"Карусели над городом" - читать интересную книгу автора (Томин Юрий Геннадьевич)

День 5-й Начинается новая жизнь

Арсений Петрович Куликов работал на кулеминской фабрике игрушек. Был он роста весьма небольшого, и в Кулеминске про него говорили: фабрика игрушечная, и директор тоже игрушечный.

Люди маленького роста часто бывают обеспокоены этим больше, чем им самим бы хотелось. Чтобы компенсировать этот, с их точки зрения, недостаток, они стараются выделиться в чем-то другом: например, красят бороды в рыжий цвет или становятся художниками.

Арсения Петровича его собственный рост не смущал. Он спокойно отнесся к тому, что стул в кабинете прежнего директора пришлось заменить, а сиденье нового "Запорожца" приподнять чуть повыше. Благодаря тому, что его мало интересовало, насколько его шляпа возвышается над тротуаром, характер Арсения Петровича с годами почти не менялся. И в этом характере тоже было нечто игрушечное, а точнее легкомысленное.

Это проявлялось в том, как он относился к воспитанию своих сыновей.

Арсений Петрович считал, что каждый человек, прежде чем стать взрослым, должен получить свою порцию шишек и синяков. Он знал, что существуют два вида ранений: одни остаются на теле, другие – в душе. Душевных ранений Арсений Петрович своим сыновьям не желал; к синякам на теле относился совершенно спокойно.

– Не поддавайся, Серега! Дай ему сдачи! – советовал Арсений Петрович, заслышав пыхтение младшего сына, затиснутого старшим в узкую щель между диваном и печкой.

Серега вообще-то не нуждался в советах. Он старался изо всех сил. Борис хорошо знал, что будет, если свернутого в крендель Серегу отпустить хоть на секунду. Серега извивался как змей. Даже в этом положении он умудрялся укусить брата за палец или поддать коленом в живот.

Иногда Серега делал вид, что сдается.

– Чур, – говорил он. – Больше не буду.

В первый раз Борис поверил ему. Он даже попытался проявить благородство и повернулся к брату спиной. Тут же он получил такой удар головой под лопатку, что не смог устоять на ногах. Серега смеялся. Но недолго. Спустя несколько секунд он пролетел над столом, грохнулся о диван и сполз на пол. Другой бы на его месте мог что-нибудь сломать или вывихнуть. Но только не Серега. Он скорчился на полу, закрыл руками лицо, и можно было подумать, что он потерял сознание. Когда же Борис к нему подошел, то увидел в просвете между пальцами хитрый Серегин глаз и едва успел отскочить в сторону.

Нога Сереги грохнула о ножку стола. Целил он, конечно, не в стол.

Укротить Серегу было невозможно. Иногда в безвыходном положении он мог состроить жалостную гримасу. Но верить ему нельзя было ни на копейку.

В последнее время Серега изменил тактику.

– Отпусти, писать хочу, – заявил он однажды.

И опять Борис поначалу поверил: а вдруг и правда?..

Серега выбежал за дверь. Но только для того, чтобы набрать снега. Твердый снежок, миновав затылок Бориса, влепился в стену, точнее – в то ее место, где висел фотографический портрет отца. Стекло в рамке разбилось – подлый Серега не только скатал снежок поплотней, но еще и намочил его в воде.

– Играть-то вы играйте... – сказал Арсений Петрович, очищая от снега свое лицо в молодости. – А вот вещи портить не надо. А ну, Сережка, убрать. А ты, Борька, в другой раз держи его крепче – пускай в штаны писает.

Как видим, Арсений Петрович не рассердился. Очевидно, он понимал, что сейчас собирает плоды с тех деревьев, которые сам же вырастил.

При всем при том надо сказать, что Серега без Бориса скучал. Это проявлялось в том, что Бориса он выслеживал чаще других и чаще расстреливал из своего автомата на батарейках. Да и Борис хоть и грозился разломать автомат, но всерьез об этом не думал. Отношения между братьями были очень простыми. Борис спокойно выливал воду из своего ботинка и отвешивал затрещину младшему брату. Младший брат спокойно принимал затрещину, спокойно попадал старшему ногой под коленку и наливал воду в другой ботинок.

При этом никакой злости друг к другу братья не испытывали.

Арсений Петрович хотел, чтобы сыновья росли мужественными и сильными.

– На одних стычках с Сережкой мускулов не накачаешь, – говорил он Борису. – Сколько ты раз подтягиваешься на перекладине?

– Нисколько.

– То есть как – нисколько?

– Не пробовал.

– А ну, пойдем во двор.

Во дворе, между двумя березами была укреплена железная труба, на которой по утрам упражнялся Арсений Петрович. Борис подтянулся два раза; второй – корчась от усилий и дрыгая ногами. Отец подтянулся одиннадцать раз.

– Мне мерзко на тебя смотреть, – сказал Арсений Петрович. – В лагерь. В спортивный лагерь немедленно!

Арсений Петрович все любил делать немедленно. Но до лета тогда было далеко, и Борис не стал спорить. Отец быстро воспламенялся, но быстро и остывал. Еще зимой он затеял обливание по утрам холодной водой. Он не стал приучать себя постепенно, а вышел во двор в трусах и вылил на себя подряд три ведра ледяной воды.

За завтраком он восхищайся:

– Хор-рошо! Вы не представляете себе, как хорошо! Каждая жилочка играет. А бодрости сколько, бодрости!..

Легковой машины на фабрике игрушек не было, и вечером отца привезли на самосвале: у него оказалась сильнейшая ангина. Обливания прекратились. Но вот о спортивном лагере Арсений Петрович почему-то на днях вспомнил.

– Кончатся занятия – в лагерь, – сказал он Борису. – Я уже договорился. Великолепное место. Тренировки. Вода. Воздух.

– Мне и здесь воздуха хватает, – заметил Борис. – Зачем мне туда ехать, если я не спортсмен?

– Будешь спортсменом! Там из тебя сделают человека. Пока десять раз не подтянешься, домой не возвращайся. И побольше синяков, шишек побольше. Не скули, если больно, не поддавайся, если трудно.

– И я хочу в лагерь, – заканючил Серега. – Я хочу с Борькой.

– Поедешь, – пообещал отец, – года через три. Даже заставлю тебя поехать, если будешь рыпаться.

Серега из угла полоснул отца автоматной очередью. Отец, конечно, остался жив, и Серега обиделся.

– А вот посмотрите... – пообещал он.

Серегину туманную угрозу никто всерьез не воспринял. И напрасно. Борис-то уж должен был знать, что младший брат ничего не забывает.

Борис мог от спортивного лагеря увильнуть. Отец пошумел бы, но справиться с ним можно при помощи мамы. Борис так и сказал Алексею Палычу. Но учитель посмотрел на дело совершенно иначе.

– Да это же то, что нужно, – сказал он. – Мы с тобой голову ломаем, что делать с Феликсом... А если вас вместе отправить?

– Его там сразу разоблачат, – засомневался Борис.

– Что значит "разоблачат". Кому в голову может прийти, что он _оттуда_? Это мы с тобой знаем, да и то потому, что видели, как он появился. А ты посмотри на него со стороны: мальчик как мальчик, немного со странностями. Но у кого нет странностей? У каждого человека – свои особенности.

– Ничего себе особенность – не ест!

– Но ведь он может есть. Мы его предупредим. Он мальчик послушный. Если ты не согласен, предлагай свой вариант. Ты же сам понимаешь, что оставлять его в лаборатории нельзя. Вот тогда-то его наверняка обнаружат.

– Может, где-нибудь в лесу спрятать?

– Скоро дачники понаедут, грибы начнутся... Где ты спрячешь?

– Это верно, – согласился Борис. – Я в прошлом году два белых нашел... Маленькие совсем, думаю – пускай подрастут. Даже листком прикрыл. На другой день пришел – уже нет. Дачники эти везде шныряют.

– А главное, – сказал Алексей Палыч, – он должен быть среди людей. Я в этом совершенно уверен. Давай, Боря, думай. Если ты не согласен, я буду что-нибудь изобретать.

– Хорошо, я попробую. Только вы не обижайтесь, если не выйдет.

– Я не обижусь, – сказал Алексей Палыч. – Главное, чтобы он не обиделся.

Честно говоря, Борису ехать в лагерь совсем не хотелось. Спортом он не увлекался, без компании обходился довольно легко. На лето у него были другие планы. А теперь придется ехать с мальчишкой в лагерь и быть возле него чем-то вроде папы и мамы. Мальчишка, конечно, забавный...

Но ни сейчас, ни в далеком будущем не видать, какой от него может быть прок.

В глубине души притаилась мыслишка: не так уж и плохо, если бы Феликса отозвали. Тогда и Алексей Палыч перестанет чудить и займутся они вместе чем-нибудь стоящим. Хорошо, если сделалось бы это само собой. Обмануть Алексея Палыча – об этом Борис даже не думал. Но он не мог не думать о том, что с каждым днем Алексей Палыч все больше заботится о мальчишке. Это Борису не нравилось.

С путевкой для Феликса – на что втайне Борис надеялся – трудностей не оказалось. Все обошлось удивительно просто.

– Он ваш родственник? – спросил начальник лагеря.

– Не совсем, – осторожно ответил Алексей Палыч.

– Знакомый?

– Он издалека, – сказал Алексей Палыч. – Его на лето не с кем оставить.

– Понятно, – усмехнулся начальник лагеря. – Как всегда, Алексей Палыч, вы за кого-то хлопочете. О себе только забываете хлопотать. Дело прошлое, но ведь мою квартиру и вам могли дать.

– Мне что-то говорили... – засмущался Алексей Палыч. – Но дом у нас еще вроде приличный... Опять же – огород, картошка...

– Да ведь картошку-то вы не сажаете.

– Не сажаем, – согласился Алексей Палыч, – но все-таки...

– Путевку я сам выпишу, – сказал начальник лагеря. – В порядке исключения. А вы внесите на наш счет в сберкассу восемьдесят рублей. Дороговато, конечно. Но скидку я вам оформить не могу.

– Зачем скидка? Не нужно никакой скидки, – заторопился Алексей Палыч, соображая, хватит ли у него денег. Деньги эти вот уже третий год копились – втайне от жены – на магнитофон для лаборатории. Часть их уже была истрачена на одежду.

– Мальчика как зовут?

– Очень просто – Феликс.

– А фамилия?

– А фамилии у него нет, – сказал Алексей Палыч и тут же мысленно стукнул себя кулаком по темени. – Ну, вы понимаете, я хочу сказать: нет такой звучной, такой красивой фамилии. Он – Солнечный.

– Очень даже оригинальная фамилия, – не согласился начальник лагеря, заполняя путевку. – Вот, пожалуйста. Смена начинается завтра. Вы его сами приведете?

– Нет, он придет с моим учеником Куликовым Борисом. Вы их, пожалуйста, поселите вместе.

– Сделаем, – сказал начальник, пожимая руку бывшему своему учителю. – А помните, Алексей Палыч, как вы мне годовую тройку влепили в девятом?

– Давно было... – уклончиво сказал Алексей Палыч, – И потом, тройка – тоже отметка.

– Да, – ударился было в воспоминания начальник, – лихое было время...

Что хотел этим сказать его ученик, Алексей Палыч так и не понял. И в гражданскую этот ученик не воевал, и в Отечественную еще не родился. И вообще, окончил школу всего семь лет назад. Пока Алексей Палыч прикидывал, что такого лихого случилось семь лет назад, в кабинет кто-то вошел. Алексей Палыч удалился, прибавив к своей шевелюре полтора седых волоса. Впрочем, виноват был он сам: фамилию можно было придумать и раньше.

Начался уже второй день каникул, когда Алексей Палыч, махнув рукой на все предосторожности, ясным утром вывел Феликса из подвала. Никто не заметил, как они выходили, а дальнейшее было не так уж и страшно. Любой школьник имеет право ходить рядом со взрослым, если он не голый или не завернут в одеяло.

Накануне, в день оформления путевки, Алексей Палыч рисковал дважды.

Первый раз, когда вносил деньги в сберкассу. Там все обошлось. Кассирша, разумеется, его знала, но для нее было вполне естественным, что люди всегда платят ей деньги, и она не выделила Алексея Палыча из общей очереди. Она лишь спросила:

– Куда?

– На счет номер пятьдесят семь восемьдесят семь дробь четырнадцать, – бодро отчеканил Алексей Палыч.

– Принято, – сказала кассирша, выдавая квитанцию.

"В сберкассе обошлось", – с облегчением подумал Алексей Палыч. Может быть, он и зря так подумал. Он не видел, что кассирша, внося запись на счет спортивного лагеря, вдруг подняла голову и взглянула поверх барьера на дверь, за которой только что скрылся посетитель. Она только сейчас осознала, что деньги ей платил Алексей Палыч.

Второй раз рисковал Алексей Палыч, покупая спортивные туфли для Феликса. Слегка обнахалившись, Алексей Палыч зашел в кулеминский магазин культтоваров. Там он купил кеды тридцать седьмого размера и ушел в уверенности, что и на этот раз он не "засыпался". Дальше события покажут, что уверенность эта была напрасной.

Ничего не подозревающий, в самом хорошем настроении, Алексей Палыч утром вывел Феликса из подвала. До начала экзаменов оставалось еще больше часа, и возле школы никого не было.

Той же улицей, что когда-то шли они с Борисом, Алексей Палыч и Феликс двинулись к лесу. Там должен был ждать Боря.

– Теперь мы будем с тобой видеться не каждый день, – сказал Алексей Палыч.

– Ты уезжаешь? – спросил Феликс.

– Нет, у нас начинаются экзамены. Я не смогу приходить к тебе часто.

– Что такое экзамены?

– Феликс, – сказал Алексей Палыч, – сегодня у тебя начинается совсем другая жизнь. Там будет много ребят, таких, как ты. Но ты не все у них спрашивай, если что-то не понимаешь. Все спрашивать можно только у Бори.

– А Боря там будет?

– Боря все время будет с тобой. Но там будут и взрослые. Ты должен делать все, что они говорят. Ну, и конечно, ты должен есть, как и все остальные.

Феликс поморщился.

– Это обязательно?

– Обязательно. Тогда ты будешь такой же, как они.

– Я буду бегать, играть, ходить, смотреть и бездельничать?

– Каждый день.

– А там будет Сенька-зараза?

– Возможно, – сказал Алексей Палыч, прикидывая, кто бы мог быть этот Сенька. Пожалуй, Семен Дегтярев из седьмого. По вредности характера прозвище было ему в самый раз.

На опушке леса их ждал Борис. В руках он держал чемоданчик, в котором хватило места и для вещей Феликса.

– Я постараюсь вас навестить в ближайшее воскресенье, – пообещал Алексей Палыч.

– В ближайшее не пустят, – сказал Борис. – Родительский день через две недели. Мне отец говорил.

– Меня пустят, – засмеялся Алексей Палыч. – За последние дни у меня обнаружилось столько связей... Боря, теперь все зависит от тебя. По-настоящему я освобождаюсь только в конце июня. Вот тогда...

– А что тогда? – спросил Борис.

Но Алексей Палыч и сам не знал, что будет "тогда". А если бы даже и знал? Конечно, можно кое-что изменить в мелочах. В главном выбора не было: мальчик должен жить среди людей или отправиться обратно.

Глядя вслед удаляющимся ребятам, Алексей Палыч очень хотел, чтобы все окончилось хорошо. Но что такое "окончилось" и что такое "хорошо", он тоже не знал. К стыду своему, Алексей Палыч не испытывал никакого чувства ответственности перед жителями нашей планеты. Еще меньше его волновали заботы ученых, посвятивших себя "контактам". Алексей Палыч видел перед собой живого мальчишку – наивного и беззащитного. Хотелось, чтобы этот мальчишка нашел свое неземное счастье. Но в чем заключалось это счастье – угадать было невозможно.

Борис и Феликс шли по тихой лесной дороге. Скоро на этой дороге, буксуя, завоют "Жигули" и "Москвичи" горожан. Потея и чертыхаясь, горожане будут вытаскивать свои машины из колдобин, стараясь проехать в лес как можно дальше. Они хорошо знали, что дальше грибов больше. Об этом знали десятки тысяч людей и очень удивлялись, когда им приходилось возвращаться с пустыми корзинами. Кулеминцы тоже кое-что знали. Они собирали грибы на окраинах и возле дорог. Завидев тихого старичка с полной корзинкой, горожане выскакивали из машин. "Где?" настойчиво допытывались они. "А там", – охотно отвечал старичок. При этом он указывал на юг, если стоял спиной к северу, и наоборот, если стоял наоборот.

Но пока еще первый гриб не был найден, и весть об этом не облетала город по телефонным проводам с обычной для таких случаев скоростью [24]. В лесу было пусто.

В кулеминский спортивный лагерь собирались ребята со всего района. Сейчас они уже уехали на автобусах и электричках. Но Борис и Феликс шли пешком. От Кулеминска до лагеря было всего три километра.

Феликс еще раньше выслушал подробные наставления Алексея Палыча. Теперь он внимательно слушал Бориса.

– Это тебе не в подвале сидеть, – говорил Борис. – Там распорядок дня. В одно время все встают, в одно время все ложатся. Не вздумай по ночам куда-нибудь бегать. Все встают – и ты вставай. Когда будут занятия, делай, как все. Когда не будет занятий, держись поближе ко мне. Если тебя кто-нибудь тронет, скажи. Если сам будешь драться, не бей по морде – синяки остаются.

– По морде? – спросил Феликс.

– По лицу, – нахмурился Борис. – Хватит меня русскому языку учить.

– Я тебя не учу. Палыч сказал, чтобы я тебя слушался. А зачем бить по лицу? Ты Палыча бьешь по лицу?

– Не говори глупостей: Палыч – учитель, его бить нельзя.

– А тебя Палыч бьет по лицу?

– Я же говорю: Палыч – учитель, он никого бить не может.

– Тогда я хочу быть учителем, – сказал Феликс.

Борис собирался рассердиться – ему начинали надоедать глупости. Но тут же подумал, что терпение надо беречь. Ведь все только начиналось.

– Ты не можешь быть учителем, – пояснил Борис. – Для этого надо много учиться. А ты даже читать не умеешь.

– Я умею читать, – возразил Феликс.

– Когда же ты научился? – скептически спросил Борис. – У себя дома, что ли?

– У себя дома.

Борис огляделся. Искать долго ему не пришлось. В лесу хватало всякого мусора. Борис поднял обрывок бумаги с крупными буквами.

– Читай, если такой грамотный.

– "Не засоряйте лес! Он ваш др..." – прочел Феликс. – Боря, что такое "др..."?

– Друг, наверное, – догадался Борис и вдруг заметил, что Феликс держит текст вверх ногами. – Не так, – сказал он и повернул обрывок. – Вот как надо.

– Нет, не так, – возразил Феликс и вернул обрывку прежнее положение.

– Не воображай, что ты такой фокусник, – сказал Борис. – Крупные буквы и я могу читать вверх ногами. Ты вот это прочитай.

И снова далеко ходить не пришлось. Отбросив обрывок плаката, Борис тут же подобрал кусок газеты.

– Читай.

– Не засоряйте лес! Он ваш др... – сказал Феликс.

– Это ты уже прочитал, читай вот это.

– Я не читаю, а говорю, – сказал Феликс, показывая на обрывок, брошенный Борисом. – Лес наш др.., а ты его засоряешь.

Борису показалось, что при этих словах Феликс едва заметно улыбнулся. Может быть, он соображает лучше, чем это кажется? Хотя нет, просто мальчишка еще совсем темный и все понимает буквально.

– Я тебе говорю – читай.

Феликс повернул текст вверх ногами и быстро прочел:

– "...ершение нужно помнить: каждой брига... дует хорошо подготовиться... левым работам. Учитывая опыт прош..."

– Хватит, – прервал Борис. Он взял из рук Феликса обрывок, повернул его нормально и пробежал глазами. Все было верно. – Кто же тебя так читать научил?

– Меня никто не учил, – сказал Феликс. – Я всегда умел читать. У себя дома, в лаборатории, я прочитал газету пять раз. Не смог прочитать только одну букву: там была дырка.

Борис постарался вспомнить. Да, газета, которой было завешено подвальное окно, висела вверх ногами: заголовок крупными буквами просвечивал внизу.

– Лучше бы ты совсем не умел читать, – вздохнул Борис. – Нет у меня времени тебя переучивать. Мы уже скоро придем.

На этот раз Борис не швырнул обрывок бумаги на дорогу. Стараясь сделать это незаметно для Феликса, он скатал обрывок в кулаке и сунул в карман. Ему легче было поступить так, чем снова объясняться с мальчишкой.

– Теперь слушай дальше, – сказал Борис. – В лагере будут девочки...