"Князь Владимир" - читать интересную книгу автора (Никитин Юрий Александрович)

Глава 5

Рано утром вестники собирали воевод, бояр и знатных людей в княжеский терем. Кияне были наслышаны о ночной схватке. У многих кто-то да служил при огромном великокняжеском тереме, иные так и не вернулись, а кто-то явился только под утро в порванной одежде, побитый, если не раненый.

Простой народ валом валил за боярами, долго стоял молчаливой толпой за оградой, ждали выход великой княгини. Это всегда бывал праздник: княгиня одевалась богато, пышно. Простой люд всякий раз ахал при виде нежнейших шелков из Царьграда, багдадских тканей, германских ожерелий, искусно сделанных сапожков из далекой Иберии.

Во дворе непривычно много было воинов из отборной дружины княжича Святослава. Суровые, огромные, как башни, закованные в булат, они молча возвышались на исполинских конях, хмуро посматривали на крыльцо. Такие же нелюдимые воины, среди них много русов, эти даже по-местному говорили плохо, стояли по двое-трое на улицах, подозрительно смотрели на киян, столпившихся у ограды. В их присутствии гасли разговоры, их обходили стороной, даже косые взгляды прятали. Они угнетали своим молчанием, неподвижностью, нежеланием общаться.

Когда великая княгиня вышла на высокое крыльцо, во дворе и за оградой пронесся общий вздох. Княгиня была бледная как смерть, одета проще простой боярыни. Только роскошная шуба, наброшенная на плечи, несмотря на жару, как знак великокняжеской власти, подчеркивала ее владение Русью. Ее поддерживали под руки двое седовласых, но, как поняли в толпе, уже не только из почтительности: великая княгиня в самом деле едва держалась на ногах.

– Люди земли нашей, – заговорила Ольга. Ее голос был смертельно усталым, в толпе зашикали друг на друга, стараясь не проронить ни слова. – Долгие годы я несла тяжесть власти над нашим полянским племенем, над племенами древлян, дряговичей… над другими, что были властью русов объединены за последние годы… Чувствую, что силы покидают меня… Не по мне эта земная тяжесть, да и хочу открыть душу небесам, хочу беседовать с богом… а когда с ним общаться, когда то разбой, то пожар, то Иваш Ивку побил? Все свои печали несете мне, перекладываете на мои плечи!

Сфенел и Святослав высились за ее спиной, тяжелые и неподвижные, но за каждым словом следили. Сфенел кашлянул, и Ольга, вздрогнув, торопливо заговорила снова:

– Силы мои ослабели. Больше не могу держать тяжесть власти княжеской… Но у меня есть сын Святослав, вы его знаете… Вы его хорошо знаете! Он всю жизнь проводит в воинских походах, но вчера… вчера я призвала его и просила принять на себя заботу о землях русских…

Полустон-полувздох пронесся над толпой. Сфенел подобрался, хищно оглядел народ. Несколько воинов тут же бросились в толпу.

– Святослав, – продолжила княгиня все тем же мертвым голосом, – согласился принять великое княжение. Так что я велела приготовить все для передачи княжеской власти. А Святослав пусть принесет присягу по старым обычаям отцов наших… По обычаям русов.

Ее глаза на бледном лице были огромные и страдальческие. Старцы бережно повели ее обратно. Роскошная шуба скрывала ее некогда стройную фигуру, но все видели, что великая княгиня горбится, как под неподъемной тяжестью.

За оградой народ задвигался, пошли стоны:

– Княгиня!

– Заступница наша!

– На кого покидаешь сирых и недужных?

Сфенел коротко взмахнул рукой, и, словно брошенные из его горсти, всадники тут же направили коней в толпу, оттесняя от ограды, загоняя в тесные улицы. В руках появились плети из сыромятной кожи с вплетенными кусочками свинца. Послышался треск лопающихся рубах под ударами плетей, крики.

Не дожидаясь полудня, волхвы привели к присяге на верность Русской земле и ее древним законам княжича Святослава, которого с этого момента стали называть князем.

Ольга по-прежнему именовалась великой княгиней, а Святослава называли просто князем, но никого это не обманывало. За спиной Святослава грозно маячили острые копья верной ему могучей дружины русов и русичей, разбогатевших на удачных походах в соседние земли. Его держались и наемные варяги, да и простой люд предпочитал понятную веру отцов сложной и чужой вере с чужими именами и названиями. Святославу, равнодушному к титулам, как и к пышной одежде, важнее была реальная власть, он в разговорах с хазарами называл себя каганом, с викингами – конунгом, с печенегами – ханом, а с дикой чудью – вождем. На главном капище рядом с богами русов и полян уже стояли боги древлян, дрягвы, вятичей, тиверцев, даже покоренных ясов, ибо в дружину Святослава влилась дюжина ясских воинов.

Часть знатных бояр бежала из города. Крутой нрав Святослава знали. Другие же, принявшие христианство, умудренные жизнью, просто ушли в тень. Князю-воину будет не до вопросов веры. Он весь в походах, спит на коне, ест конину, едва-едва зажарив ее на угольях… Рано или поздно отважные русы полягут в битвах! Ведь сами ищут кровавой брани, в их песнях слышен звон мечей и рев боевых труб, реками льется кровь, а они гибнут как герои… Вот и пусть гибнут и дальше. А здесь можно будет повернуть по-старому…

Адальберта с двумя уцелевшими в резне спутниками вывели за ворота Киева и велели убираться без оглядки. Дружине Сфенел велел наложить стрелы на луки.

– Ежели хоть один оглянется, – приказал он жестко, – бить как свиней! Без жалости.

Таким Владимир вспоминал этот переворот. Русь, принявшая католичество великой княгиней и всей княжеской верхушкой, была повернута могучей рукой воина Святослава к древней вере русов.

Княжеская оружейная занимала правое крыло терема – в три поверха, а еще был подвал в два поверха, стены из дикого камня. Владимир умел подружиться с самыми нелюдимыми, а оружейникам всегда старался что-то подать, принести, и его допускали поглазеть и даже потрогать почти все, что хранилось под их началом.

Здесь любил бывать Святослав, но, на счастье Владимира, он редко бывал в Киеве.

Самое древнее и удивительное оружие хранилось в подвалах. На вбитых между глыбами крюках висели киммерийские луки и бронзовые мечи. Тут же рядом хранилась и скифская зброя, как называли свое оружие степняки древности. Мечи-акинаки, секиры, ножи – все из первого железа, еще слабого, сырого, незакаленного. Правда, мечи и ножи с золотыми рукоятями. Не простые скифы пали от рук древних русичей!

В распяленном положении висели ассирийские доспехи, кольчуги. Там же были конические шлемы, поножи, луки. Уже не оружейники, а волхвы рассказывали, что столь дивные вещи привезли пращуры из дальнего похода на Восток. Тогда победно дошли до самого Египта, но фараоны откупились богатой данью.

Там же была зброя персов, гребнистые коринфские шлемы с забралами остались от эллинов, когда была разбита армия великого Лександра. Пошли стричь гипербореев, вернулись стрижеными, да и не всем повезло вернуться. От них осталось особенно красивое оружие, сплошь с диковинными личинами, богато украшенное, щиты с вырезами. Говорят, ничто на свете не могло выстоять против удара македонской фаланги! Но под стрелами скифов и двуручными мечами богатырей-сколотов полегли завоеватели, немногие успели унести ноги…

На поверх выше в подвале хранились доспехи и зброя сарматов. Длиннополые кафтаны, обшитые бронзовыми пластинами, глубокие железные шлемы, длинные пики, знаменитые двуручные мечи. Это с их помощью сарматы разбили скифов и оттеснили на северо-запад, где те вскоре слились в единый народ со сколотами, ушедшими с Коло.

Отдельный угол был отдан зброе римлян. Не нынешних ромеев, а тех, древних, настоящих. Их принесли с дако-римской войны, когда славяне помогали соседям отразить нашествие римлян. Шлемы римлян были просто чудом, их невозможно пробить ни мечом, ни секирой, ни копьем. Только клевцы, боевые молоты с узким, длинным и слегка загнутым к рукояти бойком, умелая придумка сколотских рыцарей, помогла справиться и с ними, тогдашними властителями мира.

Здесь же в углу висели и панцири легионеров, набранные из длинных прогнутых стальных пластин. В ряд висели странные короткие ножи, которые у римлян служили мечами и звались гладиями. Старый оружейник, его звали коваль Людота, объяснил пытливому отроку, что огромный двуручный меч сколотов плох в тесном бою, когда сшибаются две армии и, выставив щиты, давят одна на другую. Передние ряды задыхаются от тесноты, тут в самый раз короткий меч: кольнул из-под щита – и снова как черепаха в панцире!

Вместе с оружием стояли и захваченные в боях римский орел на древке – золотой! – знак легиона, значки манипул и когорт.

Выбравшись из подвала, он попадал на первом поверхе в царство оружия готов. От них осталось особенно много, ибо с готами то воевали, то торговали и роднились, то снова воевали. У них особенно заметны великолепные кольчуги с длинными рукавами и капюшонами. Кроме обычных щитов, секир и мечей, выделялись большие боевые ножи с клинками длиной в локоть. Их называли скрамасаксы, с ними готы не расставались, а впоследствии одна ветвь готов так и назвала себя – саксы!

Другая половина первого поверха была отдана оружию гуннов, с которыми отношения как славян, так и русов тоже были непростыми. То воевали, то дружили, то ходили с ними в походы, однажды даже славянское племя во главе со своим вождем Аттилой возглавило союз племен и провело огромное войско по всей Европе, но после смерти Аттилы, одними прозванного гетманом Гатилой, другими – Тилаком за его дородность, третьими – Бичом Божьим, попросту переводя на свой лад его имя Богдан Гатило, – союз распался, и славяне с гуннами воевали вплоть до их истребления.

В верхних поверхах Владимир любил быть больше всего. Здесь хранилось оружие пращуров: как сколотов и скифов, так и меч Кия, секира Руса, панцирь Рюрика, нож Игоря, лук Олега Вещего… Здесь же в великом множестве были доспехи и оружие, добытые Святославом в последних походах, купленные у купцов. Существовал обычай, что, пока смотритель княжьей дружины не отберет нужное, купцы не выставляют оружие на торгу.

Среди развешанного здесь оружия были кольчуги дамасские с короткими рукавами, испанские и толедские с длинными рукавами и с воротниками или капюшонами, хорезмийские кольчуги из плоских колец – байданы, комбинированная кольчато-пластинчатая броня: юшманы, колонтари, бахтерцы.

Шоломы стояли самых разных видов и размеров. Норманнские, германские, ромейские, арабские, сирийские, ерихонки и мисюрки, шапки железные и медные, с бармицами и без, с железными личинами и со стрелками, с яловцами и перьями. Были харалужные, украшенные золотой насечкой, и суровые стальные.

Поручни и поножи, ноговицы и латные рукавицы – все было разложено рядком, отроки под началом старшего оружейного смотрителя бдили за чистотой.

А на втором поверхе стен не видать: сплошь мечи и сабли, кинжалы и ножи, мечи обоюдоострые харалужные русские, из хорошей светлой стали, норманнские, слегка изогнутые хазарские, сабли печенежские и арабские, бороздчатые зульфакары, армянские и персидские из черного булата, длинные колющие мечи-кончары. Оружие наемников из Хорезма, служивших кагану Хазарии!

Самыми ценными здесь были мечи с далеких восточных островов. В отличие от булатных мечей из Индии или Персии, которые ломались во время русских морозов, как сосульки, эти мечи выдерживали любые морозы и любые удары. Но такие мечи имелись только у немногих воевод князя.

Затаив дыхание слушал Владимир о странных путях, по которым оружие бродит по свету, переходит из рук в руки, оказывается в самых дальних краях. Так кельтские кольчуги достигли неведомых жарких стран, а китайские доспехи из лакированной кожи носорога добрались до Руси, Оловянных островов, суровых норманнов, данов, попали на таинственный остров Руян. Волхвы глаголят, что в древности не было страшнее морских разбойников, чем викинги из Куявии и Руяна!..

Целыми связками здесь же стояли копья, пики, дротики-сулицы, совны, рогатины. Топоры, секиры, топорки, клевцы, чеканы, булавы, шестоперы, палицы занимают с десяток столов и лавок. Были здесь и простые, но больше тех, дорогих, которые князь вручает сотникам, тысяцким, воеводам как знак их воинской власти. У ряда палиц навершие сделано из священного камня нефрита. Пока такой камень расколешь – железный молот разобьешь!

Людота, посмеиваясь, сказал:

– У ромейского императора, по-ихнему базилевса, такая булава тоже знак власти. Еще с тех времен, когда Тарас, первый человек на земле, привязал камень к палке и начал ею побивать зверей… Скипетром зовется ныне. А в другой руке он держит… я говорю о базилевсе, агр-р-ромадный булыжник, державой именуется. Это еще с того времени, когда Тарас даже привязывать камень не умел, просто кидался им… С тех пор и пошло: у кого булыжник больше да кто кинет дальше, тот и вождь!

Когда удавалось, Владимир очень любил смотреть, как работает старейшина оружейников. Его знали и чтили даже у германцев, свеев, ляхов. Мечи с меткой «Людота-коваль» стоили целое состояние!

Седой как лунь, но не потерявший силу, высокий и могучий, ни капли жира в сухом мускулистом теле, весь из тугих жил, жир вытоплен до капли в жарком пламени горна. Он не гнал отрока, тот мехи качает, холодного квасу подаст, и все без напоминания, чует сердцем, что совсем редкий дар среди людей.

Враки, объяснил он как-то, что оружейники скрывают свою работу. Окон нет не потому, что подглядят да сглазят, а потому, что в полутьме лучше различим цвет нагретого металла. Недогрев и перегрев одинаково губительны. В недогретом пойдут трещины, в перегретом выгорит сила.

Ковка мечей вообще дело особое. Это не сошник или подкову сварганить, даже не секиру или топор. Там просто надо старание и умение, но для ковки меча этого мало. Для меча сперва набирают руду в болотах, толкут, сушат, просеивают, выплавляют в домнице. Готовую ноздреватую крицу проковывают, выжимая шлак. Это уже готовый металл для подков и ободьев колес, славянского топора или пера рогатины. Для меча эту крицу проковывают в прутья, те закапывают на болоте. Через год достают, снова проковывают этот изъеденный ржавчиной прут. И так из года в год, лет десять, а то и двадцать! Потом выдержанное вот так железо еще раз проковывают, разрезают на куски, укладывают в горшок из обожженной глины, добавляют древесного угля, смоляных листьев, замазывают наглухо и ставят надолго в раскаленную и непрерывно продуваемую мехами печь. Потом долго ждут, пока печь остынет. Горшок вынимают и разбивают. Наконец Людота приносит жертву и вынимает драгоценные слитки металла, из которого уже можно ковать настоящие мечи!

Владимир замечал, что старый коваль иногда по нескольку дней постится, ходит с отрешенным взором, лицом становится светел, но в глазах появляется грозное веселье. В кузне сжигались пахучие травы, развешивались обереги. Людота, встав обязательно до восхода солнца, призывал на помощь Сварога, бога-коваля, повязывал волосы кожаным ремешком, надевал на голое тело передник из толстой кожи и возжигал горн.

Но даже из этого металла можно было делать лишь простой меч. Подручные ковали такие из мягкого металла, Людота лишь приваривал стальные прутья по краям. Зато харалужный меч ковался из ряда слоев стали и железа. Равномерно проковывался, сваривая слои, потом перегибался и проковывался заново. Владимир только раз досмотрел до конца, он насчитал шестнадцать перегибов! Он не дышал и не шевелился, потому что, если Людота отвлечется хоть на миг, будет испорчен труд десятка лет!

Даже Святослав, а до него Игорь и Олег не решились бы отвлечь Людоту от священного действа. Олег так вовсе распорядился в такие дни ставить охрану, дабы никто не посмел испортить благородный меч.

Еще видел Владимир, как бережно Людота шлифовал такой вот харалужный меч из уклад-железа. Шлифовальных камней у Людоты Владимир насчитал восемнадцать, от грубых до нежнейших, как шелк.

Обмотав клинок чистой тряпицей, оставив только участок в ладонь, Людота шлифовал, смачивал, снова шлифовал.

После шлифовки раскаленную полосу погружают в растопленное сало. Затем снова нагревают и дают медленно остыть над тлеющими угольями. Верно закаленный меч имеет зеленый цвет у рукояти, фиолетовый, как небо вечером, в середке клинка, синий на конце, а края лезвия должны быть желтыми, как горящее солнце!

Теперь еще раз шлифовка и окончательная заточка. Поворачивая клинок под разными углами к свету, видишь узор харалуга. Если узор в виде ветвистых молний, то меч оценивается в груду серебра на другой чаше весов!

Дважды Владимир видел, как изготавливают особый меч-кладенец. Когда у Людоты получался особенно удачный меч, к нему в кузницу приводили пленного раба. Выбирали молодых, яростных, взятых в жарком бою. Людота бестрепетно погружал раскаленное лезвие в тело кричащего в смертной муке человека, пока меч не скрывался по самую рукоять. Душа воина переходила в меч, тот становился одушевленным, получал имя. Такой меч был непобедим, он прошибал любые щиты и доспехи. Стоил меч в два раза больше, чем помещалось золота на другой чаше весов.

Первый свой меч-кладенец Людота сделал для великого князя Олега, чья жизнь всегда была окружена тайной. Он был князь-волхв, умел оборачиваться волком и птицей, а в походе на Царьград заставил корабли идти под парусами по земле. Никто не зрел его смерти, а курганов над его могилой показывают сразу три: в Киеве, Ладоге и Урюпинске. Никто не ведает и куда делся его волшебный меч-кладенец…

Но даже простые мечи с именным клеймом Людоты были великой ценностью. Великий князь их забирал в свою сокровищницу, награждал ими только самых знатных и отличившихся бояр и воевод… Их носили еще более гордо, чем золотые гривны на шее или диаманты в серьгах.

Владимир спросил трепетно:

– Дедушка, почему росские мечи прямы и обоюдоостры, а хазарские с одним лезвием и чуть скривлены? А печенежские сабли вовсе кривые?

Людота погладил его по голове. Ладонь старика была тяжела и шероховата, как кора дерева.

– Меч – символ Руси. Он прям и честен. Сабля же гибка и коварна. В Диком Поле с саблей сподручнее…

– Тогда наши богатыри уступят ворогам?

Людота усмехнулся:

– Это здесь они с мечами, а в Диком Поле берутся за сабли. Сабля быстрее, легче. Пока юркого печенега мечом достанешь, он тебя саблей иссечет… Если доспех, конечно, не защитит. Мы, кузнецы киевские, сабли тоже куем. Посмотри вон на те заготовки! Это викинга или германца можно сразить только мечом или секирой, столько на них железа толстого. Потому меч и есть главное наше оружие, хотя сабли куем тоже добрые…

– А я думал…

– Сабли тоже бывают разные, – пояснил Людота с усмешкой. – Будешь на верхнем поверхе, посмотри на восточную сторону. Там есть две сабли, или кривые мечи, не всякий их поднимет даже обеими руками. Клинок в три локтя, рукоять в локоть. Такими саблями дрались супротив всадников на верблюдах. Рубили противника вместе с их горбатыми конями!

Глаза Владимира блестели. Он всегда смотрел на оружие жадно, ибо у кого в руках меч, тот и властелин над тем, у кого нет. Взяв в руки хотя бы палку, уже чувствуешь себя сильнее. Спина выпрямляется, а если в ладони оказывается рукоять топора, то и взгляд становится прямым и гордым. А если меч… а мечи носят только князья и старшие дружинники, в то время как оружие простых воинов – топоры, палицы, рогатины…

– Когда-нибудь, – сказал он дрожащим голоском, – я получу право носить твой меч!

Людота ласково коснулся его детской головки. Глаза мальчика смотрели умно и преданно.

– Получишь, – согласился он. – Но жизнь не всегда соглашается отдать то, что от нее хочешь.