"Нежное притяжение за уши" - читать интересную книгу автора (Барякина Эльвира, Капранова Анна)ГЛАВА 1Машуня Иголина могла бы считать себя счастливой: буквально сразу после окончания юрфака она стала адвокатом. Голубая мечта детства сбылась, оставалось только ждать хитроумных дел и громких процессов. Но буквально с самого начала все пошло слегка наперекосяк: Машуне хотелось расследований и мозговых штурмов, а вместо этого заведующий юридической консультацией Егор Егорович велел ей учиться и учиться и прикрепил к преуспевающему специалисту по разводам Василисе. Василиса была классной теткой, но, видит Бог, ей было не до Машуни: ее работа вечно проходила в режиме страдной поры. В их маленькой комнатушке с утра до вечера толпились зареванные женщины и нервные мужчины, которые требовали раздела квартиры, детей и даже восьмитомника Джека Лондона. И едва Василисе удавалось разобраться с одним конфликтом, как в двери ломилась очередная жертва неудачной семейной жизни. Машуня смотрела на все это безобразие из своего уголка и маялась от безделья, безденежья и скуки. Все компьютерные игрушки были пройдены, сканворды разгаданы, а приятели насмерть затерроризированы телефонными разговорами. Клиенты к адвокату Иголиной не шли, потому что у нее не было опыта, солидности, и вообще — никто ее не знал. Сердобольная Василиса хотела было поделиться с ней каким-нибудь несложным разводом, но Машуня гордо отказалась. За время сидения в одной комнате с коллегой само слово «развод» стало оказывать на нее плохое влияние: мало-помалу она начинала ненавидеть людей. А адвокат должен быть добрым и непробиваемым. О деньгах Машуня старалась не думать. Еще совсем недавно друзья и родственники поздравляли ее с получением адвокатских корочек и пророчили поднебесные заработки. Но какие, к черту, могут быть заработки, если у Машуни не было работы?! Она совсем было пала духом, но тут ей в голову пришла некая идейка о том, как скрасить свой печальный досуг: слегка разобравшись в нехитрых правилах пользования Интернетом, Машуня выяснила, что с помощью него можно было бы познакомиться с кем-нибудь… О том, что с «кем-нибудь» надо знакомиться, ей чуть ли не каждый день напоминали все, особенно Василиса и мама. Зачем это надо было Василисе, известно было только Господу Богу, а вот мама мечтала о внуках и стремилась к счастью единственного ребенка. Машуня тоже стремилась к своему счастью, но что сделаешь, если все попадавшиеся ей мужики делились только на две категории: дураки и женатые? Женатые дураки, правда, тоже попадались, но это было уж совсем не в тему. Вообще-то сначала мысль о размещении себя на сайте знакомств казалась ей не то что бы позорной, но какой-то немножечко постыдной. Однако скука и жажда новых впечатлений окончательно довели ее, и Машуня отсканировала свою парадно-выходную фотографию, заполнила анкету и сочинила послание для будущего бой-френда: «Ищу остроумного красавца, чтобы осчастливить и его, и себя». Когда дело было сделано, Машуня совсем разволновалась: а что, если фотографию увидят знакомые? Они ведь наверняка подумают Бог весть что и засмеют «адвоката» Иголину на веки вечные! Окончательно уверившись в том, что все это бесконечно глупо, Машуня неуверенно отъехала на своем стуле в центр комнаты. — Что с тобой? — спросила ее Василиса, лихорадочно перелистывающая страницы потрепанного Семейного кодекса. — Я дурилка! — печально констатировала Машуня. — И вообще, чего-то мне хочется… а кого, не знаю! — Известно кого, — отозвалась та, не поднимая головы. — Мужика! И долгожданный мужик появился уже через два часа. Даже не один. Открыв свой электронный почтовый ящик, Машуня обнаружила там целых два письма! Первое было от какого-то Николая, а второе — от Стаса. Она лихорадочно затыкала мышкой, компьютер затрещал и выдал ей множество Николаевских строчек, не умещавшихся целиком на экране. Он писал о том, что «подруги замужем давно, а я о принце все мечтаю», только в переводе на мужской пол. В конце имелось признание ее, Машуниной, красоты и целых три предложения, посвященные надежде на встречу. Однако фотка Николая была совсем невзрачная и извлеченная, скорее всего, из пропуска. Машуня задумчиво поводила мышкой по вытянутому испуганному лицу, украшенному юношескими усиками и, подумав «На фиг, на фиг, навсегда», открыла следующее письмо. Послание от Стаса было лаконичным и решительным: «Срочно сбрось на пейджер, куда тебе позвонить». Номер и подпись. Все. На фотке же изображался красавец в белом, стоявший явно на какой-то заграничной улочке. — Ой! — только и смогла произнести Машуня. — Ой, мама дорогая! Что делать-то? Василиса, освобождай, пожалуйста, телефон! Они встретились через час на площади Горького. Стас был вылитой моделью: эдакий высоченный красавец — как будто только что с обложки мужицкого журнала. Глазки, правда, соответствующие: блядские. Первым делом он оглядел Машуню с ног до головы, одобрительно ей кивнул и заявил, что общаться лучше всего в близлежащем кафе «Примус». — Что, думаешь, я самовлюбленное нечто? — спросил он, когда они забрели в прелестнейшую кафешку, снабжающую население города отличным пивом и укромными местечками. — Ага, думаю, — призналась Машуня. Ей было весело и интересно, и отчего-то казалось, что она знает Стасика чуть ли не с первого класса. — А еще что думаешь? — подначивал он ее. Машнуя тоже не могла остаться в долгу: — Еще думаю, что ты весь вечер будешь выпендриваться и пить много пива. — Да ты, похоже, уже все про меня знаешь! — весело расхохотался Стас. — От этого я чувствую себя беззащитным! — А вот это уже кокетство! — тонко заметила Машуня, зажигая свечку на их столике. Стасик, конечно, должен болеть звездизмом и эгоизмом, его должны обожать девки всей планеты, но ей уже не было дела: у этого молодого человека имелся такой неиссякаемый запас привлекательности, что противостоять ему казалось преступлением. Улыбаясь, она смотрела на него и думала о том, что Стас — бабник и мажор… Но уж такая душка! Отблески пламени озорно поблескивали в его зрачках. — Что, правда, совсем-совсем не любишь пиво? — спросил он, доставая сигареты. Машуня скроила пуританскую рожицу. — Мало того, я еще и не курю! — Так ты, оказывается, пример для подражания, — проговорил он, дымя в сторону. — Наверняка, ты еще и училась на пятерки, а ночью спишь в ночной рубашке! — Не-е-ет! — весело запротестовала она. — Ночью я сплю… — Как? — Ночью я сплю в голом виде! — Очень хорошо! — обрадовался он. В этот момент его пейджер на поясе взволнованно загудел. Стас быстренько заглянул в него и снова повернулся к Машуне. — Теперь я знаю о тебе, что ты адвокатесса, спящая ночью голышом и ведущая трезвый образ жизни. Класс! В понедельник увидимся? Ох, было так жалко, что этот вечер кончается! Бессовестное время протекло слишком быстро! — Да, конечно… — с готовностью кивнула она. — Тогда здесь в обеденный перерыв, который у меня наступает в тринадцать ноль-ноль. Сможешь? — Смогу. Что, тогда пока? Стас изобразил на лице полнейшее негодование. — Пока?! А поцеловать меня со страшной силой?! Всю субботу Машуня вела себя плохо, не помогала маме убираться и готовить и не обращала внимания на своего любимого пекинеса Геракла, который настойчиво звал ее гулять и от усердия нечаянно наделал лужу. Ну как можно думать о пылесосе и даже о супе с фрикадельками, когда в жизни наконец-то произошло НЕЧТО?! И в понедельник это НЕЧТО продолжится! Машуня не могла сидеть спокойно и от избытка энергии радостно металась по своей комнате. Споткнувшись о разобиженного Геракла, она упала на диван и вдруг встала на мостик. Потом, витиевато изогнувшись, грохнулась на спину и заулыбалась люстре с оранжевыми зайцами. Предчувствие счастья просто раскачивало ее изнутри, а от этого хотелось носиться, беситься, валяться и хохотать. Причем одновременно! — Все твои крылья, — запела она ликующе, — нам не помогут, останься ля-ля! Кто бы мог подумать, что через Интернет можно познакомиться с таким классным мужиком! Такая душка, такая рыбка, ох! — Машуня! — строго позвала из ванной мама. — Во-первых, ты фальшивишь! А во-вторых, ты не вымыла плиту! Жаль, что маме совершенно не понять, что в жизни главное. И вообще, если ей рассказать про Стаса, то она сразу заподозрит плохое и потребует привести его на профилактический осмотр. Дело в том, что она всю свою молодость проработала певицей в оперном театре, насмотрелась на богемную жизнь и с тех пор крайне подозрительно относилась к любым лицам мужского пола. Машуниного папу, например, она выгнала сразу после рождения дочери и с тех пор называла его не иначе как «этот жалкий конферансье». Даже Геракл, будучи самцом собаки, не заслужил маминого одобрения: она никогда не пускала его в свою комнату и утверждала, что его рыжая шерсть нарушает в ней климатические условия. Чтобы скрыть свое истинное настроение, Машуне пришлось взять себя в руки и отправиться мыть плиту. «Влюбляться во всяких Стасиков — это идиотизм! — внушала она себе, мучая в воде тряпку. — Чур, я не влюблена, чур, не влюблена! А чего же я вся избесилась тогда? Скачу тут, изгибаюсь?! И из-за кого? Из-за полувиртуального мужика… Но ведь красавец! И как круто целуется!» Машуня бросила плиту на произвол судьбы, сползла на пол и в этой неестественной позе стала дальше предаваться сладостному мучению. — Вот, Мария! — произнес ее внутренний голос. — Признайся, сколько тебе лет. Шестнадцать? — Нет, — ответила она, потупившись, — двадцать два! — А чего же ведешь себя как детсадошная? — А вот! Хочу и веду! Какая же этот Стас зайка! А еще хочу, чтобы понедельник настал не послезавтра, а хотя бы завтра… Ой, а чего же я одену? В это время висевший на стене телефон яростно взвякнул, оторвав ее от внутренних пререканий. — Алло! — страстно прошептала в трубку Машуня. — Привет, это Руслан! — А, приветик! Руслан был старым знакомым Машуни и время от времени звал ее посидеть в какой-нибудь кафешке или пошляться по улицам города, чтобы поговорить о глупостях и о своих страстях. Страстей у него было две: фейерверк и адвокат Иголина, и обоим он отдавался со всей душой. Правда, Машуне с ним было не особенно интересно, так что в основном их общение строилось по принципу «На безрыбье и рак — рыба». Да к тому же Руслан был женат, у него имелся малолетний детеныш… В общем, он был герой чужого романа. Руслан давно это осознал, но не терял надежд и вечно завлекал Машуню с помощью своей второй страсти — фейерверка. Несколько лет назад он со своими братьями организовал собственную пиротехническую фирму и теперь являлся неизменным участником всех городских празднеств, а также некоторых личных торжеств местных новых русских. Фейерверки у него получались такие, что просто дух захватывало, и Руслан постоянно приглашал Машуню на свои стрельбища и тем самым готовил почву для ее закадрения. Иголина же упорно не кадрилась, но невольно прощала ему и недвусмысленные намеки, и вранье, согласно которому она уже давно была его любовницей. … Голос Руслана шипел и дребезжал в трубке. — Машунь, а ты что сейчас делаешь? — спросил он как можно более интригующим тоном. — Сижу на полу на кухне! — засмеялась Машуня, представив себя со стороны. — Поехали лучше с нами, мы сегодня на буржуйской свадьбе стреляем! Сюрприз для жениха и невесты… Маше было как-то совсем не до Руслана. Но Стаса нужно было ждать еще завтра и большую часть послезавтра… А салют — это красота, и он очень хорошо помогает скоротать время… — Ночью, что ли? — спросила она, как бы раздумывая. — Я вообще-то выспаться сегодня хотела… — Да не ночью! Поехали! Все будет происходить на крутейшей даче одного банкира. Хоть посмотрим, как настоящие люди живут! Часов в девять громыхнем, а потом сразу доставим тебя домой! Машуня плотоядно улыбнулась. Она придумала себе развлечение и помимо салюта: было бы очень классно рассказать Руслану о своем знакомстве с супер-парнем Стасом и посмотреть, как у развратного пиротехника глаза на лоб полезут. Пиротехнический УАЗик был как всегда завален какими-то железками, которые громыхали на всех встречных кочках. Руслан — по-парадному разодетый в ярко-желтую куртку и красную бандану — рассказывал Машуне, какую крутую аварию он видел сегодня на дороге, а два его брата-близнеца — Петька и Пашка, отличавшиеся от старшего лишь гвардейским ростом и юным блеском в синих глазах — тихо обсуждали важный вопрос: сейчас купить водку или после задания. Машуня слушала и то, и другое и смотрела в окно на кривобокие городские окраины. Ей не терпелось огорошить Руслана своими успехами на личном фронте, но пока не предоставлялось нужного случая. Тем временем он тоже решил, что пора затариться «горючим» и, приказав Пашке затормозить на въезде в дачный поселок Расстригино, приобрел в местном супермаркете бутылку для мужчин и шоколадку для дамы. Дача, на территории которой справляли свадьбу, выглядела грандиозной и весьма напоминала фазенду из латиноамериканского сериала: белые стены, зеленая крыша и множество всяких архитектурных излишеств. Из-за резных ворот на пиротехнический УАЗик сразу затявкал маленький щенок, прицепленный к неправдоподобной цепи. — Свои! — представился ему выскочивший из машины Руслан и, не обращая внимания на щенячий протест, открыл створки. Двор от пустого бассейна до крыльца был забит разнообразными иномарками. Бледное закатное солнце светилось на тонированных стеклах и лоснящихся лицах пьяных. Все два этажа дачи сотрясались от оглушительной музыки, в ярко освещенных окнах мелькали силуэты людей, с трудом держащихся в вертикальном положении… Какой-то мужик в съехавшем на бок галстуке противно приставал к гитарообразной даме. — Слава Богу, мы чужие на этом празднике жизни! — сразу обрадовалась Машуня и решила на всякий случай не уходить далеко от пиротехников. А то ведь кто их знает, этих новых русских? Пристанут еще… Петька с Пашкой возились на лужайке перед домом, таскали свои железки, устанавливали их, укрепляли. Машуня знала, что это надолго, и что они проваландаются где-то с час, и пошла пока покататься на качелях, привязанных к ветке огромной березы. Ей опять подумалось о Стасе. Вот наверняка он окажется сукиным сыном! А от этого заполучить его хотелось еще больше. Раскачиваясь потихоньку, она начала представлять, как он ее целует… — Привет! — поздоровался с ней кто-то. — Что? — вздрогнула она и, повернувшись, наткнулась взглядом на высокого юношу в плаще. Он был изрядно «под мухой» и, чтобы ровно стоять, был вынужден цепляться за ствол березы. — Привет! — настойчиво повторил он и вдруг недоверчиво спросил: — А ты кто? — Я никто, — спокойно ответила Машуня. — А-а, извините… Юноша смущенно отступил и мотающейся походкой а-ля матрос на выгуле направился в сторону бассейна. — Ну скоро, что ли, вы там? — крикнула Машуня пиротехникам. Ей уже слегка надоело ждать, и к тому же она начала мерзнуть. — Все-все-все! Мы готовы! — заверил ее Руслан. Любимая работа действовала на него почище горячительных напитков: глаза блестели, красная бандана сползла на лоб, а ярко-желтая куртка была уже перепачкана на локте. В общем, Руслан был счастлив. Как только окончательно стемнело, Машуне выпала почетная обязанность охранять заграждение и следить, чтобы никто из зрителей ненароком не забрел на территорию стрельбища. Сделать это было трудно, ибо зрители представляли из себя неорганизованное стадо, которое то расползалось, то скучивалось, и то и дело сносило все преграды на своем пути. В середине толпы что-то белело, видимо, невеста. Какой-то самопальный народный ансамбль периодически запевал пьяными ревущими голосами: — А-а нам все равно! А-а нам все равно! Пусть боимся мы волка и сову! Им в ответ кто-то истерично ржал, но певцы не сдавались и в десятый раз повторяли одну и ту же строчку: — А-а нам все равно! Тем временем Руслан заглушил их всех, запалив плюющиеся искрами вертушки. Они яростно зашипели, и публика одобрительно завизжала. Потом в вышине что-то шибануло, и кляксы салюта разбрызгало по ночным облакам. Народ еще громче заверещал, и кто-то радостно завопил: «Горько!» и «Ура!». Залпы один за другим продолжали сотрясать небеса. Машуня уже неоднократно видела все это, но каждый раз от огненной красоты у нее перехватывало дух. А еще интересней было смотреть на лица зрителей: в глазах отражались разноцветные блики, рты разевались от восторга. И только преисполненный гордости Руслан мельтешил своей яркой курткой в темноте, как будто все это его совершенно не касалось. Но Машуня знала, что уж он-то как раз больше всех и радуется. Грянул еще один залп, и в небе вдруг вспыхнули два красных сердца, вызвав повальное умиление у толпы. Бухнуло еще, еще… В этот момент кто-то из зрителей истошно завопил. Народ моментально сгрудился в кучу, вздохнул… Панические крики заметались над поляной… Машуня тоже как-то испугалась и вытянула шею. Но за чужими спинами и головами ничего не было видно. Откуда-то сбоку вынырнул Руслан. — Ты не знаешь, что случилось? — спросила она тревожно. Тот пожал плечами. — Бог ведает… Сейчас проясним! Когда он вернулся, толпа все еще продолжала громко выть и причитать. А Руслан как-то не спешил успокоить и объяснить, в чем дело. Его обычно довольное жизнью лицо было бледнее бледного. Машуню все это как-то потрясло. — Что с тобой?! — проговорила она, сжимаясь от какого-то тяжелого предчувствия. Руслан сел на край бордюрчика, окружавшего клумбу, и нервно зачиркал спичкой по коробку. — Кто-то только что застрелил жениха, — потрясенно проговорил он, уронив на землю и спички и сигарету. Почти всю свою молодую и холостую жизнь Иван Федорчук отдал самосовершенствованию. К тридцати годам он имел отличную спортивную фигуру, светлую голову и познания, достойные участника телеигры «Что? Где? Когда?». Сам себя он считал честным, решительным и справедливым. По внешности Иван очень напоминал Солдата-Победителя с поздравительных открыток на Девятое мая: такой же мужественный взгляд, дальновидно-серьезное выражение лица, широкие как степь плечи… А еще Федорчук работал следователем в прокуратуре, и именно он был поднят с жесткой спартанской постели и отправлен среди ночи в Расстригино. К моменту прибытия Федорчука на даче царил какой-то хаос. Часть гостей безвозвратно слиняла от греха подальше, часть билась в истерике, а часть просто валялась пьяной под всеми столами, кустами и даже в осушенном бассейне. Внедрившись в этот бедлам, Федорчук понял, что сейчас ему придется трудно: все свидетели происшедшего были не в состоянии сказать ни слова. Особенно это касалось невесты: она так нарыдалась над скатертью, которой был накрыт покойник, что в конце концов упала без чувств. Сделав трагичное лицо, Федорчук поглядел сначала на жениха и нашел, что тот был на редкость симпатичным парнем, потом — на невесту. Невеста была и постарше, и похуже, к тому же в истерике. Следователь вздохнул и приступил к работе: надо было ковать железо, пока оно хоть на что-то годилось. Первым делом он решил избавиться от своего помощника — потомка старинного княжеского рода Миндии Гегемоншвили, который очень любил болтаться под ногами у шефа. По мнению Федорчука, этот сын Кавказских гор мог даже не надеяться на то, чтобы стать хорошим сыщиком: он был ветренен, смешлив, суетлив и мечтателен. Кроме того, к своим двадцати трем годам Миндия уже считался злостным бабником и алиментщиком, что для его начальника было вообще неприемлемо. Но уволить его к чертовой матери у Федорчука не поднималась рука. Отправив Гегемоншвили на помощь паталогоанатомам, укладывающим жениха в «труповозку», Иван пошел общаться с представителями следственно-оперативной группы. Они активно бегали по дому и искали следы преступления. Вскоре их начальник — грустный дядечка, сплошь испещренный веснушками и морщинками, — подошел к Федорчуку. Как оказалось, его ребята уже разузнали, что выстрел был произведен, скорее всего, из комнаты на втором этаже, выходившей окошком на лужайку. — Оружия не обнаружено, но зато мы разыскали вот что, — доложил он, поднося к носу Федорчука пакетик с тусклой винтовочной гильзой. Следователь кивнул. — Отправьте на экспертизу. А свидетели что? — Мы пока согнали всех в холл и поставили часового, чтобы они, не дай Бог, не расползлись. Хотя половина из них не то что ползать, сидеть не в состоянии. — Богатая свадьба была? — Весьма, весьма. Вообще-то Федорчук хронически не высыпался, так как вот уже три ночи подряд читал Жоржа Сименона… А тут надо допрашивать перепившихся свидетелей… Но его отношения к работе никто не мог поколебать, поэтому он постарался стряхнуть с себя сонливость и направился в дом. В холле горел свет. Здесь и вправду было полно народу: те, кто мог говорить, говорил — громко, надрывно и вместе со всеми остальными. Прочие же клевали носом и даже храпели. Но не успел Федорчук как следует оглядеться и выбрать, за кого ему браться в первую очередь, как к нему подскочила какая-то чернявая коротко стриженая девица и абсолютно трезвым тоном произнесла: — Слушайте, мне нужно домой! У меня мама беспокоится! — Голос ее вздрагивал, зрачки метались, и вообще весь облик был совершенно перепуганный. — Скажите своим людям, чтобы меня немедленно отпустили! Федорчук смерил ее взглядом. Вот так всегда: если рядом с женщиной совершается преступление, она непременно впадает в прострацию. Правда, эта пока еще держала себя в руках и не порывалась рыдать и биться в истерике. — Тогда давайте начнем допрос с вас, — миролюбиво предложил Иван, стараясь не натолкнуть ее на данную мысль. Девица с готовностью кивнула. — Записывайте: я, Мария Владимировна Иголина ничего не знаю, ничего не видела и понятия ни о чем не имею. Я просто приехала сюда с пиротехниками, которые делали фейерверк. Федорчук воззрился на свидетельницу в недоумении. Вообще-то девушка была ничего — симпатичная. И если бы не хмурилась и не глядела на него, как санитарка на таракана, то была бы и вовсе нормальной… Но Мария Владимировна вызывающе надувала губы, так что ему пришлось придать своему голосу крайне занудный оттенок и повести себя по-бюрократски. — Ваши выступления, гражданочка, здесь совсем неуместны. И давайте договоримся отвечать на вопросы в нормальном рабочем режиме… — Тут Федорчук отметил про себя, что у девушки еще и ноги красивые, и от этого густо покраснел. Мария Владимировна вскинула на него яростные глаза. — Я и так вам нормально отвечаю! Федорчук покраснел еще больше, передохнул и поспешно нахмурился. — Знали ли вы покойного жениха? — Нет, — твердо ответила свидетельница. — Я его даже не видела. Ни в живом, ни в мертвом виде. — Как так? Вы же были у него на свадьбе! — Да говорю же, что нет! Я приехала сюда с пиротехниками. Просто так… Посмотреть на этот идиотский салют… Сначала я каталась на качелях — вон там, у березы. Потом меня Руслан поставил сторожить, чтобы гости не вломились на территорию стрельбища, потом начался фейерверк, и тут все заорали, что убили жениха! Все. Больше я ничего не знаю… Даже не могу вам указать, кто конкретно орал, потому что на улице было темно! Мария Владимировна судорожно передохнула и сжала губы. То, что иногда людей убивают буквально при всем честном народе, потрясло ее до глубины души. А Федорчук вдруг понял, что перед ним находится совершенно особенная девушка, упускать которую будет непростительным идиотизмом с его стороны. — А что было дальше? — на автомате спросил он, всеми силами придумывая, как бы ему познакомиться с ней поближе. Но Мария Владимировна не заметила его внезапного порыва. — А дальше примчались ваши ненормальные менты и арестовали меня! — произнесла она сквозь зубы, все так же гневно глядя на Федорчука. — И вот с этим вам действительно надо разобраться: это нарушение элементарных прав человека! |
||
|