"Черная сага" - читать интересную книгу автора (Булыга Сергей Алексеевич)Книга первая ЗЕМЛЯ ОПАДАЮЩИХ ЛИСТЬЕВ1День кончился. Солнце скрывалось за лесом. Хальдер смотрел на солнце, щурился. Потом он медленно закрыл глаза, сел поудобнее… Нет, совсем лег и опять открыл глаза. Теперь в окно он видел только небо. Небо, оно везде одно, подумал Хальдер, – и здесь, в этой стране, и там, где он когда-то родился. И также и во всех других местах, куда он после только ни ходил, где только ни был. А люди, они везде разные. Это, наверное, оттого, что и земля в каждом месте особая, разная. Здесь, скажем, в этой стране, на его новой, нет, если честно сказать, то на давным-давно привычной родине, и нивы тучные, и травы высокие, луга просторные, а в лесах много разной дичи. Зато рыба в здешних реках по большей части очень мелкая; такую рыбу там, где он родился, не брали. И корабли там были крепче. И хижины были из камня. Зато на тамошних деревьях не было листьев, а были только иголки. И снег на той, его первой земле лежал почти круглый год. Так на то там и север. Но, правда, и здесь снега тоже хватает. А вот зато еще дальше на юг, в Руммалии… И мысль оборвалась, потому что внизу опять дико, надрывно закричали. Хальдер поморщился. Пируют, сердито подумал он. А к ночи они там совсем потеряют разум: начнут плясать, потом возьмутся за мечи и станут выхваляться один перед другим, и так у них быстро дойдет до обиды. Тогда Айга потребует, чтобы они бились без кольчуг. И они будут биться – всерьез. А посол… Лиса, а не посол! Вспомнив посла, Хальдер еще сильней поморщился. Еще бы! Утром посол пришел сюда, сказал: – Великий регент! Ха! Регент – вот как он сказал. Но ты не регент, Хальдер, а ты просто воин! Подумав так, Хальдер немного успокоился. А что, дальше подумал он, да, ты просто воин. Всю жизнь ты прожил воином и умрешь тоже воином. И вообще, посол приехал не к тебе, а к Айге, вот Айга пусть сам всё и решает. Так ты вчера им сказал. И он, Айга, решил: принял посла и они написали договор, и поклялись, потом они ходили на кумирню и там опять клялись – да сколько это можно клясться?! – потом жгли жертвенный огонь, бросали в него золото, рабов. Потом пришли сюда. Но не вошли, а остановились в двери и там стояли, как будто боялись тебя потревожить. А ты лежал и молчал. Посол вот так стрелял глазами, удивлялся… Вспомнив об этом, Хальдер улыбнулся. Да, это правда, с гордостью подумал он, многие этому удивляются, потому ничего здесь нет. Ничего лишнего! А только меч на стене, только соломенный тюфяк для отдыха и медвежья шкура, чтобы укрываться ею во время сильных морозов. И всего этого тебе, Хальдер, вполне достаточно. Вот так-то вот, посол! Так думал ты сегодня утром. А он, посол, тогда стоял и помалкивал. Должен был говорить – а молчал! И тогда сказал ярл: – Вот, вечный мир, – и подошел к тебе, и подал тебе в руки свиток. На свитке были черточки, такие и такие. И если знать, что каждая из них обозначает, то на свитке можно было бы прочесть: «Мы, Айгаслав, ярл Земли Опадающих Листьев, и ярлиярл Цемиссий, автократор Руммалии, клянемся в том…» Ха! И еще раз ха! И ведь ты тогда и вправду чуть не рассмеялся! Потому что это что такое?! Это они клянутся, будто они женщины. А вот ты, Хальдер, никогда не клялся. Потому что зачем? Потому что все знают, что все клятвы – это ложь. И буквы – это тоже ложь, ты всегда обходился без них – и без клятв, и без букв! И дальше тоже обойдешься. Вот как ты тогда думал! И потому сказал только: – Так. Хорошо! – и отдал ему, Айге, договор. Или кусок телячьей кожи, потому что вот что это в самом деле! Отдал и спросил: – Это всё? – Нет, – сказал Айга. – Не всё. А еще посол хочет, как он мне сказал, передать тебе несколько слов от его повелителя. Ты позволишь ему это? Ты молча кивнул. Тогда посол вышел вперед и заговорил. И это, конечно, было не несколько слов! А было вот что: что он, Полиевкт, старший постельничий, думный советник, простратиг, а ныне чрезвычайный и доверенный посол Владыки Полумира, желает всяких благ любезнейшему регенту… Ха! Снова регенту! …любезнейшему регенту страны, столь поэтично названной Землёй Желтых, Золотистых Листьев. И впрямь, так слово в слово говорил посол, и впрямь страна эта на удивление прекрасна! А ведь буквально еще считанные дни тому назад никто из руммалийцев не мог себе даже представить, что здесь, на мрачном и суровом севере, где ежегодно выпадает снег и люди, спасаясь от холода, вынуждены кутаться в шкуры хищных зверей, и где еще никому не ведомы ни точные науки, ни благородные искусства, где лишь соха да меч оплот цивилизации, живут такие мудрые правители как ярл Айгаслав и его регент Хальдер. Ну, это совсем уже зря, подумал ты тогда! Потому что уже кто-кто, но ты, Хальдер, прекрасно знаешь, что на самом деле думает Цемиссий о тех, кого он называет варварами. Да и не только он, великий ярлиярл, так думает – любой, самый последний руммалиец твердо убежден, что на севере живут не люди, а дикие звери, и потому все они заслуживают только смерти. Вот оно как! И это истинная правда, и пусть она и неприятна, но правду ты бы выслушал. А слушать ложь – это то же самое, что всматриваться в буквы. Вот что ты тогда гневно подумал, опять лег на спину и закрыл глаза. Но посол и не думал умолкать! Теперь он говорил о дружбе и крепком военном союзе, о торговле, о взаимной выгоде и выручке, о золоте, железе, зерне, парусине… А ты, Хальдер, его уже совсем не слушал, ты уже даже дремал. Посол же говорил и говорил, как будто если много говорить, то его речи, как вода, проточат камень. Ха! И еще ты тогда вот что подумал: зря ты, посол, здесь на что-то надеешься, и вообще, зря ты покидал свой беломраморный, полный добычи дворец, зря так придирчиво осматривал корабль и подносил дары своим богам, зря долгих пять недель страдал от морской болезни, а после поднимался по реке, где по ночам глаз не смыкал возле костра и проклинал… Но тут посол вдруг замолчал. Ты настороженно открыл глаза. Посол, еще немного помолчав, тихо сказал: – И вот что еще. И это, может, самое важное. Мой повелитель ярлиярл Цемиссий просит принять от него робкий поцелуй как знак того… Как знак… Но тут он еще раз запнулся. Но больше исправляться не стал. Он вообще перестал говорить, как будто бы уже все сказал. И при этом он еще смотрел тебе прямо в глаза. И не моргал – как змея. Ты ничего не понял и спросил: – Как это «передать»? Да где это видано, чтобы поцелуй передавали?! – А это вот так, – торопливо и даже как будто бы дерзко ответил посол. – Это наш древний обычай. И что в нем такого удивительного? Ведь же можно передавать поклон, а можно и здравицу, и это никого не удивляет. Значит, можно… передать и поцелуй! – и тут этот посол вдруг опустился перед тобой, теперь уже сидящим, на колени, и потянулся к тебе, и попросил: – Позвольте… вашу руку! О! Ты тогда нахмурился, задумался… а после все-таки позволил – и подал ему руку. Посол, низко склонившись к ней, опять заговорил: – Мой ярлиярл так наказывал мне на прощание: «Когда твои уста, о мой раб Полиевкт, коснутся длани великого регента, то помни, что это не твои – это мои уста его лобзают; так и скажи ему об этом!». Вот я и говорю. Вот я… И он припал к твоей руке. Нет, он просто впился, как пиявка! А взгляд у него его был… Да, вспомнил теперь Хальдер, это верно: точно также на тебя смотрел его хозяин, ярлиярл, когда он пришел к тебе в шатер. И было это прошлой осенью. Но, правда, сначала к нему пришел ты. И не один! И не сразу. Потому что ты сперва три года тщательно готовился к этому великому походу и засылал туда лазутчиков. Они возвращались и ты их выслушивал, и засылал обратно. А потом опять выслушивал. А прошлым летом ты собрал семь раз по сорок кораблей, уже в который раз покинул эту давно уже родную для тебя страну – и в первый раз пошел на Руммалию! Шел – и сжигал все подряд, шел – и сжигал. Это ты делал для того, чтобы они знали, что намерения твои очень серьёзны. И подошел к их столице, выступил на берег, расположился станом, обложил. И призадумался… И это было совсем неудивительно! Потому что какие высокие ты увидел там стены! А какие глубокие рвы! Конечно же, лазутчики тебя обо всем этом предупреждали, но ты не мог им поверить, ты думал, что быть того не может, что такого нигде не бывает! А что теперь – то есть тогда, год назад, в Руммалии – что было тебе делать?! Да ничего другого, потому что ты на то и воин, чтобы воевать. И раз, и второй раз ты водил своих воинов на приступ, и их было много убито, и, может, еще больше было убито руммалийцев. А что было за эти два приступа взято? Две крайних башни за первый. А за второй – одна плотина… О, плотина! Как ты тогда ей радовался – просто как малый ребенок! И сразу приказал – и вы отвели от них воду, почти всю, а ту, которую не смогли отвести, отравили. И вот тогда, уже через три дня после того, как ты взял плотину, Цемиссий с опущенной головой пришел к твоему шатру и попросился с тобой говорить. И ты ему это позволил. Хей-ха! Вот так-то вот! Ты, просто воин, дикий человек, нет, даже белобровый – ты сидел, а он, великий автократор, стоял перед тобой. Он был в очень богатых, покрытых драгоценными камнями латах, и в златотканом плаще. Но без меча – потому что меч у него отобрали при входе. И вот так, без меча, без ножа, и вообще без ничего, безоружный, он, как они называют его – Владыка Полумира – стоял перед тобой и улыбался тебе, и жарко обещал тебе – толмач переводил его слова – богатый выкуп. А ты на всё это… Ты, варвар, полузверь и вообще никто – ты молчал! Цемиссий же всё набавлял – еще и еще. Жалкий глупец! И трус. Потому что да разве бы ты тогда сидел бы сложа руки, да разве бы ты раз за разом откладывал приступ, если бы у тебя хватало на это сил? Но не хватало их, вот что! Хотя, вне всякого сомнения, ты тогда привел с собой немало кораблей и многого чего добился. Но этот город так просто не взять. На следующий раз, так думал ты тогда, ты будешь осмотрительней. Один пленный руммалиец очень подробно – потому что ты велел его пытать – очень подробно рассказал тебе вот что: для того, чтобы иметь успех в осаде, нужны тараны, катапульты, фашины, лестницы, машины огненного боя и, что может быть важнее всего остального, нужны мастера, которые возьмутся прорыть подкоп под Пятиглавую Башню. Правда, еще лучше, если бы этим мастерам удалось отыскать тайный проход во внутреннюю, так называемую Золотую Гавань. Но где скрыт этот проход, пленный румамалиец не сказал – поклялся, что не знает. Но все клятвы, как известно, ложь. И того руммалийца убили. А вот теперь, так думал тогда ты, перед тобой стоит уже совсем другой руммалиец, и поэтому с ним нужно вести себя совсем иначе. Вот почему ты ни о чем его расспрашивал. И даже больше того: ты делал вид, что тебе нет никакого дела до того, что он тебе говорит, этот Цемиссий. Он это видел и ему было очень противно, но он все равно продолжал говорить. И тебя это тешило. Но потом ты спохватился, подумал, что пора и меру знать. И поэтому, когда Цемиссий еще раз набавил цену, ты вдруг поднял руку и сказал: – Хорошо, я согласен. Толмач кивнул и перевел. Цемиссий улыбнулся, отступил на шаг, дал знак слуге, тот подал ему свиток… – Нет! – сказал ты. – Подожди. Сперва сделай вот это! – и ты опять поднял руку, согнул ее в кисти и протянул ее к нему. Цемиссий побледнел. А ты строго сказал: – Я жду! – Чего? – спросил Цемиссий и весь задрожал. – Как чего? – сказал ты. – Знака твоей покорности! – Но я… – Не хочешь?! – Нет! – Тогда чего ты здесь стоишь? Иди. Я не держу тебя. Но завтра… – Нет-нет! – поспешно сказал ярлиярл. И даже отшатнулся! А потом… Х-ха! Ярлиярл, Владыка Полумира, автократор – встал на колени перед варваром, взял его руку, шершавую и крепкую руку настоящего воина, в свои почти женские, мягкие и пухлые ладони… Хальдер поморщился, брезгливо поджал губы и подумал: да, что и говорить, уже и тогда, в первый раз, тебе все это было очень противно! Но ты ведь знал, тут же подумал он, что для них, для руммалийцев, это очень важно; пленник рассказывал, что это – знак рабской покорности. И ты терпел. И он тоже стерпел – поцеловал. А после встал и резко, рукавом – как варвар! – вытер губы. Губы у него были серые, лицо тоже было серое. А вообще он держался довольно достойно, почти как настоящий воин севера. Тебе это понравилось, и ты сказал: – Ну, вот и все. Теперь ты можешь идти. И я тоже уйду – сегодня же. – А мирный договор? – спросил Цемиссий. После сказал: – Вот его текст, – и совсем уже собрался было подать тебе этот свиток, точнее, этот скруток очень тонко выделанной телячьей кожи. Но ты сделал рукой вот так, сказал: – Нет, это не ко мне, – и усмехнулся. И еще сказал: – Кто я такой? Я просто воин. Я читать не умею. И поэтому я не буду его брать, этот твой договор, а я просто так уйду. А ты после пришлешь своих послов к нам в Ярлград, пускай тогда они, кроме даров, возьмут еще и этот договор, которым, я вижу, ты так дорожишь. Мой властелин, ярл Айгаслав, прочтет его. Он умеет читать, он не воин. Прочтет и, может, даже нарисует под ним свой значок. Но все это будет потом, может, только в следующем году. А пока я больше не держу тебя. И ярлиярл ушел. И ты, обычный воин, снялся в тот же вечер. Шесть раз по сорок кораблей пришли в Ярлград. Народ встречал тебя на берегу, на пристани, народ в тот день много и радостно кричал. А ты как будто ничего не слышал; сошел на берег и сказал: – Как ты и повелел. Вот, это всё – твоя добыча. Принимай. И Айга принял. Молча. Он, Айга – ярл, нет – старший ярл над всей здешней землей – Землей Опадающих Листьев. Здешних двенадцать младших ярлов безропотно верны ему и платят ему дань. На то они и младшие, чтобы платить. А ты кто, Хальдер? Просто воин. Старый, неграмотный, и ничего тебе не нужно. Вот твоя горница, вот твой тюфяк, вот твой меч на стене. Меч. Х-ха! Даже посол – не воин, а почти что женщина – и тот, когда увидел этот меч, был поражен. И еще как! Стоял и всё смотрел, смотрел, смотрел на него, будто чуял! Только чего здесь чуять? И вообще, кто это позволил ему совать везде свой нос и вынюхивать, как будто здесь что-то спрятано?! Но это ему здесь не Руммалия, здесь всё на виду! Всё открыто, как и этот меч, который уже вот сколько лет висит на этой стене. Меч, вот настоящее – и единственное – сокровище, достойное настоящего воина. А золото и самоцветы, парча, шелка и благовония – всё это пусть достанется властителю страны, из-за которой ты, глупый старик… А ведь ты уже и вправду старик, с раздражением подумал Хальдер. Уже наверное лет тридцать минуло с той поры, как ты пришел сюда. Ты и тогда был просто воином. Был, правда, у тебя свой корабль и была своя дружина. Была и земля – та самая, на которой ты родился. И там ты жил, как все. То есть первых семь лет своей жизни ты провел в поселке, вместе с матерью и сестрами. Потом тебе разрешили охотиться, а потом и рыбачить, но недалеко. И только потом уже, когда тебе исполнилось четырнадцать, отец стал брать тебя с собой в набеги на соседние поселки. Потом ты уже сам ходил и начал сам себя кормить. Быстро, уже на следующий год, ты добыл себе корабль. И побеждал – это всегда. Вот за эту постоянную удачу тебя тогда и прозвали Счастливым. Но ты вместо того, чтобы держаться за это, вдруг решил бросить все и начал готовиться к походу за море. Отец, как только узнал об этом, страшно рассердился. Он призвал тебя к себе и сказал: – Зачем это тебе? Что, разве тебе здесь мало добычи? Весь Берег – твой. Да, это было так. Но что такое был тот Берег? Это две сопки, три скалы, очень много льда, который никому не нужен, и очень длинная северная зимняя ночь. А потом, за очень короткое северное лето, разве много можно добыть чести, опустошая и без того почти пустые, голодные и нищие поселки? А вот зато за морем, в тех далеких и благодатных местах, о которых ты к тому времени был уже столько наслышан, там все совсем по другому! Даже совсем наоборот! Но твой отец упрямо стоял на своем. Ты, говорил он, у меня единственный сын, а я уже стар, в следующем году я думаю уйти на покой и передать тебе все дела – то есть и сам наш поселок, и все корабли, а у нас их четыре, все они новые и крепкие, и люди на них проверенные, всё это вместе взятое – очень большая ценность. А что, так говорил отец, можно найти за морем? Только смерть. Потому что почти все, ушедшие туда, только ее там и нашли. Так стоит ли так далеко ходить?! И он хотел еще что-то сказать… Но ты не стал его дальше слушать, а резко встал, взял меч – еще не этот драгоценный меч, а тот, простой… Но всё равно уверенно сказал: – Так то были они. А это я. И я вернусь. Ведь я Счастливый. Да и к тому же я иду не так, как все. – А как это «не так»? – спросил отец. Но ты не ответил. А только с лязгом вложил меч в ножны и ушел к воде – там тебя уже ждали. А потом… А что было потом? Да ничего – шестнадцать дней гребли. Дважды вас затирали ледяные торосы и также дважды вас трепал шторм… Но ведь прошли-таки! Однако, это было только самое начало пути, может, даже его сама легкая часть. А дальше было вот как: на южном берегу вас сразу встретили дымами. Кто жег эти костры, вы не видели, но зато прекрасно понимали, что там, за как будто пустынными песчаными холмами, вас уже ждут. Там знают, с чем приходите вы, белобровые… Да вот на этот раз они ошиблись, потому что ты не стал причаливать к берегу – твой корабль резко свернул от него и двинулся едва ли не вдоль самой линии прибоя. Так тебя учили знающие люди, они говорили, что так безопаснее. Ты так и поступил. И так вы шли вдоль берега. И так продолжалось два дня. Ты стоял на корме и командовал, а воины гребли – четко, размеренно. Вскоре дымы исчезли. Потом, уже на третий день, вы подошли к устью реки. Река, как ты об этом уже знал, была широкая и полноводная, течение у нее было слабое, а по обоим ее берегам – до самого горизонта – рос вереск. И также до самого горизонта кругом никого не было видно. И сама река, как казалось, тоже не представляла никакой опасности. Но, тем не менее, ты приказал табанить и развернул корабль вначале вправо, после влево… и поэтому, следуя одному памятному и очень полезному совету, благополучно миновал железный частокол, который был скрытно устроен на тамошнем дне, на самом перекате. А в полдень, на излучине, на правом берегу, вам открылся кумир. И про него ты тоже слышал. Ты велел остановиться и пристать. Пристали. Все оставались на своих местах, а ты один сошел на берег, опустился перед кумиром на колени и поднес ему две большие связки янтаря, китовый ус и старинный каменный кинжал – очень хороший. Кумир молчал. Ты встал и осмотрелся. На горизонте показался дым, потом еще один и еще. Тебя это очень обрадовало. Ты вот так победно поднял руку и выкрикнул: – Хей-ха! – А после сразу приказал: – На весла! Вы двинулись дальше. Шли дни. И в каждый такой день твои воины гребли, не жалея себя, от темна до темна, а этим пустынным берегам, казалось, никогда не будет конца. А потом, на двенадцатый день, вдруг сразу по обоим берегам пошли леса – сразу очень густые, дремучие. Тогда уже была осень, все листья на деревьях того леса были желтые. Они шуршали на ветру и падали, кружились на воде, пугали. Их били веслами, топили. А листья опять падали. И их опять топили… А потом на берегу стали встречаться поселения. Они были очень маленькие – десяток-два домов, ограда, ров, вот и всё. Вид этих поселений был, конечно, не ахти какой, но все равно каждый раз, когда они оказывались впереди, гребцы невольно замирали, весла начинали бить невпопад… – Нет! – говорил ты им. – И не просите. Мы не за тем идем. Р-раз! Навались! Р-раз! Р-раз! И так вы шли еще пять, десять, двадцать дней. Теперь уже не только поселения, но даже целые маленькие города стали все чаще попадаться на вашем пути, а вид у этих городков с каждым разом становился все богаче и богаче. Однако ты и к ним не позволял приставать, и даже для ночлегов ты каждый раз выбирал только глухие, пустынные места. Люди кормились только солониной. Так что совсем неудивительно, что они понемногу начали роптать. Те, кто постарше, вспоминали о былом, то есть, конечно, о своих самых удачных набегах и, ясное дело, об очень богатой, ну просто баснословной добыче, а те, кто помоложе, все это с большим удовольствием слушали. И верили каждому слову. Когда же ты сказал им, что все это наглая ложь, потому что никогда еще никто из белобровых не заходил так далеко на юг, как сейчас зашли вы – конечно, если не считать тех, кто проделал этот путь в ошейнике, то есть рабом… Но тебя не стали даже слушать! Тогда ты, потеряв всякое терпение, вызвал Угера и Крю и отрубил им головы – в честном бою, один против двоих. Тут все сразу поджали хвосты, замолчали. А ты сказал: – Глупцы! Терпение! Еще три дня терпения! А нет – тогда пошли вон! За борт. Ну?! Кто первый хочет за борт? Встать! Никто из них не шелохнулся. Тем это все тогда и кончилось. А еще через три дня, как ты и обещал, вы дошли до Ярлграда. О, Ярлград! Каким тогда для них, для белобровых дикарей, красивым и богатым показался этот жалкий варварский город! Гребцы сидели, побросав весла, и смотрели вот такими круглыми глазами на все эти кособокие терема, на их пестро размалеванные крыши, на крепостные стены в изразцах и на высокие массивные ворота, покрытые затейливой и, это можно и сейчас признать, довольно искусной резьбой… И – никого в том городе! Город, казалось, вымер. Или спал. Вы причалили к пристани, сошли на берег и, положив мечи на землю, принялись ждать. Ярлград по-прежнему молчал; долго никто не появлялся. Потом к вам все же спустился по тропке один человек. Он был высокий, кряжистый, русоволосый. И был он без оружия, без лат; значит, здешний хозяин. Он посмотрел сначала на тебя, а после мельком на других, после опять на тебя – и усмехнулся, потом молча ходил вдоль ряда сложенных мечей, смотрел на них, оглаживая бороду, и наконец сказал: – Беру. За треть. На том и порешили. Ярл Ольдемар – а это он и был – сказал, что он прямо с того же дня нанимает тебя и всех тридцать восемь твоих воинов к себе на службу и обещает вам сытный стол, теплый кров и треть добычи. Все вместе вы взошли на верх. И пировали. По случаю жары ярл приказал накрыть столы прямо в саду, в тени деревьев. А те его пиршественные столы… Это уже потом ты привык к подобным зрелищам, а в первый раз ты был сильно и очень неприятно поражен. Потому что ты тогда смотрел на своих воинов, которые, забыв обо всяком приличии, вели себя словно голодные свиньи. Конечно, думал ты, глядя на них, поход был долгий и трудный, но, тем не менее, воин должен всегда оставаться воином. Тебе было очень противно. И стыдно! Вдруг ярл спросил: – А ты чего не ешь? И улыбнулся. По-хозяйски. Так улыбаются, сразу подумал ты, когда кормят собак – своих, прирученных. И еще ты подумал: а, даже вот так! Какой он, этот ярл, надменный! И самоуверенный! Ну что ж! И ты тогда резко… Нет, ты все же сдержался. Сжал кулаки, не потянулся к ножнам, а только отвернул от него, от надменного ярла, свое горящее гневом лицо и смолчал. Тогда он снова спросил: – Так почему не ешь? Но ты уже окончательно пересилил себя и поэтому ответил просто: – А я не голоден. Ярл рассмеялся и сказал: – Вот это хорошо. Я не люблю голодных. – Потом подумал и добавил: – Правда, и сытых тоже. И посмотрел тебе прямо в глаза. Он, наверное, ожидал, что ты снова отвернешься или хотя бы побагровеешь от гнева, начнешь кричать, а то и вообще схватишься за оружие. Но вместо этого ты только насмешливо улыбнулся и сказал: – Быть может, ты, ярл, и прав. Но разве это так важно? Кто голоден, пусть ест, кто сыт, пусть пьет. А я – просто воин. Живу мечом и от него и сыт, и пьян. – Но ты же его продал! – Нет, ярл. Не продал – только показал. И он тебе понравился. И ты готов платить мне за него. Ну так плати! Ярл зло прищурился, долго молчал… а после рассмеялся, встал и приказал: – Вина! Мне и ему – вина! Слуга подал вам чашу – одну на двоих… И с той поры ты с ним уже не расставался. Вместе вы ходили на Тэнград, на Ровск, на Глур и во многие другие места. Судьба благоволила вам, ты, Хальдер, всякий раз продолжал оправдывать свое прозвище Счастливый, и поэтому если кто-нибудь из здешних воевод вдруг заводил речь о том, что, мол, это негоже, когда каким-то белобровым чужакам дают столько власти и силы, тогда ярл Ольдемар тотчас гневно поднимал руку и требовал… Да что там говорить! Ярл Ольдемар был настоящий ярл. Был… Хальдер зажмурился. Подумал: много чего было! А скоро ничего уже не будет. Потому что пришла настоящая старость. Вот как даже сейчас – почему ему так тяжело дышится? И хоть открой глаза, и хоть закрой, а все равно темно. А этим внизу хоть бы что! И вот они опять кричат, и теперь уже куда громче. Значит, теперь оно, пожалуй, и начнется: они снимут кольчуги, выйдут в круг, загремят бубны, завоют рога, и они начнут плясать – с мечами. Посол уже сейчас, небось, довольно ухмыляется, потому что это ему в радость – эта глупость. А был бы Ольдемар, так разве бы посмел этот наглец даже глаза поднять? Нет, конечно! Но Ольдемара давно уже нет, опять подумал Хальдер. В тот год, когда случилось так, что Ольдемар ушел, ты был… Нет, и тогда ты тоже был просто воином. И спал на этом же тюфяке в этой же горнице, и на этой же самой стене висел твой меч – правда, пока еще простой, не этот. А Ольдемар к той памятной весне вошел в очень большую силу. Заматерел медведь, так про него тогда все говорили. И было отчего так говорить, потому что тогда, лишь только снег сошел, были к нему послы с поклонами – пять ярлов из двенадцати признали его старшим. Это по тем годам была великая удача! Но ему и этого показалось мало, и поэтому он грозно спросил у послов, а что они будет делать, если он вдруг умрет. И послы на это ответили, что тогда они будут кланяться его сыну Айгаславу. Нечего даже и говорить о том, что такой ответ пришелся Ольдемару весьма по душе. Ведь именно этого он и домогался в последние годы. И вот он наконец это услышал! А потом, в тот же день, это услышал весь Ярлград. Это потому что Ольдемар тогда велел – и был великий пир, и все сошлись на капище, ярл и послы клялись перед кумирами… Клялись! Вспомнив об этом, Хальдер усмехнулся. Потому что он ведь тогда тоже клялся. Ярл так хотел – и Хальдер, простой воин, покорился и повторил за всеми слова клятвы. Послы тоже клялись. Потом бросали в огонь золото, гнали рабов. Потом опять был пир. И на этом пиру в первый раз Ольдемар сидел не один, а держал на коленях своего трехлетнего сына Айгаслава. Айгаслав был крепким, смелым и смышленым мальчиком. А еще он был отмечен знаком – у него на левом виске было большое родимое пятно. Ольдемар почему-то всегда очень гордился этим пятном, говорил, что это добрый знак, который принесет его сыну большую удачу. Это, он говорил, на нем так запеклась кровь врагов. А тогда, на том пиру, когда было уже довольно много выпито, Ольдемар вдруг повернулся к тебе и сказал: – Посмотри! – и вот так взъерошил Айгаславу волосы, открыл это пятно и дальше сказал вот что: – Лгут злые люди, Хальдер! А я знаю наверняка, и никому меня тут не сбить. Это добрый знак! Это знак силы! Жаль, я уже не доживу, я это знаю, но ты доживешь, Хальдер, и ты еще увидишь, как мой сын будет еще удачливей меня. Потому что я заставил поклониться только пятерых, а он заставит всех. С твоей, конечно, помощью. Так, Хальдер? И ты на это ответил: – Да, это так. Потому что по-другому отвечать тогда было нельзя. И еще потому, что ты тогда думал совсем о другом – о том, почему это ярл вдруг заговорил о своей близкой смерти. Ведь, как тебе тогда казалось, ничто тогда не предвещало беды, а даже, как будто напротив, боги были весьма к нему милостивы – еще только начал сходить снег, еще только вскрылись реки, а ему уже покорилось пять ярлов, а еще один, и это уже шестой, ярл Бурилейф, как донесли гонцы, просил о снисхождении, а седьмой и вместе с ним восьмой… Вот только восьмому Ольдемар как раз и не поверил, сказал, что он лжет. И ты тогда к восьмому и отправился – но не жечь и брать добычу и рабов, а только поучить его и указать ему на его место. Так велел Ольдемар. И вот что еще: он не стал давать тебе большую дружину, сказал, что ему скоро самому, может, пригодятся мечи, и, может, даже много. Ты спросил, что это значит. А он на это только засмеялся, сказал, что это ему приснился нехороший сон, и он напугался, как женщина. И ярл опять засмеялся. А потом вдруг стал очень серьезным и сказал, чтобы ты не мешкая отправлялся в дорогу и не думал о пустых, глупых словах, а делал только важные дела. И ты ушел с малой дружиной, то есть только на одном своем корабле и только со своими белобровыми. Так вы прошли один удел, второй, и учили тех, на кого было показано, и все они каялись. А потом, когда вы зашли очень далеко, где уже скоро должны были начаться чужие, еще непокоренные земли, вас вдруг нагнал гонец, который сказал вот что: Мирволод, самозваный ярл, взошел на Верх, а Ольдемар убит! И сын его убит, а Ярлград затаился, молчит. Так говорили, прибавил гонец… И так оно, как ты после узнал, и было! Мирволод с братьями ворвался к Ольдемару в терем и зарубил его. Также и сына. И жену. Потом их, обезглавленных, как падаль побросали в реку. Ярлград молчал, дружина помолчала и пришла, и поклонилась, и сложили мечи у ворот, Мирволод их топтал, смеялся, а после стал раздавать обратно… И они брали те мечи! И целовали их, шли на кумирню и клялись кумирам – вместе с Мирволодом. И делать это им было легко, потому что они и Мирволод были детьми одной Земли. А про тебя и про твоих людей Мирволод еще даже в прежние времена говорил Ольдемару, что он слишком много позволяет всяким чужакам. Ну а теперь, и ты в этом нисколько не сомневался, он об этом говорить уже не будет, а просто сразу прикажет вас всех перебить. Вот о чем ты думал, когда велел поворачивать обратно, к Ярлграду. А еще ты думал о том, что жить тебе осталось совсем немного. Но боги решили иначе. И получилось так, что после того кровавого известия прошло всего только семь дней, как воин Хальдер – просто воин – нашел лежащего на берегу ребенка. Это был маленький мальчик, плотно завернутый в кожаный воинский плащ. Когда плащ развернули, то увидели на горле у мальчика страшный багровый шрам от меча, а на виске родимое пятно. Мальчик был жив, он просто крепко спал. Это было чудо! Небывалое! И поэтому, когда ты, просто воин Хальдер, пришел с этим мальчиком в Ярлград и показал его всем, Мирволод не поверил, закричал: – Нет! Это ложь! Это не он! Я сам видел его убитого! Нет! Нет! – Да! – закричали из толпы. – Да! Он это! Это наш Айгаслав! Наш ярл! Наш ярл! А еще они тогда кричали и много чего другого, для кое-кого очень лестного. Но тебе тогда не было никакого дела до всех этих лестных криков – ты просто держал ярла высоко, так, чтобы его отовсюду было хорошо видно, и шел через площадь к кумирне – шел впереди всех!.. Ну и что из того? Да ничего после того не изменилось – и ты остался прежним просто воином, жил в этой самой горнице, и был у тебя тот же самый тюфяк, набитый тем же самым волосом. Меч, правда, у тебя был уже не тот, простой, а этот, нынешний, который сегодня утром так понравился послу. Да что там понравился! Да он просто как околдовал его! И разве только его одного?! Ты только вспомни, Хальдер! Когда ты взял и посадил – вот так вот – Айгу на плечо и придержал его левой рукой, а правой вырвал этот меч из ножен, так сразу всё и началось: Мирволода судили самосудом, а тех, кто болтал лишнее, кто сомневался, кто не верил в спасение Айги – тех с берега, как падаль, побросали в воду. Ярлград сразу успокоился. А за ним и вся остальная Земля. Потом, когда Айга подрос, ты начал брать его с собой в походы, учил его владеть оружием и вообще давал ему много нужных советов. И вот теперь ярл возмужал, он храбр и щедр, а его Земля расширяется и богатеет. Но только что ему теперь эта Земля, если знающие люди говорят, что на свете есть места и получше. Вот ему и стало любопытно. Вот он и повелел в прошлом году – и ты повел его дружины в Руммалию. Глянуть, что там. Хальдер вздохнул, закрыл глаза… Там, в Руммалии, море очень теплое, оно даже зимой не замерзает. И там, на этом теплом морском дне, круглый год растут цветы. Ты, перегнувшись через борт, показывал на них, воины ныряли за ними и приносили их тебе. Цветы были без запаха, на солнце они быстро блекли, а потом каменели. А может, это были совсем не цветы, а просто такие странные, диковинные камни. И эти камни, говорят, растут как живые. А берег там, в Руммалии, скалистый и высокий. Но он совсем не такой, как Берег Белобровых, потому что там, в Руммалии, скалы режутся ножом, вот до чего они мягкие. И лесов у них нет, у них есть только сады. Деревья в тех садах высокие и стройные, листья на них зеленые и никогда не опадают. В садах у них всегда прохладно. Зато дороги у них безобразные, сплошная пыль да жар. И вообще, жар там всегда такой, что днем вся Руммалия словно вымирает… И днем их бить – как мух! Бить! Бить! Пора уже, гневно подумал Хальдер. Вначале – здесь; посла – на меч, пытать! А после выбросить во двор – псам на потеху. И всех его рабов туда же! А потом… Хальдер закашлялся, в глазах пошли кровавые круги. Ого! Что это с ним? И отчего? С утра он, как всегда, проснулся еще затемно, встал и проверил стражу, потом ходил к ручью, купался, поймал форель, распотрошил ее и съел… Легко поймал! Вот так вот руку выставил, а после р-раз ее под жабры! Это отец его так научил. Еще он говорил тогда: «Кто ловит рыбу неводом, тот не мужчина. Рука у воина должна быть крепкая». А тут она как не своя, растерянно подумал Хальдер. Вот, не поднять ее. А как тяжело дышится! А жарко как!.. А этим, внизу, хоть бы что! Вон как раскричались, распелись! Все до единого пьяны. Да-да, пьян и посол, все руммалийцы такие: сам не возьмет, но только поднеси ему – и не откажется, выпьет до дна. А если так, а если уже пьян, значит, совсем уже пора! И Хальдер крикнул: – Айга! – потом еще раз: – Айга! Айга! Вот только крикнул ли? Нет, только прошептал, а крику не было – откуда ему взяться! Так что ты, в самом деле, что ли, болен? И Хальдер попытался встать… Да вот не смог, упал. Но он еще раз попытался – и еще раз упал. Значит, сердито подумал он, нужно еще полежать, подождать. И понадеяться на лучшее. И он лежал и, с трудом повернув голову набок, смотрел в окно. В окне была видна луна, она была сильно ущербная, уже в последней четверти. Ущербная – это плохая примета. Зато она светила прямо на меч на стене. А это наоборот к большой удаче, подумал было Хальдер… Но тут же презрительно хмыкнул, потому что вспомнил опять же отцовские слова о том, что в приметы верят только слабые люди, а сильные, они сами для других становятся приметами. Но откуда тут взяться силе, уже просто с тоской подумал Хальдер, сил уже совсем никаких не осталось, уже даже собственную руку ни согнуть, ни повернуть. Что это с ней такое? Отлежал он ее, что ли? Или ее, может, кто-нибудь околдовал? Вот хотя бы… Но дальше Хальдер думать не решился, а только мотнул головой, чтобы наверняка отогнать от себя эти совершенно ненужные ему мысли. Потому что он сейчас, подумал Хальдер, должен думать только об одном – как бы ему подняться. Ну, Хальдер, подумал он гневно, крепко сжал зубы и прищурился, как будто это помогает, и еще раз подумал: ну, Хальдер, ну! И весь напрягся, изо всех, может, последних, сил… Х-ха! Он сдюжил – он все-таки сел, уперся спиной в стену, не упал. И еще долго так сидел и тяжело дышал, а после все же отдышался. И ему вроде стало даже легче. Значит, подумал он, нужно опять позвать! – Айга! – сказал он тихо. – Айга! И тот вдруг сразу же вошел! Он был один, без провожатых. И он совсем не спешил: сперва плотно, нет, даже тщательно закрыл за собой дверь, после еще постоял у порога, после прошел вперед, на ощупь поискал, нашел кресало и зажег лучину, а после сел возле нее – и всё это молча. Он и теперь, глядя на Хальдера, молчал. Потом вдруг спросил: – Звал? Хальдер не ответил. Хальдер думал. Странно, так думал тогда он, как это Айга мог услышать, что его зовут? Или это он пришел сам по себе? Или теперь это уже неважно? И Хальдер сердито ответил: – Да, звал, – и, помолчав, еще сердитее велел: – Пора уже. Иди! Но ярл даже не шелохнулся. Он только прищурился и хмыкнул. В другой бы раз, гневно подумал Хальдер, он бы похмыкал, как же! А теперь что! Такая теперь тяжесть, жар! И кровь стучит в висках. И все-таки… Хей, Хальдер, хей! И он сказал: – Айга, пора уже, совсем пора! Забыл, что ли? На меч его! – Нет, – сказал ярл, тоже сердито. – Посол завтра уедет в Руммалию. И чтобы вдруг… Вдруг я чего не знаю? И поэтому вот еще что: я еще дам ему охрану. – Что?! – не поверил Хальдер. – Охрану? Ему? А как наш поход? – Будет поход, – сказал ярл. – Будет большой поход! На Владивлада. На Владивлада, удивился Хальдер. Но что там брать? Но прежде как туда пройти? Да там кругом болота! И гиблые огни, которые… – Да, – сказал ярл, – туда пойдем. К Источнику! Посол мне говорил… Посол! Вот оно что! И Хальдер хрипло, неприятно засмеялся. И так же хрипло, зло сказал: – Ха! Говорил! А Марево? Он, твой посол, хоть знает, что это такое?! Он видел, как оно плывет? Вот так оно! И Хальдер поднял руку – опухшую и посиневшую, тяжелую! Но тут же опустил ее, потому что не смог удержать. Жар донимал его. И вообще – дрожь во всем теле, холод, слабость… Но гнев был сильней! И Хальдер опять заговорил: – Да, Айга, Марево. Тебе тогда был уже год. Нет, два! Твой отец послал меня за данью. В трех днях пути от Уллина, вверх по течению, мы сделали привал. И вот… еще было темно; все спали, я один проснулся. Даже не знаю, отчего, но я вдруг подскочил. Смотрю – нет никого. И – тишина кругом, только какой-то слабый треск, как будто от костра. Потом… из-за кустов над самой над землей на нас начал выплывать туман – такой зеленоватый, душный, а в нем какие-то огни. Я закричал… – Ха! – засмеялся ярл. – Рассказывал. Не раз. И вы бежали. Дикари! А вот посол, он говорит, что это твое Марево… – Посол! Да что он может знать?! Он видел кости тех, кого сожрало Марево? Да и потом… Хальдер хотел еще что-то сказать, но поперхнулся и закашлялся. И этот кашель бил его, бил, бил – прямо до слез. Хальдер хотел было их вытереть, но рука не послушалась, не поднялась. Тогда он лег и попытался задержать дыхание… Но кашель сотрясал его. Ха! Марево, Источник! Чудо! Мысли прыгали! Да только чудо уже было, Айга! А теперь, похоже, дело за расплатой! Вот почему, Хальдер, тебе… Бред! Бред это! Очнись! И он открыл глаза. Айга по-прежнему сидел возле лучины. Какой он молодой еще, подумал Хальдер. А какой глупый! Ему еще рано быть ярлом. Потому что разве он не чует, что посол нагло лжет?! И что вся его сегодняшняя сладкая болтовня – про Источник и про все другое, даже не важно, про что – это обычная приманка, ярл, чтобы задержать тебя, отвлечь, сорвать поход и чтобы потом… Но мысли – что! А нужно сказать вслух! Чтобы он обязательно услышал и, может, еще даже одумался. Вот только дышать было уже почти нечем, язык ворочался с трудом, слова были тяжелые, как камни… Но Хальдер все-таки выдавил их из себя: – Не верь ему. Твой путь другой. Его – на меч… и пытать… узнать, где этот… тайный лаз… в их Золотую Гавань. И сразу… всем в поход. И я клянусь тебе – ты станешь… Ты… И Хальдер замолчал. Закрыл глаза. Гневно подумал: зачем клялся? Ведь же все клятвы – это ложь, приманка для глупцов, чтобы потом их, как Айгу сегодня… Кровь словно закипела в жилах! Очень хотелось пить!.. А ярл насмешливо спросил: – И стану кем? Ну, говори! Что, стану ярлиярлом? Владыкой Полумира, да? Хальдер молчал. Хотел закрыть глаза – не закрывались. А ярл сказал: – А мне ведь ничего не надо. Потому что кто я? Кто я такой? Ты думаешь, я не помню?! И он усмехнулся, и оправил ворот. Значит, помнит; всё помнит – то, чего ты никогда и никому не говорил и никогда не скажешь, потому что так тогда было условлено. А после, как ты пожелал, так оно и случилось: Ярлград расстроился, народ разбогател, соседи поклонились вам. Ярл Айгаслав ел, пил на золоте, спал на лебяжьих перинах, смышленым, смелым рос – как настоящий ярл. Но, правда, иногда он спрашивал: – А где это случилось? Где ты нашел меня? А ты, глядя ему прямо в глаза, отвечал: – Не помню. Да и зачем это тебе? Ты – Айгаслав, наследный ярл, сын ярла Ольдемара. А кто такой я? Слуга, продавший тебе меч. Приказывай! Но ярл всякий раз тут же молча разворачивался и уходил. А ты, глядя ему вслед, каждый раз думал примерно одно и то же: что сколько уже лет прошло с той встречи на реке! А в последние годы ты стал думать еще вот что: что из тех, кто был тогда на корабле, один только ты теперь в живых и остался. Правда, это не так важно. Потому что если бы даже кто-то из них, из твоих белобровых, теперь и был бы еще жив, то все равно никто ничего не стал бы рассказывать, потому что таким не делятся. Они и не делились. Шло время. Много времени. И ярл смирился. Ярл вырос. Ярл пировал, охотился. Ярл принимал посольства, властвовал. Но при этом он, как и в прежние годы, внимательно слушал советы того, кого этот наглый посол теперь упрямо называет регентом… И вдруг он, Айга, говорит, что он все помнит! Но только разве сейчас важно это? Важно совсем другое. Потому что то, что уже было, это уже все равно не исправить. Исправить можно только то, что еще только собирается случиться. А собирается здесь вот что: Айга не пойдет на руммалийцев, а заключит с ними союз. А дальше что? Да как всегда! Вначале сюда явятся купцы и станут торговать… Нет, вначале они будут просто раздавать товары, и здешний народ – а народ везде один и везде глуп! – народ начнет рассуждать: – Да, там, в Стране Высоких Городов, там жизнь! И вот здесь бы тоже так бы, как у них! И станут привечать этих купцов. Потом, следом за купцами, явятся… как их?.. ну, эти, в черных балахонах, и начнут говорить, что вера в Хрт и Макью, а также и в Винна – это вера в идолов, а идолы – это обман. И тоже будут раздавать подарки и сулить всяческие другие блага и радости. Народ и им поверит. А потом вдруг – а это почему-то всегда случается вдруг, то есть очень быстро и как будто бы само собой – здесь случится то, что уже случилось в Песчаной Земле. И в Многоречье. И у Безволосых. А теперь тамошние ярлы платят руммалийцам огромную дань многими полезными вещами и, что хуже всего, еще и самыми лучшими воинами. И так будет и здесь, ярл Айгаслав! Глупец! Кругом одни глупцы! Хальдер с трудом лег поудобнее и посмотрел на руку. Рука почернела, раздулась, кожа на ней лоснилась и, казалось, вот-вот лопнет. Так, кстати, умирал Ольми, укушенный змеей. И было это в Руммалии. Там очень много змей – прямо в садах. А там, откуда ты пришел, змей не бывает. И вообще, там если ты решил кого-нибудь убить, так приходи к нему и прямо говори ему, чего ты хочешь, и вам дадут мечи и вы, как и положено мужчинам, сразитесь между собой. И колдунов там нет. И раны не врачуют. У белобровых это так – если должен умереть, так умирай. А здесь… Здесь тоже, как ни хитрят, все равно умирают. И, может, даже еще скорей, чем там. Потому что из тех, кого ты тогда привел к Ольдемару, давно уже никого не осталось. А было их почти сорок! Последним был Ольми, Ольми остался в Руммалии. А теперь умираешь и ты. Вот видишь как оно все обернулось – хоть обещал «Вернусь!», а не вернулся. И что ты здесь нашел, что тебя здесь держало? Хальдер поморщился и приоткрыл глаза… Ярл! Смотрит, щурится. Играет желваками. И очень сердито говорит: – …Да, это было так. Так и сейчас то же самое. Я же знаю, что ты сейчас думаешь. Ты думаешь: какой же ты хороший – жил просто воином, не для себя, а только для других старался. Только для них! Вот, скажем, как для меня. Укреплял державу, расширял ее, добывал мне добычу, терем набил всяким добром, перинами, а себе ничего не берешь, лежишь на старом тюфяке. Но ты же знаешь, что это не так! Ты ведь очень жаден, Хальдер! Ух, как жаден! Только другие жаждут золота и самоцветов, а ты жаждешь власти. Прямо как голодный пес к ней рвешься, вот что! Но и это еще не все! А еще вот что: ты хочешь властвовать, но так, чтобы другие этого не видели, но знали – это обязательно! Вот почему ты до сих пор как будто просто воин. А я будто ярл! – Ты… – начал было Хальдер. – Замолчи! – перебил его ярл очень гневно. И так же гневно, и еще с насмешкой продолжал: – А знаешь, почему ты сегодня умрешь? Да-да, сегодня, я не оговорился! Потому что это же ты сам придумал, чтобы ярлиярл, как подлый раб, целовал тебе руку. Тебе же так нравится, Хальдер, чтобы все ползали перед тобой! И вот ты получил ползучий поцелуй – змеиный! Вон что теперь с твоей рукой! Посмотри на нее. Как раздулась! Но Хальдер смотрел не на руку, а на ярла. Так, значит, вот оно что, думал Хальдер: Айга с ними сговорился, дал отравить тебя! Вот почему посол прятал глаза, а губы у него были холодные и липкие. А ты самонадеянный глупец! Потому что нужно было только вспомнить: пять лет тому назад Цемиссий захотел убить родного брата. И убил – и не где-нибудь в подворотне, а в их самом священном месте – в храме! И было это, как тебе рассказывали, вот как: брат взял свечу, эта свеча вдруг необычно ярко вспыхнула – и брат горел и корчился, кричал. А все стояли рядом и смотрели. Так то был его брат и то был его храм! А ты кто ему, Хальдер? Ты просто воин, враг, нет, даже раб врага. Да нет, не то! А просто наступил твой срок и пришел тот, кто должен был придти. Разве не так? Хальдер болезненно поморщился. А ярл усмехнулся – правда, усмешка эта была очень невеселая – и так же совсем невесело заговорил: – Да, я не помню, где это было. Но зато я очень хорошо помню много всякого другого. И, думаю, это тебе будет интересно. Поэтому слушай! Так вот, тогда уже стемнело. Я спал и мне было тепло. Ведь я был в своем доме! Да, в тесном и задымленном. И в нищем! Но зато это был тот дом, в котором я родился, и поэтому мне в нем было хорошо… Так вот, я опять говорю: я спал, и мне было тепло и уютно. И вдруг я просыпаюсь оттого, что слышу чей-то разговор. Я приподнялся, вижу… Да, вижу: за нашим домашним семейным столом сидят чужие люди. Один из них был ты, а второй… Второй, мне кажется, был Бьяр. Да, Бьяр, конечно же! Так вот, вы с Бяром сидели за нашим столом, а мой отец – родной отец, и это был совсем не ярл, а просто бедный человек, простолюдин – стоял возле двери. Он так и был одет, как все такие люди, – очень просто. А на вас с Бьяром были блестящие кольчуги, были еще мечи у пояса. Мне стало очень любопытно, я никогда раньше не видел ничего подобного, я захотел вас получше рассмотреть, и поэтому встал и вышел к свету. А ты, как только увидал меня, так сразу отшатнулся. Потом спросил: – Кто это? – Сын, господин, – ответил мой отец. – Мой сын. Ты долго и очень внимательно меня разглядывал, потом сказал: – Мальчик, поди сюда, я угощу тебя. Я подошел. Ты посадил меня к себе на колени, дал хлеба. Потом спросил, что это такое у меня на виске. Отец сразу нахмурился и очень нехотя ответил: – Это родимое пятно. Недобрый знак. Говорят, что такие дети живут недолго, потому что… Но Бьяр не дал ему договорить, он громко рассмеялся. А ты сделал Бьяру знак, чтобы он немедленно замолчал, а после оборотился к моему отцу и сказал: – Нет, смерд, ты не прав. Это хороший знак. Да и еще какой! И вдруг ты прижал меня к себе, к своей груди, и приставил к моему горлу нож. Мой отец очень сильно испугался и закричал: – О, господин! Ведь ты убьешь его! – Нет, – сказал ты, – я его только помечу. А вот тебя… – и закричал: – Хей! Хей! Сюда! Ярл замолчал. Молчал и Хальдер. А что тут было говорить, даже если бы у него были для этого силы? Ведь же все равно о самом главном, а самом важном говорить было бы нельзя, он же ведь в этом поклялся. Вот так-то вот! Всего один раз в жизни ты поклялся, зато как! А ведь тогда казалось: ну и что? Ну, так или не так, но, главное, что с тобой будет Айгаслав – живой и невредимый, и ты придешь с ним в Ярлград, а еще с тобой будет вот этот, кстати сказать, очень необычный меч, потому что в нем скрыто столько силы, что даже в Руммалии на тебя… Но мысль оборвалась – ярл вновь заговорил: – Когда мне было восемь лет, я в первый раз решил тебя убить. Это было ночью после пира, ты тогда крепко спал. А я пришел сюда, взял меч… А вот ударить не смог. И я ушел. Потом, через три года, я пришел опять. И потом я еще и еще приходил… И почему я каждый раз не мог тебя убить, я ведь очень этого хотел, меня просто трясло… почему так получалось? Может, я знал, что это мне ничего не вернет? А вот зато теперь все изменилось, Хальдер! Сегодня посол мне сказал: «Ты промолчишь – и я тебе тогда открою путь к Источнику». И ведь откроет, Хальдер, я ведь это чую! И я приду туда… И там буду просить только об одном – не о богатстве, Хальдер, нет, и не о славе, и не о власти, зачем мне все это… а попрошу я только вот о чем – вернуть меня в ту ночь, когда ты пришел ко мне в дом. И я тогда опять буду лежать, услышу ваши голоса, проснусь… но выходить к вам я уже не буду. И мы не встретимся! Ты уплывешь на своем корабле, а я останусь дома. В своем доме! И будут у меня отец и мать. И мое настоящее имя – то, с которым я родился. И большего мне ничего в этой жизни не надо. А ты… Ты умирай, теперь мне все равно. Ярл встал. Был он высокий, кареглазый, и был у него родимый знак на левом виске, а на горле был шрам. А и действительно, с тоской подумал Хальдер, ведь все же могло сложиться совсем не так, как оно после сложилось! Вы же тогда действительно сидели за столом и спорили. Бьяр предлагал идти на Глур, а ты упрямо на это не соглашался. А получается, что зря! Ведь если бы ты сразу согласился, так вы бы сразу и ушли, мальчик не успел бы проснуться, и вы бы беспрепятственно отчалили от берега. Назавтра прибыли бы в Глур. Ярл Глура, Вальделар, принял бы вас с большой охотой, потому что он чтил белобровых. И войска у него было достаточно. Объединившись с ним, пошли бы на Ярлград. И там, даже простым еще мечом, ты легко одолел бы Мирволода, а после… Ха! Но того «после» нет, а есть другое «после» – есть Айгаслав и есть посол, есть меч, который уже завтра же этот глупец, а почему бы и нет… А если так, то всё, что ты еще можешь успеть… Да, это верно! Очень даже верно! И Хальдер сделал знак – склонись ко мне! Айга не сразу, но склонился. И Хальдер через силу прошептал: – Я ухожу. И я буду молчать. Там, куда я приду. В той стране… Но ты за это не клади меня в курган! Я на костре хочу. И там, уже перед костром, ты дай мне в руку меч… Мой меч. Дашь, Айга? Ярл молчал. – Дашь? Айга отвернулся. И это очень хорошо, радостно подумал Хальдер, потому что зачем ему видеть, как у тебя, у воина, глаза, будто у женщины, вдруг сами собой заморгали, потом увлажнились… Ярл резко встал и хрипло выкрикнул: – Дам! Дам! – и… Хей! Хей-ха! Что это? Лист! Да, и действительно: осенний желтый лист проплыл у тебя перед самыми глазами! А вот еще один, а вот еще, еще… А вот уже не видно ничего – ни Айги, ни лучины, ни меча, а только одни листья, листья, листья. И Хальдер – молодой и сильный – идет вниз по тропе. Он наконец вернулся! Там, впереди, залив и хижины. И лодки у воды. И ничего, ну ровным счетом ничего с тех пор не изменилось! Остановившись, Хальдер поднял руки и громко-громко закричал: – Хей! Хей! Есть здесь хоть кто-нибудь?! И… свет в глаза! Он отшатнулся… |
||
|