"Инфляция и ее последствия" - читать интересную книгу автора (Кизилов Валерий, Сапов Григорий)

Как починить денежную систему

Проблема борьбы с инфляцией – это одна из самых старых задач, которые ставили перед собой экономисты. В настоящее время существует несколько рецептов победы над механизмами, которые ведут к раздуванию денежной массы. Эти рецепты укладываются в три основных подхода.

Во-первых, существует идея, что запрет на инфляционную политику должен быть зафиксирован в конституции. Данный подход поддерживают монетаристы, или сторонники чикагской школы, возглавляемой Милтоном Фридменом, а также экономисты «школы общественного выбора», или вирджинской, которыми предводительствует Джеймс Бьюкенен. И Фридмен, и Бьюкенен являются нобелевскими лауреатами.

Второй подход основан на идеях австрийского экономиста Фридриха фон Хайека. Его суть – в денационализации денег, в расчистке путей для конкуренции между разными валютами, как существующими ныне государственными, так и будущими частными.

Третий подход, наиболее консервативный, основан на классических принципах австрийской школы политэкономии, и его отстаивают такие жесткие последователи Карла Менгера и Евгения Бём-Баверка, как Людвиг фон Мизес и Мюррей Ротбард. В отличие от Хайека, Фридмена и Бьюкенена, они не получили нобелевских премий, однако их предложения наиболее просты и в наибольшей степени проверены историческим опытом.

Лидер монетаристов[9] предлагает всем государствам зафиксировать в своих конституциях, что никакой орган власти не может принимать решений, способных увеличить денежную массу больше, чем на 3-4% в год. Почему именно 3-4%? Потому что таковы максимальные долгосрочные темпы роста реального производства в экономике разных стран. Если денежная масса будет увеличиваться теми же темпами, что и реальный ВВП, то инфляция устремится к нулю. А вот если реальная экономика растёт, тогда как денежная масса остаётся стабильной, то цены будут снижаться. Монетаристы, и в этом их сходство с кейнсианцами, считают, что снижение цен само по себе вредно и опасно. Если выбирать между небольшой инфляцией и небольшой дефляцией, они предпочтут инфляцию. Вот поэтому конституционный лимит на эмиссию денег и устанавливается на таком уровне.

В истории человечества подобные конституционные нормы раньше никогда не встречались. До сих пор, если у власти находились противники инфляции, они просто старались рисовать поменьше денег, и этого вполне хватало, чтобы цены не росли. А если к рулю приходили инфляционисты, им и в голову не приходило запрещать эмиссию – своё любимое орудие экономической политики.

Логика Фридмена такова: если сторонники твердых денег когда-нибудь получат большинство, позволяющее изменить конституцию, а потом потеряют власть, то те, кто придет им на смену, уже не смогут так легко устроить инфляцию, как раньше. До тех пор, пока конституционное большинство не получат сторонники эмиссии, которые сразу отменят этот запрет.

При этом Джеймс Бьюкенен[10] указывает, что отменить конституционный запрет на эмиссию будет не так-то легко. По его теории, когда речь идет о поправках к конституции, политики рассуждают не так, как при обычном распиле бюджета. Соображения абстрактного здравого смысла и общего блага играют при этом несколько большую роль. Так происходит из-за того, что конституционные формулы мало у кого связываются с непосредственной краткосрочной выгодой, они имеют слишком обобщенный вид.

В современных условиях создание политической коалиции, которая может пробить денежную эмиссию и раздел свеженарисованных денег между участниками – дело достаточно легкое и быстро окупаемое. Но если предположить, что эта коалиция сначала должна отменить антиинфляционную конституционную поправку, то процесс затягивается. А поскольку политические альянсы недолговечны, то всякий участник такого блока в глубине души подозревает: «Вот сейчас мы отменим поправку, а потом мои партнеры по коалиции договорятся с вражеской партией Икс, а нас кинут, и эмиссионные деньги пойдут не на поддержку наших избирателей, фермеров, а куданибудь в ВПК».

Но с этой поправкой есть и другая проблема. Конституционное ограничение эмиссии не уничтожит всей «машины по производству инфляции», которая вмонтирована в государственное устройство современных стран.

Сама по себе эта мера не уменьшит влияние банковского картеля во главе с центробанком, который по прежнему будет требовать себе привилегий и особого статуса во всем, что касается денег. Никуда не денутся и политически влиятельные профсоюзы, которые постоянно и неуклонно добиваются повышения номинального уровня заработной платы. Если экономический рост не очень быстр, то такое давление должно привести или к массовой безработице (представьте, что будет, если в современной России запретят платить зарплату меньше, чем 30 тысяч рублей в месяц) или к эмиссии, которая обесценит деньги, но позволит профсоюзным вожакам отчитаться о формально достигнутом успехе. Подобные особенности современной политики заставляют экономистов искать более радикальные антиинфляционные рецепты.

В 1976 году, когда Хайек[11] уже стал нобелевским лауреатом, а его учитель Мизес скончался, этот экономист выпустил работу под названием «Denationalization of Money», что в русском издании было переведено как «Частные деньги».

Логика этой книги такова. Баланс политических сил делает невозможным, чтобы правительство воздерживалось от эмиссии. Что ж, рассуждает Хайек, если так, попробуем зайти с другой стороны и сделать нормальных субъектов экономики независимыми от инфляционистских действий правительства. Для этого достаточно, чтобы нынешние государственные валюты не считались легальным средством платежа по любым обязательствам. При заключении контракта стороны вправе указать в качестве расчетной валюты любую мыслимую единицу, и именно в этих единицах должники обязаны расплачиваться. Любая организация должна получить право выпускать собственные деньги и предлагать их публике, если та ими заинтересуется. При найме рабочей силы и при назначении любых цен заинтересованные лица будут выбирать те деньги, которые сочтут наиболее надежными и стабильными. Возникнет настоящая конкуренция.

В результате этого предложения те валюты, чьи эмитенты проводят инфляционную политику, просто перестанут пользоваться спросом. Они не будут никому нужны, и те, кто рисует эти «деньги», не смогут на них ничего купить. А популярность приобретут только те валюты, издатели которых смогут убедить публику в том, что их ценность сохранит постоянство.

Как они этого добьются? Если бы я был банкиром, выпускающим частные деньги, пишет Хайек, я бы действовал так. Прежде чем запустить в обращение свои деньги, я бы накопил достаточные резервы золота и валют, уже заслуживших репутацию. Затем создал бы надежный и заслуживающий доверия механизм по раскрытию информации об этих резервах, их публичному мониторингу. Далее, принял бы на себя официальное обязательство, что все деньги, выпущенные моей конторой, я готов в любой момент забрать обратно и выдать взамен них золото или признанную валюту по раз и навсегда установленному фиксированному курсу. И, наконец, никогда бы не выпускал больше денег, чем смогу погасить, потратив все свои золотовалютные резервы.

Остроумное предложение Хайека имеет свои специфические достоинства. В отличие от рекомендаций Фридмена, оно никак не регламентирует деятельность государственных учреждений. Центральный банк не уничтожается, и от него не требуют немедленно прекратить эмиссию. Он просто-напросто ставится в положение, где должен выбрать одно из двух: или эмитировать свои банкноты в строгом соответствии с объемом своих резервов, или смириться с тем, что они перестанут быть общепринятым платежным средством. Всё-таки здесь есть какойто выбор, определенная свобода маневра. В рамках данной системы Центробанк может выжить и стать нормальным коммерческим банком. Относительная плавность перестройки и гибкость схемы, бесспорно, увеличивают политическую реализуемость данного типа реформы.

С другой стороны, логика частных или денационализированных денег предполагает, что в каждой стране и в каждом городе параллельно будет обращаться несколько конкурирующих валют. Вместе с тем, сам смысл существования денежной единицы предполагает, что от нее тем больше пользы, чем большим количеством людей она признаётся.

Если у людей есть выбор между двумя одинаково обеспеченными и стабильными валютами, одна из которых имеет более широкое обращение, они предпочтут те деньги, которые уже приобрели популярность. (Именно поэтому большинство из нас скорее пожелает получать плату за свой труд в американских долларах, а не в канадских). Таким образом, логично ожидать, что в условиях конкуренции между валютами мы увидим постепенно усиливающийся процесс концентрации рынка и в итоге – всемирное торжество одной-единственной денежной единицы, по-настоящему доказавшей свою надежность.

Некоторые критики считают, что денежная реформа по Хайеку на ранних этапах будет тормозить этот процесс, искусственно затягивать не самое удобное состояние «мультивалютности». Кажется довольно очевидным, что в процессе хайековской конкуренции между валютами будут вытеснены все денежные единицы, которые не обеспечены на 100% золотом. Но если это так, почему бы вместо такой реформы не перейти сразу к классическому золотому стандарту?

Золотой стандарт – это система, хорошо известная в XIX веке, но в XX столетии лишь немногие экономисты решались выступить в его защиту. Самым влиятельным из этих авторов был Людвиг фон Мизес[12]. Перечислим основные элементы, из которых состоит система золотого стандарта.

Во-первых, правительство держит золотые резервы.

Во-вторых, оно выпускает бумажные купюры, банкноты.

В-третьих, государство гарантирует, что каждый, кто предъявит в государственное учреждение такую бумажную купюру, может обменять её на определённое количество золота.

В-четвертых, количество золота, на которое меняется бумажная денежная единица, определено законом раз и навсегда и указано на самой купюре.

В-пятых, золотой резерв – не меньше того количества, которое потребуется, чтобы разменять все выпущенные в обращение бумажные купюры, если вдруг они будут предъявлены к погашению одновременно.

Но и это еще не всё.

В-шестых, при размене бумажных купюр на золото металл выдаётся в виде отчеканенной монеты установленного образца, ясно определенного веса и пробы.

В-седьмых, такую же монету может получить всякий, кто принесёт на монетный двор соответствующее количество золота.

Наконец, в-восьмых, золото в любой форме может свободно и беспошлинно быть предметом купли-продажи, экспорта и импорта.

Фактически при такой системе деньгами являются не золотые монеты, а само золото, в какой форме бы оно ни существовало. Ведь государство гарантирует, что любой кусок золота легко может быть перечеканен в монету, если это потребуется его хозяину. При этом нет никаких ограничений на добычу, ввоз или вывоз металла.

Таким образом, объём денежной массы определяется не правительством, а публикой. Если люди будут добывать много золота и захотят, чтобы всё оно было перечеканено в монету, монеты будет много. Если, наоборот, добыча металла прекратится, и общественность захочет перелить монеты в слитки или украшения, монет станет меньше.

То же самое и с банкнотами – их количество в обращении определяется рынком, а не правительством. Если люди хотят пользоваться в быту звонкой монетой, они относят бумажные купюры в государственное казначейство и разменивают их на золото. Если же банкноты кажутся им более удобными, то золотые монеты отправляются в подвалы казначейства, а вместо них предъявителям выдаются бумажные деньги на ту же сумму. Система золотого стандарта позволяет свободно конвертировать друг в друга слитковое золото, монету и бумажные купюры – в любом направлении и в любом объёме. Соотношение их цены жестко зафиксировано, поскольку выпуск необеспеченных банкнот не допускается, а издержки по перечеканке слитков в монету довольно низки и стабильны.

В отличие от конституционного ограничения эмиссии и денационализации денег, золотой стандарт имеет длинную «историю успеха». В ХIX – начале XX века эта система денежной политики стала в развитых странах общепринятой. Там, где её требования строго соблюдались, не возникало практически никаких проблем с денежным обращением. Например, в Англии 1914 года цены почти всех товаров были примерно такими же, как в 1815 году, то есть в течение 99 лет инфляция держалась в среднем на нулевом уровне. В России золотой стандарт существовал с 1897 по 1914 год. Установление этой системы объединило российский финансовый рынок с мировым и способствовало притоку иностранных капиталов. Без этого притока царское правительство не смогло бы в 1906 году получить крупные займы от Франции и, скорее всего, рухнуло бы уже во время революции 1905-1907 гг. К сожалению, старый режим не смог в полной мере использовать возникшую передышку, в 1914 году вступил в Первую мировую войну и, стремясь финансировать военные расходы за счет эмиссии, тотчас уничтожил свободный размен бумажных денег на золото.

В современных условиях нет никаких объективных препятствий к тому, чтобы Россия первой в мире восстановила золотой стандарт.

Отечественные золотовалютные резервы составляют 265 миллиардов долларов, что при цене унции золота в 620 долларов равнозначно 427 миллионам унций или 14 тысячам тонн золота.

Денежная база[13] в России равна 3,3 триллионам рублей. Таким образом, на каждый рубль денежной базы приходится около 4 миллиграмм золота.

Это значит, что, если бы наше правительство обратило все свои золотовалютные резервы в золото, эти 14 тысяч тонн золота можно было бы перечеканить в 3,3 миллиарда золотых монет весом по 4 грамма каждая. На каждой из этих монет поставить клеймо «1000 рублей» и объявить, что отныне и навсегда любой, кто принесет в государственное казначейство 1000 рублей бумажными деньгами, будет взамен них получать такую монету. Это было бы очень простой и удобной пропорцией обмена. Впрочем, какое конкретно соотношение будет использоваться – не так важно. Гораздо существеннее, чтобы оно строго выдерживалось в любых обстоятельствах.

Денежная система современного мира до сих пор несёт в себе наследие мировых войн, тоталитарных диктатур и «прогрессивных» экспериментов с плановой экономикой. Время этих явлений ушло, но мышление политиков подвержено инерции. Впрочем, любая инерция рано или поздно иссякает, и возможно, мы доживём до того дня, когда человечество откажется от системы контролируемых государством необеспеченных бумажных денег.