"Монумент" - читать интересную книгу автора (Грэхем Йан)

Глава двадцать первая

Что-то лязгнуло в последний раз. Раздался грохот. Потом все стихло.

Баллас сел и огляделся по сторонам. Он находится в большой пещере. Ее потолок был испещрен жилами красного камня, которые слабо светились, кидая кровавые отблески на стены. Но они были недостаточно ярки, чтобы разогнать все тени. Баллас не мог рассмотреть, насколько велика пещера, но каждый звук порождал многократное гулкое эхо.

Воздух был сухим и затхлым. Воздух склепа… Интересно сколько времени прошло с тех пор, как вход открывался в последний раз? Как давно сюда не проникали свежий воздух и дневной свет?

Баллас поднялся на ноги. Если пещера действительно соединяет Друин с Белтирраном, где-то должна быть вторая дверь. На противоположной стене. Дверь, ведущая в Белтирран…

– Я почти там, – пробормотал он. – Кровь Пилигримов! Я почти нашел его… – Баллас говорил полушепотом, и все же слова отдавались эхом, метались под потолком пещеры, словно летучие мыши. Это было жутковато, но Баллас не чувствовал страха. Здесь он был в безопасности. Вне досягаемости Церкви… Баллас засмеялся – и эхо снова разнеслось под сводами потолка.

На миг Баллас отвлекся от мыслей о Белтирране и подумал о Церкви Пилигримов и всех усилиях, которые она предприняла, чтобы его поймать. Вспомнил Дуб Кары, стражей на речном берегу, Грантавен, Эдикт об Уничтожении и кровавые бойни, которые он учинил по дороге сюда… Поймут ли жители Друина, что он сбежал, обведя вокруг пальца и их, и Церковь? Разумеется, Магистры не потерпят такого предположения. Они объявят, что беглец убит. Изничтожен. И от него не осталось ничего – даже костей.

Баллас пошел по пещере. Ее размеры изумляли: путь к противоположной стене занял несколько минут. Стена здесь была не совсем вертикальной, а располагалась под углом к полу. В красном свете Баллас осмотрел ее, но не нашел никаких знаков или пометок. Никаких символов, подобных тем, что были снаружи. Никаких жил красного камня. Он провел ладонью по стене, выискивая любую щель, которая могла бы обозначать дверь. Стена казалась монолитной. Все неровности поверхности были созданы природой. Баллас прислушался, надеясь уловить какие-нибудь звуки снаружи – шум ветра, бури, бушующей, надо так понимать, уже над Белтирраном… Тишина.

Выругавшись, Баллас отступил назад.

– И что теперь? Как мне пройти сквозь нее?

Он задумался. А есть ли здесь вторая дверь? Может быть, существует только один путь – в пещеру? И он же – выход. Или возможно… возможно, выхода нет вовсе. Что, если он очутился в ловушке?

Баллас ощутил укол гнева и разочарования, но тут же успокоил себя. Должен быть выход наружу. Пещера существует не просто так: кто-то построил ее – или приспособил для своих 1делей. Плита не могла возникнуть сама собой. Кто-то создал этот механизм. Скорее всего древние люди, которые хотели свободно путешествовать из Белтиррана в Друин и обратно. Пещера служила проходом из одного государства в другое, а значит, тут обязана быть вторая дверь. Иначе все просто не имеет смысла…

Но где же она?

Краем глаза Баллас заметил квадратное углубление в полу. В нем лежало нечто, сперва показавшееся мозаикой. Подойдя, Баллас увидел несколько десятков каменных кубиков, каждый размером не больше игральной кости. На верхних гранях кубиков было выгравировано по странному символу. Они являли собой смешение изгибов, прямых и волнистых линий и острых углов. Баллас не представлял, что они обозначают, но знаки выглядели смутно знакомыми. Вынув один из кубиков, он увидел, что каждая грань помечена своим символом.

Баллас недоуменно смотрел на них. Что это? Игра? Головоломка? Он вернул кубик в углубление. Тот послушно улегся среди своих соседей… Но что-то смущало Балласа в общем узоре символов. Что-то казалось неправильным, действовало на нервы и вызывало тошноту. Нахмурившись, Баллас перевернул один из кубиков. Наверху оказался другой символ: вертикальная линия в шестиугольнике. Это выглядело лучше. Беспокойство уменьшилось, но не исчезло.

Бормоча что-то себе под нос, Баллас перевернул другой кубик. И еще один. И еще.

Новый порядок ему понравился… Но не слишком. Сочетание знаков по-прежнему резало взгляд. Баллас перевернул еще несколько кубиков, включая и самый первый. Почему-то он снова выставил наверх символ, который еще недавно так раздражал его. Но теперь этот знак был на своем месте. Занятие казалось все более и более приятным. Баллас с энтузиазмом переворачивал кубик за кубиком. Внезапно он остановился.

– Что за идиотизм, – произнес Баллас вслух. – У меня нет времени долбаться над этой проклятой штуковиной.

Однако он не мог отрешиться от символов и потому снова принялся за дело. Он не знал, какой цели может – или должно – служить загадочное занятие. Но отчего-то оно казалось важным. Какой-то инстинкт побуждал его действовать. Баллас работал ловко и споро – словно складывал головоломки много раз в жизни. Кубики негромко постукивали, и эхо отдавалось под сводами пещеры.

Внезапно стало тихо. Потянувшись за очередным кубиком, Баллас замер. Он посмотрел на странные знаки и понял, что все они оказались на своих местах. Все кубики лежали правильно. С точки зрения Балласа, в этих символах не было никакого смысла. Если они и складывались в узор, Баллас не мог его распознать. Но он больше не чувствовал нервного возбуждения и настоятельной необходимости перекладывать кубики. Словно бы какофония звуков внезапно сделалась музыкой.

Баллас поднялся на ноги… и ощутил прилив ярости. Он с негодованием уставился на головоломку. Почему, ради чего он терял время на эти сраные кубики? На это бесполезное занятие? Он хочет выбраться из пещеры, хочет найти Белтирран. А вместо этого занялся дурацкой игрушкой!

– Ты долбаный идиот, – пробормотал Баллас… и услышал слабый скрежещущий звук. Он посмотрел вниз. Кубики в углублении подрагивали, словно их трясла невидимая рука. Баллас удивленно поднял брови и отступил на шаг.

Звук стал громче. Углубление двигалось. Медленно и неуклюже оно уходило вниз. Дрожал пол, скрежетали камни. Кубики опустились, и на их месте оказалась гладкая полупрозрачная сфера размером с человеческую голову. Казалось, она сделана из стекла. Баллас нагнулся, намереваясь потрогать ее, однако не решился.

На потолке прожилки красного камня замерцали ярче. Их тусклый свет усилился. Тени отступили, являя взору пещеру. «Она достаточно велика, – подумал Баллас, – чтобы вместить небольшую деревню». Стены были неровными, испещренными углублениями, выступами, разломами и трещинами, но не похоже было что их создало время. Скорее уж здесь поработала какая-то грубая разрушительная сила вроде вулканического извержения.

Свет сделался так ярок, что стало больно глазам. А потом он словно бы затвердел, превратившись в единый столб, который основанием своим указывал на сферу… Она засветилась и засияла алым. Колонна света исчезла.

Баллас недоуменно созерцал эти метаморфозы. Он протянул руку, чтобы притронуться к сфере; когда его пальцы были в нескольких дюймах от нее, из шара ударил яркий луч, подобно копью вонзившийся в потолок. Баллас посмотрел наверх.

На темном камне были выбиты знаки, и на сей раз Баллас их узнал. Он уже видел подобное – много месяцев назад. Именно тогда он совершил свое преступление, за которое стражи арестовали его.

Это был круг тридцати футов в диаметре, сделанный из какого-то прозрачного мерцающего камня, похожего на бледный голубой алмаз. На нем располагалось пять огромных кристаллов – большой голубой в середине и четыре красных – поменьше – вокруг него. В глубине голубого кристалла плавали золотые искры…

«Монумент», – подумал Баллас.

В сфере, вправленной в пол, свет расщепился на четыре луча. Каждый ударил в один из алых кристаллов Монумента. Они вспыхнули алым. Сфера же побледнела, вновь став прозрачной и бесцветной.

Баллас посмотрел вверх – на Монумент.

Дрожь сотрясла пещеру. Пол покачнулся, раздался далекий рев и скрежет. Баллас застонал и рухнул на колени, зажимая уши. Звук бился в черепе, и казалось, что голова вот-вот взорвется изнутри и разлетится на куски. С потока посыпались осколки камня и пыль. Баллас выругался – и закашлялся, потому что пыль моментально забила горло. Пещера снова содрогнулась… а потом все стихло – лишь отдельные камни еще отваливались от стен и потолка, падали на пол, рождая эхо. Затем послышался новый звук – приглушенный и далекий стон ветра.

Баллас открыл глаза. Он ожидал увидеть, что потолок пещеры снесло напрочь, однако тот был на месте. Голубой камень в центре Монумента стал прозрачным. Сквозь него виднелось небо, блестящие звезды, темные облака… и яркая полная луна…

В глубине камня замерцал серебристо-голубоватый свет. Баллас судорожно сглотнул.

– Великие Пилигримы… – пробормотал он.

Лунное сияние вливалось в пещеру сквозь голубой кристалл. Он снова заискрился. Свет становился все ярче и внезапно вспыхнул с невероятной силой, выжигая глаза. Вскрикнув, Баллас снова упал на колени. Показалось – раскаленные докрасна иглы впились в мозг. Схватившись за голову, он крепко зажмурился. Последовала еще одна вспышка – и наступила темнота.

Баллас осторожно приоткрыл глаза. Сперва он не увидел ничего, кроме лохматых разноцветных пятен, застящих взгляд. Мало-помалу зрение восстановилось, и Баллас сумел разглядеть пещеру. Свет не исчез. Он превратился в единый луч, протянувшийся от голубого кристалла до сферы в полу. Луч медленно изменял форму. Он расширился у основания, превратившись в конус. В пещере стало прохладнее, откуда-то подул ветер. Воздух стал чище, запахло свежестью.

Свет внутри конуса затвердел, обретая форму. Превращаясь в человеческую фигуру… нет, не человеческую… Фигуру лективина.

Как и у Ню’ктерина, у того были широко расставленные глаза, тонкий безгубый рот и худое, обтянутое кожей лицо с темными провалами щек. Однако этот лективин отличался от Ню’ктерина. Черты его лица были более тонкими и четкими. Он казался изящнее и худощавее. Ню’ктерин – хотя и стройный – обладал тяжеловатой грацией дикой кошки. Этот лективин выглядел более худым и хрупким – обитатель библиотек, а не воин. Голова Ню’ктерина была лишена растительности. У этого лективина были длинные черные волосы, собранные в хвост и перевязанные серебристым шнуром. И одежда выглядела иначе – не темная грубая хламида, а белые одежды из блестящего шелка. На поясе висел длинный узкий клинок.

Скорчившись на полу, Баллас наблюдал за ним. Лективин стоял неподвижно. Затем он преклонил колени и опустил голову, словно в молитве. Тело его задрожало. Серебристое свечение кристалла сделалось белым. Лективин запрокинул голову и издал пронзительный, леденящий душу вой. В тот же миг луч света исчез. Красные сферы Монумента потухли. Голубой камень потемнел и угас. Сквозь него смутно виднелась луна. Рваные темные облака все так же бежали по небу.

Пещера на миг погрузилась во тьму – и вновь осветилась.

Мерцающий голубой шар парил в воздухе над ладонью лективина. Он поднялся на ноги – пошатываясь и тяжело, хрипло дыша. Постояв несколько секунд, лективин побрел к дальней стене пещеры.

– Новарис м’окавин, келдравис эвран ма кавис, – сказал он скрежещущим сиплым голосом. – Манварис во скоплен, мискавринэкравис…

В стене пещеры появился контур двери, мерцающий в темноте точно раскаленное железо.

– Карие элдарис, моавен мастравен фулварин, – выговорил лективин, а затем махнул рукой в воздухе. Она не коснулась стены, но камни внутри контура вылетели наружу. За проемом Баллас увидел вершины гор и бледный серебрящийся под луной снег. Лективин сделал шаг вперед. Потом остановился и обернулся к Балласу. Отведя руку назад, он метнул свой светящийся шар. Тот яркой кометой пролетел через полутемную пещеру и ударил в Монумент – в центр голубого камня.

Свод содрогнулся, и потолок начал обваливаться. Баллас свернулся клубком на полу. Он чувствовал, как тяжелые, острые осколки камня падают на него, бьют по рукам, по плечам, по спине. Он вскрикнул от боли. Кровь текла по лицу, Баллас ощущал на губах ее солоноватый вкус. Грохот валящихся камней оглушил его, боль стала невыносимой, и Баллас потерял сознание.

Когда он очнулся, кругом было темно. Лишь бледный лунный свет пробивался сквозь груду заваливших его камней. Постанывая, Баллас попытался пошевелиться. Сперва он был не уверен, что преуспел: тело затекло и почти утратило чувствительность. Но он услышал шуршание камня о камень и сообразил, что его попытка увенчалась успехом. Подняв руку, Баллас пошарил над собой. Мало-помалу он начинал чувствовать боль. Ломило кости, болела голова, и кровь стучала в висках, словно маленькие молоточки. Пальцы схватили пустой воздух. Тихо шипя от боли, Баллас ухватил несколько мелких камней и отшвырнул в сторону.

Теперь лунный свет стал ярче. Морщась, Баллас ухитрился подняться на четвереньки. С него посыпались куски камня. Ноги и руки противно дрожали, к горлу подступала тошнота. Баллас сел и огляделся по сторонам.

Сколько времени он пробыл под завалом? Не слишком много: кровь на лице еще не успела засохнуть. Баллас ощупал себя, проверяя, не сломаны ли кости. Тело болело, но, кажется, все было цело. Он встряхнул головой. Не время рассиживаться. Нужно искать Белтирран. Оказавшись в стране за горами, он позаботится о своих ранах.

Ветерок взъерошил волосы. Баллас поднял голову. Звезды и луна светили с черно-синих небес. У пещеры больше не было потолка – шар лективина разнес его на куски.

Баллас поднялся на ноги. Ветер, обдувавший его, был прохладным и очень приятным. Он дует из Белтиррана, решил Баллас. Первое приветствие желанной земли… И Баллас обернулся, чтобы увидеть Белтирран.

Пещера протянулась на сотню шагов, а за проломленной лективином стеной его ожидает благословенная страна. Убежище – и место отдыха.

Странное дело, но Баллас не ощущал радостного возбуждения. Все эти месяцы он грезил о Белтирране, а теперь, когда земля за горами была в полушаге от него, пришла неуверенность. Баллас пошел к пролому, ожидая, что его вот-вот охватит радость предвкушения, напряжение, ожидание… Но ничего не происходило.

Ему показалось, что воздух пахнет необычно – хотя и знакомо. Баллас узнал острый запах соли – а потом услышал равномерный плеск воды… Он ускорил шаги и выбрался из пещеры на длинный выступ, обрывавшийся в пустоту.

Баллас опустил взгляд…

…и увидел далеко внизу освещенные луной морские волны. С легким плеском они бились в черное основание скалы. С каждым ударом вверх взлетали клочья белой пены и брызги. Капли воды переливались под луной подобно драгоценным алмазам. Море простиралось до горизонта. И не было ничего… вообще ничего, кроме него. Ни земли, ни островов. Только вода.

Баллас стоял неподвижно. Он прикрыл глаза – и внезапно услышал хлопанье крыльев. Баллас не обернулся… Голубоватая вспышка осветила камни под ногами… Должно быть, следовало испугаться. Или хотя бы напрячься. Но Баллас оставался холодным и равнодушным, как море. Лишь после того, как голубой свет поблек, он обернулся и вынул кинжал. Он ожидал нападения, ожидал увидеть стража, вооруженного мечом или арбалетом. Баллас был готов в очередной раз встретить врага и – в очередной раз – убить.

Но стража не было.

Перед ним стоял человек в длинном черном плаще, под которым виднелся алый шелк одежд Благого Магистра. Баллас узнал его. Узнал – как художник или скульптор творение своих рук…

У Годвина Мюртана осталось лишь пол-лица. Правая его сторона являла собой темно-красное месиво. Бесчисленные перевитые друг с другом, перекрещенные алые шрамы окружали пустую глазницу со сморщенной коричневой кожей внутри. Лицо Мюртана до сих пор кровоточило. Алые капли выступали из шрамов, бежали по подбородку и скатывались на плащ.

Вынув платок, Мюртан стер их.

– Узнаешь меня? – спросил он. Баллас кивнул.

– Я много вынес по твоей милости, – проговорил Магистр. – По-хорошему, я должен был умереть. И в самом деле: временами смерть казалась мне избавлением. Я чувствовал искушение свершить грех самоубийства. Однако выдержал. Ню’ктерин исцелил меня. По природе своей он убийца, и его познания в лекарском деле невелики. Однако ему достало умения, чтобы спасти меня. Он более искусен, чем любой лекарь-человек.

Что-то привлекло Магистра. Нагнувшись, он подобрал осколок прозрачного камня и некоторое время рассматривал его.

– Там был цивис, – негромко сказал Мюртан. – Меня всегда интересовало, как именно это должно произойти… – Он осекся и швырнул обломок в море. – Ты видел лективина?

Баллас чуть кивнул.

– Вряд ли ты религиозен… Баллас покачал головой.

– Но ты знаешь о Четверых? И о Воссоединении?

– Да, – сказал Баллас.

– Версия, которой придерживается Церковь, неверна. По крайней мере не вполне. Был еще пятый Пилигрим – лективин по имени Асвириус. Он присоединился к четверым людям гораздо позже, чем началось путешествие. Сперва они приветили его. Потом начали опасаться. Целью Воссоединения было создание единой сущности, способной вести души из смерти через Лес Элтерин в рай. Воссоединение требовало огромной магической энергии, которую Асвириус хотел использовать для себя. Случись это – он обрел бы невероятное могущество. И потому… Потому Пилигримы убили его…

Мюртан зябко поежился.

– Асвириус догадывался, что Пилигримы могут подняться против него. Так что он предпринял меры и уверился, что, даже если погибнет, его смерть не будет вечной. В ином мире он многое узнал о магии. Он силен, Баллас. И он не станет использовать эту силу во благо. Он намерен возродить расу лективинов. Начнется вторая Красная война. И на этот раз мы не победим. Асвириус… будет слишком силен.

Мюртан шагнул к Балласу. В его глазах читалась тревога. Он был мертвенно-бледен.

– Тот предмет, который ты использовал в Соритерате и который пытался отобрать у тебя Карранд Блэк, был цивисом. Ты знаешь, что это такое?

– Один священник рассказал мне, – промямлил Баллас.

– С помощью цивиса Асвириус заставил тебя делать то, что ему было потребно. Он привел тебя сюда, чтобы ты мог активизировать механизм, который вернул его в мир…

– Чушь! – рявкнул Баллас. – Я пришел сюда, потому что искал Белтирран.

– А почему ты искал Белтирран?

– Потому что ты и твоя долбаная Церковь пытались убить меня.

– А ты искал спасения в мифе? В том, что не существует?

– Я верил, что он существует, – пробормотал Баллас.

Мюртан чуть усмехнулся.

– И ты всегда так… так доверчив? Ты всегда воспринимаешь сказки как чистую правду?

Баллас открыл рот, чтобы ответить. Потом заколебался.

Да еще совсем недавно он искренне верил в Белтирран. Но эта идея казалась нелепой. Он понимал, что земля за горами не существует. С самого начала верить в нее было безумием. Но что заставило его сойти с ума? Зачем он преследовал иллюзию, когда все вокруг – умные, образованные люди вроде Краска – утверждали, что это чушь? Почему не внял Атреосу Лэйку – единственному человеку, который поднялся на Гарсбраки?

Баллас потер лоб рукой.

– Асвириус привел тебя сюда, – сказал Мюртан. – Когда ты привел в действие цивис, он вложил тебе в мозг желание отыскать Белтирран.

– Ты лжешь!

– Это разновидность магии. – Мюртан чуть заметно усмехнулся. – Она не принуждает человека к определенным действиям, зато разжигает в нем страсти. В Красной войне многие солдаты пали жертвой таких заклинаний. Они становились предателями, убивали своих товарищей… Лективины не указывали, что именно следует делать, а просто внушали им отвращение, ненависть ко всему человеческому. А уж солдаты сами решали, как действовать, сообразно своим нуждам – этим ужасным черным помыслам. Они убивали. Иные люди резали не только товарищей, но и свои семьи.

– Я пришел сюда, – медленно сказал Баллас, – чтобы убежать от Церкви.

– Если б мы тебя не преследовали, ты нашел бы другую причину. Может, уверился бы, что здесь лежит бесценное сокровище. Может, стал бы религиозным фанатиком и решил совершить паломничество на вершину Гарсбраков… Так или иначе, Асвириус вынудил тебя прийти сюда и выпустить его в мир…

И внезапно воспоминания обрушились на Балласа мощным потоком. Он впервые во всех деталях припомнил, как использовал цивис в гостиничной комнате в Соритерате. Да, он видел Асвириуса. Лективин находился в мире серой пыли. Там не было ни солнца, ни звезд, ни луны… Вспомнил Баллас и странный жест лективина – крест, начерченный в воздухе. Теперь он понял: Асвириус указывал, в каком порядке нажимать кнопки перед входом в пещеру. Был там и рулон ткани со странными письменами. Он изображал, разумеется, последовательность символов, которую следовало изобразить при помощи кубиков.

Баллас подумал о Белтирране. О тучных полях, дымках из труб… Теперь он чувствовал себя так, словно только что изгнал из головы паразита. Злобного червя, пожирающего мозг и извращающего мысли…

Этой зеленой долиной был его дом. Хатфол, где прошло его детство. Место, которое он любил. Где жила его семья. Где он был спокоен и счастлив…

…И Баллас не узнал его…

– Нет, – пробормотал он. – Нет…

Резко повернувшись, он шагнул к обрыву. Посмотрел в море, на волны, бьющиеся об утес в холодном свете луны. Черная вода притягивала и манила его. Баллас подался вперед.

– Что… что ты делаешь? – обеспокоено воскликнул Мюртан. Он подошел и встал рядом. – Баллас! Что ты делаешь?

А Баллас неотрывно смотрел на волны. Перед мысленным взором снова предстал Хатфол. Он старался прогнать картину прочь. Зеленая долина была средоточием красоты и всего хорошего, доброго, что только есть в мире. И от этих мыслей становилось больно. Ни один меч, ни один кинжал не мог ранить его сильнее.

Мука должна прекратиться.

Он шагнул к краю.

– Ради всех Пилигримов – стой на месте! Подожди! Ты должен выслушать! – Годвин Мюртан, один из самых могущественных людей Друина, почти умолял. – Не двигайся. Вернись, я тебя прошу! Ты должен закончить свое дело… нет, ты обязан. Ты нам нужен!

– Что-о?

Мюртан всем телом повернулся к нему.

– Асвириуса необходимо остановить. Мои стражи не в состоянии этого сделать – даже меняющие форму. И Ню’ктерин… Великие Пилигримы, перед Асвириусом он – ничто.

– Ты хочешь, чтобы я служил вам?

Магистр немного помолчал.

– Я хочу, чтобы ты послужил Друину. Магия Асвириуса не может тебе повредить. Причины сложны, мало времени на объяснения, но… ты открыл здесь проход, так? Баллас кивнул.

– На этой двери лежит заклятие. Асвириус должен был увериться, что только ты – только человек, идущий по его пути, – сумеет войти в это место. Для этого он наложил на тебя заклинание: встретившись с любым предметом, созданным лективинами, ты можешь с ними управиться. Обычно такие вещи отвергают всех, кроме лективинов.

Баллас припомнил, как Лэйк пытался открыть дверь – и его обожженную руку.

– Магия лективинов особенная: один лективин не может наложить заклятие на другого. Возможно, они боялись предательств и бунтов – и развитие их магии пошло по особому пути. Так же, как не тронуло тебя заклятие на двери, так не повредит и никакая иная магия. В том числе и колдовство самого Асвириуса. Он использовал заклинание, чтобы разрушить пещеру, так ведь?

– Да.

– Камни могли бы убить тебя – но не само заклинание. Величайшая сила Асвириуса – магия. Она способна уничтожить любого человека в Друине. Но не тебя. Асвириус может победить только в бою, Баллас. А в бою… что ж, ты продемонстрировал свои таланты… – Магистр вздохнул. – Мы будем выплачивать пенсионы семьям убитых тобой стражей. Все видели, на что ты способен.

Мюртан неловко пошевелился.

– Если ты не станешь драться с лективином, если не убьешь…

– Весь Друин погибнет, надо так полагать. Магистр кивнул. Баллас пожал плечами.

– И прекрасно.

– Что?!

– Мне наплевать на Друин. И на людей, которые здесь живут. С меня довольно. Эта страна достаточно надо мной поизмывалась. И ваша долбаная Церковь тоже.

– Но мы охотились за тобой, потому что не было иного выхода. Мы ведь знали, что Асвирус…

– А мне плевать, что вы там знали и чего не знали! Если мир заселят долбаные лективины – что с того? Клал я на это. С меня хватит!

Отвернувшись, Баллас шагнул к краю. И замер. Он смотрел в море – в черные беспокойные волны. Море восхищало его, но вместе с тем и пугало. Баллас представил свой прыжок с высоты. Момент, когда он шагнет с края, потеряв опору под ногами. Краткий миг полета – и падение в волны. Погружение. В это мгновение он поймет, что его ожидает. Каждым нервом, каждой клеточкой тела осознает, что смертен. Он увидит смерть – и свою беспомощность перед ней. А пути назад уже не будет…

И впервые за долгое-долгое время Баллас почувствовал настоящий страх.

Прыгнуть в пучину океана и медленно опускаться на дно… Он еще будет жить. Ощущать. Чувствовать. Понимать. Жить – сознавая со всей ужасающей отчетливостью, что умираешь…

Ужас охватил Балласа. Он закрыл глаза и покачал головой. Нет, он не сумеет отнять собственную жизнь. Если бы только Баллас мог совершить подобное, он сделал бы это давным-давно…

Баллас открыл глаза и обернулся к Годвину Мюртану.

Они миновали разоренную пещеру и вернулись на заснеженное плато.

Дюжина стражей лежала на земле. Все были мертвы. «Они погибли, – подумал Баллас, – от меча Асвириуса». Некоторые были обезглавлены; блестели влажные алые обрубки шей. На телах других виднелись страшные рубленые раны; грудная клетка одного из стражей была вскрыта, удар узкого клинка развалил легкие и сердце… Иные стражи погибли от магии. Огонь опалил их тела. Глаза вытекли, сгорели волосы. Они были обуглены – и лишь белели оскаленные зубы на черных лицах.

Ярдах в ста поодаль Баллас увидел еще двоих людей. Атреос Лэйк лежал на спине. Его одежда была перепачкана кровью, слепые глаза бездумно смотрели в ночное небо – на ясные звезды и огромную яркую луну. Эреш сидела подле него, привалившись к валуну. Ее голова свесилась на грудь, обеими руками она зажимала живот. Руки девушки были темными и влажными от крови.

Словно ощутив присутствие Балласа, Эреш посмотрела не него. Их взгляды встретились – но лишь на миг. Девушка снова уронила голову, ее плечи безвольно поникли. Баллас с трудом перевел дыхание и подошел к ней.

– Что ты делаешь? – Годвин Мюртан шагал следом. – Нет времени! Чем дольше Асвириус остается в материальном мире, тем сильнее он становится. Ты должен сразиться с ним, пока он слаб.

Баллас не слушал его. Он подошел к своим недавним спутникам.

Горло Лэйка было рассечено ударом острого клинка. Кровь, хлынувшая фонтаном из разрубленной артерии, залила его лицо, одежду и снег вокруг. Лэйк хотел умереть в горах, но ему представлялась безмятежная, тихая смерть. Он хотел рябиновой рощи и забвения. Не резни. Не кровавого ужаса… Впрочем, теперь это вряд ли имело значение. Сколько людей могут сами выбрать смерть? Не так уж и много.

Баллас перевел взгляд на Эреш.

Она все еще прижимала руки к животу. Между пальцами сочилась кровь и виднелись серо-голубые, влажно поблескивающие внутренности. Лективин вспорол ей живот. Если бы Эреш убрала руки, кишки скорее всего выпали бы наружу. Девушка мелко дрожала. Кожа ее была свинцово-серой, на лбу блестели капельки пота.

Эреш снова подняла голову и заглянула Балласу в глаза.

– Я умираю. – В ее голосе не было гнева. Не было осуждения. Только тоска.

Баллас понимал это чувство. Эреш ускользала из мира – и понимала, что ускользает. Она больше не принадлежала к царству материи и жизни. Она чувствовала свое одиночество… Слышала плеск черной воды, бьющейся о подножие утеса, и стон ветра среди скал.

– Ты видишь, что натворил Асвириус? Понимаешь, почему его нужно остановить? – каркнул Мюртан за спиной Балласа. – Теперь тебе ясно, на что он способен?

– То же самое делал и ваш лективин, – резко сказал Баллас.

– Мне… мне жаль. Я не люблю жестокости, и мне не нравится убивать. Я… и вся Церковь – мы будем в долгу перед тобой, если ты уничтожишь Асвириуса…

– Вылечи ее.

– Что?

– Скажи своему лективину, чтобы исцелил женщину. Он же это может, так?

– Да.

– Исцели ее – и я сделаю, что скажешь.

– Такие вещи не делаются быстро. Магия действует постепенно, это займет время. Мы не можем столько ждать. Но я клянусь, что, если ты сейчас пойдешь за Асвириусом, Ню’ктерин позаботится о девушке. Мы вернем ее к жизни и поможем спуститься с гор. – Мюртан взмахнул рукой. Из-за скалы появился лективин. – Никогда прежде я не замечал в Ню’ктерине страха, – сказал Магистр. – Но сейчас он испуган. Он полагает, что если Асвириус найдет его, то убьет. А прежде – подвергнет жесточайшим пыткам. В конце концов, он предал свой народ. И помогает людям, а не лективинам.

Ню’ктерин моргнул. Его взгляд обшаривал горы, словно он ожидал, что Асвириус может появиться в любую секунду. Мюртан заговорил на языке лективинов. Ню’ктерин выслушал, потом кивнул.

– Он поможет девушке, – сказал Мюртан.

Баллас отвернулся от них и пошел вниз по склону. Ему на плечо легла бледная рука с длинными тонкими пальцами. Ню’ктерин что-то проговорил на своем языке и протянул кинжал с коротким лезвием и тонкий меч, извлеченный из ножен на поясе. Оба оружия были сделаны из того же похожего на кость материала, что и клинок Асвириуса.

– Возьми, – сказал Мюртан. – Лективинское оружие невероятно острое и легкое… – Он замолчал и тронул кончиками пальцев изуродованное лицо.

Баллас взял меч и кинжал.

– Уничтожь Асвириуса, – сказал Магистр, – и ты будешь вознагражден. Получишь все, что пожелаешь. Что тебе нравится, Баллас? Вино? Ты будешь пить самое лучшее. Женщины? Мы ладим тебе денег на тысячу шлюх. И, разумеется, ты получишь отпущение всех грехов. Когда умрешь, Четверо поведут тебя через Лес Элтерин прямиком в рай, где ты поселишься среди святых…

– Корень видений… – перебил Баллас. Мюртан поднял брови.

– Он действительно дает прозрение? Вы запретили его, так? Стало быть, от него должна быть какая-то польза…

– Если хочешь корня, – сказал Мюртан, – получишь сколько угодно. У нас есть контакты с Востоком…

– Он дает прозрение? Это все, что я хочу знать.

– Некоторым людям, которые обладают определенными навыками… Да.

– Один человек, поевший корня, сказал, что видел меня… Он говорил о трех сосудах, в которых заключена сущность моей души. Прошлое, настоящее и будущее.

– Три сосуда. Да, я слышал об этом видении. Оно нисходит нечасто, но из всех прозрений, который дает корень, оно – самое достоверное… Что содержал твой третий сосуд, Баллас? Был ли там бархат, предрекающий чувственные удовольствия? Или лилии – знак любви? Может быть, мед, предвещающий здоровье и долгую жизнь? Мы можем обеспечить все это. Все, что ты только можешь пожелать…

– Сосуд был пуст, – сказал Баллас. Мюртан замер.

– Пуст?

Баллас отвернулся от него и пошел вниз по длинному склону, следуя по цепочке следов, оставленных Асвириусом на снегу.

Баллас шагал вперед, ощущая, как ветер холодит кожу, и слушая скрип снега под ногами. Вдыхал полной грудью воздух, который, как и говорил Лэйк, был удивительно чист и свеж. Но для Балласа это не имело значения. Воздух просто существовал, что само по себе не было ни хорошо, ни плохо. Баллас облизнул губы и на сей раз почувствовал другой вкус – вкус своей крови, который знал так хорошо. Наравне со вкусом эля, вина и виски он сопутствовал Балласу всю его жизнь.

Болело избитое камнями тело, ломило кости, ныли виски. Странное дело, подумалось Балласу, в такой необычной ситуации не ощущать ничего нового. Непривычного. Преследовать лективина в горах – и чувствовать себя так, будто просто провел очередную пьяную и бурную ночь.

Он пожал плечами. Какая разница!

Еще одно знакомое чувство сопутствовало Балласу: желание убивать…

Впереди замаячила высокая стройная фигура. Казалось, белые одежды Асвириуса мерцают в лунном свете. Несмотря на глубокий снег, лективин двигался легкими, стремительными шагами. Он шел по склону в шестистах ярдах перед Балласом. Тот поднес ладони ко рту, намереваясь крикнуть – остановить противника и заставить сражаться. Однако смолчал и опустил руки.

Есть иной способ бросить вызов. Он кинулся бежать, приближаясь к лективину сзади. В пятидесяти шагах он остановился и вынул из-за пояса короткий кинжал, подаренный Ню’ктерином. Узкое компактное оружие – и необычайно легкое. Кинжал весил не больше куска дерева. Но лезвие его было острым. Казалось, оно способно без труда рассечь камень.

Баллас метнул кинжал. Он понесся по воздуху, мелькнув в лунном свете. Свист оружия насторожил Асвириуса. Лективин остановился и оглянулся – но слишком поздно, чтобы увернуться. Кинжал по рукоять вонзился ему в плечо. Асвириус согнулся и потянулся рукой к ножу. На миг показалось, что он упадет, и это напугало Балласа. Асвириус не мог – не должен был – погибнуть так легко. Потому что если он умрет… если не случится настоящей битвы…

Лективин выдернул кинжал.

Он посмотрел на лезвие. Потом обмакнул палец в кровь и поднес к губам, точно пробуя ее на вкус. Будто она доказывала, что Асвириус больше не в Лесу Элтерин. Что вернулся в мир плоти. Отшвырнув нож в сторону, лективин поднял голову и посмотрел на Балласа. Над его ладонью появился светящийся шар света. Асвириус метнул его. Баллас заслонил лицо руками и упал в снег. Над головой вспыхнуло, послышалось шипение. Баллас ожидал боли Ожидал, что кожа его сгорит, а глаза вытекут. Но не почувствовал ничего – даже самого слабенького тепла.

Он открыл глаза. Снег вокруг растаял, обнажив бурую траву и влажный камень. В трех ярдах поодаль дымилась рябина, ее ветви почернели и обуглились. Асвириус склонил голову набок. Казалось, он озадачен. Затем лективин кивнул, будто внезапно что-то поняв, и неуловимым скользящим движением вытянул из ножен меч.

Баллас сделал то же. Как и кинжал, меч почти ничего не весил. Баллас помахал им перед собой, приноравливаясь к оружию. Асвириус приближался. Он двигался быстро, ветер трепал его белые одежды и темные волосы. Через несколько секунд он был уже рядом с Балласом.

Тот едва сумел отвести меч противника. Лективин отпрыгнул назад, затем вновь приблизился и ударил снизу. Баллас парировал. Асвириус сделал хитрый финт и взмахнул мечом, метя в грудь. Баллас отшатнулся: клинок лективина едва-едва не достиг цели. Тяжело дыша, он поднял меч, приняв защитную стойку, но Асвириус не нападал. Он стоял в нескольких ярдах поодаль, переступая с ноги на ногу и размахивая мечом туда-сюда. Сперва Баллас подумал, будто лективин дразнит его, затем сообразил, что Асвириус просто привыкает к физическому миру. Миру ощущений. Миру плоти. Миру боли.

Асвириус шагнул к Балласу и нанес дюжину быстрых, как молния, ударов. Баллас отчаянно парировал, но клинок лективина двигался так стремительно, что исчез из поля зрения, превратившись в размытое пятно. Баллас ощущал, как в руках и плечах вспыхивает боль. Он видел кровь, но не мог понять, какие удары лективина ему удалось блокировать, а какие достигли цели. Асвириус, казалось, наслаждается боем. В его глазах застыл почти чувственный восторг. Он получал удовольствие от материального мира. И это, подумал Баллас, большая Удача. Если бы лективин хотел просто убить, он прикончил бы Балласа одним ударом. Но Асвириус играл с ним как кошка с мышью, оттачивая рефлексы и восстанавливая утерянные навыки. Его удары наносили лишь легкие, поверхностные раны, взрезая кожу Балласа на груди и плечах. Лишь когда Баллас надоест ему – лективин нанесет смертельный удар.

Асвириус взмахнул мечом – раз, два и три. Рубаха Балласа разошлась на груди, кровь потекла из трех длинных царапин. Лективин провел алую полосу через лоб Балласа. Кровь залила глаза… Выругавшись, Баллас повернулся и побежал прочь.

Лективин за ним не погнался. Когда Баллас остановился, Асвириус все еще стоял на месте их схватки и наблюдал за ним. Баллас стер кровь с глаз. Немедленно натекла новая. Нагнувшись, он взял горсть снега и прижал к ране. Лоб пронзила острая боль, но кожа быстро онемела от холода. Баллас отшвырнул снег. Он был красным.

Баллас понял, что он устал. Подгибались колени. Руки налились свинцовой тяжестью. Он ссутулился, взял еще одну пригоршню снега и растер его по лицу. Асвириус приближался. Медленно. Неторопливо. Вот он оказался рядом с Балласом и снова напал. Баллас яростно отражал удар за ударом, но равняться с лективином было ему не по силам. Шаг за шагом он отступал назад, пока под ногой не оказалась пустота. Баллас оступился на склоне и кубарем покатился вниз. Шар луны мелькал перед глазами, то исчезая, то вновь появляясь в поле зрения. Баллас чувствовал, что стремительно набирает скорость. Он попытался остановиться – хватался за снег, упирался каблуками, втыкал меч в землю, словно ледоруб. Тщетно. Он выкатился на край обрыва, мгновение провисел на нем, судорожно хватаясь за пустоту, и упал вниз.

Тело ударилось обо что-то упругое. Показалось – тысячи сухих пальцев вцепились в руки, ноги, одежду. Послышался треск и запах сырой древесины. Дерево! Он рухнул на рябину, растущую на скальном выступе. Выкинув руку вперед, Баллас ухватился за ветку. Рябина тихо поскрипывала. В пятидесяти футах под собой Баллас увидел нагромождение камней. Он огляделся по сторонам. Выступ был пяти футов в ширину и занесен снегом. Баллас кинул на него меч. Потом выдрался из ветвей и спрыгнул сам.

Он выпрямился и увидел Асвириуса, смотревшего на него сверху вниз. Лективин помедлил, а потом исчез из поля зрения. Баллас подобрал меч и пошел по утесу. Дорогой в голову ему пришла неожиданная мысль. Она была простой и очевидной. Баллас знал это всегда – но лишь теперь осознал в полной мере.

За прошедшие месяцы он принес смерть многим людям. Он убивал, убивал часто, убивал постоянно. Он убивал, чтобы защитить себя. Священные стражи умерли, потому что хотели убить его. По той же причине умер и Карранд Блэк. И юноши в архиве Грантавена… Он убивал из мести. Баллас подумал о барочнике Кулгрогане и арбалетной стреле у того между глаз. Вспомнил про Джонаса Элзефара. Да, калека слишком много знал о планах Балласа, так что ему пришлось бы – так или иначе – избавиться от переписчика. Но можно было сделать это иначе, обеспечить тому более легкую смерть. Не оставлять в лесу, обрекая на смерть от голода или волчьих зубов. Если бы Элзефар не предал его, он бы и не заметил мгновения своей смерти…

Баллас убивал по необходимости. Так погибли хозяева Элзефара. Он должен был убить их – в обмен на помощь переписчика. Перед мысленным взором Балласа возникли три мертвеца. Один – на заднем дворе кабака с ножом в боку. Второй распростерт на полу конторы с перерезанным горлом. Третий лежит под окном собственного дома с размозженным черепом.

Наконец, Баллас убивал случайно. Он вспомнил шлюху в спальне и кинжал, торчавший из ее груди… Если он не убивал – это делали другие. Стражи и городские ополченцы в Грантавене убивали из-за него. И простые люди делали то же самое. Они повесили человека, повинного лишь в том, что немного походил на Балласа. И они же убили Рендейжа, потому что он был верен заветам Пилигримов.

А еще люди умирали просто потому, что знали его. Люджен Краск, убитый меняющим форму стражем. Атреос Лэйк, который, хотя и знал, что обречен, принял совсем не такую смерть, какую избрал для себя…

– Я приношу только кровь, – пробормотал Баллас. – Кровь и смерть…

Он сделал еще несколько шагов и остановился. Так было не всегда. Когда-то много лет назад Баллас чувствовал себя счастливым. Он знал, что такое тепло и безопасность. И мало что понимал в жестокости, крови и смерти. Картины Хатфола снова всплыли в памяти. Зеленые поля, пересеченные лентами ручьев, домики, конюшни, коровники и живые изгороди, увенчанные белыми цветами…

Баллас потряс головой.

– Чума на все! Чума на все это кровавое дерьмо!..

Выступ закончился нагромождением валунов. Поднявшись по ним, Баллас снова выбрался на склон. Он обогнал лективина: тот оставался в сотне ярдов позади Балласа и шел вперед. Движения его были грациозны и изящны. Асвириус убрал свой меч в ножны. Баллас стоял неподвижно, ожидая, когда его заметят. Лективин остановился.

Внезапно Баллас ощутил жуткую слабость. Он оглядел себя. Кровь пропитала рубаху и штаны. Сколько ее вылилось? Достаточно, чтобы в голове появилась странная легкость, а руки и колени начали дрожать. Снег под сапогами был красным…

Джонас Элзефар оказался прав: красный – его цвет. Не раз и не два в жизни Балласу случалось выпачкаться в чужой крови. Но сегодня она только его собственная… Он посмотрел на меч Ню’ктерина – длинное, тонкое, необычайно острое лезвие – и швырнул его в пропасть.

Из-за пояса Баллас вынул стальной кинжал и пошел к Асвириусу. Снег скрипел под ногами. Ветерок обдувал его. Он чувствовал чистоту горного воздуха, и на сей раз ему было приятно. Асвириус обнажил меч. Баллас остановился в двадцати ярдах от него, затем побежал на лективина, нагнув голову и ссутулив плечи, как атакующий бык. Он ревел и слышал, как эхо этого рева разносится среди гор.

Асвириус ударил. Вильнув в сторону, Баллас подставил руку. Лезвие рассекло жир, мышцы, кость. Это было больно. Ничего хуже Баллас не испытывал в своей жизни. Но он не обратил внимания. Баллас всадил кинжал Асвириусу в живот. Он втыкал его все глубже и глубже, пока клинок не ушел по самую рукоять. Закинув левую руку за спину лективина, Баллас приподнял его над снегом, не прекращая бега. Лективин издал глухой вой и забился, пытаясь вырваться из объятий Балласа. Отпустив рукоять кинжала, тот обхватил лективина обеими руками и прижал к себе изо всех сил.

Перед ним – и за спиной лективина – чернела пропасть.

Что-то ударило Балласа по спине, потом еще раз и еще. Асвириус размахивал мечом. Возможно, он пытался перерубить Балласу позвоночник, чтобы парализовать его…

Баллас побежал. Внезапно он оказался над пропастью. Над пустотой. И шагнул в нее. Был сладкий миг понимания – когда Баллас осознал, что пути назад нет. Асвириус издал шипящий крик – точно змея над разоренным гнездом. Они начали падать. Ветер свистел в ушах; пахло снегом и влажным камнем. Баллас выхватил второй кинжал и воткнул Асвириусу в спину. Глаза лективина расширились, тело изогнулось в судороге, на губах показалась кровь. Они все падали и падали. Баллас глянул вниз. В глубине пропасти не отражались звезды и луна. Там не было ничего. Баллас посмотрел в черноту… и ухмыльнулся.

Вспышка ярчайшего синего света озарила горы, моментально высветив каждый камень, падающий снег, рябины. Годвин Мюртан закрыл единственный глаз. Его ломило, точно Магистр смотрел на солнце. Но даже эта боль доставила радость. Она была добрым вестником.

Раздалось хлопанье крыльев, и рядом приземлился ворон. Голубоватый свет охватил птицу. Она начала увеличиваться в размерах, меняя форму… Благой Магистр Хенгрист посмотрел на Мюртана, вздрогнул и поплотнее закутался в плащ.

– Пилигримы! – сказал он. – Как же здесь холодно. Скоро даже воздух замерзнет.

– Ты видел вспышку? – спросил Мюртан.

– Конечно. Хороший знак. Во время Красной войны это называли Погребальным Сиянием. Когда умирает маг, всегда бывает такое… э… зрелище. – Он откинул капюшон. – Итак, я хочу убедиться, что это не иллюзия. Асвириус вернулся, так? Но мы уничтожили его.

– Не мы, – отозвался Мюртан. Хенгрист чуть нахмурился.

– Грешник. Анхага Баллас. Он это сделал.

– Из противника он превратился в друга?

– За определенную цену. – Мюртан кивком указал на Ню’ктерина. Лективин склонился над рыжеволосой девушкой, лежащей без чувств возле огромного валуна. – Баллас заключил сделку. Если мы спасем вон ту красавицу, он выполнит наше задание. У меня не было выбора, кроме как выполнить его условие. И взамен… взамен он убил Асвириуса.

– Я слышу удивление в твоем голосе. Мюртан фыркнул.

– Он был пьяница, вор…

– И даже более того.

– О чем ты?

– О, Годвин, перестань. Мог ли обычный вор и пьяница так долго убегать от нас? Все стражи охотились за ним. Каждый житель Друина желал ему смерти. Но он жил… Невероятно, сказал бы я. Но, оказывается, это возможно.

Мюртан непонимающе покачал головой.

– Этим утром мне доставили бумаги из архива Гантерлина. Когда я впервые узнал, что человек сумел использовать цивис, я запросил все данные по Анхаге Балласу.

– Он крестьянин. Какие могут быть данные?

– Он был солдатом, Годвин.

– Даже если так…

– Он был Ястребом. Годвин замолк.

– Ястребом, – повторил Хенгрист. – Наемником. Военная элита. Разумеется, это было давно. Двадцать лет прошло…

– Двадцать лет? Он принимал участие в…

– В подавлении восстания Каль’Брайдена. Который едва не поверг в хаос и Церковь, и весь Друин. – Хенгрист усмехнулся. – Он приложил руку к самой важной кампании за всю историю Ястребов. И даже к штурму цитадели Каль’Брайдена…

– И побывал там? Присутствовал при смерти мятежника? Хенгрист кивнул.

– Три года он служил в Ястребах. Без него… Ха! Вот ведь какая штука, Годвин: уже второй раз он спасает Церковь. Каль’Брайден превосходил нас, что и говорить. У него были деньги, была армия. Но Анхага Баллас убил его. А теперь он уничтожил еще одного нашего врага.

– Он был Ястребом, – пробормотал Мюртан.

Хенгрист сплюнул на снег.

– В конце войны его выгнали из отряда.

– О?

– Среди бумаг из Гантерлина я нашел рапорт генерала Стандера.

– Он жив еще?

– Умер несколько лет назад. Но именно генерал уволил Балласа. Он был слишком безрассуден, говорил Стандер. Слишком беспечно относился к своей жизни. И к жизням товарищей. Баллас присоединился к Ястребам, когда Каль’Брайден был в зените своей славы. В то время именно такие качества и требовались. Потом, когда мятеж сошел на нет… Он перестал быть полезным и стал вреден. – Хенгрист вздохнул. – Стандер не доверял Балласу. Вдобавок у него хромала дисциплина. Он был великолепным бойцом. А вот что до всего остального… Он отказывался выполнять приказы, противоречил командирам. В общем, не годился для армии – даже если это всего лишь наемники.

Хенгрист покачал головой и покосился на Ню’ктерина. Мюртан проследил за его взглядом. Лективин все еще хлопотал подле рыжеволосой девушки.

– Скажи мне, Годвин, – проговорил Хенгрист, – ты действительно собираешься сдержать обещание? Анхага Баллас мертв. Он никогда не узнает, что сталось с его женщиной… Баллас мертв, – повторил старый Магистр, – и твоя сделка аннулирована. Вот как мне это видится.

Годвин Мюртан грустно усмехнулся.

– Он более чем мертв.

– Как это?

– Его душа уничтожена. Вспышка магической энергии, что высвободилась в миг смерти Асвириуса, изничтожила все. Разве не в этом суть Погребального Сияния? Оно сжигает не только плоть, но и душу. Баллас ушел навеки, его более не существует. Он покинул этот мир и не придет в Лес Элтерин. Его больше не будет – никогда и нигде.

Хенгрист помолчал.

– Все это так, Годвин. Но давай не будем драматизировать. Баллас не был святым или мучеником. По правде говоря, мальчик мой, несмотря ни на что, он был порядочной скотиной.

Мюртану неожиданно захотелось возразить Хенгристу. Захотелось рассказать о видении и трех сосудах, но прежде, чем он успел заговорить, старик продолжил:

– Его смерть нам очень на руку. Через неделю, на празднике Весны, мы объявим, что преступник наконец-то убит. Это станет радостным известием.

Старый Магистр казался довольным.

– Мы скажем, что это сделали наши стражи. Расскажем историю об их смелости, героизме, самоотверженности… Нет, погоди. Или лучше так: мы скажем, что его захватил простой народ. Тогда каждый житель Друина почувствует свою причастность к подвигу… Конечно, надо быть осторожными. Могут отыскаться люди, которые будут рассказывать о прошлом Балласа. Скажем, его друзья Ястребы… Если они сочтут, что мы оклеветали его, могут возникнуть неприятности. Мне думается, лучше было бы убрать их заранее…

– А как насчет семьи? Если они…

– У него не было семьи. Баллас из Хатфола. Это сельскохозяйственный район на юге. Там часты разбойничьи набеги. Они напали на деревню Балласа и перебили кучу народа. Стандер подозревал – хотя не знал наверняка, – что разбойники перерезали и семью Балласа. Я сверился с церковными метриками, Годвин, – и кажется, генерал был прав. За год до того, как Баллас присоединился к Ястребам, в Хатфоле появилось массовое захоронение. Баллас остался сиротой. Ведь ему было только пятнадцать лет, когда он поступил в армию. И, стало быть, четырнадцать – когда произошла резня. Конечно, в солдаты берут только с семнадцати, зато габаритами Баллас в два раза превосходил большинство рекрутов… Да и какая разница? Анхага Баллас умер, и история его не запомнит. – Хенгрист посмотрел на Эреш. – Право же, Годвин, всем будет проще, если она умрет.

– Я обещал.

– Даже если так… Но ладно. Тебе решать. Я стар, мне недолго осталось. А с делами церковными разгребаться придется тебе. – Хенгрист вздохнул. – Будь все проклято! Терпеть не могу эти горы. И плевать, если они святы. Даже если Скаррендестин когда-то стоял здесь. Я возвращаюсь в Сакрос. Мы много выстрадали, но победили. Конец Церкви Пилигримов еще далек, и у нас много дел. Но сейчас я ни о чем не могу думать, кроме теплого камина и виски. Да, я возвращаюсь…

Синее сияние охватило Магистра. Он уменьшился, принял форму ворона и полетел над горами.

Ню’ктерин закончил работу, сел на камень, опустив голову и ссутулив плечи. Магия вымотала его до предела. Рыжая женщина пустыми глазами смотрела в небо.

«Всем будет проще, если она умрет». Логика Хенгриста была холодной и непререкаемой. Если девушка выживет, она сможет рассказать правду – об Асвириусе, Ню’ктерине, тайнах Церкви. Ее сочтут сумасшедшей или лгуньей. Но, возможно, кто-нибудь поверит. Может ли это вызвать серьезное брожение умов?

Он пошел к девушке, держа руку на рукояти кинжала. Внезапно Магистру стало холодно. Падал снег. Ночной ветер пронизывал его до костей. Мюртан вздрогнул и облизнул губы, точно пробуя мороз на вкус.

Он убрал руку с кинжала и протянул ее девушке. Эреш непонимающе глянула него.

– Это обязательство, которое я должен выполнить, – сказал Магистр.

Эреш вложила свою руку – тонкую и окровавленную – в его ладонь. Ее кожа была холодной, однако Мюртану вновь стало теплее.