"Монумент" - читать интересную книгу автора (Грэхем Йан)

Глава десятая

Баллас очнулся от мерзкого запаха. Он узнал болотную вонь гниющей растительности и тут же вспомнил угрей. Снова увидел узкие тела, сплетающиеся перед глазами. Снова ощутил, как острые точно иголки зубы впиваются в щеки, руки, в грудь… Баллас вздрогнул и открыл глаза.

Он лежал на кровати в небольшой комнатке с дощатыми стенами. Потолка не было – над ребрами стропил сразу вздымалась крыша. Баллас понятия не имел, как сюда попал. Впрочем, это было дело десятое. Пьяница с большим стажем, Баллас привык к провалам в памяти. Больше обеспокоило то, что он по-прежнему не мог двигаться. Неужели яд угрей парализует навсегда? И означает ли это, что теперь он калека?

Балласа охватил ужас. Он бешено задергался – и тут понял, что дело вовсе не в яде. Руки были примотаны к бокам толстой веревкой. Ноги крепко связаны в лодыжках и коленях.

Еще одна веревка пересекала грудь, привязывая Балласа к кровати. Он забился в путах, но веревки держали крепко.

Открылась дверь. В комнату шагнул человек лет шестидесяти. Его короткие, неровно обрезанные волосы были цвета соли с перцем. В темной бороде тоже серебрилась седина. Лучики морщин покрывали лицо, но в движениях чувствовалась молодая живость и легкость. Старик коротко глянул на Балласа и отвернулся, чтобы закрыть дверь.

– Ты очнулся, – констатировал он, вновь переводя взгляд на своего гостя.

– Развяжи меня, – сказал Баллас, не утруждая себя долгими предисловиями.

Старик усмехнулся:

– Я думаю, тебя мучает жажда. Ты нахлебался болотной жижи, но это было больше суток назад…

– Слушай, дед, – рявкнул Баллас, – делай как я сказал! Развяжи меня.

Словно не слыша, старик поднес к губам Балласа чашку. Жидкость в ней сладко и необычно пахла, словно сок дюжины разных фруктов. Балласа и впрямь мучила жажда, но он отвернул голову, отказываясь пить. Старик вздохнул и поставил чашку на стол.

– Во-первых, – сказал он, – я связал тебя для твоего же блага. У тебя в жилах больше яда, чем крови. Этот яд парализует жертву – расслабляет определенные мускулы. Конкретно – те, которые полезны для самозащиты и побега: мышцы ног, рук и так далее. Сердце или, скажем, легкие яд не затрагивает: угри в этом болоте предпочитают свежее мясо. Жертва становится беспомощной, но остается живой… Если человеку удается спастись и принять противоядие, выздоровление будет болезненным. Парализованные мышцы сводит сильнейшими судорогами. Тело корчится самым невероятным образом. Можно легко переломать позвоночник или шею. Понимаешь теперь, зачем я тебя связал?

– Но сейчас уже все в порядке?

– Да.

– Так развяжи же меня.

Старик покачал головой.

– Есть еще и «во-вторых». Здесь, на болоте, у меня бывает мало… у меня не бывает гостей. В Кельтримине меня не слишком-то любят. Найдется немало людей, которые обрадуются, узнав о моей смерти. Меня терпят, разумеется: кто еще может поймать таких замечательных вкусных угрей? Это искусство известно немногим. А здешние угри в большом спросе. Кожа идет на разные изделия, мясо, если правильно приготовить, великолепно на вкус. На рынке я продаю лишь малую часть своих угрей, а остальных сдаю купцам. Те перепродают их в Бранхарсте, в Ганбрейте, по всему Друину и получают колоссальную прибыль. Вот почему я до сих пор жив. Только поэтому. И уж конечно, я не могу поселиться в городе. Ты бы смог изо дня в день жить бок о бок с теми, кто презирает тебя и ненавидит? Вот так-то. Я построил себе дом на болоте, и тут угри очень мне помогли. Некоторые натаскивают сторожевых собак, чтобы защитить себя и свое имущество. Ну а у меня есть эти замечательные рыбы… – Старик усмехнулся. – Вот почему люди сюда не суются. А ты меня удивил своим вторжением…

– Ты Люджен Краск?

– Это ни для кого не секрет, – отозвался старик. Баллас сбавил тон.

– Говорят, что ты продаешь запретные тексты. Документы, объявленные Церковью вне закона.

Краск помолчал.

– Неправда, – наконец ответил он.

– Но мне сказали…

– Много лет назад, – перебил Краск с ноткой раздражения в голосе, – я и впрямь продавал эти документы. И не я один. В Друине нас много было таких. Ученые, жадные до «истины». Купцы, которых волновали только деньги. Некоторое время мы благоденствовали. Церковь не знала о наших занятиях. Невежественные и счастливые, мы купались в лучах солнца свободы, и тень святого правосудия нас не тревожила. – Он пожал плечами. – Со временем все переменилось. Церковь стала умнее. Многих из нас арестовали. Церковь конфисковала документы, а мы заплатили страшную цену. Многих казнили Я сам двадцать лет просидел в тюрьме. Двадцать лет я ел черствый хлеб и пил тухлую воду. Двадцать лет я не разговаривал ни с единой живой душой, кроме охранника, приносившего мне еду. Двадцать лет не видел ничего, кроме сырых камней. Краск отвернулся, глянув в окно. – Такие условия заставляют человека пересмотреть свою жизненную философию. В этой камере я усвоил, что знание и деньги ничего не значат. Свобода – вот самая драгоценная вещь на свете. Когда меня выпустили, я поклялся, что никогда больше не стану рисковать свободой.

Он снова перевел взгляд на Балласа.

– Люди в Кельтримине этого не понимают. Я более законопослушен, чем многие из них. И все же они по-прежнему считают меня преступником и богохульником.

– И потому сторонятся тебя?

– Оглянись вокруг, – сказал Краск, словно не слыша Балласа. – Здесь нет никаких запрещенных текстов. Не знаю, какой документ тебе нужен, – да и знать не хочу. В любом случае ты пришел не по адресу.

Баллас покачал головой.

– Мне нужны не документы, а сведения… Кем ты был, Люджен Краск, – ученым или торговцем?

– Гораздо важнее, кто ты такой. Переодетый священный страж? Или, может, это горожане послали тебя искать доказательства того, что я по-прежнему преступник? А?

– Ты ошибаешься, – сказал Баллас. – Я не страж и не провокатор. Продавец виски рассказал мне, где ты живешь, но не взял на себя труд предупредить насчет угрей. Мое нынешнее состояние, – он покосился на следы укусов, – его вина.

Краск вздохнул и снова взял чашку.

– Выпей, – сказал он. – Лекарство выгонит из твоей крови остатки яда. И утолит жажду.

На сей раз Баллас не стал отказываться. Жидкость была сладкой на вкус и приятно освежала.

– Наступает ночь, – сказал Краск, направляясь к двери. – Мне нужно поставить ловушки.

– А меня ты так и оставишь здесь связанным?

– Да. Я тебе не доверяю. Утром я пошлю за стражей. Они уведут тебя отсюда и разберутся, кто ты таков.

– Отпусти меня, – сказал Баллас, взволновавшись при упоминании стражи. – Я уберусь отсюда и не буду больше тебе досаждать.

– Неужели? – Краск скептически покачал головой. – Ты пришел сюда с определенными целями. Думаешь, я поверю, что ты просто развернешься и уйдешь?

– Допустим, я расскажу тебе правду, – сказал Баллас. – Могу я надеяться, что в этом случае мы договоримся?

Краск помолчал. В его глазах появился проблеск любопытства. Он задумчиво потер ладонью щеку и проговорил:

– Что ж… Возможно.

– Я хочу узнать о Белтирране.

– Земля за горами, – пробормотал Краск. – Почему она тебя интересует?

– Не важно, – отрезал Баллас. – Но Белтирран – он существует?

– Несомненно, по ту сторону Гарсбракских гор что-то есть. Но что именно? Этого никто не знает.

– Некоторые из запрещенных текстов касались Белтиррана. Так?

– Верно, – кивнул Краск. – Таких было немало. Но что из них правда, а что ложь? Многие документы, самого разного содержания, были подделками. Фальсификациями, сделанными исключительно для обогащения нечистых на руку торговцев. Если те не могли достать настоящих документов на продажу, то стряпали фальшивки. Они циркулировали по всему Друину. – Краск грустно улыбнулся. – Когда за мной пришли, у меня на руках были только подделки. Думаю, это и спасло мне жизнь. Если б у меня нашли подлинники – отправили бы на виселицу.

– Неужели никто никогда не переходил Гарсбраки?

– Некоторые люди уверяли, что перебирались через горы. – Краск пожал плечами. – Однако таким сведениям сложно доверять. Они противоречат друг другу, и нет ни одного убедительного доказательства подлинности того или иного документа. Я видел карты с обозначенными тропами в горах, но люди, которые решались ими воспользоваться, не возвращались… Что, как я думаю, может означать в равной степени и успех, и гибель…

Баллас нервно облизнул губы.

– И где я могу найти эти карты?

– Большая часть, должно быть, в руках церковников – или же просто уничтожены. Несколько штук, возможно, все еще раскидано по Друину. Но я не знаю, где их искать. – Краск открыл дверь. – А теперь я наконец-то пойду и займусь ловушками.

– Ты обещал, что освободишь меня…

– Я сказал: «возможно». – Краск невозмутимо посмотрел на Балласа. – Ты ищешь запретного знания. Это серьезное преступление. Было бы неразумно позволять такому человеку свободно разгуливать по моему дому.

И старик вышел, прикрыв за собой дверь.

Люджен Краск вошел в соседнюю комнату. Здесь было тепло, В железной жаровне горели угли, согревая воздух. Подле жаровни сидела девушка. Когда вошел Краск, она завязывала свои рыжие волосы в хвост на затылке. Услышав, как открывается дверь, девушка подняла голову. У нее было бледное худое лицо с тонкими чертами, высокие скулы и красиво очерченные губы. Она внимательно смотрела на Краска; в ореховых глазах отражался свет горящих углей.

– Ты подслушивала, – заявил Краск с порога.

– Конечно, папа. – Девушка улыбнулась. – Я имею право знать. В конце концов, это ведь я его спасла.

Краск укоризненно посмотрел на нее.

– Почему ты ему не поможешь? – спросила девушка.

– Он скрывается от властей, – отозвался Краск, беря со спинки стула кожаный плащ. – Когда я помянул стражу, он встревожился. В его глазах был страх.

– Ну и что, – отозвалась девушка, скрестив руки на груди – Наши стражи таковы, что даже самому порядочному человеку в пору опасаться. Только взгляни на Джаспара Греттина. Пьяница, мот, грубиян и взяточник.

– Это уж точно, – буркнул Краск. – Сомневаюсь, что он уберет отсюда нашего гостюшку, если не дать ему на лапу. Надеюсь, сегодня будет хороший улов. Заплатим ему угрями. Поднимайся, Эреш, пора.

Встав на ноги, девушка взяла плащ, и они вышли на улицу.

Эреш и Краск шли через болото. В руке девушка несла фонарь. Тусклый желтоватый свет освещал не больше ярда окружающего пространства, затем его поглощал туман. Однако и отец, и дочь хорошо знали болото. В дневном свете каждый клочок растительности, любой куст камыша и травы были знакомыми, а по ночам они узнавали дорогу по малейшим, едва приметным кочкам, корням и участкам твердой почвы. Болото было их домом.

Эреш шла следом за отцом, глядя на его сутуловатую спину. С плеча Краска свисала сеть, под мышкой он держал небольшой кожаный мешок. Уверенным шагом старик направлялся к дальнему краю болота, где находились руины. Давным-давно древнее здание ушло в вязкую почву, однако отдельные фрагменты постройки до сих пор выглядывали на поверхность. Здесь-то Краск и добывал угрей.

Они остановились возле глубокого желоба из белого камня. Эреш полагала, что некогда это был какой-то дренажный отвод. Он выходил из стены и тянулся по земле, заканчиваясь в болоте. Краск передал Эреш сеть и утопил свой мешок в желобе. На поверхность всплыл пук коровьих кишок. Краск брезгливо поморщился и отступил назад. Теперь оставалось только ждать.

Через некоторое время послышался далекий плеск и сухой шорох камышей – словно их всколыхнул неведомо откуда взявшийся порыв ветра. Мало-помалу шум приближался. В лунном свете было видно, как шевелятся тростники. Легкая рябь пробежала по поверхности воды.

– Приближаются, – сказала Эреш.

– Слышу, – негромко отозвался Краск.

Угри заплыли в желоб и накинулись на угощение. Там и тут в воде скользили гибкие сильные тела; плоские головы то и дело выныривали на поверхность, отрывая куски мяса острыми как иглы зубами. Краск и Эреш опустили сеть в желоб – в том месте, где он уходил в болото, – и привязали углы к вбитым в землю колышкам. Угри оказались в ловушке.

Через несколько секунд с коровьими кишками было покончено. Угри отправились в обратный путь – и обнаружили, что дорога назад перекрыта. Они потыкались в сеть и принялись бессмысленно плавать взад-вперед по желобу.

К рассвету они умрут. Угри, обитатели теплых вод, выживали в климате Друина, только держась в середине болота, где воду согревал подземный источник. В поисках добычи они выплывали в холодную воду, но, насытившись, быстро возвращались назад. Теперь же, запертые в желобе с ледяной водой, угри были обречены. С первым утренним светом Эреш вернется сюда и соберет их. Только так можно было ловить этих ядовитых и очень опасных тварей.

Обитатели Кельтримина недоумевали, каким образом Краску удается добывать угрей. Некоторые полагали, что ему помогают знания, взятые из запрещенных текстов. Или магические ритуалы Востока. Или – возможно – специальное убивающее угрей заклинание дикарей из тропиков… Эреш улыбнулась. Что бы они сказали, если б знали о простой уловке с холодной водой и сетью, выдуманной отцом?..

– Идем, – сказал Краск, тронув ее за плечо. – Холодно, и я устал.

– Этот чужак не причинит нам вреда? – спросила Эреш на обратном пути.

– Каким бы образом?

– Ты связал его, – сказала Эреш, – ему неудобно, и он наверняка зол. Что, если…

– Он и пальцем не шевельнет, – отозвался Краск, – я напоил его настоем гальборы и фалчарона…

– Снотворное?

– Я сказал, что это пойдет на пользу. Очистит кровь от яда. – Краск чуть улыбнулся. – Не такая уж страшная ложь, девочка. Ему оно, может, на пользу и не пойдет, а вот нам – наверняка. Наш гость будет спать как младенец и не сделает нам ничего дурного.

– А утром? Он ведь поймет, что это было снотворное. У него заболит голова. Может, даже начнется озноб.

– Ну что ж с того? Утром, когда он проснется, это будет забота стражи. Пусть Греттин сам с ним разбирается.

День начался для Джаспара Греттина просто отвратно. На заре его разбудил стрекот сорок. Они устроились под окном и трещали так громко, что несчастная голова Греттина – и без того гудящая после вчерашнего – едва не разлеталась на куски. Продрав глаза, начальник стражи обнаружил, что лежит на полу в собственной гостиной.

Он застонал. Это был громкий, жалостный звук, исполненный неподдельной муки.

Существует несколько степеней опьянения, и определять их тоже можно по-разному. Один считает себя пьяным, когда начинает заплетаться язык, а ноги отказываются идти прямо. Другой прикидывает степень опьянения из расчета количества драк, которые он затеял, и женщин, которых пытался затащить в постель. По опыту Греттина, самый надежный из способов был куда проще. Трезвый человек – пусть даже чуть-чуть подвыпивший – всегда найдет дорогу в свою кровать. Человек пьяный – то есть действительно вусмерть нажравшийся – засыпает там, где упал. И совершенно не важно, где именно. На дороге ли, в канаве ли, посередь ли пшеничного поля. Если ты и впрямь наклюкался, это уже не имеет ровным счетом никакого значения.

Прошедшей ночью Греттин действительно наклюкался.

А еще он играл. Большая ошибка для пьяного – которую пьяные постоянно совершают…

Усилием воли Греттин заставил себя сесть и сфокусировал взгляд на столе, стоявшем возле камина. На нем лежали игральные кости. Греттин снова застонал, вспомнив масштабы проигрыша. Вчера, выкушав несколько кувшинов эля, он приобрел необычайную уверенность в себе. Сегодня Госпожа Удача на его стороне – так он решил и потому поставил месячное жалованье на один бросок кости. Проиграв, Греттин сказал себе, что произошла ошибка. Должно быть, Госпожа Удача просто моргнула не вовремя. Так что на следующий кон он поставил свой командирский кинжал с рубинами в рукояти – знак его чина, пожалованный Греттину Церковью. Десять лет кинжал украшал его пояс. Он да красные нашивки на рукаве символизировали единственное настоящее достижение в жизни Греттина. Он всегда носил кинжал в ножнах на бедре, без устали полировал и протирал лезвие. Когда на кинжал падал свет, сталь ярко блестела, и рубины переливались всеми оттенками алого.

Кинжал был его гордостью и знаком его положения. Пусть он жил в Кельтримине – захудалом городишке, населенном идиотами, зато он был начальником стражи. Человеком, облеченным властью и влиянием. Каждый горожанин, до последнего нищего, знал Греттина в лицо. Мало кто его уважал – но все боялись. И Греттина это вполне устраивало.

Однако за игровым столом все люди равны. Удача не станет благоволить к тебе более, чем к другим, потому лишь, что ты – начальник стражи. Греттин проиграл свое жалованье. И кинжал.

Пока Греттин умывался и надевал украшенную изображением Скаррендестина накидку, он не переставал сокрушаться. День, начавшийся столь печальным образом, сулил одни неприятности. Однако тут Греттин ошибся. Перед входом в караульное помещение его ожидал бывший заключенный, а ныне ловец угрей Люджен Краск, обитающий в домике на болоте. Он принес невероятные новости. Новости, которым Греттин, видевший мир в черном цвете, едва смел поверить.

В доме у Краска находился плененный чужак. Опасаясь, что человек может оказаться опасным преступником, Краск просил, чтобы стража забрала непьющего гостя. Взамен Краск обещал Греттину мзду: корзину угрей. Само по себе это обнадеживало: угрей можно было продать за приличную сумму. Ее должно хватить, чтобы расплатиться с долгами и даже – что более важно – выкупить драгоценный кинжал с рубиновой рукоятью… Но когда Краск описал пришельца, тут уж сердце начальника стражи застучало как бешеное. «Очень высокий, – говорил старик, – широкоплечий, уродливой наружности. Лицо и тело покрыты шрамами – старыми и свежими. Да еще – акцент какого-то из сельских уголков Друина. Герншир, – предположил Краск, – или Хатфол».

Хатфол…

Несколько дней назад Греттин – как и любой другой начальник стражи – получил срочное распоряжение Благих Магистров. Разыскивался опасный преступник, которого в случае обнаружения следовало уничтожить на месте. Не оглашалось, какие преступления он совершил, однако, судя по всему, они были очень и очень серьезны. Гонец, прискакавший на взмыленной лошади, сообщил Греттину сведения, которые летели сейчас по всему Друину, передаваясь самыми быстрыми способами. Почтовые голуби, лучшие наездники-курьеры и даже семафорные и гелиографические башни – которые использовались только в случае важнейших государственных необходимостей – несли новости в самые отдаленные уголки страны. Беглеца звали Анхага Баллас. И его описание полностью совпадало с приметами, названными Людженом Краском.

Мрачное настроение Греттина рассеялось как дым. Преступник не только находился в доме Краска – он был связан и одурманен наркотиком. Краск дал ему сильное успокоительное средство, и сейчас Анхага Баллас спал как младенец.

Кликнув четверых своих лучших людей, Греттин велел Краску вести его к дому.

Вскоре начальник стражи уже пробирался через болото. Штаны его были заляпаны вязкой жижей, а рубаха, несмотря на утренний морозец, промокла от пота. Греттина окружала темная вода, гниющие растения, туман… и угри. Он не видел ни одной твари, но ощущал их присутствие совсем рядом, под самой поверхностью воды. Греттину казалось, что угри смотрят на него. Болото было их царством, их вселенной, а он – чужаком, незваным гостем. Ему стало страшно. До сих пор Греттин видел тварей лишь снулыми, на рыночном прилавке Краска. А здесь они кишели тысячами – живые, сильные и кровожадные…

– Краск, – сказал Греттин, – ты уверен, что нам ничто не грозит?

– Разумеется, – невозмутимо отозвался старик, шедший в нескольких шагах впереди. – Ступайте по моим следам, и все будет в порядке.

Греттин покосился на остальных стражей. Им тоже явно было не по себе. Командир сплюнул в воду.

– Краск, – сказал он. – Что за отвратное местечко! И как ты можешь здесь жить?

– А разве у меня есть выбор? – ответил Краск. – Нет. И тебе о том отлично известно. – Остановившись, он указал на темные кочки, торчащие из болота. – Идите по ним. Не наступайте в воду.

– Почему?

– Потому что иначе вы умрете. – Краск усмехнулся. – Здесь живут самые ядовитые угри. Единственный укус парализует человека. Пришелец, которого вы собираетесь забрать из моего дома, пренебрег кочками. Он дорого за это заплатил.

Начальник стражи вступил на тонкую стежку, составленную темными бугорками. Он двигался во всей возможной осторожностью, раскинув руки в стороны, точно канатоходец. Греттин смотрел только себе под ноги и все же краем глаза заметил под водой темную извилистую тень. Угорь? Или просто ветка, гниющая в болоте? Греттин нервно сглотнул.

– Краск, – сказал он, – те угри, которых ты собираешься мне отдать… Их много?

– Полная корзина, как я и обещал, – отозвался Краск, осторожно пробираясь по кочкам. – Достаточно, чтобы получить полную пригоршню золота – если продать их за настоящие деньги.

Греттин фыркнул.

– Уж я продам.

Кочки закончились. Краск прошел еще с четверть мили по болоту и остановился подле домика – крепкого деревянного строения, поднятого на сваях высоко над водой. Краск остановился возле лестницы и вынул нож. Этот жест ошеломил Греттина: старик завлек их в какую-то ловушку? Он машинально потянулся к своему драгоценному кинжалу… однако ножны были пусты. Греттин выругался. Краск издал невеселый смешок.

– Успокойся, господин начальник стражи, – сказал он с ехидцей в голосе. – Я собираюсь не убить вас, а почистить. – Он провел лезвием по голенищу Греттина. Глянув вниз, начальник стражи увидел пиявок – не меньше дюжины на каждом сапоге. Он снова выругался.

Нагнувшись, Краск принялся счищать пиявок со своих башмаков. Греттин взял кинжал одного из стражников и последовал его примеру. Он вздрагивал от омерзения каждый раз, как нож рассекал черное мягкое тело пиявки. По сапогам текли капельки крови.

Наконец неприятное дело было кончено, и Люджен Краск провел стражей в дом. Старик кивнул на закрытую дверь комнаты и прошептал:

– Он там.

Повинуясь жесту начальника, стражи вытащили кинжалы. Это удивило Краска.

– Зачем? – спросил он.

Краск не знал об указе Магистров. Он и понятия не имел, что чужак в его доме – самый опасный преступник в Друине. Греттин не собирался его просвещать. У него в голове зрел собственный план.

– Краск, я начальник стражи, а ты – ловец угрей, – сказал Греттин. – Я не учу тебя их добывать, а ты не лезь в мое дело.

– Но это мой дом. Я не желаю, чтобы вы устраивали здесь кровопролитие.

– Твои желания – буркнул Греттин, – меня не волнуют. – Повернув ручку, он шагнул в комнату.

Человек лежал на узкой кровати. Он был в точности таким, как описал Краск: высоким, широкоплечим и уродливым. Синяки покрывали его лицо – и все же черты можно было опознать. Тяжелая квадратная челюсть, сломанный нос, густые брови и широкий лоб. Все как в сообщении Магистров.

Один из стражей шепнул:

– Это он. Греттин кивнул.

– Краск, – сказал он, оборачиваясь к хозяину. – Никому в Друине не нравится, когда его будит стража. Твой гость может устроить бучу. Я не сказал бы, что сильно тебя люблю, но мой долг – сделать так, чтобы ты не пострадал. Поэтому тебе лучше убраться отсюда и оставить нас с ним наедине.

– Он уже крепко связан, – сказал Краск. – Что он может сделать?

Греттин не ответил. Он в упор смотрел на Краска. Тот развел руками и вышел из комнаты.

– Нам повезло, командир, – сказал один из стражей. – За этого малого мы получим награду. Магистры не останутся в долгу.

– Тс-с, – прошипел Греттин, – говори тише. Мы же не хотим разбудить нашего пленника, верно? – Он покосился на дверь, желая убедиться, что она плотно закрыта. – Вдобавок есть вещи, которые не предназначены для лишних ушей. Например, для Краска…

– То есть? – спросил страж. Греттин оглядел своих людей.

– Когда мы сдадим пленника Магистрам, нас вознаградят. Возможно, это будет неплохая сумма… Но почему не получить еще больше?

Стражники навострили уши.

– Что мы скажем Магистрам? Правду? Ха! То, что мы делаем, не очень-то смахивает на подвиг. Старик поймал преступника, связал, опоил – а мы просто притащили его с болота и заперли в каталажку? – Греттин покачал головой. – Не годится. История, мягко говоря, не очень. Нужно придумать что-нибудь получше.

– Например? – спросил страж.

– Очень просто, – отозвался Греттин. – Скажем, что мы сами его захватили. И это была непростая задача. Много дней мы выслеживали его на вересковье. Погода была омерзительной, а наш беглец – хитрым и ловким. Однако в конце концов мы его изловили. Разумеется, он отчаянно сопротивлялся. Дрался как безумный…

– Он потер руки. – Благие Магистры оценят наши усилия. Мы получим гораздо больше денег – а то и повышение. Может даже, нас переведут в другой город. Я ненавижу Кельтримин. Это самая захудалая дыра во всем Друине.

– Со всем уважением, командир, – сказал страж, – но вы кое о чем забыли. Люджен Краск знает правду. Что, если он…

– А Люджен Краск, – спокойно сказал Греттин, – будет мертв.

Стражи переглянулись.

– Как только он выведет нас из болота, мы убьем его и скормим угрям.

– А дочь?

– Туда же. – Греттин пожал плечами. – Люди подумают, что они сидят у себя на болоте. Никто их не хватится еще очень-очень долго. А когда тела начнут искать… что ж, после того, как над ними поработают угри, и тел-то не останется – одни кости. Никто ничего не докажет. А теперь, – он кивнул на Балласа, – задело.

И Греттин двинулся к кровати.

Пробуждение было не из приятных. Град ударов и тычков обрушился на Балласа. Открыв глаза, он увидел над собой человека с нашивками начальника стражи, заносящего кулак для очередной зуботычины. Тонкие губы стража расплылись в злорадной ухмылке. Двинув Балласа по лицу, он сделал знак своим подчиненным, и общими усилиями пленника стащили с кровати. Тот тяжело шлепнулся на пол. Отступив на шаг, начальник стражи ударил его ногой под ребра, потом в живот. Связанный по рукам и ногам Баллас не мог сопротивляться. Он свернулся клубком и лишь принимал удары.

Наконец избиение прекратилось.

– Нет лучшего лекарства от похмелья, – сказал командир, – чем небольшая порция жестокости с утречка. Рыбьи кишки, собачья шерсть – все это чушь, а не лекарство. А вот пара хороших зуботычин и пинков освежают как нельзя лучше. – Он пихнул Балласа сапогом в бок. – Поднимайся, Анхага Баллас.

Приподняв голову, тот взглянул на стража.

– Давай! – рявкнул начальник. – Вставай.

– Я не Анхага Баллас, – сказал Баллас, сплевывая кровь. – Вы ошиблись.

– Да ну? – Командир ухмыльнулся. – Все стражи в Друине знают о тебе и получили твое описание. На свое несчастье, ты очень приметен. Тебя проще опознать, чем моржа среди кур. – Он сделал знак двум стражам. Те ухватили Балласа под локти и вздернули на ноги. Третий присел на корточки и развязал ему ноги.

Несколько секунд Баллас стоял прямо. Потом комната поплыла перед глазами, и если бы стражи не держали его, он рухнул бы на пол. Баллас застонал, к горлу подступила тошнота; его вырвало желчью. Это не было следствием избиения. Баллас вспотел, хотя было нежарко. Глаза нестерпимо щипало, ресницы намокли от слез. Утренний свет, пробивающийся сквозь занавески, казался нестерпимо ярким.

Он обвис в руках стражей. Начальник пренебрежительно скривился.

– Для опасного преступника ты что-то слишком нежен, – сказал он. – Даже такие ерундовые побои не можешь выдержать, слизняк. Мы и били-то тебя несильно. Так, для острастки.

– Меня… тошнит, – прохрипел Баллас. – Меня отравили. Старик напоил меня какой-то дрянью…

– Угу. Снотворным… – задумчиво сказал командир. – Он боялся тебя, Анхага Баллас. И решил, что будет разумнее принять меры. – Он прищурился. – Странное дело. Тебя ищут, как никакого другого преступника в Друине. А я не могу представить, что ты такое совершил. Ты не похож на фальшивомонетчика или жулика. И, кажется, не слишком большого ума для того, чтобы колдовать… Скажи: что ты сделал?

Баллас не ответил.

– Ладно, брось. Не время скромничать. Что за кошмарное преступление на твоей совести? Не каждый день Благие Магистры поднимают такой шум.

Баллас молчал. Командир смерил его долгим взглядом. Потом вздохнул и пожал плечами.

– Ладно, как знаешь. Думаю, мне расскажут, когда я сдам тебя Магистрам.

Баллас моргнул.

– Вы не собираетесь меня убивать?

– Если ты нас к тому не вынудишь, – отозвался командир. – Магистры приказали уничтожить тебя на месте и отослать голову в Эскларион Сакрос. Но я думаю, они будут рады получить тебя живьем. Сдается мне, они знают много способов наказать человека сообразно его преступлениям – весьма болезненным образом – и с удовольствием применят к тебе всяческие репрессалии. – Он ухмыльнулся. – Взамен я получу хорошее вознаграждение. Когда я проснулся ныне утром, мне виделись только темные тучи. Теперь же ярко сияет солнце. Удивительно, как переменчива фортуна… – Командир перевел взгляд на стражей. – Ну, берите его. Пошли.

Они выволокли Балласа в соседнюю комнату. Здесь ожидал Люджен Краск, а вместе с ним – рыжеволосая девушка. Дочь Краска, понял Баллас. Раньше он не видел ее – только слышал голос, долетавший из-за деревянной стены домика. Из комнаты дверь вела на улицу. Балласа вытолкали наружу и сволокли по лесенке. Перед домом расстилалось царство камышей, тумана и темной воды. Баллас увидел это в единый миг – а потом дневной свет ударил в глаза, и голова словно взорвалась изнутри. Сморщившись, он зажмурился и услышал рядом голос командира:

– Краск, у твоего снотворного просто великолепные побочные эффекты. Глянь на него: слаб как котенок.

– К вечеру все пройдет, – отвечал Краск.

– А до того?

– Он будет чувствовать себя больным, – сказал Краск. – Как при лихорадке.

Баллас глянул сквозь полуопущенные ресницы. Свет пронзал мозг словно раскаленная игла. Хотелось снова закрыть глаза, однако он сопротивлялся этому желанию. Сейчас нельзя быть слепым. Если придется бежать, он должен ориентироваться в ситуации и на местности. Баллас оглядел болото, изыскивая способы для побега, но ничего путного не обнаружил.

Дальше стало хуже. Командир стражи вынул из сумки длинную цепь с петлей из звеньев на одном конце и накинул на Балласа.

– Отличная вещь, – сказал он. – Называется «душитель». Такие штуки усмиряют самых норовистых. Неприятно, спорить не буду. Зато как действенно!

Он дернул цепь, и петля затянулась вокруг шеи. Острые тяжелые звенья впились в кожу и кадык, все глубже врезаясь в плоть. Баллас закашлялся, у него потемнело в глазах. Мгновенно закружилась голова, колени подломились. Командир, явно довольный эффектом, сильнее натянул цепь. Опрокинувшись на бок, Баллас схватил цепь возле петли, не давая ей затянуться еще туже.

– Опусти! – рявкнул командир. Баллас поудобнее перехватил цепь.

Зарычав от ярости, командир ударил его сапогом в лицо. Баллас упал навзничь и невольно взглянул на небо. Сквозь туманную дымку пробивалось солнце – и снова свет раскаленным копьем пронзил мозг. Баллас застонал и закрыл глаза, не в силах терпеть эту пытку. Цепь врезалась в горло. Его затрясло от боли и холода. Только сейчас Баллас понял, что он почти обнажен. Кроме штанов, на нем не осталось ничего из одежды. Краск, должно быть, снял с него мокрое, когда приволок в дом. Теперь он лежал почти голый на мерзлой земле. От холода заломило кости. Баллас осторожно приоткрыл глаза.

– Дайте мне что-нибудь надеть, – выдавил он. Командир рассмеялся.

– Прохладно? Что тебе надо? Теплый шерстяной плащ, а? Может, еще перчатки и шарфик? Это привилегия законопослушных граждан. Думаешь, когда тебя доставят к Магистрам, они обеспечат тебе все удобства? – Он сплюнул на землю. – Осмелюсь сказать, там тебе будет хуже, чем здесь. Теперешнее состояние покажется райским блаженством.

– Я замерзну до смерти, – буркнул Баллас. Он заметил, что болотную воду покрывает тонкая корочка льда. Головки камышей поблескивали от инея. – Ты же собираешься доставить меня к Магистрам живым. Если будешь продолжать в том же духе, дело не выгорит.

– Поднимайся на ноги, – рявкнул командир, – и двигайся. Если не знаешь, толстяк: физические упражнения согревают.

Он слегка дернул цепь. Петля затянулась. Баллас захрипел и забился, пытаясь встать на ноги. Его затрясло пуще прежнего.

– Постойте. – Дочь Краска опустила на землю корзину с угрями, которую держала в руках. Девушка исчезла в доме и вскоре вернулась, неся плотный серый плащ. Она накинула его на плечи Балласа, попытавшись замкнуть застежку на шее. – Не все люди такие варвары, как вы, – сказала она, смерив командира презрительным взглядом.

– Твоя дочка знает, что такое добродетель сострадания, как я погляжу, – хмыкнул командир, покосившись на Краска. – Какая жалость, что она заодно не выучилась разборчивости. Оставь милосердие для тех, кто его заслуживает, детка. И для тех, у кого впереди долгая жизнь.

– Расслабь мышцы… расслабь их, – сказала девушка, понизив голос. – И двигайся. Это поможет…

Ее слова показались Балласу странными. Казалось, девушка вкладывала в них нечто большее, чем просто заботу о страдающем человеке. Какой-то намек… Баллас обернулся к ней. В глазах девушки ему почудилось напряжение. Даже страх…

– Тогда тебе будет теплее, – сказала она громко и чуть прикоснулась к его пояснице. Мимолетное движение… Имело ли оно скрытый смысл? Или то был просто жест ободрения для обреченного человека?..

Девушка отошла и подняла свою корзину. Командир фыркнул.

– Как трогательно. А теперь пора идти. – Он обвел взглядом унылый пейзаж. – Меня уже тошнит от этого болота.

Они направились к югу, в сторону Кельтримина. Люджен Краск вел. За ним шагал командир, таща Балласа на цепи. Следом – дочь Краска. Трое стражей замыкали процессию. Все молчали. Слышались только хлюпающие шаги и треск льда – да еще командир тихо и фальшиво насвистывал, будто тишина его тяготит.

Краск ступил на стежку, составленную из широких плоских кочек, чуть выступающих из воды. Оглядевшись вокруг, Баллас начал смутно узнавать местность. Здесь на него напали угри. Будь он чуть внимательнее, заметил бы кочки, выводящие к дому Краска. Ступая по ним, он оставался бы вне досягаемости для угрей. И тогда его не отравили бы. Краск не смог бы его связать. И сейчас он бы не был пленником стражей. Баллас тихонько выругался.

Они вступили на кочки. Командир уставился себе под ноги, не поднимая взгляда. Стражи последовали его примеру. Краск смотрел вперед, однако шел медленно и предельно осторожно, поскольку кочки были скользкими от инея. А его дочь…

Она внезапно остановилась.

– Мне нужно отдохнуть, – заявила она, опустив корзинку. Командир резко обернулся.

– Что?

– Я устала, – отозвалась девушка. – Я не могу идти дальше. Корзина тяжелая, у меня руки болят.

– Не дури. – Командир угрожающе выкатил глаза. – Отдохнешь попозже, когда мы… Когда выберемся из болота.

– Греттин, – сказала она, – я не капризничаю. Я действительно не могу идти дальше. Дай мне несколько минут.

Командир обернулся к одному из своих людей.

– Помоги барышне.

– Что? – озадаченно переспросил страж.

– Понеси ее корзину.

– Она воняет, – буркнул страж. – Я потом до вечера не отмоюсь от этих дохлых угрей.

Тем не менее он направился к девушке. Когда страж приблизился, она наклонилась и запустила руку в корзину, а миг спустя – резко выпрямилась, сжимая широкий разделочный нож. Страж замер от неожиданности – и отшатнулся, когда острое лезвие ударило его под нижнюю челюсть. Потеряв равновесие, он свалился с кочки и рухнул в болото. Лед легко разломился под его весом; вода мгновенно окрасилась кровью.

Баллас не мог понять, почему дочь Краска напала на стража. Одно было совершенно ясно: надо действовать быстро. Кинувшись к командиру, он ударил его коленом в живот. Тот, охнув, согнулся пополам, и Баллас впечатал колено ему в лицо. Командир выгнулся назад и полетел в воду. Впрочем, даже упав, он не выпустил цепи. Петля затягивалась все туже. Задыхаясь, Баллас чувствовал, как его тянет в болото. Он упал на лед, проломив его. Вокруг забурлила ледяная вода. Что-то склизкое коснулось щеки.

Угорь.

Вскочив на ноги, Баллас схватился за цепь, выдрал ее из хватки командира и с облегчением распустил петлю на шее. Потом быстро оценил диспозицию. Раненый страж и командир барахтались в воде. Люджен Краск остолбенело оглядывался по сторонам. Три оставшихся стражника стояли столбами, видимо, не очень-то понимая, что делать дальше. Это продолжалось мгновение – но время словно застыло, и над болотом висела оглушающая тишина.

Потом все разом задвигались. Дочь Краска поудобнее перехватила нож и всадила его в живот ближайшего стража. Тот охнул и распластался на кочке. Второй страж выхватил меч и кинулся на девушку, но Баллас метнул в него цепь. Ее конец обмотался вокруг запястья стража. Баллас дернул, резким рывком свалив мечника с ног. Когда страж упал, Баллас подскочил к нему и ударил ногой в кадык. Ухватив меч, он с разворота ударил третьего стража и рассек ему горло. Кровь фонтаном хлынула на рубашку. Глаза стража округлились, и он свалился в камыши.

Раздался отчаянный крик. Баллас резко обернулся и увидел стража, раненного дочерью Краска. Вода вокруг него кипела и бурлила; вздымалась грязная пена. Тело стража содрогалось, точно в припадке. Он силился встать, но что-то не пускало его. В бурлящей воде Баллас увидел угрей – толстые темные тела, глянцевые спины, крошечные глазки навыкате. И зубы, сверкающие как иглы…

Стражник исчез под водой. Командир завопил и попытался вскарабкаться на кочку, но руки соскальзывали с ее гладкой влажной поверхности. Он повернулся и побежал по воде, высоко вскидывая ноги. Отыскав поросший травой клочок топкой земли, командир вспрыгнул на него и с опаской посмотрел на Балласа.

Тот размахнулся и швырнул меч в командира. Клинок шлепнулся в нескольких ярдах от островка. Баллас грязно выругался и огляделся по сторонам в поисках еще какого-нибудь оружия, однако оно не потребовалось. Покачиваясь, точно пьяный, командир медленно оседал на землю. По кочкам Баллас дошел до островка. Командир лежал на боку, глаза его выкатились из орбит, он тяжело и хрипло дышал. Сквозь прореху в штанах виднелись черные следы маленьких зубов. Баллас смерил начальника стражи задумчивым взглядом.

– Тебе надо было убить меня сразу, – процедил он и, взяв командира за шиворот, поволок к воде. Тот, казалось, порывался что-то сказать: губы его шевелились, из горла вырывались хриплые звуки. Однако Балласу было недосуг разбирать слова. Он спихнул начальника стражи в болото. Спустя несколько секунд вода забурлила, вокруг засуетились толстые гладкие тела. Баллас одарил командира прощальным взглядом и вернулся к Краску и его дочери.

Люджен Краск пребывал в ярости.

– Великие Пилигримы! – восклицал он, глядя на мертвых стражей. – О Четверо! У меня просто нет слов. – Он всем телом развернулся к дочери. – Что ты наделала, глупая девка?!

– Они собирались убить нас, – ответила она. – Когда я утром возвращалась с угрями, они шушукались в спальне. Греттин хотел сказать Магистрам, что они сами поймали преступника и это целиком их заслуга. Но испугался, что мы опровергнем эту байку…

Люджен Краск жалобно прижал руки к груди.

– Почему это случилось со мной? С нами? Чем мы такое заслужили…

– Развяжи меня, – перебил Баллас, протягивая ему руки. Краск заморгал.

– Давай! – рявкнул Баллас. – Развяжи меня.

– Но ты… ты преступник, – промямлил Краск. – Я не могу…

– Теперь мы все преступники, – сердито буркнул Баллас. – Мы с твоей дочерью убили стражей. А ты стоял рядом и ничего не сделал, чтобы помешать нам. Это тоже преступление, старик.

Краск не двинулся с места. Девушка нагнулась и выдернула свой нож из живота стража. Подойдя к Балласу, она принялась перепиливать его путы.

– Что ты творишь? – крикнул Краск, хватая ее за руку.

– А ты не слышал, что он сказал? Мы все теперь преступники.

– Я знаю свое преступление, – сказал Краск, оттаскивая дочь от Балласа. – И знаю твое. Но он? Он был преступником еще до того, как заявился к нам. Мы понятия не имеем, что он совершил. Думаю, нечто ужасное. Иначе бы…

Нож успел наполовину разрезать веревки. Теперь, как следует дернув руками, Баллас разорвал путы. От резкого движения у него снова закружилась голова. Волна тошноты подступила к горлу. На миг показалось, что он сейчас упадет. Баллас пошатнулся и с большим трудом восстановил равновесие.

Тяжело дыша, он сказал:

– Краск, ты же сам видел, как просто… как быстро везение может изменить человеку. Как удача может отвернуться. Вот так она отвернулась и от меня, заставила стать преступником. И теперь, что бы я ни сделал, все только усугубляет вину. Я не виноват в том, что случилось. Это было просто несчастное стечение обстоятельств. А теперь… – Баллас обвел взглядом болото. – Теперь нам нельзя здесь оставаться.

– Нам? – Краск возмущенно уставился на него.

– Стражи в Кельтримине скоро хватятся своего начальника. И первым делом они заявятся сюда.

– Ничего подобного, – твердо сказал Краск. – Если Греттин собирался, как сказала Эреш… притвориться, что не я тебя поймал, – значит они никому не сказали, куда идут.

– Краск, не забывай, кто ты таков. Старик нахмурился.

– В каком смысле?

– Ты продавал запрещенные тексты. Ты был преступником. В Кельтримине тебе не доверяют. – Баллас перевел дыхание – Когда стражи поймут, что командир пропал, они придут к тебе. У тебя есть выбор: дождаться их или бежать.

Краск беззвучно пошевелил губами.

– А это означает, – сказал Баллас, – что на самом-то деле выбора у тебя нет.

Они вернулись в дом, оставив за спиной обглоданные угрями тела стражей и командира. На пороге Эреш все тем же разделочным ножом счистила пиявок со своих башмаков и передала его отцу. Краск повторил процедуру, скидывая паразитов в болото, затем протянул нож Балласу. Тот взял его – и в глазах старика промелькнуло сомнение. Однако было поздно. Нагнувшись, Баллас тоже смахнул с себя пиявок, потом выпрямился и сгреб Краска за ворот рубахи.

– Внутрь, – коротко сказал он. Взяв Эреш поверх локтя, Баллас потащил отца и дочь в дом.

Оказавшись в комнате, Баллас отпустил Краска и слегка подтолкнул его в сторону спальни.

– Принеси мои вещи, – велел он.

– Я принесу, – сказала Эреш, высвободив руку. Баллас шагнул вперед, перегораживая ей дорогу.

– Я велел твоему отцу принести их – и он принесет. Краск, шевелись. Живей. – Он перевел взгляд на Эреш. – Я не доверяю тебе, женщина.

Краск исчез за дверью. Баллас привалился к стене, чувствуя противную слабость в животе. Его мутило, лоб был покрыт испариной. Дневной свет по-прежнему резал глаза.

– Твой отец сказал, что к вечеру слабость пройдет. Это так? Эреш промолчала.

– Это так? – заорал Баллас на всю комнату.

Девушка отшатнулась, словно он ее ударил. Ее рот чуть приоткрылся от испуга. Она ничего не сказала, но на сей раз ее молчание было иным. Минуту назад Эреш держалась холодно и высокомерно. Теперь же она была просто-напросто слишком напугана, чтобы ответить.

И это хорошо, решил Баллас. Чем больше девка будет бояться его, то меньше вероятность, что она выкинет какой-нибудь фортель. Баллас рассматривал ее – темные ореховые глаза, бледная кожа, рыжие волосы. Несколько прядей выбились из хвоста на затылке и падали на лицо.

– Почему ты на меня так смотришь? – негромко спросила Эреш.

– Думаю…

– И о чем же?

Баллас пожал плечами.

– Из тебя вышла бы хорошая шлюха. В Соритерате… в любом городе Друина мужчины дорого бы заплатили, чтобы тебя оттрахать. Может, мы сумеем договориться… попозже… Хм? Твои таланты зазря пропадают в этом болоте. Не пора ли тебе запустить другого угря в другую корзинку?

Эреш не ответила – и на сей раз в ее молчании читалось отвращение.

Вернулся Люджен Краск. Баллас поспешно оделся и снова накинул на плечи шерстяной плащ. Теплее не стало.

– Вчера, – сказал он, оборачиваясь к старику, – мы говорили о Белтирране. И ты солгал мне.

– Солгал? – удивленно переспросил Краск.

– Да, солгал, – повторил Баллас. – Дважды. Ты сказал, что никто никогда не бывал за Гарсбракскими горами. И что все карты, которые могут вести туда, пропали…

– Но это и впрямь так, – возразил Краск.

– Приятель, – сказал Баллас. – Я встречал в своей жизни много лжецов. Я знаю их манеры и повадки. И ты – лжец.

– Если правда тебе не нравится – значит это ложь? Такова твоя логика?

Баллас замолчал. Кончиком ножа он указал на дверь.

– Ты, – сказал он Эреш, – выйди отсюда. Девушка нахмурилась.

– Это еще почему?

– Выйди вон! – Схватив ее за локоть, Баллас вытолкал Эреш за порог. – Стой там. Если сдвинешься хоть на полдюйма – клянусь, я убью твоего отца. А потом тебя.

Баллас захлопнул дверь и вернулся в комнату. Схватив Коаска за шиворот, он отволок его в угол, подальше от окна: Эреш не должна была услышать ни единого слова из тех, что будут сказаны.

Нависнув над Краском, Баллас спросил:

– Что дочь знает о твоем прошлом?

– Моем прошлом? – неуверенно переспросил Краск.

– Она знает, что ты продавал запрещенные тексты?

– Да, конечно. – Краск озадаченно кивнул.

– Она знает, что ты просидел двадцать лет в тюрьме? Знает про двадцать лет твоего «одиночества, темноты и отчаяния»?

– Да, – сказал Краск. – У нас нет друг от друга секретов.

– И она смотрит на тебя так, как любая дочь смотрит на отца?

– Не понимаю…

– Она считает тебя честным, порядочным, хорошим человеком?

– Да, да, – сказал Краск, уже несколько раздраженно.

– Хотя ты и не таков? Даже несмотря на то, что ты предатель? Несмотря на то, что ты, спасая собственную шкуру, сдал Церкви товарищей? Тех, кто тебе помогал?

Краск вздрогнул. Кровь отлила от его лица. Лоб покрылся испариной, на виске забилась жилка. Он поспешно отвел глаза.

– Вчера, – прошипел Баллас, – когда я лежал вот на этой самой кровати, ты рассказал мне сказку. Лгал, будто избежал казни, потому что твои запретные документы были поддельными.

– Именно так.

– Ах ты дерьмо собачье, – ровно сказал Баллас. – Соврешь мне еще раз, Краск, и я перережу тебе горло. – Он поднял нож и приставил кончик лезвия к шее старика. – Церковникам плевать, поддельные тексты или нет. Они не обращают внимания на такие пустяки. Для них важно только то, на чьей ты стороне. За них – или против. – Баллас нервно облизнул губы. – Ты согласился на сделку, так?

– Нет…

– Не ври, – выдохнул Баллас, чуть сильнее вдавив нож в шею Краска. – Чтобы спасти себе жизнь, ты сказал церковникам все, что они желали знать. С кем ты торговал пергаментами. Откуда они у тебя взялись. Кто их покупает. Ты с готовностью ответил на все эти вопросы – потому что боялся Дуба Кары. Лучше просидеть двадцать лет в тюрьме, чем сдохнуть на этом дереве.

– Ты же не знаешь всего…

– Но я прав, да?

Устало вздохнув, Краск закрыл глаза. Баллас убрал нож.

– Знаю, как больно будет дочери, если она вдруг догадается, что ее отец – трус. Сын может это понять. Если он хоть раз боялся за себя – он знает, что делает с человеком страх. Как заставляет даже записного храбреца наложить в штаны, как вынуждает отринуть гордость, достоинство, потерять человеческий облик. Сын – может. Но девушка? Женщина? Они глупые твари. Они полагают, что мужчина не имеет права бояться. Или, если уж испугался, должен совладать с собой. Мужчина может лгать, бахвалиться, воровать, он может пытать, убивать, насиловать – и женщина его простит. Но если он проявит себя трусом… – Баллас покачал головой. – Она возненавидит его на всю жизнь. Особенно если этот трус – ее отец. Отец в отличие от мужа обязан быть идеальным. Для дочери он бог. И каково ей будет, если в один прекрасный день она поймет, что бог этот – не более чем фальшивый идол?..

– Эреш тебе не поверит, – сказал Краск, тяжело дыша. – Никогда. Да и с чего бы? Ты чужак, ты преступник. Все, что бы ты ни сказал, она сочтет ложью.

– Сперва – возможно, – кивнул Баллас. – Потом ее обуяет любопытство, она начнет сомневаться. Помни, Краск: так или иначе вам придется покинуть свое болото. Возможно, твоя дочка сейчас мало знает о методах Церкви. Но очень скоро она во всем разберется и поймет, что эти люди не знают жалости. Что они редко оставляют врагов в живых. Если, конечно, эти враги не поменяли в корне свои взгляды. Если не стали друзьями. Доносчиками…

Краск замолчал. Вытерев дрожащей рукой испарину со лба, он спросил:

– Ты ей скажешь?

– Нет, если мы договоримся.

– Что тебе надо?

– Что находится за горами?

– Не знаю. Правда, клянусь тебе. Мнения расходятся. Одни рассказывают о языческой стране, другие говорят, там нет ничего, кроме дикого леса.

– А карты? Они существуют? Им можно верить?

– И опять же я не знаю…

– Ты начинаешь меня утомлять, Краск, – угрожающе сказал Баллас.

– …Но есть человек, который знать может. Хотя не поручусь наверняка. – Краск опустил глаза. – Многие из запрещенных текстов имели копии. Их делал переписчик по имени Джонас Элзефар. Он был знаменит в определенных кругах – мог воспроизвести во всех деталях самую сложную карту или узор, и очень быстро. Конечно же, он копировал карты Гарсбракского хребта… Элзефар мог бы помочь тебе, если он еще жив. Я никогда не встречался с ним, но знаю, что он не намного моложе меня и никогда не отличался крепким здоровьем.

– Где его искать?

– В Грантавене, – отозвался старик. – Это город в восьми милях от…

– Я знаю, где Грантавен, – перебил Баллас. – Собирайте вещи. Возьмите только то, что понадобится в путешествии.

– В путешествии?

– Вы с дочерью поедете со мной.

– Зачем?

– Представите меня переписчику, – сказал Баллас. – Хочу иметь гарантии, что он поверит мне и выполнит мою просьбу.

– Ты меня не слушал? Мы никогда не встречались. Он понятия не имеет о моем существовании!

– Вы делали одно дело, – пожал плечами Баллас. – Это что-нибудь да значит.

Оставив Краска и его дочь собираться в дорогу, Баллас вышел наружу и сел на крыльцо. Он разглядывал болото, наблюдал, как из глубины поднимаются пузырьки и лопаются на поверхности, оставляя по себе облачка пара… И прислушивался к голосам в доме. Люджен Краск и Эреш обсуждали грядущее путешествие.

– Мы должны последовать его совету, – говорил Краск. – Да, он производит отвратительное впечатление, но в его словах есть смысл. Скоро за нами придут – и что тогда делать? Драться? Нам с тобой это не по плечу, девочка. Ты убила стража, верно, – но лишь потому, что он не ожидал нападения. А теперь они будут настороже. Вот и выходит, что для нас безопаснее находиться рядом с этим Балласом. Понимаешь?

– И что, папа, мы собираемся остаться с ним навеки? Наймем его в качестве личного телохранителя?

– Разумеется, нет, – устало сказал Краск. – Есть место, где мы можем спрятаться. Твой дядя, мой брат, нам поможет. Он живет в отдаленном районе Друина и приютит нас. Когда мы заметем следы и страсти немного улягутся, мы распрощаемся с нашим «защитником»…

– Если нам представится такая возможность, – хмыкнула Эреш. – Мертвецам убежище ни к чему…

– О чем это ты?

– А кто поручится, что Баллас не убьет нас, едва мы приведем его к цели? Ему нужен Элзефар – а не мы.

– Зачем ему нас убивать?

– А зачем ему лишние свидетели? Нет, папа, я полагаю…

– А я полагаю, – перебил Краск, – что у нас просто-напросто нет выбора. Он убьет нас, говоришь ты? А что, по-твоему, он сделает, если мы откажемся ему помогать? Вот то-то и оно… – Краск тяжко вздохнул. – И потом, – прибавил он, помолчав, – я все же не думаю, что он нас убьет. У него есть некоторое представление о чести…

– У него?! О чести?! – Эреш фыркнула.

– Да, звучит невероятно, я понимаю, – сказал Краск. – Но когда я был контрабандистом, я сам очень многое о ней узнал. И разбираюсь в людях. Он действительно обладает честью – в какой-то мере.

Баллас широко ухмыльнулся.

– Поставил все с ног на голову, Краск, – пробормотал он себе под нос. – У тебя нет никакой чести: ты это в полной мере признал и вряд ли способен разглядеть ее в других. Во мне…

Он сплюнул в воду. Дверь домика открылась. Люджен Краск и Эреш вышли наружу. На плечи их были накинуты теплые плащи. За спиной Краска висел походный мешок.

– Мы готовы, – сказал старик, неуверенно глянув на Балласа.

– Прекрасно, – отозвался он и поднялся на ноги.