Константин Вронский Капрал Бонапарта, или Неизвестный Фаддей

Введение

– …Месье Фиглярин! – голос великого поэта был резок, все посетители книжной лавки Судьина как по команде повернули к ним головы. Фаддей вмиг подобрался, видя, как летит через столик последний номер издаваемого им журнала. – Вы и ваша пачкотня только позорите русский язык и народ его! Не устали пасквили публиковать? – издевательским тоном осведомился великий поэт, нехорошо усмехаясь, отчего его несомненная схожесть с обезьяной стала еще заметнее.

– Вы ведь даже не читали, милостивый государь, – поморщился Фаддей.

– И не собираюсь! Я, Фиглярин, не имею чести вас знать, да и не желаю, откровенно говоря!

Виельгорский с Карамзиным одобрительно захихикали.

Булгарин подхватил цилиндр и пошел прочь – вступать в перепалку не хотелось.

– Фиглярин! – торжествовал великий поэт, поглаживая бакенбарды. – Бросайте витийствовать ни о чем! Жизни ведь все равно не знаете…

Ледяной холод сковал сердце и мозг Булгарина, а происходящее волновало его не больше чем разлетевшийся на отдельные листочки журнал.

И тут великий поэт крикнул:

– Учтите, Фиглярин! Я всегда приношу несчастье тем, кто мне неприятен…

На улице мирно падал снежок. Фаддей подставил разгоряченное лицо холодным снежинкам. «Витийствовать», «Фиглярин»… Может, и впрямь бросить все к чертям. Может, и впрямь жизни не видел, не знает.

Булгарин прикрыл глаза.

…Они лезли по горе мертвых человеческих тел.

Взобравшись на верхотуру холма смерти жуткого, Фаддей сдавленно охнул. Мост второй действительно обрушился, а в воде захлебывались гибелью ледяной люди. И несть им числа.

Полина! Кричит, его зовет!

– Что? Что такое?!

– Фаддей! Там внизу ребенок! Девочка!

Он сначала и не понял даже, что говорит она ему.

– Бежим, Полиночка, прошу тебя, бежим!

– Девочка плачет, Фаддей! Мы помочь ей должны!

И только сейчас Булгарин увидел маленькую девчушку, годка два всего, не больше. Плача отчаянно, она стояла у тела убитой лошади, что единственное ее спасало от безжалостных сапог ищущих избавления из ада взрослых.

Господи, не дай бог, Полина к девчушке обреченной побежит!

– Полина-а, мы не можем помочь ей ничем! Это невозможно!

– Мы должны! – выкрикнула Полина в отчаянии. Оглянулась по сторонам. И поползла вниз к девчушке.

И ведь добралась, добралась! Вон с улыбкой на руки берет, слезы с грязненькой мордашки утирает. Шепчет что-то.

Только он к ним повернуть хотел, взорвалось в воздухе что-то со свистом.

– Полина! – грохот взрыва перекрыл крик его. Граната.

Фаддей скатился по горухе тел. Чей-то сапог по лицу его пришелся, крови вкус на губах почувствовал.

Вокруг него по земле катались люди в агонии. Полина! Господи, где же Полина? Фаддей спотыкался о разорванные тела, к ней рвался. Где же она, господи?!

…Она лежала навзничь. Глаза широко раскрыты, кричат глаза о боли невыносимой. И губы дрожат слабо-слабо.

– Полинушка… Полинушка, что же ты наделала… Полинушка, – нежно прошептал Фаддей, ласково поглаживая ее слипшиеся от крови волосы. – Не могли же мы взять с собой девчушку-то.

– Фаддей… прости меня, Фаддей, – стон в ответ, стон виноватый. – Но она… мне так жаль ее…

– Все хорошо… Все хорошо, Полинушка, – прошептал Булгарин, сглатывая комок, злобно его душивший. – Ты… добрая… ты очень добрая у меня, Полинушка…

Она закашлялась, дернулась, пытаясь подняться. А он дрожал всем телом, чувствуя, как льется по рукам ее такая горячая, такая живая кровь.

– Фаддей, я… я умираю, да? – простонала Полина. – Но… но ты не горюй… не смей, слышишь? Я… я бы все равно не смогла… не смогла до дома добраться. Ты… ты же знаешь… сил у меня совсем не осталось… Устала я…

Фаддей отчаянно замотал головой.

– Нет! Нет, Полинушка, не умрешь… не умрешь ты. Мы дальше с тобой отправимся… Я домой тебя отведу, к дядюшке твоему, – прошептал он, зная прекрасно, что говорит неправду, пред богом лукавит…