"Крах операции «Фокус»" - читать интересную книгу автора (Берец Янош)

Цель мятежников – свержение власти рабочего класса

Вооруженные банды контрреволюционеров тоже показали свою «программу выхода»: после объявления о прекращении огня и вывода советских войск они атаковали 30 октября здание Будапештского горкома партии. В атаке участвовали все крупные вооруженные группы контрреволюционеров, причем велась она организованно: горком был окружен, стрельба началась по сигналу. Охрана горкома и находившиеся в здании партийные работники в течение нескольких часов оказывали сопротивление. Не раз обращались они за помощью к различным органам, звонили и прямо Имре Надю. Однако готовые выступить в поддержку защитников горкома бывшие партизаны были сознательно введены в заблуждение сообщением о том, что к горкому‑де выступили армейские подразделения. Военных же успокаивали тем, что на помощь туда уже будто бы двинуты части охраны общественного порядка, которым в свою очередь говорилось, что выступать не надо, так как у горкома вот‑вот появятся члены Союза партизан и мешать им не следует. В результате контрреволюционеры захватили здание горкома и устроили там кровавую баню. Здесь был смертельно ранен секретарь Будапештского горкома партии Имре Мезё, переживший не одну битву в классовой борьбе и в антифашистской войне. И произошло это в тот момент, когда он в интересах спасения жизни защитников горкома отдал объявить нападавшим о прекращении сопротивления.

Контрреволюционная пресса оправдывала это нападение тем, что здание горкома являлось якобы последней базой Управления госбезопасности, опираясь на которую оно «провоцировало „повстанцев“. И вот характерный пример того, насколько действенной была тогда подстрекательская пропаганда: возбужденные лживыми выдумками газет люди еще в течение нескольких дней в присутствии толп любопытных продолжали поиски „секретных подземных ходов, казематов, в которых томились люди, и укрытия госбезопасности“. Поток лжи продолжал изливаться, хотя ничего кроме песка и гальки под зданием не нашли.

На деле в здании находились простые солдаты численностью около взвода, которыми командовали два лейтенанта внутренних войск, а также 30–40 партработников. Солдаты – это молодые рабочие и крестьяне в возрасте 21–23 лет, призванные в армию и героически защищавшие порученный им объект. И речи не может быть о том, что они кого‑либо провоцировали перед атакой контрреволюционеров.

Одной из целей нападения являлся разгром центра который организовывал сопротивление рабочих в Будапеште. 29 октября это здание на площади Республики посетил Янош Кадар и встретился с Имре Мезё, находившимся там. Как старые друзья, объединенные общим: взглядами, они обсудили ситуацию, которая настоятельно требовала организации нового революционного центра создания вооруженных отрядов рабочих. Как раз в это время два старших офицера армии прибыли в здание горкома и под руководством И. Мезё приступили к работе организации вооружения рабочих.

Второй, более важной целью мятежников было нанести демонстративный удар по партии, запугать коммунистов. Контрреволюционеры показали, что даже прекращение огня не связывает им рук и они будут продолжать свои террористические действия до тех пор, пока полностью не разгромят партию. Об этом свидетельствует и тот факт, что одновременно с атакой против горкома было совершено нападение вооруженных банд на райком и отдел внутренних дел в X районе столицы, которым все еще удавалось поддерживать порядок в районе. Таким образом, это явилось началом широкой акции, сигналом для травли коммунистов и всех прогрессивных людей.

Пока рождались сотни «деклараций о свободе», составляемых различными «революционными комитетами», на улицах уже господствовал дух погрома. Простых людей все еще пытались ослепить и запутать сладкоголосыми статьями, репортажами и радиопередачами, в которых разглагольствовали о революции, свободе и демократии. Так, можно было прочесть о том, что созданный тогда союз летчиков полон решимости летать «в свободной стране, на свободных крыльях, в свободном воздухе». Другие «комитеты» клялись в верности «свободной печати», «свободной церкви», «демократической демократии» и «свободной свободе». Под прикрытием красивых слов о свободе началось преследование людей, сохранивших верность социализму. Были заключены под арест сотни руководителей городов и сел, офицеров, коммунистов. Например, в Капошваре 31 октября арестовали 64 человека, в том числе 13 офицеров. Всего контрреволюция подвергла заключению около 3 тыс. человек, а в списки смертников были занесены 10 тыс. человек.

На улицах развернулась настоящая охота на людей. Вот, например, о каком ужасном случае рассказали прибывшие в те дни в Будапешт и относившиеся с симпатией к мятежникам три австрийских и западногерманских профсоюзных деятеля: «Возбужденная, кричащая, жестикулирующая толпа готовится к повешению. Захваченный ими „враг“ через несколько минут уже раскачивается под пронзительным осенним ветром».

Факт белого террора признавался и контрреволюционной прессой. Так, в газете «Мадьяр сабадшаг» 30 октября была помещена заметка: «Перед нами сообщения – и мы не хотим верить своим глазам. Но в них – достоверные сведения о вандализме и линчевании». 1 ноября та же газета писала: «Во многих селах области Чонград… безответственные элементы пытаются заниматься поджогами». Газета «Кестхейи уйшаг» 2 ноября сообщала, что «на улицах люди подвергаются нападениям». Но эти газеты выступали не против белого террора, а требовали, чтобы расправа с коммунистами прикрывалась маской законности. Одновременно они успокаивали людей. «Наша полиция обезвреживает противников национальной революции. Под руководством революционного комитета по охране порядка начата работа по очистке улиц от преступников», – писала 2 ноября газета «Уй Мадьярорсаг».

«Чистка» началась и на предприятиях и в учреждениях. «Именем свободы и демократии» изгонялись те, кто не проявлял симпатий к собравшимся в этих «революционных комитетах» прогульщикам, болтунам, фарисеям и «рабочим», являвшимся на самом деле бывшими эксплуататорами. С работы изгонялись сотни честных людей, кое‑где по отношению к ним вели себя «по‑джентльменски», предлагая лишь «добровольно уволиться». Вооруженный, физический террор дополнялся запугиванием, угрозами очернить честь и оставить без средств к существованию.

Наибольшие усилия руководители контрреволюции прилагали в том, что касалось управления и реорганизации вооруженных сил. 30–31 октября в частях и подразделениях Народной армии были созданы «солдатские советы», большинство в которых принадлежало старым, реакционно настроенным офицерам или двуличным карьеристам. Начался развал армии. Были арестованы командиры, отличившиеся при защите народной власти, многих других в срочном порядке уволили.

Военные руководители, перешедшие на сторону контрреволюции, стремились прежде всего создать центр по руководству реорганизацией армии в соответствии с их целями. Генерал Бела Кирай, который организовывал силы контрреволюции, впоследствии признавал, прибегая по‑прежнему к враждебной риторике, зато с полной ясностью: «На втором этапе вооруженные силы надлежало реорганизовать таким образом, чтобы они стали лояльными к правительству Имре Надя. Наконец, требовалось создать новые, специфические органы национальной обороны». Один из таких органов – так называемый «революционный комитет по охране порядка» – возник в ночь с 29 на 30 октября. Радио «Кошут» 30 октября передало заявление Имре Надя, в котором сообщение о создании этого комитета принималось к сведению и утверждалось. В армии 31 октября был создан «революционный комитет обороны Венгерской республики» во главе с Б. Кираем и П. Малетером. Таким образом, участвовавшие в мятеже заговорщики, осколки буржуазного режима, предатели и преступники объявлялись официальными силами безопасности при правительстве. По приказу Малетера и Кирая десятки тысяч единиц оружия (прежде всего автоматов, пулеметов и ручных гранат) перевозились из складов и казарм армии на базы мятежников.

Укреплялось влияние контрреволюции в органах государственной власти и управления. К 30 октября местные советы почти повсюду были разогнаны. Председатели исполкомов советов подвергались травле, некоторые из них были убиты. И, наконец, 30 октября И. Надь окончательно одобрил включение в систему власти различных контрреволюционных «комитетов» и «советов», заявив по радио, что правительство признает образованные в ходе мятежа «местные органы самоуправления, будет на них опираться и просит их поддержки».

Уступая постоянному нажиму и требованиям сил контрреволюции, Имре Падь 30 октября приступил к постепенной реорганизации правительства, начал работу по централизованной ликвидации всего, что еще оставалось от народной власти. Вот как характеризуют биографы и друзья И. Надя его поведение в тот период: «Он вел борьбу, причем не за так называемую социалистическую свободу, а просто за свободу в обычном, более того, horrible dictu (Страшно сказать (лат.) ), в буржуазно‑демократическом смысле этого слова».

В соответствии с этим 30 октября И. Надь объявил, что «с упразднением однопартийной системы управление страной мы ставим на основы демократического сотрудничества коалиционных партий, возрожденных в 1945 г.». Делая такое заявление, И. Надь еще опирался на последнее решение Центрального Комитета Венгерской партии трудящихся, в соответствии с которым партия объявлялась распущенной и говорилось о необходимости организовать новую партию. Тогда уже большинство голосовавших составляли сторонники И. Надя, из них же (за отдельными исключениями) был сформирован и комитет по организации Венгерской социалистической рабочей партии.

Внутри правительства Имре Надь создал сначала кабинет узкого состава, а затем освободил от постов ряд министров‑коммунистов. 2–3 ноября он вновь провел реорганизацию правительства. Этот «коалиционный» кабинет уже в основном удовлетворял требованиям вооруженных контрреволюционеров. Министром обороны, например, стал П. Малетер. В данном составе правительства еще фигурировало имя Яноша Кадара, однако он в это время уже находился не в Будапеште, ибо 1 ноября порвал с группой предателей, руководимой И. Надем. 2 и 3 ноября по указанию И. Надя велись поиски Я. Кадара, а его супруга и два ближайших сотрудника содержались под охраной в парламенте. Включение Я. Кадара в список министров являлось не чем иным, как злоупотреблением его именем с целью ввести в заблуждение коммунистов и рабочих.

Существование партий определяется не какими‑то общечеловеческими законами, а историческими условиями и соотношением классовых сил. Строительство социализма возможно и при однопартийной, и при многопартийной системе под руководством партии, стоящей на основах марксизма‑ленинизма. Поэтому для понимания роли партий надо проанализировать данную историческую обстановку.

Безусловно, ошибочным являлся принятый после 1949 г. курс на то, чтобы демократические партии, принявшие программу социалистического строительства, постепенно оттеснялись, а затем и были ликвидированы. При правильной политике партии рабочего класса, при ее руководящей роли эти партии смогли бы сыграть важную позитивную роль в деле воспитания и мобилизации различных слоев общества в интересах создания социализма. Определенный вакуум, оставшийся после их исчезновения из внутриполитической жизни страны, не мог быть заполнен движением Народного фронта, которое работало с большими спадами. Осталась и неудовлетворенность у бывших членов этих партий, которая не снималась тем, что многие прежние их руководители искренне приняли программу социалистического строительства и нашли свое место в различных областях общественно‑политической жизни.

Лозунг восстановления партий начертала на своем знамени реакция. Те из бывших руководителей партий, кто был настроен антисоциалистически, вели нелегальную или полулегальную организационную работу в стране, а органы международного империализма сделали требование многопартийной системы частью своей программы «освобождения». 15 мая 1956 г. радиостанция «Свободная Европа» провозгласила лозунг: «Разрешить демократические партии!» В своих передачах она постоянно поливала грязью парламент Венгрии, всю систему народной демократии. Суть ее передач состояла в том, что демократии в Венгрии якобы не будет до тех пор, пока «нет оппозиции, нет других партий». В первые дни ноября другие партии появились, и число их достигло 70. Но произошло это в условиях, когда контрреволюция вела атаку на власть рабочего класса, в условиях разгула белого террора, угрожавшего коммунистам и всем прогрессивным людям. В качестве «демократического» прикрытия и опоры для такого террора и понадобились бывшие коалиционные партии (социал‑демократическая, национально‑крестьянская и партия мелких сельских хозяев).

За воссоздание указанных партий взялись не «скомпрометировавшие» себя участием в социалистическом строительстве бывшие руководители, а те их лидеры, которые не были согласны с существованием власти рабочего класса. Уже при самой организации партий эти люди принялись грызться друг с другом, ожесточенно спорить вокруг программных положений. И все громче звучал голос тех, кто выступал за реставрацию капиталистического строя. Постепенно они начинали оказывать все большее влияние.

Один из руководителей партии мелких сельских хозяев Я. Чорба, касаясь программы, заявил 1 ноября газете «Игазшаг»: «Партия хотела бы создания нового коалиционного правительства на основе распределения мест на 1945 г. Она требует новой конституции и упразднения Президиума ВНР, то есть по сути дела требует республики вместо народной республики». Откровенно формулировали свои цели и местные руководители. Так, комитет той же партии в области Дьёр‑Шопрон 31 октября разослал циркулярное письмо, в котором говорилось, что партия стоит на принципах «буржуазного образа жизни и безусловной частной собственности», а также «безусловно привержена частному ведению хозяйства». Таким образом, становилось ясно, что означало для них «просто» республика и распределение мест в правительстве так, как это было в 1945 г.

Один из лидеров социал‑демократии И. Пастор заявлял: «Социал‑демократическая партия – это партия не только простых людей, но партия для всех, кто разделяет ее программу. Она стоит на основе частной собственности». Заявление это было опубликовано в газете «Сабольч‑Сатмар непе» 2 ноября.

В указанных партиях попадались и честные люди, стремившиеся к защите социалистических завоеваний, но реакционная волна заглушала их голос, и они остались в изоляции.

Организация других партий, которые прямо выступали за реставрацию капитализма и сами признавали себя реакционными, шла вовсю. Они рвались к власти. 31 октября было объявлено о создании «всевенгерского блока беспартийных», среди требований которого значилось и такое: «Поставить под надзор полиции бывших партизан… запретить на заводах организации коммунистической партии и профсоюзов».

Как говорится в протоколе о заседании, проведенном «венгерской партией независимости» (партией Пфейфера) 31 октября, «мы являемся представителями буржуазных идей». Привлекают к себе внимание некоторые пункты ее требований: «4. Неприкосновенность частной собственности… 6. Осуществление чистой, вечной и буржуазной демократии». Среди возникавших как грибы партий появлялись христианско‑демократическая партия, венгерская христианская партия, католическая народная партия, партия венгерской революционной молодежи и прочие. 1 ноября в газетах было опубликовано сообщение: «Сформирован „христианский фронт“ с намерением объединить все христианские политические группировки и партии. Временное руководство „христианского фронта“ проводит свое первое заседание после десяти лет подпольной работы вечером в пятницу». Речь тут идет о той самой организации, о которой мы говорили, рассматривая антинародную деятельность клерикального молодежного движения.

На втором этапе контрреволюции фигурой, вокруг которой сплачивались наиболее реакционные элементы, стал кардинал Миндсенти – надежда и символ внешних и внутренних сил реставрации капитализма. И он с радостью провозглашал это. Выйдя 30 октября из‑под стражи, он заявил: «Я продолжу свою деятельность с того, на чем я был вынужден прекратить ее восемь лет назад». А восемь лет назад он являлся духовным лидером и политическим знаменосцем всех крайне реакционных сил, всех закоренелых врагов социального прогресса и социализма.

Прославление Миндсенти ни на один день не исчезало из материалов международной империалистической пропаганды. Его имя звучало, когда проводились собрания, крестные ходы, собирались деньги на цели «освобождения». С лета 1956 г. буржуазная пропаганда усиленно насаждала мысль, что Миндсенти – «духовный руководитель и идеал всей нации». После принятия партией своей июльской программы действий, 24 июля римское радио заявляло: «После падения Ракоши Герё означает лишь переходный этап… Будущее не за этими людьми, а за герцогом‑примасом Миндсенти, который последовательно стоял на антикоммунистических позициях». 5 сентября «Свободная Европа» требовала «реабилитации самого невинного политического заключенного – кардинала Миндсенти». С этого времени его имя упоминалось уже каждодневно – чтобы внутренняя реакция не позабыла о его существовании.

И совершенно понятно, почему утром 1 ноября на совещании в Белом доме президент Эйзенхауэр одобрил записку Аллена Даллеса, в которой говорилось: «В Венгрии сейчас проблема состоит в том, что у повстанцев нет энергичной личности, лидера; Имре Надь потерпел крах, повстанцы требуют его ухода. Если бы кардинал Миндсенти нашел поддержку в католических чувствах венгерского народа, он стал бы такой ведущей личностью; газеты сообщили сегодня, что он освобожден из‑под домашнего ареста и вернулся в Будапешт». Об этом пишет Эйзенхауэр в своих мемуарах. Таким образом, в высших правительственных, сферах США было дано благословение на осуществление второго этапа контрреволюции.

Радиостанция «Свободная Европа» тут же приступила к выполнению второй части американского плана. Освободившись, Миндсенти принял делегацию «венгерских» органов «Свободной Европы», в которую входили Б. Цупи, барон А. Радвански, Л. Хайду‑Немет и А. Бакшани. Обсуждались проблемы организации католического по характеру политического движения. Как говорилось в одном из эмигрантских журналов, «это, впрочем, соответствовало пожеланиям американцев, ведь именно тогда прямо из Вашингтона пришел знаменитый приказ: „Миндсенти – на самый верх!“ Американцы хотели сделать его премьер‑министром Венгрии, чтобы начать создание такого сословного государства, в котором помещики и церковь получили бы обратно свои земли и привилегии. В этом и заключалась цель политического католицизма „Свободной Европы“.

Реакционеры в Венгрии быстро поняли, откуда ветер дует. 31 октября, как сообщала газета «Игазшаг», «на площади Ракоци состоялось учредительное собрание „партии венгерских революционеров“. Главный оратор собрания Иштван Иллеш потребовал „создать правительство во главе с Йожефом Миндсенти“. Затем участники собрания устроили у парламента демонстрацию под лозунгами прихода к власти „правительства Миндсенти“. А резиденция Миндсенти в Будапеште уже превращалась в командный пункт, в ставку сил контрреволюции. У него собирались реакционные политики, он вел переговоры с правительством, связывался по телефону с заграницей, в том числе дважды – с Вашингтоном. С Запада к нему один за другим прибывали эмиссары, связные, например „делегация Красного Креста“ из Швейцарии и ФРГ, в составе которой находился и известный антикоммунист, депутат бундестага ФРГ принц Лёвенштейн. Ватикан также прислал своих доверенных лиц. Газета „Журналь де Женев“ сообщала 13 декабря 1956 г.: „Монсеньер Родэн, посланец Ватикана, добрался до самой столицы Венгрии и несколько раз обсуждал ситуацию с кардиналом Миндсенти, которого правительство Имре Надя как раз освободило из заключения. Ознакомившись с ситуацией и передав кардиналу сумму, собранную папой для венгерских католиков, он возвратился в Ватикан, имея при себе исключительно ценные секретные документы. Вскоре после него такую поездку совершил и монсеньер Загон, ректор венгерского католического института в Риме“.

После совещаний с широким кругом лиц 3 ноября Миндсенти в своем выступлении по радио изложил программу реставрации капитализма.