, прогрохотавший чуть правее его укрытия.

Когда "вертушки", отработав, ушли, Аркан осторожно выглянул из своего укрытия, пытаясь разобраться в том, что творится на поле боя.

Выяснить, что стало в итоге с "духами", многим ли из них удалось уцелеть после этого жуткого налета, не было пока никакой возможности – взметнувшиеся в воздух пыль и дым окутывали склон плотной пеленой. Рассмотреть хоть что-нибудь там, на склоне, Аркан не смог и решил подождать.

Он знал, что теперь, после ухода "вертушек", рано или поздно ситуация прояснится. Да и то сказать – дальнейшие события могли развиваться всего двумя путями: или "духи", переведя дыхание и собравшись с силами, снова возьмутся за заставу, добивая последних ее защитников, или пограничники, воспользовавшись замешательством противника и почувствовав собственную силу, перейдут в атаку, чтобы разблокировать наконец заставу и вызвать транспортные и санитарные вертолеты.

В последнем случае "духи" вряд ли станут принимать бой – они растворятся в этих горах тихо и незаметно, мелкими неуловимыми группами рассосавшись по ущельям и склонам, по расщелинам и пещерам, захватив с собой оружие и боеприпасы и оставив наступающим шурави только трупы своих верных Аллаху товарищей…

"Странно, однако!" – заметил про себя Аркан, взглянув на часы: время шло, но ни одна из противоборствующих сторон пока не подавала никаких признаков активности. В этой неясной переломной ситуации никто почему-то не делал попыток захватить инициативу – в горах повисла странная напряженная тишина, и это обстоятельство насторожило сержанта. Не могло же, черт возьми, случиться так, как в том старом фильме: "Это очень грустная история, в которой все умерли!"

Чертыхаясь, Аркан вытащил из рюкзака бинокль и, приблизив окуляры к глазам, первым, делом посмотрел на тот склон, который подвергся обработке с "вертушек".

– Ага! – вырвался у него непроизвольный вскрик радости. – Не понравилось!

Никаких сомнений быть не могло – оставшиеся в живых "духи" явно решили "делать ноги", пока не поздно. Со своего наблюдательного пункта Аркан хорошо видел позиции блокировавших заставу таджиков. "Вертушки" все же здорово их потрепали – повсюду валялись трупы, покореженное оружие, ошметки каких-то тряпок, которые при ближайшем рассмотрении вполне могли оказаться просто кусками разорванных взрывами тел.

Несколько человек суетливо возились у двух уцелевших минометов, отделяя плиты и сошки, явно готовя их к транспортировке. Еще несколько "духов" бродили по горе, склоняясь над трупами товарищей и собирая уцелевшие автоматы и прочую экипировку. Небольшая группа боевиков уже поднималась по склону – на каждом бойце в этой группе висело сразу по несколько гранатометов и автоматов.

"Духи" явно драпали, но на заставе этого как будто и не замечали – ни одного выстрела вслед.

Казалось бы, сейчас, когда никто не мешает, вытащить наверх из укрытия автоматические гранатометы – и "шахматкой" по склону. Раз, другой! Всего несколько залпов – и шесть десятков гранат довершили бы то, что не успели доделать Ми-24. Но застава упорно молчала.

Аркан перевел бинокль на "Красную".

У него чуть снова не вырвался непроизвольный возглас, но на сей раз это был бы возглас изумления: посеченная взрывами мин и гранат, покореженная, разрушенная застава словно вымерла.

Среди развалин "Красной" Аркан не мог разглядеть ни одного пограничника. Сержант понимал, что они там есть, что хоть кто-то остался в живых: ведь он видел, как ребята атаковали, как отходили назад под плотным огнем "духов". Ведь кто-то должен был уцелеть!

Но видимо, шок от "дружеской" встречи, которую устроили пограничникам басмачи во время неудачной атаки, оказался настолько сильным, что желания высовываться из укрытий теперь ни у кого на заставе не возникало.

"А как же раненые?"

Толик перевел бинокль на поле боя – маленький пятачок, ставший местом атаки и гибели пограничников, – и удивленно покачал головой: лишь на дальнем от него фланге несколько бойцов под началом сержанта пытались организовать эвакуацию раненых и убитых ребят из своего подразделения, суетливо перетаскивая их на расстеленных плащ-палатках.

Аркан не зря удивился – с таким он еще никогда не сталкивался: в спецназе отношение к раненым товарищам обычно было совсем иным.

Парни из его батальона предпочитали подставить под пули собственную голову, чем бросить истекающего кровью товарища. Толик почувствовал, что желание выручить попавших в переплет погранцов, которое двигало им все эти дни, помогая на последнем издыхании тащить по горам тяжеленный пятидесятикилограммовый рюкзак, да еще и ухитряться подбадривать друзей, теперь сменяется странным раздражением.

"На хрена тогда вообще все это надо было? Ради какого говна полегли ребята из моего взвода? Ради этих зелено-погонных ублюдков, не рискующих высунуться из окопов даже тогда, когда по ним никто и не пытается стрелять? Ни в жизнь не поверю, что они все там перемерли! Обосрались по уши и сидят, суки, нос высунуть боятся…"

Наверное, он бы еще долго, все больше распаляясь, ругался про себя, подыскивая самые обидные определения для перетрусивших пограничников, если бы вдруг не заметил такое, чего понять и объяснить даже самому себе был не в силах.

Сначала он подумал, что ему это просто померещилось. Аркан оторвал глаза от бинокля и тут же снова прильнул к окулярам, поправляя и без того достаточную резкость.

Теперь сомнений быть не могло – по ложбине, в которой захлебнулась отчаянная атака пограничников, в сторону ущелья, уходившего на восток прямо под ногами Аркана, полз человек.

Он полз быстро и уверенно, и, присмотревшись к нему повнимательнее, Аркан дал бы голову на отсечение, что этот человек не ранен.

Он был одет в форму пограничника.

Более того – это был офицер…

Несколько минут парень тупо смотрел на проползавшего мимо него погранца. Мысли роем кружились в голове Толика, но никакого более или менее подходящего объяснения столь странному поведению офицера он не находил.

"Испугался? Решил бежать куда глаза глядят?

Не может быть – бой окончен, "вертушки" подолбали всех, кого только можно было. Сейчас, собственно, можно пожинать лавры успешного боя…

Может, это переодетый в форму погранца "дух"?

Тоже нереально – застава не настолько велика, чтобы затеряться на ней незамеченным, тем более офицеру. Все там друг друга в лицо знают, давно повязали бы уже… Или он свихнулся, увидев что-то особенно жуткое? Нет, вряд ли офицер блокированной на протяжении стольких дней заставы мог быть чем-то еще до такой степени поражен, чтобы вдруг резко сойти с ума. Да и ползет он как-то уж слишком старательно, академично, будто под снайперским огнем. Ему явно не хочется, чтобы его кто-нибудь заметил. Странно, конечно, от кого же ему сейчас прятаться?.."

И вдруг Аркан отчетливо увидел ответ на все свои вопросы. Да, офицер прятался! Но прятался он не от "духов" – таджикам сейчас было не до пограничников.

Он прятался от своих!

Он уходил незаметно, не прощаясь – по-английски.

Почему?!

Аркан решил обязательно узнать правду. Уж слишком много странностей, слишком много необычного и необъяснимого случилось со спецназовцами в горах за время этой короткой операции.

И Толик, зло сплюнув, снова взвалил на плечи рюкзак и взял в руки автомат. Выхода не было – именно ему предстояло дознаться, куда и зачем ползет этот странный офицер.

Он не знал, откуда взялось его предчувствие, но был уверен, что эта неожиданная встреча – судьба и общая нить судьбы связывает их двоих – последнего оставшегося в живых спецназовца и этого добровольно отбившегося от своих офицера-пограничника.

Аркан тихо, на полсотни метров по склону выше ползущего, пошел за ним следом…


Привет, папа и мама!

До дембеля остается совсем немного, но именно эти дни, оказывается, имеют странную особенность ползти не спеша и тоскливо. В сутках теперь, кажется, уже не двадцать четыре, а все сорок восемь часов. Встаешь с утра, идешь на занятия, и у тебя возникает чувство, будто обед не наступит никогда и этот проклятый день никогда не кончится.

Единственное спасение теперь для меня – хоть какой-нибудь наряд или караул. Лишь в постоянных проблемах и заботах забываешь о времени. Ведь все мысли теперь только о нем – о дембеле, но он, как назло, не торопится наступать, не торопится отпустить меня отсюда, с этих гор, домой, в Москву.

Честное слово, мама и папа, нет уже у меня никаких сил ждать того дня, когда же смогу попасть на эту недоступную свободу, увидеть наконец вас, пройтись породному городу, посмотреть на нормальных людей, встретиться с Наташей и забыть про весь здешний кошмар.

Что самое смешное – за все это время я так и не уразумел, ради чего мы, русские ребята, русские солдаты, здесь торчим.

Геополитическое влияние, интересы России и всякие прочие подобные штучки – это только слова, это чисто политические понятия, отражающие амбиции политиков.

У меня складывается твердое убеждение, что все разговоры о великой России и ее присутствии в зонах ее жизненно важных интересов – не более чем химера, которая должна отвлечь самих россиян от главного: от проблем своего собственного развития, от проблем своей собственной жизни.

Может, мое сравнение и не совсем корректно, но вспомните ту же гитлеровскую Германию или сегодняшнюю Кубу – немецких люмпенов погнали завоевывать мир, несчастных кубинцев все еще заставляют бороться с империализмом, и все ради того, чтобы они как можно меньше задумывались о себе, о своем желудке, о своей судьбе!

Господи, да если бы Россия была по-настоящему богатым, развитым, демократическим и в политическом, и в экономическом отношении государством, разве нужно было бы утверждать свое геополитическое присутствие военным, силовым способом ?

Взять, к примеру, те же Соединенные Штаты – они могут находиться за тысячи километров от любого региона планеты, но тем не менее их влияние на дела этого региона будет весьма ощутимым и без всяких военных баз.

За счет чего же? За счет богатства, за счет продуманной внешней политики, которая далеко не всегда означает применение силы.

Ведь это так просто!

Но нашим политикам кажется, что если российские пограничники не будут торчать здесь, в этих проклятых горах Памира, между Сциллой Таджикистана и Харибдой Афганистана, то для России в здешнем регионе все будет кончено.

Хотя мне крайне интересно, что же здесь для нас еще не "кончено".

Я ведь вижу – мы здесь чужие.

Сегодня у власти люди из Куляба. Они нам сейчас улыбаются, они нас любят.

Как долго? Пока мы охраняем их, защищаем. А завтра ? В результате переворота или даже самых демократических выборов во главе государства станут ребята, скажем, из Ленинабада. Они нам также станут улыбаться, как кулябцы сегодня, зато теперешние наши "друзья" возьмутся за оружие. Так неужели не ясно, чего стоят все эти улыбочки и заверения в большой дружбе?

Впрочем, что-то я увлекся, расписался. Тебе, мама, это вряд ли интересно, а ты, отец, и так все понимаешь. Так что буду лучше думать и писать о приятном – о скором дембеле, о нашей встрече.

А пока целую. Скучаю.

Толик.


Идти следом за этим странным офицером с "Красной" было не так-то просто.

Еще бы! Ведь Аркан тащил на себе совсем не легонький рюкзак с наркотой, да и с автоматом расставаться не собирался. Плюс ко всему он пытался двигаться как можно более скрытно, опасаясь не только того, что его случайно заметит преследуемый офицер, но и не желая нарваться ненароком на недобитых "вертушками" бандитов.

Офицер же, перестав ползти и поднявшись на ноги, шел налегке, быстро удаляясь от заставы.

Кроме маленькой рации, по которой он периодически с кем-то связывался, да плоской фляжки, тоже периодически служившей добрую службу своему хозяину, у него с собой ничего и не было.

Аркана это обстоятельство просто поражало – бродить здесь, в горах, без автомата и вообще без всякого оружия выглядело чистым безумием.

Толик так и не разобрался еще сам, за каким чертом ему сдался странный офицер, но упрямо шел следом, облизывая пересохшие губы и пытаясь не думать о еде. Их своеобразная гонка продолжалась до полудня, и Аркан успел уже здорово вымотаться за эти несколько часов, как вдруг…

Впрочем, "вдруг" все случается только в сказках, а появление в неглубоком ущелье, по которому шел офицер, группы моджахедов не стоило считать случайным.

Аркан вжался в гору. Ему хотелось раствориться в камнях, слиться с ними, превратиться в какой-нибудь огромный валун. Он многое повидал за время службы в Таджикистане и был далеко не робкого десятка, но сейчас он даже спиной, как ему казалось, чувствовал ствол автомата, нацеленный ему между лопаток.

"Вот угораздило!" – мелькнула мысль.

Толик не сомневался в том, что его давно уже вычислили. "Духи" всегда были весьма осторожными ребятами – они не могли назначить встречу в ущелье, не выставив на всех подступах свои посты и засады и не будучи на сто процентов уверены в безопасности встречи. Вряд ли контакты с офицером-шурави могли казаться таджикам настолько обыденными, чтобы проигнорировать элементарные правила предосторожности. Поэтому Аркан не сомневался в том, что его пасут.

Гораздо хуже было то, что до сих пор никто не попытался его остановить ни выстрелом, ни окриком. Это могло означать только одно – его хотят взять неожиданно, резко, живым. А то, что душманский плен окажется страшнее смерти, у Аркана сомнений не вызывало. Следовало готовиться к самому худшему.

Осторожно приподняв голову, Аркан осмотрелся.

В принципе позиция, которую он сейчас занимал, была неплохой – спереди его заслонял большой камень, который вполне мог сойти за бруствер, а все пространство позади отлично просматривалось и простреливалось, поэтому он мог не бояться, что кто-то попытается приблизиться к нему с тыла. К тому же со своего места он мог хорошо видеть все, что делается в ущелье и на противоположном склоне.

Он мог ожидать теперь внезапного нападения "духов" только сверху. Это как раз было бы самым неприятным – попробуйте вести огонь снизу вверх, будучи не в состоянии рассмотреть противника за гребнем и следить за его перемещениями, для него в то же время находясь на виду.

Аркан чертыхнулся. Жаль, что он не заметил никого из пасущих его "духов".

"Дать наугад пару очередей, чтобы "духи" проявили себя, и принять бой в открытую?"

Он еще раз осмотрелся.

"Не-ет. А вдруг?.."

Это было, конечно, маловероятно, но вдруг моджахеды на сей раз пренебрегли в спешке или из-за чрезмерной уверенности в своих силах элементарными правилами безопасности и не выставили постов?

В таком случае его скорее всего до сих пор никто не засек.

Открыв огонь, он бы демаскировался, тут же вызвав на себя огонь тех "духов", которые были внизу.

"Кстати, как они там?"

На всякий случай вытащив из карманов и положив перед собой две гранаты, Аркан передернул затвор автомата и осторожно выглянул из своего укрытия.

Пограничник теперь устало сидел на камне, о чем-то рассказывая высокому чернобородому моджахеду, одетому во все черное. "Дух", очевидно, плохо понимал по-русски и часто поворачивался к молодому парню, – наверное, переводчику, который скромно стоял у него за спиной. Еще десяток моджахедов почтительно топтались в стороне, не мешая своему командиру беседовать с шурави.

Аркан, конечно, почти ничего не слышал из их разговора, но доносившиеся до него возгласы пограничника, в значительной части непечатные, а также его резкая жестикуляция показывали, что офицер то ли просит чего-то, то ли оправдывается в чем-то перед своим мрачным собеседником. Погранец часто прикладывал руки к груди, хлопал себя почему-то по карманам и вопросительно, с надеждой посматривал на переводчика, когда тот растолковывал ему смысл очередной короткой фразы, брошенной "черным".

Разговор, видимо, принимал для пограничника скверный оборот. Он волновался все больше и больше, все громче оправдываясь и все отчаяннее жестикулируя.

До Аркана даже долетали теперь отдельные его фразы:

– Да не знаю я, где деньги! Не знаю я, куда подевались драги!.. Я не брал себе ничего!.. Мы всегда честно работали, ты же знаешь меня!..

Его собеседник отмалчивался, изредка отрицательно качая головой, словно в тяжком раздумье.

Аркан не успел задуматься над смыслом услышанных им слов, как ситуация резко поменялась.

Офицер-пограничник отшвырнул в сторону свою фляжку и бросился на "духа". Однако тот на удивление быстро среагировал на это движение, четкой подсечкой и провожающим ударом по шее сбив нападавшего с ног. Тотчас, заклацав затворами, к странной парочке подскочили остальные таджики, стоявшие все это время в стороне.

Несколько пинков и ударов прикладами, видимо, отбили у пограничника всякое желание продолжать что-то доказывать силой. Он с трудом сел и, протягивая руки к "черному" командиру, снова начал просить о чем-то – горячо, страстно.

Но слушать его теперь явно не желали.

Главный "дух" что-то коротко бросил своим, кивнув на пограничника, отошел в сторону и уселся, поджав ноги, на землю метрах в двадцати от места разговора, демонстративно отвернувшись.

Всем своим видом он показывал, что его ни капельки не трогает дальнейшая судьба "грязного неверного".

В отличие от черного "духа", изображавшего полное равнодушие, Аркан весь напрягся.

Дело принимало неприятный оборот.

Какие бы подлые и паскудные дела ни объединяли пограничника с таджикскими оппозиционерами, сейчас это становилось неглавным.

Главным было то, что вооруженные "духи", которые пришли, вполне возможно, из-за "речки", как еще со времен афганской войны называли российские военные Пяндж, без всякой жалости, грубо вывернув руки и лупя прикладами автоматов по чему попало, прикручивали к торчащему неподалеку деревцу нашего, российского офицера.

"Если даже он и скотина, – подумал Аркан, – то решать это не мне и не им, а суду. А измываться над ним я этим гадам не позволю!"

Аркан уже несколько раз видел эти страшные символы непонятной, никем официально не объявленной войны, в горнило которой оказались втянуты российские парни. Он сам отправлял домой своего сослуживца, снятого с такого же вот скрюченного горного деревца, – отправлял запаянным в цинк даже без окошечка, чтобы не дай Бог мать его не увидела, какие муки пришлось пережить сыну перед смертью.

"Духи" умели измываться над шурави на удивление изобретательно – у обезображенного, оскверненного трупа нашего солдата, замученного ими, трудно было найти место, не тронутое ножом, огнем или дубиной. Отрезанные пальцы, выколотые глаза, нарезанные полосками уши, перебитые чем-нибудь тяжелым суставы, лопнувшая от ударов селезенка и измочаленная печень – это лишь цветочки, самый простой набор пыток, к которым прибегали моджахеды. Настоящие же "умельцы" ухитрялись разделывать человека на части, оставляя тем не менее его на несколько часов в живых, чтобы подольше и пострашнее помучился.

Аркан представил себе, как он будет со своего места наблюдать за всеми этими мерзостями, и больше уже не колебался: снова рассовав гранаты по карманам, он подхватил автомат и, оставив за камнем рюкзак с наркотиками, осторожно, как тень, выскользнул из своего укрытия.

Он полз по горе, пытаясь спуститься пониже, и старался вжаться в эти камни, раствориться в них, стать с горами единым целым, ни малейшей неточностью движений не привлечь внимания веселившихся внизу, в долине, "духов".

Он не спускал с них глаз и видел, что те уже начали свою страшную игру: гогоча и что-то гортанно выкрикивая, они вяло, как будто разминаясь и не спеша торопить события, по очереди наносили удары по привязанному к дереву офицеру.

Ногой в пах, кулаком в солнечное сплетение, прикладом по лицу…

Пограничник, вскрикивая после каждого удара, непрерывно просил переводчика:

– Слышь, скажи ему, что я ничего не знаю!.. Я сказал все!.. Скажи ему, что я не вру!.. Скажи, я прошу тебя!..

Аркан подполз к ним уже метров на пятьдесят и теперь хорошо слышал, что кричал, оправдываясь и прося пощады, привязанный к дереву офицер.

Его никто не слушал. Переводчик лишь однажды попробовал обратиться к своему командиру, но был тут же остановлен одним властным жестом "черного" и замолчал. Наверное, объяснения шурави теперь не интересовали главаря банды: он чувствовал, что ничего нового русский офицер пока не скажет – слишком мало и несерьезно пока что было оказанное на него воздействие.

"Черный" сидел все там же, не меняя позы, все с тем же безразличным видом.

Аркан попытался оценить ситуацию.

Бросаться в омут вниз головой…

Конечно, он знал, что бой ему придется принять, и знал, что шансов у него не слишком много.

Он, безусловно, боялся. Боялся, что этот день станет для него последним. Боялся боли от пули, входящей в тело. Боялся, что никогда не вернется в Москву, к родителям, к нормальной жизни.

А как же без этого! Никогда не верьте тем, кто утверждает, будто не боится в последнюю минуту перед боем!

Но усталость, навалившаяся после изнуряющего горного перехода с полной выкладкой, боль от потери друзей – совсем молодых еще ребят, непреодолимые голод и жажда – все это погружало Аркана в какое-то странное оцепенение. Не физическое, нет, – сил у него хватило бы еще надолго.

Но вот психологически он словно омертвел. Сейчас ему было по большому счету все равно, погибнет он или останется жить, будет распят на дереве рядом с этим офицером или освободит его.

Мозг Аркана работал теперь так, словно принадлежал не его телу. У тела остались эмоции и чувства. У мозга же появилась цель – уничтожить врага, спасти своего. Для выполнения этой задачи нужно было рассчитать все так, чтобы на протяжении пяти секунд после первого выстрела, пока "духи" будут приходить в себя, успеть сделать как можно больше и не просчитывать уже в бою возможные варианты действий.

Аркан еще раз пересчитал "духов".

"Черный" чуть поодаль – раз, переводчик рядом с ним – два. Эти двое были спокойны и не возбуждены. Их автоматы висели за спиной, и по крайней мере несколько секунд им понадобится для того, чтобы привести оружие к бою.

Семеро "духов" сейчас веселились возле офицера. Многие из них держали в руках автоматы, тыкая время от времени пограничника стволами и прикладами.

Это не понравилось Аркану. Не понравилось ему и то, что эти семеро находились слишком близко от погранца – нельзя было кинуть в эту группу гранату, а в перестрелке шальная пуля запросто могла попасть в пленника: веревки, крепко прикрутившие его к дереву, не позволяли укрыться от пуль, залечь.

"Девять против меня одного – расклад просто забойный! – невесело усмехнулся Аркан. – Шансы мои в самом лучшем случае равны лишь двенадцати процентам из ста".

Он удивился тому, насколько быстро сумел подсчитать этот процент, – наверное, его мозг работал с удвоенной быстротой и энергией. А в следующее мгновение Аркан уже знал, как будет действовать.

Смущало его только одно – "черный" с переводчиком сидели тоже слишком близко к офицеру. Осколками разорвавшейся возле них гранаты могло задеть и пограничника.

Впрочем, иных вариантов у Аркана не было.

Оставалось надеяться только на то, что в конце радиуса разлета осколки не смогут причинить пленнику "духов" сколько-нибудь серьезного вреда.

В этот день время для Аркана оказалось спрессованным в один ком. Казалось, всего пару секунд назад он рассовывал вытащенные гранаты назад по карманам, а теперь их снова приходилось извлекать на свет Божий. Выдернув чеку из первой, он сильно швырнул ее в сторону "черного", тут же отправив для верности следом и второй "подарочек".

Плюхнувшись на живот за ближайший камень и одновременно вскинув автомат к плечу, Аркан увидел, что гранаты разорвались как раз в том месте, где сидел командир таджиков вместе со своим переводчиком.

"Духов" ошеломили неожиданные взрывы у них за спиной. Они не успели заметить, откуда пришла угроза. Потеря командира подействовала на них подавляюще. Несколько мгновений они стояли в оцепенении, глядя туда, где только что сидел их главарь, а теперь медленно оседала взметнувшаяся в небо пыль. Один из них даже не сразу почувствовал, что ранен, – лишь через некоторое время он упал на колени, схватившись за живот и выронив автомат, и завыл диким голосом.

"Духи" недоуменно оглянулись на этого своего раненого. Кто-то из них бросился туда, где только что грохнули взрывы. Этих нескольких мгновений хватило Аркану для того, чтобы четким, отработанным движением прижаться щекой к прикладу, взяв на прицел фигурки врагов, и открыть шквальный, беспощадный огонь.

Первой же короткой очередью он уложил наиболее опасного противника – высокого и быстрого в движениях "духа". Аркан его заметил сразу – еще не успел громыхнуть взрыв второй гранаты, а высокий таджик уже вскинул автомат и с яростью, пятясь назад, сверлил взглядом горы, выискивая нападавших. Именно его нужно было нейтрализовать в первую очередь.

Следующими стали сразу трое "духов", сваленных одной длинной очередью. Тут же, без промедления, последовала такая же длинная очередь в того басмача, который кинулся к месту гибели "черного".

Таджик с разбегу ткнулся в песок и больше уже не двигался. Только тогда Аркан, на ходу переворачивая спаренный магазин, перекатился из-за камня на пару метров в сторону, не давая возможности оставшимся в живых моджахедам пристреляться к месту своего укрытия.

Прошло всего три, максимум пять секунд, а ситуация изменилась кардинально. Шансы Аркана существенно выросли – теперь за него можно было давать один к двум. С другой стороны, теперь на его стороне уже не было главного помощника – фактора внезапности.

Со стороны "духов" сейчас вяло и нерешительно огрызались лишь два автомата. Укрывшись за невысоким бугорком, Аркан думал, что делать дальше.

Он понимал: "духи", придя в себя и сообразив, что он здесь один, попытаются зайти с двух сторон и с легкостью "раскатать" его. Один из оставшихся в живых моджахедов весьма удачно укрылся за саксаулом, к которому был привязан офицер. Таджик знал, что в результате стал недосягаем для автомата спецназовца, а потому вряд ли мог решиться покинуть столь надежное живое прикрытие.

Осторожно высовываясь из-за камня, сержант заметил, что второй "дух", пытавшийся осуществить какой-то обходной маневр, был человеком в летах – не особенно быстрым и подвижным. Во время его перебежек от одного укрытия к другому Аркан легко мог взять его на прицел.

Тем временем таджик, укрывшийся за пограничником, наглел все больше, – пользуясь своей безнаказанностью, он все точнее пристреливался к тому бугорку, за которым схоронился Аркан.

Пули, посвистывая, чиркали уже над самой головой парня, и оставаться на месте, дожидаясь, пока совсем близко подойдет второй "дух", смысла не было никакого.

Аркан в отчаянии огляделся.

Ничего похожего на более надежное укрытие вокруг не было. Наверное, единственным его шансом оставался тот самый камень, прячась за которым он и начал бой.

Сжавшись в комок. Аркан ждал.

Как только автомат, бивший по его бугорку, замолчал (видимо, стрелок менял магазин), Аркан решился и, как пружина, одним прыжком перелетел за спасительный камень.

Наверное, ему просто повезло – пожилой таджик как раз совершал одну из своих неуклюжих перебежек, а "дух", спрятавшийся за пограничником, не успел перезарядить оружие.

Еще в прыжке Аркан открыл неприцельный огонь по противнику и добил пожилого таджика уже из-за камня.

В следующее мгновение он, как сурок, юркнул за камень, даже не пытаясь высовываться под градом обрушившихся на его укрытие пуль.

Теперь их осталось только двое – он и спрятавшийся за пограничником "дух".

Противник пристрелялся к камню, высунуться Аркан не мог, и потому положение складывалось просто патовое.

Что следовало делать дальше? Ждать, пока у "духа" не закончатся патроны? Но сколько придется ждать? К тому же моджахед, на мгновение выскочив из своего укрытия, мог выхватить запасной магазин у кого-нибудь из своих мертвых товарищей, лежавших всего-то в метре-двух от него.

Аркан, лежа пластом за своим камнем и пытаясь контролировать действия "духа", напряженно размышлял.

Если эта группа являлась лишь головным отрядом большой банды, тогда дело его было швах – уже пять минут как к месту боя, услышав звуки стрельбы, на всех парах мчится его неминуемая смерть.

Нет, лежать и ждать чего-то не стоило.

Ему обязательно нужно было действовать, и действовать быстро и неординарно.

И решение к нему пришло – столь же оригинальное, сколь и рискованное.

Захватив двумя пальцами специальный десантный нож "Оса" таким образом, чтобы он прятался за тыльной стороной ладони, Аркан отбросил в сторону автомат – так, чтобы это хорошо видел засевший в пятидесяти метрах от него таджик, и медленно-медленно поднялся из-за камня с поднятыми вверх руками.

Это был, конечно, самый страшный момент в его жизни. От него в этот момент уже ничего не зависело.

Аркан был так напряжен, что слышал стук крови в собственных висках. Ему казалось, будто из-за этого стука от не сможет даже услышать очередь из автомата "духа" – не услышит, с каким звуком вылетит из ствола пуля, несущая ему смерть.

Он ждал выстрела.

Но…

"Дух" не стрелял.

И Аркан сказал:

– Сдаюсь! Слышь, не стреляй! Сдаюсь!

"Дух" молчал, недоверчиво посматривая из-под сурово насупленных бровей на русского солдата, который только что уложил стольких его собратьев.

Как же так – этот дьявол, который в одиночку перебил столько народа, вдруг сдается, да еще тогда, когда из девяти врагов в строю остался только один!

Таджику было трудно поверить в такое.

Он покосился на трупы своих товарищей, и ненависть к неверному снова наполнила его сердце.

Наверное, Аркан почувствовал, что противник вот-вот нажмет на курок, и снова заговорил – заговорил спокойно, негромко, будто успокаивая "духа":

– Смотри, я без оружия. Не стреляй. Я сдаюсь.

Я хочу в Афганистан.

Таджик вздрогнул.

Он не понимал, что говорит этот шурави, но сомнения в том, что он сдается, не было. Он ведь сам видел, как выбросил русский в сторону свой автомат. Он ведь своими глазами видел, что в руках у русского солдата ничего нет! Да и если к ним сегодня сам пришел русский офицер и тоже сдался, то почему бы не сдаться и этому странному солдату? А сколько можно на нем заработать, если удастся переправить его домой!

Таджик напряженно размышлял, не покидая своего живого укрытия. В нем сейчас боролись два противоречивых чувства – с одной стороны, перед ним был враг, желание убить которого еще не пропало, с другой – этот парень сдавался сам, и на нем можно было заработать. На загорелом и глуповатом лице моджахеда мысли читались столь просто и явственно, что привязанный к дереву Терентьев не выдержал.

– Сдается он, не видишь, что ли? – с усмешкой произнес офицер.

Он не мог не порадоваться тому, что парень спас его от неминуемых пыток. Но имелась и еще одна положительная сторона во всем этом деле – как только начался бой и кто-то метко бросил гранату в Карай-хана, Терентьев решил, что военного трибунала ему не избежать. Он был уверен, что если группа, напавшая на моджахедов, захватит его живым, то на милосердие ему рассчитывать не стоит.

Он предполагал, что кто-то из спецназовцев, помогавших разблокировать "Красную", шел по его следу, а улик против капитана за это время можно было собрать предостаточно.

Теперь же оказывалось, что трибунал временно отменяется и про пытки пока что тоже можно забыть.

Голос привязанного к дереву офицера подействовал на "духа" успокоительно. Моджахед вышел наконец из-за дерева и сделал шаг вперед. Автомат в его руках черной дырочкой горячего еще ствола все так же напряженно смотрел Аркану прямо в сердце.

Сержант тоже сделал шаг вперед и остановился.

Он вдруг понял, что каждый шаг навстречу этому придурковатому моджахеду будет даваться ему с огромным трудом.

Каждый шаг – это увеличение вероятности того, что "дух" не промахнется с первого же выстрела.

Каждый шаг – это приближение к развязке. А для кого развязка окажется более счастливой? Чей Бог сейчас благосклонно поглядывает с небес на своих сыновей – их мусульманский Аллах или наш?

Но стоять было нельзя.

Нужно было идти.

И Аркан, с трудом передвигая ноги и не опуская рук, пошел навстречу неизвестности…

* * *

До "духа" оставалось всего метра два, когда Аркан снова остановился.

Что произошло в следующие несколько мгновений – навсегда осталось для него тайной.

Может быть, Аркан, остановившись перед моджахедом, сделал какое-то резковатое движение.

Может, у самого "духа" сдали нервы. Возможно, психанул привязанный к дереву пограничник.

Как бы то ни было, все трое действовали практически одновременно.

Палец таджика нажал на спусковой крючок автомата.

Нога привязанного офицера резко взлетела вверх и ударила по стволу автомата моджахеда.

Рука Аркана метнулась вперед, как катапульта, послав "Осу" в грудь противнику.

Всего лишь миг!

И все кончено…