"Слепой против маньяка" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей)

Глава 7

Анна Ивановна Мамонова с хозяйственной сумкой в руках неторопливо спустилась с пятого этажа во двор. Она осмотрелась. Ее дочерей нигде не было видно.

«Куда же они запропастились, непоседы? Я же просила подождать меня».

Она обошла дом. В песочнице два мальчика занимались абсолютно не мальчишечьими делами. Они лепили из влажного песка куличи и предлагали друг другу.

– Вы не видели Дашу с Наташей? – спросила Анна Ивановна у ребятишек. Те пожали плечами.

– Не видели мы ваших Даш и Наташ, – сказал меньший карапуз и вновь принялся самозабвенно накладывать песок в формочки. В его голосе слышалась явная ненависть ко всем девчонкам.

«Вот пострелы», – подумала Анна Ивановна и торопливо направилась в соседний двор.

Но и там девочек не было видно. Она вышла на проспект.

«Может быть, они стоят у какого-нибудь киоска, разглядывают сладости?»

– подумала женщина.

У киоска было полно ребятни, но дочек там не оказалось.

Все глаза проглядела Анна Ивановна, пытаясь увидеть две пестрые курточки и белые кроссовки.

«Где же они? Где же? – уже занервничала женщина, направляясь к дому. – Может, они уже вернулись во двор? – тешила себя надеждой Анна Ивановна, но во дворе девочек не было. – Надо пойти наверх. Может, они поднялись домой, а я с ними разминулась?»

Каблучки застучали по лестнице.

– Даша! Наташа! – негромко позвала женщина, зная, что у девочек ключа от квартиры нет и, скорее всего, они будут стоять на площадке.

Гулкое подъездное эхо повторило ее голос.

Григорий Синеглазов услышал, как женщина зовет дочерей, и погрозил кулаком перепуганным девочкам.

– Если только пискнете, конец вам! – прошипел он, скрежетнув зубами.

Девочки испуганно втянули головы в плечи и застыли, прижавшись к стене.

– Что, я зря кормил вас конфетами? Молчите! Мы сейчас подшутим над вашей мамочкой.

– Не надо, не надо, – попросила Наташа, – отпустите нас, дядя, мы никому не расскажем, что были у вас.

– Вначале я вам кое-что должен показать.

– Мы ничего не хотим! – запротестовали дети. Но Синеглазов уже расстегнул брючный ремень и спустил штаны.

– Смотрите вот сюда, вот сюда, – он указал пальцем на свой вяло висящий член.

Девочки испугались. От ужаса они не могли ни кричать, ни разговаривать.

По их щекам текли слезы, глаза округлились. Именно этого Синеглазову и хотелось. Он любил, когда глаза его жертв наполнены страхом и слезами. Ему доставляло удивительное наслаждение видеть насмерть перепуганные жертвы, слышать их мольбы о пощаде. Это еще больше заводило его.

– А ну-ка, раздевайтесь! – приказал он девочкам. Те дрожащими пальцами принялись расстегивать молнии своих курточек, все еще не понимая, что же с ними собрался сделать этот ужасный человек, этот страшный мужчина.

На площадке второго этажа из-под ног Анны Ивановны Мамоновой метнулся черный кот.

– Фу, напасть какая! – перекрестилась женщина и – сплюнула трижды через левое плечо. Затем нащупала пуговицу на блузке и, расстегнув ее, стала подниматься, приговаривая:

– Хлеб вырастет на повороте.

Она прошла мимо двери Григория Синеглазова, даже не подозревая о том, что сейчас там две ее дочери дрожат от страха. А их в этот момент разделяла всего лишь тонкая кирпичная стена. Анна Ивановна злилась на дочек, уже готовясь гневно распекать их за то, что они без спроса отлучились. Но тут же спохватилась:

– Нет, если они найдутся, то я и слова им не скажу, лишь бы все было хорошо.

Она уже бегом бежала по лестнице.

«Может, все-таки они взяли ключ? Ведь запасной комплект всегда висит возле двери на гвоздике».

Женщина остановилась возле своей квартиры, открыла дверь и вошла.

Квартира встретила ее тишиной и, хотя комплект ключей и висел на прежнем месте, Анна Ивановна все равно прошлась по комнате, в душе надеясь, что дочери решили подшутить над ней и где-нибудь спрятались. Она даже открыла платяной шкаф и раздвинула одежду. Но никого, естественно, там не оказалось. Затем она вышла на балкон и громко крикнула:

– Даша! Наташа! Девочки, где вы?

Один из малышей, сидевших в песочнице, поднял голову и посмотрел вверх, а затем развел руки в стороны, показывая, что не видел девочек.

Анна Ивановна надеялась, что произошло какое-то недоразумение, девочки забежали к кому-нибудь из подружек и просто забыли о том, что время имеет странное свойство двигаться только вперед. Она принялась лихорадочно листать записную книжку, лежащую на телефонном столике, отыскивая номера дочкиных подруг. За десять минут она успела обзвонить их всех и старалась только, чтобы ее голос звучал не очень взволнованно.

– Нет, не были…

– Не заходили…

– Не знаем…

– Передайте им привет, – только и слышалось из трубки.

– Скажите, что сегодня будет физкультура и пусть они не забудут взять с собой шапочки, потому что мы пойдем в бассейн, – радостно сообщила одна из одноклассниц Даши и Наташи.

Анна Ивановна взглянула на ранцы дочерей. Они были уже сложены. А рядом с ранцами стояли два полиэтиленовых пакета с купальными принадлежностями.

«Но все же, где они могут быть?»

Женщина понимала, что если она будет бегать, то встретиться с дочками шансов куда меньше, нежели оставаясь на месте. Но сидеть в пустой квартире она не могла. Нужно было что-то предпринимать.

И тут Анна Ивановна вспомнила о том, что проходя мимо соседнего дома, видела на лавочке старушку с внучкой. Она не знала ни имени-отчества старушки, не знала, как зовут девочку, но вполне могла предположить, что эта бабушка и днюет и ночует возле своего подъезда. А значит, она знает всех детей в лицо.

«Если девочки проходили мимо нее, то она должна вспомнить. На них нельзя не обратить внимания, они ведь близняшки».

Женщина заспешила. Она даже чуть не забыла ключи и еле успела придержать закрывающуюся под сквозняком дверь.

Наконец, ключи оказались в руке, и Анна Ивановна, бросив хозяйственную сумку дома, заспешила на улицу. Как она и предполагала, бабушка с внучкой лет десяти сидели на лавочке возле своего подъезда. Девочке явно было скучно, но бабушка не разрешала ей далеко отлучаться, то и дело покрикивая:

– Катя, куда ты пошла?

И девочка, вместо того, чтобы возразить, послушно возвращалась на место. Анна Ивановна сдержала дрожь в голосе и как могла спокойнее спросила у старушки:

– Извините, вы тут случайно не видели двух девочек-близнецов?

Старушка повернулась к Анне Ивановне, блеснув толстыми стеклами очков.

– Даши и Наташи? – уточнила она.

– Вы даже знаете, как их зовут?

– Да их все знают. Они такие хорошенькие и такие приметные! Ведь больше близнецов в нашем дворе нет… – старушка была настроена на долгий разговор.

– Извините, я никак не могу их найти. Так вы видели их или нет?

– Сегодня не видела, – пожала худенькими плечами старушка. – А вот вчера вечером видела. Они еще помогли мне занести сумку наверх, а то Кати не было рядом. Вот видишь, – обратилась она к внучке, – чужие девочки мне помогают, а ты не хочешь и в магазин сходить… – но тут же спохватилась:

–Тебя одну я больше пускать не буду.

Девочка обиженно поджала губы и умоляюще посмотрела на Анну Ивановну, словно прося ее уйти, ведь бабушка сейчас начнет жаловаться незнакомой женщине на свою внучку.

– Вот потерялись где-то, – растерянно пробормотала Анна Ивановна, – и никак не могу их найти.

– Сейчас время такое, – покачала головой старушка, – что и не стоит детей отпускать одних.

– Да я их и не отпускала. Обещали поиграть во дворе, пока я соберусь в магазин. Даже пару раз выглянула в окно, но их так и не увидела. Подумала, где-нибудь под домом гуляют или на другую сторону забежали.

– Да-да, – старушка пожевала губами, – дети такие непослушные! Вот и с моей Катей недавно случилось…

– Что? – насторожилась Анна Ивановна.

– А ты расскажи, расскажи, – бабушка взяла свою внучку за руку и строго посмотрела на нее.

Девочка, судя по всему, уже не в первый раз рассказывала свою историю и поэтому начала заученно так, как рассказывают урок в школе:

– В прошлый понедельник я вышла из школы…

– А она учится, – встряла старушка, – во французской школе, ездит за три квартала. Раньше кто-нибудь – или мать, или отец – провожал ее, а теперь решили, раз девочка пошла в четвертый классquot; должна быть самостоятельной.

Катя часто заморгала, недовольная тем, что бабушка ее перебивает.

– Ну ладно, рассказывай, молчу.

– Вышла я, встала на остановке. Села в автобус. И вдруг вижу стоит там какой-то дядя. А народу набилось! Чувствую, он ко мне сзади прижался. А потом, когда я вышла, и он за мной вышел, хотя на нашей остановке почти никто не выходит. Иду и оборачиваюсь, а он идет за мной. Я специально стала помедленнее идти, и он приостановился, закурил. Я что-то плохое почувствовала, как-то странно он на меня смотрел…

Анна Ивановна слушала, и сердце у нее сжималось от недоброго предчувствия.

– А папы с мамой дома не было, только одна бабушка. Я боялась во двор заходить, но потом наконец решилась. Прошла мимо своего подъезда, и он за мной пошел. Обошли мы дом три раза. И наконец я подумала: а может это мне кажется?

– А ты бы бежала, – посоветовала Анна Ивановна так, словно бы сама присутствовала при этом преследовании и могла помочь девочке своим советом.

– А я боялась смешной показаться. Может, у него какие-то дела были, может, ему что-то надо было, спросить хотел…

– Да, спросить он хотел, – язвительно сказала старушка. – Знаем мы таких, хотят они…

– Зашла я в подъезд, стою возле лифта, и он возле меня остановился. А мне мама и папа всегда говорили:

«Не садись в лифт с незнакомыми мужчинами!» Тогда я по лестнице пошла, и он за мной…

Тут старушка вновь вмешалась в разговор:

– В вашем доме, Анна Ивановна, хорошо, у вас квартиры сразу на площадку выходят и лифта нет. А у нас блоки по несколько квартир, а перед ними двери.

Даже никому и не позвонишь, если надо. Закричишь – никто и не услышит. А она, глупая, – старушка уже явно перехватила инициативу в свои руки, – побоялась звонить в нашу дверь, не знала, я дома или нет, и поднялась повыше на один этаж, а он последний. А этот гад остановился на площадке и ждет. Слава Богу, соседи были дома. Катя позвонила, они вышли и спустились вместе с ней.

– А тот мужчина – что он? – со страхом в голосе спросила Анна Ивановна;

– А он начал им врать напропалую, говорил, что ищет какую-то девочку, дочку своих знакомых, которая как две капли похожа на нашу Катю. А такой девочки, я точно знаю, ни в нашем, ни в соседнем дворе нет.

И тут Анна Ивановна сообразила, что только зря теряет время, что, возможно, ее дочери уже вернулись домой, а она, пока слушала болтовню старушки, даже не обернулась и не заметила это. Но уходить сразу было неприлично.

– Если вы увидите моих девочек, то скажите, что я жду их дома.

– Хорошо, – согласилась старушка, – только в другой раз не отпускайте их одних. А то я уверена – это маньяк был. Газеты пока молчат, но у меня племянник в милиции работает, так он рассказывал – жуть что делается! Сколько уже случаев по Москве, что девочки исчезают. И началось все это полгода тому назад.

Анна Ивановна, проклиная себя за то, что так долго болтала со старухой и слушала ее историю, вернулась домой. Девочек не было. Женщина не находила себе места, ее сердце сжималось, кровь отхлынула от лица. Губы начали дрожать, глаза наполнились слезами. Она так любила дочек, что даже иногда стеснялась своей любви.

«Ну, где же они? Где же они?» Время неумолимо приближалось к тому часу, когда девочкам надо идти в школу. Анна Ивановна взяла их ранцы, взяла пакеты с купальными принадлежностями и спустилась во двор. Странное дело, но проходя мимо двери, обитой коричневым дерматином, ее сердце дрогнуло. Ей внезапно захотелось подойти и позвонить. Она знала, что в этой квартире живет одинокий мужчина, всегда вежливо с ней раскланивающийся. Этот мужчина был чем-то симпатичен Анне Ивановне, несмотря на некоторую холодность во взгляде. За все время, сколько мужчина живет в их доме, она ни разу не видела его пьяным, ни разу не видела, чтобы он приводил к себе женщин. Время от времени, проходя через площадку третьего этажа, она слышала негромкую приятную музыку за дверью его квартиры. Вот и сейчас там звучала музыка.

Анна Ивановна спустилась во двор, огляделась. Нигде девочек не было.

quot;Может, они зашли в гастроном? – подумала женщина, но тут же спохватилась:

– Нет, что им там делать, у них же нет с собой денег. Куда еще они могли пойти?quot; Сердце странно холодело, и Анне Ивановне казалось, что она может потерять сознание, упасть прямо здесь, у подъезда. Она села на лавочку и как-то по-бабьи расплакалась, закрывая лицо руками. Ранцы и пакеты лежали рядом с ней.

Но вдруг она сообразила: дети могли пойти к кафе, которое недавно открылось на углу квартала, и там встретить кого-нибудь из знакомых.

Заговорились, напрочь забыв о том, что надо идти в школу.

И Анна Ивановна, вытерев платочком глаза, быстро побежала к кафе. Она спешила, как заклинание, шептала имена дочерей, словно ее слова могли спасти девочек.

Но спасти Дашу и Наташу сейчас уже ничто не могло. Они находились в руках кровавого маньяка Григория Синеглазова.

Тот раздел девочек, загнал в ванную и заставил мыться. Девочки молчали, парализованные ужасом. Они смотрели друг на дружку, из их глаз текли крупные слезы. А Синеглазов, стоя на кафельном полу ванной, линковал. Он потирал влажные от возбуждения ладони. Еще никогда ему не попадались столь послушные жертвы.

А до чего же они были хорошенькие, хрупкие, маленькие! Их кожа была как шелк.

– Я сейчас вас намылю, – сказал Синеглазов и, взяв большую бутылку с шампунем, принялся лить зеленую жидкость прямо на головы девочек.

– Глаза! Глаза! – вдруг вскрикнула Даша и принялась кулачками тереть глаза, залитые пеной. Сестренка тоже расплакалась.

– А ну, сядьте в ванну!

Девочки покорно сели. А он, наклонясь, закрыл водосток и включил воду, до отказа повернув оба крана. Девочки сидели, вода быстро прибывала. И тут Синеглазов решил сделать то, что он еще никогда не делал. Он подумал, что это принесет ему новое, еще не испытанное наслаждение. Когда ванна почти до краев наполнилась водой, он взял Дашу за плечи и медленно опустил под воду. Он слышал, как трепещет, бьется, судорожно царапает его руки ногтями маленькая девочка, пытаясь вырваться. Он истерично хохотал, прижимая ее худенькое тельце к дну ванны.

Наконец, еще несколько раз конвульсивно дернувшись, Даша затихла.

Синеглазов вожделенно облизал пересохшие губы, провел мокрыми ладонями по лицу.

Наташа смотрела на мертвую сестренку. От страха она уже не могла даже плакать. Ее лицо кривилось, и казалось, она вот-вот лишится чувств.

– А теперь ты!

Синеглазов переступил через край ванны и встал перед девочкой.

– Возьми в рот! – он принялся водить своим членом по лицу девочки.

Та что-то бормотала, отворачиваясь. Но Синеглазов сжал ее лицо так сильно, что рот девочки открылся, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.

– Ну же! Ну же! – приказывал он, сладострастно вздыхая.

Через двадцать минут он привязал Наташу к змеевику.

Она была без сознания. Вода медленно уходила из ванны. На дне лежала бездыханная Даша. Синеглазов дрожал от возбуждения. Он принес фотоаппарат и начал снимать. На какое-то мгновение, может быть, от ярких вспышек, Наташа пришла в себя, но тут же снова лишилась чувств.

– Ах, проказница, – сказал Синеглазов и, аккуратно прикрыв объектив, облил девочку ледяной водой, желая, чтобы как можно скорее она пришла в себя.

Это ему удалось. И он стал мучить Наташу. Он глумился над ней так, как позволяла его фантазия. Затем ударил ее по голове и, бросив, занялся мертвой сестрой. Кричать Наташа не могла. Она висела, привязанная к трубе, по ее лицу текла густая теплая кровь.

Синеглазов, оставив утопленную, принялся своим шершавым языком слизывать кровь с лица Наташи.

– Какая ты сладкая! – шептал он ей в ухо. Девочка ничего не отвечала.

Она еще была жива, но жизнь постепенно покидала ее, по капле, вместе с кровью, вытекая из тела.

Затем Синеглазов вновь фотографировал, время от времени поглядывая на свой возбужденный член. А затем, когда обе девочки уже были мертвы, он обессилев от пережитого возбуждения, залез в ванну, лег на их тела и пустил теплую воду. Он лежал на трупах девочек, постанывая и покусывая губы.

– Вот это да! Вот это здорово! – говорил он сам себе. – Такого у меня еще никогда не было. Две – и такие хорошие, такие тихие. А главное – одинаковые.

После ванны и контрастного душа, он принес свой неизменный чемодан с хирургическими инструментами. Потрескивали связки, рассекаемые скальпелем, кожа расползалась, тела истекали остатками крови. Через полчаса в прихожей уже был расстелен целлофан, и Григорий Синеглазов занялся своим привычным делом.

Он тщательно, как продавец в мясном магазине, раскладывал куски человеческого мяса, отдельно связывал руки, отдельно ноги. А вот для каждой головы он сделал свой пакет, и это принесло ему радость.

– Пусть говорят, что я зверь, пусть думают, что я нелюдь, но я вполне нормальный. И почему это я, Григорий Синеглазов, должен отказывать себе в удовольствиях? Каждый получает их так, как может. Одни пьют водку, кто-то колется, при этом ничем не рискуя. Я же рискую своей жизнью! И, наверное, это приносит мне наибольшее удовольствие.

Аккуратно завязывались бантики на бечевках, аккуратно составлялись пакет к пакету. Затем были вытащены из стенного шкафа две спортивные сумки. То, что еще недавно смеялось, плакало и молило о пощаде, было мертво. В ванной стоял странный сладковатый запах.

Синеглазов взял освежитель и обильно полил все вокруг себя.

– Да, я научился работать, – самодовольно пробормотал он, – нигде ни капли крови, – и втянул через ноздри запах «Лесной поляны», затем посмотрел на свои руки.

Единственное, что вызвало неудовольствие, – это глубокие царапины на запястьях.

– Стерва! – сказал он, вспоминая, как отчаянно царапалась девочка, когда он ее топил. – Настоящая стерва! Царапается, как кошка. Ну, конечно, за жизнь можно было и постоять.

Синеглазов взял дорогую туалетную воду и полил себе на запястья. Спирт, попав в раны, вызвал боль. Синеглазов поморщился и по-детски стал дуть на поцарапанные запястья.

Все было закончено. Синеглазов унес фотоаппарат, предварительно вытерев его сухой фланелевой салфеткой. Инструменты он тоже протер и собрал в чемоданчик. Квартира была чиста и прибрана. У двери в прихожей стояли две спортивные сумки. Впечатление было такое, что хозяин собрался куда-то уезжать.

Синеглазов снял с вешалки куртку и бросил ее на сумки. Вот сейчас окончательно стало похоже, что хозяин собирается куда-то ехать.

Зазвонил телефон. Синеглазов взял трубку.

– Алло, Наташу можно? Пригласите, пожалуйста, – послышался мягкий женский голос.

– Кого-кого? – вздрогнул Синеглазов, и его сердце зашлось от холодного ужаса.

– Наташу пригласите, вы что, плохо меня слышите? Я же знаю, что она у вас.

– Какую Наташу? Вы куда звоните?

– Я знаю, куда звоню. Пригласите мою дочь.

Нервы Синеглазов сдали, и он вдавил рычаги аппарата, чувствуя, что теряет сознание.

– Боже, неужели?.. – воскликнул Григорий, тяжело опускаясь на кожаный диван.

Он услышал, как скрипнули пружины, но ему показалось, что это хрустят и ломаются его кости в руках безжалостного палача. Холодный пот выступил на лице, обсыпав лоб крупными бусинами. Синеглазов почувствовал, как сделались липкими ладони, по позвоночнику побежали холодные струйки. Он еще раз взглянул на сумки, и его сердце вновь зашлось от леденящего душу ужаса.

– Наташа… Наташа… Как же они узнали, что она у меня? – лихорадочно соображал Синеглазов, не находя никакого разумного объяснения.

Ведь никто из жильцов подъезда не видел, как он стоял и разговаривал с девочками на лестнице не видел, как они вошли к нему. Боже, надо сумки куда-то спрятать!

Синеглазов схватил сумку, которая стояла ближе к нему, и, кряхтя и пошатываясь, поволок ее на балкон. Почему именно на балкон – Синеглазов не знал. Балкон в его квартире был завален всяческим хламом. Грудами лежали пустые бутылки, стояли большие пустые коробки. Вот именно в эти коробки Синеглазов и решил спрятать сумки, решив, что это самое надежное место и что никто не станет там рыться. Уж если у него у самого руки не дошли навести на балконе порядок, то навряд ли, увидев завалы, кто-нибудь другой туда сунется и станет их раскапывать.

Он вытащил большую картонную коробку из-под телевизора и бросил в нее одну из сумок. Набитая человеческим мясом, она тяжело упала. Синеглазову даже показалось, как в ней что-то захрустело.

«Как же?.. Как же они узнали? – неотвязно крутилась в голове одна мысль. Он кинулся с балкона в прихожую и судорожно схватил вторую тяжеленную сумку. – Кто им мог подсказать? Меня же никто не видел! Если меня найдут?.. Если схватят?.. Тогда – все!»

Только сейчас он понял, что ему не нужна слава, что самым ценным у него является жизнь, что ею он дорожит больше всего остального, что у него есть.

Телефон вновь зазвонил. Григорий Синеглазов несколько мгновений мешкал, пытаясь дрожащими пальцами расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Затем все же он поборол страх, снял трубку.

– Так вы позовете Наташу или нет? – уже более строгим и более взволнованным и нервным голосом выкрикнула женщина.

– Какую Наташу? – шепотом выдавил из себя мужчина.

– Хватит меня дурачить, Павел Николаевич! Мою Наташу, мою дочь!

– Здесь нет такой. И я не Павел Николаевич, я Григорий Синеглазов.

– Какой Григорий, Павел? Перестань меня дурачить! Позови Наташу! Я же знаю, что она у тебя.

– Женщина, да вы с ума сошли! – уже понимая, что произошла обыкновенная телефонная путаница, закричал Григорий, вплотную прижимая микрофон трубки к пересохшим губам.

– Ой, извините! – послышалось восклицание на другом конце провода. – А какой у вас номер?

– Не ваше дело! – рявкнул Синеглазов. – Если вы его набрали, значит, знаете.

– Извините, извините, пожалуйста, бывает… Я, наверное, набрала не ту цифру.

– Конечно, не ту! – уже ликуя и пританцовывая с трубкой в руках выкрикнул Синеглазов. – Набирайте тщательнее, мадам, и не пугайте честных и добропорядочных граждан.

– Извините, – еще раз произнес женский голос, а затем раздались гудки.

– Дура! – сказал Синеглазов, вытирая мокрое от холодного пота лицо. – Вот и все, теперь все в порядке.

Но хоть Григорий Синеглазов и понимал, что произошло недоразумение, его сердце было не на месте.

«А что, если действительно кто-нибудь слышал или видел, как я разговаривал с девочками на лестничной площадке? Не может же каждый раз так гладко мне сходить с рук все то, что творю? Да, от сумок надо избавиться, все это мясо надо куда-нибудь выбросить, и как можно скорее. Нет, не просто куда-нибудь: его надо тщательно упрятать, чтобы никто до нега не добрался».

В квартире царила густая тишина, такая густая, что Синеглазов слышал содрогание воздуха от ударов собственного сердца. Казалось, стены и оконные стекла пульсируют, выгибаются. Кончики пальцев холодели, и Синеглазов, как ни старался, успокоиться никак не мог.

– Дьявольщина! Наваждение!

Он вошел в ванную, пустил холодную воду. Струя с шумом ударилась о дно.

Григорий нагнулся и сунул голову под ледяную воду. Он фыркал, морщился и постепенно успокаивался. Студеная вода принесла облегчение. Синеглазов вытер мокрые волосы, затем тщательно причесался костяной расческой и взглянул на себя в зеркало. Под глазами были темные круги, а белки глаз покраснели. Губы непроизвольно кривились, щека подергивалась от нервного тика. Синеглазов понимал, что ни алкоголь, ничто другое не смогут снять это нервное перенапряжение. Только бы избавиться от останков девочек! Только бы куда-нибудь их деть и вычеркнуть из памяти, оставив воспоминания лишь о наслаждении!

Но было еще одно дело. Сегодня вечером по просьбе шефа он должен был отправиться в Питер. Да это была и не просьба, это было распоряжение, даже приказ. И отказаться от поездки Синеглазов не мог, понимая, какие большие деньги стоят за контрактом. Но прежде чем уехать в Питер, надо было во что бы то ни стало избавиться от сумок, вернее, от их содержимого. К сумкам Синеглазов уже привык и не хотел с ними расставаться. Да и выбросив сумки, можно было оставить улики, ведь многие из жильцов дома на проспекте Мира видели эти сумки, видели, как он их ставит в багажник автомобиля, соседка наверняка помнит, что он объяснял, что едет за город жарить шашлыки.

Кстати, дачи у Синеглазова никогда не было и иметь ее он не желал. Он испытывал ко всем дачникам какое-то брезгливое чувство. Он с презрением смотрел на руки своих знакомых и коллег-дачников, на их грязные ногти. У него вызывали непонимание титанические усилия людей, затраченные на то, чтобы вырастить пару мешков картошки или ведро морковки. Все это проще купить на рынке или в овощном магазине. Григорий Синеглазое удивлялся, откуда у людей такая тяга к глупому занятию – ковырянию в земле.

Единственное, что ему действительно нравилось – иногда закапывать останки своих жертв. Вот это ему приносило удовольствие и одновременно облегчение, словно какая-то часть его собственной жизни, его биографии, его личного времени скрывалась под землей, засыпанная шуршащим песком и черноземом. Но к захоронению останков Синеглазов прибегал в общем-то редко. Ведь для этого следовало выезжать за город, находить безлюдное место – какую-нибудь рощицу или опушку леса – и там лопатой с коротким черенком рыть могилу. Правда, Синеглазов никогда не называл яму, в которую он сбрасывал останки, могилой. Он относился к этому проще. Он наклонялся, вдавливал штык лопаты в землю, срезал дерн и вырывал глубокую траншею. А затем туда, оглядевшись по сторонам, сбрасывал пакеты. Утрамбовывал их ногами и на прежнее место, аккуратно, клал полоски дерна. И уже через несколько недель трава вновь пускала корни, но и через два часа это место найти было невозможно. Даже сам Григорий Синеглазов ни под какими пытками не смог бы показать, куда он закопал тот или иной мешок.

Правда, закапывать в землю Синеглазов бросил уже давно. Последний раз, когда он рыл землю, его напугало появление охотничьей собаки. И Синеглазов даже не стал закапывать мешок с останками – как он хорошо помнил – шестнадцатилетней Марины, которую он встретил возле профилактория, где тогда отдыхал. Девушка была бойкой, уже довольно опытной в вопросах секса. Денег она не требовала, и это Григория Синеглазова немного смутило. Она расспрашивала у него о том, имеет ли он квартиру в Москве, имеет ли машину. Синеглазов отвечал на вопросы, а сам смотрел на ее колени.

– Что, нравятся? – спросила Марина.

– Да, нравятся, – честно ответил Синеглазов. Тогда Марина кончиками пальцев подняла подол и без того короткой юбки.

– А это тебе нравится?

– Да, нравится, – вновь признался Синеглазов. Трусиков на ней не было.

– Тогда пойдем, – сказала девушка, показывая рукой на березовую рощу на берегу неширокой реки.

Они направились туда. Синеглазов помнил все в мельчайших подробностях.

Помнил, как шуршала трава под локтями, помнил голубые глаза Марины, полные леденящего душу ужаса. Она хотела вырваться. Но брючный ремень, именно тот знаменитый и любимый брючный ремень, сделал свое дело. Петля туго перетянула горло, розовый язык Марины вывалился изо рта, она захрипела и, скребя ногтями землю, вырывая с корнями траву, минуты через полторы затихла.

Синеглазов овладел уже мертвой девушкой, затем вернулся в профилакторий, взял возле сторожки лопату, прихватил с собой удочку. И вид у него был как у человека, собравшегося на рыбалку. Вот именно тогда, когда он уже наполовину выкопал яму, решив спрятать холодное тело Марины, и появился охотничий пес. И тогда Григорий Синеглазов утащил кусок ржавого рельса, на котором сторож профилактория обычно распрямлял гвозди. К этому куску рельса он привязал тело девушки, и уже после заката, когда погасли огни в окнах здания, оттащил его к реке и бросил в омут.

«Интересно, как она там сейчас? – подумал Синеглазов, стоя посреди большой комнаты. – Сегодня я должен буду уехать. Сумки оставлять в квартире опасно. Значит, необходимо от них избавиться. Но лучше это сделать не сейчас, а когда стемнеет. А сейчас нужно немного поспать».

Синеглазой свернулся калачиком на своем кожаном диване, пружины вновь скрипнули. Но на этот раз Синеглазову уже не показалось, что это хрустят его кости и рвутся связки выворачиваемых палачом суставов. Это был просто скрип пружин. Синеглазов по-детски подсунул ладонь под щеку, закрыл глаза, и сон тут же настиг его.

Он спал, а этажом выше, на балконе, скулила соседская такса Чита. Эта такса приносила Синеглазову много хлопот. Иногда ни с того ни с сего ночью она начинала выть, особенно если в его квартире был покойник. Но иногда Синеглазову даже нравилось это «музыкальное сопровождение» его кровавых пиршеств. К тому же, соседка с утра всегда просила у Григория Синеглазова извинение за свою глупую таксу. Синеглазов понимающе кивал в ответ, разводил руками, дескать – что поделаешь, глупое животное, но мы этих животных любим и готовы им все простить, все-таки они наши друзья и Божьи твари.

В то время, когда убийца и маньяк Григорий Синеглазов сладко спал, в одном из соседних кварталов, недалеко от рыбного магазина, на чердаке дома пировали два бомжа. Это были Сиротка и его приятель Чума. У них имелась бутыль вина, украденная Сироткой из универсама, кусок колбасы и полдюжины подгнивших бананов, найденных Чумой во дворе в мусорном контейнере. Чума, глядя на бутылку, дрожал так, как дрожит пес, почуявший дичь. Сиротка поглаживал ее, сжимал горлышко своими грязными заскорузлыми пальцами.

– Ну, скорее! Скорее открывай ее!

– Это я добыл, – похвалился Сиротка.

– Знаю, знаю, в долгу не останусь.

– Это я добыл. Правда, я рисковал жизнью.

– Да нет у тебя никакой жизни, открывай! Жизнь только начинается, – сказал отставной капитан и потянулся скрюченными пальцами к бутылке.

Но Сиротка ловко спрятал ее за спину.

– Отгадай, в какой руке, – сказал он, глядя в пустые глаза приятеля.

– В правой! – выкрикнул Чума.

Сиротка перехватил бутылку за спиной и, вытащив, показал правую ладонь.

– Ну, значит, в левой.

Сиротка показал и левую руку.

Тогда Чума бросился на него, откинул в сторону и схватил бутылку. Но тут же приступ кашля заставил его скорчиться и уткнуться в колени.

Сиротка спокойно открыл бутылку, поднес ко рту и, запрокинув голову, принялся пить.

Наконец, Чума подавил в себе приступ кашля.

– Ну, дай же глотнуть, дай.

– Ладно, на, – милостиво пробормотал Сиротка, облизывая губы, протянул бутылку приятелю.

Казалось, горлышко сейчас хрустнет, так сильно сжал его зубами Чума.

Буквально через несколько мгновений бутылка опустела. Чума заглянул в горлышко, словно надеясь, что не вся жидкость попала к нему в желудок. Но бутылка была пуста. Чума смог добыть еще несколько капель, затем аккуратно положил бутылку у ног, чтобы завтра ее можно было сдать.

– Ну, а теперь давай есть, – сказал Сиротка, вытаскивая из рваного кармана половину хот-дога, перепачканного губной помадой.

Григорий Синеглазов неподвижно сидел на своем кожаном диване, обхватив голову руками и массируя виски. Ему казалось, что вот-вот раздастся звонок или стук в дверь, и он услышит решительный и настойчивый голос: «Гражданин Синеглазов, откройте! Откройте немедленно! Милиция!» От этих мыслей все внутри Синеглазова холодело, ему хотелось броситься и убежать, скрыться, спрятаться так, чтобы ни одна собака не могла его найти, чтобы никто даже не знал о его существовании, не догадывался, где он и кто он.

Синеглазов вскочил и буквально заметался по квартире. Две спортивные сумки все еще лежали в ящике из-под телевизора.

– Первое, что надо сделать, так это избавиться от сумок. Это самое главное. Иначе изведусь весь, они давят на меня, я их ненавижу, – шептал Синеглазов, открывая балконную дверь и глядя на картонный ящик. – И надо же было мне вот так, средь бела дня… Я же давал себе зарок никогда не гадить возле дома.

Он хорошо знал, что даже волки не убивают жертвы возле логова, а вот он не выдержал, и две маленькие девочки нашли свою смерть в его квартире, нашли свою смерть в доме, где выросли и жили.

Синеглазов вновь вбежал в большую комнату и опустился на диван. Его трясло, он был не в силах придумать, как ему скорее избавиться от тяжелых спортивных сумок, набитых человеческим мясом.

Мать Даши и Наташи не находила себе места. Ей пришла в голову нереальная мысль:

«А может, девочки поехали к бабушке? Может быть, я чем-то их обидела, и они решили пожаловаться на свою маму?»

Бабушка жила в Мытищах, и девочки вместе с мамой бывали у нее довольно часто. Бабушка всегда угощала их чем-нибудь вкусным, специально к их приезду пекла пироги или делала замысловатые торты.

Даша и Наташа обожали бабушку, еще не старую, еще даже не на пенсии учительницу русского языка и литературы.

«Господи, неужели они поехали к ней? Так далеко, и совершенно одни?»

Женщина была уже без сил.

Когда выяснилось, что девочек у бабушки нет, мать Даши и Наташи побежала в милицию. Она сбивчиво объясняла молоденькому лейтенанту, что случилось. Тот выслушал ее, кое-что записал, а затем попросил составить заявление. И уже через час участковый был во дворе дома.

Синеглазов видел из окна, как участковый ходил и опрашивал жильцов.

Затем участковый поднялся наверх, в квартиру, где жили сестренки. Через час в дверь Григория Синеглазова позвонили. Но Григорий знал, кто это звонит, и не стал открывать. Ведь буквально за пять минут до этого участковый звонил его соседям…

Синеглазов выждал, и, когда над городом сгустились сумерки, он, надев куртку, с двумя сумками вышел к машине. Во дворе у третьего подъезда стояло несколько пожилых женщин, и Григорий слышал их разговор.

– Да-да, с пятого этажа, две девочки… Ну как же вы не знаете, две абсолютно одинаковые девочки, Даша и Наташа… Вышли еще до обеда. Мать сказала, чтобы они подождали ее на улице…

– А они что?

– Как это что? Куда-то ушли, а может… Но лучше об этом не думать.

– Господи, какие времена, какие нравы! Раньше было куда спокойнее.

– Будь они неладны, эти времена! Куда смотрят власти? Что делает милиция? Преступников – на каждом углу. Везде норовят обмануть, убить. Только и слышишь, что там или здесь кого-то убили, кого-то ограбили. А вот помните…

Синеглазов спрятал сумки в багажник, закрыл его и стоял у машины, будто кого-то ожидая, а сам внимательно слушал, о чем разговаривают женщины.

– А вот как-то недели полторы назад вон из того дома, – одна из женщин указала рукой, – из того вон подъезда все вынесли. И дело было средь бела дня.

– А почему я об этом ничего не знаю?

– Так ты же была на даче, картошку копала или помидоры закрывала… не помню.

– А, да-да, я целую неделю прожила на даче боялась, чтобы огород не обчистили.

– Так вот, приехал фургон с надписью «Мока». Красивый такой фургон, большой, – быстро тараторила пенсионерка, – и начали выносить мебель с четвертого этажа. Господи, чего там только не было! Два холодильника, три телевизора, стиральная машина, печка эта… как ее…

– Микроволновая? – вставила одна старушка.

– Да-да, вот такая, маленькая, – женщина показала руками примерный размер печи, – короче – все: ковры, посуду, какие-то магнитофоны, даже кресла.

Все вынесли, загрузили и увезли. А когда хозяин возвращался домой, его на лавочке, вот здесь, встретил сосед и говорит: «Петрович, ты переезжаешь из нашего дома?» «Окстись, Василий, – отвечает, – и не думаю, и не собираюсь. Я жил и живу в этом доме». – «Да ладно тебе, – говорит сосед, – как же ты не собираешься, если мебель вывозил сегодня днем?» – «Брось шутить», – замахал тот руками и вдруг как бешеный наверх побежал.

– Ну, и что там? – спросила одна из собеседниц, сверкнув очками.

– Как это что? Пустая квартира. И самое интересное, что все видели, даже я видела, как загружали фургон.

– А почему никто не позвал милицию?

– А зачем звать? Ты представляешь, это же было днем! Мы сидели во дворе, а здоровенные такие парни в красивых ярких комбинезонах носили мебель.

Мы еще с ними поговорили, они сказали, что хозяин приказал перевезти мебель на другую квартиру. Мы даже ему позавидовали, ведь он переезжал куда-то в Центр…

Синеглазов не стал дослушивать, о чем говорили женщины, сел в машину, запустил двигатель и выехал со двора. В зеркальце заднего вида он заметил, как из его подъезда вышел на крыльцо участковый и еще два милиционера. С ними был отец Даши и Наташи.

– Ку-ку, – вслух сказал Григорий Синеглазов, радостно гримасничая, – теперь вы меня не найдете. В доме нет никаких улик, разве что фотографии и пленка. Но она еще не проявлена, а фотографии в секретере. Думаю, их никто не станет искать. Если бы кто-нибудь видел, как девочки зашли ко мне, то меня бы уже взяли.

Синеглазов окончательно успокоился и неторопливо вел автомобиль.

Единственное, что его занимало, это то, что сегодня ночью нужно отправляться в командировку в Питер. Но и это было ему на руку.

Он около часа колесил по городу, выбирая место, где бы избавиться от своего груза. Одну сумку он опустошил в квартале, который ремонтировался. Здесь его никто не увидел. Он нашел люк, открыл его и сбросил туда содержимое самой тяжелой сумки. Головы и туловища в целлофановых пакетах с аккуратно завязанными на бантик бечевками, полетели вниз – туда, в быстро текущую зловонную воду.

Синеглазов закрыл люк. На душе стало легче. А вот от содержимого второй сумки он никак не мог избавиться. Везде были люди, везде кто-то мешал.

– Будьте вы все неладны! – чертыхался Григорий уже выезжая на проспект Мира.

И здесь он вспомнил двор, буквально в трех-пяти минутах ходьбы от своего дома, в котором стоят мусорные контейнеры.

– Вот именно туда и следует заехать. Я сейчас брошу туда свои пакеты, а завтра поутру контейнеры увезут.

Григорий вышел из машины, закинул на плечо ремень тяжелой сумки.

Когда на чердаке стало совсем темно, Чума сказал, обращаясь к приятелю:

– Сиротка, сходи, найди чего-нибудь поесть, чтобы завтра утром не вставать и не тянуться. Наверное, будет дождь.

Сиротка не хотел идти, но пришлось. Он поднялся со своего скрипучего матраса, застегнул единственную пуговицу на драном пальто и потопал вниз.

Уже выйдя из подъезда и продираясь сквозь кусты к мусорным контейнерам, он увидел мужчину с сумкой на плече. Сиротка остановился, спрятался за кустами.

Он решил, что подойдет к контейнерам только после того, как мужчина отвалит. Он отчетливо видел Григория Синеглазова, ведь он стоял метрах в двенадцати, а возле контейнеров горел фонарь. Он видел, как Григорий быстро расстегнул молнию и выгрузил в контейнер целлофановые пакеты, которые блестели, словно елочные игрушки.

«Наверное, что-то хорошее! – желудок бомжа заныл в предвкушении сытого ужина и завтрака. – А может, это даже удастся продать».

Сиротка еще не догадывался, что Синеглазов выбросил в контейнер. Он сам не знал, почему проследил взглядом за мужчиной. А тот, испуганно озираясь, почти отбежал от контейнеров, затем замедлил шаг и, пройдя еще метров двадцать, сел в машину.

«Странное дело», – подумал Сиротка. Григорий запустил двигатель и выехал со двора. Сиротка подбежал к мусорному контейнеру, быстро сунул туда руки и вытащил большой целлофановый пакет. Он торопливо развязал бечевку и развернул.

Его словно ударило током. Он увидел четыре детские руки.

Сиротка быстро завернул целлофан и, бросив сверток обратно в контейнер, пустился опрометью на чердак.

– Чума, Чума, послушай, там такое…

– Чего орешь? Принес что-нибудь?

– Да нет, ты слушай!

Сиротка не пошел вниз, он остался в подъезде. Он смотрел сквозь окно, как Чума подошел к контейнеру, достал пакет и развернул.

Григорий Синеглазов, ведя машину, почувствовал смутную тревогу.

– Нет, надо вернуться и перепрятать.

Он даже не знал, почему волнуется, но что-то показалось ему подозрительным.

И действительно, когда он вернулся, то увидел бомжа, который стоял у контейнера. Перед ним на земле лежал сверток.

«А вдруг он меня видел?» – мелькнула мысль в голове Григория.

Чума бросился к телефонным автоматам. Он от испуга забыл номер милиции.

Но, наконец, он прочитал его на блестящей пластинке, прикрепленной к автомату.

– Алло! Алло! Милиция? Тут такое… Быстро приезжайте! Руки!.. Руки!.. – кричал Чума в трубку.

Синеглазов подошел к нему сзади. Четыре телефонных автомата, из которых работал только один, находились в углу двора, возле беседки, в кустах, и из окон дома они не были видны. Григорий подошел и отчетливо услышал, как зачуханный бомж сбивчиво объясняет дежурному, что случилось.

Григорий вырвал трубку из рук Чумы и перекрутил провод вокруг его шеи.

Тот попытался вырваться, но Григорий Синеглазов, зверь в человеческом обличий, был силен.

Провод пережал горло, и на этом оборвалась жизнь отставного военного, сейчас человека «без определенного места жительства».

Сиротка, прижимаясь щекой к мутному стеклу, видел, как Синеглазов шел от телефонных автоматов. Конечно же, Сиротка не знал, кто это, он даже не помнил номер машины. Минут через десять Сиротка пошел к телефонам. То, что он увидел, его потрясло. Его приятель лежал на земле, широко раскинув руки.

«Надо рвать когти», – подумал Сиротка и побежал к подъезду.

Глaвa 8

Глеб Сиверов не любил в этом мире многое, но существовали определенные приоритеты. Он ненавидел ложь, ненавидел предательство, но больше всего он не любил неопределенность – то состояние, когда не знаешь, куда податься, что предпринять, а словно бы попадаешь в темную комнату, где, сколько ни всматривайся, не сумеешь разглядеть полоску света, обозначающую дверь или окно, темную комнату, в которой не существует выхода и вообще непонятно, как ты смог там оказаться. До последнего дня Глеб пребывал именно в такой темной комнате, имея возможность лишь смутно догадываться о том, что известно его противникам.

Но, наконец-то, карты оказались раскрытыми. Полковник Студинский сделал свой ход, предоставив такое же право Глебу Сиверову. Можно было бы отказаться от игры, но Глеб не зря относил себя к людям азартным. Задание, предложенное ему, требовало максимальной выкладки сил, напряженной работы разума. Он согласился бы, даже если бы Ирина Быстрицкая находилась в недосягаемости ФСБ.

Вот тут-то фээсбэшники и совершили ошибку. Предательство – так определил их поведение для себя Глеб Сиверов. Игра начиналась с нечестного хода, а значит, теперь и он был свободен от угрызений совести и мог ударом отвечать на удар. Полковник Студинский сообщил Глебу все, что знал сам, и даже немного присочинил, чтобы показаться более значительным.

Но все равно, данных о доме в Дровяном переулке явно недоставало. Глеб решил утомить полковника так, чтобы тот проклял день, когда с Глебом связался.

Сиверов не отпускал его от себя ни на минуту, прекрасно понимая, что в присутствии хозяина охрана расслабится и будет следить за Глебом не так тщательно. А утомление притупит внимание полковника.

Вот уже полдня они сидели в мастерской Сиверова. Шофер в машине дежурил возле подъезда, готовый выполнить любое распоряжение Глеба, продублированное полковником Студинским. Полковник уже так привык подчиняться этому немногословному человеку, что скажи он: «Пошлите машину за пивом в соседний бар», полковник не моргнув глазом продублировал бы и это приказание. Но Глеб был куда более изобретательным. Он потребовал от полковника предоставить ему подробные карты города разных годов, на которых можно было отыскать дом в Дровяном переулке. А затем из жилищно-эксплуатационной службы к нему привезли пухлый том синек, среди которых удалось разыскать план этого злополучного дома, когда его еще занимали коммунальные квартиры.

– Ну и идиоты! – бормотал Глеб, проглядывая тусклые синьки. – Такой особняк был, а что из него сделали! Настоящий клоповник!

– Да этого уже нет и в помине, – напоминал полковник Студинский, злясь, что Сиверов занимается какими-то глупостями вместо того, чтобы думать о деле.

Затем на стол легла пачка фотоснимков, запечатлевших все этапы строительства. Безымянному фотографу удалось оставить на фотобумаге для истории только стрелу крана и грузы, которые подавали на стройплощадку, все остальное закрывал на совесть сколоченный высокий забор. Глеб, глядя на фотоснимок, сделанный всего неделю назад, от руки перерисовал дом на снимок с изображением забора. Теперь стало ясно, куда уходили поддоны с кирпичом, куда подъемный кран заносил бадью с раствором и в какую точку отправлялась конусообразная емкость с бетоном высокой марки, приготовленном прямо в бетоносмесителе, установленном на «КамАЗе».

– Нет, не думаю… – сказал себе под нос Глеб.

– Что? – оживился полковник.

– Не думаю, чтобы они сделали в середине дома что-то наподобие огромного сейфа с железобетонными стенами и металлической дверью.

Такое и не могло прийти в голову полковнику Студинскому. Но он не стал показывать виду.

– Вполне возможно, – он наморщил лоб. – На их месте я поместил бы главного аналитика именно в сейф с автономной системой вентиляции и электропитания.

– Это имело бы смысл, – возразил ему Глеб, – если бы дом навсегда предназначался для аналитической службы. Но вся беда в том, что о таких учреждениях довольно часто становится известно противнику, и их приходится переносить в другое место. А так все здесь сделано, как я понимаю, наспех и с перспективой продать дом после его прямого использования какой-нибудь коммерческой фирме.

Глеб, скосившись, посмотрел на ворох бумаг, высившихся на подоконнике и на трех стульях, пододвинутых к шкафу так, что все пространство между спинками и дверцами заполнилось свертками чертежей, пухлыми домовыми книгами, пачками синек.

«Вот и все, – решил Глеб, – наконец, можно попросить то, что мне в самом деле важно».

И он не моргнув глазом обратился к полковнику:

– Мне необходимо иметь схемы силовых кабелей и кабелей связи на территории Москвы и области.

– Но это же целая библиотека! – хотел было возмутиться полковник Студинский, даже не подозревая, зачем Глебу подобная информация.

Конечно, Глеб Сиверов мог бы обойтись всего лишь одним листком, вырванным из тощего проекта с названием «Силовой кабель №1407», но не выдавать же свои планы! Глеб твердо усвоил рекомендацию английского писателя Честертона:

«Если хочешь спрятать дерево, то лучше делать это в лесу».

– Мы все-таки живем не в каменном веке, – улыбнулся Сиверов, – надеюсь, существуют и компьютерные схемы.

– А зачем они вам? – внезапно насторожился полковник.

– Я думаю, в этом доме существуют несколько параллельных систем обеспечения жизнедеятельности. Одна из них должна быть замкнута на городские сети, вторая – на периферийные. Я должен отследить все возможные варианты.

В общем-то, Глеб говорил полную несуразицу.

«Какие к черту периферийные сети!» – ужаснулся он собственной неосмотрительности.

К тому же, из разложенных на столе фотоснимков, запечатлевших процессы строительства, было ясно видно: никто никаких траншей под силовые кабели не копал и копать не собирался. Одна-единственная была прокопана для замены устаревшей канализационной трубы. А затем, засыпав ее, всего лишь в полутора метрах от поверхности строители проложили и силовой кабель, подключающий дом к городской сети. Но полковник Студинский наверняка понимал в подобных вещах еще меньше, чем Глеб, поэтому проглотил наживку, даже не поперхнувшись.

– Сейчас, я свяжусь с нашим информационным центром.

Полковник подсел к компьютеру и, явно рисуясь перед Глебом, демонстрируя свое умение, принялся щелкать клавишами. А затем с многозначительным видом произнес:

– Я не могу вам оставить эту информацию, она является секретной. Можете пользоваться ею только в моем присутствии.

Полковник Студинский извлек из дипломата, принесенного с собой, две чистые дискеты и скопировал на них схемы энергосетей. Глеб довольно грубо отстранил его от клавиатуры компьютера и принялся рассматривать квадраты схемы обеспечения города одну за другой. Мельтешение цветных квадратов быстро утомило полковника Студийского, и он уже почти не смотрел на экран.

– Вот этот дом, – произнес Глеб, указывая пальцем на маленький прямоугольник в Дровяном переулке. – Обычно в таких документах лапши нет, потому что иначе невозможно будет нормально эксплуатировать сети.

Полковник кивал, то и дело поддакивая:

– Конечно, именно так.

Глеб проверял, понимает полковник в этом что-либо или нет. Наконец, убедившись, что тот полный профан в подобном вопросе, спокойно стал врать дальше.

– Если вы не против, Владимир Анатольевич, я сниму себе копию именно этого квадрата.

Студинский милостиво разрешил это сделать.

– Да, она вам пригодится.

Затем Глеб перешел к схеме области. Он сперва прошелся по Минскому шоссе, с многозначительным видом делая какие-то пометки на чистом листе бумаги, выписывая совершенно не нужные ему номера кабелей, глубину залегания, точки подключения, смотровые колодцы. Затем начал просматривать вдоль Ярославского шоссе. Скорее всего, нужный ему кабель был не таким уж важным и на большой схеме он не был даже обозначен. Конечно, куда проще было бы просто включить автоматический поиск, указав номер нужного ему кабеля – того, который значился на стене дома, где держали Ирину Быстрицкую. Но рисковать, действуя настолько нагло, Глеб не хотел.

Он изменил масштаб и теперь уже мог разглядеть разноцветные линии кабелей, пересекающие шоссе и идущие параллельно с ним. Сиверов не сомневался: нужный ему кабель идет из города вдоль шоссе. Да, он именно здесь. Глеб проследил взглядом тоненькую красную ниточку и отметил в памяти километр, на котором она отходит от шоссе. Дальше искать он не мог, так много кабелей сходилось вместе, что еще раз, не укрупнив изображение, невозможно было отыскать нужный.

Но он прекрасно помнил, что ехали после шоссе совсем недолго, минуты две. Значит, и дача находится недалеко от шоссе.

quot;Все, – приказал себе Сиверов, – хватит. Переходи к другим квадратам.

Постарайся запутать Студийского, а то еще, чего доброго, станет подозреватьquot;.

– Мне нужен подробный план здания, – сказал Сиверов, зная, что это желание невыполнимо.

– У нас его нет, – развел руками Студинский.

– Но хотя бы какой-то приблизительный вами набросан?

В бездонном дипломате отыскалось и какое-то подобие строительных чертежей, собственноручно выполненных полковником.

– Вот, три варианта. Но ни один из них не дает исчерпывающего представления.

– На что вы ориентировались, когда составляли планы?

– Мы изучали, в каких окнах горит свет, – не без гордости сообщил полковник. – Я сам распорядился после наступления темноты делать контрольные снимки. Вот эти окна, – он указал на два крайних левых окна, – до последнего времени мы были уверены, что это окна одной комнаты. Но затем заметили, что в одном из них свет погас на десять секунд раньше, чем в другом. Значит, там существует перегородка.

«Дурак, нашел чему радоваться!» – подумал Сиверов, но вместо этого сказал:

– Как я понял, о внутреннем расположении вам известно немного.

– Да, только до коридора, – пожал плечами полковник. – К тому же, насколько я понимаю, внутреннюю стену снесли и возвели новую. Так что там даже могут не совпадать межэтажные перекрытия. И вполне возможно, что вместо двух этажей там существует три.

– Мне это представляется так, – Глеб схватил в руки карандаш и бесцеремонно принялся рисовать прямо по чертежам полковника существующим в единственном экземпляре.

Вскоре возникла вполне стройная картина. Кабинет главного аналитика находился в середине здания, не имел окон.

– Я сделал бы именно так.

– Не уверен. Несколько раз нам удавалось засечь аналитика у этого окна, – Студинский очертил ногтем оконный проем, выходящий на улицу напротив фонарного столба.

– Но тогда они полные идиоты, – рассмеялся Глеб Сиверов, – или же мы с вами идиоты, которые готовы клюнуть на их удочку.

Но тут же он вновь сделался серьезным.

– Вы знаете, когда там меняется охрана? Полковник Студинский вновь вынужден был развести руками.

– Мы никогда не видели, чтобы оттуда выходил кто-нибудь из охраны.

– Тогда это вообще задача для первого класса, – Глеб не удержался от того, чтобы поддеть полковника.

– Почему? – тот готов был обидеться.

– Значит, охрана уезжает вместе с автобусом, на котором увозят служащих.

– И что, вы считаете, дом остается на ночь без охраны?

– Нет, ночную смену привозит тот же автобус.

– Сколько людей вам понадобится для поддержки? – поинтересовался полковник.

– Главное, чтобы мне не мешали. В здание проникну я один. Ваши же люди должны находиться на улице и в случае чего задержать прибывших на подмогу.

– Когда вы собираетесь начать действовать? Времени у нас в обрез.

– Я не могу начинать операцию, пока мне не будет известен подробный план здания.

– Это невозможно! – воскликнул полковник Студинский.

– Невозможного в этом мире не существует, – отшутился Глеб.

– А по-моему, господин Молчанов, вы просто саботируете задание, выставляя заведомо невыполнимые требования.

– Нет, я просто думаю, как выполнить ваше задание и при этом не навредить себе самому.

Мужчины замолчали. Глеб поднялся и вышел за железную дверь. Он остановился посреди своей мастерской, поднял с пола уже успевшие покрыться тонким налетом ржавчины две семикилограммовые гантели и начал делать упражнения.

Студинский с ненавистью смотрел на него. По годам они были почти ровесники, но насколько лучше сохранился Глеб Сиверов!

Вскоре Глебу стало жарко, и он снял рубашку. Теперь полковник мог видеть его шрамы, видеть, как играют мышцы под темной загорелой кожей.

Наконец, отложив гантели, Глеб взял из сейфа легкий лучевой пистолет, повесил на стену мишень и принялся стрелять из бесшумного имитатора оружия.

Маленький, сведенный в точку пучок света ударял в мишень, и каждый раз на табло высвечивались цифры попадания – 9 и 10.

– Вы говорили, вам удалось выследить какую-то девушку, работавшую раньше в этом здании? – небрежно бросил Глеб, нажимая на курок и вновь попадая в десятку.

– Да, – отвечал полковник.

– Вам не удалось выяснить, почему это она вдруг выпала из обоймы до окончания программы?

– Насколько я понимаю, какие-то любовные интриги. Ее просто побоялись оставлять на прежнем месте.

– Влюбленная женщина, – пробормотал Глеб, – это уже любопытно.

– Она еще совсем молода и, наверное, даже под пытками не сможет рассказать вам о том, что происходит в доме. Вряд ли она посвящена в тайны.

– Мне нужен план, – рассмеялся Глеб, – а уж вспомнить, какой коридор куда поворачивает и сколько этажей в дворовой части здания, она сумеет.

– Возле ее дома установлена круглосуточная охрана.

– Да знаю я эти охраны! – Глеб махнул рукой. – Можете мне не рассказывать. Еще первую неделю будут дежурить, а затем, если все спокойно, отправят туда самых нерадивых, ведь и в вашем ведомстве не хватает порядочных людей.

– Не хватает, – кивнул полковник.

– Конечно же, иначе вы не обратились бы ко мне.

Глеб отложил пистолет в сторону и, зайдя в небольшую комнату, где был установлен компьютер, постучал по пластиковой крышке дипломата.

– Наверное, я не ошибусь, если скажу, что фотография этой девицы находится в вашем портфеле.

– Да, она там.

– Покажите-ка.

Вскоре на свет появилась и фотография. Секретаршу Бушлатова Аллу сняли издалека. Крупное зерно пленки немного искажало черты, но общее представление вполне можно было составить.

– Она довольно симпатична.

– Уродин в секретарши не берут, – напомнил Студинский.

– Она сейчас где-нибудь работает?

– Нет. В администрации Президента ей предоставили отпуск на три недели.

– Так она осталась в городе? – изумился Глеб.

– Я тоже думал, уедет куда-нибудь, но, кажется, покидать Москву она не собирается.

– А сколько человек дежурит возле ее квартиры?

– В самой квартире никого нет, а вот напротив подъезда находится машина. В ней один человек, и еще один обычно дежурит в самом подъезде.

– Красивая обманутая женщина… – задумчиво проговорил Глеб, – это уже кое-что. – И тут же спросил:

– За покупками она ходит сама?

– Да.

– И, конечно же, охранники увязываются за ней?

– Только один.

– Поехали на место, – предложил Глеб Студинскому.

– Вы что, вот прямо так, с места, хотите начать операцию? Без подготовки?

– У меня нет на это времени.

Глеб распахнул шкаф, вытащил новую рубашку, сбросил с нее похрустывающий целлофан. Он оделся со вкусом, но довольно скромно: потертые дорогие джинсы, свежая рубашка, вокруг шеи обмотано кашне, на плечах кожанка.

– Мне понадобятся машина и деньги, – обратился он к полковнику.

– Сколько?

– Одна машина и пять бумажек – пять сотен.

– Вы собираетесь действовать один?

– Нет, мне потребуется ваша помощь, – Глеб присел на спинку кресла и закинул ногу за ногу. – Опишите, пожалуйста, охрану, которая приставлена к бывшей секретарше.

– Людей постоянных нет, они меняются, а вот машина…

Глеб оживился.

– Машина всегда дежурит одна и та же?

– Да, «фольксваген» с кузовом «универсал».

– У вас есть точно такая же?

– Найдем.

– Через сколько?

– Минут пятнадцать, не больше.

– Так вот, сейчас вы отдадите мне свою машину, а сами, переодевшись и прихватив с собой напарника, поедете следом за мной. Я знаю, что делать.

Вот уже около трех часов Глеб Сиверов, полковник Студинский и еще один сотрудник ФСБ, с которым полковник даже не посчитал нужным познакомить Глеба, сидели в темно-синем «фольксвагене» невдалеке от мусорных контейнеров. Это оказалось единственное место во дворе, где их нельзя было рассмотреть из другой, точно такой же машины, где дежурили по очереди охранники из администрации Президента. Глеб смотрел на окна квартиры Аллы. В кухне горел свет, то и дело возле стекла появлялась женская фигура.

«Не может быть, чтобы она не вышла из дому, – думал Глеб. – С самого утра сидит в своей квартире и носа не показывает наружу».

Один из охранников сшивался возле подъезда, второй дремал, положив голову на руль машины. Их явно не беспокоило, что вычислить их не составляет никакого труда. Скорее всего, даже маленькие девочки во дворе знали, кто они такие. Но это и не удивительно. В их задачу не входило прятаться, им нужно было оградить бывшую секретаршу от контактов с посторонними людьми, пока не будет закончена программа, которую спешил завершить Бушлатов.

Свет в кухне погас. Глеб с тоской посмотрел на окно гостиной. Если сейчас свет загорится там, значит, его план не сработал. Свет загорелся.

– Черт! – пробормотал Сиверов, в конце концов, это уже начинало его злить. И тут же он спросил у полковника:

– Когда закрывается вон тот гастроном?

– он указал пальцем на сияющие неоном витрины магазина.

Полковник без лишних слов приложил к глазам бинокль и посмотрел на дверь.

– Сегодня будний день, и он работает до десяти.

«Ладно, я тебе устрою!» – Глеб разозлился не на шутку.

Он вышел из машины, зло хлопнув дверцей, и прошелся вдоль дома.

Наконец ему удалось отыскать дверь с надписью «Бойлерная». Немного поковырявшись отмычкой в несложном замке, он сумел открыть его и спустился в подвал. Тут было жарко, как в преисподней. На бетонном полу растеклись горячие лужи воды. Стрелки манометров застыли, показывая давление. К счастью, все вентили оказались снабженными табличками – маленькими фанерными прямоугольничками с написанными на них чернилами ценными указаниями. Но и без табличек Сиверов вскоре нашел бы то, что ему нужно.

Прямо из стены выходило ответвление магистральной трубы водоснабжения.

Большой вентиль легко повернулся, задвижка перекрыла поступление воды в дом.

– Вот тут и начнется переполох! – заулыбался Глеб, на всякий случай скрутил вентиль и припрятал его под раскаленными трубами бойлера.

Затем он вышел из влажного помещения и оказался перед электрощитом.

«Действовать, так уж наверняка!»

Он взял и сразу отключил половину дома, именно ту, в которой находилась квартира Аллы.

«Ну, теперь скорее, пока меня никто не видел!»

Он выбежал из подвала, отмычкой же закрыл замок, а чтобы никто не мог в ближайшее время проникнуть в подвал, воткнул в узкую скважину несколько спичек и аккуратно обломал их. Затем скользнул в кусты палисадника и вышел из них прямо к темно-синему «фольксвагену». С невинным выражением на лице устроился на заднем сиденье и стал поглядывать на темную половину дома.

– Что вы сделали? – строго спросил полковник.

– Сейчас увидите.

Вскоре от подъезда, где располагалась бойлерная и электрощит, послышались матерные слова. Двое мужчин, светя себе фонариком, пытались вставить ключ в отверстие. Если отбросить мат, то можно было понять: те возмущаются, что диспетчеров домоуправления на месте нет, а какие-то мудаки слесари поменяли замок, не отдав дубликат ключа кому-нибудь из жильцов.

– Что вы сделали? – уже теряя терпение, воскликнул полковник.

– Отключил в половине дома свет.

Студинский с отвращением посмотрел на Глеба.

– Да, забыл сказать, я еще отключил воду.

– Зачем? Какого черта?

– А вы бы долго просидели в квартире, где невозможно ни почитать, ни посмотреть телевизор и даже не из чего сварить кофе?

Студинский хотел что-то возразить, как тут же осекся. Дверь Аллиного подъезда отворилась, и на крыльцо вышла та, которую они поджидали уже битых три часа. Девушка держала в руках сложенный полиэтиленовый пакет. Охранник из администрации Президента тут же сделал вид, что его чрезвычайно заинтересовали цветы на клумбе, и повернулся к Алле спиной.

– Ну вот, я же говорил – идет в магазин.

Глеб выскользнул из машины и, нагнувшись к окошку, в котором темнел профиль полковника, произнес:

– Значит, действуем, как договорились. Когда я сажусь в машину и отъезжаю, ваши люди должны задержать тех двух ребят.

Глеб, сунув руки в карманы куртки, резво последовал за Аллой. Он проводил ее до самого магазина, а затем задержался на углу. Вскоре девушка появилась на тротуаре. Она держала в руках полиэтиленовый пакет, в котором ясно просматривались две бутылки минеральной воды, пачка сигарет и полбуханки хлеба.

На углу стоял фонарь, ярко освещавший протоптанную нетерпеливыми пешеходами тропинку – никому не хотелось обходить большой газон. Глеб, стоявший в темноте, нервно облизал пересохшие губы и, воспользовавшись тем, что девушка вынула из кармашка маленькое зеркальце и принялась рассматривать в нем свое отражение, бросил на тропинку портмоне, а затем вновь отступил в тень. Не заметить кошелек было просто невозможно. Он лежал на утрамбованной сотнями ног земле и поблескивал медной застежкой.

«Да смотри же под ноги! – приговаривал про себя Глеб, наблюдая за Аллой из темноты. – Смотри под ноги!»

Девушка словно бы услышала его мольбу и глянула на тропинку.

Глеб усмехнулся.

«Заметила!»

Алла осмотрелась, затем нагнулась, подняла кошелек и застыла в нерешительности. Охранник только сейчас показался на крыльце гастронома, держа в руках бутылку пепси-колы и несколько пирожных, завернутых в шелестящую бумагу.

Алла явно колебалась – спрятать кошелек и исследовать его содержимое у себя дома или сделать это прямо здесь.

Наконец, она выбрала последнее и открыла застежку. И в этот же момент, словно из-под земли, перед ней появился Глеб Сиверов. Алла даже охнула от неожиданности.

– Простите, вы не видели здесь… – сказал Глеб и тут же замолк, увидев портмоне.

– Я… – начала Алла.

– Какое счастье, что вы его нашли!

Девушка с подозрением посмотрела на мужчину, прикидывая в уме, не врет ли он, не видел ли он случайно, как она поднимала портмоне, и теперь просто хочет завладеть ее добычей?

– А что, это ваше? – недоверчиво спросила Алла.

– Как я бежал, – Глеб принялся тяжело дышать, изображая уставшего человека. – Я тут стоял с приятелем и рассчитывался с ним, а потом подошел к машине, вижу – нет портмоне. Так и знал, что оно здесь лежит, – Глеб обезоруживающе улыбнулся. – Да не волнуйтесь, это мой бумажник. Я даже могу назвать сумму, которая в нем лежит – пятьсот долларов. А если вы не верите мне, что это я его потерял…

Алла расстегнула одно из отделений и вытащила из него ровно пять стодолларовых банкнот.

– Возможно, – проговорила она, склонив голову и испытующе глядя на Сиверова.

– А в другом отделении лежит паспорт на мое имя.

Девушка выглядела огорченной. Не каждый день доводится найти на хоженой-перехоженной тропинке бумажник с деньгами. А тут нагло возникает его хозяин и ничего не остается делать, как вернуть собственность владельцу. Уже понимая, что находка ускользает от нее, Алла все равно вытащила паспорт и раскрыла его. С фотографии смотрел тот же самый человек, который стоял перед ней.

– Действительно, вы Федор Молчанов, – с сожалением вздохнула Алла, протягивая ему портмоне и уже собираясь идти дальше.

– Погодите, – остановил ее Федор, – как-то глупо все получается.

– Да нет, ничего глупого, – вздохнула девушка.

– Но хоть сотню я должен вам дать за находку, – Глеб принялся рыться в бумажнике.

– Да нет, что вы! – запротестовала Алла. – Это ваши деньги, ваша вещь. В конце концов, какое я имею к этому отношение?

Она с тоской подумала о доме, где нет сейчас света, о том, что у нее не найдется свечи, она вспомнила о том, что у нее в плейере давно сели батарейки, так что теперь придется скучать и жалеть об ускользнувшей полтысяче долларов.

Охранник, стоя на крыльце магазина, внимательно наблюдал за Аллой и Глебом.

– Так вы не хотите взять деньги?

– Нет, – Алла сделала несколько шагов.

Глеб догнал ее и перехватил полиэтиленовый мешок.

– Все-таки я чувствую себя глупо, – рассмеялся он. – Я просто не могу позволить вам уйти вот так, никак вас не отблагодарив.

– Да какая благодарность! – немного злясь на себя, ответила Алла.

Теперь она уже более внимательно посмотрела на Глеба. Красив, силен, наверное, не женат. Во всяком случае, обручального кольца нет ни на правой, ни на левой руке, нет даже следа его. Да, Алла уже научилась распознавать женатых и неженатых мужчин с первого взгляда по маленьким деталям: как говорят, как смотрят, улыбаются. У женатых обычно проскальзывает какой-то испуг в глазах, стоит им очутиться наедине с посторонней женщиной. А вот неженатые относятся к таким случайным встречам куда более спокойно.

– Я не отпущу вас, – заявил Глеб, – и если уж вы отказываетесь брать у меня деньги, то давайте прокутим их сегодня вечером. Только не говорите, пожалуйста, что вы их не заслужили.

Алла с тоской обернулась на охранника, торчавшего на ступенях магазина.

«Пошли они все к черту! – подумала она. – В конце концов, это их проблемы, а не мои. Не стану же я сидеть в полной темноте, тупо глядя в мертвый экран телевизора!»

– Идем-идем, – напомнил ей Глеб, – и не нужно меня бояться.

– Я и не боюсь, – с робкой улыбкой отвечала Алла.

– Если вы еще сомневаетесь во мне, то можете позвонить какой-нибудь из своих подруг, сообщить ей мое имя, адрес, чтобы, если я окажусь маньяком, она знала, кого должна разыскивать милиция.

Алла засмеялась.

– Кстати, – напомнил Глеб, – вы мне еще не представились.

– Алла, – произнесла девушка. Сиверов, наклонившись, поднес ее узкую ладонь к своим губам и поцеловал.

– Я с машиной. Подъедем куда-нибудь поближе к Центру и посидим пару часиков в хорошем ресторане.

– В людном месте, – добавила Алла.

– Почему? Я не могу рассчитывать на большее? – в тоне Глеба не было даже намека на неуважение.

– Вы же маньяк, – улыбнулась девушка, – и не станете на людях совершать злодеяние.

– Идемте, – Глеб предложил ей руку, и они направились к машине.

Охранник, стоявший на крыльце магазина, выхватил из внутреннего кармана куртки рацию и зашептал в нее:

– Миша, непредвиденная ситуация. Она вместе с каким-то мужчиной садится в машину. Скорее сюда!

Миша, сидевший за рулем темно-синего «фольксвагена», моментально проснулся, лишь только услышал, что рация ожила. Его не нужно было долго упрашивать. Но лишь рука коснулась ключа зажигания, как вдруг он увидел, что на ветровое стекло его машины легла тень: незнакомый мужчина из-под полы плаща направлял ему прямо в лоб ствол пистолета.

– Ты что, Миша, уснул? Я тебя жду! Госномер машины… – кричал охранник в рацию.

– Скажи ему, что уже едешь, – тихо проговорил мужчина с пистолетом в руке.

– Я уже еду, – крикнул Миша в рацию и медленно отвел руку от ключей зажигания.

– За голову, лучше заложи руки за голову, – посоветовал мужчина с пистолетом.

Из-за мусорных контейнеров выехал темно-синий «фольксваген» и, шелестя шинами по влажному асфальту, заскользил к гастроному. Охранник, стоявший на крыльце, даже не догадался посмотреть на номер машины. Он спешил, на предосторожности не оставалось времени. За стеклом темнел силуэт – точно такая же, как у Миши, кепка.

– Поехали!

Охранник лишь успел сунуть голову в открытую дверцу, как тут же в лицо ему брызнул какой-то едкий раствор. Он даже закричать не успел. Мужчина, стоявший до этого под фонарем, подбежал к нему и, схватив за шиворот, отволок от машины.

Полковник Студинский выпрямился на заднем сиденье.

– Гони за моей машиной, – скомандовал он шоферу.

Глеб Сиверов специально ехал медленно, чтобы не дать заподозрить неладное. Несколько раз Алла торопливо обернулась, и когда заметила следовавший за ними на почтительном расстоянии темно-синий «фольксваген», успокоилась окончательно.

– Так вот, Алла, я хотел бы провести этот вечер в ресторане.

– В хороший ресторан в джинсах не пускают, – рассмеялась девушка, – так что придется ограничиться чем-нибудь поскромнее.

– Тогда выбирайте сами.

Алла прикрыла глаза ладонью. Последние сомнения улетучивались из ее души. Если предлагает сделать выбор самой – значит, это точно не подвох. Она отвела ладонь и обернулась. «Фольксваген» следовал за машиной Глеба Сиверова, словно привязанный. Вечер, так скучно начавшийся отключением света и воды, обещал стать увлекательным приключением.

«Пусть помучаются, – подумала девушка, имея в виду свою охрану, – в конце концов я никому не обещала, что я буду сидеть круглыми днями дома и не заводить новых знакомств».

– Отличное место, – показала она рукой налево, – через квартал поворот и там новый ресторан «Испанский уголок».

– Вы любите танцевать ламбаду? – усмехнулся Глеб;

– Нет, я люблю танго.

– Я тоже.

Сиверов послушно свернул в указанную ему улицу и вскоре остановил машину возле витрины недавно открытого ресторана. Правда, к испанцам он имел мало отношения. Построили и оборудовали его мексиканцы, но он и не был рассчитан на слишком взыскательную публику. Алла справедливо рассудила, что больше сотни она не заслужила, и этих денег ей и парню с простоватыми именем и фамилией на вечер хватит.

Когда Глеб и Алла уже высаживались из машины, бампер в бампер за ними остановился темно-синий «фольксваген». Мужчина и девушка вошли в ресторан.

Следом за ними двинулись полковник с парнем в кепке, как у Миши. Алла даже не придала значения тому, что никогда не видела полковника Студийского, мало ли кого могут прислать охранять ее! Машина та же, кепка та же, значит, все в порядке.

Предупредительный метрдотель тут же провел Глеба и его спутницу в зал.

Около трети столиков оказались свободными, и Алла долго размышляла, на каком остановить свой выбор.

Наконец, ей приглянулся маленький столик на двоих с огромным букетом осенних цветов и маленькой настольной лампой поближе к эстраде. Половину зала занимала площадка для танцев. Устроители ресторана наперед знали, что московскую публику не так-то просто расшевелить, и держали две пары танцующих – здесь подрабатывали эквадорские студенты и студентки – всегда легче выходить на площадку, если кто-то уже танцует и ты не первый.

Как-то в этот ресторан приводил Аллу сам Бушлатов. Это было после первого дня их совместной службы. Вот тогда-то Алла и положила на него глаз.

quot;Боже, как я ошиблась! – подумала девушка, – Мужчины все-таки сволочи.

Берут то, что им нужно, а затем пытаются выбросить тебя, словно салфетку, которой вытерли пот со лба. А этот, – она покосилась на Глеба, – в общем ничего, только удивительно, почему до сих пор он холост. На слишком крутого он не похож, те по-другому разговаривают с девушками. Нет, конечно же, я не рассчитываю на то, что он влюбится в меня и со временем сделает предложение, но провести интересный вечер, потанцевать, выпить, а потом… Возможно, и отомстить с ним гаду Бушлатову. Он вполне подходитquot;.

Идея отомстить больше всего привлекла Аллу. Главное, мужчина, с которым она собиралась это сделать, куда красивее бывшего ее шефа. И, судя по глазам, не глупее. Правда, в этих глазах были какие-то холодность и отстраненность, но они же и создавали романтический флер вокруг Глеба Сиверова.

Только сейчас Алла сообразила, что полиэтиленовый пакет с минералкой, сигаретами и половиной буханки хлеба она, как дурочка, прихватила с собой в зал, и теперь лихорадочно пыталась убрать его с глаз подальше, вбив себе в голову, что официант может подумать, что они принесли с собой спиртное и собираются его втихаря выпить.

Глеб, мало понимавший в испанской кухне, решил не рисковать.

Они с Аллой остановили свой выбор на бараньем жарком и бутылке красного вина. Глеб, мило улыбнувшись, сообщил Алле, что, к сожалению, пить не будет, что ему все-таки вести машину, а крутых друзей в ГАИ у него нет.

Полковник Студинский со своим подчиненным устроились в другом конце зала, и Аллу, честно говоря, уже раздражали их настороженные взгляды.

Перекусив и выпив бокал красного вина, Алла почувствовала себя немного разомлевшей. Нужно было – встряхнуться. А тут как раз заиграл оркестр.

Несколько пар вышли на площадку, и она с недвусмысленной просьбой во взгляде посмотрела на Глеба. Тот промокнул губы салфеткой, встал, обошел столик и произнес:

– Может, потанцуем, Алла?

В этом обращении было что-то странное. Он не называл ее ни на «вы», ни на «ты», словно бы предлагая самой сделать выбор.

– Пойдем, – в тон ему ответила Алла. Они ступили на некрашеные доски площадки, лишь слегка натертые мастикой. Алла немного застеснялась. Она не умела танцевать танго так, как латиноамериканские студенты. И они принялись танцевать незамысловато – так, как это делают в большинстве ресторанов на танцплощадках – попросту топтаться на месте.

– Тебе не кажется, – наклонившись к ее уху, прошептал Глеб, – что танец – это только повод для того, чтобы обняться.

– Обниматься на людях и наедине – совсем разные вещи, – погрозила ему пальцем Алла.

– А ты, когда смотришь, на мужчин, представляешь себя с ними в постели?

Это было произнесено с такой непосредственностью, что причинило обиды.

– Не всегда, – ответила Алла.

– А про меня ты уже думала?

– Ты слишком быстрый, – девушка подняла руку и легонько щелкнула Глеба по носу.

И тут он крепко-крепко прижал ее к себе. Алла запрокинула голову, а Глеб поцеловал ее в губы.

Полковник Студинский злился, глядя на эту идиллию.

«Ну и мерзавец! – думал он, – Тут дело нужно делать, а он роман заводит!»

Конечно, все можно было провернуть и сейчас, время уже не вносило кардинальных изменений в план Сиверова, но он решил наказать полковника, просадив все деньги, выданные ему. Выпить и наесть на все полтысячи в этом довольно скромном ресторане не представлялось возможным, и Глеб соображал, что ему делать.

Алла пока молчала, ошеломленная внезапным поцелуем, а Глеб оглядывался по сторонам.

«Вот что мне нужно», – наконец-то сообразил он, заметив прилавок с сувенирами.

Здесь была тьма всякой всячины: огромные сомбреро, кожаные сапоги с отворотами и сверкающими серебром шпорами, бутафорские пистолеты, дамские украшения, пышные юбки, кастаньеты и прочая дребедень.

– Настоящее испанское танго нужно танцевать не так, – сказал Сиверов.

– Я знаю.

– Но ты не знаешь, почему у нас с тобой не получается.

– Почему?

– Мы с тобой одеты не так, как нужно.

Глеб взял Аллу за руку и подвел к прилавку. Сонная татарка, изображавшая из себя испанку, оживилась и тут же принялась предлагать мужчине, собравшемуся сделать подарок своей девушке, тонкие серебряные цепочки, католические крестики.

– А сколько стоит вон то платье? – указал Глеб рукой на что-то немыслимое, обилием кружев вызывающее в памяти образы прошлого века и кадры из вестернов.

Это платье, честно говоря, никто из хозяев ресторана и не собирался продавать, оно присутствовало здесь как деталь интерьера, равно как и сапоги со шпорами.

– Двести пятьдесят, – на мгновение задумавшись, ответила татарка, украшенная браслетами, словно новогодняя елка.

«Тебе бы, девонька, лучше „Кармен“ играть в таком наряде», – подумал Глеб, принимая в руки платье и прикладывая его к Алле.

На удивление, то пришлось ей впору.

– Да ты что! – Алла пыталась отказаться от подарка, но затем вспомнила, что ровно через месяц будет свадьба одной из ее подруг, и уже успела представить себе лица друзей, когда она появится в гостях в таком платье.

Смертельная обида невесты обеспечена. И Алла решила не возражать.

Глеб отсчитал деньги.

– Спасибо за покупку.

– А сколько стоят вон те сапоги со шпорами? По-моему, они моего размера.

Выложив еще сотню, Глеб стал обладателем сапог, которые впору было носить мексиканскому бандиту конца прошлого века. На пистолеты, к сожалению, денег уже не оставалось.

Полковник Студинский с ужасом смотрел, куда расходуются казенные деньги и представлял выражение лица полковника Кречетова, когда он прочитает в отчете:

«Покупка мексиканского национального платья – $250, сапог с отворотами и шпорами – $100».

На Глеба и Аллу стали обращать внимание.

– Да ты с ума сошел! – не могла опомниться девушка, но ее глаза горели хулиганским огнем, ей не терпелось примерить обновку.

Глеб, ничуть не смущаясь, уселся на стул, сбросил туфли и натянул сапоги.

– Иди переоденься, – обратился он к Алле. Та, держа платье, перекинутым через руку, направилась к туалету.

Лишь только девушка скрылась за дверью, как полковник Студинский бросился к Глебу, уселся рядом и зашептал:

– Какого черта ты отпустил ее одну? Сейчас улизнет!

– Да ты что? Она приклеена ко мне получше, чем муха к тарелке, намазанной медом. И кстати, по-моему, с вами мы не переходили на «ты».

– Простите, – спохватился полковник. – Но мне кажется, вы занимаетесь не тем, чем нужно.

– Операция поручена мне. И я буду проводить ее, как мне заблагорассудится. Вас интересует результат или мой моральный облик?

Полковнику ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть и отправиться на свое место.

Вскоре вернулась Алла. Ее появление в зале ресторана было встречено аплодисментами. Один из вечно танцующих эквадорских студентов упал перед ней на одно колено и стал петь.

– Но-но, сеньор, – Глеб положил ему руку на плечо, – эта девушка занята.

Эквадорец послал Алле воздушный поцелуй и вернулся к прежней партнерше.

– Мы просто обязаны с тобой станцевать.

Сиверов подал руку Алле, и они вышли на площадку для танцев. Музыканты стихли, посовещались, а затем грустно вступила скрипка. Сиверов и девушка заскользили в танце.

«Да, – подумал полковник Студинский, – это он ей так голову морочит, а если начнет морочить голову мне? Ох, нужно держать с ним ухо востро! И какого черта к себе внимание привлекает!»

Но вмешаться в это безобразие у него не было ни сил, ни возможностей.

Даже Алла – и та смотрела на него с нескрываемым раздражением, до сих пор считая его одним из охранников, приставленных надзирать за ней.

И вот, когда в очередной раз Алла запрокинулась, воздев руки к потолку, Глеб склонился над ней и зашептал:

– Может, я ошибаюсь, но, по-моему, тебя недавно обманул возлюбленный, предал тебя. Нет, не возлюбленный, – поправился он, – любовник, коварный и гнусный.

Алла, уже возбужденная вином и танцем, входя в роль испанки, прошептала:

– Да, этот коварный тип бросил меня.

– Наверное, ты жаждешь ему отомстить? – поддержал тон девушки Сиверов.

– Я горю жаждой мести, – имея в виду новое любовное приключение, отвечала Алла.

Несколько жестоких па они совершили молча.

– Ты готова отомстить ему со мной? – улыбаясь, проговорил Сиверов и скосил глаза на полковника. Он был единственным в зале, кто не аплодировал танцующим.

– Да, – закрыв глаза, отвечала Алла.

– Тогда молчи, – Сиверов приложил указательный палец к ее губам, и девушка, не удержавшись, коснулась его языком.

«Ото, да ты уже готова, – подумал Глеб, – главное – не перестараться».

Они еще немного посидели за столиком, Глеб расплатился и, поддерживая Аллу под руку, повел к выходу. В руке он нес полиэтиленовый пакет, из которого торчали рукава блузки. Полковник со своим подчиненным последовали за ними.

Алла обернулась, умоляюще глядя на Студийского, мол, оставьте нас хотя бы на полчаса вдвоем, и я обещаю, что ничего страшного не случится, ведь он такой милый человек.

Глеб уже настолько разыгрался, что спросил у Аллы:

– Тебе не кажется, эти двое увязались за нами следом?

– А, это долгая история, не хочется тебе портить настроение… Но поверь, они не сделают тебе ничего плохого.

– Может, разобраться с ними? – подзадоривал девушку Глеб, когда они оказались уже на улице.

Редкие прохожие с недоумением смотрели на разряженную Аллу и вышагивающего в ковбойских сапогах Глеба. Он, звеня шпорами, прошел к машине.

Студинский остановился у «фольксвагена» и скрежетал от злости зубами.

Алла махнула на все рукой и устроилась на заднем сиденье.

– Поехали, – томно прикрывая глаза, произнесла она.

Машины немного попетляли по городу, «фольксваген» не отставал. У Глеба мелькнула шальная мысль: не рвануть ли сейчас с места и оставить Студийского с но-', сом? Но нет, полковник был прав: пока Ирина Быстрицкая у него в руках, Глеб привязан к нему накрепко.

Доехав до лесопарка, Глеб свернул на темный пустырь, где от силы нашлось бы четыре покосившихся фонаря, и съехал к разросшимся кустам шиповника.

«Фольксваген» с погашенными габаритными огнями остановился возле высокого бетонного забора, шофер заглушил двигатель.

– Так ты готова мстить? – повернулся к девушке Глеб.

Та глубоко дышала, тугой корсет стягивал ее напрягшуюся грудь.

– Да.

– Тогда для начала я расскажу тебе один анекдот.

Глеб опустил спинку правого сиденья и, привалившись спиной к дверце, поставил ногу, затянутую в сапог на коробку с магнитофонными кассетами. Затем крутанул пальцами серебряное колесико шпоры.

– …Одна женщина решила отомстить своему мужу за измену. Привела к себе любовника и говорит:

«Давай отомстим ему за измену?»

– «Давай», – согласился мужчина.

Легли они в кровать, сделали что надо, а женщина вцепилась в него и говорит:

«Давай отомстим еще раз?»

– «Давай», – согласился мужчина.

Вновь сделали они то, что нужно. Женщина и говорит: «Давай отомстим в третий раз?» А он отвечает: «Знаешь, я человек не мстительный…»

Алла глухо засмеялась, ожидая, что сейчас Глеб пересядет к ней. Но странное дело – мужчина не спешил, и даже его взгляд сделался немного отсутствующим.

– Ты не хочешь здесь? – спросила девушка.

– Нет, почему же. Ты преспокойно можешь отомстить своему возлюбленному и здесь.

– Иди же, иди ко мне… – попросила Алла. Она и впрямь чувствовала себя готовой отдаться Глебу, но не по любви, а из-за чувства мести, надеясь предстоящей близостью унизить и оскорбить Бушлатова.

– Так ты твердо решила мстить? И не будешь после жалеть об этом?

– Да! – нетерпеливо сказала Алла.

– Тогда садись и рисуй план аналитического центра по Дровяному переулку, – спокойно произнес Глеб, вытаскивая из внутреннего кармана куртки блокнот и ручку.

Алла открыла рот от удивления.

– Что? – переспросила она, не веря собственным ушам.

– Рисуй план аналитического центра. Я думаю, большей мести вашему главному аналитику Бушлатову и представить себе невозможно.

– Подлец! – только и сказала Алла, машинально беря блокнот с заложенной в него ручкой.

– Да, Бушлатов страшный подлец, – засмеялся Глеб.

Алла посмотрела на складки своего платья и горько усмехнулась:

«Выгляжу, как последняя дура».

Она заглянула в глаза Глебу, в невинно светящиеся смехом глаза.

– Прости, – сказал он, – прости меня за весь этот маскарад, но, по-моему, вечер и впрямь удался.

– Я не буду ничего рисовать, – поджала губы девушка.

– Знаешь что, красавица, Зои Космодемьянской из тебя не получится.

Алла с испугом посмотрела на него и схватилась за ручку дверцы. Та оказалась блокированной.

– Не дергайся, – предупредил ее Глеб.

– Я ничего не буду рисовать.

Девушка оглянулась, посмотрела в заднее стекло на темно-синий «фольксваген» и отчаянно принялась махать рукой.

– Боже, до чего ты наивная! – рассмеялся Глеб. – Твои охранники остались с носом, а это – мои люди. И поверь, лучше будет, если они останутся на месте.

Из «фольксвагена» вышел полковник Студинский и приблизился к автомобилю. Глеб слегка опустил стекло и произнес:

– Нет, все в порядке. Она просто немного не сориентировалась и принимает вас за других людей.

Полковник, стараясь, чтобы его лицо оставалось в тени, вернулся в «фольксваген».

– Убедилась теперь?

Алла опустила руки.

– А теперь слушай меня, и слушай внимательно. Да, ты можешь упереться и не рассказать мне ничего из того, что тебе известно о работе аналитического центра. Но теперь представь себе следующую ситуацию: ты весь день прокаталась с людьми, которые обезвредили – заметь, я не говорю убрали, в самом деле, только обезвредили – охрану, приставленную к тебе. С тобой ровным счетом ничего не произошло. Тебя видели весело отплясывающей в испанском ресторане. Я думаю, каждый из посетителей запомнил девицу в странноватом платье и типа в сапогах со шпорами. И даже если ты мне ничего не расскажешь, тебе не поверят.

– Что мне делать? – вконец растерявшись, Алла забилась в угол и расплакалась.

– Терпеть не могу женских слез. Думаешь, мне приятно заниматься такими делами?

Он погладил Аллу по плечу, и та, самое странное, даже не почувствовала к нему никакой злости.

«Веселый человек, – решила девушка. – И впрямь, это только его работа, а веселился-то он искренне».

Она подняла голову и вытерла слезы подолом платья. Пена кружев рассыпалась по заднему сиденью.

– А вот теперь я предложу тебе второй вариант. Эти люди, – Глеб кивнул по направлению к «фольксвагену», – тоже работают на государство. Не стану уточнять, из какой они конторы, но думаю, ты сама догадаешься. А я вообще вольный стрелок, так сказать, работаю по контракту и, к сожалению, не по своей воле. Людям, которые должны опекать тебя, известно одно: на охрану напали, а какой-то человек посадил тебя в машину и уехал. Я могу сделать так, что из нашей конторы в вашу пойдет дезинформация, из которой будет следовать, что произошла маленькая накладка: ваши люди следили за тобой, а наши люди следили за ними. Затем появился какой-то шальной парень, которому ты приглянулась. Не сориентировавшись, что происходит, наши люди сцепились с вашими. А тем временем бывшая секретарша уехала погулять с симпатичным мужчиной в испанский ресторан, где и провела весь вечер. Ну согласись, никто же из твоего начальства не поверит в то, что тебя похитили, чтобы выведать секретную информацию, но прежде чем приступить к допросу с пристрастием, заставили отплясывать в испанском ресторане в карнавальном наряде. Конечно, тебя начнут подозревать, но в конце концов махнут рукой, поверив в дезинформацию, запущенную моими людьми. Ну что, согласна? Алла сидела задумавшись.

– Ты мне понравился с самого начала, – произнесла она, раскрывая у себя на коленях блокнот и занося над ним ручку. А затем вновь испуганно посмотрела на Глеба:

– Что будет со мной потом?

– Как хочешь. Тебя могут поместить в безопасное место, могут вернуть домой.

– Я хочу, чтобы ты отвез меня домой.

– Хорошо. Но выпущу я тебя за целый квартал от дома. Думаю, уже по всему городу тебя разыскивают.

Полковник Студинский злился все сильнее и сильнее. Он смотрел на мирно беседующих Глеба и Аллу и понимал, что сам он никогда в жизни не смог бы сделать так, как поступил Глеб – нагло и решительно, а главное, результативно.

Никакой тебе предварительной подготовки, полный экспромт. И вместо того, чтобы пытать похищенную секретаршу каленым железом, Федор Молчанов вытирает ей слезы собственным носовым платком, а девушку в этот момент волнует, скорее всего, не то, что она выдает секреты государственной важности, а то, что она больше не увидит этого мужчину.

– Это тяжело – вот так сразу вспомнить, – сказала Алла, чертя на чистой странице прямоугольник.

– Сейчас помогу, – Глеб вытащил из-под сиденья папку, а из нее – лист бумаги, на котором полковник Студинский уже успел нарисовать внешний контур здания и комнаты, расположенные по периметру. – Вот то, что известно мне о плане первого этажа, вот то, что известно о втором. Дорисуй расположение других комнат.

Алла некоторое время грызла ручку, затем протянула ее Глебу.

– Лучше сделай это ты. Не хочется оставлять образчик своего почерка.

Сиверов согласился. Вскоре у него на коленях уже лежал план дома в Дровяном переулке с пометками, какая служба в каком кабинете находится. Теперь он уже точно знал, где установлены замаскированные телекамеры, где сидит охрана, как часто и в какое время она меняется. А главное, он точно знал, где сидит тот, без которого работа аналитического центра невозможна. Он обвел кабинет Бушлатова красным фломастером.

– Но в это здание невозможно проникнуть.

Алла, проведя несколько часов с Глебом, уже явно перешла на его сторону.

– Если в нем существуют дверь, окна, значит, туда можно попасть, – усмехнулся Глеб.

– Но охрана…

– Это тоже люди, – отвечал Сиверов. – А теперь покажи мне, где осуществляется контроль за теми, кто попадает в дом.

Алла перехватила у Глеба фломастер и принялась отмечать точки.

– Сперва при входе. Самый тщательный контроль. Это первый уровень охраны. – Затем она отыскала начерченную на листе бумаги лестницу и поставила красный крестик. – Это второй уровень. Сюда имеет допуск только половина сотрудников. Затем, после лестницы, в правую часть коридора попасть очень легко, если, конечно, ты прошел два первых уровня. А вот сюда, влево, где расположен кабинет Бушлатова, хода, считай, нет. Сюда допускаются только избранные.

– Ты тоже входила в их число?

– Конечно. Но, как видишь, доверие потерять легко.

– Может, ты все-таки признаешься мне, за что тебя выгнали?

– Мне не хочется вспоминать об этом.

– Но все же? – рука Глеба легла на ее плечо, он накрутил прядь ее волос себе на палец.

– Нет, ты не думай, что это какой-нибудь секрет. государственной важности, просто мне казалось, что я люблю Бушлатова… Вот это меня и сгубило, – Алла опустила голову, чтобы не смотреть Глебу в глаза.

Тот решил играть в открытую, понимая, что только так можно вытянуть из девушки все, что она знает.

– Скажи мне: куда собирается вся информация?

– На компьютер Бушлатова.

– А что происходит с ней дальше?

– Бушлатов делает отбор. Ненужная информация уничтожается.

– А нужная? – нетерпеливо спросил Глеб.

– У него есть папка, куда складываются распечатки важных документов.

– Папка одна или существуют дубликаты?

– Нет, что ты, только одна. Бушлатов бережет ее пуще глаза.

– Во сколько он покидает здание?

– Он вообще не выходит оттуда.

Алла сильно волновалась и, чтобы унять дрожь, сцепила руки замком на колене.

– Он ночует там?

– Да. И, кстати, охрана ночью даже немного усиливается. Во всяком случае, я так думаю, потому что мне разрешалось находиться в здании только до восьми вечера и не долее.

Глеб затаил дыхание, а затем осторожно, чтобы не спугнуть, спросил:

– Тебе приходилось заглядывать в эту папку?

– Нет, Бушлатов слишком осторожен.

– Нарисуй мне его комнату, – попросил Сиверов. Через пять минут на листе бумаги уже чернели линии, изображавшие интерьер кабинета главного аналитика.

– Вот здесь шкаф, – объясняла Алла. – Компьютер стоит посреди комнаты, экран повернут к стенке, чтобы в случае чего невозможно было снять изображение с улицы. В стеклопакетах заложена металлическая сетка – так они экранируют электромагнитные излучения. Короче, я уверена, Федор, тебе не удастся попасть туда.

Глеб усмехнулся и потрепал Аллу по плечу.

– А вот это мы еще посмотрим.

– А почему ты думаешь, что я не продам тебя? – Алла, сузив глаза, посмотрела на своего собеседника.

– Потому что ты этого никогда не сделаешь, – мягко ответил Глеб.

И девушка ни минуты не сомневалась, искренне говорит это Глеб или нет.

Она чувствовала, что этот мужчина не может причинить ей зла.

– Вот видишь, как все чудесно получилось! – Глеб открыл дверцу и, достав сигарету, закурил. Дым тонкой струйкой вытекал на улицу.

Девушка нетерпеливо протянула руку, взяла сигарету и тоже закурила.

Только теперь она почувствовала опустошенность и в то же время какую-то сладкую истому, какая наступает обычно после любви.

– Вот видишь, мы с тобой и отомстили, – рассмеялся Глеб и, подавившись дымом, закашлялся.

Алла принялась хлопать его ладонью по спине и тоже засмеялась.

Напряжение уходило. Сейчас в машине сидели двое добрых друзей, которые решили попросту подшутить над своим общим знакомым.

– Честно говоря, – сквозь смех говорила Алла, – это получилось лучше, чем если бы мы с тобой легли в постель.

Глеб, продолжая смеяться, выбрался из машины и протянул девушке руку.

Она удивленно посмотрела на него, не понимая, куда он клонит.

– Ты хочешь погулять? – тряхнув головой, спросила она.

– Лучше, – ответил Глеб, нагнулся, взял кассету и вставил ее в магнитофон.

Зазвучало танго.

Сиверов галантно предложил руку. Алла стала в позу, картинно запрокинула голову и сделала шаг ему навстречу. Они обнялись и принялись танцевать на пожухлой осенней траве, уже засыпанной желтыми листьями.

– Не хватает кастаньет, – смеялась Алла.

– Ничего, можешь щелкать пальцами, – и Глеб, позванивая шпорами, поднял руки вверх и начал щелкать. Алла стала вторить ему. К музыке прибавилось то, чего ей недоставало – четкого, ярко прорисованного ритма.

Мужчина, сидевший рядом с полковником Студинским в «фольксвагене», покрутил пальцем у виска.

– Вам не кажется, товарищ полковник, что у них не все в порядке?

– Да, но танцуют они красиво, – задумчиво ответил Владимир Анатольевич и посмотрел на часы.

«Бог ты мой! Час ночи, их ищут, сбивается с ног целое подразделение спецслужб, а они танцуют на каком-то захламленном пустыре, где и днем-то появляться страшно!»

– Послушай, – приговаривал Сиверов, продолжая щелкать пальцами.

– Я слушаю тебя, – Алла поворачивалась на месте, лихо изгибаясь.

– На плане ты нарисовала чуть ли не двадцать туалетов. Их что, и впрямь так много?

– Да Бушлатов просто помешан на субординации. Он никогда не допустит, чтобы подчиненный заходил в туалет начальника, – хохотала она.

– А вот в его кабинете… Ты уверена, что там есть туалет?

– Ну и вопросы же у тебя! – Алла подбила ногой горку опавшей листвы.

Березовые листики вспыхнули в свете фонаря и вновь погасли, отлетев в темноту.

– Так ты точно знаешь или предполагаешь?

– Ну, Федор, естественно, я не заходила в мужские туалеты, а насчет женских я могу сказать тебе точно. Все-таки я имела допуск высшей категории.

– Ты не ответила мне: в кабинете Бушлатова есть туалет?

– Во всяком случае, мой начальник имел скверную привычку выходить из-за тех дверей и на ходу застегивать штаны.

– А может, там укреплен только один писсуар?

– Да на кой черт тебе все это знать?

– Не знаешь, когда что может пригодиться, – философски заметил Глеб и схватил девушку за запястье. Еще несколько па – и музыка кончилась. Они стояли, тяжело дыша и не отрываясь глядели друг на друга.

– Это и впрямь получилось лучше, чем любовь, – улыбнулась Алла.

– Я так и знал, что тебе понравится.

– А теперь, – сказала Алла и погрустнела, – мне нужно домой.

– Я отвезу тебя.

– Не стоит рисковать, лучше возьму такси.

Глеб сел за руль, девушка устроилась рядом. «Фольксваген» не отставал от головной машины. Вскоре они выехали на широкую улицу, перспективу которой замыкал многоэтажный жилой дом. Внизу под ним виднелась череда машин.

– Ну вот и стоянка такси, – спокойно произнес Глеб Сиверов, открывая дверцу. – Не забудь, пожалуйста, свой пакет. Я дождусь, пока ты сядешь в машину, и только тогда уеду.

Девушка стояла ковыряя носком туфли влажную землю.

– Нет, я не буду обещать тебе, что мы встретимся вновь, – добавил Глеб.

– Я и не прошу об этом.

– Чего же ты ждешь?

Алла криво улыбнулась и протянула мужчине руку, так, как протягивают для рукопожатия.

Глеб взял ее ладонь в свои и поднес к губам.

– Если бы у меня было сомбреро, я бы раскланялся вот так, – и Глеб склонился в поклоне.

– Не забудь о том, что ты мне обещал.

– Насчет чего?

– Насчет дезинформации.

– Она уже запущена, – Глеб взмахнул рукой на прощание и сел за руль.

Он включил дальний свет, освещая Алле дорогу. Она дошла до самого конца и остановилась возле машины такси. Водитель ошалело смотрел на сошедшую с телеэкрана героиню латиноамериканских сериалов.

Уже вполне освоившись со множеством кружевных юбок, Алла подобрала подол и уселась на заднее сиденье, после чего назвала адрес.

Глеб погасил и вновь зажег фары.

«Бывает же такое!» – подумала Алла, прижимаясь щекой к холодному стеклу автомобиля.

Глеб сидел, положив руки на руль, и молча смотрел перед собой.

Полковник Студинский постучал по крыше автомобиля.

– С вами все в порядке?

– Да, – неспешно ответил Глеб и принялся собирать листки бумаги, разбросанные на заднем сиденье.

– Куда теперь?

– К дому.

– В Дровяной переулок?

– Именно туда.

– Я поеду с вами, – и, не дожидаясь согласия, полковник сел рядом с Глебом. Сиверов пожал плечами.

– Как вам будет угодно. Но мы направляемся в места не очень чистые, и вы испачкаете свой плащ вместе с брюками.

Полковник пропустил это замечание мимо ушей. Он понял: Глеб слишком шустрый для того, чтобы надолго оставлять его без присмотра.

«Еще немного, – подумал полковник, – и он улизнул бы вместе с девицей. А потом снова лови его в какой-нибудь Абхазии или Приднестровье».

Глеб ехал не по главным магистралям, а постоянно подрезал дорогу, сворачивая во дворы, – так что даже знающий Москву назубок полковник скоро потерял ориентацию.

Он очень удивился, когда из какой-то подворотни они выехали прямо к зданию с вывеской «Экспо-сервис Ltd».

Глеб, даже не поворачиваясь в сторону строения, Миновал его, заехал в какой-то двор и остановил машину. Несколько котов с леденящим душу мяуканьем бросились врассыпную от контейнеров с мусором.

Полковник вышел и вдруг услышал страшное урчание и чавканье. Оно доносилось из ближайшего контейнера. Присмотревшись, Студинский разглядел в призрачном ночном свете, падавшем из окон дома, огромного, наполовину плешивого кота, который сидел на груде мусора и рвал зубами полиэтиленовый пакет, из которого вываливались аккуратно очищенные кости. Кот не выказал никакого страха. Огромное животное размером с младенца лишь стало злобно бить облезшим хвостом по краю контейнера.

quot;Еще чего доброго и на меня бросится, – подумал полковник и негромко прошипел сквозь зубы:

– Брысь!quot;

Кот заурчал сильнее, схватил в пасть одну из костей и, сев на край контейнера, развернулся к полковнику задом. А затем произошло уже совсем невероятное: котяра поднял хвост и пустил вонючую струю в сторону полковника.

Студинский еле успел отскочить.

– Ну не любят у нас сотрудников органов, – раздался за спиной у Студинского вкрадчивый голос Глеба Сиверова.

– Что поделаешь, служба такая.

Глеб уже успел вооружиться монтировкой, извлеченной из багажника автомобиля, и кивнул полковнику:

– Владимир Анатольевич, нас ждут великие дела.

Они отошли к самой стене, и Глеб, пошарив в кармане, извлек маленький электрический фонарик. Узкий сноп света ударил в крышку тротуарного люка.

– Нам сюда, – Сиверов указал пальцем в землю и, подцепив монтировкой край чугунного диска, легко сдвинул его в сторону.

Под первой крышкой оказалась вторая, сделанная из листовой стали, с проволочной ручкой. Глеб, стараясь не шуметь, вынул и ее. Луч фонарика высветил из темноты ржавые металлические скобы.

– Я же говорил, нам предстоит побывать в местах не очень чистых, – произнес Глеб, спускаясь первым.

Полковник, передернув плечами, тоже полез вниз. Когда он уже нащупывал ногой скользкий от сырости пол, вверху, в люке, показалась голова его помощника.

– Владимир Анатольевич, – шепотом сказал он, – что мне делать?

– Жди наверху.

– Есть.

Луч фонарика плясал по стенам, выхватывая то полурассыпавшуюся кирпичную кладку, то жгут кабелей, привязанных к металлическим скобам.

Наконец, из темноты возникла шестидюймовая стальная труба.

– Вот ты где, родная, – рассмеялся Сиверов, радуясь этому открытию, словно встрече с любимой женщиной, и быстро зашагал вперед, пригнув голову.

Низкие своды бетонного тоннеля не давали двигаться в полный рост.

Студинский, проклиная Глеба, поплелся следом.

Между тем запустение кончилось довольно быстро. Теперь Глеба и Студинского окружали недавно возведенные бетонные стены, и если принюхаться, можно было различить характерный запах битума. От шестидюймовой трубы отходило ответвление. Глаза Сиверова сияли, как будто перед ним простирались самые прекрасные в мире пейзажи.

– Не думал, что вы когда-то работали сантехником.

– Я работал и электриком, и мастером телефонной связи, – улыбаясь, ответил Глеб. – Никогда не следует, полковник, забывать, что город – это не только то, что находится наверху. Под землей можно отыскать много интересного.

Почему-то проектировщики даже самых секретных объектов пренебрегают обычно такими мелочами, как туалеты.

Полковник с недоумением уставился на Сиверова: в своем ли тот уме.

– Да-да, полковник, самые обыкновенные туалеты с вечно протекающими сливными бачками.

– Вы не можете не говорить загадками? – осведомился Студинский.

Глеб присел на толстую чугунную трубу канализации, достал сигарету и закурил. Дым, подхваченный сквозняком, быстро улетал в глубину тоннеля.

– Признайтесь, полковник, наверное, и вы в детстве боялись заходить в туалет? Боялись, что из унитаза или, если вы родились в деревне, из так называемого очка вдруг высунется мохнатая рука с когтями и утащит вас в канализацию?

– Какие глупости! – ответил полковник, но тут же вспомнил, что в детстве он боялся именно этого.

– Но люди взрослеют, становятся проектировщиками, специалистами по безопасности режимных объектов и забывают свой детский страх. А когда собирается представительная комиссия принимать проекты, главные специалисты тоже почему-то стесняются вспоминать об этом своем детском страхе.

– Вы что, собираетесь проникнуть в дом через канализационную трубу? – ужаснулся Студинский.

– Не так просто, полковник. Я все-таки брезглив. И не опасайтесь, я не заставлю вас, извиваясь червяком, ползти по источающей миазмы трубе. Все куда более проще и изящнее.

Студинский замер в растерянности. Ему не хотелось показывать, что он ничего не понимает. Но, с другой стороны, Сиверов мог просто издеваться над ним, заставляя думать о всяческой ерунде, не имеющей никакого отношения к делу.

– Да не волнуйтесь вы, Владимир Анатольевич, – Глеб звонко хлопнул себя по колену, – завтра ночью документы будут у вас в руках, и вы со спокойной совестью сможете положить их на стол начальства.

Полковник, боясь сморозить какую-нибудь глупость, не отвечал.

Глеб аккуратно растоптал наполовину выкуренную сигарету и сказал:

– Завтра вы должны раздобыть мне портативный газовый резак, заглушку на трубу вот такого диаметра, – он указал на ответвление водопровода. – А главное – баллон с нервно-паралитическим газом средней силы действия – такой, чтобы нюхнув его, сильный мужчина вырубился минут на пятнадцать. И не забудьте, пожалуйста, пару угольных противогазов.

Кое-что уже смутно прорисовывалось в голове полковника Студийского, но только в общих чертах. Ему не терпелось расспросить Глеба более основательно, но он боялся показаться смешным.

– Я раздобуду все, о чем вы просите.

– Тогда проблем больше не существует. Все остальное я найду в своей мастерской. Так что завтра, полковник, заезжайте за мной где-то около часа дня.

Я хочу отоспаться, – и Глеб, уже не обращая никакого внимания на Студийского, пошел назад клюку.

Единственное, что он сказал на прощанье:

– Не забудьте закрыть люк, полковник. Все-таки мы имеем дело не с такими идиотами, как мне хотелось бы.

Он вывел машину через узкую арку и, глянув мельком на дом с вывеской «Экспо-сервис Ltd», усмехнулся.

Окна на втором этаже горели.

– Работай, работай, – подмигнул своему отражению в зеркальце Глеб, – чем больше материалов окажется в папке, тем лучше. Правда, я еще не решил окончательно, стоит ли ее отдавать полковнику или лучше придержать у себя.

Все-таки какая-никакая гарантия, не чета честному слову офицера ФСБ.