"Слепой в зоне" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей)Глава 18Генерал Николай Васильевич Судаков и все люди, подчиненные ему, пребывали в неимоверном напряжении. Хоть и был уже поздний вечер, сотрудники находились на рабочих местах, занятые делом. Все были поглощены одной-единственной задачей, пытались выйти на след тех, кто похитил ядерный фугас. После того как Глеб Сиверов вылетел на военном самолете в сторону чернобыльской зоны, у генерала Судакова немного отлегло от сердца. Николай Васильевич сидел в своем кабинете и просматривал бумаги, которые полковник Крапивин время от времени приносил ему. Генерал, подперев голову руками, вчитывался в текст, пока строчки компьютерного набора не начали расплываться перед глазами. Он снял очки и приложил ладонь к взмокшему лбу. – Боже, Боже! – сказал негромко генерал. – Осталось совсем немного до пенсии, а тут одно дело за другим, и на каждом можно погореть, – И он вспомнил, какой спокойной была работа в Комитете государственной безопасности лет десять-пятнадцать назад. Никаких тебе хищений оружия, никаких террористов… Тогда, конечно, тоже приходилось заниматься серьезными делами. Но по сравнению с тем, что творилось сейчас, те серьезные дела кажутся детскими забавами. «Вот бы вернуться туда с сегодняшним опытом. Вот бы я там развернулся! И карьеру сделал бы за считанные годы, не то что тогда». В памяти всплыли лица его бывших руководителей. «Да, хорошо им, хорошо, – подумал Судаков. – Хотя не очень, – поправил он себя. – Кое-кто ушел из жизни раньше срока, а кое-кого „ушли“. В общем, тогда тоже приходилось не сладко, и тогда тоже малейшая ошибка грозила…» Генерал Судаков вздохнул и запретил себе думать о жизни в прошедшем времени. Возможно, он еще минут пятнадцать или двадцать сидел бы, помешивая ложечкой давным-давно остывший чай, если бы не зазвонил телефон. Генерал напрягся: этот телефонный номер знали считанные люди. «Кто же это может быть? – подумал генерал. – Ксения?» Всего три дня тому назад дочь звонила. Сейчас она находилась в Англии на стажировке. Вспомнив о дочери, генерал поймал себя на том, что, может быть, впервые за несколько дней он улыбнулся не по-военному нежно. – Генерал снял трубку и услышал знакомый голос: – Привет, Николай Васильевич! – Добрый вечер, Феликс Андреевич. – А что это ты так поздно на работе? Звоню домой, никто не отвечает. – Да дела. Ты же знаешь, работа у нас круглые сутки. – Я знаю, кого работа любит! – сказал Феликс Андреевич Грибанов и захохотал, захохотал так громко, что генерал Судаков даже отвел трубку в сторону. – А что у тебя на дипломатическом фронте? – осведомился генерал. – У нас все, как всегда. Готовим визиты, договариваемся, подписываем важные бумаги, в общем, суетимся. Ты же в курсе, стране нужны инвестиции, вот мы этим и занимаемся. – Что, вы все занимаетесь инвестициями? – Не все, конечно… Но мне приходится, как на паперти, деньги клянчить. – Послушай, Феликс Андреевич, ты бы мне просто так не стал звонить. Наверное, что-то очень важное? – Да, Николай Васильевич, важное. И причем настолько важное, что я даже решился побеспокоить тебя по служебному телефону. – Тогда я тебя слушаю. – Нам необходимо встретиться. – Извини, Феликс Андреевич, я сейчас не могу, у меня неотложные дела. – Неотложных дел не бывает, – настойчиво и недовольно пробурчал Феликс Андреевич Грибанов, – Свидание будет недолгим – минут тридцать. – Это очень много, – сказал генерал Судаков. – Тебе решать. Разговор важный. – О чем? – А вот это, дорогой, не по телефону. – Ну что ж, давай встретимся. – Другое дело! – обрадовался Грибанов. – Так значит, через двадцать минут я подъеду. – Хорошо, согласен. Буду ждать на перекрестке. Генерал Судаков посмотрел сначала на наручные часы, затем – на напольные куранты в углу кабинета. Показания и тех и других совпадали – иначе и быть не могло. quot;И что ему надо? – недоумевал генерал, опуская трубку на рычаги аппарата. – К чему такая спешка? Обычно в их конторе все происходит медленно, с чувством, толком, расстановкой, каждое слово выверяют, по три дня думают, какую закорючку куда поставить. Хотя иногда…quot; Генерал Судаков вспомнил о тех ценных услугах, которые когда-то оказал ему Феликс Андреевич Грибанов, не последний человек в Министерстве иностранных дел. Но карьера Грибанова, начавшаяся блестяще, вдруг, резко застопорилась. И с чем это было связано, генерал Судаков, осведомленный во многих вопросах, не знал. Он пытался навести справки, но вся информация была достаточно расплывчатой, дескать, Феликс Андреевич Грибанов малоинициативен и не является специалистом высокой квалификации. Тем более что лет пять назад он допустил пару промахов, непростительных для дипломата его ранга. Грибанов прочно застрял на служебной лестнице, но, насколько было известно Судакову, жил неплохо. Постоянные загранкомандировки, отличный дом под Москвой, шикарная квартира в городе, дорогая новая машина – в общем, жил, как прикидывал генерал Судаков, его приятель далеко не по средствам. Однако никакой компрометирующей информации на Феликса Грибанова не имелось. «Значит, умеет», – решил генерал Судаков. В свое время Грибанов способствовал в устройстве Ксении на стажировку в Лондон. Судаков был глубоко благодарен Феликсу и никогда не забывал этой помощи. Ведь ради единственной дочери, собственно говоря, и жил генерал. С женой уже давным-давно у него отношения не складывались, и жили, не разводясь, они в одной квартире, как чужие люди. Вот только дочь оставалась светлым пятном в общем-то сумрачной жизни генерала ФСБ. У Ксении вроде бы все шло как нельзя лучше. После стажировки, как она похвалилась отцу, ей обещали престижную работу в Англии. Генерал очень хотел, чтобы его дочь хотя бы на несколько лет осталась за границей. А потом, когда здесь, в России, все более-менее утрясется, уляжется, станет на свои места, можно будет вернуться. Вот только когда это произойдет?.. Даже генерал Судаков в своих прогнозах не заходил дальше, чем на пару-тройку месяцев. А уж загадывать, что будет через год, не приходилось и вовсе. Жизнь менялась стремительно, и свои посты покидали такие люди, о которых Судаков думал, что они навечно посажены в свои кабинеты руководить ведомствами. Да и сами ведомства распадались, трансформировались, превращаясь во что-то новое, ранее не виданное. Выстраивались новые структуры, изобретались названия, появлялись на свет всевозможные службы и подразделения. От этого голова шла кругом. Но Судаков знал свою работу, за что его и ценили. В кабинет вошел полковник Крапивин. – Ну что еще? – устало вздохнул генерал. – Вот кое-какая информация об охране этих фугасов. Будете смотреть? – Что-нибудь важное? – Я просмотрел все, – сказал Крапивин, стоя у стола, – но ничего подозрительного не обнаружил. Вот информация на тех людей, кто был непосредственно связан с вопросами транспортировки… – Ладно, оставь, я просмотрю, когда вернусь. Крапивин с недоумением взглянул на генерала, вспомнив, что тот говорил час назад: все останутся работать, никому без надобности не отлучаться. Генерал перехватил взгляд полковника. – Немного пройдусь, подышу воздухом. Меня не будет где-то около часа. – Все ясно. Проветриться стоит! У меня тоже голова чугунная. – А у тебя-то чего? – удивился Судаков. – Да закрутился я за эти дни. Верчусь, как угорь, и все без толку. – А ты не вертись, Крапивин, сядь, подумай, кофейку попей. Успокойся, и все будет хорошо. – Не получается, Николай Васильевич. Только присяду – сразу дергают, несут бумаги, звонят, зовут. – А ты не обращай ни на кого внимания. – Если бы я был генералом, как вы, Николай Васильевич, я бы не обращал. – Будешь, будешь, Крапивин, генералом, не беспокойся! Вот уйду я в отставку – тебя поставят на мое место. – На ваше место, Николай Васильевич, найдутся кандидаты и без меня. Ровно в двадцать два ноль-ноль генерал Судаков стоял на перекрестке. Он взглянул на часы, и как раз в этот момент рядом с ним остановилась белая «вольво» с темными стеклами. Дверца открылась, и из машины, приветливо улыбаясь, вышел Феликс Андреевич Грибанов. Он был в роскошном темно-синем костюме с блестящими перламутровыми пуговицами. – Здравствуй, здравствуй, дорогой, – Грибанов протянул руку. – Добрый вечер, Феликс Андреевич. Ну так что у тебя стряслось? Грибанов неопределенно качнул головой и коротко пожал плечами. – Садись в машину. Там человек, он хочет с тобой переговорить. Позади «вольво» остановилась еще одна машина. И Феликс Андреевич, на прощание махнув Судакову рукой, сел во второй автомобиль. Генерал забрался в неосвещенный салон «вольво». – Добрый вечер, – услышал он мужской голос. А затем прозвучала команда водителю: – Поехали! «Вольво» понеслась по московским улицам, свернула в узенький переулок и остановилась. Водитель покинул автомобиль. В салоне вспыхнул свет. И генерал Судаков увидел человека, абсолютно ему незнакомого. – Николай Васильевич, – сказал человек с едва заметным иностранным акцентом. – Дело очень серьезное, потому мы вас и побеспокоили. – Я вас слушаю, хотя не имею чести знать. Мы не встречались, точно. – Не важно, – улыбнулся незнакомец. – В ваших картотеках я тоже не значусь. Это настолько же точно. – Не хотите представляться, как хотите, – генерал Судаков привык к подобным ситуациям, он много лет работал в органах безопасности, насмотрелся всякого и кого только не видал на своем веку. – У нас к вам предложение. – У кого – у вас? – Пока это не имеет значения и, думаю, не будет иметь значения и потом. – Так я вас слушаю, – генерал Судаков понял, что происходит что-то недоброе и он влип в какую-то пренеприятную историю. – Николай Васильевич, мы знаем, что вы очень любите свою дочь Ксению. Она хорошая девочка, и карьера у нее складывается неплохо… – Откуда вам известно о моей дочери? – строго, как у подчиненного, спросил генерал. – А нам известно, Николай Васильевич, многое. И это в том числе. – Что с дочерью? – С ней все в порядке. Надеюсь, и дальше с ней все будет хорошо. Но это зависит от вас. – . От меня? – пожал плечами генерал. – Да-да, от вас. – Что с ней? – С ней все в порядке, я уже сказал. Генерала Судакова охватила тревога. Ему показалось, что автомобиль сейчас не стоит на месте, а несется вниз с очень крутой горы и вот-вот разобьется. Генерал почувствовал, как прихватило сердце, и прижал правую руку к груди. – Что же вы хотите от меня? – Не стоит беспокоиться, Николай Васильевич, от вас потребуется очень немногое. – Что? Что вам надо? – выкрикнул Судаков. – Да вы понимаете, с кем связались?! – Только не нервничайте. Нам надо, чтобы вы, генерал, оставили в покое банкира Шанкурова. Думаю, он вам известен. И вообще, было бы хорошо, если бы вы и ваши люди не путались у нас под ногами и не мешали, – Что вы имеете в виду? – Я думаю, вы догадываетесь, о чем идет речь. Нам надо, чтобы вы и ваши люди перестали искать ядерный фугас. Я понятно излагаю? – Кто вы такой? – вновь строго спросил генерал Судаков, взяв себя в руки. – Я вам уже говорил, это не имеет значения. – Чьи интересы вы представляете? – О-о, – протянул собеседник, – за мной стоят такие люди и такие огромные деньги, генерал, что вам даже тяжело представить. Генерал несколько минут молчал, чувствуя, что все в душе клокочет. – Николай Васильевич, вы должны хорошенько подумать. Дочь находится в наших руках, если хотите, можете с ней поговорить, – незнакомец взял трубку спутникового телефона, быстро набрал номер, затем заговорил по-английски и через несколько мгновений передал трубку генералу. Тот сжал ее в дрожащей влажной ладони и услышал голос дочери: – Папа! Папочка! Это я! – Ксения, дорогая! Где ты? Что с тобой? – закричал в трубку генерал. – Они меня держат взаперти! Ты слышишь, папа, они меня держат взаперти! И сказали, что убьют, сказали, разрежут на части! Но ты им не верь, папочка, они этого не сделают. – Ксюша!.. Мужчина сидел, откинувшись на спинку, и снисходительно улыбался, слушая разговор генерала с дочерью. Через две минуты в трубке раздались гудки, и генерал Судаков с ненавистью посмотрел на шантажиста. – Вот видите, генерал, все нормально. Дочь ваша в хороших руках. – Что я должен делать? – генерал сдался, понимая, что противостоять, этому человеку, а вернее тем, с кем он связан, у него нет сил. – Четыре, а лучше пять дней, генерал, вы должны бездействовать. И тогда мы вам гарантируем – ваша дочь будет на свободе и с ней ничего не случится. Абсолютно ничего! – Я вам не верю, – выдавил из себя Судаков. – Это ваше дело. Можете верить, можете не верить, но у вас нет выхода. – Вас найдут. Я подниму на ноги… – Да перестаньте, генерал! Никого вы не поднимете на ноги, да и никто, собственно говоря, этим не будет заниматься. Если бы все это происходило здесь, в России, тогда вы что-нибудь и смогли бы сделать… может быть. Но Ксения далеко отсюда, и вы бессильны. И вся ваша служба, все ваши агенты тоже бессильны. Мы не требуем от вас Бог весть каких услуг – всего лишь пять дней саботажа. Тем более, генерал, вам лично ничего не грозит. Ну, в худшем случае, вас отправят в отставку. И это – в худшем случае, а так, вполне вероятно, даже останетесь на своем месте. – Но что вам даст мое бездействие? – Есть еще одно условие, генерал: вы вызовете Шанкурова на допрос, не сами поедете к нему в тюрьму, а прикажете, чтобы его доставили к вам. А я со своими людьми освобожу его по дороге. Как видите, я предельно откровенен. – А мои люди? – Обещаю, генерал, что они не пострадают. Мы сделаем все очень аккуратно. – Какие гарантии вы даете? – Слово джентльмена, – ехидно улыбнулся шантажист. – Большего дать не могу. – Я вам не верю, – произнес по слогам генерал Судаков. – Вам ничего не остается, генерал. И если вы этого не сделаете, то забудьте о существовании Ксении. После того как Шанкуров окажется на свободе, вы сможете поговорить с дочерью. Она вам позвонит сама. И еще, генерал: люди, которые стоят за мной, будут вам очень благодарны за эту маленькую услугу, и вы вправе рассчитывать на гонорар. Количество нулей назовете сами, и даже банк можете назвать сами, и государство можете выбрать любое. – Мне нужна дочь, мне нужна Ксения и больше ничего. Вы этого еще не поняли? – Рад, что вы это поняли. Значит, так: вы откладываете поиски фугаса на пять дней, начиная с этой минуты. Пусть ваши люди споткнутся о него – они не должны его заметить, это первое; а вот и второе – завтра вечером, около десяти-одиннадцати Шанкурова должны перевозить из СИЗО к вам в Управление на допрос, без президентского эскорта, естественно. Вам понятно? – Да… – процедил Судаков. Никогда прежде ему не приходилось так безропотно подчиняться чужой воле. – Ну что ж, генерал, договорились, – мужчина погасил свет в салоне, и уже через несколько секунд появился водитель, и автомобиль помчался назад, в сторону особняка, к тому роковому перекрестку, где генерал Судаков сел в белую «вольво». На том же самом месте он и вышел из машины. Этот разговор измотал его так, что сейчас генерал выглядел постаревшим, больным, изнуренным жизнью, смертельно отчаявшимся. Он, покачиваясь, побрел по улице. А белый автомобиль с дипломатическими номерами умчался прочь. Полковник Крапивин ждал своего шефа с толстой пачкой бумаг. – Что это? – почти шепотом спросил помощника генерал Судаков. – А это, Николай Васильевич, новые документы. Здесь нужна ваша подпись. – Погоди, Крапивин, с этими документами. Полковник по виду шефа догадался – произошло что-то чрезвычайное, но спросить напрямую не решался, ожидая, что генерал сам расскажет. Но Судаков молчал. Он уселся в свое кресло, отодвинул бумаги на край стола, и полковнику Крапивину показалось, что этот мужественный человек сейчас заплачет. Правая щека генерала Судакова дергалась, руки тряслись. Таким его полковник никогда не видел. – Генерал выдвинул верхний ящик письменного стола и извлек таблетки. – Что с вами, Николай Васильевич? Может, пригласить врача? – К черту всех врачей! – генерал дрожащими пальцами положил в рот таблетку валидола. , – Сердце прихватило, да? участливо справился Крапивин. – Сердце, будь оно неладно! – Что-то произошло? – наконец-то осмелел полковник. – Да, произошло. Вот что, любезный, узнай-ка быстро, кому принадлежит белая «вольво» с номером… – генерал назвал номер машины. – Сейчас, Николай Васильевич, сейчас. Может, еще что-нибудь надо? . , . – Пока ничего. Иди. Крапивин вышел из кабинета, а генерал Судаков откинулся на спинку кресла и прижал ладони к груди. Сердце бешено колотилось. Казалось, еще чуть-чуть и оно не выдержит этого ритма и остановится. «Ксения… Ксения… Как же могло так случиться? Хотя при чем здесь Ксения, во всем виновато это треклятое оружие, во всем виноват я сам. Не надо было отправлять дочь за границу, какого черта она нам сдалась? Лучше бы Ксения как-нибудь потихоньку-помаленьку жила здесь, вышла бы замуж, родила бы мне внуков. И я с ними возился бы на даче, гулял, разговаривал, читал бы сказки, ловил бы вместе с ними бабочек ярким сачком. Но судьбе угодно распорядиться иначе… и ничего уже не изменишь». Генерал погрузился в мучительные размышления. Он упорно перебирал варианты, надеясь на чудо на то, что сможет отыскать выход из безвыходной ситуации. Но выбраться из подобной ловушки невозможно. И тот, кто ее устроил, был прекрасно посвящен в тонкости личной жизни генерала, к то, что для него дочь дороже службы, дороже долга – короче, дороже всего на свете. Появился Крапивин. На его лице блуждала растерянная улыбка. Генерал поднял отяжелевшую голову и почти невидящими глазами посмотрел на подчиненного. – Знаете, Николай Васильевич, в нашем компьютере такого номера не нашлось. Да и гаишники, с которыми я связался, дают отрицательный ответ. – Что значит отрицательный? – У них тоже такой номер не числится. И числиться не может: когда подойдет очередь, годика через два, его тогда и выдадут. – Я так и знал! – вырвалось у генерала. – Я так и знал… – А что случилось? Почему вас интересует этот долбаный номер? – Не ругайся, Крапивин, тебе это не к лицу, ты все-таки офицер. – Извините, Николай Васильевич. Может быть, чаю или кофе? – Не надо. – Ну что ж, – Крапивин пожал плечами, – я могу быть свободен? – Да, можешь. Только никуда не уходи. – Да что вы, Николай Васильевич! Я буду здесь. И если что понадобится… – Хорошо… В приемной Крапивин обратился к секретарю, молодцеватому офицеру лет тридцати: – Слушай, капитан, ты поглядывай за дверь время от времени. Что-то у генерала сердце шалит. – Да? – на лице секретаря появилось обеспокоенное выражение. – Да-да, так что будь бдителен. Если что – вызывай меня, звони врачу. – А наш, вообще, на месте? – Да, дежурит. – Хорошо, хорошо. quot;Я подозревал, что номера на «вольво» липовые. Все. сделано очень ловко. Как же быть? Что предпринять? К кому кинуться?quot; – генерал Судаков в смятении огляделся. Но посоветоваться было не с кем. В огромном кабинете он находился один. «Может, позвонить Малишевскому? – подумал Судаков. – Нет, об этом никто не должен знать, ни одна живая душа. Но как же остановить операцию? Как? Ведь Слепой уже там, уже в зоне. И скорее всего, сможет добраться до этого проклятого фугаса и навести порядок меньше, чем за пять дней. Он еще ни разу не подводил ни меня, ни Малишевского, он надежен, как скала. Вот это-то и страшно, он сможет все испортить, сам не зная об этом. Он обязательно найдет этот фугас, и тогда произойдет ужасное – я лишусь единственной дочери. А у меня кроме нее нет никого». Генерал Судаков схватил трубку спутникового телефонами набрал номер, который был известен только троим – ему, Глебу и полковнику Крапивину. Но телефон не отвечал, и это привело генерала в еще большее отчаяние. «Ну в чем дело? Где этот чертов Слепой? Где же ты, Глеб Петрович? Где же ты? Отзовись скорее! Отзовись! Все надо отменить, надо немедленно свернуть операцию. Надо, чтобы ты был в Москве, в Париже, в космосе – где хочешь, только не будь там, только не навреди!» Потеряв надежду связаться с Глебом, генерал Судаков вызвал Крапивина. – Послушай, полковник, – мрачно сказал генерал, – бери телефон и попытайся связаться со Слепым. Звони без перерыва и, как только его найдешь, скажи, чтобы он перезвонил мне. Понял? – Так точно, – отчеканил полковник. – Вот и давай, выполняй. Звони хоть до утра, но Слепого найди. – Что же случилось, Николай Васильевич? – Потом расскажу, потом. Операцию надо остановить, вернее, приостановить. – Какие-то новые указания? – Да, новые, – соврал генерал Судаков и, чтобы полковник покинул кабинет, взялся перебирать бумаги, пытаясь сосредоточиться на строчках, которые разбегались перед его затуманенными от слез глазами. «Ксения, Ксения, – повторял имя дочери пожилой генерал. – Ну как это все случилось? Почему?» Генерал Судаков вскочил из-за стола, оттолкнул кресло и начал нервно расхаживать по кабинету. Он все еще надеялся, что сможет найти лазейку, сможет выкрутиться из опасной ситуации. Вернувшись к столу, он схватил трубку и принялся вызванивать Грибанова Феликса Андреевича. Телефон Грибанова тоже упорно не отвечал. «Даже если я сейчас пошлю разыскивать Феликса Андреевича, то, уверен, он уже исчез, я в лучшем случае узнаю рейс самолета, которым он вылетел за границу сразу же после нашей встречи. Он-то от гонорара никогда не откажется». – Да куда вы все пропали, черт вас побери! Куда? Куда? – шептал генерал, ясно осознавая, что он обречен, и уже что у него есть только один достойный выход – уйти из жизни… Но что тогда будет с Ксенией? «Нет, – сказал сам себе генерал, – вначале надо вытащить дочь. А уж потом рассчитаться с этой проклятой жизнью, поставить точку – большую и черную. Нет, не черную, а кровавую точку. Конечно, моя смерть вызовет всяческие пересуды, поползут грязные сплетни. Но тот, кому будет надо, разберется. Можно даже оставить записку. Пусть не думают, что я мерзавец, пусть знают, как все произошло на самом деле. Но пока надо найти Слепого. Надо?» И генерал, бросив трубку, выскочил в приемную. Секретарь тут же поднялся со своего места. – Ну где Крапивин? Где он? – генерал Судаков побагровел. – Где его носит? – Он у себя, товарищ генерал. – У себя, у себя… Он должен быть у меня! Немедленно! Через полторы минуты Крапивин с телефонной трубкой в руке появился у генерала Судакова. – Ну что? – громко спросил генерал. – Не отвечает, Николай Васильевич. – Может, с ним что-нибудь случилось? – Знаете, Николай Васильевич, вероятно, он покинул машину, оставив телефон в ней… Или отключил его. Не всегда удобно иметь его под рукой, например, в засаде… – Все может быть, Крапивин, но Слепого надо найти. Так что действуй. Набирай и набирай, а как только… – Я все понял, Николай Васильевич, – Крапивин вышел из кабинета, недоуменно пожимая плечами. Генерал Судаков вновь попытался связаться с Грибановым. И на этот раз получилось. – Алло! Алло! Феликс Андреевич, это ты? – закричал генерал, не тая радости, что хоть один из нужных ему людей нашелся. Если Феликс не стал скрываться, то, возможно, он ничего и не знает об истинной подоплеке встречи, которую подготовил. – Слушай! – Да, слушаю, – каким-то немного сонным голосом пробурчал в трубку Грибанов. – Ты, дипломат хренов, с кем это ты мне организовал встречу? – Как это, с кем? – зевнул Грибанов и спокойно назвал фамилию человека, сидевшего в белой «вольво». – Кто он? Последовали довольно туманные объяснения. – Какого хрена ты это сделал? На черта ты меня вытащил на встречу с ним? – Знаешь, Николай Васильевич, меня очень попросили. Бывают ситуации, когда просят так, что не откажешь. – Ясно, – вздохнул Судаков. – А чего они от тебя хотели? – задал в общем-то запрещенный в подобном разговоре вопрос Феликс Андреевич. – Слишком много, слишком много, Феликс… – Я так и подумал. Больно уж они были настойчивы со мной. – Да уж, не говори. – У тебя неприятности, Николай Васильевич? – Как слышишь… – Может быть, я могу чем-то помочь? – участливо спросил Грибанов. – Ты мне уже помог. И помог так сильно… – Извини, не хотел. Прижали меня немного. – Да, я все понимаю. Ты, Феликс Андреевич, по сути-то ни при чем. Я сам виноват. – Ну ладно, если что – держи в курсе. Информация, полученная от Грибанова, практически ничего не прояснила. Человек, с которым разговаривал Судаков, по большому счету, был никем, мелкая сошка в одном из торговых представительств полупризрачного содружества иностранных государств. Но с ним, как прекрасно понимал генерал Судаков, связаны очень влиятельные круги, и они глубоко заинтересованы в том, чтобы получить ядерный фугас. «Но кто они? Кто? – терзал себя вопросами генерал. – Чего они хотят? Какова конечная цель их жуткого шантажа? Для чего им нужен ядерный фугас? Вряд ли для того чтобы вывезти его за территорию России. Хотя не исключено…» Генерал почувствовал, что перестает соображать – слишком сильным было потрясение, слишком ужасным факт – его единственная дочь стала заложницей в грязной игре. «Но как это получилось? Как? – задавал себе один и тот же вопрос генерал. Задавал, но ответа найти не мог. Он зачем-то выдвинул верхний ящик стола и вытащил свой пистолет, – Да, ты, ты… – поглаживая рукоятку, сказал генерал, обращаясь к оружию, – наверное, ты мое спасение. Сколько же лет я уже не пользовался оружием? Пять? Шесть?» Генерал попытался вспомнить, когда в последний раз был в тире. Но не смог – настолько это было давно. «Да будь она проклята, эта жизнь! Как все осточертело! Прав был Малишевский, ой как прав, когда говорил, что настоящее мастерство, настоящий профессионализм заключается в том, чтобы вовремя уйти со сцены. И сам Малишевский успел это сделать! А я остался, рассчитывая, что продвинусь еще выше. Нет, я рассчитывал не на это, я должен был работать для того, чтобы дочь могла учиться. Лишь поэтому я остался». Генерал все кружил и кружил по кабинету. И так же по кругу двигались стрелки часов. «Неужели он так и не дозвонится? Неужели Глеб Сиверов предпримет что-нибудь – и тогда случится катастрофа? Нет, нет, этого нельзя допустить, нельзя… Его как-то надо предупредить». Но как – генерал не знал. Единственный способ отыскать Глеба Сиверова – это телефон. Но телефон не отвечал. Генерал открыл шкаф, вытащил из внутреннего кармана пиджака портмоне. Развернул его и посмотрел на фотографию дочери. Год назад они снялись вместе. Ксения улыбалась, положив голову на плечо отца. У нее были точно такие же глаза, как и у генерала Судакова, – темные, проницательные. «Ксения, Ксения…» Дочь улыбалась с фотографии, а генералу хотелось разрыдаться. Ведь он ничем не мог ей помочь, абсолютно ничем. Она далеко. И генерал, не раз выкручивавщийся из всевозможных передряг, сейчас был бессилен. Именно сейчас, когда на карту поставлена жизнь не кого-то там незнакомого, и даже не его собственная, которой не жалко, а жизнь единственного близкого в этом мире человека – дочери. – Суки! Суки! – шептал генерал. «Я этого так не оставлю! Вот только пусть Ксения выберется, я помогу, я сделаю все, чтобы ее освободили. А потом… Потом вы у меня попрыгаете, поскачете, как на горячих угольях. Я вам устрою такую жизнь, что даже ад покажется вам раем! – генерал так сильно сжал кулаки, что суставы пальцев побелели и хрустнули. – Я не оставлю этого, не оставлю! Я найду вас всех, найду поодиночке. Я напущу на вас Глеба Сиверова, и никто не уйдет от возмездия – никто! Господи, что я несу? О чем я сейчас думаю? Ведь надо спасать дочь, надо остановить Слепого! А я рассуждаю о мести, фантазирую. Все это можно будет сделать, я обязательно этим займусь, но только после того как Ксения окажется в Москве. Я ее спрячу, отправлю куда-нибудь к знакомым. Ее никто не найдет. А сам займусь местью. Я приложу все силы, и ни одна даже самая последняя шестерка не уцелеет! Все будут уничтожены, все до единого! Суки! Подонки! Подлые шантажисты! Нельзя же вот так, по больному месту…» Генерал был во власти эмоций, но в то же время разум подсказывал ему, что преступники затеяли очень тонкую и умную игру, что они профессионалы не меньшие, чем он, и подробно обо всем информированы, знают его болевые точки, знают, как будут разворачиваться события. И поэтому действуют быстро, идут напролом, не опасаясь никаких последствий. – Нет, вы будете мертвыми! Будете! – выкрикнул генерал, потрясая кулаками. Открылась дверь кабинета, возник секретарь. – Что-то случилось, Николай Васильевич? – Пошел к черту! Все в порядке! Секретарь выскочил в приемную. Генерал бросился к телефону и попытался набрать номер Глеба. Пальцы дрожали, не попадали в маленькие выпуклые кнопочки. И генерал Судаков, чертыхаясь, отбросил телефон от себя. Отбросил так, словно тот был взрывоопасен и мог разлететься на куски прямо в руках. – Принеси мне кофе, – приоткрыв дверь, распорядился генерал, – и свари покрепче. – Вам нельзя, товарищ генерал. – Я тебе сказал, – рявкнул Судаков, – выполняй! Рассуждать будешь потом. Я сам знаю, что мне можно, а чего нельзя, – генерал, хлопнув дверью, закрылся в кабинете. А помощник сразу отправился к полковнику Крапивину и обо всем рассказал. – Что же с ним такое? – сокрушенно покачал головой Крапивин. – Не знаю, не знаю. Но он взбешен. Я его таким впервые вижу. |
||
|