"Сердце хочет любви" - читать интересную книгу автора (Райли Юджиния)Глава 7– Ты концертирующая пианистка, Ли. Или мне не стоит называть тебя этим именем? – Можешь называть, – грустно ответила она. – Ли – мое второе имя. Они сидели в машине Питера, остановившись недалеко от дома Майры. Всю дорогу от Розали они напряженно молчали. Ли боялась смотреть на Питера. Женщина из Сан-Франциско громко рассказала всем об известной пианистке Сьюзен Картер. Ли вздрогнула, вспомнив изумленное лицо Питера. Она не хотела, чтобы он узнал это, по крайней мере не таким образом. – Концертирующая пианистка, – повторил Питер, недоуменно покачивая головой. – Я знал, что-то не так… Он нахмурился и принялся разглядывать ее. – А почему ты делала из этого такую страшную тайну? И почему ты лгала мне, Сьюзен? У нее все сжалось внутри. – Питер! Я не лгала… – Разве? – возразил он. Она содрогнулась, когда, наконец повернувшись, увидела в его глазах гнев. – Ты многое утаила, и, честно говоря, я не понимаю, чем это отличается от лжи. – А теперь ты говоришь как юрист! – Я и есть юрист! – Он наклонился к ней. – А надо быть жуликом, чтобы разгадать тебя. – Я не собиралась обманывать тебя. Ведь я предупреждала! Я не хотела оскорблять тебя. – Но именно так ты и поступила! – холодно ответил он. – Несмотря на все твои благие намерения, я оскорблен. Сьюзен Ли, ты закрылась от меня. Почему ты не могла просто объяснить мне все? – У меня есть на то причины… Послушай, Питер, я сожалею о случившемся. Она отвернулась от его взгляда, заставлявшего ее мучиться, и уставилась в окно, больно покусывая губу. – Ты не ответила мне, Ли, – упрямо продолжал он. – Почему ты скрывала от меня и всех в этом городе правду о твоей карьере? – Он сухо рассмеялся. – Этого едва ли стоит стыдиться. Она глубоко вздохнула и повернулась обратно к нему: – Я знаю, просто полгода назад я заключила договор сама с собой… Она замолчала. Это прозвучало так… неправдоподобно! – Да? – поторопил он. Она переплела пальцы, почувствовав, что попала в ловушку. – Ну хорошо, – произнесли Ли. У нее не было иного выбора, она начала рассказ сначала. – Как ты уже знаешь, я концертирующая пианистка. Я дебютировала с Симфоническим оркестром Сан-Франциско, когда мне было пятнадцать. С тех пор… – В ее голосе появилась горечь. – Достаточно будет сказать, что мои выступления проходили с аншлагом по всему миру, пока одно событие не омрачило их. Она замолчала, стараясь выровнять дыхание. – В общем, год назад меня охватила тревога, у меня появилась бессонница. Болезнь прогрессировала, я уже и без психиатра знала, в чем именно дело. Наконец мне пришлось признаться себе, что я «выгорела», и это в двадцать шесть лет. Я с большим трудом уговорила менеджера и родителей дать мне год свободною времени. Xoтелось уехать, поездить по стране, подумать, пересмотреть задачи моей карьеры. – Ты хочешь сказать, что пытаешься решить, продолжать тебе выступать или нет? – проницательно заметил Питер. Она кивнула: – Мне нужно было уехать, чтобы все хорошенько обдумать. – Понимаю. – Он прищурился. – Но в том, чем ты сейчас занимаешься, нет ничего страшного. В этом заложен большой смысл. Так зачем тебе понадобились загадки? Зачем путешествовать инкогнито, то есть под вымышленным именем? – Это не вымышленное имя, – мягко поправила она. – Так меня звали в детстве. Именно так я всегда называла себя. Это мое второе… – Верно. – Он вежливо улыбнулся безрадостной улыбкой. – Я поставлю вопрос по-другому: почему ты не рассказала мне, кто ты есть на самом деле? Почему ты не доверяла и не доверяешь мне? Она отрицательно покачала головой: – К доверию это не имеет ни малейшего отношения… – Разве? – перебил он ее, повышая голос. – Я думаю, с доверием связано все в нашей жизни. – Ты будешь меня слушать? – рассердилась она. В ответ он лишь еще больше насупился. Ли пригладила волосы и тяжко вздохнула. Она сильно переживала оттого, что он был разозлен, оскорблен и разочарован одновременно. Ли изо всех сил старалась не потерять контроль над собой. – Во-первых, Питер, я никогда не хотела заводить с тобой роман. Это была полностью твоя идея. Я пыталась предостеречь тебя, но ты не слушал. Во-вторых, мы знакомы всего неделю. А в-третьих, – она запнулась, ее голос дрожал, – как я тебе уже говорила, полгода назад я заключила договор сама с собой. Я обещала себе самостоятельно принять решение по поводу моей дальнейшей концертной деятельности. Вот почему мне пришлось уехать из Калифорнии, уехать от родителей, друзей и в первую очередь от менеджера. Разве ты не понимаешь этого, Питер? Я должна была уехать, как ты выразился, «инкогнито». Иначе во время путешествия по стране мне пришлось бы выступать. – Значит, ты намеренно остановилась в уединенном южном городишке, где никто и понятия не имеет о Сьюзен Картер. – Он нахмурился. – Это смешно, но я действительно никогда не слышал о тебе. Она пожала плечами: – В этом нет ничего удивительного. Есть много людей, достаточно известных в музыкальных кругах, но малоизвестных обычной публике. Я отношусь именно к ним, я не старалась приобрести себе известность любой ценой. Я не могла воды замутить… даже в Миссисипи у Натчеза. Она посмотрела ему в лицо, выискивая признаки сочувствия, но он оставался непреклонен. – Питер, мне нужно было принять решение самой, я не могла вмешивать в мои дела других людей. – Но мы уже вовлечены в твои дела, правда? – с усилием спросил Питер. – Я имею в виду нас обоих. А что касается замутненной воды, я бы сказал, что она теперь довольно темная. О том, что случилось в Розали, узнают в Натчезе в мгновение ока. Она закусила губу и печально молчала. Питер ухмыльнулся: – Ты напомнила мне поговорку про вора, который хочет, чтобы его поймали. Она быстро взглянула на него и расплакалась. – Наверное… Мне не нравилось скрывать это от тебя, Питер… Мгновение он молчал, как будто в нем происходила внутренняя борьба. – Ну хорошо, – мягко заговорил он, – значит, ты год решила отдохнуть. Прошло уже полгода, ты решила что-нибудь? Она помотала головой. – Я даже в большем замешательстве, чем была до этого. – На тебя так подействовала наша встреча? – предположил он, его карие глаза словно приковывали ее взглядом. – Да, – прошептала она. – Наша встреча. Теперь Питер, не выдержав взгляда Ли, отвернулся. Он взъерошил себе волосы. Его голос стал более спокойным, хотя в нем еще звучала обида. – Меня все-таки кое-что смущает. Не будем обсуждать вопросы, связанные с твоей профессиональной деятельностью. Но почему ты так сильно сопротивлялась мне? Ведь я тебе нравлюсь, правда, Ли? – Да, Питер. – Так почему же ты не позволяла приближаться к тебе? Назови мне настоящую причину, по которой ты не хочешь, чтобы мы были любовниками. Она беспомощно развела руками. – Питер, ты слушал меня? Потому что мне надо принять решение самой. Он резко повернулся. – Прости, но я не понимаю, – холодно произнес он. Она не знала, что ей сказать, и боролась с опять подступившими слезами, но ничего не смогла сделать, ее глаза заблестели. Было так трудно убеждать опытного юриста. – Ну как ты не понимаешь, Питер? Быть твоей любовницей, быть любовницей кого угодно… Это совершенно не вяжется с принятием жизненно важных решений. Когда я говорила, что не хочу оскорблять тебя, я именно это имела в виду. Кто знает, что будет дальше? Я уверена только в одном: я не могу продолжать выступать и одновременно иметь личную жизнь. Вот в этом-то и состоит проблема. – Что? – недоверчиво спросил он. Ли не успела ничего объяснить, потому что в этот момент по боковой лестнице Уэверли-Хаус спустилась Майра в легком платье, с цветами, и подошла к машине. – Милые мои! А не жарко ли вам сидеть на самой дороге? – поинтересовалась она. Питер рассмеялся, но прямого ответа на вопрос тети не дал. – Ты так разоделась, Майра. Куда направляешься? Подул мягкий вечерний ветерок, Майра кокетливо поправила элегантную соломенную шляпку. – Неужели ты забыл, дорогой? К Виде Джин приехала на неделю двоюродная сестра из Мемфиса. Вида пригласила на чай гостей. Она просила меня привести с собой Ли, но ты сказал, что у вас свидание. – Да, я помню, – ответил Питер. Ли сердито взглянула на него, возмущенная тем, что он принял решение за нее. Она вряд ли пошла бы на чай к Виде Джин, но теперь очень расстроилась, узнав, что Питер продолжает распоряжаться ее жизнью. – Я отвезу тебя, – сказал Питер тете. – Нет, милок, я прекрасно доберусь сама. – Я настаиваю. – Он взглянул на Ли. – Хочешь поехать с Майрой? – Нет, спасибо. Она вышла из машины, оставив для Майры открытую дверь. – Спасибо, дорогая! – крикнула Майра вслед Ли. Ли услышала обрывки их разговора с Питером. – Ты не мог бы ненадолго задержаться и поздороваться с Видой? Ей не терпится увидеть тебя. – А почему нет? – глухо отозвался Питер. Ли вошла в дом через кухню. Она чувствовала себя удрученной, ведь Питеру, должно быть, просто не терпелось расстаться с ней. Он никогда бы добровольно не поехал к Виде Джин Джексон! Ли сама приготовила себе чашку чая: у Ханны был выходной. Она услышала голоса туристов, собиравшихся у входа в дом, и посмотрела на часы. Экскурсии будут продолжаться еще два часа. Ли решила подняться к себе в комнату и попытаться отдохнуть, она очень устала и радовалась тому, – что не работает сегодня вечером. Если бы только можно было вернуть последние прошедшие часы, она вела бы себя совершенно по-другому. Питер узнал о ее карьере самым ужасным из возможных способов, и в этом виновата только она сама. И зачем только она откладывала и откладывала разговор, почему не рассказала ему все с самого начала? Ли торопливо поднялась по черной лестнице, чтобы ни с кем не встретиться. Придя в комнату, она переоделась в старенькие джинсы и потертую футболку, а потом села допивать чай. Она думала о том, как быстро изменилась вдруг ее жизнь. Питер Уэбстер в одночасье перевернул ее мир. Теперь, после того, что случилось в Розали, ее жизнь в Натчезе уже никогда не станет прежней. Очевидно, пришло время отправляться дальше. Она наверняка потеряла Питера, он больше никогда ей не поверит. И это явно к лучшему, она могла предложить ему так мало… Но почему же тогда мысль о том, что она потеряла его, наполняет ее столь острой болью? Потому что она любит его. С такими мыслями Ли расхаживала по комнате, ее босые ноги утопали в мягком ковре. Кажется, она полюбила его с того самого момента, когда впервые увидела, увидела эти ослепительные, теплые, озорные глаза. Именно поэтому ей необходимо было устоять перед ним. Если бы он ничего не значил для нее, сопротивляться было бы нечему. Она смахнула внезапно выступившую слезу. Этого не может быть! Это не то, чего она хотела. Она могла только обидеть его, и ничего больше. Она уже ему все испортила. И все-таки она чувствовала, чувствовала не что иное, как любовь, необратимую любовь. Как только мысли ее оформились, Ли, осознав это, наконец в изнеможении рухнула в старинное французское кресло, стоявшее у окна. Позже, когда все в доме затихло, Ли спустилась вниз узнать, не вернулся ли Питер. Его нигде не было видно. Интересно, он все еще у болтливой Виды Джин или поехал развеяться? Она поняла, что ужасно скучает по нему, и тоскливо посмеялась над собой: всю неделю она пыталась избавиться от него, а теперь, когда его нет, ощутила бесконечное расстояние между ними. Она хотела принять решение, хотела, чтобы все было как прежде, но ничего не получилось. Если бы она понимала, что творит! Если бы только она могла определиться, что делать дальше с се музыкальной карьерой, бесконечной чередой концертов и гастролей. Она вернулась к себе и достала альбом с газетными вырезками, хранившийся у нее в нижнем ящике туалетного столика. Она присела на постель и стала дрожащими пальцами перелистывать страницы. Кто эта молодая женщина – такая изысканная, такая уверенная, такая ответственная, с собранными в пучок волосами, прекрасно держащая себя на публике? Молодая пианистка-виртуоз в черной юбке до пола и ниспадающей блузке из белого шелка казалась ей сейчас совершенно чужой. Но это была именно она, и никто другой. На фотографии ей пятнадцать, она выступает с Симфоническим оркестром Сан-Франциско. А здесь ей уже двадцать, она выигрывает конкурс имени Клиберна. Вот она, безумно волнуясь, играет в Нью-Йорке с Леонардом Бернстайном. И наконец, ее последний концерт в Дэвис-Холле, она играет Шопена. Куда же сейчас подевалась эта преуспевающая женщина, которая пользовалась не так давно ошеломительным успехом? Есть ли она еще здесь, спрятанная внутри Ли Картер из Натчеза и ждущая момента освобождения? Не успела Ли серьезно задуматься, как мысли ее прервал сильный раскатистый грохот, донесшийся с нижнего этажа. Она испуганно поднялась с постели и поторопилась вниз, не выпуская из рук альбома. Шум явно исходил от роскошного рояля Майры, стоявшего в гостиной. Что же могло такое случиться? Оставив открытый альбом на столике в проеме между окнами центрального коридора, Ли побежала в гостиную, слыша еще более странные, приглушенные теперь звуки, дополняемые жалким мяуканьем. – Кыш! – выдохнула она. Она мгновенно сориентировалась. Крышка рояля была опущена, значит, Кыш сбил подпорку и запер себя внутри. – Ах, Кыш! – Она подняла крышку и вытащила сильно перепуганного, но уцелевшего кота. – Кыш, скверный мальчишка, – проговорила она, спуская на пол огромного кота. – Готова поспорить, больше ты так не сделаешь. Громко мяукая в знак согласия, Кыш выбежал из комнаты, кинув обиженный взгляд на огромный черный предмет. Ли рассмеялась и села на скамейку перед инструментом. Надо убедиться, что старый рояль не пострадал. Кот мог ослабить несколько струн, но она легко их отрегулирует, немного подкрутив. Она решила попробовать сыграть несколько гамм, но быстро переключилась на мощную и безудержную «Патетическую сонату» Бетховена. Бурная и одновременно мягкая, успокаивающая соната соответствовала сегодня ее настроению. Она изливала свои переживания в сложнейших пассажах, великолепно справляясь с ними. Много месяцев, прошедших с тех пор, когда она в последний раз исполняла эту вещь, словно выпали из ее жизни в тот самый момент, когда пальцы коснулись клавиш. С силой ударяя по клавишам, она передавала им свои страдания, наполняя комнату прекрасной музыкой. Соната была длинной и эмоциональной, Ли забыла обо всем, кроме музыки. Когда она закончила драматической снижающейся руладой, сложившейся в тройное фортиссимо, вся комната, казалось, насытилась энергией ее исполнения. Она медленно убрала с клавиш трепещущие пальцы и прислонилась лбом к инструменту, потрясенная и примиренная. Она глубоко вдохнула – та молодая преуспевающая женщина все еще жила внутри нее. Что ей теперь делать? Она больше не может так жить. Или все-таки может? – Ли. Это было прекрасно, я чуть не расплакался. Она быстро повернулась. Питер стоял под аркой, ведущей в комнату, в руках у него был открытый альбом. Казалось, он испытывает благоговение к ней. Покачивая головой от удивления, он указал альбомом на инструмент: – Дорогая, почему ты придаешь этому такое небольшое значение? Она отвернулась, чтобы скрыть горящий взгляд, и закрыла лицо руками. – Я придаю этому небольшое значение? Это значит для меня слишком много. – О, Ли. Наконец она уступила своей печали и сломалась под этой тяжестью. Питер подошел к ней, нежно поднял со скамейки и помог дойти до дивана, усадив ее к себе на колени. – Дорогая, я вел себя как дурак, – хрипло проговорил он, гладя ее шелковистые волосы. – Когда я узнал сегодня, кто ты такая, я думал только о себе, о том, как я оскорблен. Я ни на мгновение не задумался, каково тебе. Я просто эгоист. – Нет, Питер, – всхлипывала Ли. – Мне нужно было рассказать тебе раньше. Но мне очень трудно об этом говорить. – Знаю, знаю, – успокаивающе ответил он, приподнимая ее залитое слезами лицо. – Когда ты играла, я чувствовал твою боль, твое беспокойство, но, дорогая… Он замолчал, качая головой, его лицо опять приняло удивленное выражение. – Ты невероятная, фантастическая. В этих рецензиях, – показал он на альбом, – тебя называют выдающейся. Я потрясен всем этим – твоим талантом, твоим смущением, и поверь мне, дорогая, я хочу понять. Ты не могла бы попытаться объяснить мне, зачем ты отказываешься от всего? Она нервно вздохнула, потом рассеянно развела руками. – Потому что в этом я теряю себя, Питер. Когда я играю, я другой человек. Я становлюсь одержимой. – Ее глаза потемнели от переживаний. – Иногда, во время исполнения, когда я ощущаю энергию, исходящую от аудитории, когда все идет как по маслу, в моей крови поднимается невероятной силы волна. Я уверена, то же самое чувствуют наркоманы, получая свою дозу. В этот момент ничто меня не волнует, ничто. Она повернулась к нему. – Ты понимаешь это? – Нет, – нахмурившись, ответил он. Она вздохнула. – Постараюсь объяснить получше. Но это запутанная история. Он поднял с кофейного столика альбом с вырезками. – Я хочу понять тебя, Ли. Я хочу знать все. Она забрала у него альбом. – Я попытаюсь. Ее горе утихало. Она думала, что сказать и как сказать, но задумчивость была прервана неловкостью – она сидела у Питера на коленях, и это вызвало в ней желание физической близости. – Я хочу обнимать тебя, – сказал он, его руки невольно заключили ее в крепкие объятия. – Я не часто обнимал тебя, недостаточно часто. От его слов она смягчилась. – Хорошо. Стараясь думать о том, что должна говорить, она позволила своему телу расслабиться. – Думаю, у меня было особое предназначение с самого дня рождения. Понимаешь, мои родители – оба музыканты, отец играет на виолончели в Симфоническом оркестре Сан-Франциско, мама – на флейте. Кроме того, оба играют на фортепьяно почти так же хорошо, как и я. – Сомневаюсь, – решительно вставил Питер. Она невольно улыбнулась. – Самое раннее, что я помню, – это звуки музыки. Дом моих родителей был любимым местом неофициальных репетиций, небольших концертов и сборищ после концертов. Кажется, я начала играть на фортепьяно еще до того, как научилась говорить. Я помню, как исполняла «К Элизе» на «Стейнвее» родителей перед несколькими зачарованными моей игрой членами оркестра, тогда мне было пять лет. – Ты была единственным ребенком? – Да. Конечно, мои родители желали мне только хорошего, и я им по сей день благодарна. Невозможно найти родителей, более преданных своему ребенку, хотя их навязчивая идея сделать из меня выдающуюся пианистку лишила меня нормального детства. Я много лет провела в Консерватории Сан-Франциско, а потом, конечно, в Джуллиарде. – А ты? Ты этого хотела? Она смущенно опустила голову. – Ты знаешь, даже сегодня я затрудняюсь ответить. Когда я росла, я просто не знала, что этого можно не хотеть. Определенность моего будущего никогда не подвергалась сомнению. Я никогда не задавала подобные вопросы, я была слишком занята. Видишь ли, я выиграла конкурс в Форт-Уэрте, конкурс Клиберна, когда мне было двадцать. После этого… – Она театрально взмахнула руками. – Сегодня очень небольшое количество молодых пианистов получают статус виртуоза, если не выигрывают главный конкурс. Так вот я выиграла, частью премии был мой первый концертный сезон. С тех пор я стала считаться исполнителем мирового класса. – Понятно, – произнес Питер, задумчиво хмурясь. – Значит, ты не задавала никогда никаких вопросов до тех пор, пока в прошлом году не обессилела? – Да. – Тогда, может быть, именно в этом и состоит ответ. Я думаю, что организм сам пытался тебе что-то сказать. Она покачала головой: – Если бы это было так просто. Виртуозы часто «перегорают». Так случилось с Горовицем, а до него с Падеревским. У юного виртуоза Артура Рубинштейна однажды была такая депрессия, что он даже пытался повеситься, и посмотри, что с ним стало потом. К сожалению, кризис карьеры – нередкое явление среди музыкантов мирового класса. Кто-то довольно успешно продолжает играть, а кто-то уходит навсегда. Поэтому мои… симптомы могут быть частью ответа, Питер, но я боюсь, что полная картина этого гораздо сложнее. – Да? Тогда обрисуй мне полную картину. Что это в твоем понимании? Все началось с того, как ты выиграла конкурс? Она листала потертый альбом с хроникой шести лет ее гастрольных поездок по всему миру: Нью-Йорк, Вена, Берлин, Израиль. Она рассказывала, что значит быть на гастролях: примчаться в незнакомый город в полдень, после обеда повторить с дирижером наиболее сложные места концертной программы, а вечером исполнять новую симфонию, часто на непроверенном рояле. Она рассказала ему о своих радостях и несчастьях – о том, как однажды она приехала в Лондон в голубых джинсах всего за три часа до выступления, а ее багаж задерживался в Нью-Йорке. Пришлось брать платье напрокат. В другой раз она играла ужасным зимним вечером в Чикаго, когда температура упала до минус тридцати девяти градусов. – Невероятно, – сказал Питер, когда она закончила. – Конечно, такой темп жизни может привести к изнеможению. По его лицу пробежала тень. – Ты… ты думаешь вернуться к этому? – тихо спросил он. Она закусила губу. – Я могу встать, Питер? Он неохотно отпустил ее. Она встала, подошла к окну и посмотрела сквозь кружевные занавески на массивный дуб. Она тщательно подбирала слова для ответа: – Не знаю. Я чувствую себя такой растерянной, особенно после встречи с тобой. – Она повернулась к нему, сжимая и разжимая кулаки. – Мой менеджер говорил, что музыка – моя кровь и я никогда не смогу расстаться с этим. Еще он говорил, что у меня дар Божий и с таким даром связана большая ответственность. Понимаешь меня? – Думаю, да, – ответил он. Она пригладила волосы, а когда продолжила, в ее глазах стояли слезы. – Трудность состоит в том, что я чувствую эту ответственность, обязанность поделиться моей музыкой с другими. Ты подумал, чем для нас с тобой будет мое возвращение к концертной деятельности? Он улыбнулся: – Рад слышать, что ты говоришь «мы». Она тоже слабо улыбнулась в ответ. – Ты подумал об этом, Питер? – повторила она удрученно. Он встал и подошел к ней. – Дорогая, я узнал обо всем только несколько часов назад! Но разве ты не веришь, что мы вместе сможем решить все проблемы? – А что, если это невозможно? Она снова отвернулась. Мгновение спустя она почувствовала на своих плечах его сильные теплые руки и невольно вздрогнула. – Я должна сказать тебе кое-что еще, Питер. – Да? Она слышала, как сильно бьется ее сердце, близость Питера поднимала волну безудержных чувств внутри ее. Ей будет нелегко, но она должна рассказать ему всю правду. – Питер, я хочу, чтобы ты кое-что понял. Когда ты приехал неделю назад и начал преследовать меня, я совершенно не понимала, зачем ты это делаешь. Я имею в виду, ты только на три недели… – Ты думала, что я просто хочу поразвлечься? – недоверчиво спросил он. – Нет, – ответила она. – Я так не думала, ну, может быть, поначалу. Она повернулась к нему лицом, не в силах больше прятать страдания. – Я просто хотела, чтобы ты понял, насколько серьезно я отношусь к этому… – Правда? Теперь он улыбался. – Питер! Она готова была и рассмеяться, и расплакаться. – Знаешь, когда ты сегодня уехал, я наконец поняла, почему сопротивлялась тебе. Потому… Она взглянула на его красивое лицо и вздрогнула. – Скажи мне, – уговаривал он, целуя ее в лоб. Она шумно вздохнула. – Думаю, я влюбляюсь в тебя, – выпалила она. – О, дорогая! Как же я мечтал услышать это! Он поцеловал ее в мокрую от слез щеку. – А что, если я уже влюбился в тебя? – хрипло добавил он. – О, Питер! – воскликнула она, забыв на мгновение все проблемы от радости, охватившей ее. – И я это знаю! Я знаю… Ее слова заглушил поцелуй. Она крепко прижалась к нему, в них обоих разлились такие нежные чувства, и они ощутили такое сильное желание, чего не ощущали никогда прежде, до того как была сказана вся правда. Наконец Питер резко отстранился. – Дорогая Ли. Может быть, я и знаю тебя всего неделю, но ты уже стала частью меня. – Он крепко обнял ее. – А что до остального, дорогая, не волнуйся, мы с этим разберемся. Не важно, что ты решишь. – Питер, я не думаю… – Правильно, не думай. Просто позволь мне обнять тебя. Поцелуй меня еще раз. Все вокруг словно замерло, когда их губы встретились. Его руки свободно прикасались к ее телу, ласкали ее сквозь одежду. – Ты знаешь, я подумал, что потерял тебя сегодня, – прошептал он хриплым от наслаждения голосом. – Я тоже подумала, что потеряла тебя, – прошептала она в ответ. – Это был сущий ад. Мы никогда не должны больше допускать такого, никогда, – повторял он, целуя ее шею и лицо. – О, Питер… Она страстно прижалась к нему, вставая на цыпочки, чтобы снова поцеловать его. Он застонал, крепко обнимая ее. Она была рада его объятиям, потому что у нее сильно закружилась голова от интимности их поцелуя. Ее сердце бешено колотилось. Теплые руки Питера скользнули под футболку и смело начали ласкать ее грудь через тонкий материал бюстгальтера. Ли постепенно теряла контроль над собой, он чувствовал на шее ее быстрое и горячее дыхание. – Знаешь, мне еще не скоро ехать за Майрой, – прошептал он голосом, полным желания. – Вида Джин пригласила ее на ужин. Дорогая, ты не хотела бы закончить наш разговор наверху? Ли взглянула на него. Все ее тело трепетало и жаждало его. Она читала в его глазах страсть. О да, она хотела только одного – заняться любовью с этим человеком прямо сейчас, сию минуту! Но в дело вмешался рассудок. – Питер, ты уверен, что это разумно? – неуверенно спросила она. – А что, если… – Она не смогла говорить. – А что, если мы в конце концов не сможем ничего решить? А что, если у нас просто нет будущего? Он быстро отпустил ее, повернулся к ней спиной и застыл: – Ты уже рассматриваешь другие варианты, Ли? – Нет, но что делать, если придется? Он повернулся к ней, пристально глядя на ее лицо. – Тогда мне хотелось бы использовать свой шанс. А тебе? Она щурилась от слез и не знала, что ответить. Он пожал плечами, в этом жесте было смирение. – Думаю, сейчас нам стоит забыть об этом. Я говорил, что никогда не буду заставлять тебя. Ли отвернулась, чтобы не видеть глаз Питера, полных боли. Она опять оскорбила его. Она просто не могла примириться с этой мыслью! Он был согласен пойти на любой риск, только чтобы любить ее. Почему же она не могла сделать этого? – Питер, я хочу, чтобы между нами все было ясно, – отрывисто произнесла она. – Ты… – Она застенчиво потупилась. – Тебе не придется заставлять меня. Никогда. Какое-то мгновение он молчал. – Ли, посмотри на меня, – ласково проговорил он наконец. Она посмотрела, и все ее тело наполнилось энергией, струившейся из его глаз. – Ты хочешь заняться со мной любовью? – спросил он. От смелости этих слов у нее перехватило дыхание, но она ответила сердцем. – Да, – просто сказала Ли. – О да. – Почему? – Потому что я люблю тебя, – прошептала она. – И потому… – Потому что ты хочешь, чтобы между нами все было ясно? – Каждая частичка тела Питера была напряжена, а лицо выражало муку и желание одновременно. – Дорогая, я хочу тебя, – сказал он, сжимая ее плечи. – Видит Бог, я хочу тебя. Но если ты предлагаешь себя только для того, чтобы все уладить, ты не права. Она кивнула: – Я знаю, Питер, но я не желаю ничего подобного. – Она протянула к нему руку. – Я просто хочу быть рядом с тобой. Я должна быть рядом с тобой… – прошептала она. – О, Ли. Он опять нежно обнял ее и поцеловал, его руки дрожали от желания. – О, любимая, тогда мы будем рядом, совсем рядом. Он повел ее в коридор и по лестнице наверх. Она думала, что сошла с ума, раз сознательно пошла на такое. Но ей было все равно. Она хотела его. Как же она хотела его! Она просто хотела быть рядом с ним. Его рука обнимала ее талию, а его сильное тело прикасалось к ее телу, когда они поднимались по лестнице, и это было настоящим блаженством. Они поднялись на второй этаж. – У тебя или у меня? – взволнованно спросил Питер. Ли промолчала, и он повел ее в свою комнату. Он закрыл дверь и прижал ее к ней, жадно целуя. Она чувствовала его готовность, которая возбуждала в ней ответную жажду. Питер вдруг резко подался назад, в его глазах горела страсть. – Ли… Ты правда уверена? Она застонала и с мольбой потянулась к нему. – О, Питер, больше не спрашивай меня, или я… Пожалуйста, не надо. Просто… – Хорошо, дорогая, хорошо. Он прижал ее к себе с яростным рычанием и поцеловал, в этот раз с такой небывалой силой, что чуть было не напугал ее. Когда его руки решительно устремились под ее футболку, она напряглась, и он обеспокоенно отпрянул. Она с покаянным видом уставилась в пол. – Питер, я не очень… Я не… – Что «не»? Ты имеешь в виду, ты никогда… – Да. Нет. Я хочу сказать, что был только один мужчина, вернее, мальчик.. Я еще училась в школе… – Ли, дорогая. – Улыбаясь, он придвинул ее к себе. – Ты не обязана рассказывать мне… – Нет, обязана. Я хочу, чтобы ты знал меня. – Хорошо, – успокаивающе произнес он, гладя ее спину. – Расскажи все, что ты считаешь необходимым. Питер позволил ей выговориться. Как она может отдаться ему до тех пор, пока он не поймет ее полностью? Она прижалась лицом к его шее. – Я его любила, – с дрожью в голосе произнесла она. – И он любил меня. Но мы расстались, когда он поступил в колледж. К тому времени он знал, чего требовали мои занятия музыкой. Ему же нужна была девушка, которая хотела бы стать его женой, завести детей… – Он был идиотом, – с улыбкой перебил ее Питер, его руки скользнули за пояс джинсов. – Ну и хватит о нем. Теперь замолчи и поцелуй меня. – Но ты не слушаешь. Ты должен знать! – с отчаянием повторяла Ли, утопая в его поцелуях, которыми он покрывал ее лицо. Она попыталась удержать сильные пальцы, дергавшие застежку ее джинсов. – Это может произойти опять. Я могу обидеть тебя, если вынуждена буду расстаться с тобой, как… Внезапно он притянул ее еще ближе. – Ли, прекрати, – произнес он резким от непреодолимого желания голосом. – Я не допущу, чтобы это повторилось. Прекрати сопротивляться и дай мне раздеть тебя. Леди, вам будет не так-то просто расстаться со мной. Он наконец сорвал с нее футболку. Питер резко вздохнул, и Ли, увидев, как он пожирает взглядом ее грудь сквозь тонкий материал лифчика, поняла, что теперь пути назад нет. Застежка быстро покорилась его умелым пальцам, и он стал поглаживать попеременно упругие соски. Ее ноги предательски ослабли. – О, Питер… – Ты дрожишь, милая. Он прижал ее к себе, одной рукой крепко придерживая за поясницу, а другой расстегивая джинсы. Ее стройное тело горело от страсти, когда он отбросил ее джинсы. Жадный взгляд темных глаз доводил ее до обморока. – Ты прелестна. Он обвил рукой ее шею и поцеловал вновь. – Теперь ты можешь раздеть меня, – шепнул он, касаясь языком ее уха. У нее перехватило дыхание. – О, Питер, пожалуйста… я просто не смогу… Она не знала, хватит ли ей смелости дотронуться до него, до того, как они займутся любовью. Он сразу догадался, о чем она думает. – Тогда в следующий раз, – мягко произнес он и повел ее к постели. Она легла и отвела взгляд, пока он раздевался. Вскоре он лег рядом с ней на прохладных простынях в прекрасной старинной кровати, тонкая москитная сетка висела над ними, как покров любви. Когда он придвинулся к ней вплотную, у нее перехватило дыхание. Она остро почувствовала желание плоти. – Я люблю тебя, – прошептала она, крепко прижимая его к себе. В ответ он тоже шептал слова любви. Их первый поцелуй был похож на глубокий вдох ныряльщика, вынырнувшего на поверхность. Когда губы Питера устремились к ее груди, причиняя бесконечные мучения, она инстинктивно выгнулась ему навстречу. – Это ли та самая скромница, которая не хотела раздевать меня? – хриплым голосом поддразнил он ее. Она все меньше контролировала себя. – Ли, – выдохнул он, – лучше остановись, а то прелюдия может вылететь прямо из окна. – Я хочу тебя, – заявила она без всякого стыда, вцепившись рукой ему в волосы. – Питер Уэбстер, вы соблазняли меня целую неделю. Целовали меня, дотрагивались до меня, сводили меня с ума. А теперь настало время, время… У нее не хватило слов, и она страстно поцеловала его. – Любви, – пробормотал он. – Настало… Его глаза светились желанием и предвкушали удовольствие. – Я еще не кончил тебя соблазнять, – прошептал он. Его пальцы очень медленно скользили вниз по ее телу. – Чудовище! – воскликнула она, извиваясь от его искусной любовной пытки. Она снова поцеловала его, глубоко проникнув языком в его рот. – Господи! – выдохнул он, когда их рты оторвались друг от друга. – Ты такое страстное создание… – Такова моя музыкальная душа, – отважно ответила она. – Продолжай играть, – настаивал он. Но затем он сам стал исполнителем, прижав ее сверху, он наигрывал на ней, как на прекрасном инструменте. Медленно скользил по ее телу взглядом, похожим на ровное пламя, до тех пор, пока Ли не поняла, что сейчас лишится чувств. Когда он провел теплыми и дразнящими губами по ее телу, порозовевшему от возбуждения, она почувствовала, что здравомыслие покидает ее. Ей хотелось целовать его в. ответ, целовать исступленно, но он не позволил ей, а все еще сжимал руками, доводя до сумасшествия губами и языком. – Ты такая красивая, – шептал он снова и снова. – Такая милая… Не выдержав больше, она опрокинула его на спину. Он не сопротивлялся, а она, в свою очередь, сводила его с ума, проводя губами по его телу, целуя его соски, играя языком с волосками на груди, забыв про скромность и ощущая только всепоглощающую потребность в нем. – Ты тоже красивый, Питер Уэбстер. Мне нравится твое тело, твой запах, то, как ты чувствуешь меня. – Хватит, – простонал он и потянул ее под себя, жадно целуя и раздвигая ногами ее ноги. Он очень медленно приблизился к ней, зная, чтo эти мгновения покажутся ей вечностью. В глазах Ли выступили слезы радости, когда он полностью вошел в нее. Наконец-то она была полна им до боли. Она застонала и впилась пальцами в его спину. – С тобой все в порядке? – поинтересовался он. – О да! – воскликнула она. – Просто люби меня… Пожалуйста, люби меня! В ответ он страстно поцеловал ее и принялся двигаться внутри ее, проникая все глубже и глубже. Ощущения Ли были такими острыми, что она начала двигаться вместе с ним, с трудом дыша и открываясь ему все больше и больше. Первый раз в жизни она восхитительно парила между экстазом и сумасшествием. Именно тогда, когда она подумала, что не избежит безумия, Питер утолил ее неистовую жажду сильными ударами. Оба они сотряслись в экстазе, слившись в единое целое. Они шептали друг другу о своей любви и чувствовали, как вокруг разливается покой. |
||
|