"Все без обмана" - читать интересную книгу автора (Визбор Юрий Иосифович)

или дневник киноэкспедиции Мосфильма в Арктику, составленный на борту дизель-электрохода «Обь», в трюмном помещении номер сорок два, мастером спорта Аркадием Мартыновским и актером Юрием Визбором

– Знаю я это кино! Это все обман. Обман на обмане. Вот, предположим, бежит артист через огонь – так это не огонь, а тряпки специальные ветром раздувает! Или прыгает он в прорубь. А это не прорубь, а бассейн ЦСКА с подогретой водой! И плавает в ней пенопласт вместо льда. А война? Танки деревянные, самолеты на ниточках, корабли в лужах плавают. Смотреть неохота. Вот возьми пса Барбоса. Разве все это правда? У них ведь там на палке не динамит был привязан, а пустая картонка. Так что и бежать было нечего от нее! Или «В небе только девушки». Их отдельно засняли, а небо отдельно, а потом друг к дружке присобачили. А возьми комбинированные съемки! Вот какая она, правда-то! Было одно кино без обмана – «Тарзан». И то теперь нигде не идет.

Мы много раз слышали такие суждения. И, не будучи профессионалами, хотим вам рассказать, как выглядят киносъемки «со стороны».

Мы отправляемся в Арктику, в район Земли Франца-Иосифа, для проведения киносъемок фильма «Красная палатка», совместное итало-советское производство. Постановщик – Михаил Калатозов, режиссер – Игорь Петров, оператор – Леонид Калашников, актеры: Отар Коберидзе (Чечони), Данатас Банионис (Мариано), Юрий Соломин (Трояни), Григорий Гай (Самойлович), Борис Хмельницкий (Вильери), Эдуард Марцевич (Мальмгрен), Никита Михалков (Чухновский), Юрий Визбор (Бегоунек) – все СССР. Луиджи Ваннукки (Дзаппи) – Италия. Другие иностранные актеры по различным причинам не смогли поехать в Арктику. Для обеспечения безопасности при работах на льду студия пригласила в экспедицию шестерых альпинистов, мастеров спорта: Владимира Кавуненко (глава фирмы), Владимира Безлюдного, Вадима Кочне-ва, Бориса Левина, Аркадия Мартыновского и спортсмена-разрядника Владимира Кулагу. Кроме того, в экспедицию были приглашены: флаг-штурман полярной авиации СССР Валентин Аккуратов, экипаж вертолета Ми-4 во главе с заслуженным летчиком-испытателем СССР Василием Колошенко, гидролог Милешко, врач-хирург Емельянов и врач-стоматолог Шамфаров, специальный охотник на медведей для охраны экспедиции Петров, два переводчика, водители автомобилей, водители вездеходов, катерники, специалисты по взрывам, дирижаблестроители, подводники-аквалангисты, инженер по технике безопасности, радист с малогабаритными радиостанциями. Директор картины – Владимир Марон.

5 августа. Курс – норд. 200 миль от Мурманска, вокруг туман, видимость полмили. Крупная океанская зыбь. Мы уже несколько дней на корабле, и все же наша экспедиция кажется полной фантастики, сбывшимся чудом. На специальной кормовой площадке «Оби» стоит надежно укрепленный вертолет Ми-4; команда альпинистов делает зарядку среди ящиков и крепежных тросов; Эдик Марцевич учит английский текст; режиссер Михаил Калатозов пьет чай в своей каюте; водители вездеходов играют в домино, авторитетно рассуждая о прогрессивной заполярной оплате. Итальянский актер Луиджи Ваннукки не перестает удивляться русским морям. Пых-пых-пых – стучат дизели корабля. Туман. Видимость два кабельтова.

6 августа. Встретили первый лед. Фотолюбители так неистовствовали, что вынудили вахтенного штурмана сообщить по громкой корабельной связи: «Товарищи, это еще не льды, настоящие льды будут завтра». И действительно, на следующий день мы бьем встречные ледовые поля и впервые слышим, как льдины скребутся с другой стороны борта, у наших подушек. Но «Обь» снова выходит на чистую воду. Бакланы на полном ходу как пули пробивают гребни волн. Тюлени выглядывают то из серых, то из нефтяно-черных вод. Лед – с коричневыми ложбинами нерпьих лежбищ, с невообразимо голубыми озерами пресной воды. По госпитальной белизне прыгают черные молнии трещин, у бортов лед вздымается, показывая зеленые сколы ледяных полей. Север – место для мужественных кораблей.

8 августа. Первый снег, все палубы белые. Собрано первое открытое партсобрание. В. И. Аккуратов сказал: «Истории известны примеры гуманизма советских людей. Спасение экспедиции Нобиле – один из них. Нужно так снять фильм, чтобы весь мир понял, кто и какой ценой спас итальянскую экспедицию». Впервые в истории полярных экспедиций было выбрано совместное партбюро, состоявшее наполовину из моряков, наполовину из киноработников.

9 августа. О боже, дарит же судьба такие дни! В припайном льду бухты Тихой стояла наша «Обь», окруженная такими золотыми под солнцем горами, что просто не верилось, что на земле это все существует. За кормой корабля лежал океан такого свежего цвета, какой используют только при производстве физкультурных плакатов. В полумиле от нас на берегу стоял поселок, из любого дома которого мог выйти джеклондонец в рваном свитере с кольтом в руках, и никто бы этому совершенно не удивился. Но вместо джеклондонца на берег вышел кто-то из администрации и закричал в мегафон так, что вздрогнул океан и с гор осыпалась золотая краска. Съемки начались!

10 августа. Одного из авторов дневника ждал удар судьбы: он назначен был режиссером Калатозовым на роль… медведя. Как только трое дюжих мастеров спорта надели на него шкуру весом в семьдесят килограммов, так он и рухнул к ногам совершенно этого не ожидавшего режиссера. Тем не менее, поднявшись, Аркадий с ужасом понял, что его «утвердили на эту роль». «Надо поработать над образом», – сказал он, выплевывая изо рта медвежью шерсть. Вечером в каюте альпинистов острили: «Скоро вертолет будем дублировать. Раскрутимся вчетвером и на взлет!»

11 августа. В бухте Тихой оставлена команда дирижабельщиков, а наша «Обь» пошла на поиски «натуры», хорошего льда, на котором можно работать большой группе людей. Такой лед был найден во второй половине дня в заливе, окруженном сказочными фиолетовыми горами. Ваннукки, Банионис и Марцевич впервые в истории мирового кино прошли перед профессиональной кинокамерой художественного фильма, расположенной на 81-м градусе северной широты.

Мариша Лебедева стукнула хлопушкой. Есть! Первый дубль с актерами в Арктике снят!

Вскоре прилетел вертолет Василия Петровича Колошенко, возивший в бухту Тихую обед строителям ангара. Легко, как будто играя, вертолет сел на нестандартную площадку «Оби», куда отказались садиться все пилоты, с которыми вел переговоры «Мосфильм»…

12 августа. В сорок вторую каюту пришел утром директор картины и объяснил альпинистам их задачу: Кавуненко, Безлюдный и Кочнев должны загримироваться под Ваннукки, Баниониса и Марцевича и сойти на движущиеся льдины. Их будут снимать на общем плане.

Вообще за время работы в Арктике было несколько рискованных съемок, и проход наших троих ребят по движущимся, весьма сомнительным льдам – одна из них. Оступись кто-нибудь, поскользнись – трудно сказать, чем кончится дело. Тем более что температура воды была ниже нуля (в Арктике вода замерзает при минус четыре градуса). В такой воде да еще в тяжеленных костюмах долго не продержишься. И страховки не было практически никакой. Правда, на корме во время всех съемок медленно крутил винтами вертолет, готовый в любую секунду прийти на помощь, да и мы с веревками и ледорубами в руках стояли наготове у трапа. Но на душе было тревожно. Опасность нешуточная и самая реальная. Впрочем, все кончилось благополучно. У каждого из наших «артистов» за плечами двадцатилетний опыт работы в горах, на ледниках, каждый знает цену небрежности. Ребята около часа ходили недалеко от «Оби», прыгали с льдины на льдину, изображая смертельно усталых и голодных полярников. А Вадим Кочнев так хорошо старался, что получил с режиссерского мостика замечание: «Мальмгрен, не переигрывай!»

13 августа. День, полный удивительных событий. Начал их Колошенко, который повез в Тихую от острова Луиджи! – к нему мы подошли ночью – смену дирижаблестроителезй. Вертолет еще был едва заметной точкой над снежными пологими куполами, как вдруг завис на одном месте и неожиданно стал терять высоту. «Дизель-электроход „Обь“, я четыреста первый! – раздался в динамике голос Василия Петровича. – В восемнадцати милях от корабля встретил медведя, крупного самца. Могу пригнать его для съемки к кораблю. Сообщите решение».

В режиссерской группе случилось легкое замешательство. Тем не менее была отдана команда поставить накорме и носу по камере, и Василий Петрович наподобие небесного пастуха погнал медведя в кадр. Полчаса потребовалось этой дружной паре – Колошенко и медведю, – чтобы показаться у корабля. Мишка совершенно обессилел не только от бега, но и от жуткого и совершенно неприемлемого чувства, что кто-то сильней его. Несколько раз он, оглядываясь на бегу, пытался лапой ударить по баллону шасси, правда, страх брал свое, и мишка, смешно озираясь, все бежал от вертолета, летевшего за ним на высоте двух-трех метров. Наконец он попал в поле зрения камер, подбежал к краю льда и, ни слова не говоря на прощание, вытянув передние лапы по всем правилам старта, ринулся в воду.

По этому поводу в сорок второй каюте следующий день объявляется как «день медведя».

Конечно тот аттракцион, который вслед за медведем показывали Хмельницкий и Визбор, был менее эффектен, но для исполнителей весьма чувствителен. Мы с Борей играли пьяную драку из-за пистолета. Фабула этой сцены вкратце такова: по праздничному случаю на льдине был выпит спирт из компаса. Офицер Вильери, видя безнадежность положения, выходит из палатки с единственным оружием на льдине – кольтом, но замечает тоже пьяного профессора Бегоунека, который вальсирует с собакой. Профессор видит, как Вильери пытается стрелять в себя, выбивает из рук офицера оружие; Вильери жестоко избивает его, но отнять пистолет не в силах. В разгаре этой драки оба соскальзывают с тороса и падают в снежницу – озеро пресной воды на льду. Все это мы сыграли. Самым сильным ощущением было, конечно, падение в воду и драка в воде. Я предполагал, что вода будет ледяная, но такой зверской хватки, конечно, не ожидал. Мы с Борей с головой ушли в воду в огромных меховых костюмах, и когда я увидел лицо своего партнера, я понял, что он нисколько не играет. С большим трудом мы выбрались из воды на лед… Когда прозвучала команда «Стоп!», к нам кинулись люди, сорвали мокрые шубы, накинули сухие, накрутили на головы полотенца и повели на корабль. Один из авторов дневника сказал традиционную фразу, глядя на эту картину: «В этом матче победила дружба». Другой автор включился на ходу в горячую дискуссию с Хмельницким: что раньше – спирт или душ. Победил душ (1:0).

Вечер сопровождался большими разговорами.

14 августа, или «день медведя». Первая половина дня прошла в ожидании вызова, который так и не пришел к исполнителю роли медведя. Аркадий, сидя возле семидесятикилограммовой шкуры, дождался обеденного времени. Но только он склонился над пылающим борщом, только он поднес ко рту первую ложку, как в кают-компанию ворвался потный посыльный от съемочной группы. «Медведь кто?! – страшно крикнул гонец. – Медведя на площадку!» Аркадий грустно глянул на борщ, что-то нацепил на голову и выбежал на лед. В пятидесяти метрах от корабля не спеша репетировали с Марцевичем. Аркадий подбежал к работающим, но на него никто не обратил внимания. Потоптавшись минут десять, Аркадий скромно доложил о себе помощнику режиссера: медведь, дескать, тут и готов к работе. «Сейчас», – сказал помощник режиссера, но тут же занялся совершенно другими делами. Прошло полчаса. Аркадий замерз. Марцевич все репетировал. Осветители покуривали. Тогда Аркадий набрался, наглости и подошел к режиссеру Петрову. Я, мол, медведь. «Медведь пришел? – спросил режиссер. – Очень хорошо. Перерыв на обед!»

Все же после обеда Аркадию удалось сняться. Четыре раза по-шпионски выглядывал из-за тороса Марцевич, четыре раза наводил кольт, четыре раза раздавался выстрел, и четыре раза Аркадий, задыхавшийся в зашнурованной шкуре, падал навзничь и бился об лед головой (вес головы 25 килограммов). При съемке последнего дубля вконец продрогший Эдик Марцевич проваливается по пояс в трещину. Доктор заставляет его выпить стакан спирта, и на этом прекращаются съемки.

16 августа. Бухта Тихая, туманная погода, съемки дирижабля. Операторская группа на борту вертолета, машина ходит кругами, снимают сверху дирижабль серебристого цвета с большой черной надписью «Италия» и «массовку». В «массовке» заняты все актеры, вся экспедиция и половина команды судна. Тамара Кудрина дублирует Клавдию Кардинале. В конце дня выглянуло солнце, но тут-то как раз дирижабль попал в воздушную струю из-под вертолетного винта и, набирая скорость, круто пошел пикировать на один из домов зимовки. На крыше дома сидел в это время один из распорядителей съемки с мегафоном в руках, который, не будь дураком, сиганул за печную трубу. В нее-то и врезался носовой частью дирижабль, сильно удивив такой точностью распорядителя.

18 августа, День авиации. Для кого праздник, для кого героические будни. Эдик Марцевич занят в кадре, сложней которого трудно что-либо придумать: полдня он ходит у огромнейшего голубого тороса в нижнем белье, босой по льду, отдавая своим жестоким спутникам – Дзаппи и Мариано всю свою одежду и ложась в выбитую во льду топориком могилу. На голую грудь Эдика, на золотой нательный крестик опускаются глыбы льда. Между тем минус два, и ветерок, и моржи высовывают из океана запорожские усы. Рядом с площадкой ребята ставят альпинистскую палатку, там шипит примус, стоит на горах шуб и поролона горячий кофе, над примусом греются полотенца – все для Эдика. Оба автора дневника, пользуясь свободным временем, выносят на лед голубые горные лыжи «Рыси металл» польского производства и, хотя горы синеют лишь вдалеке, прекрасно проводят время. Металлический кант то и дело пересекает медвежьи следы. Фантастика! Вечером все наши летчики при параде, на торжественном собрании им вручается огромнейший торт, сделанный в виде льдины, на которой стоит красный вертолет. Мы дарим Колошенко и Аккуратову два наших ледоруба, побывавших в прошлом году на пике Ленина, на Памире. Аркадий, выжигая на их древках придуманную нами эмблему – гора, перекрещенная пропеллером, приобрел новую специальность. На черный день.

19 августа. У Григория Гая, Никиты Михалкова и других актеров не очень веселое настроение. Все они «красинцы», их съемки должны происходить на «игровом» ледоколе «Сибиряков», который к нам вышел из Мурманска, но еще находится в трехстах милях, работает в тяжелых льдах, помогая запросившему помощь ледокольному кораблю «Дежнев».

20 августа. «Обь» пришла в пролив Брауна у острова Солсбери. Съемки продолжаются. «Сибиряков» все воюет со льдами, ведет «Дежнев».

21 августа. Неизвестный остряк ночью наклеил на двери кают различные вырезки из газет. На каюте, где живут Ю. Соломин и Ю. Визбор, появилась надпись «За туманом…». Ассистент режиссера получил табличку «Починка голов», смысл которой никто не смог растолковать. Альпинисты сами решили «не ждать милостей от природы» и повесили при входе «мудрую мысль»: «Кино найдет себе другого, а мать сыночка – никогда». Мудрая мысль пришлась как раз вовремя, потому что сегодня альпинисты дублируют актеров, сиднем сидят на ветру среди торосов, и день-день-' ской все пикирует на них вертолет. Оттуда, как Петька-пулеметчик, строчит своей камерой Леонид Иванович Калашников. А может, и не строчит, а только примеривается. Этого никто не знает. С альпинистами работают в кадре Боря Хмельницкий и рабочий-постановщик дядя Митя, на котором костюм генерала Нобиле. В первое время дядя Митя усиленно старается, но к концу съемок замерз окончательно, достал откуда-то, прихваченную «на пожарный» черную кожаную шапку и нахлобучил ее на голову со словами: «Не такой был этот Нобиле дурак, чтобы сидеть с голой головой!»

22 августа. Бухта Тихая. Из-за мыса, из золотого тумана вдруг раздался хриплый, прокуренный крик: к нам идет «Сибиряков». «Обь» радостно загудела чистым мощным голосом, все высыпали на палубы. Тихо приближался похожий на бочку круглый силуэт «Сибирякова», украшенный фанерными надстройками, что придавало ему сходство с прообразом. Корабль шел загримированный, как артист, полностью готовый к работе. На носу ледокола горели золотые буквы «Красин».

Вечером мы добились разрешения руководства выйти на восхождение на вершину ледяного купола острова Гуккера. В 23.30 Кочнев, Левин, Кулага и Визбор, вооружившись мелкокалиберной винтовкой, двумя ракетницами и ледорубами, вышли на восхождение. Стояла изумительная полярная ночь, тихая, солнечная, ясная. Ледовые купола, глубокоянтарные, розовые, голубоватые стояли в полном безмолвии перед нами. Мир был только что вынут из купели.

23 августа. Экипажи обоих судов работают во всю силу – идет разгрузка «Сибирякова» и перегрузка с «Оби» «игрового» самолета Чухновского, декораций и еще чего-то. Туманно и тихо. Неожиданно вечером налетает такой ураган, что абсолютно закрытая от ветров бухта Тихая просто вскипает. Представляем, что делается в открытом море! Уныло свистит ветер в антеннах. «Сибиряков» поднимает пары, уходит от нашего корабля, чтобы не столкнуться с ним, и с большим трудом, преодолевая ветер, который просто с корнем вырывает дымы из его двух труб, намертво врубается во льды в миле от нас. «Обь» тоже дает задний ход и с разгона почти всем корпусом налезает на лед. Временами переборки дрожат от ударов ветра. По всему западному сектору Арктики сшибаются ледовые поля. Мир творится заново.

24 августа. Оба корабля уходят из бухты Тихой по уже спокойному морю. К «Сибирякову» привязывают дирижабль, но первый же порыв попутного ветра бьет его о мачты, гелий уходит, и наша «Италия», как и сорок лет назад, падает вниз подстреленной птицей с огромной рваной раной в брюхе. Оба корабля уходят дальше на Север в поисках «трагических льдов», как выразился Игорь Дмитриевич Петров. Наша цель – острова Королевского сообщества.

25 августа, День шахтера. Медведь ходил возле борта, скреб его лапой, равнодушно поглядывал на людей. Вдруг откуда-то выскочил Никита Михалков, неся в руках открытую банку сгущенного молока. Он сбежал вниз по трапу и прыгнул на лед. Медведь стоял метрах в двадцати от него боком к кораблю. «Назад!» – закричали мы и понеслись к трапу. Никита сделал несколько шагов к медведю, наклонился и поставил банку на лед. В это мгновение медведь увидел его и, ни секунды не задумываясь, бросился вперед. Слава богу, Никита был в пяти метрах от трапа и у него длинные ноги. Он очутился на борту «Оби» «быстрее собственного визга». Мы были готовы избить его за это мальчишество, тем более что в следующее мгновение медведь, не обратив никакого внимания на банку со сгущенкой, легко поднялся на задние лапы, пытаясь залезть на трап…

За ночь к кораблям пришли еще шесть медведей. Их не пугали ни выстрелы, ни ракеты, ни корабельная сирена, ни дым. Так и останутся они в моей памяти навсегда: огромные звери, бесстрашные, равнодушные, плечом к плечу, сомкнутым строем идут на ледокол…

28 августа. Площадка по-прежнему обложена медведями. В сторону пролива видны уже занесенные снегом торосы, будто здесь никто и никогда не плавал. Поговаривают, что, возможно, придется вызвать из Мурманска самый мощный из имеющихся там ледоколов – «Киев», а если и он не поможет, то ждать надо декабря, в декабре рубить во льдах взлетно-посадочную полосу для самолетов. С верхнего мостика «Оби» виден горизонт на пятнадцать миль. Во все стороны ни одного разводья. Температура упала до минус девяти. Глядя на картину на мостике, кто-то сказал: «Ясни, ясни в небе, звезды, мерзни, мерзни, волчий хвост».

29 августа. Эдик Марцевич проваливается под лед в полынью, уходит по плечи в воду. Михаил Константинович Калатозов, только что распекавший инженера по технике безопасности, вдруг срывается с табуретки и выскакивает на очень опасный «живой» лед. За режиссером бросается Володя Кулага, привязанный к капроновой веревке, и хватает Михаила Константиновича за пояс. Но тот ничего не замечает, работа в самом разгаре, на площадке стоит крик. Эдик начинает все снова, отвратительно стучит хлопушка, помощник режиссера молодцевато выкрикивает номер дубля. Эдик снова бредет по ледяной пустыне, снова оступается, вот под лед уходят ноги, руки цепляются за лед, к нему бросаются Банионис и Ваннукки… «Стоп!» – кричит Калатозов, порывается снова выскочить на опасное место, но на этот раз его не пускают. После съемок ребята показали с борта «Оби» Михаилу Константиновичу то место, на которое он выбегал. Он просто ужаснулся.

2 сентября, день, объявленный задним числом как день событий. Понедельник прошел в лучших традициях суеверий. Загримированные в последнюю стадию отчаяния и оголодания, обвязанные умопомрачительным тряпьем, пять актеров – Коберидзе, Соломин, Хмельницкий, Визбор и доктор Емельянов, дублировавший радиста Бьяджи, по висящей и не достающей до льда лестнице были высажены на льдину площадью примерно пятьсот метров. Там же очутились и все альпинисты. На другую льдину высадилась операторская группа и стала снимать кадр; потерявшие всякую надежду люди на крохотной льдинке вдруг видят идущий к ним на помощь советский ледокол. В полумиле от нас густо дымил «Сибиряков», надвигаясь в каждом дубле, как гора. Дул ровный ветер, льды быстро дрейфовали. Кадр был снят. Теперь операторам надо было перебраться на нашу льдину, чтобы снять крупные планы. Льдины разделял проливчик метра в четыре, который никаким способом преодолеть было нельзя, поэтому к нашей льдине подошел «Сибиряков» и стал тихо ее толкать к операторской льдине. Операторы с аппаратурой, кинокамерами, осветительными приборами перебрались к нам. С борта «Сибирякова» спустился М. К. Калатозов и еще несколько товарищей. Всего на льдине оказалось около тридцати человек. Над нами горой возвышался борт «Сибирякова». Калатозов о чем-то говорил с Петровым. Альпинисты занимались веревками. Визбор сидел на ледорубе. Соломин и Хмельницкий лежали на медвежьей шкуре. Доктор Емельянов перекидывался остротами с кем-то на «Сибирякове». В это время раздался резкий звук разрываемого полотна и льдина раскололась на две части. Метнулась под людьми трещина. У доктора Емельянова она прошла прямо между ног, и он какую-то секунду колебался – куда же прыгать. В воду ушла «игровая» палатка и стала медленно сползать кинокамера, впрочем схваченная кем-то за штык штатива. На льдине почти все попадали. На «Сибирякове» страшно закричали. Все уже были опытными «полярниками» и знали, что в момент раскола льдины у каждой из образовавшихся частей появляется свой центр тяжести и это почти всегда приводит к тому, что льдина переворачивается. На обоих кораблях сыграли аврал для того, чтобы молниеносно забрать людей со льда. И действительно, через семьдесят минут все были подняты на корабли. Режиссер Игорь Петров, которому тоже посчастливилось принять участие в этом дивертисменте, бодро сказал Визбору: «Ну вот и событие. Будет хоть о чем написать». Он был прав. Пишу.

Но это еще не все. После обеда нас повез вертолет и высадил на другой льдине – большой, крепкой, не проявлявшей никаких склонностей к расколу. На этой льдине была построена декорация, но за три дня она успела отдрёйфовать от «Оби» мили на три, порвав при этом тросы ледовых якорей. Вертолет улетел за операторами; тут откуда ни возьмись пришел мощный снеговой заряд, и мы, как действительные нобилевцы, остались перед лицом стихии без воды, без обогрева, без продовольствия. Правда, у Юры Соломина в кармане обнаружилась ириска, которую решили разделить поровну в случае голода. Мы прождали полтора часа, заряд ушел, вместо него пришел вертолет с операторами, мы сняли кадр и улетели на «Обь». Каррамба!

3 сентября. Целый день идут съемки. Гай сказал фразу, ставшую впоследствии знаменитой: «Остановите ледокол, я сойду!!»

4 сентября. С утра съемки. Над нами пролетает самолет полярной авиации с оранжевыми крыльями, и Валентин Иванович Аккуратов о чем-то толкует с экипажем по рации. Наши последние кадры в Арктике. Мы залезаем на огромный торос и фотографируемся. Все. Шестнадцать человек отправляются сегодня на юг вместе с «Сибиряковым». Нас ждет срочная работа.

Трое суток бортовой качки. Крена достигают сорока одного градуса. На нас летит все. Капитан меняет курс, чтобы дать команде и пассажирам пообедать. Видели кашалота. Провели вечер встречи с моряками «Сибирякова». Кончилась пресная вода. Сломали гитару. Пришли в Мурманск.

Может быть, те или иные кадры, снятые в Арктике, не войдут в наш фильм «Красная палатка», но вы увидите настоящую Арктику, туманную и солнечную, свирепую и прекрасную.