"Подмена" - читать интересную книгу автора (Имшенецкий Вячеслав Андреевич)

Глава 5

Петька захотел пить и проснулся. На цыпочках вышел в сени. Нечаянно задел кружку, она упала с бака и загремела.

— Петька, это ты ходишь? — Таня соскочила с кровати, выглянула в сени: — Дождя нет?

Они вышли на крыльцо. Рваные тени высоких скал четко отражались на дощатой стене сарая. От мягкого света зари высокие облака, вода, четыре белых чайки, спящих в заводи, казались нежно-розовыми. Из распадков тянуло холодом. Таня поежилась.

— Знаешь, Петька, мне сегодня снилось неприятное. Как будто кто-то украл у нас документы Самоволина и убегает. Лица не видно, а спиной на длинного геолога походит.

— На Колесникова?

— Угу.

Таня с Петькой прошли в избу. Читал Петька сегодня почему-то шепотом:


Копия письма начальника экспедиции П. А. Ельникова в Петербург, обнаруженная в тайнике дома купца Хаменова.

Дорогой Константин Николаевич, ровно полгода, как я покинул Иркутск. Живем в лишениях, но работы сделано много. К северу от шестнадцатой отметки начались жидкие болота, а под ними вечная мерзлота. Начальник группы изысканий, известный вам Нечаев Иван Прокопьевич, провел интересный эксперимент, и, основываясь на результатах, предложил: «При кладке железной дороги в зоне вечной мерзлоты верхний слой грунта и болота не убирать, а отсыпку железнодорожной насыпи вести прямо по нетронутому ландшафту. Если же убирать верхний слой, то вечная мерзлота начнет таять и оседать и порвет железнодорожный путь. К тому же появятся наледи. Я думаю, дорогой Константин Николаевич, что предложение инженера Нечаева дельное и научный совет заинтересуется им. Он даст выигрыш и сократит расходы строительства на миллионы рублей. В данный момент находимся у подножья Главного хребта. Есть пока два варианта пробивки туннеля через него. Но в письме сообщать о них не рискую. Через месяц-полтора первый этап работ заканчиваю. Образцы пород и пробы воды отправлю до Иркутска баржей, а потом пусть идут грузовым поездом. Документацию повезем лично. Для охраны ее, согласно вашего совета, возьму из Иркутского управления двух жандармов. О чем я, будучи еще в Иркутске, договорился.

Эдуард Иванович Гросс начал исследовать…»


Письмо обрывалось. По-видимому, для Хаменова и японской разведки дальнейшее было — неинтересным. Петька перевернул страницу.


Объяснительная записка П. А. Ельникова, начальника экспедиции «Багульник», в управление жандармерии.

…В эвенкийском стойбище на реке Нажмуу ответственный за секретность «Багульника» Эдуард Иванович Гросс выстрелил из револьвера в проводника Вогула. Прибыв на место происшествия, я выяснил, что случилось.

Вогул зашел к Гроссу в палатку спросить, сколько нужно закупать мяса у местного населения. Гросс, будучи в нетрезвом состоянии, принял его за призрак, схватил лежащий на чурбане револьвер и, не целясь, выстрелил. Вогул упал. Прибежавшие на выстрел стрелки экспедиции вынесли Вогула на свежий воздух и оказали ему помощь. К счастью, рана оказалась пустяшная. Когда прибежал я, то Гросс был настолько пьян, что, не узнавая меня, кричал: «Призрак, чудище, призрак!» Я приказал связать его и облить голову холодной водой. Вогула доставили в мою палатку — она находилась выше по речке метров за двести. Я вспрыснул ему камфору, и он вскоре пришел в себя. Лопоча по-русски, он заявил, что Гросс пьяным не был, когда стрелял в него. Чем оправдать поступок ранее не пьющего и всегда дисциплинированного Гросса, я не знал. Когда он выспался, я потребовал у него объяснения. Он, извинившись, сказал, что за час до события был в гостях у бурят, и они угостили его тарасуном — водкой, добываемой из скисшего молока. Отказаться он не мог, чтобы не обидеть хозяев. Выпил не более полстакана, а когда пришел к себе в палатку, почувствовал пульсацию в голове. Появились галлюцинации. Дальнейшее, сказал, не помню.

Я объяснил ему, что отныне он лишается права ношения оружия. Он безропотно отдал мне револьвер и попросил не сообщать о случившемся в Петербург. Вогул (перед которым Гросс дважды извинялся) тоже просил меня не наказывать Гросса.

Через неделю (пятницу), когда мы перекочевали в поселок Шалаганово, ко мне пришел околоточный жандарм. Я сидел у костра и работал с картами. Вогул был рядом и выделывал шкуру оленя. Жандарм проверил личные мои документы и спросил, имею ли я какие ни будь просьбы. Я поблагодарил. Он взял под козырек и попрощался. Но тут Вогул отбросил шкуру и стал быстро говорить, что Гросс человек худой и его надо арестовать. Я смутился. О том, что Гросс стрелял, я первый должен был заявить. Но ведь тогда Вогул сам просил меня не поднимать шума. Жандарму я рассказал, как все было. Он снисходительно улыбнулся и сделал вид, что не понял моего рассказа. Затем угрожающе посмотрел на Вогула и хотел идти. Вогул преградил ему дорогу и довольно громко сказал:

— Гросс плохо делает экспедиции. — Жандарм напружинился. Вогул подвигал пальцами у своего лица: — Гросс на черное стекло документ ложит. А стекло прячет. А черное стекло шибко большое горе приносит.

— Фотографирует, что ли? — спросил я.

— Да, да, да, — с радостью, что я понял, закричал Вогул и, быстро оглянувшись по сторонам, стал рассказывать. — Я зашел и увидел, что он делает «чик-чик», а он меня сразу стрелял. Когда я упал, то Гросс быстро стал кушать водка. А черное стекло, господин начальник, всегда несчастье приносит. В Березове на такое стекло моего сына один американец нарисовал, и сын потом умер…

Слушая Вогула, я насторожился. Дело принимало серьезный оборот. Ведь снимать рукописные копии с документов «Багульника» запрещено. И вдруг фотоаппарат в экспедиции. Вогул, как мне показалось, что-то явно напутал. Может, Гросс работал при нем курвиметром, или картографом, а Вогул подумал, что это фотоаппарат? А если нет? От этой мысли у меня холод побежал по спине. Я попросил Вогула удалиться и объяснил жандарму, что настоящая цель экспедиции является государственной тайной, а если Гросс фотографирует, то является государственным преступником. От моих слов жандарм побледнел, выхватил из кобуры револьвер и шепотом произнес:

— Если вы разрешите, я осмотрю вещи.

Мы осторожно прошли к палатке Гросса и приступили к осмотру его вещей. Акт осмотра составил околоточный жандарм, и к данной объяснительной я его прилагаю.

При осмотре обнаруженные вещи сразу указали на то, что Гросс занимался шпионством. Если судить по снаряжению, он был резидентом кайзера. Мы решили устроить в палатке засаду и арестовать его, как только он вернется из тайги».


— Эй, — раздался громовой голос, — выходи сюда.

Петька с Таней быстро спрятали документы в мешок, посмотрели в окно. Верхом на коне сидел Колесников. Длинные ноги почти доставали до земли. Он сложил руки рупором и по слогам приказал:

— Дети, живо одевайтесь, я повезу вас на стойбище.

Петька выскочил на крыльцо:

— Сейчас ехать?

— А когда же? Вы с сегодняшнего дня в должности.

В сенях Таня, надевая башмаки, крикнула:

— Колесников, надо подождать Додоевну.

— Она знает, Танюша, наши там сейчас грузятся. Но мы их ждать не будем, а поедем, и повезу я вас своей тропой, опасной, но короткой. Вещмешок свой возьмите, потому что сюда не вернемся в ближайшие десять дней. — Он повел коня к берегу на водопой. Когда Петька и Таня, одетые, с вещевым мешком в руках, вышли из дома, лошадь уже стояла у крыльца.

— Садитесь оба.

— Мы пойдем пешком.

— Не спорить! Нашагаетесь еще. Живо!

Петька залез в седло. Колесников подал ему повод уздечки. Забралась Таня и крепко вцепилась в Петькину спину. Лошадь, выгнув шею, посмотрела черным глазом, хорошо ли держатся юные седоки и, по-старчески покачивая головой, без всяких понуканий пошла вслед за Колесниковым.

Тайга, потревоженная зарей, просыпалась. Перекликались в распадках птицы. Кричала кукша. Она провожала отряд вдоль всего распадка. Отлетала по тропе шагов за сто и снова начинала горланить, посматривая на идущих глупым глазом.

Узкая тропка постепенно сошла в болото. Зачавкала зеленая жижа под копытами лошади. Серой пылью висели над болотом тучи мошки. Пахло гнилым сеном. Лошадь беспрестанно хлестала хвостом и громко фыркала, выдувая из ноздрей кусачих насекомых.

Странным березовым обломком стояла в болоте одинокая цапля. Не шелохнулась, когда люди прошли мимо. «Не мертвая ли», — подумал Петька. И тут цапля показала, что она живая. Лягушка, вспугнутая лошадью, в момент исчезла в ее зобе. Цапля носом, словно шпагой, клюнула еще раз в зеленую жижу, и вторая лягушка стала ее добычей. Птица сделала два шага, внимательно осмотрела кочки, стряхнула с клюва капли и снова замерла на одной ноге.

Болото кончилось глубокой промоиной. Лошадь понюхала зеленую воду и не пошла. Петька с Таней понукали ее, но она, переступая ногами, не двигалась. Тогда Колесников показал лошади кулак:

— Сейчас я тебе, Житуха, устрою выход на арену. Ты думаешь, я тебя не понял? Зря так думаешь.

Лошадь, топоча ногами, косилась на отдутый карман геолога.

— Я, ребятки, сам виноват, выработал у нее рефлекс — прыгать только за сахар. — Колесников поднял голенища сапог, и пошел вдоль промоины к скале. Цепляясь руками за острые выступы, перебрался на ту сторону промоины. С удовольствием несколько раз топнул по твердой земле, сбил с сапогов налипшую зеленую тину. Крикнул:

— Держитесь, сейчас будет воздушный аттракцион.

Петька бросил поводья, взялся обеими руками за луку седла. Что было сил Таня вцепилась в Петькину куртку. Колесников вытащил из кармана зеленый клеенчатый мешочек, извлек оттуда кусок сахара и стал звать:

— Житуха, Житуха, — он зачмокал губами. — На, на, на… — Лошадь прыгнула. У Тани захватило дух, но испугаться она не успела, лошадь мягко приземлилась. И сразу же потянулась губами к сахару. Геолог погладил Житуху по морде, но сахар спрятал:

— В следующий раз получишь.

— Колесников, — сказал Петька, — ты же ей обещал.

— Обещанного три года ждут.

Колесников шлепнул в ладони и, улыбаясь, пошел большими шагами по тропке. Житуха, шагая в след за ним, протиснулась между глыб и чуть не прижала ноги Тане и Петьке.

— Как же вы тут взрывчатку возите? — спросила Таня.

— Возим мы ее по другой дороге. Раньше там, говорят, зверовая тропа была, а мы ее под дорогу приспособили. Но по ней надо день добираться до нашего стойбища, а тут через часок-другой на месте будем. Ужин начнем готовить, чтоб к приходу каравана готов был. Покажу вам, где какие продукты у нас лежат и что из них можно готовить.

— А мы, что ли, всегда поварами будем?

— Поварами вы, Танюша, будете только месяц, а потом Васька Жухов обещал найти повара, а вас мы начнем учить геологическим премудростям. Научим с нивелиром работать, карты составлять, теодолит покажем, буссоль… — Шагая рядом с лошадью, Колесников как бы, между прочим, сказал: — Я, например, слышал, что по тем маршрутам, где работает наша экспедиция, много лет назад шли поисковики. Но, говорят, сработал чей-то шпион, и все пропало. Я, конечно, не верю старинным легендам, но зря люди тоже говорить не будут.

Петька с Таней поняли, что Колесников специально выводит их на разговор про экспедицию, потому что неожиданно спросил:

— А вы про старинную экспедицию что-нибудь знаете?

— Откуда? — ответил Петька.

— Мы же только из больницы, — поддакнула Таня.

Колесников, шел впереди лошади, но по его затылку ребята почувствовали, что он усмехается.

Возле скалы, похожей на голову мертвой птицы, тропа повернула под прямым углом в узкий распадок. На склонах распадка лежала поваленная ветром тайга. Вывороченные гигантские корни поднимались высоко в небо, как щупальца сказочных спрутов. Тропинка шла по дну высохшего ручья. Чтобы не поранить голову о нависающие корни, Петька с Таней поминутно наклонялись, словно кланялись застывшим чудовищам.

— Вот так, ребята, поживете в тайге и во всякие легенды будете верить: и про бродягу, который Байкал на бочке переплыл, и про Тунгусский метеорит, который здесь непременно космическим кораблем называют, и про всякие экспедиции. Скучно, ребята, народ раньше жил и, чтобы развеселить себя, сочинял всякие легенды. Например, уронит в речку кольцо какая-нибудь Дуняша или Марфутка, а через год слух по тайге пройдет: в речке утоплен сундук с золотыми изделиями, и Дуняша туда же, мол, сиганула, потому как жених у нее в тайге пропал. И начинают в речку нырять да плавать всякие искатели счастья, пока кто-нибудь действительно не утонет.

«Ясно, — подумал Петька, — отговаривает».

Тропа пошла круто в гору. Колесников стал задыхаться и отстал. Петька остановил лошадь, спрыгнул на землю, помог слезть Тане. Не выпуская ременного повода, они сели на торчащую ребром плиту. Житуха, пользуясь случаем, жадно хватала пучки сочной травы, пробивающейся между камней. Подошел Колесников:

— В чем дело?

— Мы ехать устали, пойдем пешком, а вы езжайте, — сказала Таня.

Колесников благодарно посмотрел на ребят и словно извиняясь, произнес:

— Ослаб я, потому что не спал, спасибо. — Он едва забрался в седло, подтянул длинные ноги: — Ребята, с тропы не сворачивайте, я вас немного обгоню. — И попросил вещмешок: — Давайте мне, зачем вам тащить.

Таня испуганно отскочила от коня:

— Он пустой, я его сама понесу, спасибо.

Геолог улыбнулся, шлепнул ладошкой коня по гриве, поправил ружье и поехал. Расстояние между ребятами и конем увеличивалось все больше и больше.

— Петька, он нас в тайге не бросит? Может, он в мешок к нам лазил?

— Может, и он, а может, и Жухов, попробуй теперь узнай.


Токио. Авдееву

…Сделайте по возможности фотокопию дела Вогула. Уточните еще раз, действительно ли его нет в живых. Может оказаться, что он знал в лицо не только отца, но и самого резидента. А это помешает задуманному нами делу…

Вершинин

Повеяло прохладой. Исчезла надоедливая мошка. Из трещины в скальной стене выскочила ящерица, увидела людей и от страха, не зная куда бежать, запрыгала на одном месте, как резиновая.

Сверху ветер донес запах дыма и чего-то вкусного. И сразу же Петька с Таней почувствовали сильный голод. Они преодолели последний подъем и попали на широкий горный луг. В высокой траве, у самого края, паслась Житуха. Подняла голову, посмотрела на них умно, как добрая бабушка. Они тяжело дышали, вытирали капельки пота. Лошадь, с хрустом дожевывая траву, подошла к ним и остановилась, покорно опустив голову. Петька взялся за гриву, но влезть не смог — дрожали ноги. Тогда он стал подсаживать Таню. Ее руки скользили по лошадиной шерсти. И тут Житуха удивила ребят: она легла. Петька и Таня быстро забрались в седло. Лошадь качнулась корпусом, встала на четыре ноги и, не торопясь, пошла к далеким кустам.

Весь день, шагая по торной тропке, ребята не замечали, что с каждым шагом она, петляя по распадкам, идет вверх и только сейчас, оглянувшись вокруг, почувствовали, на какой высоте находятся. Отсюда казалось, что там, внизу, не горы и тайга, а сказочное нагромождение зеленых бархатных подушек. Запутанными веревками убегали в синюю дымку отроги хребта.

Житуха, оставив тропинку в стороне, пошла прямо через луг и вспугнула выводок рябчиков. Пестрые пуховые шарики бросились в разные стороны, хлопая беспомощными крылышками. Их мамаша, отвлекая внимание от птенцов, старалась неуклюже лететь перед мордой лошади. Петька замахнулся, и птица, словно убитая, упала в траву. Притворщица даже задергала ножками, как будто умирала.

Начались кусты. Сильнее запахло дымом.

— Ага, едете? — спросил откуда-то Колесников. — Коняшка вас не подвела?

— Не подвела, — отозвалась Таня.

В кустах оказался балаган, сложенный из жердей. Колесников сидел на корточках у маленького костра и помешивал деревянной ложкой в котелке. Он помог ребятам слезть. Погладил Житухе шею: «Молодчина, умница» и угостил ее кусочком обещанного сахара.

— А кто ее всему этому научил? — спросила Таня.

— Сызмальства она в тайге, жизнь ее научила. Ну, и Васька Жухов, конечно, свой труд вложил, который год уже дрессирует. Старается научить Житуху говорить. — Колесников засмеялся: — Васька на всякую африканскую дурь способен, везде лезет со своими опытами.

Суп, сваренный геологом, понравился. В нем были вермишель, черемша, горох и еще какое-то снадобье, похожее на головки лука. Они чуть-чуть пахли цветами.

— Это саранки. Позавчера на склоне накопал.

…В полдень отряд вышел на острие небольшой скалы. Каменистая тропинка была узкой и опасной, по обе стороны шли пропасти. Снизу долетал сюда гул воды.

— Река там, через дыру в скале протекает. Огромная дыра, через нее баржи ходили, — пояснил Колесников. — Кочерга дьявола, а не скала.

Житуха, снова приняв на спину Таню и Петьку, привычно вступила на Кочергу Дьявола. Лошадь косила глазом то в левое ущелье, то в правое и осторожно продвигалась вперед. Колесников шел сзади и, балансируя ружьем, напевал песенку.

Кочерга Дьявола кончилась, Житуха выбралась на усыпанную щебнем площадку.

— Ну вот, ребята, считайте, что мы дома. — Геолог посмотрел вниз на воду: — В реке не купаться. Воронки есть, опасно.

— Там что-то между камней стоит?

— Лодка Жухова. Зеленая моторка. Мы на ней продукты из Шалаганово возим.

Стойбище геологической партии находилось сразу за кедрачом. И выглядело для таежных мест внушительно. Три бревенчатых дома прямо под стенкой хребта, сарай из толстых плах, кухня и рядом плоская крыша на столбах — навес, под которым стояла печка и длинный стол со скамейками. У крайнего домика высокая мачта. С ее макушки тянулся медный плетеный провод.

— Наша антенна, — сказал Колесников, — строил я ее по последнему слову техники. Но сигналы слабовато берет, хребет мешает. Три дня назад Гарновский на связь выходил. Обещал две рации новых привезти, легких, походных, картографы обещал, бинокли, буссоли, в общем, на сто тысяч рублей разных приборов. Заживем тогда. К зиме начальник экспедиции Сидоров посулился вертолет выхлопотать.

— Что? Что? — спросили в голос Петька и Таня.

— Вертолет. Он на самолет похож, только без крыльев. Один пропеллер поднимает его в воздух, а другой толкает вперед. — Хворостинкой Вячеслав Валентинович начертил на земле подобие вертолета.

— А чем он лучше самолета?

— Ему аэродрома не надо, садится где угодно, как муха, или в воздухе может висеть на любой высоте.

— Колесников, — тихо сказал Петька, — а ты не вре… — Петька застеснялся и поправился… — Не фантазируешь?

— Сущую правду говорю, когда я учился… — он вдруг осекся: — Ребята, за домами, вон там, в кустах, у нас палатки с печками. Нам их военные подарили. Пойдемте. — Он провел ребят на другой край стойбища. Палатки были большими, как домики. Невдалеке, ближе к ручью, стояла крохотная желтая палатка, совсем новая. Вячеслав Валентинович прошел к ней, откинул полог:

— Ваш дом. Поздравляю с новосельем. Там два спальных мешка — меховой Тане, а ты, Петька, и в простом не замерзнешь.

— Спасибо! — Петька с Таней пожали руку Колесникову,

Он смутился:

— Вот и хорошо, что понравилось вам, залазьте туда, осмотритесь, и примемся за дело. Вещи оставляйте в палатке, никто сюда не сунется. По чужим палаткам у нас шариться запрещено. Пуля в лоб и никаких гвоздей, как говорит Федя Рыжий.

— А я думала, в экспедиции все общее, как на войне.

— Было так и здесь. Потом кто-то завелся. И начались пропажи: то свитер, то сапоги… Сейчас некогда, а позднее выясним, кто пакостит. Поэтому вещмешок свой давайте, я положу в каптерку, а то, неровен час, кто-нибудь позарится.

Петька быстро швырнул вещмешок в дальний угол:

— В нем ничего привлекательного нет. Там у нас… — Петька не договорил — в сарае затрещали доски и что-то посыпалось. Колесников вмиг сорвал с плеча ружье и бросился через кусты к сараю. Петька с Таней побежали за ним.

Замок на двери был цел. И никаких следов. Таня осталась наблюдать за кустами, а Колесников с Петькой обошли сарай. Никого.

— Может, через крышу кто забрался, — прошептала Таня, — вон ветка толстая над сараем качается. С нее могли спрыгнуть.

Неуклюже геолог забрался на дерево, перелез на крышу. Ребята последовали за ним. Мягкий толь разорван, подгнившие доски проломаны. Внутри сарая кто-то затаился.

— Кто там? — крикнул Колесников.

В ответ послышалось глухое рычание,

— Там росомаха? — спросила Таня.

— По-моему, молодой медведь, наверное, даже медвежонок. Вероятно, где-нибудь тут рядом медведица бродит, — сказал Вячеслав Валентинович. Он нервно посмотрел вокруг и зарядил ружье: — Там у нас продукты, геологические пробы, перепортит все. Держи-ка ружье.

Колесников спустился на землю, добежал до большой палатки, исчез там и через секунду выскочил с веревкой. Один конец веревки он пропустил через ручку и крепко привязал к полену. Другой конец забросил к Тане, быстро снял замок и забрался наверх.

— Ну, ребятки, приступаем.

Он взял у Тани веревку и потянул. Полено поднялось, дверь немного открылась.. Колесников отошел на угол крыши и со словами: «Ну, пошел, шалапут, на свободу!» — дернул веревку. Дверь заскрипела и отворилась. Ребята смотрели через дыру. В сарае стало светло, там стояли мешки с мукой, закрытые брезентом, и ящики, вдоль стен шли полки. На них грудами лежали камни, нижняя полка сломана. Но зверя не было. У самых дверей валялась блестящая консервная банка. Она была прокушена. Из тонких отверстий вытекло сгущенное молоко.

— В бочке он! — закричала Таня.

В темном углу из пустой бочки на миг показалась мордочка медвежонка, испачканная сгущенным молоком.

— Каков подлец, — возмутился Колесников. — Мы четыре баночки сгущенки оставили в НЗ на случай, если кто простудится, а он… Травы ему, видите ли, мало. — Вячеслав Валентинович расхрабрился: — Я сейчас ему устрою жуткую неприятность. Петька, охраняй подступы, чтоб его мамаша на меня не кинулась.

С ружьем на изготове Петька встал на краю крыши, озирая местность. Таня легла возле дыры и следила за медвежонком, чтоб он не успел перепрятаться. Колесников спустился вниз и на носочках подкрался к бочке. Медвежонок оказал яростное сопротивление. Рычал, бросался на руку, намеревался цапнуть зубами. Когти ударяли по стенкам бочки. Таня хотела посоветовать закрыть бочку телогрейкой и вынести на улицу. Но не успела: Вячеслав Валентинович опрокинул бочку и отскочил в сторону. Медвежонок вылетел, взглянул на дверь и юркнул под штабель ящиков с камнями. Зарычал оттуда. Лязгнули зубы.

Возле кухонного навеса закачалась ветка. Петька поднял ружье, расставил ноги, прицелился. Из листвы выглянула мордочка бурундука. Он сверкнул любопытными глазенками, присвистнул, сел поудобней и стал рассматривать людей. Петька опустил ружье, посмотрел вниз:

— Колесников, ты где?

— Я уже тут, — раздалось за Петькиной спиной,

— У тебя расческа есть?

— А как же, мне Васька Жухов собственноручно из целлулоида выпилил.

— Давай ее сюда. Сейчас мы его дымовой завесой выкурим. — Петька положил на крышу ружье, оторвал клок старого толя, плотно завернул расческу: — Поджигай!

Дымовая завеса вспыхнула. Петька положил ее на доску, придавил подошвой, пламя исчезло, повалил дым. Петька быстро сбросил завесу на земляной пол сарая. Удушливые космы дыма стали заполнять помещение. Все трое легли на крышу и, свесив головы, смотрели на дверь. Послышалось недовольное сопение, и лохматой шапкой вылетел из сарая медвежонок. Неуклюже подбрасывая задние лапы, он бросился в кусты. Развернулся, посмотрел в сторону сарая и, фыркнув так, что из носа вылетели пузыри, помчался в гору.

Колесников глянул на часы, спустился вниз:

— Ребята, надо торопиться ужин варить, люди придут голодные. — И метровыми шагами двинулся к навесу.

Таня с Петькой заскочили в свою палатку, сбросили с себя лишнюю одежду и пошли помогать. Или, вернее сказать, приступили к своим новым обязанностям.


Вечернее солнце скользило по зубчатому горизонту. Отражая свет, далекие скалистые горы, казалось, раскалились докрасна. В распадках резко похолодало. Теплый печной дым, не поднимаясь в небо, процеживался через кусты и уползал вниз.

На стойбище появилась собака Линда. Виляя хвостом, подошла к Колесникову. Дышала отрывисто. С длинного языка срывались капли. На ошейнике висел кусочек березовой коры. На ней была нарисована страшная волчья пасть и ни одного слова. Колесников взглянул на рисунок и приказал:

— Разливай кашу по мискам, народ идет. Васька Жухов сообщает: голодные как волки.

Таня, работая черпаком, раскладывала в алюминиевые миски горячую просовую кашу. Вячеслав Валентинович хватал по две миски в каждую руку и относил к столу. Петька поливал кашу подсолнечным маслом с пережаренным луком, строго по норме, как велел Колесников. Едва успели разложить ложки, как в пади послышались голоса геологов.

Первым к стойбищу поднялся старик в брезентовой самодельной куртке. На поясе нож и кисет с табаком. В руке березовый туесок. Колесников шепнул:

— Додоев, муж Додоевны.

Старик поздоровался и сразу сказал:

— Иду и нюхаю, шибко вкусно пахнет. Запах быстроту дал, однако, быстрее всех пришел. — Лицо старого эвенка засияло улыбкой. Туесок он поставил на лавку возле печки:

— Гостинцев старуха прислала. Ягода жимолость тут. Шибко хорошая, однако, немного сладкая.

Петька с Таней не успели поблагодарить — появился Васька Жухов. Осторожно положил на скамейку кепку, до краев наполненную земляникой.

— Витамины вам, друзья, ешьте на здоровье.

От ягоды пахнуло лесом. Таня не удержалась и взяла одну крупную, очистила от зеленых лепестков, попробовала и благодарно улыбнулась Жухову.

Геологи встали в очередь к умывальнику. Он был сделан из старой ведерной кастрюли. Крана не было. Вода тонкой струйкой вытекала из дырочки, которую затыкали огрызком карандаша.

Таня заметила, что геолог с ярко-рыжими волосами мыться не стал. Он прошелся вдоль стола, выбрал миску, в которую по ошибке положили двойную порцию, и сел. Стал жадно глотать кашу и покрякивать. От удовольствия на лице у него выступили крупные веснушки, в сумеречном свете похожие на брызги коричневой краски. Кусочек каши сорвался у него с ложки, он мгновенно поймал его рукой и кинул в рот. Ладонь облизал. Петька взял черпак и плюхнул Рыжему еще одну порцию. Тот как-то противно подмигнул и произнес в полголоса:

— Фартовое место, огольцы, накнокали, шамовка при вас, и монета пойдет.

Петька непонимающе посмотрел на Рыжего и ушел к печке.

Геологи, подшучивая друг над другом, подошли к столу, стали рассаживаться, а Петька с Таней пошли помогать Колесникову разжигать посередине поляны костер. Они обложили старый лиственничный пень смолистыми коряжинами и подожгли головешкой из печки. Раздули пламя. Маленький поселок геологической партии сразу показался Петьке уютным и желанным пристанищем. Пляшущие языки огня отражались добрыми бликами в глазах уставших геологов. Глотая постную кашу, они во всю хвалили новых поваров. Только Рыжий молчал. Он сидел на корточках у дальнего столба навеса и курил. Толстые пальцы левой руки постукивали по колену.

Прикончив кашу, геологи разобрали кружки, налили крепко заваренного чаю и прошли к костру. Петька с Таней принялись мыть посуду. Им взялся помогать Додоев и Васька Жухов. Управились быстро. Стопки алюминиевых чашек и ложки сложили в ящик из-под взрывчатки.

У костра Колесников рассказывал одну из своих историй.

— Учуял я, ребята, медведя. Ну, думаю, теперь ты от меня не уйдешь, не те, говорю сам себе, времена. Видеть его не вижу, но ноздрями чую, что где-то рядом. Ружье изготовил, воздух нюхаю и иду на него. В ногах никакой дрожи. — Парторг Иван Иванович хмыкнул. Колесников сделал серьезное лицо: — Кто сомневается — пусть идет спать, рассказываю не для слабонервных и рассказываю правду, свидетель у меня есть — Санька Бурмейстер. — Он отхлебнул чаю: — Так вот, ребята, чувствую, медведь меня вынюхивает. Я приготовился отбиваться.

Иван Иванович поставил кружку на угольки:

— Обожди, ты вроде говорил, что ты медведя вынюхивал?

Геологи фыркнули в кулаки. Вячеслав Валентинович окинул их презрительным взглядом и стал выкручиваться.

— Действительно, сначала я его вынюхивал, а потом он меня вынюхивать стал. И намерения у него, подлеца, откровенные — сожрать. В голове у меня, понятно, ералаш — Жилин-Костылин. Но и твердая мысль, конечно. Не уйдешь, думаю, от меня хам и невежа, а сам, понятное дело, на дерево поглядываю. Забраться бы мне туда, думаю, я бы тебе, мерзавцу, показал, где раки зиму проводят. Но не успел. Черной горой вырос он передо мной. Уши прижаты, шерсть на загривке поднялась, как трава, и клыки вонючие. Я выстрелил. Чувствую попал. Его откачнуло. Но момент — и он прет снова.

— Обожди, Колесников, когда Додоев с Бурмейстером подскочили, ты же на дереве сидел.

— Правильно, я точку обстрела выбирал.

— Но ружье-то ты оставил на земле.

— А ты, Иван Иванович, видел?

Иван Иванович засмеялся:

— Мне Жухов рассказывал.

— Нашел кого слушать, да Васька — известный в тайге враль! Я на дереве с ножом сидел, а ружье, если хотите знать, для приманки оставил. Думаю, подойдет этот мерзкий хам нюхать, а я с дерева на него прыгну и разделаюсь сразу за все переживания. А он не дурак оказался, ушел от греха подальше.

Эвенк Додоев слушал внимательно и под конец, затянувшись дымом, произнес:

— Молодец, Славка, шибко хорошо рассказывает, лучше даже, чем было.

От хохота геологов вскочила на ноги Линда и гавкнула несколько раз в ночное небо.

К Петьке с Таней подошел Иван Иванович:

— Надо спать, ребятки, на завтра вам задание — обед сварить на пять человек. Остальные будут обедать в тайге у костров. С утра все разойдутся по маршрутам. А обедать придут люди не из нашей геологопартии, а буровики. Сварите для них двойную норму. Они шурфы бьют в граните, выматываются.

— Почему рыжий геолог ни с кем не разговаривает? — спросила Таня.

— Рабочим он у нас числится. Фамилия у него Челпанов. Федя-копеечник. Опять у него что-то потерялось, а требует, чтоб мы оплатили. — Иван Иванович послушал журчанье ручья, вдохнул полной грудью. — Природа, ребятки, здесь красивая. Я всю жизнь в экспедициях, а здесь мне нравится больше всего. По Амуру ходил и думал — лучше края нет, а оказалось, что есть, я еще, ребятки, мечтаю по этим местам на поезде проехаться, по нашей с вами трассе. Знаете ли, приятно будет лететь ночью в вагоне сквозь тайгу и хребты, пролетать через туннели, как через игольное ушко. Только знаете, ребята, чего я побаиваюсь?

Петька с Таней насторожились. Иван Иванович зашептал:

— Я боюсь, что всю славу возьмут себе строители, а нам, геологам, ничего не достанется. А почему? Да потому, что мы люди скромные, а строители, они, брат, бахвалиться любят, а трассу-то мы, геологи, первыми пройдем. И костры первые принадлежат всегда геологам. — Он пожелал приятного сна и, шаркая по-стариковски ногами, ушел.

Таня первая юркнула в палатку. Нащупала мешок, развернула и залезла в него. Петька нашел медное колечко — замка-молнии и застегнул Таню в мешке. Свой мешок Петька положил ближе к выходу, на всякий случай.

Они лежали и смотрели через щель полога в черное небо. Снизу высокие сосны казались мохнатыми мягкими лапами, обсыпанные сверкающими алмазами звезд. От костра доносились звуки гитары и мягкий голос Колесникова.

Под вечер старый обходчик Идет, по рельсам стучит. У стыков стальных он видит двоих, Один он к ним бежит…

Петька с Таней спали, когда к палатке подошел Додоев. Он приподнял полог и втолкнул туда собаку. Потоптавшись на месте, Линда легла у самого выхода. Навострила уши и закрыла глаза.