"Ангелы на кончике иглы" - читать интересную книгу автора (Дружников Юрий)

19. ВЫШЛИ МЫ НА ДЕЛО

Исполнять обязанности редактора Ягубов начал мягко, но без панибратства. Он решил внедрить вежливый и деловой западный стиль взаимоотношений с подчиненными. Если забывал и переходил на «ты», то, вспомнив, возвращался в намеченное русло. Журналистов он делил на две категории: безответственных, которые пишут, и ответственных, которые подписывают. Ягубову приходилось подписывать. Теперь, в отсутствие редактора, бремя ответственности ложилось на него в полной мере.

– Что бы ни произошло во Вселенной, – заявил Ягубов на планерке, проведенной им без Макарцева, – подписчик должен прочитать, что у нас в стране все в порядке.

Новый человек в редакции, он понимал: все приводные ремни сходятся к Макарцеву. Предстояло выяснить, на кого опереться, чтобы отдельные ремни перетянуть к себе временно, а некоторые после оставить навсегда. Перед ним лежало штатное расписание редакции с указанием должности, стажа работы и зарплаты. Глаза соскальзывали с фамилии на фамилию. Он припоминал, что слышал о том или другом сотруднике и какое мнение начинало складываться у него самого. После беглого осмотра заместитель редактора отметил точками две фамилии: Кашина и Раппопорта. Обоих из противоречивых соображений.

Завредакцией Кашина Макарцев явно недолюбливал, хотя не вслух. Напротив, отметил его исполнительность, уравновешенный характер. Но по проскользнувшей иронической нотке Ягубов вывел, что Макарцев его презирает. Видимо, чувствовал себя настолько твердо, что опора на Кашина ему была не нужна. Считал его завхозом и забывал о том, что не он поручил Кашину заниматься в редакции кадрами, а органы. Чувствуя опору, люди обычно стараются работать лучше, и такую поддержку Ягубов решил Кашину оказать.

Что касается Раппопорта, то тут мотивы были сложнее. Лично ему неряшливо одетый, плохо выбритый и всегда ворчащий исполняющий обязанности редактора отдела комвоспитания был несимпатичен. И эта антипатия была, по-видимому, взаимной. Постоянная манера Раппопорта возражать, затягивать выполнение распоряжений, которые ему не понравились, несомненно, объяснялась отсутствием в нем главного качества журналиста – внутренней партийности. Если бы Ягубов был редактором, то в отдел комвос он давно посадил бы человека более выдержанного идеологически, не говоря уж о привлекательности биографии.

Однако Макарцев не раз нахваливал Ягубову Раппопорта: ум, профессионализм, безотказность в выполнении тонких поручений. Не исключено, что у Раппопорта имелись и свои связи. Через посредство Якова Марковича Ягубов сумел бы узнать слабые стороны временно отсутствующего редактора. Раппопорт пользовался авторитетом. Особенно это касалось той части сотрудников, которая изображала из себя интеллигентов и рассуждала больше, чем можно. То обстоятельство, что Ягубов установит контакт с евреем, на эту часть коллектива подействует благотворно и устранит возникшие слухи. Он попросил пригласить к нему сперва Кашина.

– Степан Трофимыч, – Локоткова задержалась на мгновение. – Вы разве не пересядете к Игорю Иванычу?

Ягубов ждал этого предложения, но удивленно поднял брови.

– Это зачем же?

– Да мне, – Локоткова засмущалась, – в тот кабинет ходить ближе.

– Ничего, Анна Семенна. Не мы с вами такие вещи решаем. А Игорь Иваныч скоро вернется. Пока придется вам походить… Давайте Кашина!

Она выбежала. Ягубов подумал, что оттуда и впрямь удобнее руководить газетой. Там просторнее, да и ВЧ в кабинете редактора. Ягубову, когда нужно позвонить, приходится ходить туда. Но Макарцев сам должен был бы предложить пересесть в его кабинет.

– Разрешите, Степан Трофимыч?

Кашин вошел маленькими шажками, стараясь незаметно волочить ногу, отчего его хромота только выпячивалась. Под мышкой он держал тонкую красную папочку с тисненной золотом надписью «К докладу».

– Прошу! – Ягубов указал на стул и ловко перекатил языком сигарету из одного угла рта в другой.

– Вот ведь как бывает. Встал к вам идти, а тут Анна Семеновна вызывает. Телепатия! – Валентин улыбнулся и заботливо оглядел кабинет заместителя редактора. – Я дал команду шторы у вас в кабинете заменить. А то темновато…

Ягубов курил, не торопясь спрашивать. Валентин чувствовал, что, исходя из биографии Ягубова, с ним удастся установить более тесный контакт, чем с Игорем Ивановичем. Теперь Кашин выжидающе посматривал на заместителя редактора, колеблясь, самому ли начать разговор или подождать, пока будет соответствующее предложение.

– Какой у вас вопрос? – придавив в пепельнице сигарету, спросил Ягубов.

Он не хотел сковывать инициативу заведующего редакцией.

– Степан Трофимыч, – начал Кашин, получив разрешение говорить. – По новой инструкции я обязан поставить вас в известность: по редакции ходит рукопись, самиздат.

– Вы ее нашли?

– Сам я ее в руках не держал. Говорят, она в серой папке. Содержание обсуждают – но о чем она, я пока толком не уловил… Одним словом, антисоветское.

Ягубов помолчал, подумал. Потом сказал:

– Я, собственно, почему спросил, нашли ли рукопись. Мне уже доложили, так что я в курсе…

Никто ничего не сообщал, но Степан Трофимович сразу давал понять, что он, Ягубов, на своем месте.

– А Макарцеву, – спросил, выждав, он, – вы об этом докладывали?

От ответа зависело последующее доверие между ними. Кашин это понял.

– Доложить не успел. Но Игорь Иваныч эту работу считает второстепенной. Ему видней, конечно. А может, и недооценка?…

Вот так осторожно, полувопросительно закончил Кашин, передав новому руководству решение вопроса.

– Игорь Иваныч – чистый партийный работник. Он считает, что достаточно одной идеологической работы. А мы с тобой, – он разрешил себе перейти на доверительное «ты» и подчеркнул паузой «мы с тобой», – в курсе другой стороны вопроса. Так что эта часть ответственности будет на нас. Макарцев будет нам только благодарен, если поможем ему в той части руководства газетой, где у него не хватает времени.

– Понял, – кивнул Валентин.

– Но, – Ягубов опять сделал паузу, подчеркивая важность следующей мысли, – конечно, суетиться, паниковать не нужно. Организм редакции, надеюсь, здоровый. А понадобится – к отдельным товарищам присмотримся. Ты вот что, Валентин… Погляди кто этим занимается. Я имею в виду чтение, ну, там, как говорится, левые разговоры… Иначе, какие же мы с тобой руководители, если людей не знаем?

– Насчет этого я понял, Степан Трофимыч, буду в этом направлении… – он замялся, не зная, говорить ли. Но решил, что доверие установлено и надо его развивать. – Макарцев давал мне два задания. Одно касается премий ко Дню печати. Списочек – отдать вам?

– Оставь, я посмотрю.

– А второе – дело деликатное. Игорь Иваныч просил данные насчет нравственности. Ну, проще говоря, кто с кем живет. Так вот, составил списочек… Не всех, конечно… Только про кого говорят…

– Игорь Иваныч просил? – не показывая удивления, повторил Ягубов. – Видимо, у него были соображения…

– Тут, кто выпивает, отмечено звездочками.

– Копию-то, надеюсь, не подшивал?

– Нет. К чему подошьешь?

– Молодец!

– Да чего там!

– Ну, рад, что у нас полное взаимопонимание. Можешь рассчитывать на мою поддержку.

– Спасибо, Степан Трофимыч!

– Да, вот еще… Закажи мне жесткую подушку на сиденье – я так привык.

Ягубов проследил глазами, закрылась ли дверь за Кашиным, брезгливо взял листок с фамилиями, аккуратно выписанными Кашиным попарно, не читая, с возмущением смял его и швырнул в корзину. Такого он от Макарцева не ожидал. Нет, он, Ягубов, на такое не пойдет! Ну, влюбился человек, возникли личные отношения, бывает! Если работе не мешает, скандала нет, незачем и вторгаться. Кашин больше не поднимет этого вопроса. Макарцеву с его инфарктом будет не до нравственности. Зачем ему, интересно, такое понадобилось? Для какой корысти? Ревновал кого и хотел счеты свести? А может, еще какой-нибудь ход? Так или иначе с этим вопросом покончено!

Решив так, Степан Трофимович резво нагнулся и вынул из корзины скомканную бумажку. Он разгладил ее на стекле и стал просто так, для проверки своей интуиции и наблюдательности, смотреть, кто же все-таки в редакции с кем живет. Он заложил ладонью правую колонку, читал мужские фамилии слева и старался угадать, какие могут быть под ладонью женские. Но из примерно двадцати перечисленных фамилий определил он двоих и еще двоих, отношения которых были и без списка у всех на виду. Список был неполноценный. Что значит «живет»? Постоянно или случайная связь? Есть семья или нет? Имеет ли связь с кем-либо еще одновременно? Где встречаются? Часто ли меняют эти женщины мужчин и мужчины женщин? Хоть бы с социологией познакомился Валентин, прежде чем браться за работу! Дурак Кашин, услужливый дурак. Надо учесть это и его не переоценивать. Видимо, не только из-за травмы и частных ошибок перевели его из органов на гражданку. Запомнив фамилии, Ягубов тщательно разорвал листок на мелкие клочки и выбросил в корзину. Он вызвал Анну Семеновну. Ее в списке не было.

– Попросите Раппопорта, пожалуйста.

Она убежала, чуть заметно вильнув задиком. Степан Трофимович опять закурил. Он обязан был поднять свой авторитет в редакции в сжатые сроки. Люди же типа Раппопорта, называемые в социологии неофициальными лидерами, представляли для него наибольшую опасность. Авторитет неофициального лидера, да еще такого иронического циника, будет противиться авторитету Ягубова, надо попытаться направить Якова Марковича в желаемое русло. Жаль, что его не было в списке Кашина.

– Здравствуйте, Яков Маркович, – первым приветствовал Степан Трофимович вошедшего к нему Таврова. – Прошу садиться…

Ступая большими, тяжелыми шагами по паркету, тот грузно рухнул в кресло в дальнем углу кабинета.

– В чем дело? – недовольно пробурчал он, не здороваясь и глядя на Ягубова вполглаза, а вполглаза – на портрет Ленина над Ягубовым.

Степан Трофимович проглотил это спокойно, будто так и должно быть.

– Газета осталась без головы, Яков Маркович.

– А при чем здесь я?

– Мы с вами члены партбюро редакции, – напомнил Ягубов. – Главное для нас, чтобы уровень газеты во время отсутствия редактора не снизился. Вы согласны?

Раппопорт совсем перестал смотреть на Ягубова и внимательно вглядывался в окно, хотя за переплетами, еще оклеенными на зиму полосками бумаги, ничего не было видно, кроме сероватого неба. Не чувствуя контакта с собеседником, Степан Трофимович еще больше напрягся, но продолжал говорить, не повышая голоса.

– Игорь Иваныч считает вас одним из самых опытных журналистов в газете, а я – человек новый. Могу я на вас опереться?

– На меня? – поднял брови Тавров. – Я сам-то еле стою!

– А на кого, по-вашему?

– Найдите что-нибудь помоложе…

– Нет возражений, – усмехнулся Ягубов, поняв, что сразу Раппопорта на крючок не нанижешь. – Можно привлечь и молодежь. Но вы – мозговой центр!

Губы Раппопорта искривились, готовясь выдать нечто сатирическое. Однако мгновенно включилась внутренняя цензура и запретила произнести то, что родилось в мозгу.

– Я, возможно, сгущаю краски, но чувствую: в последнее время мы играем в бирюльки. Выступаем по мелочам. Наверху нас за это ругают и, будем самокритичны, справедливо. Давайте подумаем, посоветуемся.

– О чем?

– О том, чтобы начать большую кампанию. Такую, чтобы о «Трудовой правде» заговорили и вверху, и внизу! Я ведь знаю, что это вы предложили Макарцеву начать движение за коммунистический труд.

Раппопорт пожал плечами. Он снова хотел что-то ответить, но удержался. Он только посопел, как старые часы, которые хотели пробить время, но шестеренки не сцепились и боя не произошло.

– Когда вы хотите начать вашу кампанию? – сразу спросил Тавров. – После возвращения Макарцева или до?

Ягубов с обидой проглотил слово «вашу». Но вопрос был поставлен деловой.

– Немедленно! – ответил он. – Если будет идея, зачем ей висеть в воздухе, а нам ждать, пока ее перехватят другие газеты?

Ответив, Ягубов понял, что в вопросе Якова Марковича содержался подвох. Осознав подвох, он поспешно добавил:

– Конечно, все наши начинания будут идти через Макарцева и от его имени, это само собой.

– Так я и понял, – сказал Раппопорт.

Ягубов разозлился на себя, что ему не удается одолеть этого человека, который корчит из себя черт-те что. Однако идти на обострение нельзя.

– Игоря Иваныча я уважаю не меньше вас, Яков Маркович, – он располагающе улыбнулся. – Хотя знаю, что у вас с ним старые дружеские отношения.

– Нет у меня с Макарцевым никаких отношений! – отмежевался на всякий случай Раппопорт. – Я хотел только уточнить как технический исполнитель, не расходится ли ваше поручение с позицией редактора, чтобы мне не вкалывать зря…

– В каком смысле?

– Последнее время Макарцев, хотя и говорил о гвоздях, но считал, что шумной газета быть не должна. Вы меня поняли? Другими словами, старался не высовываться. Мы делали газету не хуже, но и не лучше других. Вы предлагаете – чтобы о нас заговорили. А если заговорят не там или не так?…

– Понял! – насторожившийся было Ягубов облегченно откинулся на спинку. – Кампания, которую мы поднимем, будет, как я представляю, не только тщательно разработана, но и тщательно согласована с Большим домом. Это я беру на себя. Поэтому для беспокойства у вас не должно быть причин.

– Я не за себя беспокоюсь, – Тавров с шумом выпустил воздух через нос. – За вас…

Ягубов не понял, серьезно это произнес Яков Маркович или опять поиздевался. Но решил лучше посчитать это серьезным.

– Значит, договорились? – он поднялся из-за стола. – Людей, как только понадобится, я вам выделю из других отделов столько, сколько скажете. Главное – идея!

– Зачем людей эксплуатировать? – Яков Маркович тоже поднялся. – Я уж как-нибудь сам…

Степан Трофимович развел руками, дескать, его устраивает любой вариант, а затем крепко пожал вялую, корявую руку Якова Марковича. В дверях Раппопорт столкнулся с Локотковой, вбежавшей по вызову.

– Яков Маркыч, – прошептала она, – у вас профвзносы не плачены уже месяца три…

Тавров не ответил, испарился.

– Анна Семеновна, – сразу спросил Ягубов. – Как вы думаете: к Макарцеву я смог бы пройти посоветоваться? Врачи пустят?

– Думаю, нет, Степан Трофимыч! Игорю Иванычу, жена мне говорила, доктора слова сказать не велят, полный покой! А вам очень нужно? Тогда, может, я еще позвоню его жене, спрошу?

– Не стоит. Я сам поеду в больницу. Если в редакции будут меня спрашивать, отвечайте, что я у Макарцева. Полосы – что уже набрано – пусть мне тиснут. Возьму с собой. Да, оттуда заеду в Большой дом, так что задержусь…

В Кремлевке Ягубов пробыл минут десять. Написал записку, мол, заезжал навестить, в газете все нормально, коллектив ждет скорейшего выздоровления своего редактора.

Уехал он с чувством исполненного долга и неприятным ощущением того, что на свете существуют больницы. Он был уверен – не для него. Ему было жаль Макарцева. Стать запасным игроком – шутка рискованная. После травмы не так просто войти в основной состав. Макарцев, без сомнения, был честным партийным работником, но слишком чувствительным. Играл в интеллигента, то есть просто отставал от времени. Болел за дело не в меру, вот и заболел сам.

Ягубов поймал себя на том, что думает о редакторе в прошедшем времени, и решил, что это неправильно. Игорь Иванович поправится.

Он поехал в Большой дом согласовывать планы. Шишки, которые валились на голову Макарцева, теперь будут падать на него. Но он был уверен, что перенесет это легче, а пользы извлечет больше. Не подвели бы только кадры. Впрочем, не все же такие расхлябанные, как Раппопорт. А Степану Трофимовичу, несомненно, удалось втянуть и его в нужное русло.

Выйдя из кабинета Ягубова, Яков Маркович, втянутый в нужное русло, медленно топал по коридору, задевая встречных фалдами расстегнутого пиджака. Мозговой центр журналиста Таврова уже отсеял шелуху разговора, выделил главное и включился в работу, хотя внешне Раппопорт казался, как всегда, сонным, думал о случайных вещах, не имеющих отношения ни к газете, ни к нему самому. В последние дни он, прочитав заметку в Большой советской энциклопедии, размышлял об островах Фиджи. Это была райская страна. Там всегда тепло, и спины не ноют от сырости. Там все есть в магазинах. А главное, там рано выходят на пенсию. Хорошо бы еще, чтобы на Фиджи не было письменности, думал Яков Маркович. Так он отдыхал на ходу, бредя к своему отделу. Желудок у него поднывал, требуя наполнения. У самой двери Таврова окликнули. Он оглянулся. К нему спешила Надя Сироткина из отдела писем.

– К вам можно, Яков Маркыч?

– Почему же нет? Зайди, Наденька!

Он пригласительно махнул ей рукой и первым ввалился в дверь.