"Билл-завоеватель" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Гринвел)

Глава VIII Дельце для Перси Пилбема

Уилфрид Слинсби занимал не только Фелисию Шеридан и Джадсона Кокера. Наша цивилизация столь сложна, что передвижениями управляющего заинтересовался сам Перси Пилбем, тайный глава газеты, которую явно и неохотно возглавлял Родерик Пайк.

Наутро после той беседы, о которой мы рассказали, Родерик сидел в редакции, глядя на корректуру статьи о злодеях-букмекерах – статьи, в которой Айк Пуля упоминался по меньшей мере трижды и без малейшей симпатии. Серия разоблачений, порожденная Пилбемом, пресеченная Родериком и властно воскрешенная его отцом, вообще отличалась остротою; но, с отвращением признавал ее подневольный покровитель, на сей раз она переострила самое себя. Перед Пилбемом, обличавшим козни Пули, сам Ювенал казался робким миротворцем.

Родерик отирал бледный лоб, страдая не столько из-за сбежавшей невесты, сколько из-за пламенной статьи. Бегство буквально сотрясло семью; однако жених сохранял присутствие духа, что там – он даже насвистывал. А вот на первом же абзаце статьи свист исчез, как Фелисня. Когда Родерик совсем спекся, вошел Пилбем, сияющий, наглый, бойкий, бодрый и неумолимый. Он был молод (двадцать три года), плюгав, или, если хотите – тщедушен, носил клетчатый костюм, лелеял похожие на мох усики, а черные волосы смазывал бриолином.

Поздоровался он радушно, ибо, по тактичности, не хотел подчеркивать свою победу Формально Родерик был начальством; это он тоже учитывал.

– А! – заметил он. – Читаете мою вещицу.

Резко вздрогнув, Родерик выронил вещицу, словно ядовитого паука.

– Ну, как вам? – осведомился подчиненный, но ответа дожидаться не стал. – Прямо скажем, повезло. На таку-у-ую штуку вышел, опупеть! Дадим в следующий номер.

Родерик облизнулся – нет, не плотоядно, губы как-то ссохлись. Мысль о следующем номере вызывала тупую боль под ложечкой.

– Что там у вас? – мрачно спросил он. Пилбем снял пиджак, повесил на вешалку, надел куртку с эмблемой крикет– ного клуба, куда ходил по субботам, и ловко вырезал из старой обложки новые нарукавники.

– Захожу это к Марио, – начал он. – А там один тип с девицей. Хористка, что ли, платье такое розовое. Не иначе, из театра. А его я знаю, он тут был, Слинсби фамилия. Видали?

Родерик ответил, что не удостоился этой чести.

– Уилфрид Слинсби, – пояснил Пилбем. – Сколько спустил на эти всякие шоу! Как говорится, ба-альшой хват. Прихожу я, значит, – он там. Сидит с девицей. А тут… Такую Лилию Бум не знаете?

Родерик сообщил, что не удостоен и этой чести, явственно намекая, что не вращается в лондонском полусвете.

– Американка, – продолжал Пилбем. – На манер испанки. Волосы черные, глаза – во! И сверкают.

Родерик задрожал. Именно этот женский тип он особенно ненавидел и робко надеялся, что Пилбем не собирается печатать мемуары огненной Лилии.

– Ну, входит она с каким-то типом, – рассказывал тот. – И ка-ак закричит, ка-ак завизжит! Брямц всю посуду, хрясь ему в морду! Э? А? Ловко? Сразу вывели, беднягу. Не успел спросить, с чего бы это она.

Почему Пилбем сочувствует девице, которой вполне подходит фамилия, но не совсем подходит имя, Родерик не понял.

– Так вот, я что думаю, – продолжал рассказчик. – Пойду, возьму интервьюху, дадим в следующий номер. У него контора на Сэнт Мэри Экс. Зайду, значит, побеседую, к вечеру будет статья,

Родерик смотрел на энтузиаста, думая о том, что судьба все-таки перестаралась. Теперь взъярится эта Лилия, судя по давешней драме – женщина опасная. Словно в хрустальном шаре увидел он свою с ней встречу.

– Зачем? – осведомился он. – Не наш материал.

Пилбем уставился на него в полном изумлении.

– Ну, прям! – сказал он. – Самый наш. Этого типа все знают.

Родерик уцепился с горя за последнюю фразу.

– Вот видите! Наверное, они дружат с отцом.

– Почему? – упорствовал Родерик. – Помните, что было после статьи про сэра Клода Мопси и домик в Брайтоне? Я бы на вашем месте не рисковал.

Пилбем задумался. Инцидент, упомянутый начальством, пятнал его чистый щит. Материален – оближешься; а что вышло? Ближайший друг сэра Джорджа. Да, рисковать не стоит. Но тут его осенило.

– Пойду, спрошу, – сказал он, снял нарукавники, заменил куртку плащом и пошел наверх, к Главному.

Там, на четвертом этаже, Шеф совещался с сестрой. Естественно, речь шла о Фелисии.

– Ты смотри, – говорила гостья, – как мы не знали ничего, так и не знаем.

– Да, – вдумчиво произнес хозяин. – О, да.

В этот день он был особенно похож на чучело лягушки. Недавний мятеж глубоко его поразил.

– Надеюсь, – сказал он, пройдясь раза два по комнате, как делал и Наполеон, – надеюсь, ты не думаешь сдаться? Нет, что же это, в «Дэйли Мэйл»!

Слова эти он выговорил с трудом. Как она могла?! В какой-то чужой газете…

– Ну. что ты! – отвечала сестра. – Просто надо что-то сделать. Кроме тебя некому, Джордж. Синклер не годится. Иногда мне кажется, что он ей сочувствует.

Сэр Джордж глубокомысленно нахмурился.

– Я, – сообщил он, – поручил дело опытному сыщику.

– Сыщику!

– Под полным секретом. Я сказал, что это дочь моего старого друга, у которой что-то с памятью. Ничего мысль, а? Пока ответа нет. Работать не умеют, только деньги дерут.

Именно в эту минуту деликатно звякнул телефон. Шеф взял трубку и услышал:

– Мистер Пилбем спрашивает, сэр Джордж, можно к вам зайти?

Сэр Джордж просто подскочил.

– Что случилось? – спросила сестра.

– Нет, ты подумай! Да, именно он. Ну, Пилбем, помнишь? Делает буквально все в этих «Сплетнях». Голова! То самое, что нам нужно.

– Где он? – вскричала миссис Хэммонд.

– Сейчас придет.

Опытная гостья с первого взгляда поняла, что брат ее совершенно прав. Да, эстет осудил бы яркую клетку, физиономист – маленькие глазки и неприятную улыбку, но в том ли дело? Истинный, прирожденный вынюхиватель самых сокровенных секретов. Когда сэр Джордж знакомил ее с Пилбемом, она благосклонно улыбнулась.

– Вы хотели меня видеть? – спросил Шеф.

– Да так, – отвечал Пилбем. – Пустячное дельце. Вышел на такого Слинсби – Уилфрид Слинсби, слыхали? – и думаю, спрошу-ка, не ваш ли он друг.

– Слинсби? Слинсби… В жизни своей не слышал. А кто это?

– У него какая-то контора. А так, ба-альшой театрал. Как говорится, известен в театральных кругах. Дал кое-что на два мюзикла.

– Прекрасно! Как раз для наших читателей.

– Вот я и подумал.

– Что же с ним случилось?

– Влип, понимаете, в историю. Сидит это в ресторане… Тут девица… Бамц, блямц! В общем, верняк.

– Ага, ага, ага… Прекрасно. Разузнайте все, как следует.

– Спасибо, сур Джордж.

– Минутку! Постоите. Вот, прошу.

Шеф вынул фотографию; Пилбем внимательно в нее вгляделся.

– Это. – сказал Шеф звонким и чистым голосом, каким говорят, когда собираются солгать, – это… м-м-м… мисс…

Как всегда бывает в таких случаях, он не мог припомнить ни одной сносной фамилии. Но тут вмешалась сестра.

– Фарадей, – сказала мисс Хэммонд. – Мисс Фарадей.

– Вот именно, – обрадовался Шеф, – Анджела Фарадей. Да, Анджела. Единственная дочь моего старого друга. Надо ее найти.

– Она ушла из дома, – сказала гостья.

– Да, да, – поддержал хозяин. – Исчезла.

– В сущности, – пояснила честная гостья, – она сбежала. Видите ли, мистер Пилбем, у нее был грипп.

– А! – сказал Пилбем. – А-а!

– Мы думаем, – подхватил Шеф, обретая почву, – у нее что-то с памятью.

– Да, да, да, – сказала мисс Хэммонд. – Посудите сами, никаких…

– … причин, – продолжал ее брат. – Аб-со-лютно никаких. Счастливая, тихая жизнь…

– Ясно, ясно, – сказал Пилбем.

Сказал он это спокойно, а как мучался! У него была прекрасная намять, и он сразу узнал девицу, заходившую к ним не так давно. Выйти на такой скандал и ничего не написать – нет, невыносимо. Даже тогда, когда один дядя спустил его с лестницы вместо того, чтобы честно открыть, почему жена уехала в Уганду, даже тогда, повторим, Перси Пилбем мучался меньше.

– Вы всюду бываете, – продолжал Шеф, – все подмечаете. Возьмите фотографию, Пилбем, и – за дело! Стоит ли говорить, что оно сугубо конфиденциальное?

– Что вы, что вы!

– Тогда – все. Старайтесь.

– Хорошо, сэр Джордж. А к Слинсби я забегу после перерыва.

– Пожалуйста. Да, насчет… э… мисс Фарадей, о расходах не заботьтесь.

– Хорошо, сэр Джордж. Хорошо.

Голос его был звонок, и это означало, что где-где, а здесь на него положиться можно.