"Невероятные приключения Марека Пегуса" - читать интересную книгу автора (Низюрский Эдмунд)

Глава IV

В семь утра в дом Пегусов ворвался Чесек.

– Марек вернулся? – с порога спросил он.

Родители Марека молчали.

– Никаких сведений?

– Никаких, – печально сказал пап Пегус.

Чесек испуганно посмотрел на него:

– Значит, он и вправду погиб?

Тут раздался телефонный звонок. Все бросились к аппарату. Говорили из милиции. Возле Вислы в окрестностях Гданского побережья найден мужской спортивный велосипед марки «Балтика». Пана Пегуса вызывали в комиссариат речной милиции, чтобы установить, не принадлежит ли велосипед Мареку.

– Как я его узнаю, – растерянно сказал жене пан Пегус, – таких велосипедов в Варшаве тысячи, а я не помню даже, какого он цвета. Скорей уж ты...

– Я знаю только, что велосипед был черный, – сказала она.

– Велосипедов много, и добрая половина из них – черные. Может быть, ты сможешь узнать велосипед Марека? – обратился пан Пегус к Чесеку.

– Я не уверен, но, может быть, и смогу... У него на заднем колесе вентиль без колпачка, а вилка с правой стороны поцарапана – мы как-то наехали на дерево, а кроме того... кроме того... на передней шине круглая красная латка, я сам помогал Мареку ремонтировать, когда он «поймал гвоздя»...

– Да, конечно, это велосипед Марека, – осмотрев в милиции «Балтику», сказал Чесек. Он хотел добавить что-то еще, но, заметив, что пан Пегус побледнел еще больше, умолк.

– Где нашли велосипед? – тихо спросил пан Пегус.

Поручик на мгновение заколебался.

– Возле Вислы в окрестностях Гданского побережья.

Пан Пегус закрыл лицо руками.

– Боже мой, – прошептал он.

– Не следует сразу предполагать самое худшее, – пробовал утешить его офицер, – мальчуган найдется.

– Теперь уже... почти ясно... почти ясно... что с ним произошло, – поднял покрасневшие глаза пан Пегус.

– Это только улика, – покачал головой поручик, – она еще ничего не доказывает... велосипед могли украсть... могли также... – Поручик снова заколебался.

– Договаривайте, – напряженно всматриваясь в его лицо, сказал несчастный отец.

– Могли также умышленно подбросить, чтобы создать впечатление, будто мальчик утонул.

– Вы думаете?

– Это вполне правдоподобно. Я лично отвергаю мысль, что мальчуган там купался. Тогда нашли бы и одежду. Однако одежды нет. Да и вообще сомнительно, чтоб он вздумал купаться в полной темноте.

– Ах, вы его не знаете, это такой озорник!

– Нет, едва ли, – покачал головой милиционер, – меня лично больше интересуют искривленные спицы колес.

– Вы думаете, это в результате несчастного случая?

– Нет, тогда повреждения носили бы другой характер. Эти изогнутые спицы свидетельствуют только об одном: велосипед был слишком перегружен.

– ПЕРЕГРУЖЕН?

– На нем ехал кто-то очень грузный или вез с собой большие тяжести. Камеры на камнях сдали, спицы искривились, ободья прогнулись.

– Но в таком случае...

– В таком случае сомнительно, чтобы на этом велосипеде вдоль реки ехал ваш сын. Сколько он весит?

– СОРОК КИЛОГРАММОВ.

– Это пустяки. По определению наших экспертов, нагрузка превышала сто килограммов.

– Как же вы объясните исчезновение мальчуган?

Милиционер барабанил пальцами по столу.

– Это очень странная история, – нехотя признался он. – Пока трудно сказать что-нибудь определенное...

– Но, может быть, у вас есть какая-нибудь гипотеза?

– Да... у меня есть гипотеза, но это только так, предположение. Так вот... – Милиционер замолчал и обеспокоенно посмотрел на мертвенно-бледное лицо несчастного отца. Потом встал, вынул из аптечки маленький флакончик и ложку.

– Почему вы замолчали? – спросил отец.

– Я скажу, только вы прежде выпейте ложку этой жидкости.

– Что это такое?

– Лекарство для успокоения нервов.

Пан Пегус проглотил ложку сладкой тошнотворной микстуры.

– Так вот, очень возможно, что мальчуган был похищен, – закончил милиционер.

Наступило минутное молчание.

Если бы не милицейское средство, едва ли бедный пан Пегус мог бы спокойно выслушать эту страшную гипотезу.

Широко раскрытыми глазами он уставился на милиционера.

– Но почему... почему вы думаете...

– Все свидетели показали, что мальчик в течение двух дней был чем-то озабочен и обеспокоен... опасался, что кто-то за ним следит. Потом факты. Тревожные факты. Ему подменяют ранец... После этого его разыскивает какой-то подозрительный тип... Мало того, кто-то пробирается в комнату ночью. И, наконец, утром ранец возвращают.

– Вы говорите то же самое, что наш жилец, пан Фанфара.

– По-видимому, у него есть способности к криминалистике, – улыбаясь, ответил поручик.

– Однако какую цель могли преследовать похитители? Вряд ли это выкуп. Мы люди не богатые.

– Вы задаете решающий для следствия вопрос, – сказал поручик Прот, – если бы мы могли на него ответить, дело было бы уже почти раскрыто. Мотив преступления – вот что неясно во всей этой истории.

– Но пока что вы его не знаете?

– Сейчас идет следствие, – сказал поручик Прот, давая понять, что разговор окончен. Но, взглянув на убитого горем пана Пегуса, мягко добавил: – Надо надеяться, что все будет хорошо. Мы сделаем все, что в наших силах.

Все эти заверения, увы, не могли успокоить несчастных родителей. В доме воцарилось уныние.

А тут еще куда-то запропастился пан Фанфара. Как ушел в три часа ночи на поиски мальчика, так до сих пор и не возвращался. Не явился он ни к десяти часам, когда обычно завтракали, ни к одиннадцати, когда, как правило, принимался за свои музыкальные упражнения.

Наконец в двенадцать часов он вернулся, правда, без Марека, но в сопровождении пана Цедура.

Пан Цедур, как всегда, был очень элегантен и сильно надушен. Он поспешил выразить свое сочувствие родителям.

– Бедный piccolo bambino! Я глубоко потрясен una storia misteriosa[10]. Это был такой очаровательный мальчуган. Правда, несколько трудный. Но, будьте спокойны, мы не покидаем друзей в беде... Вот превосходный человек – homo perfetto, который доведет дело до победного конца... – Пан Цедур обернулся и замер. – Где же он?

– Маэстро все время шел за нами, – сказал пан Фанфара.

В передней никого не было. Пан Цедур стремительно открыл входную дверь. На лестничной площадке стоял маленький, бритый, лысый, как колено, человечек с круглыми румяными щечками. Он добродушно улыбался.

– Вот он... – с облегчением вздохнул пан Цедур.– Что вы там делаете, мэтр?

– Пользуюсь благоприятным случаем и исследую замок этих дверей.

– И что вы установили?

– Установил, что двери открывали отмычкой, – сказал человечек, – двери открывали отмычкой и к тому же не один, а несколько раз.

– Отмычкой? Это немыслимо! – воскликнул пан Пегус. – И вообще, кто вы такой?

– Представь меня, дружище, – обратился человечек к пану Цедуру.

– Ах, простите... я был так озадачен открытием мэтра, что совсем растерялся... Вы разрешите? Вот и homo perfetto – величайший сыщик современности, маэстро Ипполлит Квасс.

– Очень приятно, – тихо сказала ошеломленная пани Пегусова, – хотя, к сожалению...

– К сожалению, – закончил сконфуженный пан Пегус, – мы слышим о вас впервые.

– Пан Ипполлит Квасс сейчас на отдыхе и занимается хореографическим искусством, – поспешно объяснил пан Цедур.

– Ах, теперь я вспомнил! – воскликнул кузен Алек. – Так это вы раскрыли тайну тренировочной туфли в клубе «Спарта»? Как я рад, пан Иполит, что могу пожать вашу руку.

Алек потряс руку сыщика.

– Ты не совсем правильно произносишь мое имя, дружок, – заметил Ипполлитт Квасс. – В моем имени два «п» и два «л».

– Простите... но такое имя я встречаю впервые.

– Действительно, дружок, оно единственное в своем роде. Дело в том, что обстоятельства заставили меня изменить мое прежнее имя и фамилию.

– Кто же мог вас заставить?

– Триста двадцать восемь Иполитов Квасов. Именно столько их проживало в нашей стране несколько лет назад. Как раз в те годы я осуществлял наиболее интенсивную сыщицкую деятельность.

– Не понимаю.

– У сыщиков, мой мальчик, вообще тяжелый хлеб, а у прославленных – тем более. Когда газеты стали прославлять меня, а бандиты преследовать, женщины окружили преклонением, а молодежь забрасывала письмами, произошла страшная неразбериха, потому что я, дружок, умею менять внешность, как перчатки, и газеты прославляли, женщины преклонялись, молодежь забрасывала письмами, а бандиты преследовали триста двадцать восемь Иполитов Квасов, которые жили тогда в стране. Потому что никто не знал, который из этих трехсот двадцати восьми Иполитов Квасов и есть тот прославленный сыщик Квас.

Неудивительно поэтому, что ни в чем не повинные триста двадцать восемь Иполитов Квасов забили тревогу и заявили протест против моей деятельности, которая подвергала их различным неожиданностям и даже опасностям. И вот для всеобщего успокоения я решил ввести дополнительные буквы в свое имя и фамилию, и с тех пор, дружок, меня зовут Ипполлитом Квассом.

Алек хотел спросить еще что-то, но сыщик уже принялся за дело и тщательно осматривал окно.

– Милиция здесь работала? – спросил он.

– Да, – кивнула пани Пегусова. – Сегодня утром, когда муж был в комиссариате, сюда приехала группа криминалистов. Они опыляли окно каким-то порошком, Осматривали его, фотографировали, а потом пошли в сад и там что-то разыскивали.

– Вижу, – сказал Ипполлит Квасс. – Однако это напрасный труд. Если помните, в ту ночь была гроза, все следы под окном и на тропинке смыты дождем. Что же касается окна, то здесь все следы вы сами стерли... Если не ошибаюсь, вы заперли окно сразу же, как только вор удрал.

– Правда, мы не верили, что это был вор, но все же боялись.

– К тому же шел дождь, – заметил Ипполлит Квасс.

– Да, шел дождь, и дул ветер.

– Подоконник был наверняка мокрый, и вы его, как и полагается хорошей хозяйке, конечно, вытерли.

– Вы угадали. Поскольку окно в эту ночь было открыто, подоконник и даже пол был мокрый. Мне пришлось все вытереть тряпкой, а потом мы позвали стекольщика, чтобы он вставил новое стекло: ведь пан Фанфара разбил окно ботинком. Стекольщик тоже напачкал, и после него нужно было вымыть все окно.

– Да, – вздохнул Ипполлит Квасс, – я так и думал. Немногие умеют сохранять следы. Окно было дважды вымыто, следовательно, никаких отпечатков пальцев не будет. Это усложняет дело. Сомневаюсь, чтобы милиция могла здесь чем-нибудь помочь! К тому же большинство преступников, чтобы не оставлять никаких следов, работают в перчатках.

– Что же нам делать? – спросил обеспокоенный Алек.

– Попробуем действовать иначе, мой мальчик. Не первый раз мне встречается такое дело. На входных дверях имеются очень интересные следы отмычек.

– Отмычек? – побледнел Алек.

– Совершенно верно, отмычек... а это, дружок, свидетельствует о том, что вор мог войти в дверь, и он это проделывал неоднократно.

– Неоднократно? – ужаснулась пани Пегусова.

– Неоднократно. Об этом свидетельствуют следы, царапины и вмятины на замке... Имеются очень старые следы, довольно старые, посвежее и самые свежие. Вот так-то. – Глаза Ипполлита Квасса зловеще сверкнули. – Квартиру вашу навещали преступники, манипулирующие отмычками.

– Отмычками... многократно... Это ужасно! – Чтобы не упасть, пани Пегусова прислонилась к плечу мужа.

– Что меня удивляет, так это стиль всех этих манипуляций. Неужели появился какой-то новый, неизвестный мне вор-взломщик? – продолжал Ипполлит Квасс, рассматривая царапины на замке сквозь увеличительное стекло. – Так не работает ни один из известных мне взломщиков. Очень скверно, если в дело замешан какой-то новый, неизвестный мне преступник. Это было бы просто трагично.

– Не может быть! – взволнованно воскликнул пан Цедур.– Ведь вы, maestro mio, знали их всех без исключения?

– Жизнь идет вперед, дружище, а я вот уже несколько лет, как удалился на отдых и посвятил себя хореографическому искусству. За это время мог появиться новый преступник. Но не будем за бегать вперед... Прежде всего проверим еще одно чрезвычайно важное и, я бы сказал, решающее обстоятельство. Прежде всего мне хотелось бы, пан Анатоль, за дать вам один маленький вопросик.

– Слушаю вас.

– Давайте пройдем в вашу комнату, – сказал сыщик Квасс, пряча увеличительное стекло.

Когда они оказались в комнате пана Фанфары, Ипполлит Квасс попросил его сесть и сосредоточиться, а сам открыл свой чемоданчик и стал вынимать оттуда различные флакончики с притертыми пробками.

– Вы утверждаете и настаиваете, пан Анатоль, что спугнули вора?

– Да, утверждаю и настаиваю.

– Прошу вас быть внимательным. Итак, вы вбегаете в комнату...

– Вбегаю в комнату, – повторил пан Анатоль.

– И видите в окне преступника...

– Вижу преступника.

– Нюхаете...

– Нюхаю... но нет, я ничего не нюхал.

– Однако же вы почувствовали какой-то запах?

– Запах? – удивился пан Фанфара.

– Сосредоточьтесь и постарайтесь вспомнить, чем пахло в ту минуту в комнате, – настаивал Ипполлит Квасс.

– Действительно, – прошептал пан Фанфара, – в комнате был какой-то странный запах.

– А не можете ли вы определить его поточнее?

– Нет... пожалуй, нет... Впрочем, запах был какой-то непривычный.

– Отлично, – сказал сыщик Квасс и неожиданно сунул под нос оторопевшему пану Анатолю маленький флакончик. – Не это?

Пан Фанфара недоверчиво понюхал:

– Приятно пахнет!

– Я не спрашиваю вас, приятно ли пахнет. Мне важно знать, этот ли запах вы почувствовали, когда вошли в комнату? Если да, то мы имеем дело со знаменитым карманщиком доктором Богумилом Кадриллом.

– Почему?

– Это жасмин, а доктор Богумил Кадрилл всегда работает в визитке, обильно орошенной лучшими жасминовыми духами. Жасминовые духи – слабость доктора Богумила Кадрилла. Слабость заведомо опасная – доктор Богумил Кадрилл подвергает себя риску, но он не может отказаться от любимых духов. У каждого преступника есть какая-нибудь слабость. Итак, пан Анатоль, тот ли это запах?

– Нет. Тот запах никак нельзя назвать приятным, – поморщился пан Фанфара.

– Понимаю, – сказал Ипполлит Квасс и молниеносно сунул под нос пану Анатолю другой флакончик.

Пан Анатоль с отвращением отшатнулся.

– Нет, это не то. Как вы могли подсунуть мне такую гадость?

– Может, это?

– Нет, – поперхнулся пан Фанфара, – это аммиак.

– А это?

– Да, пожалуй.

– Вы уверены? Нюхайте хорошенько! Пан Фанфара высморкался и принюхался.

– Да, да, конечно, это тот запах.

– Стало быть, валерьянка, – с триумфом сказал сыщик, но лицо его тут же помрачнело. – Валерьянка,– повторил он, поглаживая подбородок. – Нехорошо. Это значит, что в комнату проник Венчислав Неприметный. Иными словами, дело серьезное. Венчислав Неприметный – самый коварный, самый ловкий и самый опасный представитель преступного мира... Что ему здесь было нужно? Зачем он приходил? – задумался Ипполлит Квасс. – Не нравится мне все это... Ваш сынок, пани Пегусова, попал в какую-то скверную историю. Родители с ужасом смотрели на сыщика.

– А вы уверены, – сказал пан Фанфара, – вы уверены, что это именно Венчислав Неприметный?

– О, тут у меня нет никаких сомнений – валерьянка объясняет все. Только Венчислав Неприметный носит всегда при себе валерьянку и перед каждой операцией принимает по тридцать капель. Другое дело – запах сливянки. Запах сливянки сразу указал бы на Альберта Фляша. Запах бензина на месте преступления недвусмысленно указал бы на коварного шантажиста Теофиля Боцмана. Он же Теофиль-Душитель, или Чернопалый. Он всегда орудует в черных перчатках и моет их в бензине, так как ему постоянно кажется, что они грязные. Но, поскольку в данном случае мы слышим запах валерьянки, об ошибке не может быть и речи. Диагноз только один – Венчислав Неприметный.

– Вы так хорошо их всех знаете... – в ужасе пролепетала пани Пегусова.

Ипполлит Квасс скромно улыбается:

– Тридцать лет практики, уважаемая.

– Вы тридцать лет были сыщиком?

– Не только сыщиком... – Ипполлит Квасс печально задумался.

– Пан Ипполлит долго практиковался среди преступников, чтобы приобрести необходимый опыт.

– …Как это понимать? – испугалась пани Пегусова.

– Некогда и я был преступником, уважаемая пани, однако после тяжелого морального потрясения свернул с этой пагубной дороги.

– Вы были преступником! О боже! – ахнула пани Пегусова.

– Да, увы! Я был известным вором, но еще двадцать лет назад свернул с дорожки злодеяний и с тех пор, борясь с мошенничеством, воровством и преступлениями, искупаю зло, которое когда-то причинил людям.

– О... о... о... – От ужаса пани Пегусова не находила слов.

– Это удивительно, – взволнованно сказал Алек. – Расскажите нам об этом подробнее!

– Как-нибудь в другой раз, молодой человек. Сейчас некогда. Нужно спасать бедняжку Марека. Дело обстоит значительно сложнее, чем я предполагал. Подумаем, с чего начать.

– Наверное, следует немедленно арестовать Венчислава Неприметного, – сказал Алек.

– Вообще странно, что, так хорошо зная этого преступника, вы позволяете ему резвиться на свободе, – заметил пан Пегус.

– Увы, – развел руками Ипполлит Квасс, – чтобы арестовать Венчислава Неприметного, нужны улики. Ни один суд не может наказать его, не имея улик. А Венчислав Неприметный, как я уже говорил, принадлежит к числу самых ловких преступников и совершает кражи, не оставляя никаких следов.

– А валерьянка? – спросил Алек.

– Запах валерьянки не может считаться доказательством, юноша, и ни один суд не вынесет приговора на основе такой летучей улики. К сожалению, до сих пор я не имел случая собрать более вещественные доказательства. Дело в том, что за последние несколько лет я отошел от своей основной профессии. Теперь я, так сказать, сыщик-пенсионер и всецело посвятил свой досуг хореографическому искусству...

– Пан Ипполлит Квасс руководит школой бальных танцев на Карловой улице, – объяснил пан Цедур. – Именно там и состоялось наше знакомство.

– Совершенно верно, я занялся вашим делом только ради моего друга пана Цедура, который, в свою очередь, обратился ко мне по просьбе друга Марека, пана Фанфары.

Сказав это, Ипполлит Квасс встал с места.

– Однако довольно слов, ближе к делу. Переходим в наступление. Есть только одно сомнительное обстоятельство, которое усложняет все. Если в комнате был Венчислав Неприметный, то он безусловно проник в дом через окно. Ибо Венчислав Неприметный всегда пользуется окном. Кто же тогда открывал дверь? Ведь на замке явные следы отмычки! Как я уже сказал, ни один из знакомых мне преступников не мог оставить подобных следов.

– И второе, – заметил пан Фанфара. – Зачем Венчислав Неприметный проник в комнату?

– Это, пожалуй, ясно – чтобы похитить Марека, – шепнул пан Пегус.

Ипполлит Квасс задумчиво покачал головой:

– Все это очень странно... Вы говорите, для того чтобы похитить Марека. Но ведь гораздо легче похитить мальчугана на улице! Венчислав Неприметный слишком умен, чтобы обременять себя такими визитами. Марек – не грудной ребенок, которого можно взять на руки и вынести.

– Может быть, преступника на улице ждали сообщники? – сказал пан Пегус.

– Нет, ведь пан Фанфара как раз возвращался ночью из ресторана и никого не заметил. Не заметил он также автомобиля, в котором в таких случаях обычно увозят жертву. Трудно себе представить, чтобы Венчислав Неприметный хотел вынести Марека в мешке.

– Как же, по вашему, обстоит дело?

– Это дело словно клубок спутанных ниток. Нельзя одновременно тянуть за все, они еще больше запутаются и затянутся мертвой петлей. Нужно начать с одной ниточки. Начнем с Венчислава Неприметного. Отыщем его и установим за ним слежку. Думаю, что таким способом мы в конце концов найдем то укромное местечко, куда они запрятали Марека.

– Но как отыскать этого Венчислава? – спросил пан Фанфара.

– Это не так уж трудно... Вы ведь сами его отлично знаете, пан Анатоль.

– Я?!

– Венчислав Неприметный уже много лет коротает свои вечера в ресторане «Аризона».

– У нас в ресторане? – воскликнул пан Фанфара, – Это невозможно! Насколько я помню, Марек описывал Венчислава Неприметного, как высокого, худого человека с лошадиной физиономией. Я такого не знаю.

– А пан Ремигус Курилло? – улыбнулся Ипполлит Квасс, поглаживая лысину.

– Пан Ремигус Курилло? Но это смешно! Пан Ремигус Курилло очень порядочный человек. Я каждый день играю с ним в шахматы.

– Вы играете с Венчиславом Неприметным, – холодно сказал сыщик.

– Но... у пана Ремигуса Курилло большая черная борода!

– Правильно. Борода эта фальшивая. Венчислав Неприметный маскирует ею свое лошадиное лицо. Ведь никто не скажет о человеке с бородой, что у него лошадиная физиономия. Венчислав Неприметный снимает бороду лишь тогда, когда выходит на дело.

– Это ужасно, – проговорил пан Фанфара. – Это ужасно... Ремигус Курилло – взломщик!

– Теперь вам должно быть ясно, почему Венчислав Неприметный сразу убежал, увидев, что дверь в комнату открыл пан Фанфара. Он попросту побоялся, что пан Анатоль его узнает. Валерьянку принимать было негде, нервы у Венчислава сдали, и он убежал.

– Все это чрезвычайно интересно, маэстро! – возбужденно воскликнул пан Цедур. – Я сегодня же отправляюсь с вами в «Аризону».

– Не могли бы вы взять и меня с собой, пан Ипполлит? – взмолился Алек. – Может быть, и я на что-нибудь пригожусь.

Ипполлит Квасс окинул взглядом мускулы молодого человека.

– Хорошо, – сказал он, – пойдете с нами. Итак, в восемь в «Аризоне».

– Что это ты выдумал? – испугался пан Пегус. – Лучше не вмешивайся. Иметь дело с преступниками опасно.

– Но, дядя!..

– Пан Ипполлит, я категорически возражаю!

– Не бойтесь, пан Тимотеуш, – улыбнулся Ипполлит Квасс, – это всего лишь небольшая разведка. К тому же Венчислав Неприметный пренебрегает таким вульгарным инструментом, как огнестрельное оружие. Венчислав Неприметный предпочитает, так сказать, поединок интеллектуальный.

– Ну хорошо, – смягчился пан Пегус, – Но помни, Алек, в десять ты должен быть дома.

– В одиннадцать, дядя!

– Хорошо, самое позднее в одиннадцать, – поймав умоляющий взгляд Алека, согласился пан Пегус. – Вы присмотрите за ним, пан Ипполлит?

Ипполлит Квасс кивнул. Вскоре он попрощался и вышел. На углу его догнал запыхавшийся Алек.

– ПАН ИППОЛЛИТ!

– Что случилось?

– Я хотел вам сказать... – Алек смущенно опустил голову.

– О чем ты хотел мне сказать, юноша? – Ипполлит Квасс проницательно взглянул на него. – Может быть, о манипуляциях с отмычкой?

– Как вы догадались? – прошептал красный как рак Алек.

Ипполлит Квасс только коротко рассмеялся.

– Теперь мне ясно, почему ты жаловался на усталость, а также, отчего твои спортивные результаты так резко понизились. – Он вынул из кармана газету. – Ведь ты проиграл последнюю встречу...

– Умоляю вас, не говорите об этом тетушке. Она не давала мне ключей и требовала, чтобы я все вечера проводил дома...

– А ты вечерком любил вырваться на свободу и, когда все засыпали, вылезал в окно.

– Гениально! – прошептал Алек.

– И поэтому окно в вашей комнате никогда не было закрыто. Но, если тебе не удавалось вернуться раньше пана Фанфары, который всегда запирал на ночь окно, – путь был отрезан, и ты открывал дверь отмычкой.

– Вы гениальный человек! – простонал Алек.

– Не гениальный, а просто – умеющий думать.

– Как вы обо всем догадались?

– Это было не так уж трудно.

Ипполлит Квасс вынул из кармана билет в кинотеатр на ночной сеанс и трамвайный билет.

– Я нашел это в кармане твоего плаща, юноша. Остальное – результат логического мышления.

– Пан Ипполлит, я не развлекался, а работал. Мне хотелось накопить денег на мотоцикл, вот я и поступил билетером в кино. По субботам сеансы кончаются в первом часу ночи, я не хотел об этом говорить тете и дяде, они бы мне не позволили работать так поздно. Но это только до июля. В июле куплю мотоцикл, и с кино покончено.

– Ловлю тебя на слове, юноша, – заметил Ипполлит Квасс.