"Элмер Гентри" - читать интересную книгу автора (Синклер Льюис Гарри)
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Нельзя сказать, чтобы отношения между братом Гентри и братом Шаллардом перед рождеством отличались особой сердечностью даже во время совместных трудов на дрезине, которые, казалось бы, могли настроить обоих на более дружеский лад.
Однажды, пыхтя над рычагами на обратном пути из Шенейма, Фрэнк сказал:
- Слушай, Гентри, надо что-то предпринимать. Опять не нравится мне эта твоя история с Лулу. Я вижу, как вы с ней переглядываетесь. И потом - сильно подозреваю, что это ты донес декану на доктора Зеклина. Боюсь, придется мне самому сходить поговорить с деканом. Не годишься ты в пасторы.
Злобно взглянув на Фрэнка, Элмер выпустил рычаг и потер руки в варежках о бедра.
- Я этого разговора ждал, - спокойно произнес он. - Я - человек увлекающийся, допустим. Я совершаю серьезные ошибки - какой нормальный мужчина их не совершает? Ну а ты? Я не знаю, далеко ли ты зашел в своем гнусном неверии, но не волнуйся, я слышал, как. ты жмешься и мнешься, когда тебя о чем-нибудь спрашивают дети в воскресной школе! Я знаю, что ты уже нетверд в вере. Недалек тот день, когда ты станешь отъявленным вольнодумцем. Господи! Подумать только - подрывать устои христианской религии, отнимать у слабых, мятущихся душ единственную надежду на спасение! Да ты преступник страшнее самого страшного убийцы!
- Это неправда! Я скорей умру, чем отниму веру у того, кто в ней нуждается!
- Значит, тебе просто-напросто не хватает ума понять, что ты творишь, и тебе не место на кафедре христианской церкви. Это
И всю дорогу до Мизпахской семинарии Фрэнк, волнуясь, объяснял и оправдывался.
А когда они вернулись в Мизпахскую семинарию, Элмер милостиво разрешил Фрэнку отказаться от своего места в Шенейме и посоветовал не пытаться искать себе места в другом приходе, пока он не раскается и не умолит святого духа наставить его на верный путь.
Элмер сидел в своей комнате, упиваясь праведным торжеством. Он так вошел в свою роль, что только через несколько минут сообразил, что Фрэнк больше не будет мешать его отношениям с Лулу Бейнс.
До наступления марта Элмеру раз двадцать удавалось встречаться с Лулу в ее собственном доме, в заброшенном бревенчатом сарае, в церкви. Но ее доверчивый лепет начинал уже надоедать ему. Даже ее обожание стало раздражать его: она постоянно и безудержно щебетала одно и то же. В любви она также была крайне неизобретательна. Ее поцелуи всегда были одинаковы, и от него она ждала таких же.
К началу марта он уже был сыт ею по горло, а она была так безгранично предана ему, что он начинал подумывать, не придется ли ему бросить Шенеймский приход, чтобы отвязаться от нее.
Он чувствовал себя несправедливо обиженным.
Никто не мог обвинить его в бессердечном обращении с девушками. Он даже не презирал их, как, бывало, презирал Джим Леффертс. Он многому научил Лулу, помог ей преодолеть ее провинциальную ограниченность; показал, что можно быть религиозным человеком и все-таки весело проводить время - надо только правильно смотреть на вещи и понимать, что проповедовать высокие идеалы, конечно, необходимо, но нельзя же требовать от человека, чтобы он на каждом шагу неукоснительно следовал им в повседневной жизни. В особенности, когда он молод. И разве он не подарил ей браслет, который стоил целых пять долларов?
Но она оказалась такой безмозглой дурой! Ни за что желала понять, что наступает момент, когда мужчине хочется отдохнуть от всех этих поцелуев, обдумать план воскресной проповеди, подзубрить этот подлый греческий. В сущности, возмущенно размышлял он, она его обманула. Он-то ведь считал, что имеет дело с милой, покладистой, уравновешенной девчуркой, с которой приятно позабавиться и которая не станет ему надоедать, когда его призовут более серьезные дела. А оказывается - вот тебе и раз: страстная натура! Поцелуи ей, видишь ли, подавай. Целуешься час, целуешься два - да сколько же можно! Его уже тошнит от поцелуев! Так и тянутся к тебе все время эти губы, то лезут к руке, то чмокают в щеку - и именно в тот момент, когда тебе хочется поговорить…
Она посылала ему в Мизпахскую семинарию слезливые записочки. А что, если они попадутся кому-нибудь на глаза? Хорошенькое дело!… Она писала, что живет только от встречи до встречи, мешала ему, отвлекала его внимание от серьезных дел. Она влюбленно пялила на него свои глупые, нежные, сентиментальные глаза во время проповеди и начисто портила ему весь стиль. Она изводила его донельзя, и, значит, ему не остается ничего другого, как только от нее избавиться.
Неприятно, конечно, очень! Он всегда поступал с женщинами по-человечески - да и вообще со всеми. Но что поделаешь: надо - не только ради себя, а и ради нее самой…
Придется обойтись с ней покруче, так, чтобы она обиделась.
Они были одни в Шенеймской церкви после утренней службы. Она шепнула ему в дверях:
- Мне нужно сказать тебе кое-что.
Он испугался.
- Нехорошо, что нас так часто видят вдвоем, - буркнул он. - Ну да ладно… Когда все уйдут, ты незаметно вернись.
Он сидел на передней скамье в опустевшей церкви, читая, за неимением лучшего, церковные гимны. Она подкралась к нему сзади и поцеловала в ухо. Он подскочил, как ужаленный.
- О господи! - прорычал он. - Как можно так пугать людей? Ну, что ты мне там хотела сказать?
Она с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться.
- Я думала, что ты обрадуешься. Просто хотелось подойти потихоньку и сказать, что я тебя люблю!
- Да, но, боги великие, зачем же было вести себя так, словно ты беременна или - я уж не знаю что еще?…
- Элмер!
Так вот чем обернулась ее лукавая, нежная шалость! Она была так больно задета, так ошеломлена неприличным, по ее провинциальным понятиям, словом, что не смогла даже рассердиться как следует.
- Да, но ведь это правда! Зачем-то заставила меня торчать здесь, когда мне срочно надо обратно в город - важное собрание… И так приходится одному надрываться на дрезине! Ну, нельзя же вечно разыгрывать из себя десятилетнюю крошку!
- Элмер!
- А-а, да что там: Элмер, Элмер! Все очень мило и хорошо, я не прочь пошалить и подурачиться, как и любой другой, но это уж чересчур… Одно и то же - да сколько можно!
Она обежала скамью, встала перед ним на колени и, положив ему на колено свою детскую ручку, залепетала, по-детски коверкая слова - ух, как он ненавидел это сюсюканье!
- О-ох, какой селдитый сталый медведь! Какой нехолосый! Селдится на Лулусиньку!
- Лулусиньку?! О господи, вот дьявольщина!
- Что ты сказал, Элмер Гентри? - Теперь это была возмущенная преподавательница воскресной школы. Она отпрянула от него, не вставая с колен.
- Лулусиньку! Много я идиотского сюсюканья слышал в жизни - но это!… Да говори ты по-человечески, ради Христа! И что ты тут расселась на полу? А если кто-нибудь войдет? Ты что, нарочно меня хочешь погубить?… Лулусиньку!…
Она вскочила, прижала к груди кулаки.
- Что я такое сделала? Я же не хотела тебя рассердить! Правда, родной мой! Прости меня, пожалуйста! Просто пошутила - вроде как сюрприз!…
- Ха! Ничего себе сюрприз!
- Ну, милый мой! Ну, пожалуйста! Не сердись! Ведь ты же сам меня звал Лулусинькой.
- Я? Никогда!
Она молчала.
- А если и звал, так в шутку.
Смиренно, все еще пытаясь понять, в чем дело, она села рядом с ним и заговорила умоляюще:
- Я не знаю, что я такое сделала. Просто не понимаю. Может быть, ты бы объяснил мне? Пожалуйста! Чтобы я могла загладить свою вину…
- А, черт! - Он вскочил, схватил шляпу, нашарил рукою пальто. - Если не понимаешь сама, то и мне нечего терять время на объяснения! - И убежал с облегчением, но не слишком довольный собой.
Однако уже во вторник он поздравил себя за свою решимость.
Во вторник вечером от нее пришла записка с просьбой о прощении - отнюдь не лучший образец записок подобного рода: с помарками, орфографическими ошибками и к тому же довольно бессвязная - Лулу ведь и понятия не имела, за что, собственно, просит прощения.
Он не ответил.
Во время воскресной проповеди она не сводила с него глаз, готовая улыбнуться ему, но он старательно смотрел в другую сторону.
Пространно толкуя о прегрешениях Надава и Авиуда [70], возжегших чуждый огонь в своих курильницах, он думал, внутренне любуясь собственным благородством: "Бедная девочка. Жаль ее. Ей-богу, жаль".
Он видел, как после службы она замешкалась у выхода за спиною родителей, но, не попрощавшись с доброй половиной своих прихожан и не отпустив, соответственно, половины грехов, бросил на ходу старосте Бейнсу: "Виноват, страшно тороплюсь", - и помчался к железной дороге.
"Ах вот ты как! - бушевал он. - Ну, если ты меня, милочка, собираешься бесстыдно
Во вторник он ждал новой записки с извинениями, но ее не последовало; зато в четверг, когда он в самом благодушном, добродетельном и возвышенном настроении невиннейшим образом пил молочный коктейль в аптечной лавке Бомбери, неподалеку от семинарии, с удовольствием думая, что сочинение на тему о миссиях готово и что в кармане у него лежат две отличные пятицентовые сигары, он внезапно увидел ее. Она стояла на улице перед окном и в упор глядела на него.
Она казалась не совсем нормальной… Он встревожился.
- Неужели разболтала отцу? - простонал он.
В эту минуту он ненавидел ее.
Он храбро направился к выходу и в самой высокопарной манере изобразил свою радость по поводу того, что так неожиданно видит ее здесь, в городе.
- О-о, кого я вижу! Лулу! Какой приятный сюрприз! А где твой папа?
- Пошел с мамой к врачу: у мамы уши болят. Мы с ними условились встретиться в "Бостонском Базаре"… Элмер! - Голос ее звенел и дрожал, как натянутая струна. - Мне с тобой необходимо поговорить… Ты должен… Пойдем, пройдемся по улице.
Он заметил, что она нарумянилась. В 1906 году в среднезападной глуши румяниться было не принято. Лулу сделала это очень неискусно.
Стояла ранняя весна. Распускались, благоухая, первые мартовские почки, и Элмер со вздохом подумал, что, не будь она так навязчива и несносна, он, пожалуй, мог бы еще настроиться по отношению к ней на романтический лад… Они дошли до газона перед зданием суда, где стояла статуя генерала Шермана [71].
 |
 |
За время их знакомства Элмер сумел не только расширить словарь Лулу, но и в известной степени помочь ей преодолеть свою застенчивость. Поэтому она колебалась недолго: только несколько раз кокетливо взглянула на него снизу вверх, только разок попыталась просунуть свои пальчики под его руку (он нетерпеливо стряхнул их) и выпалила:
- Мы должны что-то предпринять. У меня, кажется, будет ребеночек.
- О господи боже мой! Проклятие! - отозвался преподобный Элмер Гентри. - И ты уж, конечно, все разболтала своим старикам?
- Нет, я ничего не рассказывала. - Она сейчас держалась спокойно, с достоинством - тем достоинством, на которое способен серый котенок, вывалявшийся в грязи.
- Ну, хоть это хорошо!… Да, видимо, как-то придется действовать. А, дьявольщина!
Он начал торопливо соображать. Можно кое-что разузнать у веселых девиц, с которыми он водит знакомство в Монарке… А впрочем…
- Ну-ка постой! - прорычал он, резко поворачиваясь к ней. Они стояли на усыпанной толченым кирпичом дорожке сквера перед зданием суда, под чугунными крыльями ржавого Правосудия. - Да этого быть не может! Ты что это такое задумала мне навязать, а? Видит бог, я готов тебя поддержать и выручить чем только могу. Но дурачить себя я никому не позволю! С чего это ты решила, что ты беременна?
- Прошу тебя, дорогой, не говори этого слова!
- Хо! Скажи, пожалуйста! Вот еще! Ну-ну, выкладывай! С чего это ты взяла?
Она была не в силах взглянуть ему в глаза; она уставилась себе под ноги. И по мере того как она, заикаясь, бормотала о своих подозрениях, его благородное негодование разгоралось все сильней. Дело в том, что никто особенно не посвящал Лулу Бейнс в тайны физиологии, и было совершенно очевидно, что все свои убедительные доводы она просто придумала. Слезы текли по ее щекам, размазывая румяна, дрожащие пальцы были судорожно сжаты у подбородка; она беспомощно лепетала одно и то же:
- Ну, понимаешь… Я так плохо себя чувствую и… пожалуйста, милый, не заставляй меня объяснять подробно.
У него лопнуло терпение. Он схватил ее за плечо отнюдь не ласково.
- Лулу, ты лжешь. У тебя мелкая, лживая, подлая душонка! А я-то все не понимал, что это меня удерживает, мешает на тебе жениться! Теперь я знаю! Слава богу, что вовремя узнал! Ты лжешь!
- Нет, милый, не лгу. Умоляю тебя…
- Ну вот что! Я отведу тебя к врачу. Сию же минуту. Он скажет нам правду.
- Нет-нет! Нет! Пожалуйста, не надо! Я не могу!
- Это почему же?
- Прошу тебя…
- Ага! И это все, что ты можешь сказать в свое оправдание? А ну посмотри на меня!
Должно быть, они больно впились ей в плечо, эти его мясистые пальцы. Но он чувствовал себя праведником, одним из тех ветхозаветных пророков, которым поклонялась его секта. Наконец-то он нашел настоящий повод для того, чтобы поссориться с нею!
Она не поднимала глаз, как он ни стискивал ее плечо. Она только горько плакала.
- Значит, ты солгала?
- Да… Ах, дорогой мой, как ты можешь причинять мне такую боль? - Он снял руку с ее плеча и принял корректный вид. - Нет, я не про эту боль говорю! Плечо - это неважно! Ты всей мне делаешь больно! Так холоден со мной! Вот я и подумала: может быть, если бы мы поженились… Я бы сделала все, чтобы ты был счастлив! Я бы пошла за тобой повсюду! Пусть бы у нас был хоть самый крошечный и бедный домик…
- И ты… ты смеешь думать, что проповедник слова божия может жить под одной кровлей с лгуньей? О ты, ехидна, которая… А-а, дьявол, не буду говорить, как священник… Может быть, я с тобой поступил и не совсем хорошо, не отрицаю. Хотя, насколько я заметил, и ты была рада-радешенька удирать из дому и бегать тайком на свидания. Но когда женщина-христианка сознательно лжет мужчине, пытается обмануть его в лучших его чувствах… Нет, это уж слишком, как бы я ни был виноват сам! Никогда больше не смей со мной заговаривать. А если ты растрезвонишь отцу и вынудишь меня жениться, я… покончу с собой!
- Нет, я не расскажу! Честное слово!…
- Свой грех я смою горькими слезами, а ты, женщина, ступай и не греши более!
Он круто повернулся и большими шагами пошел прочь, не слушая ее жалкого лепета. Она сначала в отчаянии засеменила рядом, стараясь не отстать, потом остановилась, припав к стволу сикомора. Проходивший мимо приказчик из мелочной лавки насмешливо заржал.
В следующее воскресенье она не появилась в церкви. Элмер был так доволен, что стал подумывать, не назначить ли ей снова свидание.
Староста Бейнс и его добрейшая супруга стали замечать, как бледна и рассеянна стала с некоторых пор их резвушка-дочь.
- Наверное, влюбилась в этого нового пастора. Ну, что же, не будем вмешиваться. Отличная партия! В жизни не видывал молодого священника с таким талантом! А говорит-то как! Словно по-писаному! - говорил староста, зевая и потягиваясь на пуховом и необъятном супружеском ложе.
И тогда к старосте явился встревоженный Флойд. Фермер-неудачник Флойд Нейлор приходился Бейнсам родственником. Это был долговязый парень лет двадцати пяти, сильный, как вол, глуповатый, но очень преданный. Он вздыхал по Лулу уже не один год. Нельзя сказать, что все это время он томился в одиночестве, с разбитым сердцем, благоговейно мечтая о ней. Просто он свято верил, что Лулу - самая красивая, самая интересная и самая умная девушка во всей вселенной. Лулу считала его дубиной, а староста Бейнс ни в грош не ставил его мнение о люцерне. При всем том он был своим человеком в доме, чем-то наподобие доброго соседского пса.
Бейнса Флойд нашел у амбара - староста чинил сломанную оглоблю.
- Послушайте-ка, кузен Барни, - буркнул он, - я что-то беспокоюсь насчет Лулу.
- А! Ну да, она вроде влюблена в этого нового пастора. Как знать, может, и поладят!
- Да, но брат Гентри - он-то в нее влюблен? Не знаю, что-то он мне не по душе, этот парень.
- Чепуха! Что ты понимаешь в священниках! Тебя и благодать-то не осеняла никогда. Ни разу по-настоящему даже во Христе не возродился.
- Это еще почему? Будьте покойны, возрождался не хуже вашего. Священники вообще-то - народ ничего. А вот этот Гентри… Понимаете, месяца два назад повстречался он мне с Лулу на дороге к школе: обнимаются, целуются - так, что только держись. Слышал, он ее называл "солнышко".
- Вот оно что! А точно это были они?
- Ручаюсь. Я как раз был с… э… в общем, со мной был еще один малый…
- Это кто ж такая?
- Неважно, роли не играет. Сидели мы в тени прямо под большим кленом, по эту сторону школы, а луна светила вовсю, Лулу с этим попом и прошли мимо - совсем близко, - вот как я от вас сейчас. Что ж, думаю, значит, скоро помолвка. Стал я держаться поближе к церкви; нет-нет да и останусь после службы. Раз как-то заглянул в окошко. Вижу: сидят прямо здесь, в первом ряду, милуются - да так, что уж после этого хочешь не хочешь, - женись. Я ничего не сказал - подожду, думаю: женится или нет? Конечно, Барни, это дело не мое, но только, вы же знаете, я Лулу всегда любил, и, сдается, надо бы выяснить: честную игру с ней ведет этот горлопан?
- Да, может, ты и прав. Я с ней поговорю.
Бейнс никогда особенно не присматривался к дочери, но Флойд Нейлор врать не любил. Староста ввалился в дом, нашел дочь у маслобойки - она стояла, бессильно уронив руки, - и зорко оглядел ее.
- Скажи-ка… хм-м… скажи мне, Лу, как у вас дела с братом Гентри?
- О чем ты?
- Обручились вы? Или собираетесь? Женится он на тебе, нет?
- Конечно, нет.
- Ухаживать-то за тобой ведь ухаживал?
- Нет, никогда!
- Никогда не обнимал, не целовал?
- Да нет же!
- Много себе позволял?
- Ничего он не позволял!
- А почему это ты в последнее время ходишь как в воду опущенная?
- Так просто, чувствую себя неважно. То есть я совсем здорова, конечно! Просто весна, наверное, действует…
Она опустилась на пол, уронила голову на маслобойку; тонкие пальчики ее выбивали нервную дробь на полу; она задохнулась от рыданий.
- Тише, Лу! Тише. Твой папа что-нибудь придумает.
Флойд ждал его во дворе.
В те времена и в тех краях нередко совершались церемонии, именуемые "свадьба под ружейным дулом".
Однажды вечером, когда преподобный Элмер Гентри читал в своей комнате в Элизабет Дж. Шматц-Холле иллюстрированный журнал, посвященный боксерам и певичкам, к нему без стука вошли двое дюжих мужчин.
- А-а, добрый вечер, брат Бейнс!… Брат Нейлор! Какая приятная неожиданность! А я тут, знаете… Вы когда-нибудь держали в руках эту бульварную мерзость? Все об актрисках! Измышление самого дьявола! Думал вот в это воскресенье выступить с обличительным словом. Вы-то, надеюсь, не читаете такого… Не присядете ли, джентльмены? Вот, берите стул… надеюсь, вы такого никогда не читаете, брат Флойд, ибо по стопам…
- Вот что, Гентри, - не выдержал староста Бейнс, - мне желательно, чтобы вы сейчас позаботились о ваших собственных стопах и направили их к моему дому немедленно! Вы там крутили с моей дочкой, а теперь вы либо женитесь на ней, либо мы с Флойдом спустим с вас шкуру. И скажу честно: я еще не знаю, что я лично предпочел бы, так я к вам сейчас расположен.
- Иными словами, Лулу на меня наговорила, будто…
- Нет, Лулу-то ничего не сказала. Ей-богу, просто не знаю, надо ли позволять девочке выходить замуж за подобного типа… Но ничего не поделаешь, я должен спасать ее доброе имя, а после свадьбы мы с Флойдом уж сумеем позаботиться, чтобы вы ее не обижали. Словом, я уже пригласил на вечер всех соседей - сегодня же и объявим о вашей помолвке. Так что, давайте-ка облачайтесь в свой парадный костюм и айда за нами - да живо!
- Силой? Ну нет, не выйдет…
- Заходи с той стороны, Флойд! Только сначала я ему дам! А уж ты займешься тем, что останется.
Они двинулись на него с обеих сторон. Оба были ниже его и не так широки в плечах, но лица их были словно обтянуты жесткой дубленой кожей, глаза смотрели сурово…
- Вы верзила что надо, брат Гентри, но, верно, обрюзгли, практики давно не было. Размякли малость, - заметил староста Бейнс.
Кулак его скользнул вниз; еще ниже - к самому колену, плечо опустилось; вот он уже занес кулак, а Флойд внезапно завел Элмеру руки за спину, сжал как клещами…
- Ладно! Согласен! Женюсь! - взвизгнул Элмер. Он придумает, как расторгнуть помолвку. Он уже снова почти совсем овладел собою. - А теперь вы послушайте меня, друзья. Я люблю Лулу, собирался сделать предложение, как только окончу семинарию - уже меньше трех месяцев осталось - и получу приход. А вы тут, понимаешь, вмешиваетесь - и вся романтика насмарку…
- Еще бы, как бы не так! - с невыразимым презрением протянул Бейнс. - Приберегите красивые слова для Лулу. Поженитесь в середине мая - как раз хороший срок после помолвки, чтобы соседи не подумали чего дурного. А теперь одевайтесь! Повозка ждет на улице. Мы с вами обойдемся по-хорошему. Если будете обращаться с Лулу, как полагается, поласковей, чтобы снова была счастливой, может, мы с Флойдом и не убьем вас в первую брачную ночь. Там видно будет. И всегда будем к вам при посторонних со всем уважением, даже смеяться себе не позволим на ваших проповедях. Ну, поворачивайся, слышишь?
Одеваясь, Элмер отвернулся, чтобы справиться с собою и внезапно предстать перед ними, сияя самой очаровательной, мужественной и обезоруживающей улыбкой.
- Брат Бейнс, я хочу поблагодарить вас с кузеном Флойдом. Вы, конечно, совершенно неправы, думая, будто я собирался бесчестно обойтись с Лулу. Но я рад, сэр, слышите, душевно рад, что небо подарило ей таких преданных родственников! - Это заявление скорее озадачило, нежели пленило их, но он их окончательно сбил с толку, весело добавив: - И какие здоровяки! Я и сам не слабого десятка, - кстати, и тренируюсь гораздо больше, чем вы думаете, - но, пожалуй, с вами мне бы не справиться в два счета. Повезло старине Элмеру, что вы так и не достали его кулаком, брат Бейнс… Таким ударом мула с ног валят… И вы совершенно правы. Нет смысла откладывать свадьбу. Пятнадцатое мая - в самый раз подойдет, а теперь я только одно прошу: дайте мне поговорить с Лулу минут десять с глазу на глаз до того, как объявите о помолвке. А вы-то сразу заметите, сдержал я слово или нет - от родительского орлиного ока ничто не скроется.
- М-да… Мое орлиное око в последнее время что-то сильно подкачало. А вообще-то, думается, будет неплохо вам с ней перемолвиться словечком.
- Ну, так давайте пожмем друг другу руки - а? Пожалуйста!
Он был такой огромный, так сиял, так лучился простодушием!… Бейнс с Флойдом стояли, растерянно ухмыляясь, - фермеры, которые клюнули на комплименты ловкого дипломата. Они пожали ему руку.
У Бейнсов было полно народу. На столе уже стояло угощение: жареные куры, соленые арбузы.
Староста привел Элмера в свободную комнату, привел Лулу, оставил их вдвоем.
Элмер развалился на диване; Лулу остановилась перед ним, дрожащая, с красными от слез глазами.
- Подойди сюда, бедная детка, - милостиво проговорил он.
Она, всхлипывая, шагнула ближе.
- Честное слово, дорогой, я папе ничего не говорила… и не просила ни о чем… И я… если ты не хочешь, я тоже не хочу.
- Ну, тише, тише, девочка. Все в порядке. Я уверен, что ты будешь славной женой. Садись-ка.
Он разрешил ей поцеловать ему руку, и она расплакалась от такого огромного счастья и вышла к отцу с сияющим лицом.
А Элмер, оставшись один, размышлял: "Покуда этого хватит с тебя, дура чертова. А пока придумаем что-нибудь, чтобы выбраться из этой заварухи".
Когда было объявлено о помолвке Лулу с служителем божьим, гости разразились хриплыми, восторженными криками.
Элмер произнес довольно длинную речь, в которой вспомнил все, что сказано в священном писании об отношениях между полами, - вернее, все, что помнил и что можно было произнести в присутствии дам.
- Смелее, брат! Поцелуйте ее! - требовали гости. Он поцеловал ее - поцеловал так жарко, что даже ощутил некое знакомое волнение.
Он остался ночевать у Бейнсов; он был так переполнен святою любовью, что, когда все в доме заснули, пробрался в спальню Лулу. Она приподнялась на подушке и прошептала:
- Это ты, любимый! Ты простил меня! Ах, как я тебя люблю! - И он стал целовать ее душистые волосы.
По обычаям Мизпахской семинарии студентам полагалось сообщать о своей помолвке декану Тросперу. Дело в том, что декан при распределении рекомендовал выпускника на то или иное место, и здесь семейное положение кандидата играло определенную роль. Холостяков назначали преимущественно младшими пасторами больших городских приходов; а женатые - в особенности те, чьи жены отличались благочестием и умением стряпать, - обычно получали собственный, хоть и небольшой приход.
Декан вызвал Элмера к себе на дом - он жил на краю учебного городка в мрачном доме, где пахло капустой и мокрой золой.
- Гентри, что это за слухи ходят о вас и какой-то девице из Шенейма?
- Не понимаю, о чем вы, господин декан, - ответствовал Элмер тоном оскорбленной добродетели. - Я просто помолвлен с весьма достойной молодой особой, дочерью одного шенеймского церковного старосты.
- А-а, ну ладно! Лучше жениться, чем гореть в аду, по крайней мере, так сказано в писании. Хочу предупредить, чтобы все было честь честью, никаких фокусов. Священник должен быть осмотрителен. Следует избегать даже видимости греха. Ну-с, надеюсь, вы будете ее любить и лелеять. И полагаю, что в этом случае было бы неплохо не только обручиться, но даже и жениться. Можете идти!
"И что это он хотел сказать, черт бы его побрал?" - возмущался юный Парсифаль по дороге домой.
До свадьбы оставалось меньше двух месяцев. Действовать надо было быстро.
Если бы можно было свести Лулу с кем-нибудь! Хотя бы с Флойдом Нейлором. Ведь этот болван ее любит.
Он старался проводить в Шенейме как можно больше времени - и не только с Лулу, но и с Флойдом. Он пустил в ход все свои чары, и вскоре доверчивый и недалекий Флойд из врага стал его пламенным другом. Однажды, когда Флойд провожал его к дрезине, Элмер проворковал:
- А знаешь, Флойди, в общем-то это не очень справедливо, что Лу выходит за меня, а не за тебя. Ты такой положительный, терпеливый, работящий! А мне и вспылить ничего не стоит…
- Ну что вы, Элмер! Я ей не пара. Ей нужен парень ученый, вроде вас, чтобы одеться умел и ввел бы ее в общество - ну и все такое.
- Но она и самому-то тебе, кажется, нравилась не на шутку, а? Да и как же иначе! Второй такой девушки во всем мире нет! Влюблен был в нее?
- Да, пожалуй, что так. Я… А-а, да что там - не ровня я ей, и все тут. Благослови ее бог!
За спиною Элмер говорил о Флойде как о своем будущем кузене, не переставал во всеуслышание твердить о том, как привязан к нему, восхищаться его достоинствами и прекрасным пением (Флойд Нейлор пел приблизительно так, как и полагается петь Флойду Нейлору). Да, Элмер говорил о Флойде как о своем будущем кузене - Элмер просто наглядеться не мог на него!
Он всячески расхваливал Лулу и Флойда друг другу, прибегая к всевозможным ухищрениям, чтобы почаще оставлять их наедине, а сам возвращался и наблюдал за ними в окно. Но они, к величайшей его досаде, просто сидели и мирно болтали.
Перед пасхой он провел в Шенейме целую неделю. Шенеймские баптисты с их нелюбовью к католической обрядности не придавали особенного значения пасхе как таковой, именуя ее "праздником воскресения Христова". Тем не менее они отнюдь не были намерены отказывать себе в ежедневных молитвенных собраниях в течение недели, известной еретикам под названием "святой недели". Элмер жил у Бейнсов и не покладая рук трудился, борясь с грехом, а также с опасностью оказаться связанным узами брака. Он был так вдохновенно красноречив, что вывел на стезю добродетели двух шестнадцатилетних девушек и вернул в лоно церкви престарелого грешника, притчу во языцех всей округи, большого любителя яблочной водки, - душу которого не удавалось спасти вот уже целых два года.
К этому времени Элмер знал уже, что хотя Флойд Нейлор в общем-то и не девственник, но решимость его - а следовательно, и его победы - гораздо скромнее его желаний. И Элмер задался целью устранить это несоответствие. Он увел Флойда в поле и, благодушно заметив сначала, что духовному лицу, в сущности, не следовало бы говорить о таких вещах, пустился рассказывать о своих амурных похождениях, пока у Флойда не разгорелись жадно глаза. Потом, смущенно хихикая, Элмер показал ему свою "коллекцию художественных фотографий".
Флойд так и пожирал фотографии голодными глазами; Элмер одолжил ему их на время. Это произошло в четверг.
Наряду с этим Элмер на всю неделю лишил Лулу своих ласк, по которым она изнывала, так что она уже была на грани отчаяния.
В пятницу, заменив вечернюю службу утренней, он условился с Лулу и Флойдом устроить вечером ужин на свежем воздухе в сикоморовой роще, недалеко от фермы Бейнсов. Он описывал этот пикник в таких радужных и идиллических тонах, что Лулу повеселела. По дороге в рощу, шагая с корзиночкой в руках рядом с ним и немного отстав от Флойда, она вздохнула:
- Отчего ты так холоден со мной, дорогой мой? Опять я в чем-то провинилась?
"Получай же, на тебе!" - злорадно подумал Элмер.
- Слушай, не скули ты все время, ради бога! - грубо сказал он. - Неужели раз в жизни не можешь доказать, что у тебя есть мозги, ну хотя бы куриные?
Когда они расположились ужинать, она с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться.
Когда они кончили, уже стемнело. Они сидели молча; Флойд поглядывал на Лулу, не понимая, отчего она так грустна, украдкой переводил взгляд на ее хорошенькие ножки.
- Схожу-ка я домой, набросаю кое-что для завтрашней проповеди, - сказал Элмер. - Нет, нет, вы меня подождите тут. На свежем воздухе оно приятней. Через полчасика вернусь.
Он удалился, тяжело шагая, с шумом раздвигая кусты, потом неслышно прокрался назад и притаился за сикомором, недалеко от Лулу и Флойда. Он был горд собой. Дело шло на лад. Лулу уже плакала навзрыд. Флойд утешал ее:
- Что с тобой, моя хорошая? Что случилось? Расскажи мне!
Флойд подвинулся ближе (Элмер едва видел их в сумерках), и она склонила головку на плечо своего друга.
Теперь Флойд осушал ее слезы поцелуями, а она, вероятно, прижалась к нему. Во всяком случае, до Элмера донеслось сдавленное:
- Ах, не надо меня целовать, нельзя!
- Элмер говорит, я должен относиться к тебе как к сестричке и мне можно тебя поцеловать… О господи, до чего же я тебя люблю, Лулу!
- Нет-нет, нельзя!
Наступило молчание.
Элмер сломя голову бросился на ферму, разыскал у амбара старосту Бейнса и грозно потребовал:
- Ступайте за мной! Я хочу, чтоб вы видели, чем Лулу занимается с Флойдом. Фонарь оставьте. У меня есть свой, электрический.
Он сказал правду. Он действительно купил себе электрический фонарик специально для этой цели. У него был даже револьвер в кармане.
Когда Элмер и ошеломленный Бейнс выскочили из-за деревьев, пучок света от электрического фонаря выхватил из темноты Лулу и Флойда, слившихся в долгом поцелуе.
- Вот вам! - оскорбленно загремел Элмер. - Теперь вы видите, почему я не решался обручиться с этой женщиной! Я это с самого начала подозревал. О мерзость, мерзость! И та, что свершила ее, да будет отвергнута!
Флойд вскочил, словно разъяренный пес. Элмер, несомненно, мог бы и сам справиться с ним, но его опередил староста Бейнс. Сбив Флойда с ног одним страшным ударом кулака, староста повернулся к Элмеру со слезами на глазах - то были первые слезы со времен его детства.
- Простите меня и моих близких, брат! Мы согрешили против вас. Эта женщина будет страдать за это до конца дней своих. Никогда больше не переступит она порог моего дома. Клянусь богом, она выйдет замуж за Флойда. За самого безмозглого, бестолкового, никудышного остолопа во всей округе.
- Я ухожу. Я этого не вынесу. Пришлю вместо себя другого пастора. Никогда больше никого из вас не хочу видеть, - сказал Элмер.
- Я понимаю вас, брат. Простите нас, если можете.
Староста плакал - плакал скупыми, мучительными слезами обиды и гнева.
Последнее, что увидел Элмер в свете электрического фонарика, была Лулу, сжавшаяся в комочек, вобравшая голову в плечи - Лулу, с лицом, обезумевшим от страха.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |