"Пощады не будет никому" - читать интересную книгу автора (Воронин Андрей, Гарин Максим)

Глава 6

Почти неделю два бандита: один — вор в законе, другой авторитет — Михара и Чекан — только тем и занимались, что принимали гостей и наносили визиты своим старым знакомым. И на первый взгляд могло показаться, что они вообще не занимаются делом, а только пьют, гуляют, предаются ностальгическим воспоминаниям, рассказывают смешные и скабрезные байки, переезжая с одного места на другое, из одного роскошного ресторана в другой, оттуда на какую-нибудь квартиру или вообще за город. И всегда к их появлению столы уже были накрыты, баня натоплена, и если дорогие гости желали, то тут же появлялись девицы.

В общем, все было как положено, встречали Михару так, словно бы он был героем, вернувшимся с планеты Марс. Естественно, у него спрашивали:

— Ну как оно там, жизнь есть или ее уже нет? А, Михара?

— Все нормально, — спокойно говорил Михара, поблескивая маленькими глазками, бросая быстрые взгляды то направо, то налево.

Казалось, он потерял бдительность и окончательно расслабился. Единственное, чего Михара не делал, так это не употреблял наркотики, хотя и был вором старой закалки и считалось, что такой человек, как он, без наркоты обходиться не должен. Но Михара пренебрег этим законом.

Он даже к алкоголю относился, на первый взгляд, абсолютно равнодушно. Пил немного, ел ровно столько, сколько требовал его организм, то есть не переедал. И даже изрядно выпившим за эту неделю его не видели, и никто не мог похвалиться, что видел Михару пьяным, потерявшим над собой контроль.

Михара впитывал жизнь, впитывал, как качественная губка. И уже через несколько дней, разговаривая с Чеканом, он вставлял такие обороты и словечки, что тот диву давался.

— Ну, ты даешь, Михара! Как это ты так быстро нахватался всего?

— Как это нахватался? — спокойно говорил вор в законе. — Я просто слушаю, Чекан, и запоминаю, мотаю, так сказать, на ус.

— Я столько не знаю.

— Я же твой учитель, учитель всегда должен знать больше, чем его ученик. У тебя впереди жизнь, а моя подходит к концу. Мотай на ус, пока не поздно.

Усов у Михары не было. Короткая стрижка ежиком, большие залысины, седые виски. Михара приоделся, причем в самом дорогом магазине. На экипировку друга-кореша Чекан денег не пожалел. А воры и те, кто был связан с Михарой по прошлым делам, и те, кто с нетерпением ждал его возвращения, сейчас были при деньгах, не бедствовали, скинулись и преподнесли вору в законе солидную сумму денег, такую, что нормальному человеку, какому-нибудь инженеру или преподавателю института, хватило бы до конца жизни. Михара принял подношение как должное. Ни сумма, ни то, как деньги были преподнесены, его ничуть не удивили.

Он даже глазом не моргнул, ведь так было принято, ведь так поступил бы и он, вернись из лагерей кто-нибудь его уровня. Закон есть закон, и коль ты вор в законе, коль ты авторитет преступного мира, значит, ты должен жить по понятиям, значит, ты должен блюсти закон. Иначе как же по-другому? Свои перестанут уважать.

За эти несколько дней Михара дважды выступил судьей, участвовал в разборках между преступными группировками. И, надо сказать, сделал это с блеском — так, как не мог это делать никто другой. Хоть дело и оказалось сложным, хоть уже и пролилось много крови, Михара смог это остановить, смог восстановить справедливость. Естественно, по воровским понятиям. И сделал все это он так лихо, что даже не осталось обиженных, хотя и одной группировке, и другой пришлось-таки сильно уступить друг другу.

— Как же мы без тебя где-то все это решали? — говорили бандиты. — Ты за два часа сделал больше, чем другие за два месяца наворотили. А ведь столько людей положили, столько денег зазря потеряли! Где же ты раньше был?

На это замечание Михара зло блеснул глазами:

— Я был там, где вскоре можете оказаться вы. И поверьте, там вам не будет так сладко, как мне.

Как могли, бандиты извинились, стараясь замять несуразность своего поведения и загладить обиду, нанесенную очень уважаемому человеку.

Вроде бы делом ни Михара, ни Чекан не занимались, лишь оставшись наедине, они время от времени возвращались к тому разговору, который Михара начал, переломив на крышке своего чемодана черную, как земля, буханку тюремного хлеба.

— Он проверенный? — вспомнив имя или фамилию известного бизнесмена, спрашивал Михара у Чекана.

— Да кто его знает, Михара, — говорил, морщась, Чекан. — Пока нигде не замечен, ничего на него плохого нет, Дань отстегивал исправно и собирается продолжить это.

Деньги у него крутятся немалые, мы все его счета и все его дела контролируем. Вроде мимо нас не работает.

— Ты уверен, Чекан?

— Почти уверен.

— Так почти или уверен? — настойчиво спрашивал Михара, развалясь на заднем сиденье и почесывая под белоснежной рубашкой волосатую грудь, испещренную татуировками.

— Только в себе можно быть уверенным.

— Проверь на всякий случай, отследи этого мужичка как следует. Поручи своим ребятам, пусть им займутся, пусть походят за ним, посмотрят, с кем встречается, куда ездит, с кем пьет, каких баб трахает. В общем, мы о нем должны знать все, даже больше, чем он знает о себе сам.

Понял, Чекан?

— Ясное дело, — говорил тот, чувствуя, что власть понемногу от него уходит.

Но в общем-то этому Чекан был рад. Ему давно уже хотелось переложить груз ответственности и разных забот на чьи-то надежные плечи, а самому заняться тем, чем он и любил заниматься: играть в карты, ездить по бабам, участвовать в разборках. Вот такая жизнь Чекану была по душе.

Единственная мысль, которая ему не давала покоя все эти дни, будь он за столом, в дружеской компании, или слушая разудалые блатные песни в каком-нибудь роскошном ресторане, или в гостиной загородного дома, или даже в парилке с длинноногими девицами, которые ласкались и лезли, как пиявки лезут к коже в теплой грязной воде, была мысль о странном телефонном звонке. Да, звонок выбил Чекана из колеи — того, кто смотрел на стволы автоматов в руках конвойных, кто смотрел в желтые глаза разъяренных псов, несущихся по глубокому снегу за беглым зеком в серой рваной телогрейке; того, кто не боялся ни ментов, ни конвойных, ни конкурентов.

Произошло что-то странное, почти невероятное, что-то надломилось в душе Чекана. Иногда бывает так, что одна-единственная капля, капля дождя или даже слеза, случайно выкатившаяся из глаза, переполняет огромную чашу, и ее содержимое переливается через край. Так случилось и с Чеканом. Этот звонок выбил его из привычной колеи, разрушил спокойствие, сломал равновесие, царившее в жизни вора.

И без наркотиков Чекан уже не мог заснуть, не мог сомкнуть глаз. Ему все время было не по себе, казалось, кто-то невидимый в белой длинной одежде стоит в углу комнаты или прячется за колонной в ресторане, или за деревом в саду, или за столбом, когда машина несется по дороге, или смотрит на него из толпы. И когда Чекан вдруг резко оглядывался, тот человек, то существо мгновенно исчезал, словно растворялся в воздухе.

Михара заметил, что с его другом, с его верным корешем происходит что-то неладное. И вечером, когда они вернулись с дружеского застолья, где собрались весьма почтенные и уважаемые в воровском мире люди, на квартиру к Чекану, тот, открыв дверь, вздохнул.

— Что дышишь через раз, сынок? — положив руку на плечо приостановившегося, боящегося шагнуть в темный коридор Чекана, спросил Михара.

— Чего…

— Что дышишь через раз? Иди, иди, ее там нет, поверь.

— Кого нет? — резко обернувшись, спросил Чекан и затем шагнул в теплую темноту квартиры.

— Нет той, которую ты боишься.

— Кого это я боюсь, Михара? — в темноте спросил Михара.

— Ну, я не знаю, наверное, смерти своей.

— Смерти… — пробормотал Чекан.

И в это время сквозняк, открыв форточку, хлопнул ею.

Чекан вздрогнул, прижался к стене и выхватил пистолет, с которым в последнее время не расставался.

Михара расхохотался, и его смех в этих теплых потемках прозвучал зловеще.

— Зажигай свет, сынок.

— Да уж…

Чекан перевел дыхание, чувствуя, что лицо, все тело покрылись липким холодным потом. Так, как сейчас, он не боялся никогда, вернее, так сильно никогда еще не пугался. Пошатываясь, он вошел в кухню, включил холодную воду и принялся жадно ее пить прямо из-под крана, как набегавшийся пес.

Михара стоял, прислонившись плечом к дверному косяку, и смотрел на своего кореша, на своего, можно сказать, сына или младшего брата.

— Худо тебе, Чекан, худо?

— Худо, — признался тот.

Михара покачал головой:

— Бывает. И со мной такое случалось. Пройдет, не волнуйся.

— Надеюсь, — с хрипом произнес Чекан и не торопясь направился в спальню.

Он вошел, не включая свет, и тут же одним прыжком выскочил из нее.

— Да что с тобой? — воскликнул Михара, отшатываясь от двери и доставая из кармана выкидной нож.

— Там… — пробормотал Чекан, показывая на приоткрытую дверь. — Он там, там… — почти шепотом, едва шевеля губами, смертельно бледный, с вытаращенными от ужаса глазами бормотал Чекан, снимая пистолет с предохранителя.

Михара приложил указательный палец к губам и показал рукой, что должен делать Чекан. Затем, осторожно ступая, подкрался к двери и резко открыл ее.

— Вон он!

— Стой! — закричал Михара.

Но Чекан дважды выстрелил. И лишь после того, как брызнуло разбитое стекло, как смолк раскат двух выстрелов, Чекан расхохотался, расхохотался истерично, как сумасшедший.

Михара заглянул в спальню, но смеяться не стал, лишь его тонкие губы скривились, и из горла вырвался надсадный звук:

— Лечиться тебе надо, Чекан, лечиться, пока не поздно! Ты же в зеркало стрелял, в свое отражение, ты что, спятил?

И действительно, Чекан всадил две пули в большое зеркало, висевшее на стене прямо напротив двери.

— Не знаю, что со мной…

— На душе погано, все от этого.

Через некоторое время авторитет пришел в себя. Они сидели с Михарой за столом, и Чекан, сжимая в руках стакан с крепким чаем, говорил, глядя в глаза Михаре:

— Знаешь, что я думаю?

— Попробую скумекать.

— Я думаю, у меня нервы расшатались после того, как Данилина порешили долбанные азербы и потом еще моего Митяя грохнули. Я сколько ни пытался разобраться, так и не могу понять, кто бы это мог быть? Кто уложил Митяя и за что? Он же в последнее время вообще ни во что не встревал, возил меня, и все.

— А ты? — спросил Михара.

— Да и я вроде бы ни во что такое…

— А может, кто пошутил?

— Пошутил.., хороши себе шутки. Я ночами не сплю, корчусь, смотрю в потолок, глаз сомкнуть не могу. Ты говоришь, пошутил… Я бы этому шутнику яйца вырвал да кишки выпустил, даже рука не дрогнула бы. А ты говоришь, пошутил…

— Так и не выяснили, кто Митяя грохнул?

— Да нет, не выяснили. И менты с этим делом разбираются, и я через наших пытался. Никто ничего не знает, глухо как в танке.

— У-гу, — промычал Михара, отхлебывая крепкий, чай. — Значит, ты не знаешь и не догадываешься? Или, может, сказать не хочешь?

— Сказал бы, если бы знал, а так — ни ухом, ни рылом.

— Верю, верю тебе, Чекан, знаю, что ты не робкого десятка, и если уж тебя так напугали, то дело заварено круто.

— Не то, все не то.

Чекан подошел к окну и поправил плотно задернутые шторы. Он сделал это движение так, словно боялся, опасался, что за шторами может прятаться кто-то неизвестный, кто замыслил его извести. Ему казалось, что кто-то наблюдает за ним даже сейчас, в комнате с плотно закрытыми шторами, где, кроме него и Михары, никого нет и быть не может.

— Забудь, — сказал Михара, — садись к столу. Знаешь, лучшее средство от страха…

— Какое? — спросил Чекан, пристально взглянув на своего наставника.

— Да уж не таблетки, не водка с бабами и не наркотики. Смотрю я на тебя, диву даюсь! Потребляешь ты эту гадость без меры, здоровье совсем не бережешь. Голову свою губишь.

— А на хрена мне здоровье! — в сердцах воскликнул Чекан, хотя понимал, что Михара абсолютно прав.

— Шерудить надо, друг мой, за дело браться. Давай сядем, потолкуем, я тебе расскажу свои планы, а ты состыкуешь их со своими. Самим нам в это дело лезть не стоит, надо найти тех, кто им займется. На хрена голову в петлю совать, ведь петля может задернуться, и тогда маши руками, а из петли не вырвешься. И чем больше машешь, тем сильнее она затягивается.

— Ты, Михара, как всегда, прав, — уже успокоившись, Сказал Чекан, — пусть лучше веревка на чужой шее сойдется, а не на нашей с тобой.

— Слушай…

И Михара на этот раз почти шепотом, спокойным и бесстрастным голосом принялся втолковывать своему корешу о поселке Мирный, где есть завод, куда поступают алмазы с местных рудников.

— Так вот, — говорил Михара, — там этих алмазов видимо-невидимо. Их не стаканами мерят, как семечки, а кастрюлями эмалированными. Мне это верный мужик рассказывал, он сам там и работал.

— За кражу сел?

— Не за кражу он сел, а своей жене ногу прострелил, застав ее с инженером, когда с охоты вернулся. Вот за это он и схлопотал срок. Но по работе у него все чисто.

Отсидел срок и снова назад уехал. Но я-то его уму-разуму научил, на истинный путь наставил. Его бы без меня в лагере пидаром сделали, а так он был при мне, можно сказать, жизнью мне обязан.

— Верю, — произнес Чекан. — Так ты говоришь, целыми кастрюлями…

— Не я говорю, а он мне рассказывал. Он сам их в эти кастрюли ссыпал, а кастрюли ставил в сейф.

Чекану, конечно, слабо верилось, он с трудом мог себе представить горы алмазов, которые, как фасоль или горох, хранят в эмалированных кастрюлях. Но Михара, если что рассказывал, за свои слова отвечал, и верить ему было просто необходимо, иначе какое же дело можно затеять, если не веришь своему подельнику, который и за тебя часть срока оттрубил?

— Так вот, этот мужичок говорил, что пару кастрюль можно прихватить, и с концами. Естественно, туда придется съездить.

— В Якутию? — воскликнул Чекан. — Так там же холод лютый!

— Такой же, как и в Магадане, ну, может, на пару градусов холоднее. Ты же морозов не боишься?

— Боюсь, — сказал Чекан. — Холода не люблю, по мне уж лучше жара.

— Не побыв в холоде, не почувствуешь и тепла. Так что съездить тебе придется. Полетишь до Магадана, а оттуда доберешься до Мирного. Можно, конечно, сразу из Москвы до Мирного, но лучше не светиться.

— А ты? — спросил Чекан.

— Мне там показываться не стоит, я же только что откинулся. Начнут вопросы возникать: кто, откуда, зачем приехал. — А с моим прошлым все люди моего уровня на учете, ты это прекрасно знаешь. Я же, как-никак, медвежатник, мое призвание — шкафы бомбить. А шкафов там хватает. И если я там появлюсь, сразу же на заметку возьмут, догадаются, что Михара приехал сейф брать. Так что мне там лучше не появляться. А ты возьмешь с собой денег.

— Сколько? — спросил Чекан.

— Столько, сколько будет нужно.

— А сколько нужно?

— Думаю, надо будет брать сразу много, никак не меньше миллиона. И на всю эту сумму по дешевке купить краденых алмазов через моего приятеля. Он, конечно, мужик глуповатый, думаю, что, получив куш, он сразу же смоется. На него все и повесят.

— Слушай, Михара, может, не давать ему денег? Пообещать.., или дать, а затем грохнуть? Это же такие деньги, если что, уплывут.

— Плюнь и забудь, — грозно прошептал Михара, — в этом деле жалеть не стоит, деньги сторицей вернутся.

Жаба тебя душит?

— Нет. Я же не денег жалею, а вдруг как его прихватят? Их же там пасут небось не хуже, чем в лагере.

— На каждую хитрую задницу ты знаешь, что есть.

— Знаю, — сказал Чекан, — хер с винтом.

— Вот именно, — ответил Михара. — Так что надо будет денег достать. Никому, кроме тебя, Чекан, я об этом не говорил и не хочу говорить. Ты возьмешь деньги под это дело, но так, чтобы ни одна собака не догадалась. Потому что пасти начнут, свои же станут следить и в случае чего сдадут. А сделать все надо тихо.

— Послушай, Михара, возьмем алмазов кастрюлю, — ухмыльнулся Чекан, — а что с ней потом делать?

— Я и это продумал, — сказал Михара и принялся, вникая во все детали, объяснять, как он и Чекан обойдутся с сырыми алмазами и сколько денег они поднимут по завершении всей этой операции.

— Там ФСБ пасет всех, — не унимался Чекан.

— ФСБ, ФСБ., да хоть сам Господь Бог, нам-то все равно. Но просто оставить этот шанс и не воспользоваться им — грош мне цена, да и тебе тоже. Мы такие деньги упускаем! Я думаю, на этом можно миллионов пятнадцать поднять.

— Пятнадцать лимонов! — воскликнул Чекан.

— Не меньше. Может быть, больше. Алмазы все уже будут отсортированы, мы их купим за миллион, а продадим совсем по другим ценам.

— Что-то не узнаю я тебя, Михара. Я думал, ты вернешься, опять сейфы будешь бомбить, а ты вон как…

Бизнес — это не твое, потому и сомневаюсь.

— Сейфы бомбить, конечно, хорошо, но здесь, когда все само плывет в руки, повернуться спиной к удаче может только сумасшедший. Я об этом деле год думал.

Представляешь, целый год каждый день вставал и ложился с мыслями об алмазах. Они мне уже по ночам начали сниться, я вижу россыпи, вижу, как они сверкают. А ты говоришь, сейфы бомбить… Сейфы и дурак может ломать, слава Богу, инструмента сейчас полно, самого лучшего, любой ящик вспороть можно. А чтоб такое дело прокрутить и сухим выйти, мозги надо иметь.

— Ну, Михара, я тебя действительно не узнаю. Думал, мне тебе помогать придется, а ты вон как замахнулся!

— Трахать, так королеву, — спокойно сказал Михара, допивая чай из стакана.

— Так, значит, сейчас весь вопрос в деньгах? — спросил Чекан.

— Да, в деньгах, — Блин, найти бы общак, — воскликнул Чекан, — мы могли бы им попользоваться.

— Ты это брось, общак — святое! Его в оборот только последняя падла пустить может.

— Так мы бы потом отстегнули.

— Не говори ерунду, Чекан, я поболее тебя на этом свете пожил, не одни башмаки стоптал, не одну ходку сделал. На этапах меня как дорогого гостя встречают, каждая собака знает, и конвойники, и наши.., все, так что дело верное. Не ящики сейчас бомбить надо, время другое настало.

— Когда ты заметить это успел?

— У меня глаз свежий, незамыленный.

— Да, быстро ты разобрался, — восхищенно признался Чекан.

— Разобрался. А что мне еще оставалось, время подумать имелось в избытке.

— Да, зря ты его, смотрю, не тратил.

— И еще, Чекан, есть у меня на заметке пару дел, но это все мелочевка — сто, двести тысяч баксов можно , взять. Но все это с риском, а рисковать по дурости не хочется. Лучше уж алмазами заняться.

Время было уже далеко за полночь, а Чекан с Михарой и не думали ложиться спать. Они возбудились, обсуждая детали, тактику и стратегию будущей операции.

И чем больше Чекан размышлял, чем больше входил в детали, тем более реальным казалось ему осуществление этого грандиозного плана. Но как он ни старался, пока еще не мог представить себе эмалированную кастрюлю, полную алмазов.

— А ну-ка, Михара, еще разок покажи камень, — попросил Чекан.

— Держи.

Михара вытащил из внутреннего кармана нового дорогого пиджака бумажный сверток, развернул его и, держа двумя пальцами, положил на стол, прямо на блюдце крупный неограненный алмаз.

— И сколько эта стекляшка будет стоить? — спросил Чекан, взвешивая камень на ладони, пытаясь получше его рассмотреть.

— Я тебе что, старый еврей-ювелир? Не могу назвать точную цену.

— Насчет еврея это ты точно заметил, кто еще станет камнями заниматься? — рассмеялся Чекан.

И тут же сообразил, что на какое-то время, задумавшись о больших деньгах, забыл об угрозе, которая довлела над ним, и вновь сделался мрачным.