"Добро пожаловать в Ад" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей, Гарин Максим)

ГЛАВА ШЕСТАЯ ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН

К двум часам ночи милиция начала постепенно выпускать свидетелей. Опрос можно было закончить в течение часа, но слишком долго раскачивались, осматривали место, докладывали по телефону начальству. Клавишника, выпущенного из ресторана первым, Виктор попросил звякнуть своим — предупредить, чтобы не беспокоились.

В конце концов именно его, Виктора Логинова, промурыжили дольше всех. Несколько официантов твердо показали одно и то же: стрельба началась именно тогда, когда саксофонист вдруг прошел в зал и заговорил с телохранителями Казакова. У милиции сразу возникли подозрения — а не было ли это все заранее отрепетировано, чтобы отвлечь внимание охраны?

— Послушайте, разве я похож на камикадзе? — убеждал их Виктор. — Чего ради я бы согласился влезть между двух огней?

— На тебе, между прочим, ни царапины, — чуть ли не упрекнули его.

Шея страшно болела, но следа после удара рукояткой, судя по всему, не осталось — ошалевшему музыканту в голову не пришло посмотреться в зеркало.

— Так зачем ты к ним поперся? Поинтересоваться музыкальными впечатлениями?

Логинов неожиданно оказался перед дилеммой: говорить о вчерашнем появлении «друзей» или нет? Вроде бы никакого криминала. Он уже сомневался — не подпадают ли его информационные услуги киллерам под статью уголовного кодекса?

В любом случае что-то выдумывать, на ходу было выше его сил.

— Отлично. Значит, ты все-таки признаешь, что вчера эти двое общались с тобой накоротке?

Такие торжествующие улыбки выползли на лица обступивших его ментов, что Виктор окончательно упал духом. А еще пять минут назад предполагал, что находится на самом дне.

— Да, конечно, мы обговаривали последние детали.

У всех на виду, вместо того, чтобы выйти хотя бы в туалет… — он обхватил голову руками и закрыл глаза, не в силах больше смотреть в эти довольные собой рожи, гладко выбритые, с проборами честных служак.

На время его оставили в покое.

«Как там они? Дозвонился Гена или нет? Надо было попросить еще кого-нибудь.»

— Да вы спросите самих телохранителей — о чем я с ними начал говорить, — крикнул он, сорвавшись на жалкий фальцет. — Хотел предупредить заранее.

— Спросим, Логинов, не беспокойтесь. И не рвите себе голосовые связки.

Он уже приготовился к тому, чтобы следовать прямиком в камеру, но действительность оказалась вовсе не такой суровой — в четвертом часу его отпустили. Гена ждал на своем «фольксвагене».

— Я уже пачку прикончил. Держи последнюю.

— Дозвонился? — спросил Виктор, пытаясь удержать сигарету в дрожащих губах.

— Все в порядке. Сказал, что обсуждаем с дирекцией финансовые моменты.

* * *

«Экзамен на чин» Рублев сдал успешно — его взяли на работу. Правда, никто не объяснил, в чем она будет заключаться, какой ему положен оклад. Он сидел вместе с тремя молодыми парнями в одном из помещений офиса — попивал баночное пиво, смотрел вперемежку порнуху и костоломные боевики по видео.

Ни то, ни другое особого удовольствия не доставляло, но Комбат не спешил заявлять о своих особых правах и вкусах. Разговаривали в этой компании мало, короткими скупыми фразами. Новичка приняли спокойно: не навязывая бесцеремонное панибратство, не демонстрируя авторитет старожилов. Лицо и повадки Комбата достаточно ясно указывали на богатый опыт и закалку в настоящем — ревущем, испепеляющем пламени.

Рублеву объяснили, что здесь не бывает ни смен, ни выходных. Если не намечается никакой работенки, можно забуриться в соседней комнате с отличной звукоизоляцией и спать на диване сколько влезет. Если появились личные дела, начальство отпустит на пару часов, на сутки, даже на неделю в «мертвый сезон».

В принципе, Комбат ничего не имел против — он мог принять такой режим без особых проблем. Именно потому что до сих пор чувствовал себя чужим на «гражданке», в собственной квартире, так и не пустил корней за несколько своих «мирных» лет. Только два насущных вопроса требовали свободного времени. Две точки на карте столицы: Ваганьковское кладбище и ночной клуб «Калахари». Он знал, что оба визита сопряжены с риском, но отказаться от них не мог.

* * *

К заведенному сроку в девять дней с момента гибели Риты он в первый раз отпросился у новых хозяев. Решил подойти к могиле попозже, к закрытию кладбища, чтобы остаться незамеченным. По пути купил букет дорогих цветов, похожих на те, которые стояли в комнате у Риты. Когда он последний раз покупал цветы?

Садясь в вагон метро, Рублев задался вопросом — а не послал ли «хвоста» человек с родимым пятном? Но начальство занималось какой-то крупной сделкой, почти не появлялось в офисе. Вряд ли в такой ситуации кому-то придет в голову отслеживать перемещения по городу рядового сотрудника.

На всякий случай он сделал несколько лишних пересадок и в результате попал на Ваганьковское за сорок минут до закрытия. Он знал, что Риту похоронили здесь рядом с отцом. Еще одна привилегия для избранных — обычно покойников в Москве или кремировали, или тянули за городскую черту, к черту на кулички…

* * *

После тайфуна, который закрутил их в автомобиле на обочине, заставив любительницу тенниса позабыть о травмированной ноге, они с курсантом Рублевым продолжали видеться.

Оба сознавали разделяющую их пропасть. С одной стороны изысканно-красивая, модно одетая девушка, привыкшая отдыхать на Золотых песках и побережье Адриатики, пользоваться дорогой косметикой, курить «фирменные» сигареты. Образованная, отлично владеющая английским.

С другой, простой курсант — кусок гранита с острыми краями и непререкаемой верой в себя.

Они жили рядом и в то же время на разных планетах, и это придавало их связи особый привкус. Она видела в нем мужчину из своих смутных снов: мускулистого, с мощной шеей и твердыми пальцами, который молча опрокидывал ее на спину, стискивал до хруста костей. А ему, чей опыт до сих пор ограничивался потаскушками, одинаковыми как две капли воды, Рита казалась загадочным существом.

Она одновременно принадлежала и высшему, и низшему миру. Знала и понимала тысячи недоступных ему вещей, бывала в тех местах, о которых он не имел и понятия. Ее глаза различали еще тысячи оттенков, кроме основных цветов радуги. Кроме запахов солярки, кирзовых сапог, дешевых сигарет без фильтра, она распознавала еще множество других — тонких, неуловимых.

Она слышала первую каплю дождя и крадущуюся в темноте кошку.

С этим соединялась первобытная ненасытность: она вбирала, впитывала в себя все соки его тела — языком, влагалищем, кожей. Любила грубо материться, кусаться, просила, чтобы он душил ее, издавала протяжные стоны, переходящие в хрип.

Сейчас, когда она ушла из жизни, эта вторая сторона ее натуры ушла для него в тень, отступила на второй план. В сумерках, на кладбищенской аллее Рублеву рисовались только две Риты — первого и последнего часа. Загорелая девушка на корте и спящая женщина в шикарной квартире среди с пренебрежением раскиданных вещей.

Подходя к месту, он еще издалека увидел огромный, в человеческий рост венок из живых цветов. На черной траурной ленте было написано только одно слово: «Рите». Цветы выглядели совсем свежими — венок явно появился здесь сегодня.

* * *

Венок, появившийся у свежей могилы, вызвал жгучий интерес и у старшего следователя Вельяминова.

С самого утра он ожидал интересных событий на кладбище и не ошибся. Двое сотрудников ГУОПа наблюдали за аллеей на расстоянии — появится ли в поминальный день новое лицо. Еще двое ждали наготове — на тот случай если гость вознамерится ускользнуть.

Когда в кабинете Вельяминова раздался звонок, он сразу схватил трубку — автоматический определитель номера четко указывал на один из телефонов Ваганьковского. Его ждало относительное разочарование.

Заместитель директора сообщил, что еще вчера достал из домашнего почтового ящика конверт с долларами без обратного адреса. Всю ночь он терялся в догадках. Но наутро недоразумение разрешилось. Неизвестный человек позвонил ему и объяснил что это деньги для Аристовой.

— Большой венок сегодня и такой же на сорок дней.

К сорока дням поставить мраморную стелу. Думаю ты человек разумный и сделаешь все как надо…

«Эта осторожность еще не говорит, что гражданин N причастен к убийству, — подумал Вельяминов. — Просто не хочет контактировать с милицией.»

— Я уже подготовил замечательный венок, — сообщил заместитель директора.

— Может быть приберечь его для кого-нибудь другого? — предложил следователь. — Ваш заказчик захочет разобраться в чем дело и тут… Безопасность вам и вашим родным я полностью гарантирую.

— Лучше я сяду в тюрьму, чем остаток жизни ходить под колпаком.

Вельяминов понял: если его сотрудники сделают так, что венок исчезнет, заместитель директора организует новый.

— Мое дело предложить. Здесь я не имею права настаивать, — успокоил собеседника следователь. — Вы успели засечь номер телефона?

Как и следовало ожидать заказчик звонил из автомата.

«По крайней мере это лучше, чем ничего, — успокоил себя Вельяминов. — Первая весточка от друзей и спутников последних лет.»

Он все-таки не отдал приказа снять дежурства. Чутье подсказывало, что под занавес может произойти что-нибудь интересное…

За долгий осенний день даже закаленные, привычные к топтанию на месте сотрудники подмерзли и подустали. Горячий чай в термосе давно закончился, бутерброды тоже. Огромный венок из багрово-красных роз раздражал все больше и больше.

— Это ж просчитывалось с самого начала. Не надо держать остальных людей за недоумков.

— Никто и не держит. Но если есть хоть половина шанса из тысячи, почему бы не поставить нас с тобой сюда. Сотрудники не должны сидеть без дела.

— Это верно. Использовать в хвост и в гриву.

Вдруг им на глаза попался коренастый, с тяжелой поступью человек с цветами в руках. Медленно, опустив голову, он приближался к могиле. Чертовски похожий на фоторобота, составленного по показаниям консьержа и соседа Аристовой — с той поправкой, которую всегда надо иметь в виду, когда сопоставляешь живое лицо и набор схематичных деталей.

Отойдя за постамент с чьим-то бронзовым бюстом, сотрудник потянул из кармана портативную рацию.

Второй достал заранее заготовленный скромный букетик нарциссов и двинулся вперед. При себе он имел наручники и пистолет с полной обоймой. Начальство не рассматривало всерьез возможность появления на кладбище самого подозреваемого. Но на всякий случай дало устное разрешение стрелять по ногам в случае, если его удастся опознать.

Осталось не больше двадцати метров. Перегнувшись через ограду, коренастый человек положил цветы. Выпрямился, пригладил ладонью волосы.

«Не торопится. Ребята уже на подходе — получили сигнал и приближаются с разных сторон. Мужик явно не лыком шит. „Повиснуть“ на нем на секунду-другую, пока подоспеют остальные. Или „пушка“ и „руки за голову!“ Не похоже, чтобы такой безропотно подчинился — попробует сделать ноги. Значит придется стрелять. Начальство, конечно, похвалит, но так, чтобы между строк читалось: четверо — и не смогли чисто взять одного…»

Боковым зрением Комбат давно уже засек человека с букетиком нарциссов. Слишком мягко ступает. Наверняка их здесь несколько. Обложили. Жалко портить им показатели, но ничего не попишешь.

Неожиданно обернувшись, он первым подскочил к человеку в светлом плаще. Подобравшийся для атаки, тот оказался не готов к обороне. Комбат провел захват аккуратно, стараясь не сломать шейных позвонков человеку на службе. Тому, правда, удалось потянуть его за собой на землю.

В последний момент Комбату удалось завладеть оружием — только это уберегло его от немедленного ареста.

Трое сотрудников окружили его, целясь с близкого расстояния. Но их товарищ чувствовал смертельный холод на предельно короткой дистанции: ствол собственного пистолета упирался ему в висок.

Сумерки быстро сгущались, аллея уже опустела окончательно. Только старушка с сеткой прошаркала мимо компании странно застывших людей. Пустых бутылок возле них не обнаружилось, и старушка не стала задерживаться. Похоже она имела тонкий нюх и могла отыскать бутылки по запаху, раз занималась сбором в такой поздний час.

— Если попробуешь что-нибудь выкинуть, легкого конца не жди, — предупредили Рублева. — Продырявим так, что неделю будешь подыхать.

— Только не пытайтесь зайти мне за спину. Если я кого-то потеряю из виду — стреляю.

Он стал осторожно подниматься с земли, подтягивая и пленника. Пистолет и его голова должны составлять единое целое.

— Куда ты денешься?

— Это мои трудности.

— Отпусти его и я тебе обещаю: никто слова не скажет о том, что ты пытался оказать сопротивление. Для тебя это очень важно.

— Не люблю палить попусту — тем более в людей, которые выполняют свой долг. Чтобы ваша совесть была чиста — ее крови на мне нет.

— Значит, бояться нечего. Если сам себе не навредишь.

Один из сотрудников все-таки попытался сдвинуться в сторону.

— Кому сказал — стоять! — зычным командирским голосом рявкнул Рублев.

Он уже выпрямился в полный рост и мощная фигура добавляла убедительности его словам.

— Вы даете мне уйти и договариваемся считать, что к могиле никто не приходил.

Старший из сотрудников — тот который пропустил напарника вперед и задержался, оповещая остальных по рации — решил, что условия все-таки можно принять.

Зачем рисковать, никуда этот тип все равно не денется.

— Тогда ты должен вернуть оружие. Как нам объяснить его пропажу?

— Договорились. Я отступаю сюда — вы держите дистанцию тридцать метров. Не пытайтесь воспользоваться рацией, это я смогу различить даже в кромешной темноте.

Комбат стал медленно пятиться назад по направлению к стене, ограждающей кладбище. Пленник послушно, шаг в шаг, пятился вместе с ним, явно не собираясь геройствовать.

— Ну-ка посмотри, сколько еще? — спросил Комбат, зная, что этот сотрудник меньше, чем кто-либо заинтересован вводить его в заблуждение.

Сам он не отрывал глаз от остальных.

— Метров сто, — голова сдвинулась туда и обратно осторожно, чтобы не разбудить спящую в стволе смерть.

Все явственней доносился запах мусора — Комбат заметил слева доверху полный проржавевший бак. Еще шаг и спина уперлась в твердую преграду. Кирпичная стена.

Как только он вскочит на край бака, чтобы перемахнуть через нее, его расстреляют из трех стволов одновременно.

В любом случае свое слово он должен сдержать. Резко оттолкнув в сторону своего пленника, Комбат швырнул пистолет в мусор и неожиданно для всех кинулся вправо, в кусты.

Тотчас загремели выстрелы, вспыхнули слепящие зрачки фонариков. Рублев упал, прокатился кубарем по открытой полосе и снова нырнул в спасительную гущу.

Снопы белого света шарили совсем близко, как будто раздвигали, отводили в сторону ветки. Он слышал топот, отрывистые крики преследователей:

— Обрезай!

— Смотри стену!

— Вроде я его достал…

— Осторожно, у него еще своя «пушка» на руках!

Нагнув голову, чтобы не расцарапать лицо, Комбат с треском продирался сквозь плотный кустарник.

«Подмогу наверняка уже вызвали, — мелькнуло в голове. — Эти уже прикатят с собаками.»

Круглое пятно одного из фонарей толчками двигалось вперед, контролируя стену. Попробуй сунься — щелкнут как в учебном тире. Надо оторваться хоть чуть-чуть. Только как это сделать если они бегут параллельным курсом по аллее, а ты вязнешь в кустах.

Ни разу в жизни Комбата еще не гоняли как зайца.

Но этим людям он не имел права причинить зло — поэтому другого выбора не было. Его могли достать в любую секунду. Пули свистели, срезая ветки, с визгом рикошетили, ударяя в стену.

Вдруг он увидел впереди силуэты мусоросборочных машин. Одна, вторая… Прыгнул на подножку, заскочил в кабину. Милое дело — даже стекло не надо разбивать.

Вот где никто не подумает страховаться от угона.

Преследователи быстро сориентировались: машина зазвенела на разные голоса от череды попаданий. По кабине, по колесам. Ничего, ему недалеко. Подраненная колымага заурчала — Комбат подал ее вперед, развернул и ударил в стену.

Слабовато, надо разогнаться как следует. Пули "сыпались как горох, пришлось скорчиться под сиденьем и оттуда, не поднимая головы, удерживать руль. Ограда оказалась жидковатой — всего в один кирпич толщиной.

После первого удара по стене пошли трещины, посоле второго кабина и передние колеса, выломав кусок, очутились снаружи.

Дверцу, конечно, заклинило. Зато от лобового стекла остались одни зазубрины по краям — выход был гостеприимно открыт. Комбат приподнялся, чтобы выпрыгнуть вниз, и тут его все-таки зацепили — плечо ошпарило, прожгло. Когда он приземлился на ноги, верхняя часть рукава уже намокла от крови.

Впереди на улице мирно шумел поток машин. Рублев нырнул в открывшийся просвет как только что нырял в кусты. Взвизгнули тормоза, чей-то «мере» выскочил на пустынный тротуар и с грохотом опрокинул закрытый на замок коммерческий ларек.

Чувствуя как растекается вниз по руке густое и липкое тепло, Комбат проскочил освещенную фонарем зону и под аккомпанемент запоздалых выстрелов пропал в ближайшей подворотне.