"Русалка" - читать интересную книгу автора (Ворскла Михаил Васильевич)~Месяц прокрадывался из-за деревьев. Павло Андриевич чуть-чуть вздремнул, примостившись на уголке стола, а батько куда-то исчез. И вдруг Павлу Андриевичу заслепило глаза ярким светом. Он стал отмахиваться от него, как от мухи, а это батько светил фонариком. – Пойдемте, Павло Андриевич, пора! – поднимал свата батько. – Да, пора, – согласился сват, и на удивление резво вскочил. – Только ради бога, – предупредил батько, – не придавите пса, не то нас услышат. – Я внимательно, внимательно. Они вышли на улицу и спустились с горы к яру. Резкий круг от фонарика, в который то и дело впрыгивала жаба или залетал мотылек, указывал дорогу. – Я удивляюсь, какая тишина вокруг, – говорил восхищенно сват, крутя головой, – посмотрите на звезды, их наверное миллиард, если не больше, и все поблескивают. – Там еще тише будет. Поначалу. – Я тишину люблю, – делился вкусами сват, – В городе у нас совсем ее не найти. Не встретить. Редко когда. А какие забавные жабы прыгают. Вы замечаете, Петро Михайлович? – Замечаю. Скоро вы заметите нечто еще забавнее. – Правда? Интересно. Вот вы говорите: там. А где это там? Непонятно. Только я смотрю, мы уже из села почти вышли, – забеспокоился сват. – Петро Михайлович, вы видите? Мы вышли почти из села. Посветите фонариком вон туда. Видите? Там уже и домов нет. Давайте возвращаться, а то мне как-то не по себе, когда человеческого жилья поблизости нет. – Вернемся, не переживайте, – успокаивал батько. – А может, и не все вернутся. Ну, да что загадывать наперед. – Как это не все? – остановился сват. – Вы шутите? – Нет, не шучу. Пойдемте, Павло Андриевич. Время не ждет. – Куда пойдемте? Куда вы меня ведете? – спросил Павло Андриевич, разом вдруг трезвея. – Увидите, – хватал его за локоть батько, – Все увидите своими глазами. – А я ничего видеть не желаю. – Теперь не до желаний. Надо идти. Надо! Нужно сына моего выручать. – Петро Михайлович! – взмолился сват, – Давайте я останусь дома, а вы выручите. – Нет уж, – тянул батько его за рубашку, – Мне одному не справиться. А вы вон какой здоровяк, вмиг скрутите. – Кого, Петро Михайлович? – с ужасом спросил сват. – Ее. – Ее?! Так я не согласен. – Не робейте, – попытался сдвинуть окаменевшего свата батько, – Да в конце концов, мой или ваш шурин газету «Аномалия» издает! Кто ничему не удивляется и ничего не боится? Я или вы? – Это как посмотреть, – робко поддавался сват, – это смотря в каком аспекте. Это если при дневном свете, а в ночное время совершенно иначе. А что там будет, когда придем на место? – Не знаю точно, – задумался батько, – Но чертовщины, уверен, будет предостаточно. – Последняя фраза убила Павла Андриевича. Он поплелся вяло за батьком и уже не глядел ни на мотыльков, ни на звезды, а только время от времени спрашивал тихо: – «А может, вернемся?» на что батько не отвечал ничего. Село кончилось. Последняя хата скрылась за косогором. Началась посадка по обеим сторонам от дороги. Ни машин, ни какого-нибудь другого транспорта не было и духу. Свет от фонарика делался тусклее, как будто батарейки садились. – Петро Михайлович, – заговорил дрожащим голосом сват, – слышите: корова где-то на хуторе замычала, это не к добру. – Начихать на корову, – отвечал резко батько. – А вот ночная птица впереди вскрикнула, – заметил снова сват, – это к беде. – Скрутить ей шею, чтоб не каркала. – Петро Михайлович, – всхлипнул сват, – давайте одумаемся, все приметы против нас. Но батько был непреклонен и тверд как сталь. Что ему какие-то жалкие приметы! Совсем не то – Павло Андриевич. Из него, казалось, последний хмель вылетел от переживаний. – Петро Михайлович, – проговорил сват еще жалобней, – Как же мы будем действовать, когда дойдет до дела? У нас ведь с собой ничего нет. Я смотрел в разных фильмах, необходимы магические предметы. А у нас совершенно нет никаких предметов. Разве только фонарик. Батько его не слушал, пытаясь сообразить, куда идти дальше, потому что посадка прекратилась, дорога резко сворачивала влево, и перед ними теперь чернело какое-то болото. – Идите вперед, – оборачивался батько к свату, – и проверьте, какая там глубина. Нам, судя по всему, придется пересекать вброд. Павло Андриевич решил, что ослышался, и не подавал звуков. – Павло Андриевич! Вы оглохли? Но сват не откликался ни за что и даже отступил на два шага назад. Тогда батько сам полез сквозь ломающиеся с хрустом камыши и, провалившись одной ногой в какую-то дыру, стал падать. Едва сват успел его подхватить. – Петро Михайлович, – вытаскивал сват батька на дорогу, – Давайте отложим. Ничего ведь не разобрать. Видимость ограничена. Но батько был полон решимости продолжать путь, хоть бы пришлось идти по адскому дну. – Ну, почем вы знаете, что тот ставок поблизости? – причитал Павло Андриевич. – Кто вам сказал, что он за этим болотом? Вы там бывали раньше? – Не бывал, – скрипел зубами батько, приподымаясь. – И точный маршрут вами не разработан? – Не разработан. – Тогда нам нет смысла теперь по темному его разыскивать, – заключил сват. – Мы же с вами запросто можем по ошибке зайти в другой ставок и с другой… э… с другими… то есть, я хочу сказать, силы бросим на другую энергетику и потратим их напрасно. А может, – вздохнул сват, – и погибнем. А Дмитрику не поможем. Батько размышлял. Павло Андриевич, почуяв удачу, продолжал настойчивее: – Петро Михайлович, завтра с утра, когда развиднеется, и двинемся на поиски. И карту прихватим. У меня карта в мотоцикле есть. Подробная. Данные со спутника. От спутника, Петро Михайлович, никакая аномалия не укроется. Всех зафотографируют. Возникала минута тишины, и было слышно, как шуршит камыш, легко склоняясь. Месяц просвечивал тускло из-за ползучих туч и порой сверкал, показав край, и освещал ровные мирные долины, но затем снова скрывался, погружая их во мрак. Земля спала, безмятежная. И неожиданно батько согласился. И похвалил Павла Андриевича, что так умно он рассудил. И удивился, как это он сам не додумался до подобного. А Павло Андриевич чуть не подпрыгивал от радости. «Тогда незамедлительно домой, чтобы выспаться, чтобы сил набраться!» – скомандовал батько. Весь обратный путь Павло Андриевич забегал вперед батька с фонариком, предупреждая его о любой преграде, будь то крупный камень или рытвина. Открывал калитку и стучался в окошко, чтобы отворили дверь на веранду. Гарбузы давно спали, и лишь малыш в комнате у молодых иногда всплакивал. Павло Андриевич никак не хотел оставить в покое батька и крутился около него, пока тот готовился ко сну. Он и лег нарочно рядом с батьком и долго еще приговаривал шепотом: «Вот увидите, вот увидите, Петро Михайлович, не напрасно шурин мой газету „Аномалия“ издает! Не напрасно!» Венера Тарасовна тихо постанывала, перевернувшись на спину. Братья Ванько и Сашко спали как убитые, а Дмитрик словно что-то рассказывал, едва усмехаясь. Словно делился с кем-то ласковыми словами, словно обращался к кому-то. На другой день батько со сватом спали до полудня. Уже и коров пригоняли на обед, и Венеру Тарасовну мама успевала угостить завтраком со всякими вкусностями, а они и не пошевеливались. Уже даже Иван Петрович приходил спросить, нет ли и сегодня какого-либо праздника. Но потом вдруг разом протирали глаза. Выходили на двор и таскались по усадьбе, как бесприютные духи, в поисках чего-нибудь выпить. И не могли никак в своих головах свести концы с концами. «Вы не помните, Петро Михайлович», – спрашивал в растерянности сват, – «куда мы с вами сегодня планировали?» – «Не помню», – отвечал батько. – «И у меня такое же помутнение». Солнышко светило весело и прогоняло дурные мысли. День обещал быть славным. Толстый белый тополь радостно трепетал листочками в вышине. Под ним стоял почти готовый к отъезду мотоцикл, куда Ванько с Сашком сносили разные гостинцы в дорогу. А из открытых степей доносился дурман, вольное опьянение, будто нарочно насылаемое, чтобы не искали, чтобы не думали. Что за белокурый мальчик бежит по улице? Мимо знакомых, попутных и встречных, мимо незнакомцев, мимо пустого рынка, мимо шоссе. Играют в футбол на лужайке, – ворота покосились; режут кабана за сараями, опаливают щетину, колбасы крутят. Мимо них. Вниз, с горы, вдоль рядов буряковых, к лиственному лесу, неспокойному. С поля женщины возвращаются, смеясь, распевают шутливые песни. Мимо них. Они окликают, машут полными руками. Дальше. Под тенистые своды, где ручей течет в бузине, чтобы миновать его скорее, чтобы выйти на безлюдную дорогу и видеть, видеть их издалека, те колеблемые ветром вербы серебристые. Мимо кладбища в полной тишине и прохладе, мимо мельницы. |
|
|