"Комбат против волчьей стаи" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей, Гарин Максим)

Глава 7

Через четверть часа, а может чуть-чуть больше, «вольво» и микроавтобус свернули еще раз и поехали по узкой в одну полосу бетонной дороге. Через пару минут они приблизились к железным воротам, за которыми располагалось что-то типа складов.

Створки ворот послушно разъехались в стороны перед самым носом машин так, что тем даже не пришлось притормаживать, и тут же закрылись, лишь только микроавтобус миновал их.

Во дворе стояло несколько мужчин, нервно покуривая. Вдоль забора тянулись низкие, бетонные склады с пологими рифлеными крышами. В открытых воротах одного из складов виднелись ящики с кока-колой, там горел свет. Микроавтобус подъехал к рампе и остановился.

Федор выпрыгнул на землю и грязно выругался.

— Понимаешь, Курт, мы хотели как лучше.

— Что стряслось?

— Не поверишь.

— Говори.

— Лучше сам посмотри.

Рывком Федор отодвинул дверцу микроавтобуса.

Тот, кого назвали Куртом, заглянул внутрь. Брезгливо поморщился и сплюнул на землю.

— Сиваков-то хоть жив?

— Этот жив, — сказал Стресс, — а вот Коляна кобель загрыз.

— Да уж вижу, и в висок ему выстрелил.

— Это мы прикончили, чтобы не мучился.

— Завезите его куда-нибудь, закопайте так, чтоб никакая собака не нашла. И этого тоже, — указал он на охранника, — хотя нет, погоди. Стресс. Я подумаю, может, мы все переиграем. Коляна закопайте.

— А может, родителям… У него маманя есть… — сказал Стресс.

— Какая маманя! Закопать его! А то маманя увидит, как ее сыночка пес погрыз, и сама концы отдаст.

Зачем брать грех на душу? Ты бы хотел, чтобы тебя такого мамане предъявили?

— Нет, нет, что ты, Курт.

— Вот и я думаю, лучше будет, если она ничего не узнает. В яму его, мы же не военкомат, чтобы цинковые гробы развозить.

— Послушай, Курт, копать — это долго и ненадежно, найти могут.

— Что ты предлагаешь?

— Может, пустить его на ветер? Сжечь в котельной, вместе с псом.

— В котельной говоришь? — Курт раздавил каблуком тяжелого башмака окурок, — а сколько до нее ехать?

— Совсем недалеко, километров двенадцать, и все полем, подъезды там чистые. Гаишников нету, никто ничего не узнает, а в котельне наш человек, кум мой работает. Напоим его, пару пузырей водки, он заснет, а мы дело сделаем.

— Чем топит?

— Каменным углем. Он сталь плавит, не то что кости.

Все эти разговоры Курт и его люди вели в присутствии Софьи, нисколько не стесняясь того, что она их слышит. Сиваков же еще не пришел в себя. До женщины постепенно доходило: если не берут украшения, которых на ней навешано с полкилограмма, то ее дела совсем плохи.

Курт отбросил со лба густую прядь волос и задумался.

— Наверное, ты прав, так и сделаем. Был человек и не стало. Только смотри, чтобы все было чики-чики.

Лишние проблемы мне ни к чему.

— Ясное дело.

— Возьми с собой кого-нибудь и поезжайте, а охранника оставь пока здесь Только смотрите, сами чтобы не пили.

— Хорошо, мы же на работе.

— Бабу затащите в подвал, а его ко мне.

Микроавтобус загнали в склад, даже не выгрузив из него мертвого охранника, а «вольво» Сивакова накрыли брезентом.

Тут за забором бандиты чувствовали себя уверенно и защищенно. Здесь была их территория, и никто посторонний сюда сунуться не мог, всем здесь заправлял Курт. Естественно, и за Куртом стоял кто-то, но кто именно — никто из его людей не знал. Откуда-то он получал деньги, оружие, распоряжения, а зачем захватывают и убивают людей ни Федора, ни Стресса, ни покойника Коляна не интересовало.

От яркого света, бьющего прямо в глаза, Илья Данилович поморщился и скрипнул зубами. Он прекрасно помнил, что с ним произошло. В себя Сиваков пришел уже в машине, лежа рядом с мертвым охранником, но виду не подавал, словно бы надеясь, что произойдет чудо, и весь этот кошмар кончится.

Но то, чем он занимался в последние годы, не давало ему шансов на спокойную жизнь, на счастливый исход сегодняшнего вечера.

— Ну что, Илья Данилович, поговорим серьезно или будем в молчанку играть?

— Кто вы? — покусывая пересохшие губы и чувствуя нестерпимую боль в затылке, пробормотал плененный Сиваков.

Он сидел привязанный к стулу, над ним застыла лампочка в жестяном абажуре, свисавшая на витом шнуре с высокого потолка. В помещении не было окон и это говорило о том, что тут, скорее всего, подвал.

Пахло в нем неприятно, гнилой картошкой, плесенью и еще чем-то мерзким — сладковатым.

— Так что, будем говорить?

— Что вам надо? — выдавил из себя Сиваков.

— Да немного. Тебя предупреждали и твоих людей предупреждали, партнерам говорили, не лезьте на нашу территорию, не забирайте нашу клиентуру. А вы не послушали и делиться не захотели.

— Что вам нужно? — еще раз повторил свой вопрос Илья Данилович.

— Нам немного надо, — пробурчал Курт, поднялся со стула и приблизился почти вплотную к Сивакову. — Ты меня знаешь?

— Я тебя знать не желаю.

— Меня зовут Курт, все меня так зовут. Наверное, ты обо мне слышал?

— Слышал, слышал, — сказал Сиваков.

— Когда привезут партию?

— Я этого не знаю.

Курт усмехнулся, и эта усмешка больше походившая на оскал, не предвещала ничего хорошего. Чем-то Курт напомнил Сивакову ротвейлера по кличке Раджа, такой же сильный, такой же безжалостный и тупой в своем упрямстве. Скорее всего, он повинуется лишь хозяину, а наверняка, хозяева дали приказ, и Курт вцепился мертвой хваткой в Сивакова, а вцепившись, уже не отпустит пока не перегрызет горло.

— Знаешь.

— А какой смысл мне рассказывать, даже если бы я знал. Честно говоря, смысла не вижу никакого.

— Мне сказали узнать, и я узнаю. Хочешь ты говорить, не хочешь, мне наплевать. Расскажешь.

Тут все говорят, еще ни одного не было, кто бы промолчал. Покричишь, повизжишь, а затем всех выдашь с потрохами. Все расскажешь, даже то, чего не знаешь. Жизни тебе обещать не стану, не мне решать. Но думаю, если расскажешь, тебе дадут умереть легкой смертью, а если не расскажешь, в чем я сомневаюсь… — Курт помахал указательным пальцем перед носом Сивакова, зрачки того проследили за движением пальца, — умрешь ты, твоя жена, твои дети…

— Детей не трожь!

— А это снова не мне решать. Зато то, что они в Англии, я знаю, и в какой школе учатся, знаю. Если будет надо — доберемся и до них. Может и добираться не придется, на похороны своих любимых мамаши и папаши они наверняка, приедут.

— Суки, — выдавил из себя Сиваков.

— Ну зачем ты так? Грубо обзываешь, я же тебе еще ничего плохого не сделал.

— Суки.

— Зачем вы полезли на наш рынок, просили вас не лезть, потом вам предложили договориться, а вы решили, что вам все можно.

— Думаете, что если у вас с ментами договор, то вам все можно? Есть еще справедливость на свете. Не получится у тебя, Курт.

— А ты хочешь, чтоб ее не было?

— Слушай, я тебе дам денег, много денег. Я знаю, кто тебя послал, они тебе столько не заплатят, просто дай мне уйти, я исчезну за один день. А деньги ты получишь, — Сиваков знал психологию подобных людей, знал, что перед деньгами не устоит никто из мелких сошек, и купить можно любого.

Были у Сивакова деньги здесь в России, были деньги и на счетах зарубежных банков. Ведь наркотики, которые возили из Казахстана в Москву, затем переправлялись в Западную Европу, именно она была основным потребителем зелья. Каждый вложенный Сиваковым доллар приносил двести долларов прибыли, а вкладывал деньги не один Сиваков. Вкладывались в наркобизнес огромные деньги.

— Я тебе лично, Курт, дам миллион долларов.

— Это из каких денег?

— Я знаю из каких.

— Что, возьмешь в банке, сложишь в дипломат и передашь мне? Так тебя для этого выпустить сперва придется.

— Я скажу тебе, где их взять. Но взять их ты сможешь лишь со мной.

— Говоришь, миллион, — прошептал Курт, словно бы прожевывая цифру, держа ее на кончике языка, — хорошие деньги, главное, круглая сумма. А два миллиона ты мне дашь?

— Сразу не дам.

— Не хочешь или не дашь?

— Не смогу. Это очень большие деньги, за день я их не соберу.

Курт и те, кто стоял за ним, понимали, что Сивакова хватятся и хватятся немедленно, что к завтрашнему утру его начнут искать. Значит, следовало торопиться.

Панкратовы, те, к кому ехал Илья Данилович Сиваков со своей женой, уже несколько раз пытались связаться с ним по телефону. Телефон в автомобиле работал, но трубку никто не снимал. И это насторожило Панкратова, ведь водитель должен в любом случае сидеть в машине.

Позвонили на дачу, первый раз домработница сказала, что хозяева уехали, когда будут неизвестно, и куда уехали, она тоже не в курсе. Тогда Панкратов представился. Его фамилию домработница знала прекрасно, много раз видела его на даче своего хозяина, помнила, с каким почтением Софья и Илья Данилович обходились с Панкратовым.

Наконец, в нарушение всех обещаний она призналась:

— Они отправились к вам, ровно в семь вечера. Я еще закрывала ворота. Поехали на «вольво» с Олегом.

Пса взяли с собой, пес у них гадкий, никакой управы на него нет. Слушается только хозяина.

— Пса, говоришь, взяли?

— Да, Раджу.

У Панкратова был такой же пес, именно он посоветовал Сивакову завести ротвейлера.

«Уже час, как должны быть у меня, заехать никуда не могли. Значит, что-то случилось».

Панкратов решил пока не предпринимать никаких действий. Он вернулся к гостям. Выпив с ними пару рюмок коньяка, вновь удалился в свой кабинет, сославшись на неотложные дела. Оттуда он позвонил знакомому полковнику ГАИ в областное управление и поинтересовался, не случалось ли дорожно-транспортных происшествий на отрезке дороги от Переделкино до Москвы и в самом городе. Он пояснил, что его интересует автомобиль «вольво» серого цвета.

Полковник перезвонил через двенадцать минут.

Были дорожно-транспортные происшествия, но ни в одном из них серый «вольво» не фигурировал.

— Вас интересует кто-нибудь конкретно?

— Пока нет. Но в случае чего я еще с вами свяжусь, полковник.

— Хорошо.

«Что-то случилось», — подумал Панкратов и его настроение резко ухудшилось, но выражение лица осталось прежним.

Едва он вошел к гостям, как сразу принялся шутить, но как-то нервно и не смешно у него это получалось. Затем опять покинул гостиную и, уединившись в кабинете, задумался, стоит ли ставить в известность всех, с кем он работает, всех имеющих долю.

«А вдруг тревога ложная? Может, машина в дороге сломалась? Может, произошло что-нибудь тривиальное, но непредвиденное?»

Панкратов искал объяснение, в которое можно поверить.

«Хотя Сиваков — человек достаточно дисциплинированный и, если бы что-то стряслось, он бы наверняка сообщил, что с ним».

Но искать и находить — вещи разные.

«Я сейчас бы не нервничал, а знал бы все, если бы он дозвонился, говнюк».

Дело осложнялось еще и тем, что прибывала партия наркотиков, партия очень крупная, она вскоре должна была прибыть из Казахстана в Москву.

«Через недели две — груз прибудет».

Ответственным за прием был Сиваков, а в приобретение последней партии были вложены такие огромные деньги, за которые мог поплатиться жизнями не один десяток людей. Если бы была задействована только Москва, было бы полбеды, а эту партию ждали не в одной Москве, но и в Европе. Терять новых партнеров Панкратову не хотелось. Ведь только-только наладились солидные связи, и деньги потекли не ручейком, а бурным потоком. Потекли и начали оседать в сейфах зарубежных банков, выбрасываться в оборот, отмываться. Перспективы светили самые радужные, 6 тут неприятность на ровном месте.

Он еще раз набрал номер Сивакова, затем позвал своего охранника, отдал ему трубку радиотелефона и приказал:

— Набирай и набирай! Пока кто-нибудь не ответит.

— Понял, — сказал широкоплечий мужчина с короткой стрижкой.

— Потом.., может быть.., ты поедешь, Борис… Хотя, ладно, — тут же на ходу принял новое решение Панкратов, — возьми еще троих, садитесь в джип и дуйте на Переделкино. Смотрите внимательно. Может где-нибудь вылетел в кювет или стоит на обочине «вольво»

Сивакова. Знаешь его машину?

— Да, и шофера его, Олега, знаю.

— Вот и хорошо. Оружие возьмите с собой. Если что, сразу же звони мне, понял?

«Это плохой признак, если на ходу начинаю менять свои решения. Суетиться никогда нельзя. Суета — смерть для человека дела. Но еще хуже — это показывать свою растерянность перед людьми, которым платишь деньги».

— Конечно, — Борис заспешил, а Панкратов, покусывая губы и нервно протирая стекла очков вновь вышел к гостям.

— Извините, дорогие гости, — хлопнув в ладоши, сказал он. — Я бы хотел быть радушным хозяином и вам известно мое гостеприимство, но у меня появились дела. Все случилось неожиданно, словно бы обрушилась на мои плечи снежная лавина. Так что я вас оставлю на некоторое время, возьму с собой Павла Ивановича и тебя, Николай Петрович. Нам надо уединиться и обсудить кое-какие вопросы. А вы продолжайте веселиться, моя супруга к вашим услугам и, вообще, мой дом в вашем распоряжении.

Гостей у Панкратовых оставалось уже немного, человек двенадцать — лишь те, кто не мог понять, что у хозяина крупные неприятности.

А тем временем Курт, оставив Сивакова, привязанного к креслу, перешел в другой подвал. Там, привязанная к стулу, сидела и плакала Софья Сивакова. Курт подошел к ней не торопясь.

— Я вот что хочу сказать, может быть, вы спасете жизнь семьи, себе и своему мужу.

— Что я должна сделать? — сквозь слезы пробормотала Софья.

— Вы знаете, чем занимается ваш муж?

— Конечно, знаю.

— Чем?

— Торгует.

— Да-да, торгует, — усмехнулся криво Курт, — а чем он торгует, вам известно?

— Станками, машинами, нефтью, по-моему, он торгует всем.

— Вот именно, всем торгует ваш Илья Данилович. — Курт, сказав это, покачал головой.

«Святая наивность! Скорее всего, что эта бабенка, обвешанная золотом и бриллиантами в таком нелепом и смешном здесь, в подвале, вечернем платье ни ухом, ни рылом не знает, чем занимается ее муженек и за какие денежки куплены все булыжники и цепи, что позвякивают на тощих грудях. Но повлиять на него, может быть, она сумеет».

В подвал спустился Тормоз.

— Курт, тебя к телефону.

Курт прижал трубку к уху, а левой рукой принялся вытаскивать из пачки сигарету. Тормоз поднес зажигалку. Курт затянулся.

— Слушаю, — недовольно пробурчал он, но, узнав по голосу собеседника, изменил интонацию, — Нет-нет, пока ничего.

— …

— Естественно, стараюсь изо всех сил.

— …

— Быстрее? Я стараюсь быстрее. Делаю все, что в моих силах. Тут у нас неприятности, но небольшие.

Да, охранника пришлось отправить на отдых, и наш один поехал вместе с ним. Но вообще-то, в остальном все нормально. Результаты? Думаю, к утру будут, может раньше. Конечно же, позвоню сразу. Просто моментально позвоню.

При всем при этом Курт говорил с достоинством, зная себе цену. А его абонент понимал, мешать Курту не стоит, ведь собственно говоря, делу обратного хода не дашь. Можно теперь двигаться только в одном направлении — вперед. Остановка подобна смерти. Сивакова хватятся, возможно, что уже ночью поднимут на ноги сотни людей. Но если дело выгорит, то оно обещало принести огромные доходы, и поэтому за ценой не стояли. Человеческая жизнь в такой операции не стоила и ломаного гроша. Особенно жизнь конкурента.

Курт захлопнул крышечку телефонной трубки и небрежно опустил ее в карман куртки. Женщина смотрела на него, не мигая, глазами, полными слез. Наверное, впервые в ее глазах появилось осмысленное выражение, если считать с того момента, когда на ее мужа набросились бандиты на шоссе.

— Ну мадам, — Курт присел на край сколоченного из свежих досок стола.

— Что я должна сделать?

— Вы знаете, когда прибудет транспорт?

Софья быстро заморгала, губы ее искривились, и Курт понял, сейчас она зарыдает, завоет, а толку от нее никакого не будет.

— Хорошо, верю, — быстро сказал, шагнул к женщине. — Вы ничего не знаете о делах своего мужа. Ни-че-го!

— Да.

— Но повлиять-то на него можете?

Спокойный тон бандита действовал на Софью успокаивающе. Желание плакать испарилось вместе со слезами. Она хоть и продолжала бояться, но обрела способность мыслить, причем мыслить адекватно ситуации.

— Он такой самостоятельный…

— Уговорите его рассказать нам все, что он знает.

В ваших же интересах.

— И что тогда?

— Мы вас отпустим, — не моргнув глазом, произнес Курт.

— И я должна верить вам?

— Обязаны…

Софья, склонив голову на бок, внимательно смотрела на мужчину. Высокий, стройный, можно сказать красивый, но красота отталкивающая. Такая же, какая присутствует в пламени, охватившем в ночи горящий дом.

— Это страшное предложение.

— У вас есть другие?

— Нет.

— Тогда, в чем же дело? Соглашайтесь.

— Я думаю.

— О чем?

— Как это лучше сделать.

— Тут я вам не советчик, — развел руками Курт и подумал — "Сиваков уже подавлен, может, получится финт с его женой. Мне он не верит, это однозначно.

А вот увидев близкого человека, который тешит в душе иллюзорную надежду на спасение, может сломаться".

Он не спеша, чтобы испугать женщину, вытащил из кармана нож, не бандитский, а самый обыкновенный — перочинный с металлическим крестиком, впаянным в красную ручку, и легко перерезал им веревки.

— Видите, наполовину я вас освободил. — И тут же отвел в сторону локоть, предлагая женщине взяться за него, потому что Софья плохо держалась на ногах после пережитого ужаса.

Этот простой жест совершил невозможное. Она забыла, потому что не хотела помнить, о смерти охранника Олега, о том, что находится в плену, что ее мужу грозит смерть.

— Камни у вас хорошие, — поцокал языком Курт, присматриваясь к бриллиантам, оправленным в золотые бляшки.

— Да-да…

— Но о камнях поговорим позже, когда вы будете свободны. В вашем распоряжении, — он посмотрел на часы, — "пятнадцать минут, большим я не располагаю.

Курт отворил дверь в подвал, где сидел привязанный к креслу Сиваков, и пропустил вперед себя Софью. Выразительно посмотрев на веревки, которыми был опутан Илья Данилович, погрозил пальцем Софье.

— Вряд ли у Вас это получится, но развязывать его не советую.

Дверь бесшумно закрылась. Курт привалился спиной к холодной кирпичной стене и засек время. Он стоял разгоряченный, потный, наслаждаясь прохладой, исходящей от кирпичей.

Взглядом, не отрываясь, он следил за движением секундной стрелки, которая на его дорогих часах двигалась не рывками, а бежала ровно. Эти часы Курт любил. Именно, движением секундной стрелки, они напоминали ему живое существо. Время от времени он прислушивался к звукам, доносившимся из подвала. Он разбирал кое-какие слова, женщина шептала. Сиваков то ругался, то молча слушал свою супругу.

«Не уговорит, — подумал Курт, — но и этот шанс нельзя было упускать. Хотя черт ее знает. Иногда в моменты опасности у людей, особенно у баб, открываются скрытые таланты».

Он провел ладонью по затылку, рука оказалась мокрой от пота.

«Ну и волнуюсь же я. Это не шутка — ввязаться в такую крупную борьбу. Прошло четыре минуты», — машинально отметил Курт.

Софья, сидя на корточках возле мужа, пыталась убедить его рассказать бандитам все, о чем он знает.

— Ильюша, жизнь-то дороже, зачем тебе выгораживать остальных? Пусть отвечают за себя сами.

— Да ты хоть знаешь, дура, чем мы занимаемся?

— Ну, — Софья задумалась, — чем-то нехорошим.

Это определение привело Сивакова в негодование.

— Нехорошим! — закричал он. — Да ты, дура, понимаешь, что за деньги, которые есть у нас, убивают не задумываясь, — и тут же понизив голос, шепотом попросил, — развяжи меня.

Софья машинально протянула руку к туго затянутому на подлокотнике деревянного кресла узлу, но тут же отдернула:

— Нельзя.

— Кто тебе сказал?

— Он.

— Он же нас и убьет.

— Нет, с ними можно по хорошему. Мы же им не нужны, им нужно знать…

Сиваков закатил глаза, поражаясь тупости жены.

Ведь до этого он считал ее вполне трезво мыслящей женщиной.

— Раньше ты хоть свои интересы умела соблюсти.

— Расскажи. — слезно просила Софья.

— Ты до этого лезла в мои дела?

— Нет.

— И все было хорошо?

— Можно сказать, — да.

— Так вот, не лезь и теперь! — в сердцах крикнул Илья Данилович.

— Ты же видишь, — продолжала увещевать Софья, — они нас почти не били, лишь так, чтобы не оставались синяки. Значит, собираются выпустить.

— Нас уже хватились. Мне предстоял деловой разговор в гостях. , — Придумаем что-нибудь, скажем, что машина сломалась.

— Брось об этом думать, — зашипел Сиваков, — единственное почему они нас до сих пор не убили — это потому, что они не знают того, что знаю я. И я, а может, и ты спасемся только благодаря молчанию.

Дверь скрипнула, хотя прошло всего лишь десять минут. Курт, прислушивавшийся к разговору, уловил в нем нужную точку.

— Уже прошло пятнадцать минут? — Софья в изумлении вскинула брови, отчего ее лице показалось еще более глупым.

— Да, — он показал ей циферблат и щелкнул по стеклу пальцем. — Как успехи?

— Я почти уговорила его, еще бы немного…

В глубокий подвал зашел и Федор.

— Уведи ее, только обходись с ней повежливее, пока повежливее, — уточнил Курт.

Лицо Курта медленно меняло выражение, искусственная доброжелательная улыбка исчезла, на лбу пролегли глубокие вертикальные морщины.

— Куда и когда прибывает транспорт с наркотиками? — четко чеканя слова, спросил бандит.

Сиваков попробовал усмехнуться.

— Догадайся.

Курт занес кулак для удара.

«Если ударит в лицо, значит, все кончено, — подумал Илья Данилович, — а если он и впрямь боится оставить на моем лице синяки, значит, я вел разговор о деньгах не зря».

Кулак Курта остановился в десяти сантиметрах от носа Сивакова — Посуди сам, если я скажу, то стану больше не нужным вам.

— Логично, — согласился Курт — Я дам тебе деньги, не обману.

— Исключено. Придется тебе испортить настроение по крупному, потому что ты такая гадина, что через пять минут привыкнешь жить и в серной кислоте.

Причем будешь жить и там неплохо.

Сиваков, не моргая, смотрел на Курта.

— Для начала мои ребята оттрахают у тебя на глазах твою жену, причем оттрахают во все дырки, а потом ты увидишь, как она будет умирать.

Сиваков пытался сохранять самообладание.

— Это, конечно, неприятно, но я переживу. Трахали ее в мое отсутствие и согласия не спрашивали. Неужели ты думаешь, что я настолько дорожу бабой, чтобы забыть о себе и о деньгах.

— Сволочь ты, Сиваков, — Курт хотел ударить Илью Даниловича, но снова остановился, — из тебя вытянут то, что ты знаешь.

— Послушай, Курт, — вполне развязно произнес Сиваков, словно и не был связан, словно разговаривал со своим мучителем на равных, — даже под пытками я не откажу себе в удовольствии обмануть тебя и твоих хозяев. Времени у тебя в обрез. Небось, дали срок — разузнать обо всем до утра? Так что потеряешь сперва мои деньги, а потом твои же тебя и прикончат за обман, за мой обман. Учти это, Курт.

В глазах бандита мелькнуло сомнение.

— Ты, Сиваков, думаешь, что такой крепкий?

— Я человек деловой, не рассуждаю категориями крепкий-слабый, честь-предательство. Где перепадает больше денег, там и я. И ты, такой же.

— Ты меня с собой не равняй.

— Ты ради удовольствия работаешь?

Курт взглянул на часы.

— Времени мало, кончать с тобой пора. Еще немного подумай и готовься. Подохнуть тебе я не дам раньше времени. Сердце, чуть что, уколами поддержим. И запомни, последнее, что тебе вырвут, так это язык, а первым, думаю, догадываешься что. Времени у тебя ровно на сигарету. — Курт ловко щелчком выбил из пачки одну сигарету, поднес ко рту и сжал фильтр губами. — Думай быстрее.