"Воинство сатаны" - читать интересную книгу автора (Воронин Дмитрий)

1. ОСТАЛЬНЫЕ ПЕЩЕРЫ

Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, говорю с теми, кто хочет и может услышать мои слова. Тысячу зим народ Ург ждал исполнения пророчества, что было произнесено на смертном одре Ур-Валахом, величайшим из провидцев ургов, коего и поныне чтят и вожди ургов, и простые воины. Ибо слова Ур-Валаха, что выбиты на Вечном камне, несут истину, немеркнущую в веках. Не раз наступали времена, когда вожди народа Ург пытались оспорить бессмертные строки пророчества, и всегда неверие порождало беду. Тьма опускалась на народ Ург, голод и чума, огонь и сталь — и уходили они лишь тогда, когда крепла вера.

Ивера сегодня сильна как никогда, ибо начинает сбываться пророчество и открывается дверь в стальные пещеры, где умирает магия, и воины ургов несут свои мечи навстречу огню людораков. И видел я, Ур-Шагая, как повержены были людо-раки, как вернулись воины ургов с победой и с добычей. И как предали они огню павших, коих было множество, и на погребальный костер взошли людораки числом шесть. И как выли они, когда охватило их очистительное пламя, вознося дух их в великие пещеры Ург-Дора, где станут они вечной дичью для тех воинов, кого приблизил к себе Вечный.

Я, Ур-Шагал, провидец и летописец, видел, как жизнь войта в Алмазную Твердь, как и предсказывал Ур-Валах. И понял я, что сам Венный избрал меня, дабы вел я летопись великих деяний народа ургов. Я расскажу вам, дети наши, о том, как воины ургов вошли в Стальные пещеры, и о том, как сам Вечный вел их к великим победам…

«Уважаемые пассажиры. Наш лайнер готовится к гиперпространственному прыжку. Пожалуйста, займите ваши места в каютах».

Приятный женский голос на мгновение замолчал, затем снова завел прежнюю песню. Жаров даже не шелохнулся — на самом деле прыжок не представлял для лайнера особой опасности… Вернее, какая-то опасность сохранялась всегда, но если что и случится, пассажирам будет абсолютно все равно, находились ли они в этот момент в своих каютах или болтались по кажущимся бесконечными коридорам корабля. Конечно, в истории трансгалов бывало, что уходивший в прыжок корабль уже никогда не появлялся в этом пространстве. Это было, и все об этом знали, несмотря на отчаянные попытки Федерации вообще и всех связанных с трансгала-ми компаний в частности скрыть сии факты от общества. Все знали — и все… ну, большинство — относились к риску с известной долей фатализма. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. В смысле — не сгорит, поскольку если уж двигатель трансгала выходил из строя, то в пространстве на некоторое время, совершенно незначительное, появлялась новая звездочка. И все… А остальные поломки, которые случаются даже у деревянной тачки, не говоря уж о полукилометровой длины трансгалактическом пассажирском лайнере, были не критичны и, следовательно, не слишком-то и опасны. На худой конец, всегда имелись спасательные капсулы… только вот никто не мог припомнить, когда и кому они пригодились. Есть — и все тут. Положено. А раз положено — стало быть, на каждый лайнер вешается двести семьдесят тонн бесполезного груза.

Сам Жаров, конечно, мог бы (и должен был бы) сейчас отправиться в свою каюту, размеры которой не слишком превышали его собственные габариты, кое-как умоститься в кресло-кровать, застегнуть защитные ремни… Сразу вспомнилась древняя и довольно черная шутка о том, что 6 , тех, кто не пристегнулся, размазало по салону, а те, кто пристегнулся, «ну прямо как живые сидели». Ерунда это все. Каждый прыжок — бросок монеты. Орел или решка. Вышли в нормальное пространство… или не вышли. Конечно, «Лиссабон» выйдет… вероятность катастрофы, по собственным подсчетам Жарова, не превышала одной десятитысячной. Да и эта цифра скорее всего была завышенной. Так что волноваться особо не стоило. Он и не волновался. И, следовательно, совершенно незачем было тащиться в тесную и изрядно осточертевшую ему каюту, когда можно было прекрасно переждать прыжок здесь, на смотровой палубе.

Он оглянулся — сейчас палуба была пуста. Она и раньше-то не отличалась многолюдностью, все-таки «Лиссабон» в этот раз совершает рейс почти вхолостую, на борту вряд ли наберется более трех десятков пассажиров. А те, кто все же уплатил за билет, преимущественно обычные земные крысы, вырвавшиеся в космос первый, максимум второй раз в жизни, а посему рьяно соблюдающие все мыслимые правила, в том числе и совершенно идиотские, оставшиеся с древних времен и по чьей-то невнимательности до, сих пор не отмененные. Как, например, это пристегивание к креслам.

Вообще корабль производил довольно тоскливое впечатление. Он был стар… не настолько, чтобы это стало причиной отправки его на металлолом или продажи задешево какой-нибудь из колоний… что, по сути, было тем же самым. И все-таки его золотые денечки давно уж миновали. Отделка коридоров и кают не блистала новизной, пластиковое покрытие пола, выполненное «поддерево», теперь местами потеряло цвет, а где-то по углам можно было заметить следы вскрытия и последующей неаккуратной пайки. Некоторые плафоны не горели, а уж о всякой автоматике, что включает свет только тогда, когда поблизости есть человек, никто и не думал.

Конечно, он еще полетает. Не год, и не два — куда больше. Его двигатели надежны настолько, насколько это вообще возможно — за этим следят с неослабевающим вниманием от момента схода лайнера со стапелей и до отправки в последний путь — на лом, будет летать, поскрипывая и покряхтывая, время от времени меняя изношенные механизмы, пока в один далеко не прекрасный для команды день специалисты сухо заявят, что дальнейший ремонт нецелесообразен. И тогда — все…

Позади раздались шаги. Жаров обернулся.

Девушка… довольно милая… Нет, если посмотреть поближе — гораздо более чем просто милая. Элегантная форма стюардессы, короткая юбка и высокие каблуки, кажущиеся несколько неуместными здесь, где все, от капитана до последнего техника, предпочитали носить удобные металлопластовые комбинезоны, которые при необходимости могут послужить даже скафандром, хотя бы и ненадолго. Кэп, правда, пару раз являлся к столу в кают-компании при параде, в темно-синем мундире с золотой отделкой… а потом, видимо, оценив публику и отметив явное отсутствие среди пассажиров хотя бы одной сколько-нибудь привлекательной женщины, махнул рукой на условности и окончательно перешел на все тот же комб, явно не новый, но, видимо, более привычный.

А эту киску Жаров еще ни разу не видел… хотя, в общем-то, полет начался лишь позавчера. И, к слову сказать, послезавтра закончится. Если бы трансгалу не нужно было уходить на порядочное расстояние от планеты, то межзвездные перевозки вообще превратились бы в краткие поездки. Хотя кто знает — может быть, есть в этом пятидневном перелете какая-то романтика. Хотя бы вот так, просто, постоять часок-другой на обзорной палубе, полюбоваться звездами. Если бы корабль чуток повернуть, можно было бы, пожалуй, даже Землю разглядеть.

— Господин Жаров? — Вопрос задан спокойно, с равнодушием механизма.

Он мысленно вздохнул — очаровательная девушка оказалась обычным киборгом, досадно. Почему-то его всегда раздражали киборги, особенно последние модели, стилизованные под человека настолько, насколько это допускалось довольно жесткими правилами Федерации. Нет, что касается внешности, никаких ограничений не было. Хотите иметь страшилище, коим только непослушных детей до заикания пугать, — пожалуйста. Хотите совершенно невероятную, невозможную в реальной жизни красавицу — сколько угодно. Но вот все остальное… эмоции, мимика… не приведи Господь. Вот и ходят теперь мускулистые парни и длинноногие девицы-красавицы… а в глазах пустота, и на лице — наклеенная раз и навсегда улыбка. Раньше было иначе. Жаров чуть заметно вздрогнул: в те времена, когда киборги, считавшие себя разумными, подняли бунт — бессмысленный, жестокий и кровавый, — он был еще ребенком. И поэтому о выжженных планетах, миллионах жертв и прочих последствиях тех выяснений, кто более разумен, он знал лишь по документам и видео. Бунт подавили, конечно, и с тех пор, обжегшись на молоке, дуют на воду с такой силой, что… И все же стоило признать, что пока эта чрезмерная перестраховка себя оправдывала. По крайней мере уже лет тридцать стальные ребята служили человечеству верой и правдой, не вызывая никаких нареканий.

Иногда Жаров и сам не понимал причины своего неприязненного отношения к киборгам. Мало ли что произошло когда-то… В конце концов сейчас пользы от них было немало. И в те далекие годы… ну, не такие уж, пожалуй, и далекие, просто в его возрасте даже пять лет казались невероятно огромным сроком — в общем, когда ему еще приходилось бряцать оружием и участвовать в боевых выбросах, киборги его нисколько не беспокоили. Напротив, присутствие рядом этих железных в прямом и переносном смысле слова парней странным образом успокаивало. И не раз бывало, когда полуразбитые машины, теряя части тел, вытаскивали с поля боя раненых людей, фактически спасая их шкуру от смерти… или от кое-чего похуже. Тогда к киборгам все, и он в том числе, относились трепетно… и похороны им устраивали ничуть не менее торжественные, чем собственным недавно еще живым товарищам. А похороны приходилось устраивать часто, поскольку придуманные в незапамятные времена законы роботехники вбивались в электронные мозги намертво — вот и гибли эти стальные парни пачками, защищая людей.

А вот теперь… сменив боевой скафандр десантника на форму Службы безопасности Корпорации «Азервейс» и общаясь теперь с людьми не через прорезь прицела, а в уютном кабинете… Жаров начал все более отчетливо понимать, что присутствие киборгов ему… сказать «неприятно»? Нет, наверное, все же не так. Он понимал их полезность и мирился с их присутствием везде и всюду — а в особенности в дальнем космосе, где их иногда было больше, чем живых людей. Мирился — и все же восторга от этого присутствия не испытывал.

— Господин Жаров? — снова повторила свой вопрос киборг.

Дурацкая ситуация. Запрет на программирование искусственного интеллекта накладывал на поведение внешне безупречных киборгов столько ограничений, что общение с ними становилось иногда мукой. Ведь не успокоится, пока не получит ответ на вопрос.

— Если только я не спер бэдж у истинного владельца. Он постарался, чтобы ответ прозвучал как можно более саркастично, однако это было пустой тратой усилий — сарказм электронные мозги тоже не понимали.

— Это вам не помогло бы, — изобразив равнодушную, нарисованную дизайнером улыбку, сообщила она. — Карточки индивидуально настроены. Вы должны быть в каюте. Разве вы не слышали объявления?

— А вы почему не в каюте? — сделав ударение на «вы», поинтересовался он небрежно. С эдакой картинной позой все повидавшего космического волка, которому прыжок — не событие, а так, досадная мелочь. — Или правила на корабле применяются только к пассажирам? А вас они ни в коей мере не касаются?

— Правила касаются всех людей. — В этот раз она не улыбнулась. И голос ее, такой приятный еще несколько секунд назад, теперь, не изменившись ни на йоту, вдруг показался Жарову холодным. — Я к таковым не отношусь.

Он нахмурился. Эмоции? Нет, ерунда… этого просто не может быть,

— Ваш серийный номер? — бросил он сухо.

— Е245146, — отчеканила она. На этот вопрос обязан ответить любой киборг, так велит программа. Протянула руку и продемонстрировала светящуюся татуировку на запястье.

Он чуть заметно расслабился, вдруг с удивлением обнаружив, что рука на несколько сантиметров приблизилась к рукояти пистолета. Это был донельзя глупый жест. Если бы киборгу были доступны эмоции, девушка бы наверняка обиделась. Хотя бы потому, что скорость реакции у этих созданий превышала человеческую настолько, что о серьезном противостоянии человека, пусть даже вооруженного, и киборга говорить не приходилось. Впрочем, эта серия была вылущена лет через десять после окончания ки-бервойн. И вряд ли стюардесса пассажирского лайнера имеет конструктивные элементы воина.

— Я намерен во время прыжка находиться здесь, — сухо бросил он, отворачиваясь к экрану.

— Как хотите.

Когда он обернулся, ее уже не было.

Звезды за обзорным экраном шевельнулись и уверенно двинулись в сторону — корабль начал совершать разворот для прыжка. Жаров любил это время: несмотря на то что летать ему приходилось довольно часто — работа обязывала, — каждый прыжок оставался маленьким чудом. Пройдет совсем немного времени, забортную черноту зальет ослепительная зеленая вспышка, а когда холодное пламя спадет, звездное небо станет совсем другим. Если повезет, на экране появится Канопус. Более трехсот семидесяти световых лет за один прыжок… Это красивое зрелище — вторая по яркости звезда земного неба совсем рядом, можно сказать — рукой подать. Смешно — от Земли до Канопуса пять суток, и от Земли до Марса — столько же.

За спиной раздались тихие шаги и затем деликатное покашливание. Жаров обернулся. Позади него стоял высокий, крепкого телосложения мужчина. Его волосы уже порядком подернулись сединой, а обветренное лицо было того непередаваемого оттенка, который всегда появляется у астронавтов с многолетним стажем. Кто-то называет это «космическим загаром», хотя ничего общего с настоящим загаром эти изменения, навечно остающиеся на коже, конечно, не имели. Из-за этого коричневатого налета, ранней седины и немалого числа избороздивших кожу морщин мужчина казался много старше своих лет — его возраст был Жарову прекрасно известен. Хотя вряд ли тот переживал из-за подобных пустяков: напротив, такие вот — как сошедшие с картины — звездные волки всегда нравились женщинам.

— Корабельное расписание, конечно, не для вас, Денис. Он мог позволить себе некоторую фамильярность… более того, здесь, среди этих стальных стен он вообще мог позволить себе все что угодно. Если понятие «бог» и находило какое-либо отражение в реальности, то именно здесь. На борту своего корабля капитан был богом, царем… в общем, подходили любые эпитеты.

— Ваш робот нажаловался? — хмуро буркнул Жаров.

— Не нажаловалась… — Капитан подчеркнуто употребил женский род. — Не нажаловалась, а проинформировала. Это входит в ее обязанности.

— Намерены гнать меня в койку?

— Ни в коей мере. Раз уж вам так хочется… Вы ведь на Крокус летите? — вдруг спросил капитан.

Жаров усмехнулся. Вопрос чисто риторический — можно подумать, он не знает. Богу положено знать все, это, так сказать, следует из определения его сущности.

— На Крокус. Точнее, на «Сигму-7».

— А, станция «Азервейс»… Не секрет, зачем вас понесло в такую даль?

Наверное, в другое время и в другом месте такой вопрос покоробил бы Жарова. И ответ мог бы оказаться резким… и довольно неприятным. Офицер безопасности одной из самых влиятельных корпораций Федерации имел немало полномочий, пусть даже и неписаных. Но сейчас ему лочему-то захотелось поговорить. Возможно, потому, что полученное назначение стало для него определенной неожиданностью.

— Да в общем-то сейчас это уже ни для кого не секрет, — криво усмехнулся он. — Вы слышали о происшествии на «Сигме-4»?

Конечно, капитан о нем слышал. Как слышали и миллионы, миллиарды других людей и нелюдей, населявших планеты Федерации. Журналисты пронюхали о происшествии, как всегда, одними из первых, а те, в обязанности которых входило принять в таком случае соответствующие меры, свою работу делали из рук вон плохо. Как говорится в официальных отчетах, фирма в их услугах больше не нуждалась, но это было уже скорее актом отчаяния. Джинн вырвался из бутылки.

Примерно двадцать лет назад, вскоре после окончания кибервойн, корпорация «Азервейс», владевшая не только патентом на прыжковые двигатели звездолетов, но и огромными средствами, решила вложить деньги в новые разработки транспортных систем. Предметом изучения стал проект «Туннель» — аналог гиперпространственного двигателя, но более экономичный, более дешевый… главное — менее опасный. Лайнер, уходящий в прыжок, оставлял за собой маленькую, быстро гаснущую звезду, стартуй он с планетарной орбиты — и планету вполне можно будет тут же записывать в разряд непригодных для жизни. Для любой жизни. И маршрут любого корабля… ну, по крайней мере того, где и пунктом отправления, и пунктом назначения были населенные миры, занимал около пяти дней. Два с половиной — уход от планеты на полной крейсерской, столько же — торможение и выход на орбиту. И семь секунд собственно прыжка.

Теория допускала разработку аппаратуры для гиперпространственного прыжка нового типа, но теория много чего допускает. Красивые, отточенные усилиями сотен специалистов формулы ясно давали понять — посвященным, разумеется, — что новая система не будет иметь побочных излучений, в управлении и обслуживании будет не сложнее лифта, а цена ее сделает реальной мечту о личных гиперпространственных капсулах, ведущих из квартиры к месту работы.

И как всегда, чистая теория оказалась чрезвычайно далека от практики. Двадцать лет эксперты Корпорации бились над превращением формул в пластик и металл и пока могли похвастаться только пущенными на ветер огромными средствами.

Конечно, эксперименты были… могли быть опасными. Хотя даже великий Христианссон, создатель гиперпространственного двигателя и чуть ли не единственный в мире человек, знавший о туннельном прыжке ВСЕ, утверждал, что угроза совершенно незначительна, было решено разместить лаборатории подальше от густозаселенных планет. И тогда появились исследовательские станции «Сигма». Десять штук, десять огромных комплексов, способных на многолетнее автономное функционирование, вмещающие в себя достаточное количество персонала и самого совершенного оборудования. А очень высокие, куда выше его, Жарова, оклады привлекли туда лучших из лучших. И работа закипела… как уже говорилось, без особого толка.

А потом «Сигма-4» перестала выходить на связь.

Годы относительного мира и благополучия настроили руководство «Азервейс» на спокойный лад. Конечно, космос никогда не становился по-настоящему тихим, где-то все время возникали локальные конфликты, где-то крейсера Федерации сбрасывали на головы мятежникам десантные капсулы с закованными в броню солдатами, которых по древней привычке все еще называли морскими пехотинцами, хотя моря они, бывало, не видели ни разу за весь срок службы. Отдельные темные личности пытались, и не без успеха, пиратствовать, собирая урожай в районах, где редко показывались стремительные корабли Патруля… Пару раз возникали мелкие диктаторы местного масштаба, вдруг начинавшие кричать об автономии и независимости — заканчивалось это, как правило, все теми же десантными капсулами. А в двух или трех случаях Федерация пошла по пути стояния в стороне… и уже спустя полгода-год измученная блокадой колония отправляла на Землю новоявленного царька в железной клетке, перевязанной голубой ленточкой, и слезно просилась обратно в состав Федерации…

Но все это было далеко, где-то там, на границе обитаемого космоса… внутреннее пространство Федерации почти не беспокоили подобные потрясения. И поэтому, наверное, первой реакцией тех, кому стоило бы немедленно бить тревогу, стало просто ленивое удивление. Ну, мол, не выходят на связь… значит, пьянствуют. Или праздник себе устроили. Или передающий комплекс метеором своротило… мало ли такого рода событий происходит в космосе сплошь и рядом. Подождем…

Они ждали, а кое-кто другой — нет. И первым к замолчавшей «Сигме-4» пристыковался легкий корвет «Информационного Агентства „Галактика“». Может, названьице себе эта контора выбрала и претенциозное, но работать они умели. А потому, уже спустя совсем немного времени, видеоэкраны на всех планетах Федерации заполнились изображением Кейт Феллон, этого олицетворенного проклятия всех, кто хочет сохранить хоть что-либо в тайне, перемежающимся леденящими душу кадрами.

…кровь… тела… вдребезги разбитые приборы… снова тела… и еще…

Станция была… подходящий к случаю термин подобрать было сложно. Разгромлена? Пожалуй… Как будто огромная толпа дикарей промчалась по лабиринтам коридоров, убивая все живое, разрушая все искусственное, бессмысленно и жестоко. Хотя произвести инвентаризацию в таких условиях было толком невозможно, осторожные заключения экспертов заставили развести руками и много чего повидавших офицеров Патруля, и руководителей Корпорации.

Сверхдорогое топливо. Приборы, вообще не имеющие цены, поскольку их производство никогда не ставилось на поток. Оборонительные орудийные системы, за которые любой из пиратов продал бы свою грешную душу кому угодно. Контейнеры с радиоактивными элементами. Даже удобные, мощные — и от этого тоже очень дорогие — челноки… Все это оставалось на месте. Изломанное, искалеченное — но не похищенное, Бортовой журнал станции не дал ничего — только информацию о том, что ни один летательный аппарат крупнее комара не стыковался с «Сигмой-4» за последний месяц. Ну и еще позволил определить примерное время нападения — момент, когда все камеры, размещенные в лабораториях, вдруг дружно прекратили работу.

Все, что удалось найти экспертам помимо хаоса всеобщего разрушения, — это кровь. Совсем немного чужой крови. Некоторое количество клеток чужой кожи, жменю чужих волос. Все это не просто не принадлежало homo sapiens — было совершенно неясно, кому вообще это могло принадлежать. Среди рас, известных Федерации, таких существ не было.

Установить, как они могли попасть на станцию, находящуюся достаточно далеко от границы освоенного космоса, тоже не удалось.

Идей на этот счет было выдвинуто множество, начиная от совершенно невероятных, типа пиратского космического корабля иной, неизвестной людям цивилизации, и до вполне реальных, типа неожиданного массового буйного помешательства населения станции. Среди вала кое-как обоснованных и откровенно фантастических гипотез, конечно, было высказано и наиболее очевидное предположение — что эксперимент по созданию туннеля наконец-то завершился успехом. Если, конечно, такой результат его открытия вообще можно назвать успехом. И туннель этот открылся туда, где обитают злобные, агрессивные, кровожадные существа, страдающие патологической ненавистью к любым приборам. Но доказательств этому не было — главная лаборатория выглядела так, как будто в ней был произведен небольшой ядерный взрыв. Никакие записи, никакие следы проводимой перед катастрофой деятельности не уцелели.

Ученые и администраторы, офицеры безопасности и уборщики, секретарши и Совет Директоров Корпорации еще только входили во вкус обсуждения столь неожиданно возникшей проблемы, как замолчала «Сигма-10».

Среагировали, конечно, быстро. Люди, пришедшие на замену тем, «в чьих услугах Корпорация больше не нуждалась», стремились словом и делом доказать, что они в полной мере усвоили урок. Крейсер Корпорации прибыл к «Сигме-10» со всей возможной поспешностью, опередив шустриков из «ИнфАГал» аж на пять часов — невероятно высокий показатель. А потом станцию закрыли, заставив корвет со здоровенной эмблемой в виде спиральной галактики болтаться в пространстве без всякого шанса проникнуть на столь желанный для писак объект.

Только вот толку от этого было немного — фантазия у мастеров пера работала отменно, и, к сожалению, все их умозрительные предположения оказались очень уж близки к истине. И скоро всем стало совершенно ясно, что «Сигма-10» полностью, почти до самых мелких деталей, повторила судьбу своей предшественницы.

— Ну вот, Корпорация решила усилить меры безопасности. Всех, кто имел достаточный опыт участия в боевых действиях, отправили на станции. Я просто был в отпуске… теперь вот направляюсь к новому месту службы.

— Да, заметно, — усмехнулся капитан, скосив взгляд на легкий бластер, пристегнутый к бедру Жарова. — Просто отодного энтузиазма таскать эту тяжесть я бы не стал.

— Я бы тоже, — пожал плечами Денис. — Было время, когда в эти игрушки я наигрался вволю.

— Как это вас из отпуска не отозвали, — хмыкнул капитан. — У нас это делается просто.

— У нас тоже, — вздохнул Денис, вспомнив недовольство шефа и всё то, что ему пришлось выслушать по возвращении из поездки. Правда, заодно присвоили внеочередное звание майора… скорее не в качестве поощрения, а просто чтобы он был весомее в глазах тех двух молодых парней, что отправились сюда двумя неделями раньше. — Чего уж проще… я был на Веге-4, на охоте. А там же знаете, что со связью творится…

— Опасное занятие. Я слышал, там каждый год гибнет около полусотни охотников.

— Это как наркотик. Попробовав один раз, потом считаешь жизнь пресной. На самом деле их гибнет больше, гораздо больше. Полсотни — это из числа тех, кто получил официальную лицензию. И еще раза два по столько нелегалов.

— Удачно хоть поохотились? — В голосе капитана чуть слышно мелькнула нотка зависти. Не то чтобы он не мог позволить себе такое развлечение, скорее все никак не мог на это решиться, а потому и завидовал тем, кто сумел.

— Да так… могло бы быть и получше.

— Ясно.

Капитан задумался, затем начал, несколько неуверенно, ту тему, ради которой, видимо, и пришел сюда.

— А вы в курсе, господин Жаров, что мы заходим в систему Канопус в основном ради вас?

— Я что, единственный пассажир?

— Нет, конечно, но этот рейс чертовски невыгоден. Обычно транспорты сюда идут ладно если пару раз в год. Никому не нужен ни сам Канопус, ни его планеты. Собственно, шестеро из тех, что сейчас торчат в каютах, должны на вас молиться. Не будь приказа сверху… они бы ждали рейса еще месяца четыре, не меньше.

Жаров поморщился. Он не слишком любил, когда его персона привлекала к себе излишнее внимание. Надо же… приказ. Конечно, это был не приказ, все началось, наверное, с вежливой просьбы — но учитывая, что Корпорации принадлежит чуть не половина акций любой, на выбор, транспортной компании, такая просьба и впрямь была равносильна приказу. Интересно, от него ждут чуда? Или остальных «безопасников» тоже отправили к новому месту службы вот таким вот экстренным порядком?

Зачем вообще нужно это «усиление»? Если случится что-то экстраординарное, все равно три бывших десантника — весь состав Службы безопасности «Сигмы» — вряд ли сумеют хоть сколько-нибудь серьезно изменить ситуацию. Ну разве что выжить, чтобы потом доложить руководству. Или их послали именно ради этого? Вполне, вполне вероятно…

— Я бы хотел обсудить с вами, господин Жаров, один довольно-таки… — капитан замялся, — довольно щекотливый момент.

— Я весь внимание, — пожал плечами Денис.

— Вход в систему, торможение, новый разгон… вы же понимаете, это время. А в нашем бизнесе время — деньги. Смею вас уверить, большие деньги.

На мгновение Жарову стал этот разговор неприятен. И не потому, что сейчас, через несколько секунд или минут последует какая-то не вписывающаяся в правила просьба, а потому, что капитан, царь и бог корабля, вынужден ломать свои принципы и обращаться с просьбой к пассажиру. Пусть привилегированному, но все-таки пассажиру. А ведь, бывало, и Президент Федерации, путешествуя на рейсовом корабле — ну, бывали такие случаи, бывали, хотя и редко, — подчинялся корабельному распорядку. Поэтому он решил не тянуть резину и не продлевать без надобности моральное самоистязание капитана.

— Да, я понимаю… так у вас есть какое-то предложение?

— Возможно, это не принято, но… мы могли бы отправить пассажиров в аварийных капсулах. Одна пойдет на Крокус, вторая — на вашу «Сигму». Остальные пассажиры, в общем-то, не против, так что решать вам. Капсула достигнет точки назначения примерно в то же время — но в этом случае мы сможем уйти в прыжок сразу же после прибытия в систему Канопуса. Сэкономили бы почти пять суток.

Денис задумался. Капсула, конечно, была вполне приемлемым вариантом — обладая в обычном пространстве скоростью, вполне сравнимой со скоростью лайнера, она не давала проигрыша во времени. А одному в ней было довольно комфортно. Конечно, тем, кто полетит впятером в этой утлой скорлупке, завидовать не приходится… но это, в конечном итоге, их дело. И можно не сомневаться, что капитан принял меры к удовлетворению возможных претензий.

Словно бы прочитав эти мысли, кэп, несколько неуверенно, продолжил:

— Возможно, некоторая компенсация за неудобства…

— А? — вынырнул из размышлений Жаров. — Да что вы, капитан. Разумеется, я нисколько не против прокатиться до «Сигмы» в капсуле, тем более что я от этого ничего не теряю. Там, как мне известно, автопилот?

— Да.

— Ну и чудно…

Денис взглянул на часы — индикатор утверждал, что до прибытия на станцию остаются считанные минуты. Если не меньше. Он с легкой ненавистью взглянул на экран, изображение на котором последний раз было сутки назад. Правду все же говорят, что спасательные капсулы — бессмысленный груз. Их никто никогда не использует, а те, кому по роду работы положено поддерживать суденышки в сносном виде, относятся к своим обязанностям соответственно. То есть — никак.

Первым полетел бортовой компьютер. Вернее, сам-то он не полетел, поскольку эта конструкция была хоть и древней, но сделанной для глубокого космоса, то есть имела несколько резервных контуров… на критичных участках. Пользовательский интерфейс в число критичных участков, похоже, не входил. Денис как раз собирался почитать что-нибудь высокохудожественное — а что еще делать двое суток в канистре размером два на два на пять? Монитор мигнул, потом мигнул еще раз… и счел, что этого подмигивания более чем достаточно. После чего приказал долго жить. Экран наружного обзора работал гораздо дольше — чуть ли не на двадцать часов. Все это время он старательно показывал звезды и небольшой, отсюда не более сантиметра в диаметре, диск Канопуса. Когда же капсула прошла половину пути и появилась возможность увидеть, как в обзорном экране медленно растет станция, первоначально напоминающая малозаметную точку… В общем, именно тогда система наблюдения сказала «ой» и выпустила тонкую струйку дыма.

Лететь было долго, делать было нечего. Денис некоторое время искренне считал, что вполне способен починить вышедшую из строя аппаратуру, даже сумел — после часа усилий — снять кожух с системы управления обзором. Но, взглянув на мешанину проводов с осыпавшейся от дряхлости изоляцией, только выругался — может, что-то тут и проектировалось для дальнего космоса, но только не это. Хотя — кого винить? По большому счету, спасательные капсулы были одноразовым да еще и практически никогда не применявшимся транспортом, и рассчитывать на использование в их конструкции передовых технологий было попросту смешно.

Время тянулось отвратительно медленно. Примерно триста раз Жаров уже вынес самому себе выговор за то, что не зарядил свой служебный компьютер чем-нибудь развлекательным… а список персонала станции и краткие характеристики тех, кого ему предстояло охранять от неведомых напастей, навевали тоску.

Пару раз разобрал, тщательно — кто бы в другое время прикладывал к столь нудному занятию столько внимания и усилий — прочистил табельное оружие. Легкий бластер, который ему выдали на складе Корпорации, вряд ли мог сойти за серьезный боевой излучатель — мощность не та. Но для «бытовой» ситуации сойдет, да и таскать его на бедре куда приятнее, чем даже стандартный армейский импульсник… К тому же эта игрушка хоть стену станции навылет не прошибет. Потом поел. Бортпайка капсулы, который никто, конечно, не удосужился уполовинить, хватило бы на две недели шестерым пассажирам. Во всяком случае, так утверждала инструкция. Сам же Денис решил, что пайка хватило бы дня на три. Потом он осточертел бы настолько, что… С другой стороны, армейские пайки, коих ему пришлось в свое время напробоваться вдоволь, были еще хуже.

Капсула дернулась, компьютер — вернее, то, что от него осталось, мягким баритоном сообщил, что начата процедура стыковки с орбитальной станцией «Сигма-7». На последнем слове этой короткой фразы он захрипел, потом внутри динамика что-то противно булькнуло, и голос умолк, так и не договорив до конца. Денис вздохнул, оглядел успевшее порядком надоесть помещение, сунул бластер в кобуру, пристегнул комп к поясу и встал. Понимал, конечно же, что процедура стыковки займет еще как минимум минут пять, а то и больше, — но ничего не мог с собой поделать.

Силовой экран посадочной палубы, удерживающий воздух внутри, капсула прошла мягко, лишь слегка качнувшись. Значит, автопилот настроен грамотно, скорость сбросил почти до нуля: поле можно было легко «продавить», но очень сложно «пробить» — на резкое воздействие оно отвечало столь же резким сопротивлением. Еще один мягкий толчок — капсула опустилась на отведенную ей площадку.

Несколько долгих секунд Денис ожидал, что вот сейчас, сию минуту откроется люк и он наконец-то обретет свободу. Потом еще примерно столько же отчаянно надеялся, что замок люка — или управляющий им сегмент бортсистемы —не вышел из строя. Затем выругался и снова сел в надоевшее кресло.

— Мог бы догадаться сразу, — сообщил он своему отражению в мертвом экране наружного обзора. — Это же спасательная шлюпка. Анализ окружающей среды в месте посадки у нее автономный. Он не отключается. Пока анализатор не даст добро, будешь ты, майор Жаров, сидеть здесь как миленький. А в следующий раз, когда тебе предложат влезть в эту канистру, будешь думать головой, а не седалищем.

Отражение промолчало. Наверное, обиделось.

Минуты тянулись томительно медленно. Как и все остальное оборудование, внешние анализаторы капсулы были далеки от совершенства — впрочем, тут уже сказывалось не наплевательское к ним отношение, а просто недостаток места. Полный комплекс планетарного анализатора занимал пространство вдвое большее, чем сама капсула. А безобразно урезанный «мобильный вариант» хотя и мог провести необходимый комплекс исследований, делал это неторопливо и с ленцой.

Наконец автомат закончил анализ. Вполне вероятно, что он даже попытался сообщить об этом эпохальном событии своему единственному пассажиру, но очередная неисправность пресекла попытку общения в корне. Наружный люк щелкнул и стал медленно открываться. К этому моменту Денис уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу, явно собираясь протиснуться в медленно увеличивающуюся щель.

На какой-то миг в голове его мелькнуло удивление — почему на палубе темно? Это неправильно… А в следующий миг перед глазами вспыхнули ослепительные звезды, чудовищный удар обрушился на его голову, и майор полетел назад, в салон, спиной вперед. Стремительно гаснущее сознание уловило сочный хлопок, а затем, кажется, взвыла сирена. Но разум уже проваливался в черноту беспамятства…