"Комбат против волчьей стаи" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей, Гарин Максим)Глава 6Совсем близко от шоссе неподалеку от Переделкино, знаменитого своими дачами, а еще более жильцами этих дач, как живыми, так и мертвыми, находился и другой небольшой дачный поселок, обустроенный ничуть не хуже Переделкино. Правда, жили в нем не писатели и, если быть честным, люди далекие от искусства. Этот поселок был застроен еще до войны, а в войну он уцелел. И поэтому дошел до начала девяностых годов в своем первозданном виде. Огромные участки, большущие, преимущественно двух-, а то и трехэтажные дома, где обложенные кирпичом, а где так оставшиеся без облицовки, сложенные из толстых серебристых бревен. В этих домах сейчас жили потомки и наследники доблестных генералов советской армии, КГБ и МВД. Все здесь знали друг друга, один из больших двухэтажных деревянных домов с недавно выполненным шикарным евроремонтом внутри когда-то принадлежал генералу КГБ Петровскому, человеку в своих кругах очень известному. Он прославился тем, что удачно боролся с диссидентами, а в начале своей боевой карьеры с врагами народа. Многочисленные ордена и медали украшали его мундир, пылившийся тут же на даче в шкафу. Ни у кого не поднялась рука спрятать его подальше. Пять лет назад генерал Петровский, разбитый параличом, умер и был похоронен с подобающими почестями, а это значит, с военным оркестром на одном из московских кладбищ. Отгремел салют из карабинов, прозвучали возвышенные речи бывших соратников, и огромный дом, и более чем просторная квартира в Москве перешли в наследство его дочери Софье. Она, наверное, была единственной, кто искренне плакал на похоронах. Хотя и Софья за последних пару лет, намаявшись с парализованным отцом, в душе радовалась за него, что наконец-то кончились его и ее мучения, и теперь можно легко вздохнуть. А о том, какие адские муки ждут старика на том свете, она, естественно, думать не хотела, хотя прекрасно знала, чем занимался ее отец-генерал пока не вышел на пенсию, и не строила иллюзий насчет того, что дорога в рай ему открыта. Ее муж во время похорон как ни пытался натянуть на свое сытое лицо скорбную маску, так и не смог — его тонкие губы время от времени кривились в самодовольной усмешке. «Ну наконец-то, вот слава Богу! Все досталось Софье, а значит, и мне. Вот теперь-то мы и заживем! Теперь мне не придется выслушивать длинные и бессвязные нравоучения старого моралиста, прикованного недугом к постели и гадящего под себя.» А о том, что подобное может случиться с ним самим, с женой Илья Данилович Сиваков и думать не желал. — Софья, ты долго еще будешь возиться? Нас же уже ждут. Там такой банкет — столы ломятся, а ты возишься. — Погоди, дорогой, я только надену свои драгоценности. — Да на тебе и так уже висит как на рождественской елке. — Чтоб ты понимал, мужлан неотесанный! — Поговори у меня. — Я же не со зла. Софья своего мужа недолюбливала, хотя жилось ей с ним прекрасно. Многие из ее одноклассниц, сокурсниц по институту искренне ей завидовали, ведь она всегда была при деньгах, и неважно, что это были деньги мужа, а не ее. Она всегда была одета с иголочки, из лучших бутиков, от лучших портных. По несколько раз в год она выезжала за границу и, как правило, одна — у мужа вечно находились дела. Сам же Илья Данилович Сиваков, освободившись на неделю или дней на десять, с какими-нибудь своими дружками, уставшими от дел, садился в самолет и улетал в Амстердам или Гамбург, а если дело происходило студеной московской зимой, то в Бангкок или на Кубу. Там Илья Данилович развлекался с проститутками, отводил душу. В Москву же в его лице возвращался степенный семьянин, привозивший жене какую-нибудь дорогую безделушку с крупными драгоценными камнями. Чем именно занимается ее муж и откуда у него такие шальные деньги, Софья не знала. Пару раз она пыталась расспросить мужа, но тот зло бурчал: — Тебе, что плохо живется? Будешь много знать, скоро состаришься. А стареть-то ты, дорогая, не хочешь, не так ли? — Нет, не хочу. — Вот тогда и не суй свой острый носик в серьезные дела. — Я и не сую. — Суешь, суешь, смотри, придавят. А то, что дела у мужа закручены серьезные, было видно невооруженным глазом. Он часто менял машины, постоянно рядом с ним находился один или два охранника. А в последнее время Сиваков сменил овчарку, которая плохо слушалась его команд, на страшного тренированного ротвейлера из питомника. Ротвейлер весил килограммов шестьдесят, рычал и бросался на любого, кто поднимал руку на хозяина. Слушался кобель лишь Илью Сивакова. — Где этот бездельник Раджа? — бросил муж, оглядываясь вокруг. — Твой пес, тебе и знать. — Раджа!!! На деревянной лестнице тут же послышалось цоканье когтей и радостное рычание. Огромный пес сбежал со второго этажа и лег на ковре в метре от хозяина. Илья Данилович наклонился, потрепал пса по загривку. — Ну-ну, разлегся, кобель. Давай к машине, быстро. Через десять минут уезжаем. Пес все понял, поднялся и в два прыжка выскочил за дверь. — Ну, а ты долго еще будешь возиться? — Да не торопи, а то, наверняка, что-нибудь забуду. Я же тебе не собака, чтобы выполнять все твои капризы. — Ладно-ладно. «Сука ты, конечно», — подумал про себя Илья Данилович, щелкнул пальцами и крикнул: — Светлана! Поди сюда! На его голос из кухни с такой же готовностью во взгляде, как и у собаки, вышла женщина лет пятидесяти, которая присматривала за домом в отсутствие хозяев. — Если мы и приедем, то под утро. На все звонки отвечай, что не знаешь, где хозяин. И когда вернусь, ты тоже не знаешь. Поняла? — Да, Илья Данилович, чего ж здесь не понять, — вытирая руки о фартук, произнесла женщина. Софья хотела сказать, что могут позвонить и ей, но собственные дела показались ей такими мелкими по сравнению с делами мужа, что она не стала говорить об этом домработнице вслух. — Про меня, как хочешь. А то начнут звонить-трезвонить, отдохнуть не дадут как следует. Кому надо, те найдут. — Ты еще долго? — бросил с упреком Илья Данилович и, подняв кожаную сумку, забросил ее на плечо. В сумке лежал пистолет, а в кармане куртки — документ, разрешающий владение оружием, документ был исправный, с оружием Илья Данилович Сиваков последние полгода не расставался. Он и ротвейлера завел потому, что не доверял никому из людей. Охранников могут перекупить, всегда найдется тот, кто сможет заплатить больше, чем ты. Эту истину Илья Данилович знал прекрасно, ведь сам поступал также. Тому, кто перекупает, платить приходится много, но один раз, а хозяину охранника доводится каждый месяц отдавать тысячу долларов. Наконец, Софья собралась. Она еще раз взглянула на себя в зеркало, тряхнула головой. — Да, хороша, хороша! От движения головы цепочки с крупными камнями звякнули. Сивакову захотелось сказать, что этот звук напоминает звяканье кандалов, но он знал, Софья таких шуток не любит, она суеверна. Охранник, он же шофер, сидел в машине и просматривал газеты. Как только на пороге дома появился хозяин, охранник молниеносно выпрыгнул и распахнул дверь перед женой хозяина, помог ей устроиться на заднем сиденье. Сам же Илья Данилович сел впереди — Лучше сядь со мной, — попросила жена. — Я привык сидеть впереди. На заднее сиденье прыгнул ротвейлер, Софья замолчала. — Он будет тебя охранять. Правда, Раджа? Пес на слова хозяина грозно зарычал, и Сивакову даже показалось, что на его морде появилась улыбка. — Хороший, хороший, — пробормотал он и погладил влажный нос ротвейлера, затем вытащил из кармана пиджака белый носовой платок, вытер ладонь. — Давай, поехали, — сказал он шоферу — Куда едем? — спросил тот. — А ты что, разве не знаешь? — Как всегда? К Панкратовым? — Да, к Панкратовым, будь они неладны. В жизни бы туда не поехал, на их рожи смотреть мочи нет. Да ведь мы с ним партнеры. Серый «вольво» с тонированными стеклами мягко покатил по широкой, выложенной бетонными плитами еловой аллее. Ворота были открыты. К ним спешила из дому Светлана. В ее обязанности входило открывать и закрывать ворота, когда хозяева подъезжали к дому или покидали его. — Только не гони, родимый. — Да-да, не гони, — попросила и Софья, — а то от скорости у меня голова кружится и тошнит. — Может, ты беременна, дорогая? — хохотнул Илья Данилович. — Сам ты беременный, — отрезала Софья, — без моего папы ты вообще гроша выеденного не стоил бы. Забыл, что ли? — Я же про него ничего плохого не говорю. Памятник какой, ты же видела, я ему соорудил. Такого даже у маршалов нет. — А за чьи деньги ты этот памятник построил? — За свои, у народа ведь денег нет. — А начинал ты с чьих денег, на чьих связях все твое нынешнее благополучие построено? — Не только мое, — хмыкнул Илья Данилович, — но и твое, и наших детей. Поди им плохо, учатся себе в Англии, а на каникулы домой летают. — О детях любой родитель беспокоиться должен. — Хороший родитель. Шофер сделал вид, что ничего не слышит. Он уже привык к перебранкам своего хозяина с женой. Он взял за правило ничего не видеть, ничего не слышать, а заниматься лишь тем, за что ему, собственно говоря, и платят большие деньги. «Вольво» мчался по трассе со скоростью сто двадцать километров, но в машине абсолютно не чувствовалось стремительного движения. Негромко играла музыка, и лишь чуть-чуть посвистывал воздух, срывающийся с крыши и зеркал автомобиля. Этот охранник, он же шофер, работал на Сивакова уже третий месяц и привык к крутому нраву своего патрона, способного менять решение в одну секунду. Он мог скомандовать посреди трассы быстро развернуться на сто восемьдесят градусов и помчаться в обратную сторону, при этом ничем не мотивируя свое решение, ничего не объясняя. Но при всем при том, иногда, когда на Илью Даниловича накатывала волна хорошего настроения, он любил расспросить своего охранника о личной жизни, о родителях, о том, чем тот занимался раньше, на кого работал и сколько ему платили. При этом время от времени скептично посмеивался и говорил: — Знаю я, знаю я его. Жмот, и редкостный. За десятку баксов мать родную продаст. У меня-то тебе, Олег, получше будет? — Получше, Илья Данилович, получше, — негромко отвечал Олег, — иначе бы я к вам не нанялся. — Вот еще годок поработаешь, квартиру тебе купим, служебную, конечно. Ха-ха-ха. — Квартиру это хорошо, — говорил Олег и был уверен, что если Сиваков пообещал, значит, квартира появится. Поэтому он и служил Илье Даниловичу так, как даже не служил бы отцу родному. Любой каприз, любое желание он выполнял молниеносно. — Я же просила, Олег, не надо так быстро, — сказала Софья бросив взгляд на зеленые цифры спидометра. — Мы же чуть тянемся, — с женой хозяина, Олег мог себе позволить слегка поспорить, если, конечно, знал, что Илья Данилович на его стороне. — Едь, как ехал, — приказал Сиваков. — Хорошо идем. — Гаишники, — произнес водитель, сбрасывая скорость, — просят остановить. — Если просят — останови. Чего им, уродам, надо? — Денег, наверное, — наморщил низкий лоб Олег, останавливая машину и глядя в заднее стекло на приближающегося гаишника. — Сиди, пусть сам подойдет. Что-то не нравилось ротвейлеру в молодом лейтенанте, который небрежной походкой подошел к автомобилю, и терпеливо ожидал пока Олег опустит стекло. — Сиди, — повторил Сиваков, уже привыкший к тому, что пес недолюбливает всех посторонних, особенно тех, кого видит впервые. Гаишник отдал честь, представился, правда, умудрившись скомкать фамилию, затем то ли попросил, то ли потребовал: — Документы, пожалуйста. Олег опустил солнцезащитный козырек, вытащил из кармашка документы, подал их гаишнику. Он знал, единственное, что ему могут инкриминировать, так это превышение скорости. За такой проступок легко откупиться, хозяин рядом — если посчитает нужным, даст деньги, нет — назовет пару фамилий гаишных чинов, услышав которые, лейтенант, наверняка, вновь отдаст честь и пожелает счастливой дороги. Лейтенант внимательно осмотрел документы, к чему придраться не нашел, заглянул в салон. — Пройдем, пожалуйста, в нашу машину — А в чем дело? — спросил Сиваков за водителя. — Надо, — коротко ответил лейтенант. — Я спешу, — сказал Сиваков. — На трассе все спешат. — Что, у кого-то угнали авто? — Да нет, пару формальностей, мы проверяем всех на алкоголь. — Он от рождения не пьет. Если бы взял в рот хоть грамм, на меня бы больше не работал. — Служба у меня такая. Сиваков прикинул: спорить с гаишником или дать деньги. Решил — если Олег трезв — пусть уж пойдет подышит. «И к Панкратовым на пару минут позже приедем, все меньше их рожи видеть буду». На обочине стоял черный микроавтобус, скорее всего дорожная лаборатория. — Сходи, — бросил Илья Данилович своему охраннику, — пусть удостоверятся. — Пройдем, командир. — Работа такая. Олег недовольно выбрался, пожал широкими плечами, поправляя под мышкой кобуру с пистолетом и двинулся вслед за гаишником. Оба они скрылись за микроавтобусом, и Сиваков, естественно, не мог видеть, что произошло дальше. Дверь микроавтобуса открылась. — Пройдите, — сказал лейтенант. Олег стал на ступеньку, наклонил голову и подался вовнутрь автобуса. И в это время сокрушительный удар встретил его. Ударили в висок монтировкой, рассчитывая убить, и молодой мужчина весом под сто килограмм качнулся и рухнул на рифленый коврик, даже не издав вздоха. Бандит в форме гаишника подхватил его за ноги, еще двое, сидевшие в микроавтобусе, под руки и все втроем молниеносно и отлажено, как группа акробатов, бросили его вовнутрь машины. — Добей, — раздался хрипловатый голос. Следующий удар по основанию черепа был еще более сокрушительным, чем предыдущий, послышался хруст костей. Теперь для удара были более подходящие условия — появилась возможность размахнуться тяжелой монтировкой. Хруст костей, всхлип и тело Олега Мальцева — телохранителя, двадцати семи лет от роду, обмякло. — Вот теперь готов, — словно бы о выпитой банке пива, сказал мужчина, вытирая монтировку о твидовый пиджак охранника. — Пушку у него из кобуры вытащи, слышишь, Колян. Колян запустил руку под полу пиджака и ловко выхватил пистолет Олега Мальцева. — Хорошая пушка, ты смотри даже с предохранителя снял, когда шел к нам. А теперь пойдем разберемся с хозяином. Человек, сидевший за рулем микроавтобуса обернулся к находившимся в салоне. — Нервничать Сиваков начинает, и впрямь — спешит. Сиваков словно бы чувствуя недоброе, открыл дверь и выпустил ротвейлера. — Пойдем-ка, Раджа, глянем, как Олег в трубку дышит. К ноге! Иди рядом! Рядом! Пес рычал, шерсть у него на загривке приподнялась, а из пасти почти до самой бетонной полосы дороги повисла вязкая слюна. Пистолет Сиваков держал в кармане. Пистолет был снят с предохранителя, патрон дослан в патронник, а палец Ильи Даниловича подрагивал на спусковом крючке. — Пошли, пошли, — тихо, чуть угрожающим голосом говорил он псу. — Ребята, что там за возня у вас? — бодро прокричал Илья Данилович гаишнику в форме лейтенанта, который вышел из-за микроавтобуса. — Тут у нас непонятки. Это слово, брошенное лейтенантом, окончательно развеяло сомнения Сивакова. — Олег ты где? Раджа, рядом, к ноге! И он, крепко сжимая рукоять пистолета, двинулся к автобусу. Гаишник сделал шаг навстречу. — Ваш водитель пьян. — Да ты что, лейтенант, белены объелся? Сам ты, небось, пьян. Денег хочешь, так и скажи, хочу денег. Я тебе дам денег. Раджа стоять! — Я на службе, вы мне деньги не предлагайте, это тоже статья, между прочим, — заговаривал лжегаишник зубы. Сиваков не видел, что со спины к нему заходит Колян с тяжелой монтировкой в рукаве. На плечах у Коляна была куртка защитного цвета, в кармане лежал пистолет с глушителем. Софья увидела силуэт мужчины, крадущегося к мужу, и, перегнувшись через сиденье, дважды нажала на клаксон. Машина издала резкий звук, Илья Данилович обернулся. — Стоять! — услышал он голос лейтенанта. И сразу же увидел занесенную над своей головой монтировку, сделал шаг в сторону. Ротвейлер прыгнул, совершив прыжок метра на два в высоту, намертво вцепился в лицо Коляну. Послышался хруст раздираемой кожи и сдавленный душераздирающий крик. Монтировка выпала из рук и, звонко ударившись, запрыгала по бетонной полосе дороги. А вот оружием воспользоваться Илья Данилович не успел, бандит в форме гаишника нанес ему тяжелый удар жезлом, раскрашенным обрезком трубы, по затылку. Но на этот раз били так, чтобы не убить, а лишь оглушить. Илья Данилович взмахнул руками, его пистолет, сверкнув, упал к ногам. А Раджа, растерзав лицо Коляну, уже вцепился ему в горло. Колян продолжал сопротивляться, катаясь по бетонной полосе. Бандит в форме гаишника вдруг громко закричал. — А вы что, уроды, сидите? Угомоните этого пса, Он же Коляна сожрет. — Уже сожрал! — истерично выкрикнул бандит по кличке Тормоз, вскочив с водительского места микроавтобуса и, приблизившись к Коляну на пару шагов, четыре раза выстрелил в пса. Эти выстрелы и привели в чувство Софью, которая сидела до этого окаменев и смотрела на все происходящее так, как зритель смотрит на экран телевизора, не понимая, что все происходящее касается лично ее. Придя в себя, она истошно завизжала и принялась перебираться через спинки сидений. Трясущимися руками схватилась за ключи, но бандит в форме лейтенанта оказался порасторопней. Он схватил Софью за волосы, выволок из машины и буквально прорычал: — Стой, стерва, не шевелись. Пристрелю, как собаку. А Тормоз с Федором пытались монтировкой разжать, намертво сцепленные челюсти пристреленного пса. — Во, бля, как тисками сдушил. Хрустели зубы, но челюсти разжать они так и не смогли. — Давай затащим их обоих в машину, там разберемся. — Во бля, и псина, во Коляну не повезло. А он сегодня потрахаться собирался. — Вот и потрахался. Этот кобель его и трахнул, — сказал бандит по кличке Стресс — Во, мужик жил-жил, а тут ему пес полморды отгрыз. — Если бы полморды, можно было еще как-то заделать, а он же ему еще и горло разорвал. На удивление Колян был еще жив. — Слышь, Стресс, да он дышит. Жила бьется. — Нет, он уже не жилец, смотри как разворотило. Щека была сорвана полностью, нос перекушен. Крепкие зубы нижней челюсти были обнажены вплоть до зуба мудрости. — Ну и зверь! Ну и гад! Такого парня загубил. — У нас на зоне, — вдруг сказал Стресс, — конвойники как-то спустили пса на одного зека, так тот зеку яйца вырвал вместе с ватником. И самое интересное, зек жив остался. Еще минут пять-шесть возле машин царила возня, затем бандит в форме лейтенанта сказал, обращаясь к Стрессу: — Колян уже не жилец, кончай его. — Не могу — сказал Стресс. — Так что, мне тебя прикончить? — Он сам сдохнет, если себя в зеркало увидит. — Зачем мучиться? — сказал Федор и, поднеся свой пистолет с глушителем к виску Коляна, отвернувшись, нажал на спусковой крючок. Негромкий выстрел, тело Коляна судорожно дернулось, дернулся и мертвый пес, висевший у него на шее. — О, бля, может и он еще жив? На всякий случай Федор еще раз выстрелил в голову ротвейлеру. Затем Сивакова затащили в салон микроавтобуса, связали, залепили рот пластырем и бросили рядом с мертвым Олегом Мальцевым. Софью, тоже связанную с залепленным ртом, посадили на заднее сиденье «вольво», и кортеж из двух автомобилей, резко сорвавшись с места, доехал до перекрестка, а затем двинулся по узкой асфальтированной дороге. Стресс взял трубку телефона, набрал номер и сдавленным голосом быстро заговорил: — Мы едем, все у нас в порядке. Расскажем на месте. Откройте ворота. Готовьтесь. |
||
|