"Обман" - читать интересную книгу автора (Вулф Джоан)

Глава 2

Мое вхождение в лондонское общество, или в свет, как его называли в газетах, вряд ли можно было назвать безоговорочно успешным. Благодаря моему дяде нас с Луизой приглашали на многие крупные балы, но было совершенно очевидно, что я никогда не заслужу права быть допущенной в святая святых английской аристократии — Алмакс-Эссэмбли-Румз.

На балах, где мы появлялись, моя танцевальная карточка всегда была исписана от корки до корки. Кроме того, меня частенько приглашали и на другие вечеринки и сборища — рауты, завтраки, музыкальные вечера и тому подобное. Однако молодые люди, которые танцевали и весело болтали со мной, явно были больше заинтересованы в том, чтобы просто пофлиртовать, нежели сделать мне предложение.

Если уж быть честной до конца, я должна признать, что это разочаровало и больно задело меня. Сердце мое было заполнено мечтой о семье и доме, и с каким бы презрением я ни относилась к совету кузины Луизы, я знала, что она была права, когда говорила, что создать свой дом можно было единственным способом — найти себе мужа. По-видимому, такое стремление к чему-то надежному и постоянному коренилось в моей прежней кочевой жизни: человеку, судя по всему, всегда хочется именно того, чего у него нет.

Мой дядя не был в Чарлвуде большую часть зимы, и те недели, в течение которых мы находились в Лондоне, были, по сути, моим первым опытом длительного общения с ним. Надо сказать, что от этого он в моих глазах нисколько не выиграл. Более того, чем больше времени я проводила в его обществе, тем меньше симпатий он у меня вызывал и тем большее чувство неловкости я ощущала. Я все время твердила себе самой, что это просто смешно, что он брат моей матери, который дал мне кров и тратит на меня уйму денег, и так далее.

Однако я по-прежнему терпеть не могла его глаза. Поначалу их взгляд казался необыкновенно ясным и прямым, однако, посмотрев в них повнимательнее, легко можно было убедиться в том, что заглянуть внутрь и уловить какие-либо движения его души невозможно. В этом ясном и в то же время непроницаемом взгляде было что-то такое, что напоминало мне о ком-то, причем явно не о матери. У меня возникло ощущение, что именно это его сходство с кем-то является причиной тех смутных опасений, которые будил в моем сознании лорд Чарлвуд.

Однако я никак не могла понять, кого он мне напоминает, пока не оказалась в доме Коттреллов на балу, устроенном ими в честь первого выхода в свет их второй дочери.

Помнится, я стояла в бальном зале перед великолепной композицией из огромного количества розовых и белых роз, ожидая, когда мой партнер принесет мне бокал с пуншем. Случайно бросив взгляд на дядю, который в это время находился в другом конце зала, я вдруг увидела, как лицо его внезапно изменилось. Это была моментальная непроизвольная гримаса, которую тут же сменило его обычное выражение. Но в этот самый момент я вдруг поняла, кого он мне напоминает. Султан, норовистый гнедой жеребец, был единственной лошадью, которую мой отец когда-либо отбраковал. У него было во взгляде такое же странное мерцание, как и у моего дяди, и именно Султан пытался меня убить.

— Первый раз в жизни вижу подлую лошадь, подлую до самых печенок, — говорил о нем мой отец. — Я мог бы продать его кому-нибудь, кто не особенно разбирается в лошадях и купит его за внешность, но тогда совесть моя будет неспокойна.

Я взглянула в сторону двери, чтобы выяснить, чем была вызвана эта секундная гримаса ненависти на лице лорда Чарлвуда, и в этот самый момент впервые увидела Адриана. Он стоял на самом верху лестницы из трех ступенек, ведущей в бальный зал, и, склонив голову, слушал, что говорила ему хозяйка. Миссис Коттрелл рядом с ним казалась маленькой, но чуть раньше в тот же вечер я уже общалась с ней и знала, что она выше меня ростом.

— Вот ваш пунш, мисс Фитцджеральд, — появился откуда-то с бокалом мой партнер, мистер Паттнам.

— Кто это разговаривает с миссис Коттрелл? — спросила я. Через весь зал, густо заполненный людьми, мистер Паттнам бросил взгляд на человека, стоящего у лестницы.

— Это Грейстоун, — сказал он, причем в голосе явно прозвучали нотки благоговения. — Несколько месяцев назад он завершил свою миссию и вернулся в Англию. Говорят, что он, возможно, войдет в правительство. Каслри хочет, чтобы он работал у него в Министерстве иностранных дел.

Даже мне было известно это имя. Майор Адриан Эдвард Сейнт-Джон Вудроу, граф Грейстоунский, виконт Роксхолльс-кий и барон Вуд из Лэмбурна — таковы его титулы, — был одним из наиболее известных героев прошлогодней битвы при Ватерлоо. Для выполнения возложенной на него ответственной миссии его выбрал лично герцог Веллингтонский, а результаты его деятельности получили хвалебную оценку в парламенте. Он оставался во Франции после Ватерлоо, чтобы помочь герцогу Веллингтонскому в управлении оккупационной армией, которую союзники сочли необходимым разместить на французской территории.

Музыка стихла, и я принялась наблюдать за тем, как Адриан Грейстоун прокладывает себе путь в толпе. У него были светлые волосы такого бледно-золотистого оттенка, что, когда он проходил под одним из подвешенных к потолку канделябров, они показались мне платиновыми. Люди расступались перед ним, и я слышала, как на ходу он то и дело дружелюбным тоном перебрасывался парой слов со знакомыми. Он остановился прямо перед высокой стройной девушкой, которая, как я уже знала, была дочерью герцога Морхэмского. Некоторое время они стояли, беседуя, а когда объявили следующий танец, вместе вышли на танцевальный круг.

Откуда-то из-за моего плеча возник мой дядя и перехватил меня у мистера Паттнама. Стараясь скрыть досаду, я тоже двинулась вместе с дядей к танцующим. Он встал рядом с Грейстоуном, я же заняла место около леди Мэри Уэстон. Она улыбнулась мне. На предыдущем балу мы провели вместе несколько минут в дамской комнате отдыха, и леди Мэри была тогда со мной очень любезна, чего я не могла сказать об остальных молодых леди, с которыми мне доводилось встречаться.

— Как вы поживаете, мисс Фитцджеральд? — спросила она мягким, приятным голосом, снова демонстрируя свое дружелюбное отношение ко мне. — Надеюсь, вам нравится бал?

— Бал просто чудесный, леди Мэри, — вежливо ответила я.

Наконец ряды окончательно сформировались, заиграла музыка, и танец начался. Танцевали кадриль, относительно недавно завезенную из Франции. Я разучила ее всего за несколько недель до этого, так что пришлось быть предельно внимательной. Когда кадриль закончилась, мой дядя и я снова оказались рядом с лордом Грейстоуном и леди Мэри.

— Грейстоун, — сказал дядя с одной из своих самых чарующих улыбок на лице, — позвольте мне представить вам мою племянницу, мисс Кетлин Фитцджеральд.

Волосы лорда Грейстоуна были такими светлыми, что можно было ожидать — глаза его будут тоже светлыми, однако они оказались удивительно глубокого темно-серого цвета. У него было лицо, которым наверняка пленился бы Микеланджело.

— Рад познакомиться, мисс Фитцджеральд, — сказал он глубоким, удивительно приятным голосом. — Надеюсь, вам нравится бал.

— Бал действительно замечательный, — произнесла я, наверное, уже в двадцатый раз за вечер. Сейчас, стоя рядом с лордом Грейстоупом, я смогла реально оценить, насколько он был высок.

— Думается, я наткнулся на нечто, что может заинтересовать вас, Грейстоун, — сказал мой дядя. — Вы все еще коллекционируете оружие саксов?

— Да, предметы обихода саксов меня по-прежнему занимают, — вежливо, но с прохладцей ответил Грейстоун. В этот момент у меня возникло смутное ощущение, что антипатия к Грейстоуну, которую чуть раньше я прочла на лице дяди, была взаимной. — Вам удалось найти что-то интересное, Чарлвуд?

— Владелец заявил мне, что меч, о котором мы в данный момент говорим, некогда принадлежал королю Альфреду.

Мне вдруг показалось, что окружающие нас люди изо всех сил делают вид, что не смотрят на нас, хотя в то же время буквально пожирают нас глазами.

— Все владельцы антиквариата утверждают, что находящиеся в их владении мечи когда-то принадлежали королю Альфреду, — ответил Грейстоун.

— Ну, надо сказать, что человек, о котором я говорю, был достаточно убедителен, — заметил мой дядя, разглаживая невидимую морщинку на рукаве своего фрака. — Если верить его словам, их семья хранит этот меч вот уже сотни лет. У него есть соответствующие документы.

Было видно, что лорд Грейстоун поневоле заинтригован рассказом лорда Чарлвуда.

— Возможно, мне в самом деле следует взглянуть на эту вещицу.

— Я загляну к вам завтра, и мы договоримся о визите, — сказал дядя.

После небольшой паузы Грейстоун медленно проговорил:

— С утра я буду дома.

Дядя кивнул, и тут оркестр заиграл первые такты вальса.

— Могу я пригласить вас на этот танец, леди Мэри? — тут же отреагировал дядя.

Мэри взглянула на Грейстоуна, словно спрашивая у него совета, как ей поступить, но лицо Адриана было непроницаемо. Тогда она приятно улыбнулась моему дяде и прошла с ним в центр зала, оставив меня наедине с Грейстоуном.

— Вы позволите пригласить вас на вальс, мисс Фитцджеральд? — осведомился он с безукоризненной вежливостью.

— Пожалуй, нам просто не остается ничего другого, как присоединиться к танцующим, — мрачно заметила я. — Если вы бросите меня здесь, это будет выглядеть неучтиво.

— Верно, — согласился Грейстоун, слегка поджав губы. — Прошу вас, пощадите мою репутацию и потанцуйте со мной.

— Учтите, что беседы у нас с вами не получится, — предупредила я. — Я научилась танцевать вальс всего несколько недель назад, и мне нужно следить за тем, чтобы все делать правильно.

— Я буду хранить полное молчание, — пообещал он, и мы закружились в танце.

Когда после Венского конгресса вальс впервые заявил о себе в Англии, многие сочли этот танец аморальным. До этого танца с Адрианом я не могла понять, почему у людей сложилось такое мнение. Теперь до меня дошло, в чем тут, по-видимому, было дело. С первых же так-тов я обнаружила, что близость Адриана будит в моем теле чувства, которые никак нельзя было назвать благочестивыми. К тому моменту, когда мы завершили первый круг по залу, я окончательно убедилась, что эти чувства действительно шли вразрез с существующими моральными постулатами.

Во время моего пребывания в Лондоне я неоднократно танцевала вальс, но со мной никогда не случалось ничего подобного. Я не могла понять, в чем тут дело. Адриан держался на вполне корректной дистанции, не пытался сжимать мою талию, как делали до этого некоторые другие джентльмены. Тем не менее, я необычайно остро реагировала на прикосновение его рук, на близость его большого тела.

Ощущение это было весьма необычным и нервировало меня, поэтому я очень радовалась тому, что мне не нужно с ним разговаривать. Когда вальс закончился, мой дядя подошел ко мне и увел из зала.

— Сегодня вечером вы прелестно выглядели, Кейт, — сказал мне дядя, когда мы, возвращаясь с бала, ехали по лондонским улицам в его карете. — Несомненно, этого же мнения придерживались и молодые люди, присутствовавшие на балу: вы ни разу не остались без партнера. Даже Грейстоун танцевал с вами! Вы делаете успехи.

В голосе лорда Чарлвуда проскальзывали елейные нотки, от которых у меня в душе что-то неприятно сжималось.

— Лорд Грейстоун всего лишь проявил учтивость, — заметила я, стараясь говорить как можно небрежнее. — В конце концов, вы не оставили ему выбора, дядя Мартин.

— Он не был похож на человека, который действует по принуждению, — сказал дядя еще более сладким голосом.

— Всем прекрасно известно, что лорд Грейстоун вот-вот сделает предложение леди Мэри Уэстон, — подала из темноты кареты голос кузина Луиза.

Мне показалось, что это замечание позабавило дядю: он издал негромкий смешок. От этого сердце мое забилось чаще, и я в первый раз за последнее время призналась себе, что боюсь. Я редко испытывала чувство страха, оно было мне плохо знакомо. Должна сказать, что это ощущение не из разряда приятных.

«Не будь дурой, — ругала я сама себя. — Лорд Чарлвуд может не нравиться тебе, но в нем нет ничего такого, из-за чего его следовало бы бояться».

Сердце мое, однако, продолжало биться учащенно, а на душе по-прежнему было тревожно. Каждая клеточка моего тела стремилась прочь от человека, который сидел рядом со мной в темноте кареты. Когда он протянул руку и накрыл ею мою, я нервно вздрогнула.

— Я напугал вас, Кейт? — спросил он и повернул мою кисть так, что теперь она лежала у меня на коленях ладонью вверх.

Этот человек вызывал у меня отвращение. Он был похож на тех людей, о которых мне нередко рассказывал отец: у них приятная внешность, но им нельзя доверять. Палец его уверенным движением погладил мою ладонь. Я отдернула руку и почувствовала, как он улыбается в темноте. «Мне надо бежать от него, — подумала я. — Мне надо бежать».

На следующий день мистер Паттнам, один из молодых людей, с которыми я танцевала на балу, появился в доме моего дяди на Беркли-сквер, чтобы свозить меня в Гайд-парк. Пять часов для лондонцев особое время. Именно в пять часов вечера представители и представительницы столичного высшего общества появлялись на улицах, чтобы, как говорится, на людей посмотреть и себя показать.

После того как мистер Паттнам помог мне взобраться на высокое сиденье своего экипажа, я окинула взглядом его лошадей. Фаэтон был запряжен парой пропорционально сложенных и хорошо ухоженных животных серой масти. Оглядев их, я невольно посмотрела на сопровождавшего меня молодого человека с большим интересом, чем раньше. Он был похож на кролика, однако я решила, что человек, обладающий такими лошадьми, должен иметь какие-то скрытые достоинства.

— Мне нравятся ваши лошади, мистер Паттнам, — сказала я.

— Они у нас всего месяц, — признался он с улыбкой. — Мы купили их у Ладрингтона после того, как он серьезно проигрался. Ему пришлось распродать всю свою конюшню.

Во время прогулки мы говорили о лошадях. Приближался вечер. Улицы Лондона были забиты фургонами торговцев, однако мистер Паттнам весьма умело управлялся с вожжами, благодаря чему мое мнение о нем стало еще выше. Добравшись до парка, мы влились в толпу прогуливающихся людей, одетых по последней моде.

Широкая тропа, окаймляющая озеро Гайд-парк-лейк, прямо-таки кишела всевозможными экипажами. Здесь были и роскошно украшенные традиционные кареты, в которых сидели леди в изысканных туалетах, чьи кучера в роскошных ливреях восседали на козлах, и высокие и низкие фаэтоны, которыми правили молодые люди вроде мистера Паттнама; здесь можно было увидеть ландо, кабриолеты и парные двухколесные экипажи; сытых, прекрасно обученных верховых лошадей, на которых гарцевали леди с безукоризненными манерами и джентльмены в высоких сапогах, кожаных бриджах и кашемировых фраках. Словом, для любого любителя лошадей Гайд-парк в эту пору был просто мечтой, и мы с мистером Паттнамом с удовольствием и со знанием дела обсуждали каждое животное, попадавшееся на нашем пути. Я наслаждалась каждой минутой прогулки и забыла обо всем на свете, как вдруг рядом с нами неожиданно остановился фаэтон.

— Паттнам! — послышался повелительный голос. — Остановитесь на минутку, пожалуйста.

Мистер Паттнам натянул вожжи. Кучер следовавшего за нами высокого фаэтона был вынужден резко свернуть в сторону, чтобы избежать столкновения.

— Это лорд Стейд, — с удивлением и смущением сказал мой спутник, и я, прищурив глаза, стала смотреть на человека, ради которого мой отец предпринял свой последний визит в Ньюмаркет, закончившийся столь трагически.

Маркиз Стейдский, он же лорд Стейд, был широкоплечим мужчиной с бычьей головой и немигающим взглядом карих глаз, которые он не сводил с меня на протяжении всего разговора с Паттнамом по поводу предстоящих скачек, которые должны были состояться в Ньюмаркете. Было очевидно, что мистер Паттнам, с одной стороны, чрезвычайно польщен вниманием маркиза, а с другой — чувствует неловкость из-за того, что лорд Стейд столь бесцеремонно меня разглядывает.

— А кто эта молодая особа? — спросил наконец лорд Стейд, сделав жест рукой в мою сторону.

Мистер Паттнам озабоченно посмотрел на меня.

— Эта леди — мисс Фитцджеральд, милорд, — сказал он. — Племянница лорда Чарлвуда.

На лице лорда Стейда появилось удивленное выражение.

— Так, значит, вы дочь Дэниэла Фитцджеральда?

— Да, — ответила я, пристально глядя на него. — Именно так.

— Теперь, когда я рассмотрел вас, вижу, что между вами и вашим отцом действительно есть сходство, — сказал лорд Стейд, словно это не он в течение последних пяти минут пялился на меня, словно на музейный экспонат. Затем, повернувшись к моему спутнику, маркиз презрительно бросил:

— Отец этой крошки был всего лишь ирландским лошадиным барышником, Паттнам. Не дай убедить себя в том, что она лакомый кусочек на рынке невест.

Мистер Паттнам страшно смутился и заморгал, словно напуганный кролик. Лорд Стейд бросил на меня еще один взгляд. Я выдержала его и спокойно сказала своему кавалеру, который не находил себе места от стыда:

— Трогайте, мистер Паттнам.

Он немедленно отпустил вожжи, и пара серых рванула с места. Позади нас послышался хриплый, неприятный смех Стейда, и мои руки, лежавшие на коленях, против воли сжались в кулаки.

— Я очень и-извиняюсь, мисс Фитцджеральд, — сказал мистер Паттнам, заикаясь от волнения. — Я и понятия не имел, что лорд Стейд знает, кто я такой!

Последняя фраза Паттнама заинтересовала меня. Если мой спутник сказал правду, то это означало, что маркиз остановился рядом с нами из-за меня.

— В последнее время дела на его конюшне идут очень хорошо, — снова решился заговорить мистер Паттнам через некоторое время. — Два года назад его лошадь выиграла скачки, а трехлеток, которого он подготовил к нынешнему сезону, почти наверняка выиграет их снова. Племенной жеребец у Стейда — просто на удивление.

— Вы имеете в виду Алькасара? — спросила я.

— Да, именно его. Сам он как скаковая лошадь ничего особенного не показал, но как производитель — просто сокровище.

Солнце, отражаясь в медных пуговицах на пальто мистера Паттнама, разбрасывало вокруг такие яркие блики, что мне пришлось прищуриться.

— Вообще говоря, это удивительно, не так ли? Я помню, что мой отец был очень удивлен, когда узнал, что жеребенок, который впоследствии выиграл для Стейда скачки, был получен от Алькасара.

— Все этому удивлялись, — заметил мистер Паттнам. — Однако Алькасар — это не какое-то чудо-однодневка. Лошади, которых лорд Стейд выставил на скачки в прошлом году, были очень хороши, а нынешний трехлеток просто великолепен.

— А вы выставляете лошадей на скачки, мистер Паттнам? — поинтересовалась я, и весь остаток прогулки мой кавалер взахлеб рассказывал о своих планах создать собственную конюшню.

На следующий день дядя сказал мне, что он договорился съездить с Грейстоуном в поселок неподалеку от Винчестера, для того чтобы тот мог осмотреть меч, который когда-то якобы принадлежал королю Альфреду. Я не придавала этому большого значения до вечера пятницы. Когда же он наступил, дядя сообщил мне, что, как ему стало известно, некто хочет купить меч, опередив лорда Грейстоуна, и потому он, лорд Чарлвуд, собирается выехать в упомянутый поселок верхом и настоять на том, чтобы владелец меча не продавал его до тех пор, пока лорд Грейстоун не будет иметь возможности сделать на этот счет свое предложение.

— Вы должны поехать следом за мной вместе с Грейстоуном, Кейт, — сказал дядя. — Я оставлю подробные инструкции, благодаря которым легко добираться до нужного места. А я буду ждать вас в доме сквайра Рестона. Если я отложу свой выезд до завтрашнего полудня, о мече можно будет забыть.

Я все же не поняла до конца, чем была вызвана такая спешка, и запротестовала:

— Несколько часов все равно погоды не сделают, дядя Мартин.

— Я только что объяснил вам, Кейт, что как раз эти несколько часов могут оказаться решающими. Сквайр Рестон прислал мне записку, в которой сообщил, что у него появился другой покупатель. — Дядя посмотрел на меня невинными, прямо-таки лучащимися честностью и простодушием глазами. — У меня есть свои причины для того, чтобы сделать Грейстоуна своим должником, и мне очень хочется, чтобы именно я стал тем человеком, который разыщет для него этот клинок.

Взгляд дяди вызвал у меня глухое недоверие к тому, что он говорил.

— Ну хорошо, а почему я не могу просто передать Грейстоуну оставленные вами инструкции и отправить к сквайру Рестону его одного? — задала я резонный вопрос.

— Потому что я хочу, чтобы вы тоже туда съездили, — сказал дядя, и я поразилась тому, насколько угрожающе могут звучать слова, произнесенные мягким, даже приторным тоном. — У меня есть друг, поместье которого расположено неподалеку от Винчестера, а у него, в свою очередь, есть сын, с которым я хотел бы тебя познакомить. Возьми с собой что-нибудь из одежды. Осмотрев меч, мы заедем к ним в гости.

Изложенный дядей план мне не особенно понравился, но спорить не хотелось. Мое трусливое поведение было мне также не по вкусу, но тут я ничего не могла с собой поделать. В моем дяде было нечто такое, что заставляло меня все время нервничать.

На следующее утро, ровно в одиннадцать часов, приехал граф Грейстоунский, чтобы забрать моего дядю. Он был одет в дорожное пальто с капюшоном, в котором казался просто огромным. Надо сказать, что смена заранее согласованного плана пришлась ему не по душе.

— Я прибыл в фаэтоне, — сказал он. — В нем есть место еще для одного человека, но не более, так что мисс Кранбурн не сможет вас сопровождать.

— Дядя Мартин будет ждать меня у сквайра Рестона, — заверила я Грейстоуна.

Лорд Грейстоун посмотрел на меня, и на лице его появилось скептическое выражение.

— Дядин план мне тоже показался не слишком хорошо обдуманным, — признала я, — однако он очень обеспокоен тем, как бы другой покупатель не увел у вас из-под носа предмет, которым вы интересуетесь.

Лорд Грейстоун промолчал.

— Обещаю, что я не причиню вам беспокойства, — сказала я и едва не прикусила губу, услышав в собственном голосе умоляющие интонации.

Он посмотрел на меня своими жесткими серыми глазами и затем пожал плечами.

— Ну что ж, хорошо, — промолвил он и сделал паузу. — Мисс Фитцджеральд, вы понимаете, что это пять часов езды?

— Перед вами не тепличное растение, милорд, — сказала я с достоинством. — Я в состоянии выдержать пятичасовую поездку, да еще при хорошей погоде.

Впервые за время нашего знакомства в глазах лорда Грейстоуна промелькнула тень улыбки.

— Очень хорошо. — Он красноречиво бросил взгляд на улицу. — Мне бы не хотелось, чтобы мои лошади остывали.

— Подождите буквально минутку, я только возьму мантилью и капор, — сказала я и выбежала из комнаты.

Обычно я не бываю стеснительной, однако к тому моменту, когда мы поехали в сторону окраины Лондона в западном направлении, я почувствовала, что с лордом Грейстоуном веду себя как-то скованно. И дело тут было не в его весьма привлекательной внешности. В конце концов, большую часть жизни у меня перед глазами был отец, которого все считали красивым мужчиной. Мне мешала его репутация героя войны. В битве при Ватерлоо под ним убили трех лошадей, а он после этого, уже будучи раненым, провел кавалерийскую атаку, о которой все потом вспоминали с восторгом в течение нескольких месяцев.

Правда, в то чудесное майское утро трудно было думать о войне, и к тому моменту, когда лондонские улицы с их оживленным движением остались позади, от столь необычных для меня смущения и скованности не осталось и следа. Мне всегда удавалось без труда завязывать дружеские отношения с людьми, заводя с ними разговор о том, что было им интересно, поэтому я стала расспрашивать лорда Грейстоуна, чем вызван его интерес к королю Альфреду. Он охотно подхватил эту тему.

— Мое главное поместье, — пояснил он, — расположено неподалеку от Беркшир-Даунс, а там-то как раз и располагалось его королевство. Интерес к королю Альфреду появился у меня еще в детстве. Однако страсть к настоящему коллекционированию привила мне моя мать. Ее очень интересовало историческое наследие саксов.

Сама я очень мало знала о короле Альфреде и буквально засыпала лорда Грейстоуна вопросами, на которые он отвечал без какого-либо раздражения, демонстрируя при этом прекрасно развитое чувство юмора. Погода за городом стояла чудесная, и я сняла капор, подставив лицо солнечным лучам. Вдоль дороги тянулись засеянные злаками поля, и я с удовольствием смотрела на мягко колышущееся под дуновением легкого ветерка зеленое море молодых колосьев пшеницы. На травянистой обочине были видны синие островки вероники и желтые цветы примулы.

После того как разговор о короле Альфреде иссяк, я стала расспрашивать Грейстоуна о том, как проходит процесс послевоенного восстановления во Франции. Слушая его ответы, я с наслаждением вдыхала свежий воздух и, совершенно забыв о своем дяде, с удовольствием наблюдала за игрой солнечных лучей на светлой шевелюре моего спутника.

— Ну что же, теперь ваша очередь рассказывать о себе, мисс Фитцджеральд, — сказал наконец лорд Грейстоун. — Мне доводилось слышать кое от кого, что ваш отец был непревзойденным знатоком лошадей. Это на самом деле так?

Я была просто в восторге от предоставившейся мне возможности поговорить об отце. Грейстоун оказался настолько хорошим слушателем, что, когда мы остановились у постоялого двора, чтобы дать отдохнуть лошадям, я все еще говорила и не могла остановиться даже после того, как мой спутник заказал для нас двоих легкий завтрак. В тот момент, когда нам принесли холодную говядину и сыр, я рассказывала, как мой отец погиб.

— Перед смертью он сказал очень странную фразу: «Я не думал, что он подозревает, что я знаю». Я до сих пор не могу ее забыть и все время об этом размышляю. Но ведь в этих словах нет никакого смысла, милорд. Кого он мог иметь в виду?

— Возможно, он просто бредил, — предположил Грейстоун неожиданно мягким тоном. — Мне приходилось слышать, как бредят умирающие, мисс Фитцджеральд.

Мне не показалось, что отец перед смертью бредил, но я решила не настаивать на своем. Более того, я вообще не могла понять, что заставило меня, находясь в обществе лорда Грейстоуна, упомянуть о врезавшихся мне в память словах отца, произнесенных им в одну из последних минут его жизни. Я никогда раньше никому об этом не рассказывала.

Подкрепившись, мы снова тронулись в путь, продвигаясь на юг, в сторону Хэмпшира. До цели нашего путешествия оставался примерно час езды. Колеса фаэтона легко и мягко катились по проселочной дороге, больше напоминавшей просто тропу. Внезапно фаэтон вильнул и резко накренился в мою сторону.

От сильного толчка я упала в овраг, спугнув лисицу, которая мирно спала на его дне, свернувшись калачиком. Лисица пустилась наутек, а я, полежав несколько секунд, чтобы восстановить сбившееся дыхание, медленно поднялась на ноги. Мне много раз доводилось вылетать из седла, и я умела правильно падать. По этой причине я, к счастью, осталась совершенно целой и невредимой, если не считать нескольких синяков. Стряхивая грязь со своей мантильи, я услышала, как лорд Грейстоун тревожно окликает меня.

— Со мной все в порядке! — крикнула я в ответ.

Мой сделанный из перьев капор был в безнадежном состоянии, так что я оставила его там, где он лежал, и, подобрав юбки, начала карабкаться по крутому склону. Грейстоун появился у его края в тот момент, когда я уже успела преодолеть половину расстояния. Протянув руку, он без труда вытащил меня наверх.

— Вы уверены, что с вами все в порядке, мисс Фитцджеральд? — озабоченно осведомился он, окинув взглядом мою порванную и испачканную одежду.

— Да, уверена, — ответила я, отбрасывая с лица пряди растрепавшихся волос. — Что произошло?

— У нас отвалилось колесо. Если вы в самом деле чувствуете себя хорошо, я, пожалуй, выпрягу лошадей. Они перепутали всю упряжь.

Лорду Грейстоуну удалось удержать лошадей от бегства, но они вели себя беспокойно: храпели, нервно озирались и топтались на месте. Я решила помочь и предложила подержать животных под уздцы, пока он будет пытаться починить фавтон.

Он бросил на меня обеспокоенный взгляд:

— А вы сможете управиться сразу с двумя?

— Да.

Не дожидаясь дальнейших вопросов или комментариев, я подвела лошадей к поросшей зеленью обочине. Как только животные увидели траву, они тут же опустили головы и принялись ее щипать.

С левой стороны дороги простиралось пшеничное поле, а справа было пастбище, на котором расположилось стадо коров. Там и сям в воздухе порхали бабочки, над цветами с жужжанием вились пчелы. Вокруг до самого горизонта не было видно никаких признаков человеческого жилья.

Через десять минут Грейстоун, огромный, широкоплечий, с мрачным лицом снова подошел ко мне. Он снял сюртук и закатал рукава своей белой рубашки. На его обнаженном правом предплечье я заметила длинный белый шрам. Лоб его покрылся мелкими бисеринками пота, а губы беззвучно бормотали проклятия.

— Сломана ось, — коротко сказал он.

— О Боже! — воскликнула я и в очередной раз окинула взглядом окружающий нас мирный, но совершенно безлюдный пейзаж. Неподалеку в зарослях травы мелькнул белый хвост дикого кролика. Было ясно, что по этой дороге до нас скорее всего уже очень давно никто не ездил. — Вы можете исправить поломку?

— Это невозможно. Нам нужна новая ось.

Вид у лорда Грейстоуна был чрезвычайно мрачный.

— Ну что ж, — сказала я нарочито бодрым тоном, — в таком случае нам следует дойти пешком до ближайшего селения и найти кузнеца, чтобы он заменил нам эту ось.

— Согласно моей карте, ближайшее селение находится в восьми милях от нас.

Я посмотрела на лошадей, которые поедали траву с таким усердием, словно до этого их не кормили по меньшей мере неделю. Около моего уха зажужжала пчела, и я взмахнула рукой, чтобы ее отогнать.

— А мы не можем продолжить путь верхом, милорд?

— Насколько мне известно, на этих лошадях никто никогда не ездил верхом. Учитывая, что у нас нет ни седел, ни уздечек, я не думаю, что было бы разумно с нашей стороны предпринять такую попытку.

— Пожалуй, вы правы, — сказала я и от досады прикусила губу.

— Я не могу оставить вас здесь одну, мисс Фитцджеральд, — сказал лорд Грейстоун, окинув взглядом местность.

Его мрачный вид уже начинал меня раздражать.

— У меня здоровые ноги, милорд, — довольно резко сказала я. — Мы вполне можем отправиться пешком, а лошадей повести в поводу.

Мой спутник пригладил рукой растрепавшиеся волосы и посмотрел на небо. Не говоря больше ни слова, я протянула ему повод лошади. Приняв его, он постоял немного, а потом мы оба зашагали по дороге.

Прошло около двух часов, прежде чем мы заметили первые признаки приближения человеческого жилья. По правую сторону от нас вдруг обнаружилась маленькая приземистая церквушка без шпиля с небольшим огороженным клочком земли вокруг, а рядом с ней две печные трубы: вокруг одной рос фруктовый сад, другая выглядывала из буйных зарослей кустарника.

— Церковь и дом приходского священника, — пробормотал Грейстоун. — Где-то впереди должно быть селение.

Я от души надеялась, что это в самом деле так. Башмаки я выбирала исходя из внешнего вида, а отнюдь не из соображений удобства. Если бы знать, что предстоит пешком пройти восемь миль, я подобрала бы другую обувь.

Через несколько минут мы вошли в небольшую деревеньку под названием Ластер. Нам потребовалось совсем немного времени, чтобы выяснить, что единственным местом в Ластере, где можно остановиться, являлся постоялый двор Ластер-Армз, в котором только и было, что пивной бар да одна гостевая комната, расположенная над ним. Когда мы, прихрамывая, появились на Ластер-Армз, его хозяйка стояла неподалеку от входа и внимательно разглядывала растущий на постоялом дворе скудный розовый куст. Увидев нас, она кликнула своего мужа, который сообщил нам, что единственный в деревеньке кузнец уехал ковать лошадей к некоему фермеру Блэкуэллу.

— Первое, что мы должны сделать, — это найти место, где можно было бы разместить лошадей, — сказала я, обращаясь к лорду Грейстоуну.

В ответ на это он впервые после постигшей нас неприятности бросил на меня одобрительный взгляд. Хозяин постоялого двора тут же предложил оставить лошадей на вечер в его собственной конюшне. После этого он довел до нашего сведения, что нам крупно повезло, поскольку единственная гостиничная комната оказалась свободной.

— Вы можете там переночевать, — сказал он. — Моя жена застелит кровать свежим бельем, мы приготовим для вас славный ужин. Уж в этом не сомневайтесь. А утром кузнец заменит сломанную ось.

Тут до меня впервые дошло, перед каким выбором мы стояли. Я невольно взглянула на лорда Грейстоуна. Он обратился к хозяину с такой обаятельной улыбкой, что мне оставалось только молчать и хлопать глазами.

— Меня зовут мистер Грей, — сказал он, — а это моя сестра. Мы благодарны вам за великодушное предложение, но нет ли все же возможности заменить ось сегодня?

— Кузнец останется на ночь у Блэкуэлла.

Хотя это казалось невозможным, но улыбка Грейстоуна стала еще более чарующей.

— Можете не сомневаться, если он управится, жалеть об этом ему не придется.

Нельзя сказать, что эти слова не произвели на хозяина постоялого двора никакого впечатления, но поделать он ничего не мог.

— Парень скорее всего сейчас уже так набрался, что не в состоянии что-либо делать, — откровенно сказал он. — Фермер Блэкуэлл делает замечательный эль.

— Понимаю, — промолвил Грейстоун и ласково отпихнул морду гнедого коня, которого он держал за повод, потому что тот как раз решил обнюхать карманы графа в поисках угощения. — Пожалуй, я в самом деле остановлюсь у вас. Что же касается сестры, то она, я надеюсь, сможет разделить кров с вашим священником и его супругой.

— Наш священник — вдовец, — последовал ответ. — Если молодая женщина останется ночевать в его доме, это будет неприлично.

Лорд Грейстоун обратил на меня задумчивый взгляд своих серых глаз.

— Похоже, у нас нет выбора, Кейт.

— В этой деревне наверняка найдется кто-то, кто сможет починить ось помимо кузнеца, — обратилась я к хозяину постоялого двора с риторическим вопросом.

— Нет, — сказал тот. — Кроме кузнеца, этого не может сделать никто.

— Черт возьми, — пробормотала я едва слышно сквозь зубы.

Грейстоун взял повод у меня из рук.

— Поднимайтесь с хозяйкой наверх, Кейт, — сказал он. — У вас, должно быть, все тело болит после падения, и к тому же вам надо умыться. А я пока займусь лошадьми.

— Не беспокойтесь, мистер Грей, за ними присмотрит Джем, — жизнерадостно сообщил хозяин. — Эй, Джем, поди сюда!

Мы с Грейстоуном завертели головами, пытаясь понять, о ком идет речь. Через минуту на зов явился худой, щуплый мужчина. Выслушав указания хозяина, он взял в руки оба повода и куда-то увел лошадей.

— Если ваша пивная открыта, я, пожалуй, выпью кружечку пивка, — сказал Грейстоун таким тоном, словно его в самом деле замучила жажда.

Мужчины отправились в пивную, а я вслед за хозяйкой поднялась по истоптанным деревянным ступеням в комнату. Она была маленькая, с низким потолком и трещинами на стенах. Кровать в комнате была только одна.

— Черт, — снова выругалась я вполголоса.

— Я принесу вам воды, мисс, — предложила хозяйка. — Вы, наверное, хотите помыться.

Когда я взглянула в маленькое зеркало, висевшее на гвозде над чистой, но щербатой раковиной, я поняла, почему все так настойчиво советовали мне умыться. Лицо действительно было невообразимо грязным. Левое плечо словно онемело. Обследовав его, я поняла, что в скором времени его «украсит» весьма непривлекательный кровоподтек.

Я как могла привела себя в порядок и спустилась в пивную.

Ужин прошел в гораздо более приятной атмосфере, чем я ожидала. Грсйстоун, по всей видимости, примирился с неизбежным и, когда я села напротив него за стоящий в углу изрезанный деревянный стол, задумчиво улыбнулся мне.

— Боюсь, вы не привыкли к таким вещам, Кейт, — сказал он.

Вообще-то мне много раз приходилось есть в заведениях, похожих на Ластер-Армз, однако я не стала сообщать об этом. Взяв в руки салфетку, я бросила на него нервный взгляд: только теперь я окончательно осознала тот факт, что мы с ним совершенно одни.

— Вы собираетесь переночевать в доме викария, милорд? — спросила я напрямик.

— Вам пора запомнить, что меня зовут Адриан, — сказал граф с такой улыбкой, какую он, вероятнее всего, изобразил на лице, если бы имел дело с перепуганным ребенком. — В конце концов, я ведь ваш брат.

Я кивнула. Его улыбка несколько успокоила меня, но все же не до конца.

— Я не хочу оставлять вас здесь одну, Кейт, — сказал лорд Грейстоун, сдвинув брови. — Хозяин постоялого двора кажется вполне порядочным человеком, и все же…

Я прикусила губу.

— Между прочим, у меня в самом деле есть сестра, — снова заговорил мой спутник, и в глазах его мелькнул веселый огонек. — Обещаю вам, что буду вести себя безупречно.

При желании он, наверное, мог бы подманить и кормить с руки диких птиц, так разве удивительно, что я почувствовала, как губы мои против воли растягиваются в застенчивую улыбку.

Надо сказать, что в тот вечер я сыграла свою роль просто блестяще. К сожалению, тот факт, что я даже не подозревала, что являюсь участником спектакля, ни в коей мере не мог спасти ни Адриана, ни меня от последствий гнусного замысла моего дяди, который ему, увы, удалось осуществить.